Текст книги "Ореховый посох"

Автор книги: Роберт Скотт

Соавторы: Джей Гордон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 64 страниц)

«Интересно, а насколько я похудел? Может, следующим летом борьбой заняться? Хотя до следующего лета еще далеко, трудно будет оставаться таким же худым».

И как только они с ума не сходят, эти борцы? А сейчас для занятий борьбой слишком холодно. Судьям пришлось бы надеть вязаные перчатки.

«А интересно, я и на этих цветных радугах тоже оставляю такие же безобразные бороздки? Верните то белое покрывало. Я его больше не испорчу.

Я подберу ноги повыше, пусть только кто-нибудь вытрет мне пот с глаз. Всегда следует не только брать, но и давать. Я постараюсь никому из вас не быть в тягость, если хоть кто-нибудь вытрет этот отвратительный, жгучий, соленый пот, что разъедает мне глаза».

Стивен уже плакал в голос и весь дрожал, хватая ртом воздух, когда не имеющий лица заботливый «медбрат» вытер ему пот с лица и с шеи и снова исчез. А Стивен вновь поплыл куда-то задом наперед.

* * *

Гилмор оказался прав. Кто бы ни унес Стивена от того побоища, он явно обладал куда большей силой и выносливостью, чем Марк. Марк шел по следу уже несколько часов, но ширина шага у незнакомца ничуть не уменьшалась. Тот, кто захватил Стивена в плен, был либо необычайно высокого роста, либо по-прежнему легко бежал даже с такой ношей. В Америке такой человек побил бы все мыслимые рекорды в марафоне. Марк понимал, что за этим бегуном ему ни за что не угнаться, и надеялся только на то, что тот остановится из-за ранений Стивена.

Марк уже подумывал о том, чтобы сделать привал и подождать остальных: ведь одного боевого топора будет явно мало, чтобы освободить Стивена из рук – или, может, лап? – того, кто столь стремительно уносит его по снегу. Да и магия Гилмора очень даже пригодилась бы. Но, тряхнув головой, Марк все же пошел по следам дальше. Стивен может и не дожить до утра, так что сейчас все зависит от него, Марка. Вдруг все же появится какой-то шанс тайно похитить Стивена или убить того, кто его пленил. Но прежде всего нужно их нагнать.

Незадолго до рассвета следы повернули на север и теперь тянулись вверх по едва различимому в темноте склону горы. Марк прикинул: свернув на восток, он пробежал до этой горы миль пятнадцать. Ноги и спина ныли от бега по неровной поверхности и глубокому снегу. Чтобы не обезвоживать организм, Марк на бегу ел снег, а чтобы окончательно не обессилеть, прикончил последний кусок кабаньего мяса. Ему прямо-таки мерещился стакан апельсинового сока или, может быть, чашка очень горячего черного кофе. Тело его сжигало огромное количество калорий каждый раз, как он пригоршнями заталкивал в себя снег, но остановиться, растопить снег и наполнить водой бурдюк он себе позволить не мог.

Куда сильнее Марка тревожил вопрос о еде; в последние дни они ели очень мало, а перед тем, как начать последний подъем, у них и вовсе осталось только кабанье мясо, да и то немного. В зимнее время в горах нужно как следует питаться, и Марк даже рассмеялся при мысли о том, что больше всего ему сейчас хочется овощей. Прошло не так уж много времени с тех пор, как они со Стивеном решили начать жизнь с новой страницы и питаться правильно, но сейчас ему казалось, что это было целую вечность назад.

Подъем заставил Марка перейти с бега на быстрый шаг, но и это было для него слишком быстро. Потрясающе, но преследуемый им незнакомец и теперь не только не изменил ширину шага, но и ни разу не покачнулся, не отступил в сторону! К счастью, сосновая ветка, зажженная Гилмором, продолжала ярко гореть. Марк взмок, несмотря на мороз, и без конца промокал лоб краем плаща. Незнакомец явно стремился перебраться через гору, и Марк очень надеялся, что они не слишком сильно отклонились к востоку, чтобы пропустить ту долину, которую они со Стивеном высмотрели еще несколько дней назад. Он не сомневался, что эта долина выведет их прямо к Ориндейлу, так далеко она протянулась на северо-запад.

Впрочем, они тогда и не подумали хотя бы прикинуть, а далеко ли она простирается на юго-восток – решили, что вряд ли им это понадобится. Марка это несколько тревожило. Они и северный-то конец долины не слишком хорошо тогда рассмотрели. Марк понимал, что в целом его план – сперва на север, а потом, через один перевал, на запад и дальше по той долине – звучит вполне разумно. Но Скалистые горы давно дали ему понять, что, когда ориентируешься на местности, даже самые очевидные решения очень часто приводят к тому, что совершенно теряешь направление и приходится подолгу блуждать, не находя выхода.

Заметив, насколько след незнакомца крупнее, чем отпечаток его, Марка, ноги в сапоге, он в очередной раз сильно призадумался. Как же ему все-таки спасти друга? Гилмор давно говорил, что их кто-то выслеживает. А что, если этот кто-то и унес Стивена? Насколько сильным противником он может оказаться? Марк не слишком уверенно владел шпагой и вряд ли представлял серьезную угрозу для кого бы то ни было старше десяти-двенадцати лет. Пожалуй, с боевым топором в руках он чувствовал себя гораздо увереннее. И сразу же в ушах у него прозвучало предостережение Саллакса: «Только не пытайся отрубить врагу руку или ногу».

Господи Иисусе! Неужели ему вскоре предстоит поединок, где подобный выбор – что именно отрубить врагу – окажется вполне реальным? Нет, бойцом он, в общем, никогда себя не чувствовал. Однажды, правда, он подрался с Полом Кемпроном – им тогда было лет по четырнадцать. А еще как-то раз во время футбольного матча он еле выбрался – с расквашенной губой и сломанным зубом – из яростной драки, в которой друг с другом схватились несколько сотен пьяных бостонцев, а он, Марк, как раз пытался в ней не участвовать. Вот, пожалуй, и весь его бойцовский опыт.

Марк попытался представить себе своего нынешнего потенциального противника: гораздо выше него ростом, гораздо сильнее и, безусловно, куда более ловкий и умелый боец... Нет, ему никак не удавалось убедить себя, что из этой схватки ему удастся выйти живым или хотя бы не слишком сильно побитым. А что, если это существо обладает магической силой, как алмор или тот призрак, который до неузнаваемости изменил Саллакса? Ну, тогда ему вообще не на что рассчитывать.

И все же Марк заставил себя сосредоточиться и подумать, как можно было бы обмануть этого незнакомца, вынудив его хотя бы ненадолго оставить Стивена без присмотра. Тогда им, может быть, удалось бы спрятаться в кустарнике и потихоньку сбежать. Нет, никогда в жизни еще Марк не чувствовал себя таким трусом!

* * *

Джакрис подходил к ним со стороны леса. Он давно уже обошел их стоянку и отступил на открытый склон горы, чтобы потом спуститься и беззвучно, как хищник в ночи, напасть на свою жертву. Он знал, что старик вообще спит редко, но и сенатору Лариона хоть какой-то отдых все же необходим, особенно после такой гонки и перед очередным сложным подъемом.

Джакрис воспользовался несложным маскирующим заклятием, благодаря которому стал практически невидимым даже для Гилмора, и теперь находился так близко от лагеря, что даже чувствовал запах мяса, жарившегося на костре. Они обсуждали исчезновение обоих чужеземцев. Один из них, похоже, ушел вперед, и они весь день пытались нагнать его, а потом следовать дальше на север, перевалив через какую-то безымянную гору. Женщина по имени Бринн все беспокоилась, что они слишком отклонились к востоку и теперь им, скорее всего, придется возвращаться по собственным следам, чтобы отыскать проход к Ориндейлу.

Джакрис устал. Он устал взбираться на бесконечные вершины; устал от того, что так долго не находил реальной возможности выполнить данное ему поручение; устал от необходимости так долго быть сосредоточенным на убийстве одного-единственного человека. По природе своей убийцей он не был; он был царь и бог в плане шпионажа, анализа, оценки ситуаций, сведений и тех экономических, эмоциональных и религиозных факторов, которые столь сильно влияют на поведение человека. Он также обожал политические игры. А многодневные скитания, целью которых является простое убийство, его раздражали и утомляли. Он понимал, что ему, возможно, суждено вскоре убить самого могущественного из жителей оккупированных земель, но все же предпочел бы сейчас не охотиться на этого человека, а оказаться в дымной, насквозь прокуренной таверне и подкупать очередного осведомителя или подслушивать, как неотесанный малакасийский офицер в подпитии выбалтывает государственные тайны какой-нибудь шлюхе.

В случае необходимости Джакрис вполне мог прибегнуть к насилию и никогда не отличался особой щепетильностью, но сейчас все было иначе. Существовала некая точка отсчета, после которой для народов Элдарна возврата к прежней жизни уже не будет, и именно ему, Джакрису, предстояло подтолкнуть к этой точке весь мир. После убийства Гилмора один лишь Канту, крайне редко появляющийся на людях, будет обладать теми знаниями и возможностями, которые способны сделать его достойным соперником Малагона, но вряд ли он сумеет устоять против той темной силы, что заключена в правителе Малакасии.

А уж если погибнет и Канту, Малагон обретет полную власть над Элдарном и будет им править до конца дней своих.

Джакрис даже зажмурился, представив себе такую возможность, и так стиснул зубы, что заболела челюсть. Малагон и его предки и так уже правят Элдарном почти тысячу двоелуний. Неужели так важно, чтобы Гилмор умер именно сейчас?

Сквозь промерзшие ветки кустарника Джакрису было видно, что путешественники готовятся к ночлегу. Вот он и наступил, этот миг. Наконец-то! Скоро он покончит с Гилмором и будет свободен от бесконечных проверок и жесточайшего надзора со стороны Малагона. Джакриса это всегда безумно раздражало. Он прекрасно знал, как много более или менее талантливых военачальников, шпионов, волшебников и политических деятелей были убиты без предупреждения – а все потому, что за ними постоянно следило недреманное око Малагона!

Стивен Тэйлор, этот обладатель заветного ключа, страшно необходимого Малагону, куда-то исчез после нападения на их стоянку мерзкого греттана. Хорошо хоть этот ужасный посох он с собой прихватил – все-таки одной серьезной опасностью меньше. Хотя остался еще тот молодой лучник, который выпускает свои стрелы с быстротой молнии, так что от них просто невозможно укрыться. Нет, придется все же сперва разоружить этого юного убийцу.

Первым стоять на часах выпало Гареку. Он устроился рядом со спящим Гилмором, удобно прислонившись спиной к дереву. Что ж, отлично, подумал Джакрис, заметив вскоре, как дремотно трепещут ресницы молодого лучника – он явно с трудом боролся со сном и проигрывал это сражение. Когда подбородок Гарека опустился на грудь, Джакрис вытащил два ножа и медленно, осторожно двинулся сквозь заросли к своей жертве, про себя вознося хвалу богам Северных лесов за то, что укрыли землю толстым снежным одеялом, отлично глушившим любые шаги.

Он был уже рядом с Гилмором, когда вдруг что-то остановило его. Малагон – существо холодное, жестокое и опасное; он начисто лишен сострадания, он всегда убивает без предупреждения и, похоже, ничуть не заботится о благополучии своих малакасийских подданных, не говоря уж о людях на завоеванных им землях. А о Гилморе в народе слагают легенды; считается, что он защищает и воплощает в жизнь мечту о мире, свободном от страха и нужды.

Неужели ему, Джакрису, действительно суждено убить такого человека? Ему было совершенно ясно, что произойдет, если он этого не сделает, и он не питал ни малейших иллюзий на сей счет. Малагон, разумеется, тут же призовет его во дворец и подвергнет страшным пыткам. Он будет долго мучить его, целое двоелуние, а может и два, и только потом – и то, если очень повезет, – позволит наконец умереть.

Гаснущий костер освещал безмолвный профиль Гилмора теплым желтоватым сиянием. Что случится в Элдарне, если этот человек сейчас будет убит? Усилится нищета? Начнутся беспорядки или даже гражданская война? Потерпит полный крах движение сопротивления? Да, скорее всего, так и будет.

Но он-то, Джакрис, спасется. Он отыщет какую-нибудь лазейку и спрячется. А потом найдет и подходящую нишу, где можно будет применить умения, которыми он так хорошо владеет. Он мельком глянул на Бринн, укрытую одеялом, представляя себе ее прекрасное тело. Ничего, возможно, и ему еще удастся обрести счастье. Он всегда отличался изобретательностью, так что почти наверняка сумеет вовремя убраться подальше от грядущих разрушительных конфликтов.

Пока он выполняет свой долг и из всех перипетий выходит невредимым, он останется жив. Джакрис вытер влажный лоб рукавом рубахи и поднял клинок, готовясь нанести удар.

В этот удар он вложил, казалось, всю свою силу. Кинжал лишь на мгновение застрял в плотном хряще, а потом по самую рукоять вошел в грудь старика. Послышался негромкий щелчок, похожий на треск сосновой шишки в костре, и глаза старика широко распахнулись. В них плескался беспредельный ужас. Гилмор набрал в грудь воздуха, пытаясь крикнуть, но с уст его сорвался лишь хриплый стон.

Рука Джакриса привычно потянула лезвие книзу и спокойно легла Гилмору на грудь, словно желая отдохнуть. Шпион с невольным изумлением смотрел на свою жертву: Гилмор, легендарный предводитель Сената Лариона, переживший даже его окончательный крах, и самый могущественный человек в Роне, оказался обыкновенным существом из плоти и крови! Просто человеком! После его смерти не произошло никакого выброса смертоносной магической энергии, никакого ослепительного пламени не вырвалось из нанесенной ему смертельной раны...

Нож Джакриса попал ему прямо в сердце и остановил его навсегда. Гилмор Стоу был мертв.

Впрочем, Джакрис недолго предавался сентиментальным размышлениям и столь неожиданному состраданию. Уже через несколько мгновений он вновь обрел ясность рассудка и не стал задерживаться, чтобы полюбоваться результатами своих трудов. Держа наготове второй клинок, он бросился к Гареку. Задремавший лучник проснулся мгновенно, но уйти от удара все же не успел, хоть и попытался спрятаться за стволом дерева. Блеснув в свете костра, клинок мелькнул в воздухе и со свистом вонзился Гареку в плечо, едва не пронзив ему горло, куда, собственно, и метил Джакрис.

Впрочем, шпиону не было особой необходимости убивать Гарека. Услышав его короткий вопль и поняв, что кинжал угодил в цель, Джакрис мгновенно метнулся в лес и исчез, прежде чем кто-нибудь успел вскочить на ноги.

Первым за ним вдогонку бросился раненый Гарек, но шпиону все же удалось уйти достаточно далеко и нагнать его по следам, да еще и в полной темноте было почти невозможно. Внезапность нападения сослужила ему отличную службу. Гарек громко выругался и, прекратив погоню, вернулся в лагерь. И еще подходя к нему, увидел в свете костра какую-то странную бесформенную фигуру, которая, сидя на земле, раскачивалась взад-вперед.

Узнав в этой фигуре Бринн, Гарек подбежал к ней и только тут разглядел, что на коленях у девушки лежит голова Гилмора, а сам старик недвижим. Бринн отчаянно рыдала, склоняясь над ним, ее худенькое тело била дрожь, она задыхалась, с хрипом хватая ртом воздух. Саллакс с поджатыми и превратившимися в нитку губами стоял рядом, тупо глядя на сестру и не проявляя ни малейших эмоций. Гарек упал на колени, но ему не понадобилось даже искать торчавший из груди Гилмора нож, чтобы понять, что старик мертв.

* * *

– Спокойной ночи, Ханна, и, пожалуйста, не волнуйся. Уверен, что завтра мы его найдем. – Хойт подождал, пока за девушкой закроется дверь, и повернулся к Черну: – Я его видел. Я нашел эту скотину там, в таверне.

Черн с удивлением посмотрел на него и спросил: «Так почему же мы ушли?»

– Он валялся под столом, пьяный в стельку и весь провонявший мочой и блевотиной!

Черн раздраженно помахал у него перед носом рукой, показывая, что в данном случае следовало бы говорить без помощи слов.

«Да знаю я! Но, видишь ли, Черн, иногда хочется выразиться... и более красноречиво». Хойт перешел было на язык жестов, но снова не выдержал и зашипел:

– Он же совершенно человеческое обличье утратил! Напился, как последняя скотина, как последняя шлюха на празднике Двоелуния!

«Ну и что тут такого? – спросил Черн. – Уверен, что Ханна и раньше пьяных видела».

– Да он не просто пьян был, он же до полного бесчувствия напился. Мне даже пришлось пульс ему щупать – показалось, у него сердце не бьется. – Они спустились по лестнице в просторный вестибюль самой пристойной гостиницы из тех, какие удалось найти поблизости. – Я и сейчас не уверен, что он все еще жив.

«Так давай туда сходим».

– Да, конечно. Мне просто не хотелось, чтобы Ханна его видела. Ей, так или иначе, сейчас лучше отдохнуть. Она так нервничала, что, наверно, просто в обморок упала бы, если б увидела Алена в таком состоянии. – Хойт потер виски, пытаясь вспомнить, что говорил ему этот буфетчик с покрытым оспинами лицом. – Похоже, он давно уже так пьет. «Почему?»

– Не знаю... – Хойт решительно двинулся к двери. – Пошли, найдем его и приведем сюда. Пусть протрезвеет, а утром мы их познакомим.

До таверны «Миддл-Форк» нужно было миновать три весьма грязных перекрестка, и вскоре Хойт и Черн уже входили в знакомый темноватый зал с выступающими из стен балками и яростно пылающим огнем в камине. Алена они нашли в том же месте, где Хойт его и оставил. Молодой лекарь вежливо попросил сидевших за столом людей подвинуться, чтобы можно было извлечь пьяного из-под скамьи.

– Убирайся! – хрипло рявкнул ему в ответ какой-то тучный пожилой мужчина. – Здесь все места заняты.

– Ох, ты меня не понял: мне ваши места не нужны, я просто хочу дружка своего вытащить...

– Ты что, плохо слышишь? – Седой завсегдатай с явным трудом повернулся. Обаяние Хойта на него явно не действовало.

– Я-то слышу хорошо, – не растерялся Хойт и указал большим пальцем себе за спину, где высился великан Черн, – а вот он совершенно глухой.

Черн медленно выдвинулся вперед, ухватился за скамью обеими руками, и тяжеленная деревянная скамья вместе с сидевшими на ней четырьмя выпивохами стала приподниматься над полом. С несвойственной столь преклонному возрасту быстротой пожилой толстяк выхватил из-за пояса стилет и хотел было вонзить его в незащищенную грудь Черна, но Хойт оказался проворнее. Одним движением он извлек откуда-то стальной ножичек, заточенный специально для хирургических операций чрезвычайно остро. Два коротких взмаха – один по запястью седого грубияна, как раз за большим пальцем, а второй по его мясистому предплечью, – и стилет с грохотом полетел на пол.

Рука толстяка повисла плетью, а сам он сполз со скамьи на пол и заорал, куда сильнее страдая от бессильной ярости, чем от боли:

– Ах ты, вонючий ублюдок! Ты же меня изуродовал! – Он тщетно пытался подавить рвавшиеся из горла злые рыдания. – Как я теперь работать буду?

Он обвел глазами зал в поисках сочувствия, но все отворачивались или утыкались в свои бокалы и кружки.

– Любой местный лекарь это запросто зашьет, – успокоил его Хойт. – Но тебе лучше поторопиться. И ради всех лесных богов, постарайся по дороге этой рукой не двигать, иначе совсем связки порвешь, вот уж тогда тебе действительно не позавидуешь. Давай, давай, ступай к лекарю! Ну же, поднимайся!

Хойт не стал дожидаться дальнейших действий со стороны этого грубияна и все свое внимание сосредоточил на той грязной бесформенной куче тряпья, которую являл собой Ален – то ли по-прежнему крепко спавший, то ли уже мертвый. Похоже, он так ни разу и не пошевелился с тех пор, как Хойт убрал его ноги с прохода. Черн тоже нагнулся, заглянул под стол и, приподняв бровь, выразительно посмотрел на Хойта. Тот кивнул, и Черн взвалил бесчувственного пьянчугу на плечо с такой легкостью, словно это действительно был мешок с грязным бельем, забытый здесь какой-то прачкой.

* * *

Вернувшись к себе в гостиницу, друзья прежде всего обсудили свои дальнейшие действия. Хойт беспокоился, что Ханна могла встать и начать их искать. Возможно, мучимая бессонницей, она спустилась вниз, чтобы посидеть у камина и выпить чашечку текана или бокал местного вина. В таком случае она сразу же их увидит.

«Нужно действовать очень быстро и бесшумно, – на языке глухонемых сказал Хойт Черну. – Отнесем его к себе в номер, а там уж решим, что с ним делать».

Он покосился на мертвенно-бледное лицо Алена и осторожно заглянул в приоткрытую дверь питейного зала: ничего страшного, зал был совершенно пуст. И они с Черном поспешно потащили свою дурно пахнущую ношу по лестнице наверх. У Хойта просто сердце в пятки ушло, когда они на цыпочках крались мимо комнаты Ханны. Еще немного, думал он, и все будет в порядке, ведь осталось всего несколько шагов, а потом у них впереди будет целая ночь, чтобы отмыть Алена и привести его в надлежащий вид.

Скрип.

Черн тяжело наступил на расшатавшуюся доску пола. Хойт так и замер, даже дышать перестал. Мгновения показались ему вечностью. Они чуть ли не бегом бросились к своей двери, Хойт с помощью накидной кожаной петли осторожно приподнял засов, закрывающийся изнутри, потянул... И старая дверь так заскрипела и застонала, что Хойт снова застыл на месте, не сводя глаз с номера Ханы, расположенного почти напротив. Но в коридоре никто так и не появился.

С облегчением тряхнув головой, он жестом велел Черну войти в комнату первым, затем закрыл за собой дверь так осторожно, что слышен был лишь легкий шорох кожаной петли по дереву да негромкий скрип заржавевших петель, затем сделал несколько шагов и только тут заметил наконец горящую свечу.

– Неужели это мы ее оставили? – вырвалось у него.

– Нет, это я зажгла, – загадочно улыбнулась Ханна, вставая и направляясь к ним. – Привет, мальчики!

От неожиданности Хойт буквально прирос к полу, а девушка с наслаждением потянулась и подошла совсем близко, с удивлением глядя на омерзительного вида пьянчугу, которого Черн внес в комнату на плече, точно подстреленного на охоте оленя.

– А это кто? Приятель, которого вы случайно встретили в баре? Или просто мертвое тело, от которого к утру необходимо избавиться? – Ханна явно развлекалась. – Ой, да успокойтесь вы оба! Какое мне дело до того, что вы куда-то пошли и немного выпили! Я просто не могла уснуть и стала думать, как бы нам поскорее отыскать Алена, а потом...

Она помолчала. Ее новые знакомые по-прежнему стояли посреди комнаты с раскрытыми ртами.

– Да что с вами такое? Что-нибудь случилось? – Ханна шагнула к ним. – И кто это все-таки? Господи, неужели он мертв? Нет, не надо! Я просто пошутила! Да что же случилось, наконец? Пожалуйста, скажите мне! Не стойте посреди комнаты, точно перепуганные детишки. Кто это такой? Он что, пытался вас убить? Или это... шпион?

В душе Хойта что-то вдруг словно прорвалось, и он вновь обрел способность двигаться и говорить.

– Видишь ли, Ханна, – осторожно начал он, – это и есть мой дорогой друг, Ален Джаспер из Миддл-Форка.

* * *

Очнулся Стивен ночью. Было холодно, но он чувствовал тепло, исходившее от горевшего поблизости костра. Попытавшись поднять руки, он понял, что по-прежнему связан, мало того – привязан к чему-то вроде носилок, сделанных из сосновых ветвей, и укрыт несколькими довольно тонкими шерстяными одеялами. Хотелось пить, и он сглотнул слюну. Воспаленное горло драло, как наждаком. Над головой виднелось густое переплетение ветвей.

Стивен попытался хоть немного ослабить свои путы, но оставил это занятие, ибо от усилий спутанные зеленые ветви у него перед глазами вдруг закружились, как в хороводе, и он, похоже, ненадолго лишился чувств. Вновь придя в себя, он медленно осознал, что рядом кто-то есть.

– Кто здесь? – хрипло спросил он в ужасе от того, как слабо прозвучал его голос.

Никто ему не ответил. Он попытался приподнять голову хотя бы настолько, чтобы увидеть небольшое пространство, освещенное костром, но на этот раз острая боль пронзила ему спину и грудь. Это сразу напомнило ему о нападении греттана, и сердце затрепыхалось в груди, когда перед его мысленным взором вновь возникло страшное видение: его нога исчезает в огромной клыкастой пасти страшного хищника. Стивен поморщился и осторожно попробовал пошевелить пальцами ног. Левая нога, даже крепко привязанная, явно слушалась, хотя даже пальцами двигать было больновато; а вот правая не шевелилась вовсе.

Стивен вспомнил, с каким тошнотворным треском сокрушали челюсти греттана его кости вместе с сапогом. Как раз там, от колена и ниже, он теперь совершенно ничего и не чувствовал. Несмотря на мороз, он весь покрылся испариной, представив себе изуродованную культю, которая, вполне возможно, торчит теперь на месте его правой голени и ступни. Острые зазубренные клыки. Такие клыки отлично приспособлены для того, чтобы рвать свою жертву на куски. Да, конечно. И ноги наверняка у него уже нет.

Ребра явно сломаны, плечо, скорее всего, вывихнуто, правая нога откушена хищником... Странно, думал Стивен, а я не так уж и испуган всем этим. Наверное, я должен был бы прийти в ужас. Он вполне сознавал, что остался жив, что находится в лесу, но разум как бы защищал его от мыслей о том, что он тяжко, возможно даже смертельно, искалечен. Если не считать острых вспышек боли в сломанных ребрах и ноющей, но вполне терпимой боли в ноге, то никаких особых страданий он не испытывал. Плечо, правда, тоже давало о себе знать, стоило чуть шевельнуться, но поскольку пальцами он шевелить мог, значит, рука, безусловно, не сломана.

«Интересно, как следует лечить последствия болевого шока?» – думал он, но в голову ничего не приходило.

А ведь у них были в колледже специальные занятия по оказанию первой медицинской помощи! Вот только он на этих занятиях явно особыми успехами не отличался. Марк бы наверняка поставил ему это в вину.

Стивен решил хотя бы на некоторое время отвлечься от своего прискорбного состояния и крикнул, слегка повернувшись в сторону костра:

– Марк? Гарек? Гилмор?

Ответа не последовало, и Стивена охватила паника: неужели и все его товарищи тоже стали жертвами греттана? Неужели они погибли? А как же тогда он-то спасся? И, что еще интереснее, кто привязал его к этим веткам, желая то ли спасти, то ли просто удержать на месте?

Вопросы сразу так и посыпались. Где он? С кем? Почему?

Здоровой рукой Стивен кое-как ощупал свои путы: он был накрепко закатан в несколько шерстяных одеял и поверх них привязан ремнями из толстой кожи и крепкими веревками, которые перехватывали тело, бедра и ноги ниже колен так, чтобы он лежал только прямо. Голову удерживал на месте мягкий кожаный ремешок, перекинутый ему через лоб и привязанный к двум толстым сосновым веткам, составлявшим, видимо, основу того, что, как ему показалось, более всего походило на примитивные носилки или волокушу. И его явно не бросили умирать в лесу, потому что тот, кто его спас или пленил, уложил его поближе к горящему костру.

– Почему ты мне не отвечаешь? – спросил он, стараясь говорить как можно спокойнее. – Я же знаю, что ты здесь; я чувствую твое присутствие.

Стивен напрягся изо всех сил, и ему все же удалось чуточку повернуть голову набок. Над костром поднимался странный столб белого дыма, похожий на привидение. Легкие искры, мерцая на лету, уплывали во тьму, влекомые слабым ветерком. Стивен как завороженный смотрел на огонь. Несколько хлопьев золы взлетели над потрескивающим костром, затем столб дыма над ним изменил форму, становясь похожим на...

– Габриель О'Рейли! – прошептал Стивен, догадавшись, что призрак покойного банковского менеджера снова здесь. – Пожалуйста, Габриель, спустись ко мне поближе!

Призрак медленно стек на землю, подплыл к Стивену, и тому показалось даже, что на то и дело меняющемся «лице» духа написаны самая искренняя тревога и сочувствие.

– Что, настолько плохо? – спросил Стивен.

О'Рейли покачал головой, словно говоря: «Я видывал раны и пострашнее».

– У меня обе ноги целы? – снова спросил Стивен. Призрак несколько секунд помедлил, но кивнул утвердительно.

– Слава богу! – вздохнул Стивен, решив, что правая нога просто сломана и от этого, а может, и просто от холода лишилась чувствительности. Впрочем, возможно, в рану попала какая-то серьезная инфекция.

– Это ты спас меня от греттана? Призрак покачал головой.

– А кто же? – В душе Стивена снова пробудилась тревога. Слишком уж замедленной получалась у них беседа.

Призрак указал в сторону леса. Возможно, тот, кто его спас, собирает там хворост, или охотится, или просто за водой пошел.

– А где мои друзья? Они где-то поблизости, да? Ты можешь привести кого-нибудь ко мне? Можешь их отыскать?

Габриель О'Рейли снова покачал головой и, вытянув свою полупрозрачную руку, показал Стивену один палец.

– Ты хочешь сказать, что один из них ищет меня? Кто же? Призрак коснулся своей щеки тыльной стороной ладони, похожей на белый дым.

– Тот, у кого темная кожа, да? Марк? Ну конечно! Ты приведешь его ко мне, Габриель? Я понимаю, ты мне ничем не обязан, но я очень, очень тебя прошу: приведи сюда Марка!

Дух, вновь вытянувшись столбом, несколько мгновений печально смотрел на Стивена сверху вниз, потом едва заметно кивнул.

И Стивен неуверенно, словно чувствуя себя виноватым в том, что бросил своих друзей и не сумел одолеть греттана, спросил:

– А мой посох все еще здесь?

Ему казалось, что теперь он не имеет никакого права владеть этим волшебным предметом. Габриель снова кивнул.

– А ты не знаешь, откуда мой посох силу берет? – В ответ призрак только пожал плечами, и Стивен снова спросил: – Но ведь Малагон действительно его боится, верно?

Призрак снова пожал плечами, и Стивен быстро сказал:

– Ну да, конечно, откуда тебе это знать. Извини.

Без посоха он чувствовал себя абсолютно беспомощным, абсолютно никчемным и страшно уязвимым. Теперь, когда он оказался один в этом лесу, полностью лишенный способности двигаться, он страшно сожалел о своем опрометчивом поступке и надеялся лишь, что друзья все же простят его импульсивное – и глупое! – решение броситься на поиски Ханны. Разве можно в одиночку, даже имея при себе волшебный посох, сражаться с Нераком и одолеть его...

Лицо Стивена вспыхнуло от стыда, когда он снова вспомнил, что уже через несколько часов после ухода из лагеря встретился с греттаном, который чуть не убил его.

Он снова посмотрел на призрака: ему необходимо было узнать от него как можно больше.

– Видишь ли, Габриель, есть одна женщина, мне она особенно дорога... А Лессек показал мне во сне – во всяком случае, мне кажется, что это он сделал... В общем, я думаю, что так он дал мне понять, что она здесь. – Стивен чувствовал, что совершенно запутался и О'Рейли ничего не понимает в его туманных объяснениях, так что начал снова: – Короче говоря, мне необходимо знать, действительно ли эта женщина здесь, в Элдарне.