Текст книги "Моя хранимая Химари (СИ)"

…

Проснувшись и открыв глаза, я понял, что даже забыл оставить основе задание по расширению астрального тела. Эта несвойственная мне забывчивость связана не в последнюю очередь из-за жуткой эмоциональной усталости – результат сегодняшней ночи. Ох, женщины… да, я прекрасно понимаю ваши чувства, тем более что ваши эмоции у меня как на ладони, но всё же.

Обоюдные приступы ревности не утихали до того момента, пока у меня в руках не отключилась Ринко. Да и потом слегка уставшая волчица иногда посматривала на вторую девушку с эдаким взглядом победителя. Ох уж мне эта легендарная неутомимость вервольфов… Видимо моё первое суждение о волчице было ошибочным, и демоны-волки этого мира также имеют эту способность, свойственную волка́м обычным – беспрецедентная выносливость для своего размера: если я правильно помню наставления главного егеря, взрослые особи canis lupus за день проходят в поисках добычи в среднем от семидесяти до ста двадцати километров, в зависимости от размера семейной территории для охоты, и под конец всё равно способны к недолгому спринтерскому забегу. И это – самые обычные звери, не усиленные магической энергией. В отличие от Химари, которая в памятную ночь-марафон фактически пересиливала себя, чтобы не сдаться, не получая в процессе под конец никакого удовольствия, Гинко относительно легко и непринуждённо продержалась до утра. Видимо, аппетит всё же приходит во время еды, иначе объяснить то, что ей в прошлый раз хватило нескольких часов, я не могу.

Кто бы знал, сколько мне пришлось сделать усилий, лишь для того, чтобы держаться в состоянии критического восприятия действительности и следить первую половину ночи за обеими, всё никак не успокаивающимися из-за ревности девушками… Сильно увлечься одной нельзя, вторая тут же начинает обижаться – нужно отвлечься на неё, "успокоить" понятным образом, следя в это время за первой, и так снова и снова по кругу. Плюс, они, видимо, решили посоревноваться, кто мной "завладеет" большее количество раз и на больший промежуток времени – по крайней мере, я именно так интерпретировал их переглядывания и проскакивающие эмоции. Вот же… могут друг друга понять без слов, а используют эту возможность для такой ерунды. Даже не ерунды, а для определённо деструктивного по отношению к связям между членами Семьи действия. Но всё хорошо, что хорошо кончается. Чтобы девушки не слишком смотрели "по сторонам", надо всего-лишь сделать так, чтобы у них не оставалось на это времени. Мне пришлось выложиться по полной, но эту задачу я осилил. Кроме того, то, что случилось потом, просто обязано их сблизить…

– Во… жааак… хрр…

Взгляд в одну сторону, затем в другую. Ринко, слегка беспокойно шевелит головой, словно продолжая сквозь сон слышать страстные крики и стоны обожающей ласку Гинко. С другой стороны меня – довольная волчица, свободно развалившаяся на кровати, занимая при этом её бо́льшую площадь. Ох, Гинко… выпустившая с первых же прикосновений к её шее свою частичную трансформу и, в очередной раз при этом, убедившись (будто ей мало было нашего проведённого вместе времени в Ноихаре) в том, что меня ничуть не отпугивают и не раздражают её пушистый хвост и волчьи уши, оставила попытки спрятать их, и, что характерно, стала из-за этого получать заметно больше удовольствия. Видимо, очередная особенность психологии демонов со звериной основой.

Но надо же ей было держать в себе такую нерассказанную историю… Вернее, оказалось, что из всей Семьи она успела, до вчерашней ночи, раскрыть её только Хару. Уж не знаю, из-за чего они так уверенно сдружились, но Хару выслушала, и никому и не рассказала – это было как раз когда я застал вервольфицу в её звероформе, лежащей возле поглаживающей её Хару. Впрочем, история очень личная, и по своей сути на наши с Гинко отношения не влияла, так что мне не в тему обижаться на скрытность волчицы.

Извлечение информации из оперативного слоя ментального тела…

Дом Юто Амакава, один час, восемь минут, сорок четыре секунды до текущего момента. Точные пространственно-астральные координаты…

– Хах… хах… ох… Юто, давай сделаем передышку. Я вижу, что тебе это надо, да и я сама слегка…

Наконец-то. Надо "добить" до победного конца, чтобы она осталась довольной. Устраиваюсь сзади Гинко, зарывшись лицом в её волосы у шеи, и нежно провожу свободной рукой пониже её подбородка. Волчица выгибается под моим телом дугой, с силой вонзает пальцы в невиновную ни в чём подушку, оставляя в ней рваные дыры. Хорошо, что это была не моя кожа. Вздрагивая от каждого моего выдоха, Гинко прижимает мою голову вплотную, ближе к шее, полностью забыв свои же слова, сказанные ей ещё десяток секунд назад. В щёку неприятно впивается металлический конус шипа её ошейника. Поправить немного в сторону… вот так. Волчица заводится ещё сильнее, и, судя по эмоциям с внешними признаками, готова к очередному раунду. Слегка поскуливая от нетерпения, Гинко начинает ёрзать прямо подо мной, стараясь поторопить меня с началом активных действий.

Её чувствительная шея – идеальная и безотказная слабость. Интересно, что будет, если я попробую приспустить этот её мешающий широкий ошейник чуть ниже, и попробую поласкать самую, судя по всему, чувствительную область? Сказано – сделано.

Опасность! Режим «боевой примо», активная защита.

Мммать. Челюсти большой волчицы… то есть волчицы в её изначальной звериной форме, зажатой сейчас между мной и кроватью, с неожиданной силой смыкаются на моей руке у её шеи, будучи, тем не менее, не в состоянии продавить защитное заклинание.

– Гинко… ты…

Момент и подо мной уже мелко трясущаяся женщина, закрывающая лицо ладонями и вжимая голову в пол, то есть в кровать. Гинко подобрала под себя ноги, сжавшись в комок и… тихонько, но очень горестно заплакала.

Да что же это такое…

– Гинко…

Вервольфица внезапно поднимается и пытается сползти с кровати, с очевидной целью убежать прочь. Эмоции – страх, разочарование в… себе (?), немного надежды непонятно на что, и ощущение вины. Нет, так дело не пойдёт.

Шаблон муравей ближний. Охватываю её воздушными захватами, и, аккуратно помогая руками, валю на кровать, спиной вниз.

– Посмотри мне в лицо, волчица. Ну же.

Продолжает отворачивать голову в сторону, пряча глаза за гривой серых волос. Пытается сбросить меня, движениями своего тела и ног, но как-то вяло, будто у неё забрали всю её нечеловеческую силу.

– Гинко, посмотри мне в глаза, сейчас же.

Вервольфица замирает и спустя небольшую паузу всё же смотрит на меня глазами, полными отчаяния. Она боится… нет, по эмоциям не понять, слишком многое намешано, но я понял одно – если сейчас дать ей убежать, то она не ограничится другой комнатой, а убежит из дома, и, скорее всего, из города. Найти её потом я, разумеется, не смогу, да и не буду этого делать. Даже ради того, чтобы разобраться в том, что случилось – Глава должен уважать решение члена своей Семьи, если отношения в ней построены на авторитете, дружеских чувствах и взаимных интересах.

– Гинко, ты… чувствуешь передо мной вину. – Констатирую я единственный очевидный из её эмоций факт. – Но её нет. Я не знаю, что ты только что себе придумала, но я не зол и не виню тебя ни в чём.

Бесполезно. С таким же успехом я могу говорить со стеной, в надежде, что она мне ответит. Даже не так: возможные духи места могут и ответить, если обратиться к стене их дома, а вот Гинко, кажется, пропускает все несущие информацию звуки голоса мимо своих подрагивающих, покрытых шерстью ушей частичной трансформы.

– Волчица! Слушай своего вожака!

Похоже, это "волшебное" слово немного привело её в чувство. Гинко перестала брыкаться, но снова отвернула лицо. Поворачиваю его телекинезом, и спокойно смотрю ей в глаза, роняющие по её лицу влажные дорожки, и жду, пока она успокоится.

Ни много, ни мало, но для этого понадобилось примерно несколько минут, прежде чем она окончательно расслабилась.

– Что… произошло, волчица? Я сделал тебе больно? Обидел?

Гинко снова пытается отвернуться, но я не даю этого, мягко поворачивая её лицо своей рукой. Шаблон муравья и боевой примо я уже давно убрал, в них не было необходимости – Гинко снова превратилась в любящую, но чем-то расстроенную женщину.

– Юто я… это мне нужно извиниться. Ты чересчур добр ко мне. Я пыталась тебя… укусить на полном серьёзе. Дай мне собраться и с утра ты меня уже не увидишь.

Что?

– Да что за чертовщину ты несёшь? С чего бы я вдруг стал выгонять тебя? Просто расскажи мне почему… почему ты так отреагировала.

Гинко всё ещё неверяще поднимает на меня взгляд, и после продолжительных гляделок, удостоверившись, что я серьёзен и не собираюсь ничего предпринимать, пока она мне всё не объяснит, прикрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться.

– Я… расскажу. Прости, что не предупредила тебя раньше, но я думала, что тебе не стоит этого знать… по крайней мере пока.

Встаю с волчицы в полностью человеческой форме, которая неторопливо поднялась, села на кровать, облокотившись о стену, и протёрла лицо ладонями, смазывая следы от слёз. Прослеживаю её взгляд в сторону: Ринко, так и не проснулась, несмотря ни на какие наши с волчицей крики и стоны, и то, что сейчас было. Возвращаю взгляд к волчице, прикрывшей глаза и легонько постукивающей затылком об стену. Жду.

– …Я рассказала тебе раньше, что меня однажды бросила стая из-за моих симпатий к людям… это не совсем так. Вернее, да, так и было, но не совсем из-за этой причины… в общем слушай…

Гинко вздохнула и несмело потянулась рукой к своему ошейнику. Как обычно, его внутренняя прорезиненная широкая часть плотно сомкнута на её шее, а плавающая до выставленного предела ременная часть с пряжкой, сейчас раздвинута превращением до более широкой шеи первой формы Гинко. Волчица дотрагивается рукой до ошейника, и ощутимо вздрагивает. Однако уже через секунду, подключая вторую руку, снимает хитрую застёжку с внутренней стороны пряжки, позволяя ей открыться полностью и выйти за пределы ограничителя на ремешке, снимая, таким образом, ошейник, который затем повис на шее Гинко на резиновом кольце, всё ещё облегающем шею. Поколебавшись ещё чуть-чуть, волчица снимает и этот слой ошейника, а под ним…

– Гинко, это же… Хм.

На шее у неё был огромных размеров, для такой сравнительно небольшой шеи, кривой резаный шрам с рваными краями. Давно заживший. Судя по его положению, короткое лезвие едва разминулось с сонной артерией Гинко. Слегка отталкивающее зрелище, даже для меня, повидавшего в жизни немало шрамов у людей, которые не захотели или не смогли по какой-либо причине в своё время воспользоваться услугами целителя, однако я держу лицо. Странное в ситуации другое.

Анализ… Успешно.

– Гинко, шрам на вервольфе может оставить только серебро в малом возрасте… и магия – в любом. Но, судя по твоей спокойной реакции на Куэс, это была не магия, так?

– Да. Уродливый, правда? Его… в смысле человека, который оставил на мне этот шрам, звали Тетсуя. Фамилию я не успела узнать… Просто не могла спросить – я не умела говорить, а потом просто не хотела узнавать.

И Гинко рассказала мне свою полную историю, опустив лишь подробности дикого быта вервольфов.

– …Я действительно полюбила его, Юто. Сначала за робкую попытку городского парня приручить дикого зверя, пусть я ещё и была тогда щенком. Затем, за его время, проведённое со мной и его разговоры самого с собой вслух о всяком разном. И, наконец, хоть я и не знаю точно, когда я это поняла, но я полюбила его как взрослого двадцатилетнего мужчину, которым он стал после нескольких лет наших постоянных встреч в лесу, неподалёку отсюда. Странной, но подлинной любовью зверя к человеку.

– А что твоя стая?

– Стая терпела моё якшанье с человеком до тех пор, пока я не стала готовой вступить во взрослую жизнь. Ты же знаешь, как это у нас, у диких вервольфов. Взрослея, мы либо остаёмся дикими зверями, пусть и с разумом, или приобретаем возможность стать людьми, теряя при этом небольшую часть своей звериной силы. Останусь ли я только сильной волчицей в момент своего совершеннолетия и перехода на следующую ступень личной силы, либо же стану человеком-оборотнем, зависело от того, в чьём обществе я перешагну через этот свой личный порог.

Замолчала ненадолго. Молча жду продолжения, так как все эти подробности мне известны – не первый год работаю с демонами.

– Стая, разумеется, даже слушать не хотела о том, чтобы я обрела вторую форму и стала при этом слабее – жизнь в лесу слабых не любит. Другие аякаши изредка нападали на стаю. Мой бывший вожак приказал мне оставаться вместе со стаей, пока я не перешагну ступень силы. Я не могла ослушаться, ведь это приказ вожака, а он – голос всей стаи… Не могла, но ослушалась. Однажды ночью, за несколько дней до предположительного момента "взросления", я попыталась ускользнуть из логова, но меня, разумеется, поймали. Взрослый вожак, выше меня по силе на целую ступень, ничего не говоря, оскалился на меня и задал такую трёпку, что я сутки зализывала раны…

Вервольф, пусть и молодой, сутки зализывающий раны? Она была как минимум при смерти, а может и одной ногой за незримой гранью.

– Когда я поправилась, стая в полном составе показалась передо мной и поставила ультиматум: либо меня изгоняют из стаи, или я в тот же день иду из логова в лес, где каждые выходные встречаюсь с человеком и… убиваю его.

Donnerwetter, и как она после такого не стала ненавидеть всех людей и семьи?

– Можешь не говорить дальше. Я вижу как тебе тяжело…

– Он в тот, последний раз принёс с собой этот ошейник! Он говорил со мной, даже не зная, что я инстинктивно понимаю его эмоции и задумку. Он хотел приручить меня, сначала перевезши меня в свои земли, далеко отсюда на севере… хнык

Волчица снова начала лить слёзы, закрыв лицо ладонями.

– Но мне пришлось… Юто, я не могла… иначе стая бросила бы меня… хнык… я… вцепилась в него, а он, не ожидая от меня подобного, схватил первое, что попалось под руку – посеребрённый разделочный нож, для… хнык… разрезания кусков свежего мяса, которыми он меня угощал… и слабеющей рукой оставил мне этот шрааааамммхмм… – Волчица не выдержала и под конец сбилась на рыдания.

Движение кровати. Ринко… у которой тоже глаза на мокром месте. Видимо, проснулась и услышала наш разговор. Придвинулась и обняла Гинко, сама скупо роняя первую слезу. Ох, волчица-волчица… Обнимаю обеих девушек, целую Гинко, пытаясь успокоить. Через некоторое время мне это удаётся.

– хнык …Я пролежала тогда с открытой раной на Тетсуе до поздней ночи, и сама не заметила, как вместе с кровью, стала смачивать его рубашку человеческими слезами. Переход и взросление произошли именно в этот, такой неподходящий момент. Уже не понимая ничего, я хотела лишь забыться, умереть вместе с ним. Но это слабое тело начало действовать на инстинктах само, временно оживая, так как утратило уязвимость к серебру. Я подхватила этот ошейник, и ещё какое-то тряпье, и, зажимая всем этим свою рану, которая и не думала заживать, неловко побрела непривычными ногами в сторону логова. Но от меня, разумеется, отвернулись, как от изгоя. Кому нужна медленно умирающая теперь слабая даже в своей первой форме волчица… Вожак оскалился и хотел разорвать меня на месте, если я сделаю хоть шаг ближе к логову. И я ушла, куда глаза глядят, а потом и вовсе – наугад. В какой-то момент я упала и больше не смогла подняться… Меня спас твой отец, Юто. Он не был магом, но он знал, кто такие аякаши и как их лечить и убивать.

– Прости меня, Гинко! Я не знала что ты… что тебя… – Ринко, уже относительно успокоившись и перестав плакать.

– Это поэтому ты каждый раз возвращаешься к тому моменту, когда чувствуешь прикосновение в… это место? Поэтому ты закрываешь его ошейником?

– Я… было несколько случаев, но я так и не переборола этот инстинкт. Тело ещё помнит, как и ласковую нежность его рук, почёсывающих мою шею, так и прикосновение смертельного для молодой вервольфицы серебра. А ошейник… это напоминание. Вожак, я опасна для твоих волчат, в первую очередь, конечно, людей. Просто отпусти меня.

– Нет… волчица, не уходи! – Ринко.

Отстраняю Ринко от демона.

– Ю… Юто, ты чего? Нет… ты же не думаешь что… нет… – Ринко.

Как и что мне ей объяснять? Гинко права, если дело обстоит именно так, то она – неизвестный фактор опасности. Вервольф, который не может контролировать обращение и поддаётся в определённые моменты инстинктам – дестабилизирующий фактор в Семье.

– Ринко, прости, твой вожак прав… так будет лучше. Дай мне встать.

– Нет! Юто, скажи что-нибудь! – Ринко.

–…

– Ринко, я убила ни в чём невиновного человека.

– Всё равно нет! Как я могу отпустить тебя… после всего, через что ты прошла… хнык – Ринко.

К чёрту всё.

– Гинко. Я верю в тебя и в то, что у тебя не было другого выбора. Верь же в меня и в свою новую стаю. Вместе, мы преодолеем любые препятствия.

– Юто, ты не понимаешь! Я же…

– Гинко, мы любим тебя. Верь нам!

Медленно протягиваю руку, под завороженный взгляд вервольфицы, и… касаюсь шрама на её шее.

Ничего не происходит.

Гинко в полном обалдении проводит своей рукой по моей, затем аккуратно дотрагивается до моей ладони, осторожно покоящейся на её шее… и тут же хватает мою руку и отбрасывает прочь, превращаясь из начавшей проявляться своей полной звероформы обратно в частичную, а затем и в человека. Что ж, для первого, точнее второго раза вполне хорошо.

– Юто… это бесполезно. Мне не перебороть инстинкты.

– Я приказываю тебе как вожак: останься, и мы будем пробовать, пока не получится.

–…

– Волчица? – Поинтересовалась у замолчавшей вервольфицы Ринко.

– …Спасибо тебе, вожак. Я выполню твой приказ. И знаешь… ещё раз спасибо тебе. У меня словно гора с плеч сошла, стоило мне раскрыться перед тобой. Я боялась… что ты сразу прогонишь меня, стоит мне рассказать об убитом человеке.

Извлечение информации из оперативного слоя ментального тела остановлено.

…Если она так переживает за одного человека, то что подумает про меня, когда узнает мою собственную историю? У Хару ещё не было времени её рассказать, так как мы все вместе ходили сегодня по магазинам. Кстати, о Хару.

– Давно ты тут стоишь и просто смотришь?

– Нет… пару минут. Вы так хорошо смотритесь вместе. – Хару.

Лёгкая зависть, и, несмотря на это, радость за нового полноправного члена Семьи.

– Хорошо, спасибо что… разбудила.

Стоит, думает о чём-то своём.

– Нэ, Юто… Пушистик ведь рассказала тебе о себе? О том, что у неё на шее?

Давлю в себе смех. Не тот вопрос, на который следует отвечать смехом, да и девушки спят. "Пушистик", хе-хе.