Текст книги "Тяжелое время"

Автор книги: Сара Парецки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

  Тот, что позади меня, держал мое левое плечо стальной хваткой. Она тянула меня к себе. Я ахнул – у нее было что-то острое, что рассекло мое правое плечо. Я обвил ногами ее лодыжки и, используя ее собственную силу, катапультировал ее вперед. На мокром полу было трудно сделать покупку, я поскользнулся и упал вместе с ней. Я порезал ее правое запястье, прежде чем она смогла прийти в себя, и заставил ее отпустить оружие.

  Тот, кого я пнул, приближался ко мне. Я перевернулся на покрытый плесенью пол и присел. Она бросилась на меня прежде, чем я смог отбросить оружие. Она держала меня за шею руками. Я ухватился за ее плечи, чтобы опереться на нее, и прижал ее колени к животу. Она вскрикнула от боли и отпустила меня.

  Женщина с оружием снова была позади меня. Я запыхался; Я тренировался уже час и не знал, сколько еще смогу бороться. Когда она бросилась на меня, я пригнулся. Остальное сделал мокрый пол. Она потеряла равновесие, попыталась обрести ее и так сильно ударилась о бетонную стену, что ошеломила себя. Ее партнер увидел ее падение и внезапно крикнул о помощи.

  Охранники появились так быстро, что я понял, что они, должно быть, уже были в пути, как только женщина нокаутировала себя.

  «Она набросилась на меня! Она тоже прыгнула на Селию и нокаутировала ее! »

  Роде схватил меня и держал за спину. Полсен, командир, который присоединился к нему у видеомонитора, стоял рядом, но не трогал моего нападавшего.

  «Ерунда», – задыхалась я. «Селия лежит там с чем-то в руке, из-за чего я получил этот порез на шее. А что до вас, кем бы вы ни были, если вы ждали, чтобы принять душ, где, черт возьми, ваше полотенце или ваше мыло? Как вы, два командира, знаете, потому что вы все это смотрели на своем мониторе ».

  «Ты украл их у меня».

  «Это мои вещи там на полу. Где твое? » – потребовал я.

  В этот момент появился CO Cornish. Он был самым справедливым из командиров нашего крыла.

  «Ты снова ссоришься?» он спросил меня.

  «Женщина на полу порезала меня чем-то, когда я вошел в душевую», – я быстро вписал свою историю. «У нее все еще есть бритва или что-то еще, что она использовала в правой руке».

  Женщина начала шевелиться. Прежде чем Роде или Польсен смогли двинуться с места, Корниш наклонился и вытащил из нее кусок металла.

  «Ей место в тюремном крыле. Как и другой. Я отправляю всех троих в отчет. Варшавски, если я поймаю тебя еще в одной битве, ты попадешь в сегрегацию. И вы двое, идите в свои апартаменты. Как ты вообще сюда попал?

  Роде был вынужден отпустить меня. Он и Польсен проводили моих нападавших с пола. Корниш посмотрел на мою шею и сказал, чтобы я сходила в лазарет, чтобы сделать прививку от столбняка. Это было самое близкое к тому, что он собирался признать, что со мной прыгнули, но это немного смягчило несправедливость всей ситуации.

  «Я хочу сначала смыть», – сказал я.

  Корниш ждал в холле, пока я собирала с грязного пола шампунь и полотенце. Я сняла рубашку и бюстгальтер и смылась под душем, наиболее удаленным от видеомонитора. Корниш отвел меня на лифте в подвал, которого я никогда не видел, и подождал, пока мне сделают укол. Дежурная намазала рану на шее мазью с антибиотиком. Он был недостаточно глубоким, чтобы наложить швы, и это было к счастью, поскольку у нее не было оборудования, чтобы собрать меня обратно.

  Корниш отвел меня обратно в камеру и посоветовал мне быть очень осторожным, когда я гуляю по ночам. Все в моем крыле, казалось, знали об атаке. Фактически, казалось, что их предупредили, чтобы они не принимали душ, когда я пришел с тренировки.

  – У тебя проблемы, – злорадно сказала Солина. «Роде, бля, один из Искариотов. Он заставил этих двоих бросить тебя из мести за Энджи. И он положил на них деньги ».

  Когда мы стояли по стойке смирно, чтобы пересчитать головы перед ужином, Роде протянул мне билет. Он записал меня в суд за подстрекательство к драке, в результате которой были ранены двое других сокамерников. Мое слушание состоится через месяц, после того как капитан рассмотрит обвинение. Здорово. Теперь капитан Рузич поймет, что я один из его сокамерников. Когда я изучал билет, у меня появился единственный проблеск надежды: Роде записал мое имя как Вашки. Может быть, тот факт, что никто из командира не может произнести мою фамилию, не говоря уже о том, чтобы ее произносить по буквам, спас бы мою задницу.

  Мисс Руби остановила меня после обеда и сказала, что разочарована во мне, что не считает борьбу правильным способом решить мои внутренние проблемы. «Женщины говорят мне, что ты достаточно взрослый, чтобы быть матерью для большинства из них. Это не способ заботиться о молодых или показывать им пример ».

  Я стянул футболку, чтобы показать ей сочащуюся рану на шее. «Должен ли я подставить другую щеку, пока меня не разрубят на ленточки?» – потребовал я. Она фыркнула, почти не задыхаясь, но не стала обсуждать эту тему.

  После этого я начал сомневаться, что нападение в душе лишит меня возможности узнать что-либо о Николае. Я даже начал задаваться вопросом, знал ли Баладин, что я был здесь, послал ли он по электронной почте начальнику тюрьмы из Франции и сказал ему организовать нападение. Только осознание в течение следующих нескольких дней, что никто из офицеров не обращался со мной лучше или хуже, чем остальные сокамерники, заставило меня решить, что это параноидальная фантазия.

  Драка в душе нарастала, как говорили в тюрьме. У меня были движения, как в фильмах о кунг-фу. Я нанес двум Искариотам легкие удары, которые оглушили их, а затем вытащил нож, чтобы прикончить их, когда вмешались охранники. Некоторые женщины хотели присоединиться ко мне в качестве защитника, но другие, особенно настоящие бандиты, думали, что хотят драться со мной. Мне удалось найти выход из нескольких столкновений, но мое напряжение усиливало необходимость быть настороже во время отдыха или в столовой. Каждый раз, когда я видел признаки того, что гнев вот-вот перейдет в бой, я покидал это место и возвращался в свою камеру.

  Всегда вспыхивали драки из-за вещей, которые могли бы показаться вам тривиальными, если бы у вас никогда не было такого опыта, переживания, когда вы оказались за решеткой с тысячей других людей, без уединения, во власти любых прихотей охранников, которые могли чувствовать, что день. Кто-то украл у кого-то лосьон для тела, или протолкнул ее перед ней в очередь, или неуважительно отзывался о родственнице, и кулаки и самодельное оружие вспыхнули в мгновение ока.

  Люди дрались и из-за одежды. Вы получаете новый сверток только каждые пять лет в тюрьме, так что порванная рубашка или потерянная пуговица имели огромное значение. Женщины создавали пары любовников и ссорились из-за любовных ссор. Помимо Искариотов, различные уличные банды обозначили территорию и пытались контролировать такие вещи, как поток наркотиков.

  После моей ссоры в душевой мой сосед по комнате стал нервничать из-за меня больше, чем когда-либо. По крайней мере, страх заставил ее отказаться от курения и без особого энтузиазма чистить нашу раковину каждые несколько дней, но я узнал, что она просила перевод, боясь, что я накинусь на нее ночью.

  Ее отношение резко изменилось во второй четверг, когда я вернулся с тренировки и обнаружил, что она скрючилась в постели и воет от горя.

  «Социальный работник пытается что-то сделать с моими детьми», – кричала она, когда я спросил, что случилось. «Перевести их в приемные семьи, заявив, что я непригоден; даже если я выберусь отсюда, я не смогу их удержать. Я люблю этих детей. Никто не может сказать, что когда-либо ходил в школу без носков и обуви. И эта соц.работница, приходила ли она когда-нибудь посмотреть, как я готовлю для них ужин? Они едят горячую еду каждый вечер в течение недели ».

  «У вас нет матери или сестры, которые могли бы принять их?»

  «Им хуже, чем мне. Моя мама была под кайфом с того года, как я пошел в первый класс, а моя сестра – у нее восемь детей, и она не знает, где они бывают с конца недели до конца. Моя тетя в Алабаме, она возьмет их, если я пришлю их, но социальный работник не будет слушать меня о моей тете. И кто даст мне деньги на проезд в автобусе моих детей, если соц.работница против меня? »

  Я прислонился к стене – конечно, стула у нас не было. «Вы можете написать еще раз, показывая, что у вас есть подходящий дом для них, и пообещайте, что вы готовы пройти курс реабилитации в рамках сделки о признании вины».

  Она подозрительно посмотрела на меня. «Что вы знаете о сделках о признании вины и реабилитации? И как такой человек, как я, не может позволить себе адвоката, как я могу попасть в программу реабилитации? Вы думаете, они растут на деревьях для бедных? Единственная реабилитация для кого-то вроде меня – это отсидка ».

  Я уклонился от того, откуда я знал о таких вещах, как сделки о признании вины, и сосредоточился на том, как она могла бы найти одну из немногих оставшихся государственных программ по наркотикам. Конечно, у хороших программ длинные очереди. Я задавался вопросом, была ли Солина серьезной наркоманкой, которая обещала бы исправление, чтобы выйти из тюрьмы, но на самом деле не попыталась бы бросить: в Кулисе были легко доступны наркотики, как и во многих тюрьмах и тюрьмах, и некоторые из ее более резких перепадов настроения с периодами о возбужденном отказе, сказал мне, что Солина нашла свой путь к внутреннему поставщику крэка. Но составление для нее письма дало бы мне чем-то заняться, помимо стрельбы в корзину и изредка попрактиковаться в пении.

  Законченное письмо вызвало у Солины трогательный трепет. У нас не было доступа к компьютерам или пишущим машинкам, но я аккуратно распечатал это для нее на дешевой линованной бумаге, доступной в магазине. Она перечитывала его снова и снова, затем отнесла его по коридору в камеру, где она проводила большую часть своего дня, и показала его группе у телевизора. Некоторые сокамерники изучали книги по праву в библиотеке и подавали жалобы и апелляции на себя или своих друзей, но большинство из них приехали в Кулис с такой минимальной грамотностью, что не могли изложить свои знания на соответствующем языке.

  Слово об этом письме и мои особые знания быстро распространились: в выходные дни женщины стали приходить в мою камеру с просьбами о письмах – прокурору штата или их общественному защитнику, в различные органы социального обеспечения, к социальным работникам, работающим с детьми, работодателю, мужу или дружок. Если я напишу, они дадут мне все, что я захочу – сигареты, рефрижератор, кокс, крэк, я не употреблял наркотики? Затем алкоголь, шоколад или духи.

  Если бы я не принимал оплату, я бы выглядел как тупица или фальшивка. Я сказал, что напишу письмо в обмен на свежие фрукты или овощи – в Кулисе гораздо труднее достать, чем наркотики.

  Именно мое письмо действительно спасло мою шкуру в Кулисе. Женщины, которым я помогал, начали превращаться в неформальных сторожевых псов, предупреждая меня, когда подстерегали проблемы.

  Мои письма также стали позволять мне задавать вопросы о Никола и магазине одежды.

  38 заключенных в тюремном блоке H

  Находились ли вы в тюрьме или в тюрьме, если вы были в Кулисе более двух недель, вам приходилось работать. Женщина-лейтенант по имени Докери, которая была строгой, но считалась справедливой большинством сокамерников, составляла списки вакансий. Новоприбывшие получали кухню или уборку – самые низкооплачиваемые и наименее популярные. Кухонные обязанности, насколько я мог понять, должны были быть наихудшими, работать с жиром, теплом и тяжелыми кастрюлями, но уборка душевых и других общих комнат была вторым второстепенным.

  Самыми желанными вакансиями были телемаркетинг и бронирование гостиниц. Заработок был наилучшим, и ничего тяжелого не нужно было поднимать. Но такая работа досталась только заключенным. По мнению руководства, те из нас, кто находится в тюрьме в ожидании суда, не просуществуют достаточно долго, чтобы пройти обучение – или, что более важно, наши имена переместятся в верхнюю часть длинного списка ожидания на самую удобную работу.

  Конечно, больше всего меня интересовал магазин одежды. Когда я стоял в очереди в столовой или работал в комнате отдыха, или в своей камере писал письма для женщин, я все пытался найти кого-нибудь, кто там работал или жил с кем-то, кто там работал. У всех была своя история, и никто не хотел там работать.

  «Но я знал одну женщину, Никола, она написала своей маме, что платят очень хорошо», – сказал я однажды в комнате отдыха, когда несколько женщин смотрели, как я бросаю корзины.

  Сами они не играли, но надеялись, что появится кто-нибудь, кто играл, – просмотр игр и ставки на них были популярным времяпрепровождением. Одна из женщин спросила, кто такая Никола.

  «Это была та девушка из Китая, которая сбежала», – сказала одна женщина.

  «Она не из Китая, это было какое-то другое место там, например, Япония», – вмешалась некто по имени Долорес.

  «Филиппины», – предположил я, подпрыгивая за мячом, который отлетел от обода. «Я знаю ее мать, и она сказала, что Никола написала, что очень счастлива, что получила работу в магазине одежды».

  «Конечно, если она написала это в письме домой», – фыркнула Долорес. «Ничего плохого не дают сказать, иначе цензура не пройдет. Одна женщина, она там работала, все время плакала, там с тобой слишком грубо обращаются ».

  Третья женщина сказала, что они брали в магазин только девушек-иностранок; они работали с ними до смерти, а затем взяли новых девушек-иностранок в качестве замены.

  «О, не будь дураком», – сказала Долорес. «Они используют девочек-иностранок, потому что знают, что иностранцы не будут жаловаться, если их детей депортируют».

  «Да, но разве ты не помнишь Моник? Она была из Гаити и сказала, что в задней комнате находятся девушки-иностранки, приговоренные к смертной казни. Они все изолированы, и начальники полиции привозят их утром в запертом фургоне на работу, а затем забирают обратно ночью ».

  Это была потрясающая идея, но я сказал, что не думаю, что в Кулисе есть камера смертников.

  «Может и нет, – упрямо сказал друг, – но все же там есть что-то жуткое. Может, потому, что американцам там не разрешают работать. Это все мексиканцы и китайцы, и – как вы сказали, откуда Никола родом? Ой-ой – Полсен странно смотрит на нас; лучше сходить в наши камеры для подсчета голосов ».

  Это последнее она пробормотала краем рта в тюремном бормотании, которое все усвоили в первые несколько дней. Командующий Полсен всегда смотрел на женщин «странно», когда не касался нас открыто и не угрожал прикоснуться к нам.

  Польсен был одним из командиров, которых я пытался избежать, но, конечно, охранники имели огромное влияние в нашей жизни. Если они невзлюбили вас, они написали о вас – дали билет, что могло повлечь за собой что угодно, от потери привилегий комиссара до содержания в изоляции. Им нравились женщины, которым они приносили подарки, начиная от более качественной косметики, чем можно было купить в магазине, до лекарств. Но понравившимся женщинам пришлось заплатить за это внимание. Роде, спавший с одним из Искариотов, был не единственным руководителем, занимавшимся сексом с сокамерниками.

  Одной из самых сложных вещей, которые пришлось пережить за время моей работы в Coolis, были постоянные сексуальные домогательства. Это было словесно, это было физически, это было непрерывно. Многие из командующих, не только Роде, кладут руки вам в задницу, когда вы ждете в очереди на обед. Когда они обыскивали вас после того, как к вам приходил посетитель, они долго задерживались на вашей груди. Мне пришлось научиться держать себя очень неподвижно, очень отстраненно, не поддаваться порывам всей жизни сломать руку или отделить ребро. Если я видел что-то вопиющее, я пытался сфотографировать это на запястье, но унижал не столько язык, сколько поведение. Было трудно принять насилие пассивно, и это подпитывало как мой гнев, так и страх.

  Моррелл принес мне наручный фотоаппарат из «Немигающего глаза» во второе воскресенье в Кулисе. В толпе женщин и детей в комнате для посетителей нам удалось обменять мои наручные часы на фотомодель. Теперь у меня были часы, которые могли делать снимки, хотя я ненавидел смотреть, как мои выходят за дверь вместе с Морреллом – их подарила ему мать моего отца, когда он окончил полицейскую академию пятьдесят пять лет назад.

  Крошечная камера стоила более четырнадцати сотен долларов. Фриман оплачивал мои счета, пока я был взаперти, но мне было интересно, как я ему когда-нибудь верну – мое тюремное время не было хорошей рекламой для клиентов.

  По крайней мере, камера заставила меня почувствовать хоть немного контроля над безумным миром, в котором я жил. Я начал снимать одни из самых ужасных издевательств, которые видел, но мне потребовалась бы видеомодель, которую я взял в Джорджию, чтобы запечатлеть словесные оскорбления.

  «Выглядит хорошо, Крем», – сказал командир Полсен, когда я вошел в комнату отдыха несколько дней спустя. «Хотелось бы увидеть тебя в шортах. Бьюсь об заклад, эта твоя киска повидала много действий, так что я вписываюсь в нее.

  Я прошел мимо него, не останавливаясь и не глядя на него: Польсен считал себя врагом, и сейчас единственная защита, которую я мог придумать, – это притвориться, что его не существует.

  Проблема действительно началась из-за моей драки в душе: он смотрел на мониторы и почувствовал себя обманутым, когда я убил нападавших до того, как что-то серьезное началось. Но его враждебность обострилась в ту ночь, когда я получил фотоаппарат, когда я стирал стирку. Прачечная находилась за комнатой отдыха, поэтому я смотрел телевизор с некоторыми женщинами, пока дежурил одежду.

  Польсен был одним из дежурных командиров. Он внезапно позвал Долорес из комнаты. Внезапная расслабленность ее лица и ее тянущая поза, когда она повиновалась, заставили меня через несколько минут встать и последовать за ней в прачечную.

  Польсен стояла за дверью, пытаясь стянуть с себя джинсы. Долорес изо всех сил пыталась их удержать, шипя: «Нет, пожалуйста, не делай этого, пожалуйста, не делай этого, я скажу лейтенанту», а он смеялся и говорил, что она грязь, никто не поверил ее лжи. , но если она что-то скажет, он увидит, что она попала в сегрегацию так быстро, что у нее закружится голова. Я тренировался со своими наручными часами и использовал их сейчас, желая также записать его на пленку. Польсен поднял глаза, я быстро повернулся и вытащил одежду из стиральной машины. Он отпустил Долорес, которая побежала из комнаты обратно в тюремное крыло. Польсен посмотрел на меня, от которого мои подколенные сухожилия расплылись в жидком состоянии.

  Когда я вернулся в гостиную, женщины перед телевизором отшатнулись от меня: все они знали, почему Польсен отозвала Долорес, и из тени наблюдали за игрой, которая происходила, когда я шел в прачечную. Никто из них не хотел, чтобы Польсен думал, что они поддерживают меня.

  Вернувшись в камеру, я записал дословный отчет о языке Польсена и о том, что я видел, с датой и временем. Я перемежал страницы копией Cosmo, которую купил в магазине в качестве обложки для своих заметок. Когда на следующий день стажер Фриман вышел и сообщил мне, что срок моего судебного разбирательства назначен на последнюю неделю сентября, мне удалось поднести ей журнал в потоке обмена документами. Я попросил ее забрать журнал с собой и оставить его мне. Я не был уверен, что я использую свои записи, но я не хотел оставлять их в своей камере – нас уже дважды запирали для обысков за мое короткое время в Кулисе.

  Перед отъездом стажер спросил, готов ли я внести залог. Трудно было сказать «нет», но я хотел заглянуть в магазин одежды. Я сказал, что дам еще одну неделю, прежде чем выбросить полотенце.

  Я был почти уверен, что по крайней мере один командир заходил в комнаты в нашем крыле после того, как погас свет – это было единственное объяснение, которое я мог придумать для хлопающих дверей и криков, которые иногда будили меня по ночам. Но ни одна из женщин ничего не сказала. Я заметил, что в тюрьме было несколько беременностей среди женщин, которые находились в тюрьме более года, в одном случае – шесть лет.

  Когда я спросил об этом во время сеансов написания писем, женщины замолчали. Позже один из них прошептал мне в очереди за ужином, что некто по имени Синтия провела год в одиночной камере за то, что подала заявление на полицейского, изнасиловавшего ее. В тюрьме заявили, что она выдвинула обвинение, чтобы сократить срок. После этого люди стали больше бояться жаловаться. Обычно также, если они забеременели, они давали вам лекарства. «Говорят, у тебя разбалансирован цикл, возьми это. Затем вы болеете три дня, неделю и теряете ребенка ».

  Химические аборты в стране, где запрещен RU-486. Как предприимчивы из Управления исполнения наказаний. Мне было интересно, кто поставил диагноз и кто выдал лекарства, но мы получили свои подносы, и мой информатор побежал по полу, чтобы присоединиться к своим друзьям.

  Если бы Польсен решила зайти в мою камеру после отбоя, что бы я сделал? Эта мысль заставила меня напряженно лежать в постели той ночью и еще несколько ночей после.

  39 Аудиенция с мисс Руби

  В начале третьей недели меня назначили на кухню – жалкую работу, особенно летом. Мы таскали пятидесятифунтовые кастрюли с едой между плитой и паровым столом, выносили кучи мусора, поскальзывали жиром на грязном полу, покрывались ожогами от нерадивых поваров, разбрасывающих горячую пищу. За работу платили шестьдесят центов в час. Мои коллеги были угрюмы и неряшливы, и им было труднее удержаться от травм.

  Единственное действие, доступное рабочим Coolis, – это отказ от работы. Это привело к билету, и достаточное количество билетов отправило вас в одиночную камеру, но обычно после того, как вы отсидели в изоляции, вы получали новое рабочее задание. На кухне текучесть была высокой, но я не мог позволить себе изоляцию, поэтому мрачно оставался на своем посту.

  «Это не курорт», – сказал бы главный командующий, если женщина пожаловалась на ожог или боль в спине. «Вам следовало подумать об этом, прежде чем вы подумали, что преступная жизнь – это весело. Вы здесь не для своего здоровья, а для того, чтобы выучить урок ».

  Я уже знал, что такую ​​медицинскую помощь трудно найти. Когда на руку женщины пролилась горячая смазка, главный специалист по кухне отругал ее за то, что она ни о чем не плакала. На следующий день она не пришла на работу; Из комментариев других женщин я узнал, что ночью ее рука превратилась в массу гнойничков. Ее лечил штатный «доктор», старший помощник врача, который в течение года изучал медперсонал в местном младшем колледже, прежде чем попасть в Кулис.

  Зловоние от переваренной пищи, вид тараканов и мышиного помета лишили меня большей части аппетита; Если бы не фрукты, которые приносили мне клиенты, не думаю, что я бы ел. Проведя неделю на кухне, я был настолько измучен, что даже не мог вспомнить, почему решил остаться в тюрьме вместо того, чтобы внести залог. В пятницу вечером я лежал на койке, пытаясь решить, позвонить ли Фримену и попросить его выручить меня в понедельник, когда вошла Солина и сказала, что мисс Руби сообщила, что хочет меня видеть.

  В мой первый день в Кулисе Корниш отправил меня обратно в камеру с выговором, потому что заключенные должны были использовать места для отдыха в другое время, чем заключенные. они хотели предлог, чтобы выписать вам билет.

  Основная причина, по которой я не видел мисс Руби в комнате отдыха со времен Дня Независимости, был ее рабочий график. У нее была одна из удобных рабочих мест – стойка бронирования по телефону в сети мотелей Passport и прокат автомобилей. В то время как большинство рабочих мест в тюрьмах занимало от девяти до трех человек, очереди должны были быть обслужены двадцать четыре часа в сутки. Она работала с полудня до шести, и я даже не подозревал, что по утрам можно заглянуть за ней в комнату отдыха.

  Днем ранее я написал письмо в Rapelec Electronics для женщины, в котором объяснил, почему она не может принять участие в своей программе профессионального обучения, и попросил сохранить для нее вакансию на сентябрь. Женщина заплатила мне коробкой шести местных помидоров – лучшей еды, которую я ел с момента ареста. Я взял двух из них в качестве подношения и пошел с женщиной, которая принесла послание от мисс Руби; Джорджетт выросла с одной из ее внучок.

  Потребовались некоторые усилия, чтобы заставить охрану пропустить меня и Джорджетт утром в комнату отдыха. Командир Корниш, дежуривший в то утро, работал ближе к правилам, чем Роде или Польсен в дневную смену. Тюремные заключенные не имели привилегий отдыха до 3:00 вечера

  «Вик покажет мне свой баскетбольный мяч», – скулил Джорджетт. «Вы знаете, все говорят, что она лучшая, она победила Энджи. И мы дежурили на кухне за один час; нам пора идти, если мы вообще идем ».

  «Мы могли бы сделать это в другой раз», – сказал я. «Хотя в другой раз, наверное, не будет помидоров. Вы сами их выращиваете, Корниш?

  Я протянул ему одну, чтобы он посмотрел. Он признался, что садоводство было его хобби, но его помидоры еще не созрели.

  «У вас там один час, девочки», – наконец сказал он, принимая помидор и давая знак человеку за пуленепробиваемым стеклом открыть замок на двери тюремного крыла.

  Когда мы добрались до комнаты отдыха, дежурила женщина, командир которой я не знал. Она наблюдала за Опрой с горсткой женщин на диване. Мисс Руби сидела в центре группы, ее седые, как железо, волосы были недавно подстрижены и завиты, а в ушах у нее в ушах были серьги-ракушки в три или четыре раза больше обычного.

  Когда мы вошли и поставили рядом стулья, ее глаза метнулись на нас с Джорджеттом, но она не подала виду, что заметила нас, пока Джорджетт не подошел к ней во время рекламной паузы и нервно спросил, как дела у мисс Руби сегодня.

  Мисс Руби склонила голову и сказала, что так хорошо, как только можно в эту жару, слишком жарко, чтобы выходить на улицу, но ей очень хотелось подышать свежим воздухом. Джорджетт сказала, что всем было довольно тяжело, но она знала, что суставы мисс Руби сильно пострадали от жары. Может, ей хочется свежего помидора, чтобы он напоминал ей о свежем воздухе на улице?

  «Сливки здесь специально для тебя принесли».

  Мисс Руби взяла помидор и кивнула в сторону дальнего конца стола. Командир остался на диване, наблюдая за Опрой, и горстка других женщин оставили нас одних: мисс Руби хотела уединения, мисс Руби – уединения.

  «Я не могу определиться с тобой, Крем», – сказала она, когда мы сели. «Ты боец ​​или добрый самаритянин? Сначала ты избил парочку хулиганов, но теперь, как я слышал, ты проводишь свободное время за написанием писем для девочек. Некоторые из них думают, что вы полицейский под прикрытием ».

  Я моргнул. Конечно, в каком-то смысле это было правдой, но я не знал мисс Руби и не мог доверять свои секреты незнакомцу, особенно тому, кто, казалось, был вовлечен в конвейер сплетен так же тщательно, как мисс Руби.

  «Если бы я знал, что здесь имеет значение история моей жизни, я бы написал это на стене ванной», – сказал я. «Меня арестовали так же, как и всех остальных».

  – Интересно, за какое преступление?

  «Вы знаете печальную старую историю о человеке, который бросил жену ради милой молодой девушки? И первая жена, которая много работала, учила его в школе и экономила, чтобы он мог построить свой бизнес, она осталась с рубашкой на спине и не более того? И он заводит детей, потому что как она может дать детям приличный дом, когда у нее нет денег, и ей нужно быть на работе весь день? »

  «В свое время я слышал множество версий этой истории». Она смотрела прямо перед собой, говоря тюремным бормотанием уголком рта.

  «Я считаю, что этот парень самый подлый ублюдок в Чикаго. Итак, я беру старшего ребенка. Мальчик, который полноват и чувствителен, и папа любит бить его, заставлять плакать, а потом бить его еще немного за то, что он плачет, как девочка. Папа арестовал меня за похищение ».

  «Ага. И вы не могли внести залог. Все говорят, что у вас настоящий адвокат, а не полицейский. Не говоря уже о вашем модном образовании, которое позволяет вам писать все эти буквы ».

  «У Гая много важных друзей. Судья установил залог в размере четверти миллиона. Если бы твои друзья проверили меня, они могли бы сказать тебе, почему я не могу собрать столько денег в одночасье ».

  «И как ты научился драться, как ты, убивая двух больших женщин в душе?» она потребовала. «Не говоря уже об Энджи, которую я наблюдал за тобой».

  «Так же, как и Энджи», – мягко сказал я. «На улицах Чикаго. Девяносто первая и, если быть точной, коммерческая. Но мне повезло. Моя мать хотела, чтобы я получил образование, и она заставляла меня учиться, когда другие девушки на моей улице беременели или употребляли наркотики ».

  Мисс Руби обдумала это. «Не знаю, верить тебе или нет. Но я слышал, вы задавали вопросы о молодой женщине, которая здесь была. Я слышал, вы говорили, что хотите поговорить со мной о ней. И вот я здесь, разговариваю с вами и задаюсь вопросом, откуда вы ее знаете и действительно ли это причина того, что вы в Coolis ».

  Я уклонился от комментария. «Я никогда не встречал Никола Агинальдо. Я знаю ее мать. Сеньора Мерседес благодарна вам за заботу о Николае ».

  "Хм. Она не очень-то благодарна лично ».

  «У нее нет денег. И грин-карты у нее нет. Она боится приходить сюда, потому что они проверят ее документы и сообщат о ней в СИН, а она не умеет писать по-английски. Но последнее письмо Николы сеньоре Мерседес принесло ей большое утешение, потому что Никола сказала матери, что вы за ней присматриваете.

  Мисс Руби слегка кивнула в знак признательности. «И как такой человек, как ты, подружился с матерью Николы?»

  Я улыбнулся. «Я не сказал, что мы друзья, но я знаю ее. Перед собственным арестом я пытался помочь сеньоре Мерседес узнать, что случилось с Николой. Вы знаете, что она умерла?

  Мисс Руби еще раз кивнула подбородком.

  «Все женщины говорят, что вы знаете все, что происходит в этой тюрьме. Я хочу знать, что случилось с Николой. Как она попала в больницу? »

  «Если ты сам не коп, тебя посадили сюда, чтобы поговорить со мной». Она говорила окончательно, но не пыталась отойти от меня.

  «Копы наплевать на то, что убили бедную маленькую девочку, у которой даже не было грин-карты».