Текст книги "Тяжелое время"

Автор книги: Сара Парецки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

  Она провела нас за больницей в запертую палату, отделенную от основной больницы тремя дверьми. Каждую из них открывал с помощью электроники человек за толстым стеклом, и тот, который находился позади вас, должен был закрываться, прежде чем тот, который находился перед вами, мог открыться. Это было похоже на вход в Четвертый круг в Данте. К тому времени, как мы оказались в тюремной камере, я уже почти терял надежду.

  Как и остальная часть Coolis General, палата была построена из чего-то белого и блестящего, но она была создана с мыслью о тюрьме: окна снова были простыми прорезями в стене. Вот вам и моя идея, что Никола выпрыгнула из окна, когда посох повернулся спиной.

  Охранник осмотрел карманы мистера Контрераса и мою сумочку и сказал нам зарегистрироваться. Мистер Контрерас бросил на меня сердитый взгляд, но подписал свое имя. Когда я заполнил свою ниже его, я сомневался, мог ли какой-нибудь государственный служащий найти его по его подписи – это было похоже на Оортнеама. Мисс Пакстон просто высветила свой больничный значок – охранник знал ее в лицо.

  В третьей двери нас встретила Дейзи – для нас медсестра Лундгрен – начальник отделения. Она холодно посмотрела на мисс Пакстон и потребовала объяснить, в чем проблема.

  «Этих людей беспокоит побег того цвета – той девушки, того молодого человека, сбежавшего на прошлой неделе». Осознание мисс Пакстон, что присутствовали дед и адвокат цветной девушки, взволновало ее. «Я хочу, чтобы они увидели, что эта палата очень безопасна. И что, однако, девушка сбежала, это произошло не по нашей халатности ».

  Медсестра Лундгрен нахмурилась. «Вы уверены, что хотите, чтобы я с ними разговаривал? Записка капитана Рузича была очень ясна по этому поводу ».

  Мисс Пакстон улыбнулась с большей угрозой, чем можно было передать простым хмурым взглядом. «Я полагаюсь на ваше усмотрение, Дейзи. Но дедушка приехал из Чикаго. Я бы хотел, чтобы он увидел, что мы действительно принимаем надлежащие меры предосторожности, когда заключенные доверены нам ».

  «Очень хорошо», – сказала медсестра. «Я отнесу их в палату. Надеюсь, у тебя будет достаточно собственной работы, и тебе не придется ехать с нами ».

  Мисс Пакстон, казалось, не знала, сражаться ли с Лундгреном перед нами, но, наконец, повернулась на своих неподвижных бедрах и пошла прочь.

  «Сколько вам удалось сбежать из больницы?» – спросила я, когда мы последовали за медсестрой в запертую палату.

  «Пять», – сказала медсестра. «Но это было до того, как было построено это крыло. Раньше было довольно легко выпрыгнуть из окна, даже если в нем были решетки, потому что девочки знали, как пробраться в кафетерий или другое место, где им не суждено было быть ».

  Я заглянул в комнату, когда мы проходили. Он был пуст; Лундгрен не возражал, когда я попросил его осмотреть. В нем были крошечные дырочки от стрел, как в тюрьме, и не было ванной: Лундгрен сказал, что женщинам приходилось пользоваться ванной в коридоре, которая была заперта и открыта сотрудником исправительного учреждения. Больница не могла позволить себе иметь тайники в комнате, где заключенная могла либо подстерегать, чтобы напасть, либо покончить с собой наедине.

  В соседней комнате женщина лежала в постели, тяжело спала, истощенная, как моя мать из-за рака. Через холл телевизор смотрела молодая женщина с темными кудрявыми волосами. И только когда я присмотрелся, я увидел, что она была прикована наручниками к кровати.

  «Как ты себя чувствуешь, Вероника?» – крикнул Лундгрен, когда мы проезжали мимо.

  «Я в порядке, медсестра. Как мой ребенок? "

  Вероника родила рано утром. Через пару дней ее вернут в тюрьму, где она сможет держать своего младенца в течение четырех месяцев. «В этом отношении Кулис был прогрессивным», – объяснила медсестра, отпирая дверной замок, отделявший медсестринский пост от палаты. Она прервала флирт между одним из своих подчиненных и офицером исправительного учреждения, которому поручено охранять зал, посоветовав своему младшему обратить внимание на палату, пока она разговаривает с нами.

  «Им здесь тяжело работать – это не похоже на настоящую медсестру, а потом им становится скучно, когда палата так же пуста, как сейчас».

  Она провела нас в крохотную комнату за постом медсестер, в которой стояли стол, микроволновая печь и небольшой телевизор. Это была единственная комната на этаже с настоящими окнами, но, поскольку они были сделаны из стекла, армированного проволокой, из них не открывался хороший вид.

  Лундгрен без колебаний провел нас по статистике зала. Было двадцать коек, но никогда не было заполнено больше восьми или десяти, за исключением одного катастрофического случая, когда в тюрьме произошла крупная вспышка пищевого отравления, и некоторые пациенты с болезнью сердца были близки к смерти.

  Что касается того, насколько легко или тяжело заключенной было попасть в больницу, она не знала тюремных решений, но, по ее опыту, женщины были очень больны до того, как их привезли. «Девочки всегда стараются попасть сюда. Больничная еда стала лучше, а распорядок дня стал легче. В тюрьме каждые шесть часов проводятся подсчеты, блокады и все такое прочее. Для того, кто отбывает длительный срок, больница может показаться отпуском. Так что тюрьма затрудняет злоумышленники ».

  – А Никола Агинальдо? Насколько она была больна, когда приехала сюда? "

  Ее губы сжались, а руки беспокойно зашевелились на коленях. «Я думал, что она очень больна. Так плохо, что я был удивлен, что она смогла достаточно двинуться, чтобы уйти ».

  «В чем была проблема?» – потребовал мистер Контрерас. «Это была какая-то женская проблема? Это то, что мне сказали копы, но она никогда не говорила об этом своей маме ...

  «Врач фактически не обследовал ее перед отъездом. Тюремная медсестра сказала мне, что подозревают кисту яичника. Но прежде, чем врач смог ее осмотреть, она ушла ».

  «Как эта мелочь ускользнула от тебя, охранника и всех остальных?» – потребовал мистер Контрерас.

  Лундгрен на нас не смотрел. «Я не был на дежурстве, когда это случилось. Мне сказали, что она использовала свой маленький рост, чтобы следовать за тележкой для белья, сбоку от охранника, и что она, вероятно, спряталась в тележке, когда уборщик остановился, чтобы с кем-то поговорить. Теоретически белье будет проверяться перед тем, как покинуть эту палату, но на практике они, вероятно, пропускают его, не высовывая его: никто не хочет трогать грязное белье. Некоторые женщины больны СПИДом ».

  «И вы верите, что Агинальдо сбежал этим путем?» – спросила я нейтральным голосом. «Разве она не была прикована к кровати?»

  Лундгрен кивнул. «Но этим девушкам весь день нечего делать, кроме как прикидывать заколку на наручниках. Время от времени случается, что один из них вырывается, но, поскольку палата заперта, от этого мало пользы. Не думаю, что я могу вам еще что-нибудь сказать. Если вы хотите побыть наедине в часовне перед тем, как отправиться в путь, я могу заказать вам ее. В противном случае он сопроводит вас к главному входу ».

  Я оставил свою карточку на столе, когда мы собирались уходить. «На случай, если с вами придет что-то еще, о чем вы хотите, чтобы я узнал, медсестра».

  На выходе мистер Контрерас взорвался разочарованием. «Я не верю в это. Тележка для белья, а? Вещи не больше минуты, и даже Никола не был таким крошечным. Я хочу, чтобы вы подали на них в суд. Подать в суд на них – за что вы сказали – что они не взяли должное?

  Веронике, женщине, у которой родился ребенок, удалось оказаться в холле, прикованная наручниками к санитару, который проводил ее обратно из ванной. «Вы знаете Николу? Что с ней случилось?"

  «Она мертва, – сказал я. „Вы знаете, почему она попала в больницу?“

  Рядом с нами появилась медсестра Лундгрен. «Вы не можете разговаривать с пациентами, мэм. Они сокамерники, даже если находятся в больнице. Вероника, ты достаточно здоров, чтобы пройти через холл, ты достаточно здоров, чтобы вернуться в дом. Джок, вы можете вывести этих посетителей к главному входу. Покажи им, где находится часовня, прежде чем ты вернешься ».

  Вероника на мгновение выглядела разъяренной, затем, как будто ее бессилие было чем-то, что она только что вспомнила, ее плечи опустились, а лицо сморщилось от отчаяния.

  Джок разрешил человеку за стеклянной стеной открыть двери. У входа в главное больничное крыло он указал через холл на часовню.

  19 Питание

  «Так что ты думаешь, кукла?» – спросил мистер Контрерас, пристегиваясь на сиденье. «Эта медсестра казалась очень встревоженной. И как такая маленькая вещь, как та девушка, могла выбраться из такого места? »

  У меня не было ответа. Медсестра Лундгрен казалась компетентной и даже милосердной. Я согласился, что она показалась ей неудобной, но мне было бы легко понять, что я хочу. Может быть, она была обеспокоена потерей пациента, а не скрывала особые знания о побеге Агинальдо.

  Мы поехали в Смоллпокс-Крик, чтобы дать собакам остыть перед отъездом домой. Г-н Контрерас, внезапно увидевший в Никола Агинальдо человека, а не нелегального иммигранта или преступника, был подавлен во время поездки. Мы вернулись домой незадолго до шести. Мэри-Луиза сунула под запертую внутреннюю дверь пакет с отчетом о ее дневной работе. Она доставила наш отчет в «Континенталь Юнайтед»; вице-президент по персоналу позвонил, чтобы сказать, что они довольны нашей работой, но что они думают, что им придется послать кого-нибудь в Джорджию, чтобы проверить все лично. И этим кем-то, вероятно, был бы я, если только Баладин не убедил компанию передать всю свою работу Carnifice.

  Я не хотел болтаться по проселочным дорогам Грузии, ожидая, что кто-нибудь с металлической шиной ударит меня по голове. С другой стороны, если бы я остался в Чикаго, я мог бы начать заниматься бесполезными вещами, например, выслеживать Моррелла, чтобы посмотреть, не поедет ли человек, который беспокоится о том, чтобы связать себя по телефону, в дом матери Никола Агинальдо.

  Мужчина по имени Рифф позвонил из Cheviot Labs в одиннадцать, написала Мэри Луиза круглой школьной рукой. Он говорит, что может предоставить распечатку того, что изображено на платье Агинальдо, но не знает, насколько это значимо. Это была длинная футболка с Лейси Доуэлл в роли Безумной Девы. На этикетке говорилось, что это специальная рубашка, но не указано, где она была произведена. Есть следы пота, предположительно принадлежащие Агинальдо, но без образца ДНК он не мог сказать. На внутренней стороне шеи видны следы сигаретного пепла. Он не взимает плату за эту информацию, потому что анализ уже был проведен, когда они осматривали платье на прошлой неделе, но если вы хотите знать, какой марки сигареты, это будет стоить около двухсот дополнительных.

  Сигаретный пепел на внутренней стороне шеи? Я задавался вопросом, курит ли Агинальдо, и насколько легко или сложно бросить пепел себе в декольте, если вы курите.

  Я вернулся к записям Мэри Луизы. В два часа позвонил Алекс Фишер. Она хотела знать, думали ли вы еще над ее предложением. Я сказал, что тебя не было в городе на день и ты вернешься к ней утром; она убеждала меня подтолкнуть вас к работе, это будет много значить для вашего агентства, так или иначе, как бы вы ни решили. Вик, чего хочет эта женщина?

  Она несколько раз подчеркнула этот вопрос. Я был с ней там: чего хотел Алекс? Что Тедди Трант собирался со мной сделать, если я не буду копаться в делах Френады? Вставить V-чип в мой телевизор, чтобы я был вынужден смотреть только глобальные программы? Если Эбигейл Трант уговорила своего мужа дать мне какую-нибудь работу, было ли это достаточной причиной для того, чтобы он сердился из-за моего отказа принять ее?

  Конечно, другой связной с Global была Лейси Доуэлл. Она, или, по крайней мере, ее лицо, все время появлялась. Теперь она была в рубашке, в которой Никола Агинальдо умерла. Была ли большая звезда Global замешана в чем-то настолько уродливом, что студия хотела повесить это на Френаду? Но ничто не связывало Лейси с Никола Агинальдо, по крайней мере, насколько я мог судить.

  Может, мне стоит попытаться увидеть Люсьена Френаду. Я ввел телефонные номера, которые дал мне Алекс Фишер, в свой Palm Pilot. Когда я позвонил ему домой, машина сказала мне на испанском и английском, что Френада сожалеет, что не ответил на мой звонок лично, но что он, возможно, был на своей фабрике и свяжется со мной, если я оставлю сообщение.

  Я подумал, потом резко встал и спустился вниз. Если бы Френада был на его фабрике, я мог бы увидеть его лично. Моя спина затекла. Придирчивый разумный голос – Мэри Луизы или Лотти – сказал мне, нужно ли мне вообще тыкать в это осиное гнездо, чтобы сделать это утром. Или, по крайней мере, чтобы взять мой пистолет, но что я собирался с ним делать – пистолет – заставить его рассказать мне, какой секрет Трант хотел, чтобы я раскрыл?

  Прямого пути от моего дома до фабрики Френады нет. Я змеился на юг и запад, по улицам, заполненным маленькими каркасными домами и четырьмя плюсами, прошлыми мальчишками, катавшимися на скейтборде или небольшими бандами на велосипедах, время от времени пересекая очаги огней вокруг баров и бильярдных. Когда я проезжал окраину Гумбольдт-парка, улицы наполнялись бумбоксами и ло-райдерами, но снова гасли в захудалом индустриальном коридоре вдоль Гранд-авеню.

  Грузовая линия пересекает территорию на северо-запад, создавая здания странной формы, предназначенные для заполнения участков нестандартной площади вплоть до набережной. Мимо грохотал поезд, когда я остановился перед темным треугольным зданием на углу улиц Трамбалл и Гранд.

  Свет горел в открытых окнах второго этажа. Внешняя дверь была закрыта, но не заперта. Прямо у входа светилась голая лампочка. Пьяными буквами на доске объявлений были указаны производитель париков и производитель коробок на первом этаже. Special – T Uniforms было на двоих. Когда я поднимался по бетонным ступенькам, скользким от возраста, свет отражался в длинных волосах на витрине. Это было все равно, что идти за гильотиной после наступления темноты.

  Шум, доносящийся с лестницы, звучал так, как будто пятьдесят гильотин одновременно били головами. Я проследил за светом и звуком по металлической дорожке и подошел к открытой двери Special – T. Несмотря на то, что было девять вечера, около дюжины человек работали, либо кроя ткань за длинными столами посреди пола, либо собирая одежду на станках вдоль стены. Ракетка частично исходила от швейных машинок, но в основном от ножниц. Двое мужчин разместили слои ткани на концах столов, зажали их на месте парой электрических ножниц, а затем взяли блок управления, чтобы освободить лезвия.

  Я зачарованно смотрел, как ножницы скользят по ткани, а мужчины несут детали швейным машинистам. Один человек пришивал буквы к спине рубашек, другой прикреплял рукава. По крайней мере половина экипажа курила. Я подумал о сигаретном пепле, размазанном по воротнику платья Никола Агинальдо. Возможно, это исходило от человека, который сшил одежду, а не от самой Агинальдо.

  Лучиан Френада стоял за одним из разделочных столов рядом с коренастым мужчиной с тонкими черными волосами. Похоже, они обсуждали правильное размещение трафарета для выкройки. Я подошел и встал в поле его зрения – если я прикоснусь к нему, чтобы привлечь его внимание, он мог бы упасть под одну из тканевых кос.

  Френада нахмурился. «Си? Le puedo ayudar en algo? »

  Я протянул свою карточку. «Мы встретились на вечеринке у Лейси Доуэлл на прошлой неделе», – крикнул я, перекрикивая шум машин.

  Мужчина рядом с ним уставился на меня с искренним любопытством: неужели я была настолько влюбленной девушкой, что преследовала Френаду в его магазин? Или я из INS собирался потребовать, чтобы все руки предъявили свои документы? Френада коснулся его руки и сказал что-то по-испански, затем указал на пол по щиколотку лоскутками ткани. Мужчина передал команду одному из резчиков, который остановил работу и начал подметание.

  Френада отвел меня в закуток в задней части этажа, который был достаточно защищен от шума пола, чтобы можно было разговаривать. Образцы тканей и выкройки украшали столешницу металлического стола; графики производства были приклеены к двери и бокам старого картотечного шкафа. На единственном стуле был мотор. Френада прислонилась к двери; Я осторожно присел на край стола.

  «Почему ты здесь?» он потребовал.

  «Вы упомянули во вторник вечером, что в вашем магазине происходит что-то странное».

  «Вы обычно продаете свои услуги таким образом, от двери к двери?»

  Мои щеки и шея потеплели от смущения, но я не мог удержаться от улыбки. – Вы имеете в виду, как энциклопедии? Репортер, которого я знаю, задавал вопросы о вашем бизнесе. И я вспомнил, что вы сказали, поэтому я хотел увидеть Special – T лично ».

  «Какой репортер? Какие вопросы? »

  «Интересно, какие секреты вы скрываете здесь, в Special – T». Я пристально наблюдал за ним, но он выглядел только озадаченным и несколько пренебрежительным.

  За зданием загрохотал еще один товарный поезд, заглушив ответ Френады. Пока я ждал, чтобы его услышать, я оглядел офис. На его столе под одним из образцов ткани я увидел проблеск слогана, который я знал по гардеробу Эмили Мессенджер: The Mad Virgin Bites.

  Поезд прошел, и Френада сказала: «Секреты? Я не могу себе этого позволить. Я думал, ты имел в виду… но это не имеет значения. Мой бизнес ограничен в средствах; если происходит что-то немного странное, я должен принять это как стихийное бедствие ».

  «Лейси успокоила вас, когда вы увидели ее в четверг?»

  – Она – кто тебе сказал -

  "Ни один. Никто. Это был вывод. Вот что я делаю – собираю факты и делаю выводы. Этому учат в детективной школе ». Я болтала из-за футболки Mad Virgin.

  Френада оглядел свой офис и увидел рубашку. Он встал и повел меня к двери.

  «Мой бизнес не имеет ничего общего с Лейси. Вообще ничего. Так что держите свои выводы при себе, мисс детектив. И теперь, еще одним милостивым делом Бога, у меня есть большой приказ выйти, самый большой, которым я когда-либо был благословлен, на форму футбольной лиги в Нью-Джерси, вот почему вы застали меня здесь так поздно ночью. ” Он потащил меня через цех к металлическому переходу, подождав, пока я достигну лестничной площадки, прежде чем снова повернуть внутрь.

  Я включил «Рустмобиль» и поехал домой. Мой маршрут пролегал мимо церкви и школы Святого Ремиджио, где двадцать лет назад учились Лейси Доуэлл и Френада. Там Лейси научился актерскому мастерству, а Френада начал свой бизнес с производства школьной футбольной формы. Я замедлил шаг, чтобы прочитать на вывеске время ежедневной мессы, гадая, могу ли я пойти утром, встретиться со священником, узнать что-нибудь о Френаде. Но если бы Френада рассказал своему духовнику, почему у него была наполовину зарыта футболка Mad Virgin под его образцами ткани, я не думал, что священник поделится ею со мной.

  Был ли это секрет, который Трант хотел, чтобы я нашел? Неужели Френада производил контрафактную одежду Virginwear на своей маленькой фабрике и продавал ее в старом капюшоне? В таком случае это было законное расследование. Хотя я ожидал, что Трант использовал что-то вроде бирманского или гондурасского рабского труда для своего собственного производства, в этом случае я был столь же счастлив, что Френада продавала пиратские рубашки, нанимая местных рабочих за прожиточный минимум.

  Сэл позвонил, когда я был на фабрике, чтобы узнать, не хочу ли я посмотреть вторую программу Мюррея и поужинать. Я сел на L до Glow, чтобы выпить: это был долгий день, и я все равно больше не хотел водить машину. Обычная толпа уставших трейдеров пила, но они позволили мне переключиться с Sox on GN на Global – в конце концов, это был только третий иннинг, а Sox уже четыре раза теряли ход.

  После его дебюта с Лейси Доуэлл я задавался вопросом, что Мюррей мог бы найти, чтобы пощекотать зрителей, но я должен был согласиться с Сэлом: второе шоу, по крайней мере, кивнуло в сторону респектабельной журналистики. Он взял сенсационное местное убийство известного застройщика и использовал его как трамплин, чтобы посмотреть, как заключаются контракты в городе и пригородах. Хотя на слишком большой части кадра мужчина в Канкуне был изображен с тремя женщинами в стринговых бикини, Мюррей за пятьдесят семь секунд все же выяснил, как раздаются контракты в Иллинойсе.

  «Некоторые из них были респектабельными, но он был слишком глуп, чтобы упоминать Поилеви по имени», – проворчал я, когда шоу закончилось.

  «Хочешь яйцо в пиве?» – сказал Сал. «Парень не может все».

  «Я бы хотел, чтобы он прикрыл женскую тюрьму в Кулисе. Это было бы отличным местом, чтобы продемонстрировать приятную пару заключенных. Я удивлен, что это не город Баладин ».

  «Вик, это может иметь смысл для тебя, но для меня это по-гречески».

  «С той жалкой вечеринки, которую вы устроили здесь на прошлой неделе, я бегаю по кругу. Как мой пес Митч, преследующий свой хвост, если подумать – утомительно и примерно так же многозначительно. Я рассказал ей, что делал. „И не говорите мне, что это не мое дело, потому что это так, даже если мне за это никто не платит“.

  «Слезь со своего высокого коня, святая Жанна». Сал налил мне еще один палец Black Label. «Это ваше время и деньги; делай с ним, что хочешь ».

  Это поощрение не обрадовало меня так сильно, как могло бы быть, но ужин в ресторане Justin's в западной Лупе, где владелец знал Сэла и проводил нас мимо ошеломленной вереницы красивых чикагцев, сделал меня намного счастливее. По крайней мере, пока я не заметил Алекса Фишера на полпути к употреблению тунца в соусе путанеска.

  Я не мог не смотреть. Алекс сидел за столиком с Тедди Трантом и лысым мужчиной с таким блестящим лицом, которое принимают все политики Иллинойса после долгого рыскания в общественном корыте. Жан – Клод Пуилеви лично. Если Трант предпочел бы поесть с ним и Алексом, чем с изысканной Эбигейл, с его вкусом что-то серьезно не подходило.

  Когда мы собрались уходить, Алекс и ее конвой все еще разговаривали за кофе. Сал пытался меня отговорить, но я подошел к их столику. Трант был так же ухожен, как и его жена, вплоть до прозрачного лака на его ухоженных ногтях.

  "Мистер. Трант, – сказал я. «В.И. Варшавский. Я хотел сообщить вам, что ценю вашу готовность прислать мне немного работы. Мне жаль, что я не смогла взять это на себя ".

  Алекс посмотрел на меня так, как будто мне сделали лазерную операцию на носу, но Трант пожал мне руку. «Global пытается вести дела с местными фирмами. Это помогает нам закрепиться в новых для нас городах ».

  «Вот почему вы разговаривали с Lucian Frenada?» Это было предположение, основанное на наклейке «Безумная девственница», которую я мельком заметил в Special – T ранее вечером, но все за столом замерли.

  Поилеви с грохотом поставил чашку с кофе. «Это тот парень, которым ты был ...»

  «Люсьен Френада – это человек, который преследовал Лейси». Алекс перебил его быстро и громко.

  «Конечно, Сэнди, конечно. Это неплохая история, даже если в ней есть несколько дырок по краям. Я имею в виду, Алекс. Она сменила псевдонимы за последние двадцать лет, – добавил я Транту. „Мы были такими хорошими друзьями, когда она была Сэнди, я все время забываю, что она Алекс“.

  «Что значит дыры по краям?» – спросил Полеви.

  «Я немного посмотрел. Я разговаривал с Люцианом Френадой. Я разговаривал с начальником службы безопасности в отеле мисс Доуэлл. Возможно, студия слишком остро отреагировала на сцену между Френадой и мисс Доуэлл в Golden Glow на прошлой неделе – что вполне понятно с важной звездой – но я не могу найти никаких доказательств того, что Френада бродит вокруг нее ».

  «Это не то, что я просил вас расследовать», – отрезал Алекс.

  «Нет, но тебя тоже не просили мне ничего заплатить».

  Сал подошел ко мне сзади и взял меня за руку. «Пойдем, Вик. Мне нужно вернуться в „Свечение“ – моя ночь закрывается ».

  Я напомнил Алексу и Транту, что они знали Сэла по вечеринке на прошлой неделе. Мы все говорили бессмысленную ерунду о дебюте Мюррея, о баре Сала, но я бы дал счета за месяц, чтобы знать, что они сказали, когда Сэл и я выехали из зоны слышимости. Я повернулся, чтобы посмотреть, когда мы подошли к двери; они склонились над столом, как три ведьмы над горшком.

  20 Ребенок в трауре

  Что касается поездки в Кулис и долгих ночных скачек по городу, я был рад залезть в кровать. Я прочитал немного из книги Моррелла об исчезнувших в Южной Америке, вытянув ноги между чистыми простынями, чтобы избавиться от изгибов позвоночника.

  Телефон зазвонил, когда я ушел. Я застонал, но протянул руку и пробормотал приветствие. На другом конце провода была пауза, затем кто-то торопливо испортил мое имя чуть громче шепота.

  «Да, это В.И. Варшавский. Это кто?"

  «Это… это Робби. Робби Баладин. Я был у ворот, знаете, когда вы приходили на прошлой неделе, знаете, когда вы говорили с моей мамой о ... о Николае.

  Я в спешке полностью проснулся, включил свет и заверил его, что хорошо его помню. «Вы эксперт-следопыт. Что я могу сделать для вас?"

  «Я… это не для меня, а для Никола. Я хочу… хочу пойти на ее похороны. Вы знаете, когда это произойдет? "

  «В этом проблема», – осторожно сказал я. «Морг, кажется, потерял ее тело. Не знаю, как это случилось, но пока они не найдут, похороны не могут быть ».

  «Значит, он был прав». Его молодой голос был полон горечи. «Я думал, он придумывает это, чтобы ... дразнить меня».

  «Твой папа?»

  «Ага, старый BB». Он забывал шептать от боли. «Он и Элеонора, они так жестоко относились к Николе. С тех пор как она умерла и все такое. Когда я сказал, что хочу пойти на ее похороны, они сказали, почему, чтобы я мог стоять со всеми эмоциональными припадками и рыдать сколько душе угодно, а затем, наконец, BB сказал, что похорон не будет, потому что никто не может найти тело и ... заткнуться нахуй.

  «Прости, дорогая», – сказал я неадекватно. «Думаю, твоего отца беспокоит, достаточно ли он крутой человек, и поэтому он всегда остерегается любых сильных чувств. Я не думаю, что сейчас для вас это очень утешительно, но можете ли вы представить его невероятно слабым и напуганным человеком, который ведет себя как хулиган, чтобы не дать другим людям догадаться, насколько он напуган? »

  «Вы думаете, что это действительно может быть правдой?» В молодом голосе слышалась тоскливость, надежда, что подлость отца не была вызвана его собственными недостатками.

  Я подумал о Баладине, который случайно помогал с расчленением африканских новорожденных, пачкал его руки, и задавался вопросом, имеет ли мой диагноз какое-либо основание на самом деле. Может быть, он был из тех, кто любит пытки ради них самих, но я дал Робби искреннее заверение, которого не чувствовал.

  «Ваш отец жестокий человек. Какова бы ни была причина его жестокости, постараетесь ли вы вспомнить, что его садизм связан с ним, с его потребностями и слабостями, а не с вами? »

  Я поговорил с ним еще несколько минут, пока он не восстановил достаточно равновесия, чтобы я мог повернуть разговор. Прежде чем мы повесили трубку, я хотел задать ему два вопроса. Первый был о курении Никола. О нет, сказал Робби, она никогда не курила, в отличие от Розарио, их теперь няни, которая всегда крадется за гаражом за сигаретой, что приводило Элеонору в ярость, потому что она все еще чувствовала запах дыма в ее дыхании даже после того, как Розарио проглотила миллион мятных конфет. Никола сказала, что ей нужно откладывать все свои деньги на детей; она не могла тратить его на сигареты или питье.

  Мой второй вопрос заключался в том, были ли у его отца какие-нибудь туфли с подковообразными эмблемами – и если да, то отсутствовала ли какая-либо из этих эмблем. Робби сказал, что не знает, но посмотрит.

  Когда я просил Робби шпионить за его собственным отцом, я чувствовал себя чудовищем – но я полагаю, это также заставило меня почувствовать, что я расплачиваюсь ВВ за его крик о мужественности его сына. Если бы он гордился своим чувствительным ребенком, я бы этого не сделал. Но если бы он мог гордиться чувствительным ребенком, он бы не занимался другим делом.

  Перед тем, как Робби повесил трубку, я как можно небрежнее спросил, как он получил мой частный домашний номер: его не было на визитной карточке, которую я оставила ему на прошлой неделе.

  «Это было в портфеле BB», – пробормотал Робби. «Не говори мне, что я преступник, чтобы шпионить по его делу, это единственный способ узнать, когда он планирует что-то ужасное, например, тот лагерь для толстых детей, куда он отправил меня прошлым летом. Я проверил его, и у него был весь этот файл на тебя, твой домашний номер и все такое ».

  Моя кровь застыла. Я знал, что Баладин изучил меня – он достаточно ясно дал это в пятницу – но почему-то все казалось еще хуже, когда он носил информацию с собой.

  «Разве он не закрывает свой чемодан?»

  "Ах это. Любой, у кого есть половина мозга, знает, что все, что тебе нужно сделать, это вставить его корабельный идентификатор, самый большой номер в его жизни ».

  Я засмеялся и сказал ему, что он был достаточно умен, чтобы не отставать от своего отца, если бы он не забыл не позволять ВВ проникнуть ему под кожу. На случай, если мне когда-нибудь понадобится самому ограбить портфель Баладина, я попросил Робби дать мне номер корабля своего отца. На этой ноте он, казалось, почувствовал себя достаточно спокойно, чтобы повесить трубку.

  Я наконец заснул, но в моих снах Баладин тащил тело Никола Агинальдо через фабрику Френады, в то время как Лейси Доуэлл наклонилась вперед тяжелыми грудями, сжимая распятие и шепча: «У нее грязные руки. Ничего не говори ей, иначе вампир поймает тебя.

  Утром мне позвонил операционный менеджер Continental United и попросил меня прийти, чтобы обсудить мой отчет. Он поблагодарил меня за то, что я написал так ясно, что все могли это понять: слишком многие фирмы скрывают очевидное с помощью бессмысленного жаргона, сказал он. Может быть, именно моя способность написать четкое предложение на английском заставила меня обращаться к Continental, а не мои превосходные аналитические способности.

  Они не хотели увольнять диспетчера без конкретных доказательств, добавил менеджер по эксплуатации, или не зная, был ли руководитель завода замешан в мошенничестве.

  «Если вы хотите потратить деньги, вам понадобится кто-то на месте для наблюдения», – сказал я. «Это займет два человека. Один для управления грузовиком, другой для управления камерой. И это должны быть люди, которых нет на заводе, потому что вы не знаете, сколько сотрудников на месте задействовано или, по крайней мере, осведомлены ».