Текст книги "Ореховый посох"

Автор книги: Роберт Скотт

Соавторы: Джей Гордон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 64 страниц)

В душе Брексан кипел гнев. Разве так должны вести себя представители оккупационной армии на чужой территории? А если шпионы принца Малагона добывают нужные ему сведения столь гнусными способами, то она не желает иметь с ними ничего общего!

У нее даже в животе похолодело от отвращения. Она поднялась по лесенке наверх, в комнату убитого молодого человека, и выбрала себе кое-что из его вещей, чтобы переодеться. Она больше не чувствовала себя частичкой славного войска принца Малагона. Лейтенант Бронфио до последнего вздоха верил в справедливость политики Малагона, но был зверски зарезан шпионом принца.

Брексан поступила на службу в армию, мечтая принести народам Элдарна долгожданный мир и порядок. Разумеется, это означало, что иногда ей придется иметь дело и с мятежниками – как с одиночками, так и с целыми отрядами. Но эти пожилые люди, которых связали и хладнокровно зарезали в их же собственном доме, явно никакой угрозы трону Малагона не представляли. А если и представляли – что кажется совершенно невероятным, – то шпион, узнавший об этом и раскрывший их участие в заговоре, должен был доставить их в суд.

Иллюзии Брексан таяли, точно предрассветные сумерки. Она переоделась, взяла кое-что из еды – что сумела отыскать в буфете на кухне – и пообещала молчаливым трупам хозяев дома, что справедливость непременно будет восстановлена.

Она обязательно должна отыскать этого шпиона, выследить его и понаблюдать, как он будет вести себя в дальнейшем. Даже если он действительно верен малакасийской короне, она все равно постарается как-нибудь сообщить о его чрезмерной жестокости в Ориндейл, генералам Малагона. Ну а если он окажется предателем, она с удовольствием собственными руками его прикончит.

– Черт возьми, что это за чудовища напали на лошадей? – спросил Марк у Бринн по дороге в Эстрад.

Она не ответила, глядя куда-то вдаль.

– Да ладно тебе! Послушай, Бринн, я же сказал, что мы не собираемся тебе вредить. Ты просто была нам нужна, чтобы вывести нас из этого дворца.

Марк протянул к девушке руку, но она отвернулась и гневно прошипела:

– Не прикасайся ко мне!

– Оставь ее в покое, Марк, – сказал ему по-английски Стивен. – Не станет она нам помогать. Лучше отпусти ее.

– Нет, по-моему, пусть лучше она с нами пока побудет. И потом, это единственный человек, который хоть как-то попытался с нами поговорить. Все остальные тут же начинали стрелять.

– Не все. Тот старик, – Стивен специально сказал это по-ронски, – похоже, понял, что мы – не шпионы.

– Гилмор, – буркнула Бринн.

– Да, Гилмор, – повторил Стивен, словно пробуя это имя на вкус. – Как ты считаешь, откуда он узнал, что мы не из Малакасии? – спросил он у девушки.

Бринн, похоже, отвечала Стивену с большей охотой.

– Он знает много таких вещей, которых остальные просто не понимают, – тихо сказала она. – Нам здорово повезло, что он с нами.

– Это Гилмор руководит вашим отрядом? – снова попытался расспросить ее Марк. – Он – организатор ронского сопротивления?

– Пока что никакого особого сопротивления и не было, – ответила Бринн, по-прежнему стараясь не смотреть на Марка. – Было слишком много жестокостей и убийств. Но когда-нибудь – и я надеюсь, что скоро, – мы действительно начнем сражаться за освобождение нашей страны от войск Малагона, а может, и за свободу всех остальных стран.

– Всех остальных стран? – переспросил Стивен.

– Ну да. Рона, Прага, Фалкан и Горек – все четыре страны Элдарна находятся под пятой Малагона. Рона была захвачена сразу после смерти принца Маркона, и с тех пор минуло уже девятьсот восемьдесят двоелуний. – Бринн отбросила с лица прядь волос и, немного помолчав, пояснила: – Тогда в Речном дворце случился ужасный пожар... Вы и сами видели его страшные последствия. А потом в течение одного лишь двоелуния были уничтожены все члены королевских семей в Праге, Фалкане и Роне. Всех унес какой-то странный недуг, но и до сих пор никто не знает, что же его вызвало.

– А что случилось в Горске? – спросил Марк.

– Горек – единственная страна Элдарна, которой никогда не правил никто из членов королевской семьи. Даже король Ремонд. Он правил всем Элдарном, но только не Горском. А его потомки впоследствии взяли себе по стране; например, Маркой, правнук короля Ремонда, правил у нас, в Роне. – Бринн искоса глянула в сторону Марка, помолчала и сказала: – А в Горске все всегда было иначе: этой страной правил некий совет ученых, который назывался Сенат Лариона. Согласно легенде, все члены этого совета были зверски убиты во время печально известной резни, устроенной незадолго до того, как в страшном пожаре погибли супруга принца Маркона, его сын и его ближайший советник.

– А почему Горек имел иную форму правления? – Стивен отвел в сторону ветку молодого деревца, давая Бринн пройти. – Почему в Горске не было ни короля, ни королевы?

– Ученые с острова Ларион владели магией. – Бринн помолчала, заметив скептическое выражение на лицах своих собеседников. – Да, магией! И они использовали ее, чтобы дать нашему миру знания, умение лечить людей и многое другое. Это было сообщество преданных слуг человечества, блестящих, гениальных ученых, которые принесли в наши больницы и университеты результаты своих научных и практических исследований. Их истребление было первым шагом в длинной череде трагедий, разрушивших политические и общественные устои Элдарна. И теперь, через девятьсот восемьдесят двоелуний, мы, ронцы, всего лишь подчиненный народ на оккупированной территории. И вокруг нас – точно такие же оккупированные малакасийцами страны.

– Вот ты все время упоминаешь какое-то «двоелуние», – в очередной раз невольно глянув на часы, спросил Марк. – Это то, что мы наблюдали вчера? Когда в небе над океаном светят сразу две луны?

– Да, – сказала Бринн. – Луны появляются одновременно примерно каждые шестьдесят дней. Это и есть одно двоелуние. Мы используем это понятие для отсчета – времени, собственных жизней, смены времен года. Гилмор иногда говорит, правда, о каких-то эрах и веках, но мы понятия не имеем, что он имеет в виду. Нам и так достаточно трудно определить, когда был тот или иной день.

Поглядывая то на часы, то на солнце, Марк заметил:

– После твоих слов мне наконец стало ясно, что продолжительность дня здесь совсем иная, чем у нас, если только мои часы не сломаны, конечно.

– Часы? – Она наконец повернулась и посмотрела на него.

– Ну да, мои часы. – Он вытянул руку и указал на свои наручные часы. – Вот. Это довольно простой механизм, но он помогает, например, узнать, какое сейчас время суток.

– А почему это называется «часы»? Или они работают, только когда на них часто смотрят?

– Да нет, – ответил Марк серьезно, а Стивен не выдержал и рассмеялся. – Я думаю, что их можно было бы с полным основанием назвать «измерителем времени». Вот смотри: сейчас на них всего четыре часа пополудни, а здесь, то есть в Роне, уже начинает темнеть. Я думаю, что в вашем дне меньше...

Он запнулся: в языке Роны не было слова «час».

– Да, наверное, ты прав, – поддержал его Стивен. – Я сегодня утром тоже заметил, что светлеть начало гораздо позже, чем у нас.

Теперь скептическое выражение появилось на лице Бринн.

– Не знаю, должна ли я вам верить. Это, возможно, просто какая-то хитроумная уловка, с помощью которой вы хотите заставить меня выложить вам сведения о повстанцах. Только у вас ничего не выйдет.

– Вот, возьми. – Марк снял часы и протянул ей. – Здесь мне от них все равно никакого проку.

– А как их надевать? – спросила Бринн, осторожно принимая его подарок.

Марк застегнул ремешок у нее на запястье и вкратце объяснил, как по ним определять время. Затем они снова двинулись в путь.

– Спасибо, Марк Дженкинс. – Впервые за весь день Бринн улыбнулась.

– Просто Марк, Бринн. Просто Марк.

Троица обошла стороной главную дорогу, что вела в Эстрад, и Бринн свернула на узкую лесную тропу, где вокруг росли дубы, клены, кизил, орех, каштаны. Встречались порой даже колючие сердитые кедры с шелушащейся, как у сосен, тонкой верхней пленкой коры. Но попадались там и такие деревья, которых в таком лесу просто не должно было быть: белые березы, розовое дерево, буки и еще какие-то, которых Стивен не знал.

У Стивена к Бринн, которая наконец-то вполне охотно с ними разговаривала, было столько вопросов, что молодая женщина едва успевала на них отвечать, однако старалась ответить почти на все. Впрочем, больше всего Стивена удивляло то, как легко они с Марком справляются со всеми этими фантастическими обстоятельствами – ведь в том мире, куда они попали, было, оказывается, полно вполне реальных магов и волшебников, по лесу бродили неведомые хищные твари, а в том, буквально на глазах разрушающемся королевском дворце местные борцы со всемирным злом устроили тайное хранилище средневекового оружия!

И вообще, вокруг творилось такое, что Стивену порой казалось, что он нечаянно попал в чей-то сон. И теперь застрял там, как в ловушке. И сон этот становился все более странным, однако он по-прежнему чувствовал себя совершенно беспомощным и никак не мог ухватить суть тех проблем, с которыми они сталкивались, – не говоря уж о том, чтобы их разрешить.

Пока что они с Марком могли только надеяться, что в городе все же отыщется хоть кто-нибудь, кто сумеет переправить их назад, в Колорадо, через тот таинственный гобелен, что, наверное, по-прежнему расстелен на полу у них в гостиной.

Южные районы Роны напоминали скорее болотистые прибрежные районы юга США, а не поросшие лесом горы Колорадо; здесь было очень жарко и влажно, и оба американца обильно потели. От голода и обезвоживания у Стивена порой темнело в глазах.

– Мне просто необходимо хоть что-нибудь съесть, – не выдержал он. – Причем поскорее.

– И мне тоже, – поддержал его Марк. – Я сейчас, наверное, целого быка мог бы слопать! Скажи, Бринн, тут поблизости нигде нельзя хоть немного перекусить?

Бринн ответила не сразу. Потом все же сказала:

– В таверне «Зеленое дерево». Это недалеко.

Она знала, что на площади перед таверной наверняка полно малакасийских солдат, но надеялась, что замешательство, которое неизбежно возникнет, когда она приведет в город этих чужеземцев, даст ей возможность незаметно сбежать.

– А там безопасно? – спросил Марк.

– Наверное. Это моя таверна.

– Ты – хозяйка таверны? – недоверчиво воскликнул Стивен.

Бринн кивнула.

– Надо же, хозяйка таверны! – Он никак не мог успокоиться. – И где только ты была, когда я учился в колледже и вечно был голоден?

– До какого времени у вас работает кухня? – спросил Марк, почти теряя сознание при мысли о горячей еде и холодном пиве – хотя прежде отнюдь не собирался, добравшись до города, идти туда, куда предложит им эта девушка.

– Допоздна, – ответила Бринн и застенчиво ему улыбнулась.

Про себя она решила идти туда, куда они хотят, но при первой же возможности сбежать от них. Она все же надеялась, что Саллаксу и его друзьям удалось выжить во время нападения малакасийцев на дворец и теперь они, возможно, уже поджидают ее где-нибудь между Речным дворцом и Эстрадом, чтобы перехватить тех, кто взял ее в плен.

Родителей своих Бринн совсем не помнила. Она потеряла их еще в младенчестве. Росли они с Саллаксом в сиротском приюте, в Эстраде, но через пятьдесят двоелуний после того, как они туда попали, умерли и пожилые супруги, которым этот приют принадлежал, так что дети опять оказались на улице. Бринн была тогда еще совсем ребенком, так что Саллаксу пришлось искать работу, и он устроился в таверну «Зеленое дерево» – вытирать со столов, чистить хлебные доски, мыть тарелки и кубки. Получал он, правда, гроши, зато Сиберт Грегоро, хозяин таверны, который очень хорошо относился к Бринн и Саллаксу, выделил им рядом с кухней крошечную отдельную комнатку.

Когда Бринн достаточно подросла, она тоже стала работать на кухне, помогая повару готовить еду и печь хлеб для вечерней трапезы. В школу она не ходила, а читать научилась от одного парнишки чуть постарше ее, который тоже работал на кухне. Его звали Рен, и Бринн влюбилась в него без памяти; это был первый парень, который вызвал у нее столь пылкие чувства. Однако у самого Рена имелись на нее совсем иные виды.

Однажды вечером богатый фалканский купец приметил Бринн, которая, как всегда, возилась на кухне. До позднего вечера этот купец просидел у камина, то и дело требуя принести еще вина, а потом подозвал к себе Рена и, что-то сказав ему, удалился к себе. Рен прошел на кухню, поманил Бринн, и та, разумеется, тут же подошла к нему, не подозревая, что ее возлюбленный замыслил недоброе. Рен улыбнулся и знаком велел ей следом за ним подняться на второй этаж. Иногда, если в гостинице было мало постояльцев, он тайком проводил Бринн в какой-нибудь номер, чтобы девочка как следует выспалась на мягкой постели. Она считала Рена своим другом и шла за ним без малейших опасений.

Рен остановился у номера, который занял купец, и тихонько постучался. Дверь тут же приоткрылась, и купец, сунув Рену кожаный кошелек, втащил Бринн в комнату. Рен, подтолкнув ее в спину, покрепче захлопнул за ней дверь, быстро спустился по лестнице и исчез.

Бринн и теперь не смогла бы в подробностях вспомнить ту ночь: все, что с ней тогда происходило, тонуло в тумане ужаса. Всю жизнь после этого она старалась побороть последствия совершенного над нею насилия; но даже став взрослой, много двоелуний спустя, она не могла понять, почему даже ни разу не крикнула. Сиберт бы наверняка услышал ее и, конечно же, бросился бы на помощь. Да и Саллакс был внизу, он спал у них в комнатке и тоже, почти наверняка, услышал бы ее мольбы о помощи.

Она хорошо помнила лишь, что без конца тихо повторяла: «Нет, пожалуйста, не надо, нет... », а этот фалканский купец, крепко держа ее за горло, все приговаривал в ответ: «Отпустить тебя? Такой лакомый кусочек? Такую ягодку, которая как раз созрела? Нет уж, ни за что, маленькая моя шлюшка!»

И уж он потешился всласть, не обращая внимания на ее мольбы. Купец развлекался, пока в окне не забрезжили первые лучи зари. Увидев, что стало светло, он быстро оделся, швырнул Бринн серебряную монету и, мгновенно спустившись вниз, уехал из таверны.

Уже ближе к полудню ее нашел Сиберт. Она так и лежала на полу, куда ее швырнул тот мерзавец, – очень тихая, глядя в потолок остановившимися глазами. Платье с нее было сорвано, и Сиберт просто в ужас пришел, увидев ее бедное истерзанное тело: худенькие, еще совсем детские ножки от бедер до лодыжек исцарапаны и покрыты синяками, едва заметные груди изранены и искусаны; кровавые следы от укусов виднелись и по всему ее телу, четко выделяясь на бледной коже. Слезы безмолвно текли по искаженному гримасой ужаса лицу Бринн, тоже покрытому синяками и окровавленному, как и ее хрупкое тело.

Трактирщик со стоном бросился к девочке, сорвал с постели покрывало и осторожно завернул ее. Потом пригласил местную целительницу, которая много дней упорно и ласково выхаживала Бринн. Сиберт собственноручно следил, как девочка поправляется, запретив ей появляться на кухне до тех пор, пока она окончательно не выздоровеет.

Через несколько дней после того, что случилось с Бринн, Саллакс и Рен по поручению хозяина отправились на другой конец города за мукой, яйцами и олениной для жаркого. Саллакс подозревал, что именно Рен в ответе за то, что его сестра оказалась в номере того купца, но доказательств у него не было. Но этим утром Рен вдруг стал упрашивать его сначала зайти к сапожнику, который выставил в окне своей мастерской пару отличных кожаных сапог. Саллакс даже посмеялся над Реном, хоть тот и был чуть постарше: эти сапоги стоили столько, что оба они и за три двоелуния на них не заработали бы. Но Рен, хвастливо продемонстрировав ему весьма увесистый кожаный кошелек, все же настоял на том, чтобы они зашли туда и примерили сапоги. Убедившись, что они ему как раз по ноге, он вытряхнул из кошелька горсть серебряных монет и запросто расплатился с сапожником.

– Раз у тебя деньги водятся, хочешь, я покажу тебе кое-что еще? – предложил Саллакс, когда они вышли из лавки. – На это, право же, стоит посмотреть.

И он переулком вывел Рена на небольшую, редко посещаемую площадь, где в тот час не было ни души.

Рен огляделся, но ничего интересного вокруг не увидел, но пока что не догадывался, что, собственно, Саллакс имел в виду. И тут ему вдруг пришло в голову, что зря он, наверное, так глупо вел себя, вытащив при свидетелях из кармана все деньги сразу. Но Саллакса интересовало отнюдь не содержимое его кошелька. Резко толкнув Рена, он прижал его к стене и, прежде чем тот успел сообразить, что происходит, воткнул ему под ребра нож, насквозь пронзивший легкое. Темно-красная, почти черная, кровь так и хлынула из раны. Саллакс несколько мгновений посидел на корточках рядом с умирающим, наслаждаясь его мучениями и хриплым дыханием. Затем легкие Рена заполнились кровью, и он умер прямо там, на пустынной площади.

А Саллакс, действуя неторопливо и осторожно, достал у него из кармана тот самый кожаный кошелек и стащил с ног только что купленные сапоги. Сапоги он тут же вернул сапожнику, сказав, что его приятель стесняется сам попросить деньги назад, хотя деньги эти совсем и не его, а их хозяина.

Сапожник, понятное дело, был не в восторге, но вернул всю сумму, пригрозив, что все расскажет Сиберту, если кто-нибудь из ребят снова вздумает шутить с ним такие шутки.

Вернувшись с закупленной провизией в таверну, Саллакс сказал Сиберту, что с Реном они расстались возле пивной, куда тот решил зайти. К ужину Рен не вернулся, но Сиберт только плечами пожал. У него тоже имелись кое-какие подозрения насчет того, каким образом купцу удалось заманить к себе Бринн.

Заглянув брату в глаза, Бринн сразу догадалась, что тот лжет и ему прекрасно известно, куда подевался Рен. Но, как ни странно, легче ей от этого не стало; напротив, в душе у нее царила мертвящая пустота. А мысль о том, что Рен, возможно, лежит где-то мертвый, даже вызвала у нее некоторые угрызения совести.

* * *

Несмотря на то, что физически Бринн совершенно поправилась, но с душевным покоем, как и с девичьей невинностью, она распрощалась навсегда. Она больше никогда не встречалась со своим насильником, зато он часто являлся ей в страшных снах – она снова видела его толстые потные щеки, двойной подбородок, длинный, полумесяцем шрам на запястье и безобразную коричневую родинку размером с небольшую картофелину, что торчала у него на носу сбоку. И та внутренняя стылая пустота тоже никуда не делась. Казалось, душа ее окаменела, и вскоре мужское население Эстрада поняло: нужно дважды подумать, прежде чем соваться к этой хорошенькой, но какой-то мертвой девушке со всякими заигрываниями, не говоря уж о том, чтобы предлагать руку и сердце.

Долгая работа на кухне научила Бринн отлично управляться с ножом, и уже многим подпившим завсегдатаям таверны пришлось пожалеть о попытках шлепнуть ее по заднице, когда она подавала напитки. Она, правда, серьезных увечий никогда никому не наносила – просто метила этих нахалов, оставляя у них на запястье длинный шрам, похожий на полумесяц. Точно такой же шрам был и у того негодяя, который жестоко ее изуродовал, поломав ей и душу, и судьбу.

А через тридцать пять двоелуний после того, как Бринн окончательно поправилась, Сиберт Грегоро неожиданно умер прямо во сне. Бринн известила об этом его сына, давно уже отдалившегося от отца и жившего где-то в северном Фалкане на собственной ферме. Тот в ответ прислал ей письмо, написанное аккуратным почерком, в котором просил, чтобы они с Саллаксом прислали ему только личные вещи отца и его сбережения, а таверну отныне считали своей собственностью.

Брат с сестрой спрятали это письмо в железном сундучке под стойкой и целых семь двоелуний никому не показывали, на все это время оставив таверну Сиберта без хозяина. И лишь после этого, почувствовав, что уже могут принять на себя ответственность за подобное наследство, они обнародовали волю сына покойного.

Однако гораздо больше времени прошло, прежде чем Бринн и Саллакс начали наконец называть таверну своей. Бринн еще долго казалось, что сын Сиберта вот-вот приедет в Эстрад и потребует назад свое законное имущество. Но он так и не приехал, и жители Эстрада были рады, что старик оставил таверну этим трудолюбивым сиротам, которых когда-то пригрел.

* * *

Стемнело, когда Стивен, Марк и Бринн вышли на окраину города. Стивен даже рад был ночной темноте, несколько скрывавшей от глаз любопытных их с Марком странную для здешних мест одежду.

– Раз уж нам придется провести здесь какое-то время, то прежде всего надо раздобыть другую одежду, – сказал он Марку, – Твой красный свитер среди этих домотканых рубах сияет прямо-таки как маяк.

– Пожалуй, – пробормотал Марк, осматривая себя и, похоже, впервые за все это время обративший внимание на свой чересчур яркий пуловер. – Но до этого у нас найдутся и другие заботы: например, решить, как поступить вот с нею. Поищи-ка, чем бы ее связать.

Стивен тут же вытащил из джинсов ремень, и Марк последовал его примеру.

– Что это вы делаете? – возмутилась Бринн. – Разве мы не идем к нам в таверну? Я вас там накормлю, а у Саллакса достаточно одежды, которая вполне вам обоим подойдет.

– Пойти с тобою прямо в логово льва, дорогая? – язвительно спросил Марк. – Не смеши меня. Мы найдем еду и одежду, а потом вернемся за тобой. Нам необходимо встретиться с Гилмором, потому что он, похоже, единственный, кто понимает, что мы здесь не для того, чтобы свергнуть вашего проклятого правителя или шпионить за партизанами. Однако я не настолько доверяю тебе, чтобы прямо сразу отправиться с тобой в центр города.

Марку вдруг стало не по себе, когда он увидел, что Бринн разочарованно помрачнела. Она действительно была очень милая. И он с трудом подавил желание нежно отбросить прядь волос, упавшую ей на лицо.

– Ну и ладно! И я больше не желаю иметь с вами ничего общего! – сердито бросила она. – Послушайте, почему вы не доверяете мне? Ведь я могла бы прямо сейчас отвести вас к Гилмору.

– Хотя бы потому, что трудно поверить, будто тебе известно, где он сейчас, – ответил ей Стивен. – Никто из вас ведь не ожидал, что сегодня утром малакасийцы нападут на дворец, так что вряд ли твои друзья сейчас сладко посапывают в своих постельках. Мы найдем, что поесть, потом стащим у кого-нибудь одежду и сразу же вернемся за тобой.

Бринн дернулась, пытаясь освободиться, но ремни, которыми они привязали ее к первому попавшемуся дереву, держали крепко. До самого города было еще несколько сотен шагов, и, хотя Стивен понимал, что криками Бринн вряд ли себе поможет, рисковать ему не хотелось; он оторвал от своей рубашки рукав и крепко завязал девушке рот.

– Не злись и постарайся расслабиться, – шепнул он ей. – Не успеешь оглянуться, как мы вернемся. – И они с Марком осторожно двинулись в сторону Эстрада.

Ответить ему Бринн не могла, и в глазах у нее потемнело от гнева. Она рванулась, пытаясь ударить чужеземца ногой, но, разумеется, не успела.

* * *

– Как ты думаешь, она нам соврала? – спросил Стивен чуть погодя.

– Наверняка соврала.

– Это очень плохо. Я всегда мечтал встретить женщину, у которой было бы собственное кафе, – мечтательно сказал Стивен.

Марк захихикал.

– Да и я бы не прочь. Только я всегда мечтал, что у моей кафе будет в Денвере на Семнадцатой улице.

– Может, этого Гилмора и впрямь удастся найти в таверне «Зеленое дерево»? – предположил Стивен. – Зачем еще она так хотела нас туда привести?

– Чтобы мы прямо в лапы к Саллаксу угодили, – сухо ответил Марк.

– Ох, наверное! А он ведь из таких, что сразу стреляют, не задавая лишних вопросов. – Стивен говорил почти шепотом, поскольку они уже подошли вплотную к одноэтажным каменным домам, крытым глиняной черепицей. – Знаешь, нам, по-моему, все же стоит рискнуть. Может, он и не станет сразу стрелять, если узнает, что мы ее оставили где-то связанную.

– Давай сперва найдем другую одежду. Мы ведь даже дороги не можем спросить в таком виде. – Марк крадучись заглянул в окошко одного из домов; какое-то семейство сидело у очага, весело беседуя.

– Так, этот дом совершенно не подходит, – прошептал он, вернувшись к Стивену. – Давай поищем еще.

За другим окном Марк увидел, как большая семья садится ужинать.

– Жаль, тут вкусно пахнет! – сказал он. – Но придется все же пойти в другое место.

У Стивена даже слюнки потекли, такие замечательные запахи проистекали из этой уютно освещенной кухни, однако он лишь молча кивнул, и они на четвереньках подползли к следующему дому, окна которого были закрыты сосновыми ставнями.

Сквозь небольшую щель Стивену удалось разглядеть крупного и, видимо, очень сильного мужчину, который, надев широкополую шляпу, направился к двери и вышел на грязную улицу перед домом. Стивен еще некоторое время наблюдал за ним, опасаясь, что он может вернуться или в доме вдруг появятся еще какие-то люди. Ему более или менее неплохо были видны только две комнаты, а насчет остального дома он сказать ничего не мог.

Марк нетерпеливо завозился, устав ждать, и спросил:

– Ну и что ты там видишь?

– Ничего особенного, – сказал Стивен. – Из дома вышел какой-то здоровяк в шляпе, и пока что я больше никого не видел.

– Тогда давай попробуем войти. – И Марк осторожно двинулся к дверям дома.

Двери были деревянные, а вместо замка из узкого отверстия, просверленного в центральной панели, свисал простой кожаный ремешок, которым крепилась щеколда. Потянув за него, Стивен легко приподнял щеколду, и дверь бесшумно отворилась.

Они быстро вошли и принялись собирать еду и одежду. Это было весьма простое, но вполне удобное жилище; в спальне имелся небольшой камин, а возле него лежала заранее приготовленная охапка дров и растопка.

Марк, действуя совершенно инстинктивно, приподнял краешек соломенного тюфяка на кровати и тут же обнаружил небольшой кошелек и узкий меч в гладких кожаных ножнах. Он вытряхнул на ладонь содержимое кошелька: серебряные монеты все были разного размера, но на всех – изображение одного и того же человека и на другой стороне надпись, которую он прочитать не сумел.

– Ну что ж, слава богу, кое-что совершенно не меняется, – сказал он. – Люди везде одинаковы: семейное достояние прячут под матрасом. По-моему, здесь, в Роне, тоже не слишком банкам доверяют.

– Ну, знаешь, моему-то банку доверять можно! – возмутился Стивен.

– Еще бы! Ведь это тот самый банк, который ты же сам и ограбил. – Марк засмеялся и переменил тему. – Кстати, меч я тоже возьму.

– И что ты будешь с ним делать? – спросил Стивен, подпоясывая длинную рубаху и принимаясь совать в холщовый мешок все съестное, какое попадалось ему под руку.

– Надеюсь, что с его помощью сумею хотя бы защитить себя от таких психов, как этот Саллакс. Тебе бы тоже хорошо подыскать какое-нибудь оружие. Ты ему тоже, по-моему, не слишком нравишься.

Марк прошелся по задней комнате, окна которой смотрели прямо на дальний лес. На простом деревянном столе он заметил длинный охотничий нож, очень похожий на тот, который он отобрал у Бринн.

– Вот, – он протянул нож Стивену, – возьми хоть это. А ножи Бринн я оставлю себе.

Не обнаружив больше ничего, что, как им казалось, могло бы пригодиться в дальнейшем, друзья направились к дверям.

– Надо бы все-таки оставить ему хоть что-нибудь. Мне как-то не по себе. Мы ведь забрали все, что у этого парня было, – сказал Стивен, явно испытывая угрызения совести.

– Ладно, идем-ка лучше. – Марк схватил Стивена за плечо, увлекая за собой. – Конечно, и у меня на душе паршиво: мы ведь воры и парня этого только что ограбили. Да, мы поступили с ним отвратительно, зато благодаря ему нам, возможно, удастся как-то пережить весь этот кошмар.

Стивен все же вернулся, вытащил из кармана две шариковые ручки и положил их на стол.

– Ну вот, теперь он сможет составить целое состояние, заявив, что придумал одноразовый пишущий инструмент.

– С приветом от Первого национального банка Айдахо-Спрингс, я полагаю?

– В котором даже самый мелкий бизнес может рассчитывать на выгодный кредит! – откликнулся Стивен, словно зачитывая текст банковского рекламного листка.

– Отлично! Ты ему еще и номер телефона оставь. Хауард будет тебе очень признателен. – Марк, чуть приоткрыв створку двери, внимательно осмотрел улицу перед домом и велел: – Все, пошли. Вроде никого не видно.

– Пошли. Теперь нужно побыстрее отыскать таверну «Зеленое дерево», а если повезет, то и Гилмора.

– Если он еще жив.

В голосе Марка звучало сомнение.

Дорогу друзья узнали у какой-то пожилой женщины, которая довольно долго и подробно объясняла им, как найти площадь, где находится таверна. Марк давно понял, куда нужно идти, и попытался было прервать ее рассуждения, но она все говорила и говорила, словно они оказались первыми, с кем ей наконец-то довелось как следует побеседовать.

Стивену было душно, несмотря на прохладный вечер и легкий ветерок, который задул, как только в небесах взошли обе луны. Он уже начинал жалеть, что оставил под только что украденной грубой рубахой свой твидовый пиджак. Будь они одни, он бы этот проклятый пиджак обязательно снял, теперь же, теряя последнее терпение, был вынужден слушать бесконечную болтовню этой старухи и потеть в чересчур теплой для такой погоды одежде.

Следуя указаниям женщины, хоть они и оказались несколько длинноваты, друзья легко отыскали нужную и, кстати, весьма оживленную улицу, ведущую, похоже, на север. Марк предложил держаться боковых улочек, которые шли параллельно главной улице, чтобы избежать встречи как с повстанцами, так и малакасийскими солдатами, ибо и те и другие, возможно, их ищут. Вскоре они вышли на просторную торговую площадь, в центре которой на небольшом общинном лужку рядами стояли повозки с вяленым мясом, свежей рыбой, сырами, дублеными шкурами и вином.

А на той стороне площади они увидели таверну «Зеленое дерево».

Свет факелов, освещавших торговые ряды, трепетал на ветру, и отбрасываемые ими тени, точно живые существа, метались по стенам зданий. На площади кипела деятельность; малакасийские солдаты решительно расхаживали между домами, заглядывая в каждый двор и переулок – они явно кого-то искали; а местные жители, избегая встречи с ними, старались поскорее скрыться в любом доме с крепкими дверями. Торговцы же, возившиеся у своих повозок с товарами, опасливо поднимали воротники и натягивали на глаза шапки, а то и просто отступали подальше в тень, когда вблизи мелькали представители оккупационных сил.

Марк некоторое время наблюдал за царившим на площади оживлением, затем снова отошел в темный угол, где его ожидал Стивен, и прошептал: