Текст книги "Степь. Кровь первая. Арии (СИ)"

Автор книги: Саша Бер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 46 страниц)

Тут сорока чуть ли не взвизгнув, круто спикировала к земле и сделав уже несколько крутых дуг у самой травы, запрыгала по ней, прячась за куст. Дануха увидев это мгновенно остановилась и пригнулась, насторожившись и рукой показывая Данаве сделать тоже самое. Дануха знала Воровайку, как себя и эти вихляния у земли, говорили о том, что кто-то в неё целится и для сороки была реальная угроза.

– Эй, девка, а ну не балуй, – громко выкрикнула Дануха в сторону камышей и смягчив голос, понижая его до нормально-спокойного, добавила, – не надо мою Воровайку стрелять, она ж сорока не дикая все ж, а ручная. Чай с птенца со мной выросла. Жалко будет вековушке её хоронить то.

После небольшой паузы камыш с треском и шмяканьем воды расступился и на берег, буквально выбежало совсем юное создание, вот только по виду пацан это был, а не девка. Короткая кожаная курточка на завязках, выделанная и сшитая очень умело и такие же кожаные, облегающие тонкие ноги штаны. Обуто оно было в короткие сапожки с узорами. На голове ничего не было, даже волос. Вернее, они были, но очень короткие. В руках у этого чуда был добротный и явно недетский лук с наложенной стрелой.

– Так это пацан, – удивился Данава, нисколько не испугавшись оружия в руках гостя.

– Ох и дурачина же ты братец, – весело подтрунила его Дануха, – она не больше пацан, чем некоторые. Ты у нас тоже с виду вроде, как мужик.

– Да ладно тебе, Данух, что ты в самом деле, – замялся сконфуженный и обиженный колдун.

Этот непосредственный диалог двух старых людей одновременно успокоил гостью и порадовал. Дануха громко и насмешливо крикнула:

– Воровайка, лети сюда, – и уже обращаясь к девке спросила, – ты ж не будешь её стрелять?

Охотница ничего не ответила, но стрелу из лука вынула и убрала за спину в кожаную коробку. Сорока не полетела, а смешно полу боком проскакала мимо гостьи из-за спины, сделав для надёжности полукруг подальше от неё и только доскакав до хозяйки, вспорхнула и уселась ей на плечо, вытянув шею вперёд и разглядывая молодую охотницу. Та вполне доброжелательно улыбнулась. Сорока её явно веселила.

– Ну здрав будь, гостья дорога, – поздоровалась Дануха, – как тебя звать величать и чё это ты в наших краях делаешь?

Девочка стала серьёзной и о чём-то задумалась. Медленно, как бы оттягивая время, перекинула лук через голову, одела его за спину наискосок и неожиданно вместо ответа спросила:

– А это точно ваша сорока?

Дануха весело посмотрела на сидящую на плече птицу и ответила:

– А ты думаешь она к любому на плечо сядет? – и обращаясь к колдуну, спросила, – Данав, ты хочешь Воровайку на плече поносить?

Тот аж отпрыгнул от них, как от змей шипящих.

– Да ну её зверюгу. Мне мои уши дороги и на спину обязательно на гадит, знаю я её.

Дануха и девчонка засмеялись

– А почему тебя это так занимает? – спросила Дануха, скрывая за весёлостью до сих пор не пропадающее напряжение и тревогу.

– Я её уже второй день пытаюсь поймать. Она скачет вокруг, смешно так разговаривает, а в руки не даётся.

Пока девочка это говорила, Дануха шла к шалашу, по дороге внимательно осматривая окрестности. Только сейчас она с ужасом поняла, что не прощупала округу раньше, а ведь девка-то может быть не одна. Она остановилась, закрыла глаза и медленно повертелась по сторонам. Девочка тем временем ни обращая внимания на странное поведение старушки, продолжила безмятежно щебетать:

– Мне сказали прийти сюда и найти старушку с сорокой. Я почему-то сразу поняла, что эта та самая сорока, вот только старушки всё не было и не было.

Дануха услышав ответ и ничего не обнаружив вокруг, заволновалась ещё больше, но волнение это было другое, какое-то доброе, предчувствие чего-то важного. Она дошла до шалаша. Осмотрела залитый костёр с двумя разделанными лапами какой-то птицы, которую, похоже, пытались приготовить, но они были совсем сырые, даже не опалённые. Из чего Дануха заключила, что их варили в какой-то посудине и этим отваром, как раз и залили костёр, притом только, что. Рассматривая мокрые головёшки, она тихо спросила:

– Кто сказал?

Девчонка молчала. Дануха удивлённо или вопросительно посмотрела на неё. Та потупила глазки и жёстко ответила:

– Не важно.

Дануха подошла к ней в плотную и смотря ей в лицо, по сути своей ещё совсем детское, вновь спросила:

– Так как тебя звать то?

Девочка напряглась, покусывая нижнюю губу и вновь выдавила из себя всё тоже:

– Не важно.

– Ладно, – усмехнулась Дануха, – будем звать тебя Неважна. А меня кличут Дануха, а это, – указала она на колдуна, – мой брат Данава.

– Он колдун? – спросила девочка почему-то шёпотом и в глазах её блеснул не поддельный интерес.

– Колдун, – в полголоса ответила Дануха.

– Настоящий?

– А вот это вряд ли, – ответила, смеясь баба, уже в полный голос, – если б был настоящий...

– Настоящий, – встрял обиженный Данава, прекрасно слышавший все их перешёптывания и пытаясь произвести соответствующий эффект, стукнул своих посохом о землю, принимая гордый и заносчивый вид.

– Ох ё, – только и пропела издевательски Дануха и обнимая хрупкие плечи гостьи, обращаясь уже к ней, – я смотрю ты без обеда осталась, деточка, собирайся, пойдём к нам, накормим.

Реакция охотницы удивила и вместе с тем порадовала Дануху. Девчонка засуетилась, забегала, собирая нехитрые пожитки в такой же кожаный, как и вся её одежда, мешок. Выдернув из внутренностей шалаша дрын, мигом собрала и скатала это хитрое жилище в компактный мешок. Порыскала в траве, выдернув оттуда небольшой медный котелок и сложив в него недоваренные лапки, что валялись в мокрых головёшках, последовала за Данухой.

– Выбрось, – сказала ей шагающая Дануха, даже не оборачиваясь.

– Что выбрось? – переспросила охотница, явно не понимая о чём разговор.

– Лапы эти грязные выбрось, а котелок, свой роскошный, вон в реке сполосни, – указывая рукой в сторону, разъяснила Дануха, – у нас мяса валом, накормим.

Девочка задумчиво посмотрела в котелок, что несла в руке, подумала, скорей всего жалея выбрасывать добро, но затем всё же перевернула его, высыпая на землю содержимое и быстро метнулась к берегу, ополаскивать испачканный котелок. Затем так же быстро догнала неспешно идущую парочку её новых знакомых. В первые за всё время своего одиночества и прятанья по лесам от людей, она боялась отстать от них и потеряться.

Они шли по узкой, но хорошо протоптанной тропе среди высокой, почти по пояс траве. Впереди шла Дануха, за ней колдун и замыкала вереницу молодая охотница. Воровайка летала большими кругами, как орлица, осматривая округу и охраняя этот маленький отряд. Наконец Дануха вышла к роднику и остановилась. Рядом встал колдун. Вышла на полянку и девочка. Увидев родник и замерших перед ним людей, тоже остановилась, став внимательно рассматривать окружение, ища то, что так могло заинтересовать её попутчиков.

– Неважна, – загадочно спросила Дануха, – котелок сполоснула?

Молодая охотница встрепенулась, только сейчас поняв, что это обращаются к ней.

– Сполоснула, – ответила она, разглядывая свой повидавший время котелок со всех сторон.

– Зачерпни в него воды и дай мне.

Девочка изобразила недоумение на своём личике, не понимая с чего бы это она сама не может подойти к роднику и напиться. Дануха посмотрела ей прямо в глаза, улыбнулась и ласково добавила:

– Так надо, деточка.

Охотница пожала плечиками, как бы говоря "надо так надо" и зачерпнув из лужи почти полный котелок, подала его бабе. Та аккуратно взяла его обоими руками, закрыла глаза и принюхалась к воде, резко фыркая носом. Затем обняла его левой рукой, прижала к раненной груди и запустила в воду пальцы, всю пятерню. Намочив, принялась растирать воду между пальцами, поднеся их прямо к глазам, как будто что-то там высматривая. Наконец, сунув мокрые пальцы в рот и облизав, причмокивая губами, закрыла глаза, всем видом выражая удовольствие. Выплеснула из котелка воду на траву, вернула его девочке и притянув её к себе, неожиданно поцеловала её в лоб.

– Вот и первая ласточка, – произнесла она торжественно, – ну, здрава будь, сестра моя Неважна.

Девочка зарделась от такого проявления чувств, засуетилась. Ей вдруг стало как-то неудобно перед этими старыми и добрыми людьми, и она стыдливо попыталась сказать:

– Меня зовут...

– Неважна, – быстро прервала её Дануха, – знаю, как вы трясётесь со своими именами. Не хочу, чтоб ты чуяла себя уязвимой. Потому от ныне все мы будем звать тебя сестрой Неважна. Так будет лучше. Ты не против?

– Угу, – кивнула девочка облегчённо, её такое вполне устраивало.

Шагая дальше от родника к берлоге Данавы, Неважна шла по серёдке между Данухой и Данавой, безостановочно треща, как сорока. Сказывалось долгое воздержание от общения и казалось она теперь навёрстывала упущенное. Рассказывала она свою историю жизни, не всю, конечно, но последних пару лет, как минимум. Рассказывала эмоционально, размахивая руками и котелком, который несла в руке за край, да так, что шедший за ней Данава, чуть приотстал, чтоб ненароком не схлопотать этой медной штуковиной в лоб.

Была она, что называется, из простого народа аров, не из знатных кровей. Росла в семье свободного охотника и была единственным ребёнком. Почему? Не знала. Никогда не спрашивала. И проживала она на землях города Аркозы, что довольно далеко отсюда. Дануха о таком городе даже на слышала. Жили они хорошо, в достатке. Отец её был один из лучших охотников. Только примерно две осени назад, всё резко поменялось.

– Есть у нас там один лес, зачарованный, он от города далеко на полночь. Его чёрным называют, хотя никакой он не чёрный, обыкновенный, только не хоженый и совсем дикий, безлюдный. Никто в него не ходит, боятся. Все говорили, что он проклят богами. Все, кто туда уходил, никогда назад не возвращались. Отец мой тоже туда не ходил, но в тот год, что-то совсем плохо со зверем стало. Как он говорил, и зверь не уродился и охотников прибавилось. В лесах легче стало с человеком повстречаться, чем с кабаном или косулей. Вот и решили они с Апаном, другом отца и нашим соседом, в этот чёрный лес наведаться. Мама тогда сильно переживала, но он сказал, что они лезть в сам лес не будут, а лишь по краю походят. Но на самом деле они в глубь и пошли. Мой отец хоть и кормил жрецов местных и одаривал, но в богов не очень верил. Он верил в Дух Леса, потому что в лесах он проводил большую часть своей жизни и очень много о лесе знал. До того времени я вообще его редко видела.

– А сколь тебе лет, Неважначка? – спросила впереди идущая Дануха не оборачиваясь.

– Что значит лет? – непонимающе спросила охотница.

– Ну, осеней, по-вашему.

– А, – протянула Неважна, – пятнадцать будет.

Девочка помолчала ожидая, что на это скажет Дануха и видя, что та идёт дальше, как ни в чём не бывало и ничего больше не спрашивает, продолжила свой рассказ:

– Ну, вот. Я тогда не знала, что они задумали. Маме по началу отец ничего не говорил. Оказывается, прослышал он от кого-то, что охотиться в тех местах можно, но для этого надо заключить какой-то договор с хозяйкой этого леса.

Дануха резко остановилась и Неважна с размаха уткнулась в её широкую спину носом. Баба повернулась и с тревогой посмотрела в глаза девочки.

– Мама жива? – неожиданно спросила вековуха.

Девочка опустила печальные глаза и ответила:

– Нет. Она умерла в прошлом году. Заболела и умерла.

– Ёпть, кто б сомневался, – с какой-то злостью выпалила Дануха, разворачиваясь и продолжая идти дальше.

– Ну, вот, – опять продолжила Неважна свой рассказ, пускаясь вдогонку уходящей бабе, не придав особого значения её словам, – пошли они в этот лес, нашли Хозяйку. Она с отцом договор то и заключила, а с Апанов нет.

– А чё с ним стало? – вновь не оборачиваясь спросила Дануха.

– Никто не знает. Не вернулся он больше из леса. Отец говорит, что они потеряли друг друга, как только в чащу забрели, а как только он Апана потерял, так на Хозяйку и вышел. С тех пор зверя он бил немерено. Сколько надо было, столько и брал. Какого надо было, такого и добывал. Жизнь у нас совсем наладилась, а тут мама померла. Меня одну в доме он побоялся оставлять. Соседи наши его удачи завидовали, все недобро поглядывали. Я знаю, что на него жрецам даже жаловались, но отец всегда перед жрецами хорошо откупался, поэтому они его не трогали, даже защищали. Говорили, что он ведёт угодную богам жизнь. С тех пор, как остались мы одни, он стал меня с собой на охоту забирать, учить всему. Про жизнь, про лес много рассказывал. Мы почти всё время в лесах жили, выходили в поселение к дому лишь добычу обменять, да за золото продать. Он хотел много золота для меня собрать, чтоб завидной женой стала и в городе жила, а я не хотела. Мне в лесу больше навилось. А этой весной он решил сам в город ехать, все зимние шкурки, что мы добыли и выделали, без торговцев на золото обменять и жениха мне подыскать. Я же на это время в лесу заповедном в шатре сидела. Ждала его. Но он так больше и не пришёл.

Она затихла, и какое-то время шла молча.

– Ты знаешь, что с ним стало? – не выдержал любопытный Данава шедший сзади.

– Знаю. Не доехал он до города. Убили его люди лихие, разбойные. Лук-то он свой в шалаше оставил, а из оружия один нож охотничий, за сапожный, а их всех стрелами перетыкали. Весь обоз. Обоз с добром угнали, а убитых всех там на дороге оставили.

– Откуда ты это узнала? – не успокаивался колдун.

– Хозяйка леса сказала. Да я потом тайком в поселение ходила перепроверяла. У меня там подруги оставались, которые и поведали, что всех их нашли. Привезли в поселение и похоронили, по обычаю. Много тогда народа погибло. Меня жрецы очень искали. Я представляю зачем, но я недолго думая опять сбежала к себе в лес и больше в селение не ходила.

Теперь и Данава замолчал. Как колдуну не знать было, кого она звала Хозяйкой Леса. Это была не кто иная как Лесная Дева.

– А как ты с ней увиделась? – теперь спросила уже Дануха.

– С кем?

– С Лесной Девой.

– С какой Девой?

– С той, которую ты называешь Хозяйкой Леса. Мы их называем Лесные Девы или Души Леса.

– Так их много?

– Почитай в каждом лесу есть, да не каждому честь.

– Ну, – продолжила Неважна, – как отец уехал, дня через два она ко мне пришла и рассказала, что случилось.

– А как она выглядела? – не утерпел Данава от любопытного для него вопроса, – Красивая?

На что Дануха только крякнула, а Неважна расплылась в блаженной улыбке и упиваясь воспоминаниями, восхищённо произнесла:

– Очень. Я такой красоты в жизни не видывала. Как я хочу быть не неё похожей. А ты Данава видел их?

– Ну, – замялся колдун, не зная, толь соврать, толь, признаться.

– Не видел, – ответила за него Дануха, – он у нас вообще ничё не видел, не слышал. Колдун самоучка недоделанный.

И Дануха смачно сплюнула в траву. Данава потупил глазки, поджал губки и шёл ничего не отвечая.

– Наказал же Вал таким колдуном, – завелась баба, не забыв свои замашки большухи, но потом толи вспомнила, что уже не большуха, толи просто потеряла смысл кости брату мыть, от чего махнула рукой в пустоту и обречённо произнесла, – А!

Пошли опять молча. Каждый думая о своём. Паузу в разговорах прервала Дануха, притом неожиданно:

– Неважна, так это она тебя ко мне отправила?

– Да, – зашугано ответила девочка, как будто Дануха непонятно как проникла и раскрыла её сокровенную тайну, которую кроме неё никто не мог знать.

– Да ты не бойся, девка. Лесная Дева, или Хозяйка, как ты её называешь, к ворогам, да к плохим людям не отправит. Она чё наказывала?

– Наказывала, – тихо пробубнила охотница, явно не желая об этом говорить.

Дануха остановилась, развернулась и сурово взглянула на девку, ожидая подробностей.

– Она велела найти старушку с сорокой и передать ей знания и умения, которым она меня наградила.

– Какие таки знания?

Неважна потупила глаза. Ей очень не хотелось делиться этим подарком. Она мысленно перебирала варианты, как бы утаить награду, но и при них остаться. Она почему-то решила, что обязательно расскажет, но потом. Пауза затягивалась.

– Неважна, – тихо и вкрадчиво заговорила Дануха прямо в лицо девочке, уловив её заминку и не желание рассказывать самого главного, – ты хоть понимаешь с каким огнём играешь? Ты ж уже большая девка, к том ж, как я гляну, сообразительная. Дайка я перескажу твой сказ в коротке, без картинок и сопливых выкрутасов, а ты поправь меня ежели где ошибусь. И так. Ты живёшь в семье единственным ребёнком. Ни братиков, ни сестёр. Как только вырастаешь, жизнь толкает твоего отца в заветный лес. Опосля того, как он заключат договор с Лесной Девой, умирает мать, и он вынужден тебя вести в тот лес. Как только ты попадаешь туда, умирает и отец, а Дева приходит к тебе лично и награждает даром с условием, чтоб ты отнесла его мне. Я ничё не перепутала?

Она сделала паузу, внимательно разглядывая сконфуженную охотницу, а затем сменив тон на грустный, продолжила:

– Ты ж что ж думаешь, деточка Дева Леса – это сказка? Ты хоть понимаешь, что для Девы человечьи жизни, что для нас комариные. Только мы комариков ладошкой шлёпаем, а она судьбы наши на узел вяжет с концами.

Молодая охотница была в шоке. Глаза её распахнулись до невиданных размеров, рот может быть тоже был распахнут, но она прикрыла его обоими ладонями, уронив при этом котелок.

– Ты решила поиграться в прятки с силами, которые решают всё в людской жизни?

Девочка стояла молча и по её щекам текли две одинокие слезинки. Дануха сжалилась над ней, смягчила выражение на лице и тон в голосе, обняла, прижав к больной груди и проговорила:

– У каждого своя судьба, своё назначение. Вы все под Лесной Девой изначально положены были. У твоей мамы судьба была родить тебя и вырастить. Она выполнила всё с честью, и Дева её убрала. Судьба твоего отца научить тому, чему он тебя научил и свести с Девой. Он с честью выполнил свою начертание и тоже ушёл. Ей была нужна ты, девонька и она тебя получила. Твоя судьба не заканчиваться тем, что тебе надо было принести какие-то секреты Она только начинаться. У тебя впереди долгая жизнь и её цели мне покуда не известны. Твоя судьба накрыта самой Лесной Девой и наша встреча тоже неспроста.

Девчонка уже рыдала навзрыд, лишь только через рёв отчаянно вопросив:

– За что?

Излияние слёз и утешения продолжались довольно долго. Дануха даже усадила её на травку под берёзкой и села сама рядом, долго ещё рассказывая всякую муть в качестве утешения и успокоения. Данава подсуетился и побегав по лесу, насобирал целую пригоршню лесной ягоды, а когда девочка перестала плакать и даже улыбнулась, при виде протянутой к ней ладони с ягодами, Данава тут же похвастал, что он тоже хороший знаток леса и что с ним не пропадёшь, на что Дануха его опять "языком причесала" и Неважна совсем по веселела.

– Ладно, айда, – скомандовала Дануха, поднимаясь с травы, – а то мы с этим лесным знатоком можем и с голоду помереть.

Но идти дальше у Данухи не получилось, так как её остановила охотница.

– Стойте, – сказала она уверенно и твёрдо, – я должна рассказать, что велела передать Хозяйка.

Дануха обернулась, Данава приготовился тоже, но не понятно к чему.

– Я должна научить вас делать луки, делать стрелки и стрелять ими.

– И всё? – удивился колдун, недоумённо переглядываясь с Данухой.

– Странные вы, – удивлённо проговорила охотница, округляя глаза, – такое ощущение, что вы вообще луков не знаете здесь?

– Хлама такого здесь завались, – отмахнулась баба, как от чего-то несерьёзного, она явно ждала чего-то особенного, – у нас каждый пацан бесштанный бегает с гнутой палкой и стрелы мечет куда не попадя.

– А я-то думаю, почему вы на мой лук никакого внимания не обратили? – загадочно улыбнулась Неважна.

– Ну почему не обратили? Обратили, – не переставала ехидничать Дануха, – отцов лук небось. Ну и чё?

– Это мой лук, – огрызнулась девочка, кривясь в улыбке, – отцов я похоронила вместе с тулой и стрелами. У него был обыкновенный охотничий. Да, очень хороший, но не такой. Этот лук не охотничий. Хозяйка сказала, что он какой-то боевой, только я пока не знаю, что это значит. Но охоться с ним в разы легче. Таких больше нет. Он единственный.

Дануха недоверчиво покосилась на неё, чуть наклонив голову, всем видом, как бы спрашивая "а не врёшь?". Охотница торопливо скинула лук со спины и протянула его бабе.

– Посмотри на него внимательней, разве ты раньше такой видела?

Дануха брать лук не стала, но присмотрелась. Даже глаза закрыла и иным взором глянула, но ничего не обнаружила. Данава тоже стоял рядом и тупо разглядывал странную загогулину.

– Я в них не разбираюсь, – спокойно сказала Дануха, с интонацией, "на кой оно мене нужно", – ну красивый, сложней чем наши, явно мастером своего дела сделан, ишь сколько загогулин разных. Наверное, каждая для чего-нибудь нужна.

– Данава, а ты? – уже упрашивая спросила она колдуна.

Тот почесал затылок, поморщился и ответил:

– Да я тоже по этим тыколкам не мастак.

– А как же ты зверя бьёшь? – удивилась охотница.

– А он его измором валит, – съехидничала баба, – рожу скорчит, тот и давиться со смеха.

Девочка звонко засмеялась и сквозь смех проговорила:

– Вот те на. Да меня если бы с этим луком знающие люди поймали, то на огне был пытали, горы золота сулили, лишь бы секрет его узнать. Вы посмотрите на меня, разве во мне сила есть, чтоб из лука охотиться, да ещё из такого большого? А я с него с пятидесяти шагов лося навылет пробиваю через сердце. А стрелки? – она тут же накинула лук на свободное плечо и достала две стрелы из коробки, – смотри.

Неважна протянула их колдуну, но тот убрал от них руки подальше, зато Дануха их взяла и каждую рассмотрела.

– Хороши стрелы, а чё в них не так? – недоумённо спросила баба.

– Да вы что, – вдруг не на шутку рассердилась охотница, – вы колдуны или врёте?

Дануха почуяв подвох, взяла по стреле в каждую руку и закрыла глаза, решив проверить подарок по-своему и как только перешла в иное состояние, резко распахнула глаза и оставив перед собой только одну стрелу, удивлённо выдохнула:

– Ох, ё. Это чё это? Эта ж какая полужить в ней седит?

– Вот это и есть стрелка. А эта, – она забрала вторую и показывая её наконечником вверх, – обычная стрела.

С этими словами она ловко сунула её в коробку за спину.

– А это, – она забрала у Данухи оставшуюся стрелу, – стрелка. Хозяйка говорит, что у любой обычной бабы сил хватит на такую стрелку. У некоторых даже на две, а у особенных, таких как я на три. А когда я вырасту, то и четвёртую смогу. Смотрите.

Охотница вдруг поняла, что лучше один раз показать этим бездарям от охоты, чем до вечера объяснять то, что всё равно не поймут. Она подняла с земли маленький зелёный листочек и послюнявив его, приклеила к молодой берёзке. Затем отошла шагов на пять, вставила стрелку в лук и отвернувшись от той берёзки в противоположную сторону, выпустила её в просвет между кронами деревьев в небо. После чего медленно повернулась и замерла. На её лице играла странная мимика. Она, то как будто тужилась по большому, то перекашивала челюсть, с силой отводя в сторону, глаза полузакрыты и вверх под веки закатились. Дануха с Данавой с любопытством смотрели на эту корчащую рожи девку, ничего не понимая и с интересом ждали, что же она хочет им показать. Вдруг раздался лёгкий, нарастающий шелест и тут же глухой шлепок, на который даже не желая того, они оба обернулись и от увиденного у обоих округлились глаза и распахнулись беззубые рты. В листочек, что Неважна приклеила к берёзке, точно в его середину была воткнута стрела. Данава аж дар речи потерял, издавая нечленораздельные звуки, то и дело тыкая рукой, то в небо, куда была пущена стрела, то в саму стрелу, что была воткнута в дерево. Гордая молодая охотница, прошествовала между ними с важный видом, выдернула стрелку из ствола, поцеловала и аккуратно засунула в коробку.

– Теперь понятно? – с явной бравадой и осознавая своё превосходство, спросила она.

Первый встрял любопытный колдун.

– Это как же ты?

– Что? – переспросила Неважна, не понимая многословную риторику Данавы.

– Как ты это? – и он изобразил корчащиеся потуги на лице с отворотом челюсти в сторону, – управляешь что ли ей. И точно ведь так. Откуда знаешь куда летит?

– Весь секрет в том, что на кончике стрелки у меня сидят вторые глаза. Я, когда её пускаю, то от своих глаз, – и она указала обоими указательными пальцами себе на глаза, – отказываюсь, а начинаю смотреть теми, что на стрелке. Я как будто лечу вместе с ней. Хорошо, аж дух захватывает. Я не только вижу, но и могу её в полёте двигать, правда не очень много, сил пока не хватает, но по началу и этого не могла, а теперь сами видели. Я её в другую сторону пустила, в небе развернула и точно в цель.

– Ох, ё, – только и смогла выдать Дануха, постепенно переходя из ступора в состояние ликования и эйфории, – ты даже не представляешь себе деточка, насколько поняла. Ай да Дева Лесная, ай да благодарствую за подарочек.

С этими словами она повернулась в сторону и поклонилась в пояс не видимой Душе Леса.

Они весело шагали по лесной тропе и почти уже дошли до норы, которую Данава гордо называл своим жилищем, как шедшая за Данухой Неважна неожиданно спросила:

– Дануха, я вот что не пойму. Я конечно тебя всему научу, но вы же старые. Зачем вам всё это.

Дануха в ответ только хмыкнула весело.

– Какие твои лета, сестра, поймёшь ещё. А учить ты меня не будешь. Я без этого жила и уж как-нибудь без этого и помру. Учить ты будешь других, таких же как ты молодых да дерзких.

– А где они?

– Они? – переспросила Дануха и сделала паузу, обдумывая что-то, – они, сестра, идут все сюда. Со всех концов земли. Скоро нас будет много.

Она ещё что-то хотела сказать возвышенного и торжественного, но её перебил братец:

– А я хочу. Научишь?

– Конечно, – ответила охотница.

– Ох, ё, – взревела Дануха со смехом, – непутёвый. Тебе то в какое место это упёрлось?

– А что? Полезная вещь, – не сдавался колдун.

– Любая полезная вещь в дурных руках – беда.

Так весело и легко добрался маленьких отряд до своего нового поселения, на Чуровом столбе которого их дожидалась нетерпеливая Воровайка, мотая длинным хвостом вверх – вниз и без устали стрекоча какую-то свою, наверное, тоже радостную песню.

Они.

Клип пятнадцатый.

Елейка.

Маленькое поселение в лесной глуши в скором времени обжилось и потекла неторопливая, размеренная жизнь. Дануха и Неважна сразу и на отрез отказались жить в земляной норе Данавы и тем более рыть новые норы для себя. Молодая охотница, отыскав невдалеке свободное от деревьев и кустарника местечко, устроила там свой походный шатёр. Девка всем и во всей красе расписала его простоту и удобность. Шкуры, из которых он был сшит, были тонкие и мягкие. Стенки, сшитые в небольшой круглый конус с остроконечным верхом, мехом внутрь. Только на полу шкура была цельной и толстой – беровой, а на стены были использованы шкурки различных мелких зверьков, в основном белка и зимний заяц, притом это было сделано сознательно для получения некого узора. В одном месте стены, шкуры были не сшиты, а образовывали нечто вроде входной двери, открываясь вверх. Весь шатёр собирался обычно на трёх палках, которые упирались в края пола с трёх сторон и соединялись вверху, хотя при желании можно было установить его и на одной, просто надев острый конус изнутри на шест и упереть в центр пола. Кроме того, используя ещё две палки, можно было входную, откидывающеюся часть, растянуть так, что вся эта конструкция превращалась в летний домик с навесом у входа. Но самое интересное, что понравилось всем то, что можно было использовать его для сна, даже не раскладывая и не ища для этого подходящих палок. Стоило просто разложить его на земле и залезть туда, как в мешок, прикрываясь откидной дверью, что Неважна тут же продемонстрировала.

Дануха внимательно изучив его снаружи и изнутри, в собранном и разобранном виде, изъявила желание иметь такой же, только побольше и так как она никуда не собиралась с ним ходить, сделать его весь из толстых шкур, притом однородных, а по центру в крыше обязательно дыру, так как Дануха во что бы то не стало хотела иметь в доме очаг.

В конечном итоге что-то подобное они и соорудили. Шатёр получился просто огромный. Пришлось рубить деревья, делая целую поляну, ровнять землю и делать его не острым конусом, как у Неважны, а сначала устанавливать круглые стены, выше роста человека, только потом сводить их крышу в тупом конусе, где отдельно делать дыру, которая получилась не круглой, а скорее квадратной. Местные леса являлись лосинными угодьями, поэтому основном шкурным материалом, естественно, был лось. Девочка охотилась, как в игрушки игралась, с такой лёгкостью добывала зверя, что повидавшие виды Дануха с Данавой, только дивились, не успевая за ней бегать по лесу и сдирать с убитых шкуры. А мясо как жалко было, но куда его было столько девать? Дануха вся изворчалась, из раза в раз бросая горы мяса в лесу, но лося, как не странно, в лесу меньше от этого не становилось.

Кстати, тогда вскрылась ещё одна странная особенность девочки. Во-первых, она не могла заблудиться даже в незнакомом лесу и даже непонимающе удивлялась, как это можно сделать, ведь в лесу нет двух одинаковых деревьев. Во-вторых, что ещё больше удивило, она всегда знала в каком направлении нужно идти, чтобы попасть в нужное место. Она даже похвасталась, что может прийти куда угодно хоть с закрытыми глазами, на что Данава, по мальчишечьи азартно побился с ней об заклад, не веря, но завязывать глаза ей не стал, а просто надел на голову мешок и даже раскрутил, чтоб та не смогла запомнить направление. Неважна сделала несколько мелких шажков, по дуге, как бы выбирая направление, а затем вытянув перед собой руки, уверенно пошла к роднику за водой, что и потребовал от неё Данава.

Как выяснилось, именно так она и пришла сюда, добираясь по незнакомым лесам, перелескам и через открытые степные участки, прячась в высокой траве. Ей, оказывается, даже не надо было бывать и знать те места, куда она шла, правда в этом случае она должна была знать человека, к которому шла или животное, на которое охотилась. Лесная Дева, как будто вложила ей в голову Дануху с Воровайкой и Неважна чётко знала в каком направлении двигаться. Только она изначально почему-то настроилась на сороку, ребёнок, что с неё взять, поэтому и вышла на сожжённый баймак. Например, чтобы забить лося на шкуру и мясо, она просто представляла его себе, думала о нём и тут же внутренним чутьём отыскивала направление, в котором тот находился, шла, находила, притом, заставляла выйти его под выстрел и убивала одной стрелкой через сердце на вылет. Девочка самым естественным образом удивлялась, что её не понимают и ей не верят. Она, почему-то, была уверенна, что так делают все люди, ведь это так легко и просто. Что здесь могло быть сложного? Да, до того, как отец взял её с собой в лес, девочка по лесам никогда не шастала, но и не боялась их никогда. А став охотиться с отцом, она всегда так делала, и отец несколько этому не удивлялся, наоборот хвалил. А может просто делал вид, что не удивлялся...