Текст книги "Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице (СИ)"

Автор книги: С. Лисочка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

4

Храм Героев мне знаком с детства. Собственно, это был первый храм, который я увидел, а долгое время и единственный храм, куда я ходил. Это вовсе не удивительно, когда твой отец – оруженосец самого Нурана, что в иерархии нуранитов соответствовало должности старшего жреца. Каждый угол, каждая колонна, каждый камень в храме были мною обследованы еще до того, как я научился читать и писать, так что я мог бы и сейчас водить по храму экскурсии с закрытыми глазами.

Конечно, пришел я сюда сегодня не для того, чтобы осматривать местные достопримечательности или показывать их кому-нибудь. И даже не для того, чтобы полюбоваться конной статуей Нурана, хотя она и стоит того. Я пришел сюда, чтобы увидеться с отцом, который, с тех пор, как мы – его дети – выросли, бывает дома редко, большую часть своего времени проводя либо здесь, либо в разъездах по стране. По сути, дома он появляется только чтобы навестить Саору, единственную из нашей семьи, кого не привлекла жреческая стезя.

В семье я старший из детей, Саора родилась на четверть часа позже, а еще через полчаса на свет появился наш брат – Крис. Мама, дав нам жизнь, отправилась в лучший мир, оставив нас троих на попечении отца и его приемной дочери, Сонечки. Отец, поразмыслив, решил, что для нашего воспитания будет полезно, если им займется кто-нибудь, кто умеет не только уничтожать монстров, но и понимает в том, как надо обращаться с детьми. Поэтому нанял двух сестер – тыпонских близнецов, Алену и Алину, которые первые годы нашей жизни заботились о том, чтобы мы ходили в чистом, были сыты и не слишком шалили. Конечно, и отец, и Сонечка уделяли нам все свое свободное время, которого у них не сказать, чтобы было в достатке, так что мы все трое прекрасно разбираемся во всякого рода чудовищах, а так же можем с оружием в руках или без оного постоять за себя. После того, как мы окончили школу, наши пути разошлись. У Саоры хватило самоконтроля для того, чтобы сдать вступительный экзамен в ИБМ, а Крис выбрал путь отца и теперь гоняет нежитей и разбойников по ближним и дальним окрестностям.

Что касается меня, то я с детства не любил возню с острыми железяками, о которые можно хорошо порезаться, предпочитая ковыряться на огороде. Вероятно, я стал бы садовником, и даже поступил вольнослушателем в наше медицинское училище, на кафедру фармакологии и травничества, но как-то, гуляя по городу, забрел в Храм Дороги, где вдруг осознал, кем я хочу стать на самом деле. Этому осознанию, кажется, способствовало то, что присев на лавку перед Его алтарем и статуей, я незаметно для себя заснул. Сон мой был полон каких-то путаных видений, а когда я очнулся, то узрел перед собой на алтаре чашу, наполненную алой жидкостью. При себе у меня были садовые ножницы, которыми я и распорол себе ладонь, после чего смешал свою кровь с тем, что было в чаше, и сделал из нее хороший глоток. От этого глотка я, кажется, потерял на несколько минут сознание, а когда снова очнулся, то чаша была пуста, а вокруг меня по полу шевелились тени.

Отец тогда был в очередном своем походе, так что я уже на следующий день переехал в квартиру на втором этаже Храма Дорог. Саора, Крис и Сонечка, конечно, этому слегка удивились, но мешать мне не стали, не стал возражать против выбранного мною пути и отец, когда вернулся в город. Ничего в этом особо удивительного не было, поскольку предыдущей жрицей Малина была не кто-нибудь, а мама. А вот общество, успевшее позабыть, на ком отец был женат, восприняла мой выбор как некоторый демарш. Я очень быстро стал в глазах окружающих тем самым уродом, без которого не обойтись любой семье, но поверьте, это совершенно никак не отразилась на отношениях внутри нее. У меня нет людей ближе, чем Крис, Саора, отец и Сонечка, и этого факта ничто и никто не изменит.

Отца я нашел на заднем дворе храма. Он сидел под навесом, защищавшим его от моросящего дождя, и, ловко орудуя шилом и дратвой, чинил свой сапог, краем глаза присматривая за тем, как два оруженосца, лет пятнадцати, гоняют друг друга незаточенными мечами по тренировочной площадке. Их не смущал ни дождь, ни лужи, ни грязь, они были столь увлечены своим делом, что на мой приход и внимания никакого не обратили. А вот отец, конечно, обратил. Оторвался от сапога, протянул свою ручищу для рукопожатия и хлопнул ладонью по лавке рядом с собой, отчего она жалобно застонала. Я не заставил упрашивать себя во второй раз и принял приглашение.

– Все мельчает, – пожаловался мне отец. – Этим сапогам и девяти лет нет, а уже по шву разваливаться стали. Разучились делать.

– А они по шву разошлись точно не из-за того, что ты по кислоте в них пробежался? – поинтересовался я, бросив взгляд на характерные пятна, украшавшие обувь.

– А то я раньше никогда по кислоте не бегал, – фыркнул отец. – Ну, что у тебя нового? Рассказывай, а то ты что-то меня, старика, забывать стал, давно не заходишь.

Отцу не так давно стукнуло семьдесят шесть лет, но человека крепче него – еще поискать. Выше меня на целую голову, он сложением напоминает пещерного медведя, а движениями – снежного барса. На вид ему не дашь более сорока, если, конечно, забыть о его седой шевелюре и бороде, которую он коротко подстригает. Глаза у него темно-карие, почти черные и в них совершенно нет ничего старческого. Широченные плечи, спина, на которой можно уместить небольшую катапульту, мозоли на ладонях от рукояти меча – вот каков мой отец.

– И вовсе не давно, а только две недели, – сказал я. – Ты же знаешь, что перед эльфским новым годом я занят подготовкой к краже пирога. Вот, освободился и сразу к тебе. С новым годом, кстати.

– Я-то не эльф, я новый год предпочитаю в январе отмечать, – ответил отец, делая в сапоге очередной прокол шилом. – В крайнем случае – в сентябре, перед сбором урожая[15]15
  В Суранской империи, со времен императора Гриха IX, новый год официально отмечается первого января. Однако, Ицкарон формально вошел в состав империи относительно недавно, поэтому в нем сильна традиция отмечать этот праздник первого сентября. Кроме того, эльфы, которых в Ицкароне немало, отмечают свой новый год в марте – в ночь первого весеннего новолуния. По этой причине продолжительность эльфийского года в разное время разная: обычно 13 лунных месяцев по 28 дней, однако раз в 22 года – 14 лунных месяцев. Остается добавить, что у гномов тоже есть свой календарь, где день нового года рассчитывается весьма сложным и замысловатым образом.


[Закрыть]. А эльфам этим твоим лишь бы праздник устроить по любому случаю. Пирог-то спер?

– Ну а как же? – ответил я. – Кстати говоря, я сейчас из Лунного храма. Крису намекни как-нибудь так, чтобы до него дошло, чтобы он туда не с пустыми руками шел, а с подарками для Баст и для Луизы. С подарками – это не с гребнем василиска, а хотя бы с букетом цветов и коробкой конфет. И куклой для девочки.

– Сам ему и намекни, – сказал отец, протаскивая дратву через край подошвы сапога, – ты в таких вещах получше моего разбираешься. А я уж сейчас и не знаю, что дарить принято, что нет. Знаю только, что оборотням серебро не дарят.

– Я думаю, что мне придется на какое-то время уехать из города, – сказал я. – Так что Криса я вряд ли увижу.

– Куда собрался? – поинтересовался отец.

– Не знаю пока. Думаю, ты мне и скажешь, куда ехать. На, взгляни.

Я вытащил хрустальную монету, что выкупил у Фьюарин, и протянул ее отцу. Тот отложил в сторону сапог, шило и дратву и принялся изучать ее на свет.

– Какой только пакости люди не придумают, – сказал он. – Где взял?

– Ее достали из одной гробницы, – сказал я. – Теперь я бы хотел эту гробницу разыскать.

– В гробокопатели решил податься? – поинтересовался отец.

Перед отцом я кривить не стал и все ему рассказал. Ну, то есть почти все. Не стал только рассказывать о том, что произошло со мной и Баст в Лунном храме.

– Однако, – сказал отец. – Вот уж не думал, что Лара до сих пор жива. Хорошая была жрица, ее оборотни слушались как щенки мать. И не дура, как некоторые. Даже наоборот. Я с ней одно время работал. Соню мы вместе нашли, чтоб ты знал. Бывало, мы цапались – как без этого? – но в целом она мне нравилась. А ты, значит, пришел разузнать, что это за деньга такая?

– Да, – ответил я. – Монета – след. Так себе след, но, кажется, другого у меня нет.

– Ну, ты верно насчет нее угадал. Это – артефакт-темница. Вот только я не могу понять, для кого. Вряд ли на демона, хлипкая она для этого. Может быть, на призрака или духа какого-нибудь. Если честно, меня отверстие это квадратное смущает. Обычно такие вещи сплошными делают без всяких дырок. Иероглифы, что тут вырезаны, мне знакомы. Это ханский доатайский диалект. Вот этот – означает «склад», «амбар», «хранилище», «сохранять», «прятать». Этот – «жизнь». Жизнь, как таковую, в глобальном смысле. Этот – «хитрость». Вообще, у этого иероглифа много значений. «Хитрость», «обман», «супружеская измена», «отнять», «налог» и куча других. Этот – «могила», точнее сказать «урна для праха» или «смерть», если в широком смысле. «Сохранить жизнь, обманув Смерть» или что-то вроде того, получается.

– То есть, это катайская работа? – спросил я.

– Да, и очень странная. Этот алфавит не используется со времен падения Ханского царства, когда его завоевало царство Ху. А это было лет девятьсот назад или около того. Потом, лет через сто, они там все объединились в Юй, ну а потом пришли атайцы и теперь там везде один сплошной Катай.

Эти слова меня несколько расстроили.

– Девятьсот лет… – пробормотал я. – За это время монета могла много где побывать.

– Думаю, что поменьше, – сказал отец, подумав. – Работа очень тонкая, видишь резьба по гурту какая? Кроме того, у нее круглая форма, а в Катае монеты стали делать круглыми всего-то лет шестьсот назад. Опять же отверстие в форме правильного квадрата. Это еще лет сто отними. То есть, она не старше пятисот лет, я так думаю.

– Хм… неувязочка получается, – сказал я.

– Я же тебе сказал, что странная она, – сказал отец. – Впрочем, может быть, все банально объясняется. Мастер, который ее делал, родился еще в Хань, а монету эту делал уже при Ху или даже при атайцах. Эльф какой-нибудь или еще кто-нибудь. И, кстати, ничего ему не мешало такие монеты клепать в какой-нибудь Буратии, тем более что там за такие вещи не наказывают.

– В Буратии хрусталь не добывают, – заметил я.

– Хрусталь и привозной может быть, – резонно возразил отец. – Другое дело, что с тех пор, как атайцы заняли Катай, добыча и производство хрусталя находится под надзором «синих кэси[16]16
  Кэси – вид катайской мужской верхней одежы, нечто среднее между длинным халатом без рукавов и плащем. Как правило, кэси шьют из хлопчатобумажной или шерстяной ткани. Атайское жречество носит кэси синего цвета.


[Закрыть]». Смекаешь?

– Фьюарин говорила, что там, в гробнице, таких монет целый сундук был, – вспомнил я. – Насколько я понимаю, не каждый кристалл хрусталя на такую монету годится?

Отец кивнул.

– Значит, логично предположить, что тот, кто эти монеты делал, имел доступ к разработке хрусталя, – сказал я. – Но где гарантия, что этот хрусталь из Катая?

– Ты ее лучше гному какому-нибудь покажи, – сказал отец. – Он тебе точнее скажет, откуда хрусталь. Я же тебе скажу: какой смысл делать катайскую вещь из суранского хрусталя? Так что, мне кажется, тебе надо в Катай. В Хань куда-нибудь. Ближний свет, однако, на другой конец мира.

– Это не проблема, ты же знаешь, – сказал я. – А насчет гнома – это хорошая мысль. Да и насчет самой монеты у местных катайцев поспрашиваю.

– Скорее, проблема в том, что тебе придется отправиться в страну, где терпеть не могут чужестранцев, магов и последователей религий, отличных от культа Атая, – сказал отец. – Как бы там тебя не взяли в оборот местные «синие кэси».

В голосе отца не было ни какого-то особого волнения, ни, тем более, страха за меня. На лице это тоже не читалось. Отец вообще удивительно умеет владеть собой. Каждым мускулом, если не каждой своей клеткой. Кого другого он бы и обманул. Но не меня. Мы, его дети, всегда прекрасно чувствовали малейшие нюансы в его настроении.

– Я постараюсь вести себя аккуратно, – сказал я, – и не лезть на рожон.

Отец некоторое время смотрел на меня, о чем-то раздумывая.

– Когда собираешься отправляться? – спросил он.

– Через пару дней, – ответил я. – Мне надо будет закончить тут кое-какие дела.

– Жаль, потому что я хотел просить тебя об одной услуге, – сказал отец.

– О какой? – спросил я. – Лара потерялась тридцать лет назад, так что пара дней ничего не решают. Что случилось?

– Ничего страшного, я надеюсь, – сказал отец. – Просто Соня задерживается уже на неделю. Я хотел попросить тебя отправиться ей на встречу.

Мне большого труда стоило не вскочить с лавки.

– Что же ты сразу не сказал? – спросил я.

– Слушай, Эн. Она взрослая девочка и опытный Истребитель, – спокойно ответил отец. – Задержаться в пути, да еще по весенней распутице можно по разным причинам. Тем более что неделя – не такой уж и большой срок.

– Угу, – сказал я. – Вот так в Ицкароне жрецы и пропадают. А потом приходят родственники и просят найти их, когда уже три десятка лет пролетело. Фьюарин посылал?

– «Абонент не отвечает или временно недоступен», – процитировал он. Даже интонации один в один получились.

В присутствии отца я не ругаюсь. Никогда. Поэтому я промолчал, но не только я могу его настроение чувствовать, он мое тоже прекрасно умеет читать.

– Ничего это не значит, – сказал он. – Ты же знаешь, как крепко она засыпает. Она жива, я в этом уверен.

Спрашивать, откуда он это знает, я не стал.

– Куда она отправилась? – спросил я.

– В Киркогор[17]17
  Киркогор – крупное (около 5000 жителей) гномье поселение в Южных Лальпах – горной гряды, расположенной южнее Ицкарона и западнее Лунарийского леса. Центр добычи медных и оловянных руд, а также гранита.


[Закрыть], – ответил отец. – Там в одной из шахт завелся горяк[18]18
  Полуразумное существо, обитающее в горных пещерах. Состоит из горной породы и полезных ископаемых, которые можно добыть в данной местности. Ревностно охраняет свою территорию, никого на нее не допуская.


[Закрыть], судя по всему. Его местные железным змием окрестили.

До Киркогора проложен торный путь. Торговые караваны преодолевают его дней за одиннадцать-двенадцать, почтовый дилижанс летом, когда дороги сухие и чистые, доезжает за три дня, вот только дилижансы туда ездят нечасто – раз в десять дней. Можно выиграть дней пять, если не всю дорогу по тракту проделать, а на пароходе подняться по Ицке до Лесограда[19]19
  Лесоград – имеется в виду современный Лесоград, который, по сути, не имеет со столицей древнего Лунарийского Королевства ничего общего – небольшой городок с населением в 8000 тысяч жителей, преимущественно змей-оборотней (ламий) и эльфов. Расположен в Лунарийском лесу, в нижнем течении Ицки, там, где от нее отпадает Лазурь.


[Закрыть] и потом оттуда по Лазури[20]20
  Лазурь – рукав Ицки, впадает в Лазуревое озеро.


[Закрыть] на лодке до Лальпного Замостья[21]21
  Селение на правом берегу Лазури у моста, через который проходит Киркогорский тракт. В Лальпном Замостье имеется большой постоянный двор, почтовая станция и небольшая пристань.


[Закрыть] доплыть, но, опять же, пароходы ходят раз в неделю, так что выигрыша можно и не получить. Сонечка сама по себе может двигаться и быстрее – дилижанс обгонит, но без лишней необходимости торопиться бы не стала и, скорее всего, отправилась бы через Лесоград. Что касается меня, то мне и одного дня хватит, чтобы до Киркогора добраться. Другое дело, что в городе меня держат несколько дел. Впрочем, если выходить на Дорогу через пару часов, то к ночи я буду уже в Киркогоре. Максимум, завтра утром. День на обратную дорогу. И какое-то время на поиски Сонечки. Получается, что я буду отсутствовать в городе минимум два дня, максимум… ну не знаю. Я покосился на свою тень, надеясь, что она мне что-нибудь подскажет. Но нет, в этот раз она была просто тенью, и подсказывать ничего не желала. Я вздохнул и выдохнул. Ну что же…

– Кто за ней посылал? – спросил я.

– От имени общины письмо прислал некто Прост Зубилодобыча, – ответил отец. – А речь шла о Восьмой шахте. Когда выходишь?

– Через пару часов, – ответил я. – По сути, все мои дела можно отложить, кроме одного.

– Какого? – спросил отец.

– Мне надо найти кого-нибудь кто позаботиться о моей рассаде, – ответил я. – Впрочем, у меня есть одна кандидатура.

Тень, что лежала у моих ног, согласно кивнула.

5

В этот раз у статуи Луни я задерживаться не стал: все равно оригиналу, который мне сегодня пригрезился, изваяние проигрывало по всем параметрам. Мне повезло, причем вдвойне: едва углубившись во внутренние помещения храма, я почти сразу встретил и Баст, и Луизу.

– Знаешь, – промурлыкала жрица, – еще немного и Арника решит, что ты перепутал Лунный храм с Храмом Дорог.

– Ничего я не перепутал, а зашел попрощаться, – сказал я. – Мне срочно надо покинуть город и меня не будет пару дней, а может быть и больше. Бастиана, могу я попросить твою дочь о небольшой услуге?

– Попробуй, – милостиво позволила Баст.

Я присел перед девочкой на одно колено.

– У меня дома на кухне рассада растет, – сказал я. – Ее надо поливать каждый день, желательно утром. Ты не поухаживаешь за ней?

Луиза заморгала.

– Это где это, это у тебя в храме? – уточнила Бастиана.

– Да, на втором этаже, на кухне, – ответил я. – Ты же помнишь дорогу, Баст? Панель в стене очень просто открывается, стоит немного нажать.

– Я помню, – ответила жрица. – Только я вот не уверена, что это – хорошая идея.

– Ну, мам, – Луиза дернула мать за платье, – почему нет-то?

– Потому что это чужой храм, – ответила Баст. – А в чужой храм ходить не очень хорошо.

– Он-то сюда ходит, – ответила Луиза. – И дядя Крис ходит. А ты в Храм Героев ходишь, к дяде Крису. А я к бабушке в Храм Красоты хожу, и ты тоже туда ходишь. И у дяди Энжела ты уже была.

– Нехорошо ходить в чужой храм, когда там нет хозяина, – возразила Баст.

– Вообще-то, я там не хозяин, – сказал я. – Я там живу, конечно, рассаду выращиваю и все такое, но хозяин там сама знаешь кто. Баст, мне реально нужна ваша помощь. Если рассаду не поливать, то она погибнет, а искать сейчас кого-то, кто о ней позаботится, у меня времени нет. Я очень тороплюсь. На отца надежды мало – долг его в любую минуту может из города выгнать, Крис еще не вернулся, а Саора рассаду поморозить может.

– А Соня?

– А за Сонечкой я как раз и отправляюсь, – сказал я. – Она пропала. Так что, вы мне поможете?

– Мам?

– Хорошо, – сказала Бастиана. – Только имей в виду: ни Луиза, ни я в сельском хозяйстве ничего не понимаем и как там твою рассаду правильно поливать, не знаем.

– Это я сейчас вам расскажу, – ответил я. – Тут все просто, главное не переливать и петь не слишком громко.

– Петь? – переспросила Бастиана.

– Ну конечно, – ответил я. – А как иначе? Да вы не переживайте, вы же кошки, это не сложнее чем мурлыкать. Итак…

6

Вышел я налегке. Одел дорожный камзол, поверх него плащ с капюшоном, положил в сумку пару бутербродов, кошель с серебром, чековую книжку, да прицепил меч на пояс. На самом деле, я оружие не люблю, хотя и умею с ним обращаться. В большинстве случаев, я предпочитаю решать конфликты путем переговоров, а не размахивая заточенным железом. Однако ситуации разные бывают, и места – тоже. Кое-где с тобой и разговаривать никто не станет, если у тебя на поясе не болтается что-нибудь, чем можно выпустить собеседнику кишки.

За город я выбрался через портал. Запахнулся поплотнее в плащ, накинул капюшон на голову и зашагал скорым шагом. Конечно, летаю я быстрее, но только на Дороге в этом смысла никакого нет. Здесь скорость, с которой ты передвигаешься, к тому, как долго будешь добираться до нужного тебе места, отношения никакого не имеет. Тут важнее устремления, а с этим у меня сейчас никаких проблем нет.

Что такое Дорога? Ох, непростой это вопрос. Как сказал классик, нет ничего опаснее. Выйдешь за порог, встанешь на тропинку, начинающуюся у твоих дверей, дашь волю ногам и не заметишь, как эта тропинка приведет тебя на широкий тракт, а тот поведет тебя в такие города и страны, о которых ты и слыхом не слыхивал, сидя дома. И все, прощай спокойная жизнь. Дорога, если проникнет кому в душу, никогда его более не отпустит. Впрочем, сейчас не об этом речь. Речь сейчас о том, что если посмотреть отстранено, то и тропинка к дому вашего приятеля, и широченное суранское шоссе – суть одно и то же. Все дороги – это лишь часть одной большой Дороги, у которой конца нет, зато множество начал. А теперь представьте, сколько человек каждую секунду на Дороге находятся. Представили? Знаете, чего хотят эти люди? Большинство – как можно быстрее добраться до того места, куда они идут или едут. Человеческие желания – это не просто так, человеческие желания сродни вере, а вера – основной из механизмов, что двигает этой Вселенной. Вера и делает Дорогу если не разумной, то, как минимум, живой сущностью, с которой, при желании можно и договориться. А как вы думаете, умеет ли жрец Храма Теней и Дорог[22]22
  Полное название храма Малина – Храм Теней и Дорог, однако вполне допустимо называть его Храмом Теней, Храмом Дорог или Храмом Дорог и Теней, – Малин, как и его жрецы, никаких претензий к подобным альтернативным названиям никогда не высказывали. А вот, к примеру, лет триста назад, одного городского ратмана, который оговорился и назвал храм в своем публичном выступлении Храмом Воров, ограбили в ту же ночь. Воры унесли из его особняка все ценное: деньги, драгоценности, столовое серебро, дорогие картины, антикварную мебель и, в ее числе – тяжеленую кровать, на которой ратман с супругой почивали в ту ночь. Ни ратман, ни его супруга, разумеется, ничего не видели и не слышали, более того – даже не проснулись, когда пропадало их супружеское ложе. Воров, разумеется, так и не нашли.


[Закрыть] с ней договариваться?

Я шагал вперед, посматривая по сторонам. Поля, на которых лежал редкий грязный снег, начали постепенно сменяться редколесьем, дождь постепенно перестал моросить, что было очень кстати, потому что месить грязь – удовольствие сомнительное. Выглянуло солнце, и вокруг приятно потеплело, теперь погода стала больше напоминать весеннюю. Было около трех часов дня, солнце светило мне сзади и немного слева, и идти, несмотря на свалившиеся на меня вдруг заботы, было довольно весело. Дело не в моем легкомыслии, просто мое настроение, каким бы оно не было, всегда улучшается, когда я выхожу на Дорогу. Сейчас главное – не увлечься и случайно не уйти в какие-нибудь теплые страны, а то и вовсе не перескочить в какой-нибудь другой мир. Впрочем, я подозревал, что все, что я вокруг сейчас видел, и так соткано из кусочков различных реальностей. Во всяком случае, я точно знаю, что когда идешь по Дороге, попасть куда-нибудь, где звезды на ночном небе выглядят иначе, чем дома, не сложнее, чем попасть в соседнее село. А то и проще. Так уж Дорога устроена.

Как я уже говорил, пространство – штука непростая. Представьте себе длинную-длинную струну от арфы или лютни. Растяните ее настолько, насколько сможете. Скрутите, свяжите узлом, скомкайте, а то, что получилось – снова растяните. Повторяйте процесс столько раз, сколько есть звезд на небе, а затем – столько, сколько песчинок на всех пляжах мира. Вот то, что вы получите в итоге, будет немного напоминать пространство, особенно, если вы умудритесь себе представить, что эта самая струна – не струна вовсе, а сама Дорога и есть, а все что существует во Вселенной – только ее Обочины. Теперь, если вы смогли все это представить, то вам совсем несложно будет понять, как можно за один шаг покрыть сотню, тысячу шагов. Все что надо – просто шагать в правильном направлении, перескакивая с одной части струны, на другую, а не двигаясь вдоль нее! Более того, если с Дорогой вы уже договорились, или Она по каким-то причинам решила вам помочь, то вам даже думать не нужно, как это делать, главное – просто шагать, а все остальное Дорога за вас сама сделает.

Когда заняты ноги, голова свободна. Так что я занял ее осмыслением того, что произошло сегодня днем. Конечно, я про Их явление говорю. Пошатнулась ли моя картина мира от того, что я сегодня увидел и пережил? Нет, однозначно нет. Все что сегодня было, вполне можно объяснить, не беспокоя богов. Конечно, Малина и Луню, кроме меня, видели, как минимум, Арника и Баст, но разве не бывает коллективных галлюцинаций? Нет, ну вот подумайте сами: к чему было устраивать тот разговор в храме на наших, жреческих, глазах, если боги вполне себе могут поговорить и без свидетелей? Поговорить и договориться. Что это за спектакль был, в чем его смысл? Этому у меня было только одно разумное объяснение: готовясь к новогодней ночи, я слишком много думал и о Малине, и о Луни, стараясь разыграть свою роль как можно лучше. Ну и переувлекся, до такой степени переувлекся, что сам довел себя до видений наяву. Да, можно и другое объяснение придумать, я не спорю. Можно, к примеру, предположить, что все это было устроено для того, чтобы я осознал всю серьезность предстоящего мне дела или для того, чтобы убедить Арнику ответить на мои вопросы. Не устраивает объяснение? Хорошо, можно еще сказать, что причины деяний богов известны только им самим, и многозначительно закатить глаза к небу. Вот только такой вариант мне нравится еще меньше.

Между тем, я шагал уже через какой-то неплотный лесок. С обеих сторон Дорогу окружали клены, пахло мокрой землей и прелыми прошлогодними листьями. Снега зимой у нас выпадает откровенно маловато, в городе он тает быстро, не всегда его и заметить-то успеешь. А здесь, вдали от побережья, где влияние океана не было столь значительным, снег кое-где до сих пор лежал, прячась с южной стороны деревьев. Дышалось легко. Эх… Было бы недурно остановиться тут на минуту другую и сделать небольшой привал, прижаться спиной к корявому стволу какого-нибудь дерева, прикрыть глаза и почувствовать, как просыпается вокруг земля, как готовятся вынырнуть на свет первые зеленые ростки лесных трав, как от корней к ветвям поднимаются живительные соки. Увы, сейчас у меня совсем не было на это времени – Дорога ведет лишь тех, кто по ней идет.

К Восьмой Шахте я вышел, когда уже основательно стемнело. Благодаря тому, что небо было закрыто тучами, а луны сегодня и вовсе не было на небе, два ярких костра я заметил издалека. Дорога тут же отпустила меня – я такие вещи сразу чувствую, так что я попросту выпустил крылья и преодолел оставшееся до огней расстояние по воздуху. Приземляться я не торопился, стараясь рассмотреть сверху место, куда попал. Вид, который мне открылся с высоты, убедил меня в двух вещах: во-первых, я попал, куда надо, а во-вторых, торопился я вовсе не зря. Внизу, у подножья пологой большой скалы, была расчищена ровная площадка. На этой площадке стаяли всякие разные механизмы, которые гномы применяют при разработке недр, типа лебедок и дробилок. Чуть в стороне от выставленного оборудования, были сложены два здоровенных костра, а между ними – поленница, на которой было установлено ложе. Угадайте, кого я на нем обнаружил?

Голова Сонечки покоилась на чем-то вроде рыцарского круглого щита, ее собственный меч был вложен ей в руку, а сами руки сложены на груди. В ногах у нее лежало что-то вроде змеиной головы, треугольной, крупной, размером с хорошую бочку. Отсюда, с высоты, при свете ярких костров, было хорошо видно, какая Сонечка маленькая, хрупкая и бледная. Мне это зрелище совсем не понравилось, а в особенности мне не понравилась группка из семи гномов, что стояла чуть в стороне от поленницы. Отчего-то мне сразу показалось, что собрались они здесь не просто так, и факелы у них в руках вовсе не для того, чтобы разгонять ночную тьму. Кажется, мне срочно надо вмешаться.

Я позволил себе пролететь над кострами так низко, что почувствовал их жар и уловил запах масла, которым гномы пропитали дрова, чтобы они горели жарче. Конечно, меня заметили, а этого я и добивался. Я взмыл свечой в ночное небо, а затем резко пошел на снижение и погасил скорость лишь возле самой земли. Коснувшись ее ногами, я повернулся к оторопевшим гномам, успевшим похватать свои мотыги[23]23
  В горах гномы чаще используют не топоры, а особо вида мотыги, которые являются как орудием для добычи руды, так и оружием для самообороны.


[Закрыть]. Впрочем, нападать они пока не спешили, так что инициатива была на моей стороне.

– Что у вас тут происходит? – строго спросил я.

Крылья я пока прятать не стал. Смысла в этом не было: гномы их уже успели увидеть, а в случае необходимости я мог взлететь практически мгновенно. Кроме того, они сейчас работали на меня в том смысле, что делали мою не слишком представительную фигуру более внушительной. Что поделать, я не Крис, который может поспорить шириной плеч с отцом, мне иногда приходится прибегать и к подобным маленьким хитростям, чтобы дать понять окружающим, что к моим словам стоит прислушаться.

Гномов мой вид впечатлил, но отвечать на мой вопрос они не торопились. Я шагнул к ним и медленно сложил крылья.

– Повторяю вопрос: что у вас тут происходит?

Главное, чтобы они на меня сейчас не бросились. Гномы иногда предпочитают сначала бить, а после разбираться, стоило лезть в драку или нет. Впрочем, на этот раз мне повезло.

– А ты что за птица будешь, что вопросы тут задаешь? – поинтересовался один из гномов, делая мне шаг навстречу. Рука его крепко сжимала мотыгу, а сам он тоже старался напустить на себя самый важный вид. Видимо, у этих гномов он был что-то вроде старосты или, скорее, бригадира, если судить по широкому расшитому поясу, что он носил на внушительного размера брюхе.

– Я – жрец Малина, – ответил я. – Меня зовут Энжел, Энжел Сувари, и ко мне стоит обращаться на «вы». Мне мой вопрос в третий раз повторить?

Гномы тут же немного расслабились, и, кажется, даже обрадовались. Оно и понятно: гномы не столько суеверны, сколько именно религиозны, и в их среде малинопоклонников очень много. Вот уж кто не считает Шефа источником всех проблем, так это они. Наоборот, поскольку гномы не только в недрах колупаться мастера, но еще и попутешествовать, и поторговать не дураки, то Шефа они чтят едва ли не выше остальных богов. Разве что Левшу и Недоперепила уважают не меньше.

– Жрец? – переспросил гном. – Очень вовремя. Ваше преосвященство, мое имя – Прост Зубилодобыча, я тутошний бригадир. Мы здесь собрались, чтобы проводить в последний путь рыцаря Нурана, сэра Соню. Не откажите в любезности, проведите погребальную церемонию честь по чести. Мы уже почти закончили с ней прощаться, но коли вы прибыли, еще раз можем все повторить.

– Только недолго чтоб, – подал реплику один из стоявших за спиной бригадира гномов. – Поминальный ужин остывает, эль открыт и по чашам розлит. А, между прочим, каждую секунду испаряется сорок молекулярных слоев!

Остальная компания поддержала его кивками и одобрительным ворчанием. Я, между тем, подошел к Сонечке и попытался нащупать пульс у нее на шее. Ее кожа была холодной, но вполне упругой. Так, вот и артерия… теперь ждем.

– А это что вы делаете? – поинтересовался бригадир.

– Проверяю кое-что, – ответил я. – Как это случилось?

Я почти не сомневался, что устраивать погребальный костер для Сонечки еще рано. Скорее всего, она просто опять выложилась больше своей меры и теперь спит так глубоко, что ее разум полностью отсутствует в нашем мире, а тело мало отличается от тела мертвого человека. Такое случалось раньше. Вероятно, это случилось и теперь. Немного терпения и я буду знать это точно.

– Да, видите ли, ваше преосвященство, у нас тут, под горой, в шахте чудище завелось… – начал гном.

– Что за чудище? Железный змий? – спросил я.

Сонечка – не человек. Сонечка – химера, которую когда-то давно отец подобрал в логове одного сумасшедшего алхимика. Тот хотел сделать из нее бездушного убийцу, свое орудие, проводника собственной воли. Приди отец на год, на полгода позже, возможно так бы и получилось, но тут ей повезло. Алхимик, прежде чем погибнуть, попытался натравить Сонечку на отца, но та оказалась еще не до конца законченной и просто не справилась с заданием. Отец же не стал ее убивать, а взял с собой в Храм Героев, где поместил ее в отдельную келью и стал заботиться о ней как о собственной дочери. Сонечка оказалась химерой очень интересной, если смотреть на нее с точки зрения алхимической науки. Ее создатель, гонясь за универсальностью своего детища, сделал ставку на полиморфизм и многообразие форм, считая, видимо, что чем больше образцов ДНК в химере будет, тем лучше она сможет приспосабливаться под конкретные условия. В чем-то он был прав, но проблема заключалась в том, что он с многообразием перестарался. Сонечке до сих пор очень непросто контролировать свою форму, которая может спонтанно поменяться под воздействием каких-то внешних угроз или просто по ее настроению. Вторая сторона этой проблемы заключается в том, что смена формы – процедура энергозатратная. Ей приходится быть очень аккуратной и постоянно держать себя под неусыпным контролем, иначе она очень быстро погибнет от истощения. И вот тут ей когда-то очень сильно помог отец. Он не только научил ее себя контролировать, он воспитал ее, сделал из нее человека, вложил в ее голову понятия о добре и зле. Это благодаря ему она выбрала путь рыцаря Нурана. Теперь она – Истребитель, один из лучших охотников на демонов и чудовищ. И видит цель своей жизни в том, чтобы защищать людей. Кроме того, посвятив себя Нурану, Сонечка отчасти решила и проблему со своим питанием – теперь ее поддерживает и Его сила.