Текст книги "Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице (СИ)"

Автор книги: С. Лисочка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

– Вообразите, – говорила она, – внучка, гуляя по лесу, попала в капкан и сильно повредила лапку. И оставаться бы ей хромой, если бы не сказка о том, как доктор-эльф, ехавший из Тыпонии в Жарандию, случайно проезжал мимо и вылечил ее, а после еще и в жены взял.

Выяснилось, что если в сказках основными действующими лицами были чужеземцы, случайно оказавшиеся в центре событий, то сил требовалась гораздо меньше. С тем же успехом можно было использовать и людей, которые должны были умереть, но отчего-то не умерли.

– Почему так? – спросил Энжел.

– Я много думала над этим вопросом, и у меня есть одно объяснение, которое меня устраивает, – ответила Огния. – Но не знаю, устроит ли моя теория вас.

– Какая теория?

– Я думаю, что есть некоторый естественный порядок вещей, некое ожидаемое развитие событий, – сказала она. – Это не судьба, в буквальном ее понимании, не что-то совершенно предопределенное. Хотя и сродни судьбе. История, к примеру, не предопределяет, что башмачник не может стать Императором, однако ему придется сильно попотеть, захоти он это. Это – как течение реки. Если бросить в Ицку у Широкого моста ветку, то течение унесет ее в Океан, либо прибьет к берегу – вариантов не так уж и много. Бывает так, что одна ветка цепляется за другую, а обе они – за какую-нибудь корягу, глядь – а на реке затор, и течение вынуждено огибать его. Впрочем, заторы тоже могут возникнуть лишь на определенных местах – они, в каком-то смысле, тоже часть реки.

– Кажется, я вас понимаю, – кивнул Энжел. – Ицка так или иначе донесет свои воды в Океан, но у каждой щепки может оказаться свой путь. И что же дальше?

– Это я и называю Историей. У нее нет разума, как такового, она не персонифицирована, но сама по себе она – сила.

Энжел снова кивнул.

– Заметьте: так или иначе, река сама справляется с заторами – расталкивает и размывает их, а если они перекрывают ей ход, набирается сил и переливается через них. Конечно, заторы тоже разные случаются, бывает, что из-за них и новое русло появиться может. Но главное не это, главное то, что река сама пытается разобраться с тем, что ей мешает. И с Историей то же самое. Но и Истории разные бывают: у Ицкарона – своя, у Поднебесной – своя. История Поднебесной не может контролировать все на свете, ей нет дел до ицкаронского горшечника, его для нее и вовсе не существует. И даже если он по какому-то капризу решит отправиться в Ут-Кин, то и тогда она его заметит не сразу – сами посудите, ну какой шанс, что один чужеземец сможет на что-то серьезно повлиять? То же касается и выживших – она не замечает их, думая, что они погибли, и их истории закончились. Потом, конечно, когда обнаруживает, что они живы, старается исправить ошибку. В Поднебесной считалось, что к избежавшему смерти та приходит еще дважды; если выживший сможет и тогда уберечься от нее, то она оставит его в покое. Но чаще бывает иначе: чудом избежав гибели, человек вскоре умирает от другой причины.

В этот момент звякнул таймер плиты, Огния, извинившись, отправилась проверять свои пироги.

Пока Огния возилась у плиты, Энжел с задумчивым видом глядел через окно на почти что обычную жизнь Малого Треугольника, нарушить обыденность которой даже извещению о предстоящем замещении удалось лишь отчасти. Да, кто-то уже тащил дежурный чемоданчик с вещами в сторону Нового города, мысленно обещая самому себе непременно разбогатеть и переехать в место, откуда не надо бежать при первых звуках сирены. Но дети еще играли на улице в мяч, во дворе через дорогу рыжий гном рубил дрова, только что прошагал мимо точильщик, выкрикивая на ходу предложение воспользоваться его услугами. Да, пока что изменилось немногое, но за два часа до замещения улицы совершенно опустеют. Не станет ни стука топора, ни смеха детворы, разве что патрули Стражи пройдут здесь, проверяя, все ли эвакуировались.

– Естественный порядок вещей, – пробормотал он. – Хм.

– Извините, – сказала Огния, возвращаясь в свое кресло. – Так я продолжу?

Анири своим умением не злоупотребляла, редко находя повод и желание вмешиваться в Историю подобным образом. И держала в строгой тайне, что вообще способна на такое. Во избежание. Пока не попала в совершенно безвыходную ситуацию.

– У Атая был к ней личный счет: он за ней ухаживать когда-то пытался. Еще до войны. Даже заручился согласием Императора на брак, но от нее самой отказ получил, отчего страшно обиделся. Анири объявили демоницей и слухи непотребные про нее распустили: истребили ее поданных, а объявили, что она сама их убила и пожрала. Люди поверили, и она в самом деле стала чудовищем. Безжалостным и кровожадным. Ох, сколько людей погибло от ее когтей и зубов, сколько крови она пролила! А что самое страшное, знаете?

– Что она прекрасно понимала, что с ней происходит, – прохрипел Энжел. – Понимала, но ничего поделать не могла. А когда погибли ее верующие, даже стремилась побыстрее стать тем, кого из нее лепили.

Огния, широко раскрыв глаза, посмотрела на Энжела как-то по-новому.

– Да, – прошептала она. Потом встала и поклонилась, причем в этот раз ее поклон был иным. Не было в нем ничего светского, зато появилось что-то личное. Энжел кивнул, словно принимая ее поклон, и грустно улыбнулся. Огния снова вернулась в кресло и продолжила свой рассказ.

Конец близился. Гору, на которой обитала Анири, обложили атайцы. И тогда, предчувствуя скорый конец, Анири решилась. Кусок шелка у нее был, были у нее и кисточки, однако нужной красной туши у нее не оказалось. И тогда она написала сказку своей собственной кровью. Сказку о том, как ее – обезумевшего кровожадного демона – Просветленные заточат в кристаллическую темницу, где она пробудет несколько веков, до тех пор, пока не явятся с запада чужеземцы, растроганные ее печальной историей, и не освободят ее.

– Пу прорвался к Анири как раз в то время, когда она сочиняла сказку, – сказала Огния. – Его тоже преследовали. Хотя прежде Анири и Пу были не в самых добрых отношениях, она вставила в свою сказку и его. Это было тем проще, что песцу грозила гибель, а значит, его можно было использовать в качестве фигуры, которая поспособствует и ее освобождению. Собственно, расчет верный получился, и все сбылось, как замышлялось: чужеземцы и Пу освободили, и богиню. Правда, к тому моменту от богини почти ничего не осталось, а то, что осталось…

Огния махнула рукой, давая понять, что о том, что осталось, не стоит и говорить.

– Вот так все и было, – сказала она. – Такая вот получилась сказка. Она нашла вас и привела в Катай, и я надеюсь, вы не слишком недовольны ролью, какую вам пришлось в ней сыграть? Я ваша вечная должница. Но предупредить сразу хочу: то, что умела Анири Сказочница, Огния Куинда не умеет.

– Вы хотите сказать, что Огния не сможет написать подобной сказки? – спросил Энжел.

– Не сможет. Анири потратила остатки божественной силы, чтобы напитать ею свою последнюю сказку. Откуда же у бедной сочинительницы пьес такая власть?

– Ну и хорошо, – после некоторой паузы прохрипел Энжел. – Ни у кого в Ицкароне такой власти быть не должно. И нигде в мире. Во всей грозди миров.

Огния согласно кивнула. Снова звякнул таймер на плите. Голос с улицы сообщил, что до замещения осталось три с половиной часа, и напомнил о необходимости эвакуироваться в безопасное место.

– Зато здесь я научилась весьма прилично готовить, – похвасталась Огния. – Хотите, я угощу вас своим курником? С чаем?

– Хочу, – ответил Энжел обычным своим голосом. Глаза его снова стали серыми, бледность и обозначившаяся худоба куда-то делись.

Пока Огния вытаскивала пироги из духовок, отрезала по куску гостю и себе и разливала по кружкам чай, тот задумчиво поигрывал веером, раскрывая и закрывая его.

– А это и есть запись сказки? – указал он на красные иероглифы, покрывающие шелк веера.

– Да. Вы очень проницательны, я вам это говорила? – сказала Огния, протягивая Энжелу кружку с чаем и блюдце с курником.

– Вы мне лучше другое скажите: как и зачем вы похитили Лару Уиллис, и что на самом деле было в том мавзолее в междуречье Ила?

Огния едва не выронила свою кружку с чаем.

– Начали рассказывать, так уж рассказывайте все, – сказал Энжел.

– Хорошо. Как вам будет угодно, – вздохнула Огния и снова вернулась в кресло. – Тогда давайте я все по порядку буду рассказывать. Итак, когда Пу прибежал к Анири, ища убежища и защиты, которые она не могла ему дать, туда же, вслед за ним, прилетел вестник. Его послала та, которую в Ицкароне называют Ириной, она сообщала, что в мире снова появилась Черная Пагубь.

– Черная Пагубь? – переспросил Энжел. – Что это?

– Не знаю точно. Никто не знает. Это некая субстанция, некая сущность, отчасти разумная, хотя разум ее донельзя примитивен: она желает только одного – уничтожать все живое. Возможно, она сродни демонам, или, может быть, посмертной энергии, какой манипулируют некроманты. Во всяком случае, у нее есть с ними нечто общее. Черная Пагубь временами появляется в нашем мире, и тогда она захватывает первое попавшееся живое существо, но не уничтожает его, а подчиняет его разум, заставляя убивать все, что встретиться на пути. При этом она укрепляет тело одержимого, наделяя значительной физической силой и устойчивостью. Магия на одержимых почти не действует, их не убить никаким оружием, а если все-таки тело одержимого приходит в полную негодность, Черная Пагубь захватывает другое.

– Кажется, я имею представление о силе одержимых, – сказал Энжел. – И что, никакой на них нет управы?

– Отчего же? Есть. Драконы в стародавние времена научились консервировать их в камне. Не навечно, но на весьма длительное время. Речь о тысячелетиях идет. Демоны научились пожирать их. Правда, этот способ сравни тушению пожара гномьим маслом: демон тоже, по сути, становился одержимым, многократно усиливаясь и озлобляясь на всех вокруг, но разума окончательно не терял, а с течением времени так и вовсе мог переварить этот «обед» без отрицательных последствий для себя, а то и с прибылью. Кое-где практиковали такой способ избавления от Черной Пагуби: скармливали одержимого демону послабее и отправляли того в нижние миры. Некоторые Повелители демонов получили свою силу именно так. Но это прекратили после того, как очередной накормленный вернулся, причем сильно обиженный на тех, кто его так накормил. Куда безопаснее было скормить Черную Пагубь божеству – это самый надежный способ. Вот только богу это недешево обходилось: на переваривание уходили его божественные силы. Ох, сколько глав пантеонов сменилось по миру в свое время из-за такой диеты… Насколько я понимаю ситуацию, Ицкарон эта беда тоже не миновала, раз у вас нынче Раста верховодит, а не Идра.

– Хм, – сказал Энжел. – Я как-то думал, что верховное положение Расты – пережитки матриархата.

– Может быть, – не стала спорить Огния. – Однако лучший способ нашли у нас, в Поднебесной. Там пантеон сильно от вашего отличался. Кого только не обожествляли! Взять Анири, к примеру, – где еще оборотень божеством мог стать? Среди прочих было несколько божеств демонического происхождения. Пу, например. И, представьте себе, оказалось, что бывшие демоны могут поглощать Черную Пагубь почти совершенно безболезненно. Демоническая составляющая их сущности перерабатывала Пагубь, но одержимой не становилась – ее божественная составляющая контролировала. При этом божественные силы не тратились совершенно. Наоборот, они от этого только возрастали. В Поднебесной очень таких богов ценили и уважали.

– Так Пу был кем-то вроде Истребителя Черной Пагуби? – спросил Энжел.

– Большую часть времени он шутом императорским был, распутником и несносным хамом. Но, когда надо было, и Истребителем – тоже. А Ирина – у той особый талант находить эту гадость. И в тот раз она вестника прислала с известием, что очередного одержимого поймала и законсервировала. И просила Пу прибыть для окончательного решения вопроса.

– Она сообщила, кто был этим одержимым?

– Нет. Вестник рассказал только, что их общий старый друг Шу Цзы погиб, пытаясь его обезвредить. И что его лутомский храм в качестве мавзолея-могильника использован.

Энжел усмехнулся каким-то своим мыслям и кивнул Огнии, чтобы она продолжала.

– А Пу, как я уже сказала, у Анири как раз гостил. То есть она все слышала и решила из этой ситуации свою выгоду извлечь. На тот момент она ведь тоже стала божеством с частью демонической сущности. По крайней мере, она так считала. И ключ, открывающий мавзолей с одержимым, который Ирина Пу прислала, у него отобрала. Сказала, что они вместе пойдут туда, после того, как от атайцев убегут. И предложила Пу прорываться из оцепления по одному. Наперед уже зная, что и ее, и Пу схватят. Ему она, понятно, рассказывать о том, что их схватят, не стала.

– И тот согласился?

– А куда ему деваться было? Анири его сильнее всегда была. И хитрее. Она-то этот ключ у себя оставила еще и для того, чтобы Пу наверняка пожелал ее освободить. Без ключа Пу даже добраться до мавзолея сам не мог, потому что Ирина в своем послании не стала рассказывать, где тот находится, а прямо в ключ указатель на него встроила. Анири конечно, с Пу делиться одержимым не собиралась. Наоборот, специально в свою сказку эпизод вставила, в которой ее одну проводник до мавзолея ведет. Не подумайте ничего про нее плохого, просто она все-таки в значительной части демоном была.

– А потом, когда мы ее освободили?

– Она и тогда скорее демоном была, чем кем бы то ни было. И убежала, по-прежнему не желая делиться.

– Так она от Пу убегала, а не от Атая?

– От обоих. Она от обоих не в восторге была.

– Понятно. И отправилась к мавзолею?

– Не сразу. Она ведь тоже весьма приблизительно представляла, где тот находится. Ключ, который у нее имелся, совершенно не желал работать в ее руках – он то ли конкретно для Пу был настроен, то ли Ирина перестраховалась и защитила его на случай, если он к демону попадет, – не знаю. Поэтому Анири отправилась в Лутом. Заодно и погоню с хвоста сбросила: Пу окончательно ее потерял, а вот истукан Атая только отстал сильно, но так за ней и шел. В Лутоме она где только не была: и в Долине Томов, и в Хивах, и в Пафее, но хоть какие-то сведения о мавзолее только в Мимсисе и раздобыла. В летописях местных. Но она не столько информацию искала, сколько проводника. Года три на это ушло.

– Ого.

– А вы думали! Когда она сказку сочиняла, у нее сил совсем мало оставалось, чтобы что-то конкретное записать. В сказках – как в предсказаниях: чем больше конкретики, тем больше сил надо вложить. Так что она просто записала, что проводник будет чужеземцем и следопытом, без других уточнений. Но даже с такими расплывчатыми требованиями до конца уверена не была, что эта часть сказки сработает. В Мимсисе она уже было и решила, что не сработало. А потом ее вдруг на север потянуло. На побережье океана. Там-то она Лару Уиллис и подобрала.

– Подождите. Так получается, она не сама Лару в проводники выбрала?

– Нет, конечно! Это сказка сама так решила. С теми затратами силы – хорошо, что хоть так получилось. Лара-то мало того, что чужеземка, так еще и утонуть должна была или от рук пиратов погибнуть. Только такую История и могла пропустить.

– Забавно получается.

– Что, простите?

– Я потом объясню. Вы рассказывайте.

Голос с улицы сообщил, что до замещения осталось три часа. Огния, зная, что теперь сирена будет звучать каждые десять минут, прикрыла окна, чтобы шум не мешал беседе.

– А что еще рассказывать? Лара меня к мавзолею и отвела. Очень у нее хорошо получилось.

– О. Уже не Анири, уже вас?

– Сложный вопрос. Лара мне это имя дала, тогда я и появилась. Но окончательно я Огнией стала, наверное, когда она убила Анири-демоницу.

– Так там, у мавзолея, это не фокус ваш был какой-то?

– Я не знаю, что это было. Стояли, беседовали. Лара из лука целилась. Ну не любила она демонов – понятно, а Анири ее еще и немножко обманула. Мы почти договорились миром разойтись, во всяком случае, мне так показалось. А потом раз – и стрела в сердце. Знаете, как обидно было? Ведь мне Лара нравилась очень, она меня языку ицкаронскому учила, мы охотились друг для друга, мы, что называется, в одной норе ночевали. Я думала, мы подружились. А потом – стрела. Ну как так можно?

– Но вы все же не умерли.

– Я-то – нет. А вот Анири-демоница – умерла. Я тогда очень удивилась, не думала, что такого демона, как Анири, можно простой серебряной стрелой убить. Не нежить все-таки, а какой-никакой архидемон! Это потом уже, тут, в Ицкароне, я на старую легенду наткнулась, в которой говорится, что стрелы Луни обладают очищающим действием.

– Никогда не слышал о такой легенде. Более того, и Лара, кажется, ее не знала.

– Да? Хм.

– Ладно, не важно. Дальше что было?

– Дальше? Очнулась я как раз в тот момент, когда из мавзолея одержимая вырвалась. Тут Атай очень некстати появился, так та его прямо у меня на глазах разделала. Не его самого, конечно, а ту часть, что он в статую поместил. Подчистую уничтожила. Но и сама значительно ослабла: божественная сущность добрую часть Черной Пагуби в ней изничтожила.

– И вы ее сожрали? – спросил Энжел.

Огния улыбнулась.

– Нет. Анири бы это сделала, да и я, что греха таить, намеревалась. Но вот подошла к ней… и не смогла. Посмотрела на нее – израненную, измученную – и не смогла. А уж когда она глаза открыла и о помощи попросила…

Прежде чем задать следующий вопрос, Энжел попытался максимально взять себя в руки и успокоиться.

– Кто она была?

Кого другого его равнодушный ровный тон и обманул бы, но Огния прекрасно поняла состояние жреца.

– Сдается мне, – сказала она, лукаво посмотрев на Энжела, – вы не хуже меня знаете ответ на свой вопрос.

Энжел неловко кашлянул, а Огния чуть кивнула и улыбнулась.

– Я скорее хотел спросить, кем она была до…

– А-а… Она плохо помнила свое прошлое. Первое время даже имя свое настоящее не могла назвать. Я ей другое имя придумала – за черные волосы, глаза и крылья. Потом, постепенно, она начала вспоминать, но как-то все фрагментами. Вроде как из другого мира она, из народа, который называет себя фойрэ. Ее там убили… друзья. А она не умерла, а одержимой стала. Путаная история, за достоверность которой она и сама толком поручиться не могла… Меня-то больше всего интересовало, каким это она образом умудряется разум сохранять, когда внутри – Черная Пагубь плещется. Даже демоны голову теряли, а она себя прекрасно контролировала.

Энжел зачем-то посмотрел на свою правую руку, словно желая убедиться, что ногти на ней хорошо острижены, медленно сжал и разжал пальцы и криво усмехнулся.

– Чтобы одержимость как-то проявилась, ее сильно разозлить надо было, – продолжала Огния, с любопытством поглядывая на Энжела. – Правда тогда она очень жестокой и жесткой становилась. Мы с ней как-то разбойников встретили, они, кроме как ограбить, еще и поразвлечься хотели. Ох, как она их отделала… бррр… вспомнить страшно. Анири-демоница, по сравнению с ней, мне милой ласковой зверушкой показалась. А когда успокоилась и в себя пришла, как она плакала над тем, что от них осталось…

– И вы вместе отправились в Ицкарон?

– Да. Анири давно хотела там побывать, а мне Лара про него очень вкусно рассказывала. Про театр… Мы, правда, не сразу пошли. Сначала в Лутоме задержались, потом у кочевников немного. Я ее языку учила, и вообще всему, что может в жизни пригодиться. Между прочим, это я ее с сэром Джаем познакомила. Ну как познакомила? Он за мной явился едва ли не в первый же день, когда мы в Ицкарон пришли – от меня еще какое-то время демоном пахло. Джай меня оглушил каким-то своим нуранитским фокусом, и чуть на шапку не пустил, а она за меня заступилась: бросилась под руку и рассказала ему, что я была жрицей Анири до того, как та стала демоницей. Ну и некоторое время после. Я-то сама ей так и представилась, памятуя о том, как Лара отреагировала, когда я призналась, кто я есть. Тогда Джай ко мне пристальнее присмотрелся и признал, что я действительно не демон. Извинялся потом. Передо мной и перед ней. Так слово за слово, и…

Огния улыбнулась, Энжел – тоже.

– К слову, о Ларе. А почему вы не вытащили ее из мавзолея? Не смогли?

– Я и не пыталась. А какой был смысл ее вытаскивать? Она же погибла, когда одержимая вырвалась. Чтобы похоронить? Мне как-то и в голову не пришло, тем более что я не очень-то представляла, как внутрь мавзолея попасть. Будь там одержимый, я бы, конечно, нашла способ проход открыть. Но ради похорон убийцы Анири…

– А если я вам скажу, что одержимых в мавзолее было двое, а вырвалась только одна? А если я скажу, что Лара Уиллис не умерла тогда?

– Вы шутите?

– Увы.

– Пууууууу, – протянула Огния и даже приподнялась со стула. – Как неудобно получилось…

– И она тридцать лет просидела в мавзолее, рядом с саркофагом, в котором был заточен одержимый – последний жрец вашего приятеля Шу Цзы. А выбраться самостоятельно не могла.

Целый калейдоскоп эмоций отразился на лице у Огнии: и неловкость от того, что ее… нет, не ошибку – скорее оплошность – заметили, и сочувствие Ларе, просидевшей столько времени в заточении, и некоторое злорадство в отношении человека, пустившего в Анири стрелу, и что-то еще, чего Энжел, хотя он и считал себя неплохим физиономистом, расшифровать не мог.

– В конечном итоге, мы освободили ее, – сказал он, – при этом Пу поглотил одержимого, и нам пришлось его уничтожить.

На лице Огнии промелькнуло что-то похожее на скорбь по старому знакомому, но эта скорбь была смешана с чем-то похожим на радость или, быть может, с облегчением, по поводу освобождения Лары и злостью на себя за то, что ее ошибка – да, именно ошибка! – привела к таким последствиям.

– Так она жива? – спросила Огния, усилием воли погасив на своем лице все это многообразие переживаний.

– Да. Насколько мне известно, ее можно разыскать в Эоринмире или Лунном храме.

Огния почему-то посмотрела в сторону остывающих курников и кивнула каким-то своим мыслям.

– Более того. Как вы думаете, зачем я и Сонечка отправились в Катай, да еще и в прошлое?

– Честно говоря, понятия не имею, – призналась Огния. – Для меня личности спасителей Анири долгое время оставались загадкой, а уж про путешествие во времени я и не подозревала. Хотя меня всегда очень смущала ваша подружка, Соня.

– Вы знаете Сонечку?

– Немного. Полагаю, она меня не помнит: двадцать восемь лет прошло. Мы познакомились на свадьбе ваших родителей, но никогда больше не общались. Меня поразило ее сходство с той девушкой, которая была среди освободителей Анири. Но, поговорив с ней тогда, я выяснила, что она никогда в Катае не бывала. Я решила, что обозналась, и прибывала в этом убеждении до тех пор, пока случайно не встретила вас вместе в парке года четыре назад. Я тогда очень сильно удивилась, особенно после того, как разузнала, кто вы такой.

– Вы наводили обо мне справки?

– Да. Я постаралась узнать о вас все, что можно было узнать, и какое-то время даже следила за вами. Потом успокоилась и перестала. Решила, что рано или поздно все разъяснится. Вот и разъяснилось. Так зачем вы поехали в Катай, да еще и в прошлое? Неужели вам кто-то дал задание освободить Анири?

– Только не смейтесь. Про Анири мы уже по Дороге узнали, от… одной… женщины. И освобождать ее, конечно, не планировали. Мы как раз-таки Лару Уиллис искали: у нас была одна ниточка, и вела она нас в Катай. Вообще, это странно получилось: мы прибыли туда за три года до того, как Лара исчезла, да еще и сами поспособствовали ее исчезновению.

– Не поспособствуй вы ее исчезновению, она бы погибла, – заметила Огния. – Видимо, у Истории на нее отчего-то большой зуб был: ее чуть пираты не убили, затем она почти утонула, чуть позже – едва не умерла от оттока жизненной силы или, если угодно, от пневмонии, и в довершение, ее Атай чуть не убил. Не попади она в мавзолей, ей бы не выжить, я так думаю.

– А сейчас ей тоже опасность угрожает?

Огния пожала плечами.

– Вряд ли. Не более чем любому другому человеку. С поправкой на характер и род деятельности. Выпасть из Истории на столь длительный срок, а потом вернуться – все равно, что умереть, а затем заново родиться. Поверьте, я знаю, что говорю. Тридцать лет – это не три с половиной века, но ведь и человек – не то же самое, что кицунэ. Так что, как не крути, наше общее вмешательство в ее судьбу пошло ей только на пользу.

– Если это даже и так, говорить я ей, пожалуй, об этом не стану, – пробормотал Энжел. – Однако, признаться, я до путешествия в Катай и не знал, что по Дороге можно в прошлое попасть.

Огния на секунду задумалась, потом взяла веер с чайного столика, куда его ранее положил Энжел, раскрыла, и принялась изучать красные иероглифы.

– Ну да, – сказала она, – разумеется, это можно и так прочитать. Смотрите, Энжел: тут написано «и придут чужеземцы с запада». Видите?

– Я не читаю по-катайски, – ответил Энжел, – но вполне готов поверить, что там именно так и написано.

– Так, да не так, – покачала головой Огния. – Вот этот иероглиф – «тциаян[103]103
  Дословно с катайского – «закатное солнце».


[Закрыть]» – он не только «запад» означает. Но и «лево», «конец», «закат», а еще…

– Будущее, – догадался Энжел.

– Да. Правда, в этом значении его редко употребляют. «Тциаян» – это неопределенное, маловероятное будущее. Так говорят, когда хотят сказать что-нибудь типа «может быть, когда-нибудь, потом, при случае…»

– И много иероглифов на этом веере имеют такую многозначность?

Огния хихикнула.

– Практически все.

В этот момент голос и сирена в очередной раз напомнили о необходимости эвакуации – до замещения оставалось два с половиной часа. Огния встала со своего кресла, отдала веер Энжелу, открыла сервант, достала оттуда большую корзинку и стала упаковывать в нее курники. Энжел убрал веер в свою сумку и поднялся следом за хозяйкой. Та, закончив с упаковкой, собрала грязную посуду в раковину, наспех вымыла ее, выгребла из топки плиты теплые еще угли и залила их водой, после чего, сняла фартук, надела на голову соломенную шляпку, и, подхватив корзинку, отправилась вместе со своим гостем на улицу.

– Знаете, что я вам скажу, Энжел? – сказала она, когда они вместе шагали в сторону Молочной площади. – Анири все-таки замечательная Сказочница была.

– Это – да, – согласился Энжел. – Лучшая.