Текст книги "Горячая Распродажа"

Автор книги: Сара Парецки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

  «Я могу задать свои вопросы, Вик, спасибо, и больше не буду сообщать свидетелям, хорошо? Может быть, мы с мисс Лав пойдем выпить кофе и оставим вас двоих наедине ».

  «Совершенно верно, – сказала Марсена. „Моррелл, когда ты будешь готов, чтобы я отвез тебя обратно в Эванстон, позвони мне на мобильный. Это будет здорово, коммандер: мне нужно было поговорить с кем-нибудь из полиции, чтобы завершить мою картину Южного Чикаго. Кажется, что многое из этого находится под постоянным наблюдением “.

  Конрад проигнорировал ее и встал надо мной. «Вик, я имел в виду то, что сказал о том, что ты испортил мою территорию. Позаботьтесь о баскетбольной программе. Разберитесь с финансовыми мошенниками на улице Ла Саль. Оставьте мне Четвертый округ ».

  17

  Лягушка в моих джинсах

  – Что ты сделал, чтобы начальник полиции так рассердился на тебя, Пепперпот? – спросил Моррелл.

  «Ничего, что он не переживет в ближайшие десять или два года». Я прислонился к нему и закрыл глаза.

  «Он думает, что Куки застрелили его четыре года назад, – вставил мистер Контрерас, – когда он сам чертовски виноват, что не послушал ее с самого начала. Хорошо, если вы спросите меня, потому что это заставило его ...

  «Быть ​​подстреленным – всегда плохо». Мне невыносимо было слышать, как мистер Контрерас празднует разрыв с Конрадом и моим, особенно перед Морреллом. «И, может быть, мне следовало получить эту пулю вместо него. В любом случае, Марсена вылечит его от плохого настроения.

  «Возможно, будет», – согласился утешитель моего Иова. «Она достаточно задорная, чтобы справиться с целым отрядом чирлидерш».

  Моррелл рассмеялся. «Она – отмеченный наградами журналист – я не думаю, что она была бы признательна, если бы ее сравнивали с чирлидером».

  «Но у нее полно молний, ​​– пробормотал я, – и она знает, как поймать всех на одной волне».

  «Кроме твоего», – сказал Моррелл.

  «Но я же перец, а не чирлидерша».

  Он притянул меня ближе. «Мне больше нравится перец, чем ура, хорошо?»

  «Да, но, печенька, ты мог бы чему-то у нее научиться», – сказал мистер Контрерас, его карие глаза были полны беспокойства. «Посмотри, как она заставила Конрада Роулингса есть у нее из рук после того, как он тебе угрожал».

  Я напрягся, но ничего не сказал; старик весь день был так благосклонен, что было бы подло напасть на него, и, в любом случае, это просто подтвердило бы его точку зрения. Я поднял глаза и увидел, что Моррелл улыбается мне, словно читая мои мысли. Я ударил его по ребрам, но прижался к его плечу.

  В конце концов, после нескольких минут возни по гостиной, мой сосед объявил, что выводит собак. «Вы двое сейчас ни на что не годны, кроме сна», – сказал он, затем покраснел от этого намёка.

  «Не волнуйтесь; сон – это все, для чего я годен ». Я поблагодарил его за помощь в течение дня. «Особенно спагетти – настоящее оживление трупов».

  «Старый рецепт фрикаделек Клары», – просиял он.

  Ему потребовалось еще десять минут, чтобы закончить свои критические замечания в адрес Конрада, его совет по поводу моего выздоровления, его обещание перехватить Марсену, чтобы она не разбудила нас, когда она вернется.

  «Верно, – сказал я. „Вы двое придумываете стратегию для трассы Арлингтона, которая поможет вам на всю оставшуюся жизнь. Мы с Морреллом разработаем стратегию исцеления наших разорванных тел “.

  Мы неплохо спали круглосуточно, по крайней мере, посменно. Я ненадолго встал, чтобы поговорить с Марсеной, которая поднялась по лестнице, несмотря на попытки мистера Контрераса удержать ее в страхе, чтобы она могла вызвать Моррелла. Моррелл заковылял в джинсах, чтобы сказать, что останется со мной, пока я сам не отвезу его домой.

  Марсена задержалась в дверном проеме, чтобы рассказать о супер-времени, которое она провела с Конрадом; он обещал ей подвезти ее на следующей неделе, чтобы завершить ее фотографию южной стороны – она ​​получит кевларовую жилетку и все такое, как если бы она вернулась в Косово.

  Мне казалось, что моя кожа может воспламениться от силы энергии, которую она излучает, или, может быть, от моей ревности. «Ты можешь сказать ему что-нибудь полезное из своих ночных развлечений?»

  Она ухмыльнулась. «Мои глаза не пристально осматривали улицы, Вик, но я действительно хотел поблагодарить тебя за то, что ты не сдал ему Брона – если до Бай-Смарта вернутся слухи о том, что он посадил меня в свой грузовик, это может стоить ему его работа."

  Я почувствовал внезапный толчок: я не мог поверить, что так полностью забыл об Эйприл Чернин. «Когда вы в последний раз разговаривали с Броном? Со вчерашнего дня? Он знает про апрель?

  – О, его дочь, верно, – сказал мне Моррелл. Он не может принимать личные звонки на свой мобильный телефон: он принадлежит компании, и они отслеживают каждый звонок, который он делает и получает, поэтому я не пытался дозвониться до него. Как бы то ни было, он направлялся домой, поэтому я уверен, что его жена сказала ему.

  «Вы сами не пытались дозвониться до него?» Я не мог сдержать презрение в своем голосе. «Даже когда вы узнали, что его ребенок был близок к смерти?»

  – Не думаю, что для него было бы полезно услышать это из первых рук из больницы через вас Морреллу мне. Или чтобы его жена поговорила со мной, если я свяжусь с ней ». В ее голосе звучало презрение, как у директрисы, раздраженной плохой работой бесперспективного ученика, но, по крайней мере, она перестала пузыриться, как смоляные ямы Ла Бреа.

  «Неудивительно, что Сандра Чернин думает, что меня зовут грязь. Я тот человек, который познакомил его с женщиной, с которой он видел достопримечательности ».

  Я закрыл перед ней дверь, но мне пришлось открыть ее через секунду – Пеппи и Митч последовали за Марсеной наверх, и пока Митч, как и любой другой мужчина, которого я знал, цеплялся за Марсену, Пеппи хотела впустить меня. Я взглянул на удаляющийся хвост Митча и подошел к телефону.

  И снова я услышал неестественный голос Сандры на ее автоответчике; Я подумал, что она, по крайней мере, в больнице – кто знает, где Брон. Я оставил сообщение, в котором объяснил, что пострадал от взрыва на «Fly the Flag», и попросил Сандру позвонить мне и сообщить новости об апреле.

  Я все еще был не в себе после наркоза и долгого дня с Конрадом, но Моррелл сказал, что пока достаточно спал. Он устроился на кушетке с Пеппи и своим новым ноутбуком. Он работал над книгой, которую изучал, когда его застрелили. Его оригинальный ноутбук был украден, когда он лежал истекающим кровью на грязной дороге в Афганистане; он сделал резервную копию большинства своих файлов на переносном ключе, но был материал, который он пытался восстановить, записи, которые он делал незадолго до удара, которые у него не было времени систематизировать или скопировать.

  Я вернулся в кровать, но спал беспокойно, боль в плече заставляла меня просыпаться всякий раз, когда я поворачивался во сне. В час тридцать я проснулся с пустой кроватью; Моррелл все еще работал. Я достал два красных венецианских стакана матери и налил нам арманьяк. Моррелл поблагодарил меня, но недолго оторвался от экрана – его реконструкция полностью увлекла его. Пока он писал, я наблюдал, как Уильям Пауэлл и Мирна Лой носились по Сан-Франциско, раскрывая преступления вместе со своим верным терьером Астой.

  «Мирна Лой раскрывала преступления в вечерних платьях и на высоких каблуках; может быть, это моя проблема – я слишком много времени провожу в синих джинсах и кроссовках ».

  Моррелл рассеянно улыбнулся мне. «Ты бы прекрасно выглядел в одном из тех старых платьев сороковых годов, Вик, но ты, вероятно, много путешествуешь, гоняясь за людьми по переулкам».

  «И Аста», – продолжил я. «Почему Митч и Пеппи не умеют ловко находить улики, когда люди швыряют их через окна?»

  «Не стоит их поощрять», – пробормотал он, хмуро глядя на свой компьютер.

  Я допил свой арманьяк и вернулся в постель. Когда я снова проснулся, было девять, и Моррелл крепко спал рядом со мной. Он выбросил левую руку из-под постельного белья, и я некоторое время сидел, глядя на зазубренный шрам на его плече, куда вошла одна из пуль. У Конрада были такие шрамы, более старые, менее рассерженные, один под ним его грудная клетка, одна в животе. Я тоже смотрела на них, пока он спал.

  Я резко встал, слегка пошатываясь от боли, но добрался до ванной, не упав. Не обращая внимания на инструкции молодого хирурга, я стояла под горячим душем, защищая рану, накинув на плечо мешок для химической чистки. Если подумать, у меня на спине был бы маленький зазубренный шрам. Изысканный женственный шрам, такой, какой могла бы быть у Мирны Лой, и при этом она выглядела сексуально в ее платьях без спинки.

  Пеппи постучала меня вслед, пока я натягивал бюстгальтер и блузку. Я выпустил ее через черный ход, прежде чем попытаться приготовить завтрак. Я планировал пойти в магазин сегодня утром. Нет хлеба. Ни фруктов, ни даже старого яблока. Никакого йогурта. Немного молока, пахнущего так, будто его следовало выпить вчера. Я вылил его в раковину и сделал себе чашку эспрессо на плите, которую выпил на заднем крыльце, прижимаясь руками к разреженному серому воздуху и съев ржаные крекеры, чтобы составить компанию желудку.

  Большую часть дня я бездельничал, звонил клиентам, делал все, что мог дома со своего ноутбука, и наконец решился выйти ближе к вечеру, чтобы немного поесть. Я надеялся поехать к Берте Палмер поиграть в баскетбол, но мне пришлось позвонить в школу, чтобы отменить. В пятницу, к моему раздражению, у меня все еще было достаточно анестезии, и я продолжал быть слишком слабым, чтобы что-то делать, но в субботу я проснулся рано. Мысль о том, чтобы еще один день бездельничать дома, заставляла меня чувствовать себя гвоздями на доске.

  Моррелл все еще спал. Я закончил одеваться, в том числе надел перевязку, которую мне дали в больнице вместе с выписными бумагами, а затем написал записку, которую положил на ноутбук Моррелла.

  Когда я спустился вниз, мистер Контрерас был рад меня видеть, но не обрадовался, когда я объявил, что собираюсь на некоторое время гулять с Пеппи. Несмотря на то, что она так хорошо натренирована, что будет идти пятками, не натягивая поводок, он подумал, что мне следует провести выходные в постели.

  «Я не собираюсь делать глупостей, но я сойду с ума, если буду лежать дома. Я уже провела в постели почти три дня – намного больше, чем я могу бездельничать.

  «Да, ты еще не слушал ничего из того, что я должен был сказать, зачем тебе начинать сегодня? Что ты собираешься делать, когда ты выезжаешь на платную дорогу, и твое плечо не позволяет тебе повернуть руль достаточно быстро, чтобы уйти с дороги какого-то псих? »

  Я положил свою здоровую руку ему на плечи. «Я не пойду по платной дороге. Только до Чикагского университета, хорошо? Я не перейду больше сорока пяти и буду оставаться на правильной полосе всю дорогу туда и обратно ».

  Его только слегка успокоило то, что я поделился своими планами, но он знал, что я пойду, ворчал он или нет; он пробормотал, что пойдет с Митчем, и захлопнул передо мной дверь.

  Я был на полпути, когда вспомнил, что моя машина все еще находится в Южном Чикаго. Я почти позвонил в звонок, чтобы мистер Контрерас забрал Пеппи, но не думал, что смогу снова встретиться с ним сегодня. Нет собак на призыве к действию; Я поехал в Бельмонт, чтобы попытать счастья с такси. Четвертый, кого я пометил, был готов поехать в дальний южный край с собакой. Водитель был из Сенегала, объяснил он во время долгой поездки, и у него был ротвейлер, поэтому он не возражал против золотистых волос Пеппи по всей его обивке. Он спросил о перевязи и заботливо ткнул, когда я объяснил, что произошло. В свою очередь, я спросил его, как он оказался в Чикаго, и услышал длинный рассказ о его семье и их оптимистических надеждах на то, что его пребывание здесь принесет им состояние.

  Мой «Мустанг» все еще был на «Йейтсе», где я припарковал его во вторник вечером. Мой счастливый случай на неделю: у него были все четыре колеса, и все двери и окна были целы. Таксист любезно дождался, пока Пеппи окажется внутри и двигатель не заработает, прежде чем уехать от нас.

  Я поехал на Южный Чикаго-авеню, чтобы посмотреть на останки Fly the Flag. Передняя часть была все еще более или менее цела, но большой кусок задней стены отсутствовал. Вокруг были разбросаны куски шлакоблоков, как будто какой-то пьяный великан просунул руку в окно и оторвал части здания. Я поскользнулся на длинных перьях пепла, остатках вискозы и холста, которые поднялись в огненный шар во вторник. С моей рукой на перевязи удерживать равновесие было непросто, и в итоге я споткнулся о кусок арматуры и ловко приземлился на свое здоровое плечо. От боли у меня слезились глаза. Если бы я повредил правую руку, я бы не смог водить машину, а у мистера Контрераса был бы полевой день, возможно, полевой месяц, полный фраз «Я же тебе сказал».

  Я лежал в обломках, глядя на низкое серое небо над головой, сгибая правую руку и плечо. Просто синяк, ничего, что я не смог бы проигнорировать, если бы приложил все усилия. Я повернулся и сел на один из кусков шлакоблока, рассеянно ковыряя останки вокруг себя. Фрагменты оконного стекла, целая плетенка из календулы, чудесным образом неповрежденная, искореженные осколки металла, которые когда-то могли быть катушками, алюминиевая мыльница в форме лягушки.

  Это было странно найти в таком месте, если только ванную не разнесло на куски, и это не попало в зону хранения ткани. Но ванная была отвратительной утилитарной дырой: я не помню, чтобы видел в ней что-нибудь более причудливое, чем лягушка. Я сунул его в карман бушлат и с трудом поднялся на ноги. Точно так же я был в джинсах и кроссовках для этого конкретного приключения, а не в вечернем платье без спинки: джинсы могли пройти через стиральную машину.

  Я дошел до задней стены, но руины внутри выглядели слишком нестабильными, чтобы рискнуть войти внутрь для дальнейшего исследования. Фасад был цел, но пожар начался в задней части здания, со стороны Skyway – вне поля зрения улицы. Я мог бы пройти через погрузочную площадку, но для этого нужно было подняться, и мое плечо сильно вздрогнуло, когда я попробовал.

  Я вернулся к машине, разочарованный своей ограниченной подвижностью, и направился на север, сохраняя спокойный темп, чтобы управлять одной рукой. Когда мы добрались до Гайд-парка, я припарковался возле кампуса Чикагского университета и позволил Пеппи погоняться за белками. Несмотря на холодную погоду, несколько студентов сидели на улице с кофе и учебниками. Пеппи ходила по кругу, окидывая людей задушевным взглядом, говорящим: «Вы можете покормить эту собаку или можете перевернуть страницу». Ей удалось выпить половину сэндвича с арахисовым маслом, прежде чем я резко позвал ее в ногу.

  Когда я запихнул ее обратно в «Мустанг», я вошел в старое здание социальных наук, чтобы стереть остатки пепла со своей одежды и рук: я не мог приехать в Эйприл в образе хеллоуинского гуля. Когда я повернулся, чтобы уйти, я увидел рану на плече моего пальто, которую отрезали от меня в отделении неотложной помощи. Я выглядела не как упырь, а как хозяйка сумки.

  18

  Часы посещения

  В изношенных коридорах детской больницы стояли шары и мягкие игрушки, похожие на безнадежные подношения самовольным богам, играющим с человеческим счастьем. Продвигаясь по коридорам и лестницам, я проходил мимо маленьких альковов, где взрослые сидели в ожидании, молчаливые, неподвижные. Проходя мимо палаты для пациентов, я слышал обрывки слишком ярких разговоров, когда мамы использовали чистую энергию, чтобы уговорить своих детей выздороветь.

  Когда я добрался до четвертого этажа, у меня не было проблем с поиском комнаты Эйприл: Брон и Сандра Золтак Чернин дрались в соседней нише.

  «Ты трахал какую-то суку, а твой ребенок умирал. Не говори мне, что любишь ее! » Сандра пыталась шептать, но ее голос выходил за меня; женщина, идущая по коридору с маленьким ребенком, прикрепленным к капельнице, нервно смотрела на них и пыталась увести своего малыша за пределы слышимости. «Ты даже не добрался до больницы почти до полуночи».

  «Я приехал сюда, как только услышал. Я выписался из больницы хоть на секунду с тех пор? Ты чертовски хорошо знаешь, что я не могу отвечать на звонки по телефону грузовика, и я прихожу домой и обнаруживаю, что ты ушел, ребенок ушел, от тебя нет сообщений. Я подумал, что вас с Эйприл куда-то не было, вы все время уводите ее куда-нибудь, покупая ее дерьмо, на которое у нас нет денег.

  «Что касается вас, меня не существует. Я просто зарплата, чтобы покрыть счета, которые ты не можешь оплатить самостоятельно. У тебя даже не хватило ума или порядочности назвать меня родным отцом ребенка. Мне нужно было узнать новости на автоответчике, и звонила не ты, а эта проклятая сучка Варшавски. Вот так я узнаю, что заболел мой собственный ребенок, а не моя собственная жена. Миссис Великая и Могущественная, Дева Мария не имела ничего для чистоты, и вы удивляетесь, почему я ищу человеческую плоть и кровь где-то еще ».

  «По крайней мере, вы можете быть уверены, что Эйприл – ваша дочь, а это больше, чем Джесси Наварро или Лех Буковски могут сказать о своих детях, о том времени, которое вы проводили с их женами, а теперь они говорят, что у Эйприл есть эта штука с ее сердце, эта штука, она больше не может играть в баскетбол ». Худое стареющее лицо Сандры исказила боль.

  «Баскетбол? Она болеет, как лошадь, и ты расстроен, что она не может сыграть в эту дурацкую игру с мячом? Что с тобой?» Брон разбил стену ладонью.

  Медсестра остановилась рядом со мной, оценивая уровень гнева в алькове, затем покачала головой и двинулась дальше.

  «Меня не волнует эта дурацкая игра с мячом!» Голос Сандры повысился. «Это апрельский билет в колледж, ты – неудачник. Ты чертовски хорошо знаешь, что она не может получить твою зарплату. Я не хочу, чтобы она делала так, как я, прожила свою жизнь в браке с каким-то мерзавцем, который не может держать свои штаны застегнутыми, работая всю свою жизнь в By-Smart, потому что она не может ничего лучше. Посмотри на меня, я выгляжу такой же старой, как твоя мать, и говорю о Всевышней Богородице, вот как она смотрит на тебя, и на меня, я должен встать на колени и слюнявить спасибо, потому что я вышла за тебя замуж, а ты даже не можешь содержать собственного ребенка ».

  «Что ты имеешь в виду, я не могу ее поддерживать? Пошел ты, сука! Она когда-нибудь ходила в школу голодной или ...

  «Ты даже доктора послушал? Вылечить ее сердце будет стоить сто тысяч долларов, а потом лекарства, и страховка выплачивает из них десять тысяч долларов? Где ты собираешься найти деньги, скажи мне это? Деньги, которые мы могли бы сэкономить, если бы ты не потратил их на выпивку для мальчиков и шлюх, с которыми ты трахаешься, и ...

  Голова Брона, казалось, опухла от гнева. «Я найду деньги, чтобы присмотреть за апрелем! Ты не можешь стоять и говорить мне, что я не люблю свою собственную дочь ».

  К ним робко подошла женщина с маленьким ребенком. «Не могли бы вы быть немного тише, пожалуйста? Ты заставляешь моего ребенка плакать, так крича ».

  Сандра и Брон посмотрели на нее; маленькая девочка на капельнице плакала, беззвучные икающие рыдания нервировали больше, чем громкий вой. Брон и Сандра отвернулись, и Брон увидел меня.

  «Это проклятая Тори Варшавски. Какого хрена ты делал, толкал мою девушку так сильно, что она упала и упала? " Его голос превратился в рев, от которого в зал поспешили помощники и родители.

  «Привет, Брон, привет, Сандра, как она?» Я попросил.

  Сандра отвернулась от меня, но Брон вырвался из алькова, толкая меня так сильно, что он швырнул меня к стене. «Ты причинил боль моей девушке! Я предупреждал тебя, Варшавски, я предупреждал, что если ты напортачишь с Эйприл, ты ответишь мне! »

  Люди с ужасом смотрели, как я тщательно поправляюсь. Боль, бегущая по моей левой руке, вызвала слезы на глазах, но я сморгнула их. Я не собирался драться с ним, ни в больнице, ни с моей левой рукой в ​​перевязке, и, во всяком случае, не с парнем, настолько встревоженным и беспомощным, что ему приходилось драться с любым, кто смотрит на него перекрестком. Но я тоже не собиралась позволять ему видеть, как я плачу.

  «Да, я тебя слышал. Я не могу вспомнить, что ты сказал, что бы сделал, если бы я спас ей жизнь.

  Брон ударил кулаком по ладони. «Если бы вы спасли ей жизнь. Если ты спас ей жизнь, можешь поцеловать меня в задницу ».

  Я повернулся к Сандре. «Я слышал, вы сказали, что это ее сердце. Что случилось? Я никогда не видел ее слабой или затрудненной на тренировке ».

  «Вы бы так сказали, не так ли?» – сказала Сандра. «Ты скажешь что угодно, чтобы защитить свою задницу. У нее что-то не так с ее сердцем, это то, с чем она родилась, но вы слишком сильно ее перегнали, поэтому она потеряла сознание ».

  Мне стало холодно от страха, который Брон не внушал мне: эти слова звучали как прелюдия к судебному процессу. Лечение Эйприл стоило более ста тысяч долларов; им нужны были деньги; они могли подать на меня в суд. Мои карманы не были глубокими, но они наверняка висели ниже, чем у Черниных.

  «Если бы она родилась с этим заболеванием, это могло бы произойти в любое время и в любом месте, Сандра», – сказал я, пытаясь сохранить уровень голоса. «Что, по словам врачей, они могут сделать для ее лечения?»

  "Ничего такого. Ничего, кроме отдыха, если мы не найдем денег на оплату их счетов. Всем черным, им легко, просто покажите свои карточки социального обеспечения, и их дети получат все, что им нужно, но такие люди, как мы, люди, которые все время много работают, что мы можем за это показать? »

  Сандра пристально посмотрела в холл на женщину с маленьким ребенком, которая оказалась чернокожей, как будто четырехлетний ребенок спроектировал компании управляемой медицинской помощи, определяющие, какое медицинское обслуживание могут получить американцы. Медсестра, которая вышла из одной из палат, вышла вперед, пытаясь вмешаться, но Чернины были в своей собственной частной вселенной, мире гнева, и никто другой не мог попасть туда вместе с ними. Медсестра вернулась к тому, чем занималась, а я остался на поле боя.

  «И я здесь замужем за мистером Уандерфул, который не был дома одну ночь всю неделю, а затем ведет себя так, как будто он Святой Иосиф, величайший отец всех времен». Сандра снова повернулась к Брону горьким лицом. «Я удивлен, что ты вообще знаешь имя своей дочери, ты, черт возьми, забыл о ее дне рождения в этом году, с той англичанкой, или это была Данута Томзак из бара Лазинского?»

  Брон схватил Сандру за тонкие плечи и стал ее трясти. «Я действительно люблю свою дочь, проклятая пизда, ты не скажешь иначе, ни здесь, ни где-нибудь. И я могу получить гребаные деньги, чтобы заплатить за ее сердце. Скажи этому сукин сынку, чтобы он не перевез ее, не проверил ее из больницы, я получу для него деньги ко вторнику, легко.

  Он ворвался в коридор и с грохотом пробрался через вращающуюся дверь, которая вела на лестничный пролет. Рот Сандры превратился в тонкую горькую полоску.

  «У Мэри был Принц мира, у меня – Принц Уколов». Она посмотрела на меня сердито. «Он собирается спросить ту англичанку, которую трахал из-за денег?»

  Я покачал головой. "Я не знаю. Не знаю, есть ли у нее ».

  И кто отдаст более ста тысяч долларов дочери человека, о котором она заботится, только как хорошую историю, чтобы рассказать своим друзьям дома? Я этого не говорил – Сандра только хваталась за соломинку; прямо сейчас у нее не было никакого смысла, никакого представления о том, что возможно, а что нет.

  «Вы сказали, что страховка покрывает только десять тысяч долларов. Это ваша страховка?

  Она покачала головой и сказала сквозь сжатые тонкие губы: «Я не могу получить покрытие, потому что я работаю только тридцать четыре часа в неделю. By-Smart говорит, что это не полная занятость, это должно быть сорок часов в неделю. Итак, Брон покупает страховку для него и Эйприл, мы решили, что не можем позволить себе покрыть меня, и когда из больницы вчера позвонили в компанию, оказалось, что это все, что она получает за то, что она больна, и мы платим. Богородица, мы платим две тысячи шестьсот долларов в год. Если бы я знал, я бы положил все эти деньги на сберегательный счет на апрель ».

  «Что на самом деле не так с апрелем?» Я попросил.

  Сандра сцепила руки вместе. "Я не знаю. Врачи используют причудливый язык, поэтому вы не узнаете, правильно ли они поступают с вашим ребенком. Вы слишком много работали с ней, потому что она моя? "

  Мне хотелось послушать мистера Контрераса и остаться дома. Все, что мне хотелось прямо сейчас, – это залезть в пещеру и проспать до весны.

  «Мы можем поговорить с врачом? Если я пойму диагноз, возможно, я смогу помочь найти лечение ». Я думал о своей подруге Лотти Гершель, которая работает хирургом в больнице Бет Исраэль в северной части Чикаго. Лотти лечит свою долю неимущих пациентов; она могла бы знать, как помочь Черниным танцевать вокруг страховой системы.

  «Она упала в обморок однажды, прошлым летом, когда была в баскетбольном лагере, но я ничего об этом не подумал, девочки все время падают в обморок, я знаю, что делал, когда был в ее возрасте. Я хотел, чтобы у нее были все возможности, я не собирался позволять тебе господствовать над моим ребенком, как ты это делаешь надо мной ».

  Я моргнул, дрожа от потока слов и противоречивых идей, борющихся за воздушное пространство. Я собирался выразить рефлексивный протест, что я не властвую над ней, но когда я вспомнил нашу совместную историю, я почувствовал, что краснею. В ту ночь, как раз перед возвращением на родину, если бы я мог вызвать один вечер своей жизни, чтобы поступить по-другому, это был бы тот самый вечер, если бы я не взял пинту виски у Лазинского в ту ночь, когда умерла моя мать, – достаточно. У меня было достаточно плохих воспоминаний, чтобы заставить меня извиваться весь день, если я останусь на них.

  Медсестра, которая пыталась вмешаться в драку Сандры и Брона, все еще оставалась поблизости. Она согласилась вызвать врача в комнату Эйприл, чтобы поговорить с семьей. Пока мы ждали, я пересек холл в комнату Эйприл. Сандра без возражений последовала за мной.

  Эйприл была в комнате с тремя другими детьми. Когда мы вошли, она смотрела телевизор, ее лицо опухло от наркотиков, которые она принимала. Рядом с ней в постели сидел гигантский плюшевый мишка, новенький, с воздушным шариком, на котором было написано: «Поправляйся скорее».

  Эйприл перевела свой сонный взгляд с Поезда душ на мать, но ее лицо просветлело, когда она увидела меня. "Тренер! Это так здорово, что ты приходишь ко мне. Ты позволишь мне вернуться в команду, даже если я пропущу на следующей неделе? »

  «Вы можете вернуться в команду, как только документы и ваша мама скажут, что вы готовы к игре. Большой медведь – откуда он взялся?

  «Папочка.» Она бросила настороженный взгляд на свою мать: медведь, вероятно, уже был в центре ссоры, но я нашел это душераздирающим: Брон хотел что-то сделать для своей дочери и придумал эту огромную игрушку.

  Мы немного поговорили о баскетболе, о школе, о том, чего ей не хватало на уроках биологии, в то время как Сандра возилась с подушками, поправляла простыни, заставляла Эйприл выпить немного сока («Вы знаете, доктор сказал, что вам нужно много жидкости. с этим лекарством, которое вы принимаете »).

  Постепенно вошел молодой житель. У него было пухлое херувимское лицо с пучком мягких темных кудрей, но он был легок в обращении с ним, слегка подшучивая над Эйприл, пока он проверял ее пульс и спрашивал ее, сколько она пила и ела.

  «У тебя там этот большой медведь, чтобы отпугнуть меня, да, но я не напуган так просто. Но держи его подальше от парня, мальчики твоего возраста не могут противостоять медведям.

  Через несколько минут он покинул ее, кивнув и подмигнув, и провел нас с Сандрой в коридор, вне пределов слышимости Эйприл. Я представился и объяснил свою роль в жизни Эйприл.

  «О, ты героиня, которая спасла ей жизнь. Вот как тебе повязали руку? "

  Я надеялся, что если доктор назвал меня героиней, это смягчит мнение Сандры обо мне. Я кратко рассказал о своей травме и спросил, что это за история в апреле.

  «У нее то, что мы называем синдромом удлиненного интервала QT. Я мог бы показать вам ЭКГ и объяснить, как мы это знаем и почему так называем, но на самом деле это означает своего рода аритмию в сердце. При правильном лечении она, безусловно, сможет вести нормальную продуктивную жизнь, но ей абсолютно необходимо отказаться от баскетбола. Если она продолжит играть, извините, грубо говоря, мисс Чернин, но результат может быть очень плохим.

  Сандра мрачно кивнула. Она вернулась к тому, чтобы скрещивать пальцы вместе, сжимая большие пальцы с такой силой, что тыльная сторона ее рук была покрыта лилово-красными рубцами. Я спросил у резидента, как правильно лечиться.

  «Мы начали ей курс бета-адреноблокаторов, чтобы стабилизировать ее сердце». Он подробно объяснил накопление ионов натрия в камере и функцию бета-блокаторов по стабилизации ионного обмена, а затем добавил: «Ей следует обратиться к кардиостимулятору, к имплантированному кардиовертеру-дефибриллятору. В противном случае, боюсь, что ж, появление еще одного серьезного эпизода – вопрос времени ».

  Зазвонил его пейджер. «Если есть что-нибудь еще, пожалуйста, позвоните мне. Буду рада пообщаться с вами в любое время. Мы собираемся выписаться в апрельский понедельник, если ее сердце будет стабильно, и пока мы будем держать ее на бета-адреноблокаторах ».

  «Как будто я могу себе это позволить», – пробормотала Сандра. «Даже с учетом скидки моей сотруднице, она будет платить пятьдесят долларов в неделю на ее лекарства. Что они думают, что в этой стране болеют только богатые люди? »

  Я попытался сказать что-нибудь сочувствующее, но она снова повернулась ко мне; наш краткий момент взаимопонимания исчез. Был предел тому, сколько времени я чувствовал, как боксерская груша, в долгу перед ней; Я прошел его некоторое время назад. Я сказал ей, что буду поддерживать связь, и направился по коридору к лестничной клетке.

  На выходе из больницы я чуть не столкнулся с высоким подростком, который входил со стороны Мэриленд-авеню. Я был сосредоточен на своих мыслях и не смотрел на нее, пока она не выдохнула: «Тренер».

  Я остановился. «Джози Доррадо! Как здорово, что вы приехали на апрель. В ближайшие недели ей понадобится большая поддержка ».