Текст книги "Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице (СИ)"

Автор книги: С. Лисочка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

2

Первым делом я избавилась от всего, что стесняло меня в воде или было слишком тяжелым. На дно морское отправился кошелек с серебром, который дал мне элиах-хуриз, затем сапоги, тянувшие меня вниз, словно освинцованные, а после и камзол, чьи длинные полы делали его совершенно неподходящим купальным костюмом. Лук и колчан со стрелами были легче воды, потому я только сняла их с себя, стянула своим поясом, но выбрасывать не стала, удерживая этот сверток рядом с собой. Потерять Месяц было бы очень жалко – мало найдется в мире вещей, столь же для меня ценных, как этот лук. А вот кинжал я выбросила, вернее сказать – случайно выронила, когда срезала с себя камзол. В моем положении потеря не великая.

Плаваю я очень неплохо. На воде, тем паче морской, могу держаться часами, но море было не слишком теплым – градусов пятнадцать от силы, а это значило, что часа через четыре я попросту замерзну. А то и раньше. Оставалось надеяться, что если портал и не выбросил меня на Лакотале, то я все-таки где-то поблизости от него. Сейчас как следует рассветет, туманная дымка на горизонте рассеется, я осмотрюсь и обязательно увижу берег, а увидев – амфидриадой поплыву к нему. Да! А пока солнце не взошло, мне надо разбросать руки и ноги в стороны, расслабиться и позволить морской воде самой поддерживать меня на плаву. Можно даже глаза прикрыть и притвориться, что я сплю где-нибудь на зеленом лужку, на мягкой травке, а все это мне снится. Можно представить, что я скоро проснусь, поднимусь с травы, отряхнусь, позову Квени… Конечно, он со мной! Мы вместе выбрались на пикник и вместе пойдем домой, весело болтая о тысяче разных пустяков: почему у вампиров глаза красные, отчего на юге холодно, зачем у Луни три старшие жрицы, и почему волколаки и беролаки не умеют превращаться в зверей вместе с одеждой, а котолаки и ламии[41]41
  Ламии – оборотни-змеи. Уникальны среди других оборотней своей способностью находится в полуформе, когда верхняя часть тела остается человеческой, а нижняя становится змеиной. Большая колония ламий живет на территории современного Лесограда.


[Закрыть] – умеют. А потом он мне расскажет, что вычитал в анатомическом атласе Людовика, пока тот с Бланкой был на работе. И снова попросит сестренку, чтобы ему не скучно было, пока я где-то в океане… тону.

Ну вот, задремала и действительно чуть не утонула – совсем небольшая волна накатила сверху, накрыла с головой, и я чуть не захлебнулась. Хорошо хоть лук не выпустила. Так, а у нас тут уже рассвело? Замечательно. Теперь надо постараться и как можно выше подняться над водой, чтобы осмотреться. И-и-и… раз… так, в этой стороне ничего кроме воды не видно. И-и-и… два… в этой тоже. И-и-и… о, вот оно! На самом-самом горизонте темная полоса. Земля! Очень далеко, но главное – она есть. Теперь снова ложимся на спину и начинаем работать ногами. Заодно и согреемся – озябла я в этом бассейне. Левой, правой, левой, правой. Шлеп, шлеп…

Вот незадача – течение. Отчего бы ему не помочь мне? Нет, вредное какое, только помешать норовит! Направо и навстречу свои волны катит, пусть невысокие, но все равно, они очень мешают. Все норовят опрокинуть меня, перевернуть. Левой-правой, левой-правой… Это потому, что я Кире – дитиной жрице – на последнем Совете сказала, что она зря с сестрой спорит. И кто меня только за язык тянул? Они же всегда спорят. Мало того, так я еще и не помню, из-за чего они в тот раз поцапались. Что мы там обсуждали? Не помню. А нет, помню! Алхимики особую породу кошек вывели – крупных, с козу размером, и просили совет рекомендовать их к разведению в качестве домашних животных. Низа высказалась за, ну а если Низа – за, то Кира – против.

Левой-правой, левой-правой… На Киру я, конечно, зря наговариваю. Вернее всего, я мимо Лакоталя промахнулась из-за той молнии, а Кира тут абсолютно не при чем. Во-первых, она не злобная, просто сестру не любит, во-вторых, у меня с ней в целом очень даже неплохие отношения, без вражды, во всяком случае, а в-третьих, вряд ли она возле Лакоталя мне что-то сделать смогла бы, даже если захотела бы. Жрец силен там, где силен его бог, а бог силен там, где в него верят. Я здесь Луню почти и не ощущаю – кому бы здесь в нее верить, кроме меня? С Дитой – ровно та же история. На Лакотале в ицкаронских богов мало верят, там драконам поклоняются[42]42
  Конкретно на Лакотале верят, что весь мир, вернее сказать, вся суша – это очень большой дракон, спящий крепким сном. Если люди, на нем живущие, совершают хорошие поступки, то дракон засыпает крепче, если плохие – начинает просыпаться. Когда он проснется, наступит конец всему живому: дракон стряхнет с себя людей в океан и улетит.


[Закрыть].

Интересно, а я вообще в нужном направлении перемещаюсь, или из-за этого проклятого течения вдоль берега плыву, а то и вовсе удаляюсь от него? А ведь пока я ждала рассвета и просто лежала на воде, оно меня уносило прочь от берега. Знать бы, знать бы, в какой стороне земля, уже бы на берег выбралась. Конечно бы выбралась! Это только кажется, что берег далеко, а на самом деле он рядом, надо только ногами быстрее шевелить. Левой-правой, левой-правой… Ничего, полчаса, ну может быть час – и я вылезу на белый песочек, отползу от кромки прибоя подальше, найду какие-нибудь кустики и засну под ними. Кустики – это чтобы солнце не мешало отдыхать. Вот здесь, сейчас – мешает немного. Едва-едва поднялось над горизонтом, и сразу в правый глаз светить… Кстати, раз солнце справа от меня, а головой я к земле, это значит, что портал меня севернее Лакоталя выбросил. Отчего тогда течение на восток меня унести пытается, когда оно, наоборот, с северо-востока у Лакоталя должно быть? Это же любому школьнику известно, мне Квени за неделю перед отплытием рассказывал: горячее течение берет начало далеко-далеко на северо-востоке, у Драконовых островов и течет себе, течет, к Восточному побережью Жарандии. Оно настолько горячо, что на востоке Жарандии от него большая пустыня; другая часть этого течения, не столь горячая, протекает через Янтарные острова и оттуда устремляется к северному побережью Носочного полуострова, иначе сказать к Подошве Носка. Там оно встречается с холодным западным течением, отчего разворачивается на запад и, не затекая в Средьземельное море, мимо Ицкарона, вдоль северного побережья Южного Континента, уносит изрядно охладившиеся воды на восток и север, к Тропикане, а уже там смешивается с водами холодного Катайского течения. Как раз где-то на полдороге между Янтарными островами и Носком, Драконову течению встречается Лакоталь, так что, как не крути, если солнце справа, течение ему навстречу, а земля на юге, то что-то тут не в порядке.

От этой мысли я перестала работать ногами и, развернувшись лицом к берегу, постаралась как можно выше приподняться над водой. Темная полоска земли, кажется, нисколько не приблизилась ко мне с тех пор, как я видела ее в последний раз. И да, я не ошибаюсь: земля на юге, а течение с запада на восток. Загадка. Где это я, а?

Впрочем, хорошенько поразмыслив, я успокоилась. – Возле самого берега течение как угодно может закручиваться, так что паниковать у меня никаких причин нет. Ничем другим, кроме Лакоталя, эта земля и быть не может. Лучше сосредоточится на том, чтобы до берега дотянуть. А ведь могу и не дотянуть, если буду впустую силы тратить. Ну-ка обратно на спину и ногами, по очереди. Левой. Правой. Левой. Правой. Шлеп-шлеп. Левой-правой… Доплыву, отосплюсь, найду купца… как его там? Ол-Таха… Попрошу посадить меня на ближайший корабль. До Ицкарона. Не поеду в Жарандию. Послушаюсь Омара Ол-Фариза – замечательный был маг, и прекрасный человек, пусть его посмертие будет легким и приятным. А султан себе другого руководителя раскопками найдет. И Квени обрадуется! О да! Мама на четыре месяца уехала, а то и на полгода, а вернулась через месяц. Точно! Напишу султану письмо, объясню: так мол и так, сама Судьба против того, чтобы я занялась этими раскопками, извините. В конце концов, что я, древних эльфийских костей не видела? Сколько угодно! Люди и зверолюды своих умерших хоронят в могилах или кремируют; гномы выдалбливают ниши в пещерке посимпатичнее и в них своих покойников замуровывают – «из камня пришел – в камень ушел»; бураты[43]43
  Бураты или дриады – разумная раса растительного происхождения, в настоящее время почти полностью вымершая.


[Закрыть], как я слышала, выбирают дерево покрупнее и зарывают своих «одеревеневших» под их корнями; а эльфы – дети природы, издревле предпочитают семейные мавзолеи. Чтобы обязательно в местности попоэтичнее: в рощице поаккуратнее или леску посимпатичнее; чтобы гроб из хорошего камня, чтобы плита с эпитафией в стихах, чтобы скульптурный памятник и непременно, чтобы был похож! Захочу полюбоваться останками остроухих – отправлюсь в Лунарийский лес. Там, где не начни раскопки – обязательно чью-нибудь гробницу отроешь. Утрирую, конечно. Но отчего бы и, в самом деле, не отправится в Лунарийский лес? Опять поискать Истинный Лесоград – есть у меня идея, где он может быть. Прогулять Квени… по историческим местам. Он, конечно, там уже бывал… в некотором роде. Аааа!!! Ыыыы!!! Нога!!!

Судорога. Вода-то холоднее, чем кажется. И не булавки, ни даже ножа… Аааа… Колчан. Точно! Я на ощупь выхватила из колчана стрелу (попалась с серебряным наконечником), извернулась и с размаху всадила себе ее в правую икру. Прямо через штанину. При этом с головой ушла под воду и чуть не захлебнулась. Зато ногу чуть отпустило. А нет, не отпустило… ыыыыыы…. Выдернула стрелу, всадила еще раз, и еще раз… Вот теперь отпустило… Рванула наверх, к свету, к воздуху… Долго отплевывалась, восстанавливая дыхание. Икра болела немилосердно – кажется, я перестаралась с акупунктурой. Надеюсь только, что кровь сама остановится и не привлечет каких-нибудь акул или кого-нибудь в этом роде. Вот уж было бы некстати!

Перевернулась на спину, перехватила сверток с луком и колчаном поудобнее, заработала ногами. От кого бы я сейчас не отказалась, так это от ездового дельфина. О Луноликая! Отчего бы тебе не послать своей несчастной жрице дельфина? Я знаю, что с этим не к тебе, с этим к Дите, но тебе-то с ней проще договориться, чем мне! Я не прошу, чтобы дельфин меня всю дорогу до берега вез, но пускай хоть немного подкинет! Я ведь не доплыву! Себе я могу соврать, что тут рядом, что я справлюсь, но ты-то знаешь, моя богиня: берег далеко, я устала, дико устала, вода холодная. Ну пусть не дельфина – действительно, где тебе дельфина взять? Пусть морскую черепаху покрупнее. Пусть хоть кого-нибудь! Ыыыыы!!! Аргррр….

В этот раз судорогой свело левую икру и правое плечо. Разом. Больнее чем сейчас, мне было лишь однажды – когда я рожала. Но тогда рядом была Бланка, она держала меня за руку, ее холодные прикосновения и мелодия, что она намурлыкивала себе под нос, очень мне помогали. А теперь я просто тонула, не в силах справиться с этой сковывающей болью, не в силах толком пошевелить ни ногой, ни рукой. Вода сомкнулась над моей головой, из последних сил я рванулась вверх, и мне даже удалось схватить глоток воздуха, но тут же, видимо от чрезмерного усилия, у меня второй раз свело правую икру. Волна, совсем небольшая волна, накрыла меня сверху, я снова захлебнулась, и почти что камнем пошла вниз.

Теряя сознание от удушья и от дикой боли, я из последних сил пыталась выгрести здоровой рукой, вытягивая ее вверх – туда, где так близко и так далеко был необходимый мне воздух. Мои усилия были тщетны, океан предъявил на меня свои права и не собирался более выпускать меня. Свет сверху померк одновременно с моей способностью воспринимать окружающее, боль отпустила меня, вернее сказать я потеряла способность ее ощущать.

«Не получится… в Лесоград… Квени…»

В мои легкие хлынула вода, я захлебнулась и перестала существовать, но прежде чем я окончательно исчезла, кто-то очень сильный схватил меня за рукав рубашки и потянул наверх.

Глава III

1

Пещера была большой и не такой темной, как другие, – тусклый свет проникал сюда через узкие кварцевые колодцы неизвестно кем и когда проложенные в гранитной скальной породе. Тут было сухо и чисто: никакого битого камня на полу, никакой плесени, никаких грибов или мха на ровных гладких стенах. Судя по всему, преследуя горяка, я случайно наткнулась на древнюю гномью гробницу: в дальней стене пещеры были устроены ниши – десяток, или около того. Две из них были заложены сухой каменной кладкой, остальные – открыты, и я могла видеть лежащие в них древние пожелтевшие кости. Луч моего электрического фонаря, которым я освещала себе дорогу в этом подземном царстве каменных залов и бесконечных коридоров, ткнул в крайнюю нишу, и я увидела сначала два красных огонька-глаза, а потом и их хозяина – весьма бледного субъекта с острыми клыками, одетого в рванину, пахнувшую подгнившей кровью. Оу! Не просто гробница, а вампирье укрытие! Ну и везет же мне сегодня!

С тихим шелестом Хрисаора – мой меч – покинула ножны. Когда разговариваешь с незнакомым вампиром, такая предосторожность не будет лишней – они ребята нервные, особенно тогда, когда кто-то находит их лежку. Фонарь я выключила и отправила в чехол на поясе. Не хватало еще разбить его во время драки и потом бродить тут в полной темноте, а естественного освещения мне сейчас и без него довольно. На лезвии Хрисаоры тускло засветились лунарийские руны – почувствовав близость немертвого, активировались наговоры, наложенные на клинок во время ковки.

– Вылезай, не стесняйся, – сказала я. – Для начала мы просто поговорим. Я – сэр Соня эр Нурани, рыцарь Нурана, и тебе незачем меня бояться, если ты…

Меня не дослушали. Мой бледный собеседник в одно быстрое скользкое движение оказался прямо передо мной и попытался наотмашь ударить меня рукой. Ну и дурак! Я же успела представиться, а значит, можно было сразу понять, что со мной такие фокусы не будут иметь успеха. Я отпрянула вправо и назад, разрывая дистанцию и описывая острием Хрисаоры сверкающий полукруг. И тут же увидела еще двух вампиров, таких же бледных и непрезентабельных, как и первый. Целое гнездо! Восхитительно!

– Эй, ребята, вы чего? – спросила я, все еще надеясь решить дело миром.

В Ицкароне мы не убиваем вампиров, если они не убивают людей. Некоторым у нас даже охотиться позволяется – тем, у кого лицензия есть. Конечно, если кто-то попробует закусить без лицензии, он очень быстро об этом пожалеет: в городе на этот счет есть соответствующий закон; мы, нураниты, и Лунный храм выступаем его гарантами. Работая на выезде, мы придерживаемся схожих принципов: если вампир ведет себя правильно – не убивает, питается в меру и не терроризирует местное население, – то ему нас бояться не надо. Но, кажется, в этот раз был не тот случай – эти кровососы были явно не расположены к беседе, а чего мы, рыцари Нурана, совсем не любим – так это когда нас пытаются убить.

Не скажу, что справиться с немертвыми было легко – их все-таки трое было, а любой вампир, пусть даже он обрел нежизнь накануне, много сильнее обычного человека. Те из них, кто прожил достаточно долго и правильно питался, превращаются со временем в довольно сложных противников. Вампира, разменявшего второй век, уже не убить простой сталью, требуется серебро, рябина, осина или оружие вроде Хрисаоры; тех, чья нежизнь перевалила за тысячу лет, не всегда остановит и кол в сердце или даже отрубленная голова. С трудом представляю себе, как можно убить лорда Раллу или Арнику – они настолько древние, что сами уже не помнят, сколько им веков. Впрочем, те, кто повстречался мне сегодня, явно были не старше пятидесяти, если судить по тому, как они двигались. Однако на диете они свои полвека все же не сидели, так что мне пришлось повозиться. Всех троих я обезглавила и, на всякий случай, пронзила их сердца своим серебряным кинжалом. На все про все у меня ушло минут десять, не более того.

– Видел бы меня сейчас Мама, – сказала я, убирая оружие в ножны, – уж он бы полюбовался своей ученицей!

Не скрою, я была вполне довольна собой – очень уж ловко я справилась с кровососами.

– А я и любуюсь, – услышала я за спиной знакомый голос. – Ну и тварь же я воспитал!

Я резко оглянулась. Мама. Стоит, засунув большие пальцы рук за край своего широкого ремня, смотрит на меня, хмурится.

– Что? – переспросила я, растерявшись.

– Разве я учил тебя убивать невинных людей? – горько спросил он меня, свербя взглядом, полным осуждения и презрения. – Разве так поступают рыцари Нурана? Ты что наделала, а? Ты должна была защищать людей, а не убивать их!

Он шагнул ко мне, сжав кулаки, – седой, высокий, широкоплечий, грозный. Я, не понимая, о чем он говорит, попятилась назад и споткнулась о ногу одного из вампиров. О ногу? Нуран Милосердный! Тела вампиров распадаются в пыль почти сразу после второй смерти; захочешь похоронить – и не найдешь что. А эти распадаться не собирались. Неужели я ошиблась? Рядом с моим сапогом оказалась одна из отрубленных голов, я схватила ее за волосы, подняла и принялась рассматривать. Голова оказалась вдруг вполне человеческой, зубы – как зубы, глаза – как глаза, а кровь все еще капала из разрубленных артерий. Что же это, а?

– Чудовище, – процедил сквозь зубы Мама, надвигаясь на меня. – Как ты могла?

Его карие глаза смотрели на меня так, как смотрят на что-то противное, на что-то отвратительное, на что-то, на что смотреть вовсе не хочется. Его правая рука потянулась к моему поясу, к моему серебреному кинжалу. Момент – и острие смотрит мне прямо в сердце. Второй рукой он поймал мою руку и положил ее ладонью на яблоко кинжала.

– Я учил тебя убивать чудовищ, – прошептал он сипло. – Покажи мне, как ты умеешь это делать.

Мои пальцы крепко сжали рукоять, и тут Мама куда-то исчез, а вместо него появился Эни. Он тоже нависал надо мной, но его взгляд был совсем другим, не таким, как у его отца – в нем не было и намека на презрение, а только беспокойство, уступающее место облегчению. И еще – он улыбался.

– Вот ты и проснулась, – весело произнес он. – Доброе утро!

Проснулась? Ну конечно, конечно это был сон! Такой реальный, такой будоражащий, такой пугающий, такой отвратительный – но всего лишь сон! Тем приятнее пробуждение. Я едва удержалась от того, чтобы схватить Эни и прижать его к себе. Сон! Ну не замечательно ли, а?

– Доброе утро, – ответила я. – Сколько же я проспала?

Я лежала на свежем пахучем сене, укрытая теплым шерстяным пледом, Эни стоял рядом на коленях, опираясь левой рукой на деревянный невысокий бортик. Где-то рядом отфыркивалась лошадь, а несильный теплый ветерок колыхал полотняные стены и потолок, закрепленные на изогнутых стальных дугах. Судя по всему, я в каком-то фургоне.

– Двенадцать дней, – ответил Эни, не переставая улыбаться. – Как ты себя чувствуешь?

Как я себя чувствую? С одной стороны – прекрасно. Я жива, рядом родной мне человек, а фургон и лошадь означают, что меня везут домой. С другой стороны, мне было стыдно и неловко. Очень стыдно и очень неловко. Судя по всему, я снова впадала в голодную спячку, а такого со мной не случалось уже лет шесть. Или даже семь? Я уже надеялась, что прошлый раз был последним, что я научилась вполне контролировать расход собственных сил. Конечно, дело в этот раз выдалось сложным, кто спорит? Я вообще не очень подземелья жалую, и пусть гробница с вампирами, превратившимися в людей, мне только приснились, как и Мама, но все-то остальное – оно точно было! Я хорошо помнила, как плутала по каменным коридорам, как попала под обвал, как надышалась рудничным газом, как, наконец, нашла горяка и дралась с ним, как он сломал мне руку, а я изловчилась и снесла-таки ему голову. Как возвращалась обратно, как меня встречали гномы, как я присела, выпила сидра, слегка закусила и задремала. Двенадцать дней! Хорошо уже, что не в канаве отключилась, как пятнадцать лет назад. Тогда я едва не захлебнулась – ее залило сильным ливнем спустя три недели.

– Есть хочу, – ответила я, стремясь скрыть свое смущение.

Это была чистая правда. Я была голодна еще перед тем, как заснуть. Эни тут же отодвинулся от меня и принялся рыться в своей сумке, что лежала в дальнем конце фургона, рядом с моим мечом, кинжалом и плащом.

– А тебя сжечь хотели. На погребальном костре, – сказал он, вытаскивая из сумки бумажный сверток, от которого пахло хлебом, яблоками и сыром.

– И это – вместо благодарности за хорошо проделанную работу, – покачала я головой, усаживаясь на своей постели так, чтобы было удобно завтракать. – А тебя Мама за мной послал?

– Конечно, – ответил он, протягивая мне сверток. – И прибыл я как раз вовремя.

В его взгляде – легкий укор. Как же так? Его любимая Сонечка – и чуть не погибла! Ведь насчет погребального костра Эни определенно не шутит. Наверняка это именно ему я должна быть благодарна за то, что проснулась на матрасе из свежего сена и под теплым одеялом, а не в горячем пламени. Ух, как все-таки глупо получилось… не иначе, это сидр виноват. Интересно, из чего гномы его делают? Кстати, а не в сидре ли дело, что мне кошмар приснился? Ведь я обычно таких жутких снов не вижу, последний раз мне кошмары очень давно снились, я тогда совсем маленькая была.

– Горяк очень крепкий попался, – пробормотала я, запихивая в себя бутерброд с варением и сыром. Хлеб немного зачерствел, но мне ли привередничать? – Не рассчитала я немного.

Эни покивал.

– Голову горяка я захватил, – сообщил он мне – показывая куда-то в конец фургона. – Крупная тварюка.

– И очень юркая, – сказала я, дожевывая второй бутерброд. Вкусно, но маловато. Эх, сейчас бы добрый кусок мяса! Лучше, чтобы не очень прожаренного. – Опять же, чем дальше от Ицкарона, тем меньше Нурану поклоняются. Мне вот всегда интересно было, а если я куда-нибудь совсем далеко заберусь, где в него совсем не верят, я рассыплюсь на биоматериал или только контроль над собой потеряю?

Эни как-то странно хихикнул.

– Готов спорить: ни то, ни другое, – заявил он. – Скорее всего, ничего тебе такого не будет.

Мне его уверенность показалась очень подозрительной.

– Откуда ты знаешь? – спросила я.

– А ты выгляни наружу.

Я отбросила одеяло в сторону, проползла мимо него и оказалась на козлах. Фургон стоял на обочине какого-то проселка, справа и слева росли то ли тополя, то ли березы, молодая трава пробивалась сквозь побуревшую прошлогоднюю листву, пахло мокрой землей. Ничего особенного, в общем-то.

– Ты на небо посмотри, – подсказал Эни.

Небо было кое-где задернуто серыми некрупными тучками, а между ними выглядывали два тусклых, подернутых туманной дымкой, солнца. Зар-р-раза!

– Как думаешь, много шансов, что тут кто-то слышал о Нуране? – поинтересовался Эни.

– Ты меня все-таки вытащил на эту свою Дорогу, шкодник ты мелкий! – возмутилась я.

– И вовсе я не мелкий, – делано надулся он, вылезая вслед за мной на козлы. – Я тебя на целую голову выше, между прочим!

– Толку-то от этой головы? А если бы я, и правда, рассыпалась на биоматериал или превратилась во что-нибудь хищное и агрессивное, тебе бы понравилось?

Я не шутила. Рыцарем Нурана я стала не просто так. Я – химера. Мой создатель собирался сделать из меня лучшего убийцу, которого только можно представить, и с этой целью наделил меня уникальными свойствами. Я могу динамически менять свой фенотип, но не так, как это делают оборотни, а на более продвинутом уровне. Во мне заложено полторы сотни базовых форм, но моя изюминка в том, что я могу их комбинировать. Нужны крылья летучей мыши, акульи зубы, хвост скорпиона и медвежьи лапы? Легко! Паучьи ноги, осьминожьи щупальца, фасеточные глаза, змеиное туловище, костяной гребень, рога, хитиновый панцирь? И это могу! Но есть проблема. Вернее, две.

Чтобы выглядеть как человек, мне нужно прикладывать известные усилия – стоит измениться внешним условиям и мое тело стремится приспособиться под них, так что приходится постоянно держать себя под строжайшим контролем. Зачем? Во-первых, мне нравится выглядеть как человек. Так я могу жить среди людей, не вызывая своим внешним видом паники и первобытного ужаса. Во-вторых, на любую трансформацию расходуется уйма энергии, которую надо откуда-то брать. Иначе – голодная кома.

Это как раз и есть моя вторая проблема. Питание. Я очень много ем. Нет, вы не поняли! Реально много! Умять за одну трапезу молодого бычка – это про меня. Но даже этого недостаточно для моего нормального существования. Серьезным подспорьем в нелегком деле моего энергообеспечения служит сила Нурана – бога, которому я служу с самого детства. Став нуранитом, я приобрела божественную поддержку, и теперь, если и впадаю в голодную спячку, то исключительно по собственной глупости. Когда не услежу за расходом силы и не успею вовремя поесть. Или если получу серьезное ранение – мой создатель позаботился и о том, чтобы я хорошо регенерировала, но это тоже требует изрядной траты сил.

Идея сделать меня нуранитом – это идея Мамы. Сэра Джая эр Нурани, рыцаря, который убил моего создателя и забрал меня в Храм Героев. Это он воспитал меня. Дал мне цель в жизни – защищать людей. Научил меня всему, что я знаю и умею. И самоконтролю – тоже. Он заменил мне отца и мать, которых у меня – искусственно созданного существа – никогда не было. Это он уломал сэра Ланса, который тогда был оруженосцем Монстроборца, принять меня в рыцари. Для меня нет и никогда не будет никого ближе Мамы. Разве что его дети – Крис, Саора и негодник Энжел.

– Ну, я тебя и хищной любил бы, – заявил он. – Между прочим, я не специально. Это все лошадь. Меня немного укачало, вот она и завезла.

Насчет лошади – это он шутит, по тону слышно. А насчет «не специально» – наверняка правда. Во всяком случае, я плохо себе представляю причину, по которой он бы сделал это нарочно.

– Но ведь с тобой же все в порядке, Сонечка? – уточнил он.

Я прислушалась к своим ощущениям.

– Вроде все неплохо. Я все еще голодна и хочу спать, но я всегда голодна и хочу спать. А у тебя нет еще чего-нибудь?

– Я не думал, что ты так быстро проснешься, потому провизию брать не стал, – ответил он, берясь за вожжи. – Это я себе бутерброды делал. Потерпи десять минут, я сейчас нас к какому-нибудь трактиру отвезу.

Фургон тронулся, и я устроилась рядом с Эни, пользуясь случаем, чтобы поглазеть на иной мир. Ничего особенного. Земля – как земля, деревья – как деревья, трава – как трава. Если не поднимать голову, то и не скажешь, что это не окрестности Ицкарона.

– А тут всегда так пустынно? – спросила я. – Ни одного живого человека вокруг не чувствую. Или это мое чутье притуплено оттого, что Нуран остался в другом мире?

– Про это место ничего толком сказать не могу, – ответил Эни. – На Дороге по-разному бывает. Когда и никого, когда и других людей можно встретить. Я, между прочим, очень рад, что с тобой все хорошо.

Я обняла его за плечи и подтянула к себе.

– Я, между прочим, тоже этому рада, – призналась я. – Я очень рада, что Мама послал тебя за мной, и что ты меня спас. Правда-правда! Хочешь, я тебя в щечку поцелую?

– В щечку – не хочу, – ответил он несколько резковато и нервно.

– А куда? – спросила я.

Вместо ответа он сделал движение плечом и освободился от моих сестринских объятий. Зря я спросила. Не подумав. Это у меня от голода и недосыпа голова стала хуже соображать. Ну конечно, мой маленький Эни снова взялся за старое.

– Эни? – позвала я его.

Он повернул голову.

– Что?

Знакомый взгляд. Такой мне доводилось видеть у одержимых. Взгляд исключительно целеустремленного человека, человека, который абсолютно уверен в себе, человека, и мысли не допускающего, что картина мира может хотя бы на волос отличатся от той, что он себе вообразил. Не раз и не два я замечала у Эни такой взгляд. Впервые – когда ему было пять, когда он заявил, что не считает меня своей сестрой. С тех пор он временами исчезал, временами появлялся вновь. Временами мне начинало казаться, что Эни полностью излечился от этого – как правило, это случалось, когда он заводил себе очередную подружку.

– Мы с тобой на эту тему уже говорили, – сказала я. – Три года назад.

– А до этого – пять лет назад, – пожал он плечами. – Говорили, да. У меня ровным счетом ничего не изменилось.

– И у меня – тоже, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно тверже. – Ничего не изменилось. Эни, ты же знаешь, я очень тебя люблю. Но не так.

Я его очень люблю. Как брата. Он и есть мой брат, потому что Маму я считаю своим отцом, а он меня – своей старшей дочерью. Вот только Эни с этим категорически не согласен. У него на меня совершенно другие виды.

Первое время, я, конечно, считала это несерьезным. Ну, влюбился пятилетний малыш в свою взрослую сестренку. Забавно, не более того. Немного обиделась на его «ты мне не родная», обиделась, но, конечно, почти сразу же простила. Потом он немного подрос, ему исполнилось девять, и я стала вдруг замечать, что он за мной ухаживает. То цветок для меня вырастит, то провожать меня до ворот отправится, когда я по работе из города уезжала, то пирог мне испечет. Шарлотку. Откровенно говоря, он и сейчас-то готовить не умеет, а тогда – тем более. А уж кондитер из него… как из Мамы – жрица Расты. Меня это опять скорее позабавило, и я почла за лучшее делать вид, что ничего особенного в его поведении не замечаю. Ну не могла же я и в самом деле выяснять отношения с таким ухажером?

А в четырнадцать лет, когда по нашим законам человек начинает считаться ограниченно дееспособным и ему уже можно заключать брак с разрешения родителей, он сделал мне предложение. В присутствии Мамы, Саоры и Криса. Официальное. С букетом белых роз и золотым кольцом с бриллиантом в зеленой бархатной коробочке. На кольцо он пять лет копил, почти все свои карманные деньги на него откладывал. Со мной форменная истерика приключилась, я не знала смеяться мне или плакать, Мама хмурился, Саора и Крис смотрели на нас с доброжелательным любопытством и ожиданием.

Разумеется, я отказалась. Он удивился, попросил родных оставить нас наедине, и спросил о причинах отказа. Я постаралась объяснить. Он внимательно выслушал и сказал, что это все чушь и отговорки, и что все равно я буду его. Я вспылила. Может быть, впервые в жизни. Наорала на него и много лишнего наговорила. И про то, что не могу серьезно воспринимать человека, которому пеленки меняла, и про то, что он сопляк, и про то, что не желаю иметь дела с ребенком, который ничего в жизни не понимает, не видел, ничего из себя не представляет. И много еще чего. Помнится, попыталась соврать, что мне вообще больше девочки нравятся, чем мальчики. Но и это не сработало – он меня слушал, покачивал головой и улыбался. Потом глубоко вздохнул, сказал, что понял, что я еще не готова, что он подождет, и вышел из комнаты с гордо поднятой головой.

На следующий день с ним Мама говорил. Он умеет быть очень убедительным, если хочет, умеет найти слова, чтобы прочистить мозг любому. Знаете, что потом было? Мама нашел меня и, виновато смотря в сторону, сказал мне: «Кажется, попала ты. Вот что, прогуляйся-ка пока в Ополье на пару месяцев, разберись там с кровожорами, а там видно будет».

– Да-да, – покивал Эни, не сводя с меня этого своего особенного взгляда, – я в курсе, спасибо, что напомнила. Ничего, я подожду. Буду ждать, сколько надо.

Когда я вернулась, он ни словом, ни полусловом не напоминал о произошедшем. А через месяц начал ухаживать за соседской девчушкой, которая была на полтора года его старше. Я выдохнула. Еще полгода спустя он с ней расстался, а вскоре переехал в Храм Дороги и мы стали видеться реже.