Текст книги "Мари Антильская. Книга первая"
Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 41 страниц)
ГЛАВА ПЯТАЯ
Встреча на рассвете
Все время, пока длилась эта сцена, Жак сохранял полное хладнокровие, ни на одно мгновение не утратив присутствия духа. Однако не успел исчезнуть виконт, как он не преминул заметить сострадание в глазах окружавших его людей.
Потом брат обнял его за плечи и встревоженно проговорил:
– Нет, Жак, вы не будете с ним драться! Это мой долг скрестить шпагу с Тюрло, ведь оскорбил он меня, а не вас!
Жак ничего не ответил. Он видел, как игроки один за другим отводят от него взгляды и медленно расходятся…
«Похоже, они уже считают меня покойником, – подумал он про себя. – Я для них более не существую. А может, таким манером они хотели показать мне, что на стороне виконта?»
Фуке уже успел собрать со стола монеты и, поделив их на три части, передать две из них игрокам.
– А это ваша доля, Водрок, – проговорил он, протягивая ему горсть монет.
Пьер замешкался, не зная, как поступить.
– Берите же, это ваши деньги! – уверенно приказал ему Дюпарке. – Право, такая щепетильность уже давно вышла из моды!
– Разумеется, – подтвердил президент и, обернувшись к Жаку, добавил: – Вы не станете драться, Дюпарке. Это нелепо. Я все улажу…
– И речи быть не может, сударь!
– Я сам поговорю с Тюрло…
Жак схватил старика за руку и с волнением проговорил:
– От души благодарю вас, сударь! Но покорнейше прошу не предпринимать никаких шагов…
В тот момент у стола появился и господин де Сент-Андре. Мари, бледная как полотно, опиралась на его руку.
– Желаю вам удачи, сударь, – заверил его старик.
В ответ Дюпарке отвесил поклон, а Сент-Андре обратился к Мари.
– Мы едем домой, – промолвил он.
Жак снова поклонился, на сей раз Мари. Во взгляде девушки он прочитал красноречивую мольбу беречь себя, и этот исполненный нежности взор опять возродил в нем надежду.
– Пожалуй, и нам пора… – обратился он к Водроку.
Они направились к дверям, миновали, портал и пошли по улице в сторону сквера. Ночь была светлой, воздух теплым и нежным. Они долго шли рядом, не произнося ни единого слова. Жак был спокоен и не терял присутствия духа. Пьера же терзали угрызения совести. Все вышло совсем не так, как ему думалось. Он надеялся, что сможет без труда разоблачить виконта, и тот, пойманный за руку, сгорая от стыда, тут же в полном замешательстве, не дожидаясь скандала, спешно покинет заведение. А вместо этого теперь брату его предстоит дуэль, и к тому же дуэль с одной из самых острых шпаг во всем королевстве. В сущности, можно сказать, что он станет виновником смерти Жака!
Когда они дошли до набережной Сены, Водрок наконец прервал молчание и воскликнул:
– Фуке прав! Вы не должны драться! Ведь если разобраться, то это вас оскорбили! Вы разоблачили вора! Справедливо ли, если вам суждено будет поплатиться за это своей собственной жизнью?!
Дюпарке едва слышно рассмеялся и заметил:
– Вы предвосхищаете события, братец… Не знаю, что думает сейчас Тюрло, но я пока еще вовсе не чувствую себя покойником!
– Но ведь Тюрло – очень грозный соперник!
– А вот это мы увидим часа через два…
Они уже были в нескольких шагах от Арбрисельской улицы и почти дошли до дома, когда Водрок снова заговорил:
– Нет, Жак, я буду драться вместо вас!
– И речи быть не может!
– Но я каждый день тренируюсь на шпагах, я вполне искусный фехтовальщик!
– Я тоже не хуже!
– Но я молод…
– Ваша молодость, Пьер, обязывает вас только к одному – повиноваться мне. У нас с Тюрло свои счеты. Единственное, на что я могу дать свое согласие, это на то, что, если уж судьба будет ко мне неблагосклонна, вы поднимете мою шпагу и вернетесь, чтобы снова скрестить ее с виконтом… Поспешим, мне бы хотелось еще немного отдохнуть перед дуэлью…
Когда они свернули на Арбрисельскую улицу, Жак вздрогнул, увидев перед их домом чью-то карету. Поначалу ему даже пришло в голову, что, может, Тюрло, куда меньше уверенный в себе, чем изображал на людях, задумал расправиться с ним под покровом ночи, но тотчас же отбросил эту мысль. А что, если виконта вдруг охватило раскаяние и он ждет их, чтобы представить свои извинения?
Мысль эта не вызвала в нем ни малейшей радости. Тюрло вел себя вызывающе, а после всего, что сорвалось тогда с его уст по поводу Мари, Жак не хотел упускать возможность скрестить шпаги.
Все так переменилось. Всего какой-то час назад Мари еще существовала отдельно от него, теперь же они были связаны обещанием: разве не призналась она ему, что предпочла бы его господину де Сент-Андре, разве уже нынче вечером не будет ждать его у мадам Бриго и разве он, Жак, не должен найти способ бежать вместе с нею?.. Но оскорбления Тюрло… он не мог забыть их! Нет, он должен отомстить за оскорбления, нанесенные чести Мари, как, впрочем, и его.
«Нынче вечером… – мечтал он. – Нынче вечером Мари станет моей…».
Но впереди еще был длинный день, к тому же для него он начинался с опасной дуэли.
– Вы заметили эту карету? – прервав его мысли, поинтересовался Водрок.
– Разумеется, заметил.
– Нет сомнений, что нас кто-то ждет. Кто бы это мог быть в столь поздний час?
– Это мы сейчас узнаем…
Когда они поравнялись с экипажем, дверца распахнулась, и оттуда показался человек, которого они поначалу не узнали.
Потом их окликнул голос, и Жаку показалось, что это президент Фуке.
– Ах, вот и вы, Дюпарке! А я уж было начал думать, не пропустил ли вашего возвращения. Мне надо срочно с вами поговорить… Пошли скорее, не будем терять времени.
Пьер уже отворил дверь. Оба посторонились, пропуская вперед президента, и тот, явно торопясь, решительно вошел в дом. Он тут же бросил на стул шляпу и повторил:
– Поспешим, нельзя терять ни минуты. Дюпарке, вы не станете драться нынче утром!
Неверно истолковав его слова, Жак с некоторым разочарованием поинтересовался:
– Вы хотите сказать, Тюрло поручил вам принести нам свои извинения?
Франсуа Фуке раздраженно махнул рукой:
– Плохо вы знаете Тюрло! Он ничуть не сомневается в своей победе. После прилюдного оскорбления, которое вы ему нанесли, он не помышляет ни о чем другом, кроме мести. Нет, и не надейтесь, вам никогда не дождаться от Тюрло извинений. Ведь для него это было бы равносильно признанию в трусости или в мошенничестве… Но все равно вы не должны драться с ним, ибо вы нужны мне живым!
Жак нахмурил брови. Взгляды, которые бросали на него после скандального происшествия завсегдатаи игорного дома, слова брата и вот теперь, в довершение всего, еще и опасения Фуке начали не на шутку его раздражать.
– Ах, теперь и вы, сударь! – возмутился он. – Значит, и вы тоже заранее приговорили меня к смерти? Право, не стоит так торопиться, сударь! Ведь не один Тюрло умеет владеть шпагою, есть и другие, и обещаю вам весьма скоро дать тому самые веские свидетельства!
– Какая бессмысленная бравада! Увы, небеса не всегда равномерно распределяют таланты. До этого момента я полагал, будто они наградили вас умом, лишив этого дара Тюрло, зато ему Провидение дало редкую способность владеть шпагой, которой он, увы, пользуется во вред порядочным людям. И с этим, Дюпарке, ничего не поделаешь. При первом же выпаде вы получите пару дюймов железа в живот. И это будет большая победа!.. И для вас, и для нашей компании… Мы ведь так рассчитываем на вас, Дюпарке, на островах…
Жак с минуту выждал, не произнося ни единого слова. Потом осведомился:
– Вы все сказали, сударь?
– Нет, – снова заговорил Фуке. – Я сам улажу это дело. Вам не придется приносить никаких извинений виконту. Ведь это вы разоблачили мошенника. Так что ваша честь вне всяких подозрений. Впрочем, вообще непонятно, за что он требует у вас сатисфакции… Я поговорю с ним. В последнее время за ним числится еще несколько весьма темных делишек. И я намерен дать ему понять, что в следующий раз это уже не сойдет ему с рук, напротив, он заплатит за все сполна. И даю вам слово, он непременно одумается…
– Ну, а теперь вы кончили, сударь? – снова справился Жак. – Дело в том, что и я тоже хочу вам кое-что сказать…
– Я весь внимание…
Дюпарке указал рукой на своего брата.
– Позвольте еще раз представить вам, господин Фуке, моего брата, Пьера Диэля де Водрок. Он много моложе меня, но обещает стать достойным дворянином. Он корит себя за случившееся, ибо в этом есть и его вина. Если со мной что-нибудь случится, поверьте, никогда нога его не ступит более в этот игорный дом. Это я вам обещаю. Но у Пьера есть свои амбиции: он хочет, чтобы ему доверили пост на Американских островах.
Президент нетерпеливо махнул рукой.
– В данный момент, Дюпарке, речь идет о вас. Сейчас компании нужны именно вы… Потом, позже, наступит и черед Водрока, если он докажет, что обладает теми же качествами, какие мы так ценим в вас…
– Что ж, весьма сожалею, сударь, – решительно ответил Жак, – но, боюсь, в таком случае, компании придется набраться терпения. Совсем скоро мне предстоит скрестить шпаги с Тюрло. И ничто не в силах помешать этому поединку. Если со мной случится несчастье, то прошу вас не слишком убиваться…
– Ну и упрямец! Что ж, в таком случае, вы заслужили этот урок!
– Вот и вы уже видите меня покойником! О, не стоит отрицать, это так и есть! Мне ведь уже пришлось нынче вечером прочесть смертный приговор в глазах всех усердных завсегдатаев салона мадам Бриго! И вы тоже с ними заодно. Иначе вы бы не пришли сюда в столь неурочный час, не так ли? Но коль уж вы все равно считаете меня мертвецом, то не соблаговолите ли исполнить мою последнюю просьбу?
– Что за просьба? – без обиняков осведомился Фуке.
– Порекомендуйте компании моего брата на какой-нибудь важный пост на островах. Вы можете довериться ему так же, как и мне…
– Погодите, господин президент, – вмешался тут Водрок, – на сей раз уже мой брат слишком торопит события: у нас еще будет достаточно времени, чтобы спокойно обсудить все эти вопросы. Для вас смерть моего брата дело уже решенное… Так вот, знайте: если ему суждено погибнуть, я подниму его шпагу и отомщу за него… Слишком уж непозволительная роскошь для вора безнаказанно убивать порядочных людей… Так что отложим этот разговор до лучших времен…
Фуке взял в руки свою шляпу. Крепко сжал зубы, лоб перерезала глубокая складка, лицо омрачило искреннее огорчение.
– Я не прощаюсь с вами, – проговорил он, – а желаю вам удачи… Знайте, сударь, что, несмотря ни на что, вы можете всегда рассчитывать на мое дружеское расположение и что…
Он запнулся, поочередно глядя то на Жака, то на Пьера.
– Так что же? – с настойчивостью осведомился Дюпарке. – Что же еще вы хотели добавить, господин президент?
– И что, поступи вы иначе, вы навсегда потеряли бы мое уважение… До встречи, Дюпарке!..
Париж еще спал, когда Водрок и Дюпарке покинули Арбрисельскую улицу и направились в сторону Пре-о-Клер.
Оба решительно зашагали к развалинам, служившим местом сведения счетов всех парижских задир и бретеров. Высокие полуразвалившиеся стены из выщербленных камней, где то там, то здесь еще можно было различить остатки древних статуй, ниши, где некогда обитали святые, и даже обломки их изображений надежно скрывали дуэлянтов от любопытных взоров.
Еще не дойдя до места, оба не без удовлетворения отметили, что виконт не прибыл. Жак не простил бы себе, если бы обидчику пришлось его ждать; однако, пройдя чуть дальше вдоль заросших плющом и лишайником древних стен, они увидели, как от них отделилась фигура человека, направившаяся им навстречу.
Это был кавалер д’Ажийяр, с которым братья были знакомы с давних времен. Он остановился в нескольких шагах и отвесил им поклон, взмахнув шляпой, чьи поля коснулись земли. Оба брата ответили ему с не меньшей куртуазностью.
– Послушайте, Дюпарке, – обратился к ним кавалер, – безмерно сожалею, что довелось встретиться с вами при столь печальных обстоятельствах. Но час назад Тюрло попросил меня быть его секундантом. Не думаю, чтобы он слишком долго заставил себя ждать.
– Что ж, подождем, – только и ответил Жак.
Все трое направились к монументальной арке, под которой можно было укрыться от утренней прохлады.
Уже занимался день, и восходящее солнце мало-помалу окрашивало монотонные сероватые тона предрассветных пейзажей, все четче становились контуры полуразвалившихся древних строений, однако по-прежнему было прохладно, и кавалер вместе с обоими братьями, несмотря на теплые плащи, дрожали от холода.
Пытаясь хоть как-то согреться, они принялись ходить взад-вперед, не испытывая при этом ни малейшего желания перемолвиться хоть словом.
На душе у Дюпарке было немного тревожно, но он не испытывал ни страха, ни дурных предчувствий. Что его волновало, так это возможные последствия дуэли. Ришелье категорически запретил подобные поединки, слишком уж редел от них цвет французского дворянства. Юные аристократы из самых родовитых семейств порой по самым ничтожным поводам то и дело обменивались ударами шпаг, которые нередко оказывались смертельными. Вот и приходилось теперь ретивым дуэлянтам прятаться от ночного дозора, полицейских ищеек и солдат, конных и пеших. Но не так-то просто было подолгу скрывать от людских глаз раненного – а тем более убитого – на дуэли. И тут в дело вмешивалась королевская полиция, а победителю – как, впрочем, и раненому – приходилось спешно удирать за границу, дабы избежать королевского гнева и правосудия.
Думая о близком поединке с Тюрло, Жак не питал ни малейших иллюзий, он знал, что они будут драться насмерть. Если Дюпарке убьет виконта, ему придется немедленно бежать. В противном же случае его брату, как, впрочем, и д’Ажийяру, грозят серьезные неприятности за то, что они согласились стать секундантами и в известном смысле оказались сообщниками убийства.
Кавалеру было явно не по себе. Хоть он и считался близким другом виконта, это не мешало ему питать уважение к семейству Диэлей, так что он ничуть не погрешил против истины, высказав сожаление, что оказался на стороне противника. К тому же он понятия не имел о причинах поединка, да так и не решился обратиться с этим вопросом к Жаку.
Уже совсем рассвело, когда вдали, у ограды, появился всадник – это был Тюрло, он направлялся в их сторону.
Оба брата нарочито отвернулись, выказывая ему свое презрение.
Резко дернув поводья, виконт остановил коня, ловко спрыгнул на землю и крикнул кавалеру:
– Привет, д’Ажийяр, и спасибо, что откликнулись на мою просьбу. Сожалею, что пришлось поднять вас нынче ночью с постели. Постараюсь уладить дело так, чтобы вы не потеряли слишком много времени.
– Я не спешу… – ответил кавалер. – Думаю, и Дюпарке тоже…
Жак резко обернулся.
– А вот тут вы глубоко заблуждаетесь, – возразил он. – У меня сегодня много встреч. И чем скорее мы покончим с этим делом, тем лучше…
Тюрло расстегнул плащ, положил его на камень; на лице, как всегда, играла скверная фатовская ухмылочка. Потом насмешливо бросил через плечо:
– Вам не стоило назначать встреч, на которые, возможно, вы уже не сможете прийти…
Не удостоив его ответом, Жак лишь пожал плечами.
Потом отошел немного в сторону и обнажил шпагу. Она засверкала на солнце. Он несколько раз согнул ее рукой, проверяя гибкость клинка, тот упруго распрямлялся, слегка вибрируя и издавая едва слышный дрожащий звук. Тюрло то и дело бросал взгляд в его сторону, по-прежнему не расставаясь со своей пренебрежительной ухмылкой. Он разминался, заботясь об упругости своих мышц. Спустил на икры высокие сапоги и, расстегнув камзол, скинул его и протянул д’Ажийяру. Теперь он остался в одной шелковой рубашке, украшенной искусной вышивкой и отделанной тончайшими кружевами. Воротник ее был широко распахнут, и Жак мог видеть, как под обильной темной порослью играют мощные мускулы.
Виконт слегка поежился. Потом расхохотался и заметил:
– Вы правы, Дюпарке, нам лучше поторопиться… Но вовсе не вам в угоду, просто я что-то начинаю замерзать… – Потом с издевкой добавил: – А уж вы-то, Дюпарке, не пройдет и часа, и вовсе застынете!
Он тоже вынул из ножен свою шпагу. Как и Жак, проверил гибкость клинка, упершись им в носок своего сапога.
Жак по-прежнему хранил молчание. Он был готов к поединку и лишь ждал сигнала, чтобы скрестить шпаги.
Внезапно перед глазами возник образ Мари, с бриллиантами на шее, с оттененными пудрой тонкими чертами прелестного лица.
Мгновенной вспышкою пронеслась мысль о встрече, что назначил он ей нынче же вечером в игорном заведении на Медвежьей улице; вспомнился ее выразительный, красноречивей всяких слов взгляд, когда она узнала о вызове виконта.
Горло вдруг сдавило от непереносимой тревоги. Но это не был страх. Нет, Жак не боялся смерти. Единственное, что страшило его в эту минуту, – угроза, что он может не сдержать своего слова. Ведь если он будет не в состоянии прийти в игорный дом, что тогда подумает о нем Мари? Увидит ли он ее когда-нибудь снова? Как скоро она его забудет? И если ему не удастся вмешаться, выйдет ли все-таки замуж за своего престарелого жениха?
Но через мгновение все мысли его были уже сосредоточены на одном: убить человека, который стоял перед ним, ухмыляясь в лицо.
Посовещавшись между собою вполголоса, д’Ажийяр с Водроком уже пришли к согласию относительно всех деталей ведения поединка. Кавалер оставил Пьера и, направившись в сторону Жака, остановился лицом к нему между двумя врагами. Словно во сне, донеслось до Дюпарке, как тот хлопнул в ладоши и крикнул:
– Защищайтесь, господа!
И почти тотчас же две шпаги скрестились.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Видит око, да зуб неймет
Жак Лешено де Сент-Андре владел роскошным особняком подле ворот Сен-Мишель. Шикарный дом был битком набит всякими дорогими вещами и безделушками, привезенными со всех концов света и приобретенными благодаря немалым доходам, которые давала ему должность генерального откупщика.
Он умудрялся найти общий язык даже С такими корсарами, как небезызвестный Юрбен де Руасси, сопровождавший на Наветренные острова самого д’Эснамбюка. Ему удалось купить у него золотые и серебряные вещицы, что Испания по-прежнему вывозила из Мексики, Перу и Венесуэлы. Он поддерживал связи с наиболее влиятельными купцами богатого города Кадикса, который, благодаря своему исключительному расположению, стал центром спекуляции американским золотом и к тому же настоящим логовом контрабандистов. Там встречались авантюристы всех мастей и со всего континента. Пытаясь помешать разгулу контрабанды, власти города ужесточили надзор, но таможенники очень быстро снюхались с контрабандистами, действуя с помощью посредников, превративших свои полезные, хоть и противозаконные, услуги в настоящее ремесло. Эти «контрабандисты-посредники» не брезговали даже тем, что сами доставляли товар на борт судна, дабы уберечь покупателей от чрезмерного риска. Те же, кто отказывался пользоваться услугами этих посредников, подвергались тяжелым таможенным штрафам, а порой и полной конфискации товара.
Сент-Андре имел дело и с купцами, и с посредниками, и даже с испанскими корсарами. Состояние его оценивалось в весьма кругленькую сумму. Но этого было мало, чтобы удовлетворить его неуемное тщеславие.
Пока карета везла Сент-Андре и его невесту из игорного дома, что на Медвежьей улице, к особняку возле ворот Сен-Мишель, Мари не проронила ни единого слова.
Весь этот вечер казался ей каким-то наваждением. Разве можно было вообразить себе что-нибудь более странное, более неправдоподобное, чем эта случайная встреча с Жаком Дюпарке?..
Ведь только в сновидениях или волшебных сказках события жизни обретают порой такой невероятный, такой фантастический оборот. Казалось, тот факт, что этот молодой человек снова вторгся в ее жизнь – в тот момент, когда она менее всего этого ожидала, когда она уже совсем решилась выйти замуж за Сент-Андре, – и вправду был скорее из области грез, феерических снов, чем реальной действительностью! Судьба ее вот-вот должна была определиться, обрести новые пути, и, похоже, навсегда. Но тут появляется Жак, и все вновь круто меняется!
Во всяком случае, были минуты, когда она и вправду в это поверила… Пока, похолодев от ужаса, не оказалась свидетельницей ссоры между Дюпарке и виконтом. И тут все ее надежды сразу растаяли, рассеялись как дым. Ведь о фехтовальном искусстве Тюрло ходили легенды. Можно ли было надеяться, чтобы этот опытный дуэлянт, прослывший непобедимым, вдруг пощадил Жака? Никакой надежды!
Она неимоверным усилием сдержала стон, вот-вот готовый сорваться с ее уст. Ноги подкашивались, и ей пришлось опереться на руку Сент-Андре, чтобы не рухнуть наземь.
Потом она послушно позволила Сент-Андре усадить ее в карету, где, убитая горем, откинулась на сиденье, так и не обмолвившись за всю дорогу ни словом.
Они подъехали к особняку в тот самый час, когда Жак с Пьером повстречали на Арбрисельской улице президента Фуке.
Сент-Андре помог Мари выйти из кареты. Он заметил, что она слегка дрожит, а руки ее холодны как лед.
– Похоже, вы чем-то взволнованы, душа моя, – обратился к ней он. – Уж не глупая ли ссора этих двух молодых петушков была тому виною?
– Ах, Жак, – ответила она, силясь скрыть свою тревогу. – Вам ведь известно, Жак, что я не привыкла бывать в обществе… во всяком случае, в обществе такого сорта. Кроме того, я еще никогда не видела, как вызывают на дуэль. Неужто эти люди и вправду намерены драться и убить друг друга?!
Он взял ее под руку, чтобы провести в дом, где отпустил на минуту, чтобы кинуть лакею ее накидку. Потом обратился к Мари:
– Я провожу вас…
Она вздрогнула и умоляюще проговорила:
– О нет, Жак, прошу вас, только не сегодня! Час уже поздний, и я совсем без сил! К тому же этот вечер кончился так печально… Это вконец меня убило…
И поскольку лицо ее, дабы замаскировать истинные причины отказа, лучилось самыми радужными обещаниями, он с сочувственной улыбкой промолвил:
– Что ж, девочка моя, в таком случае, отдохните хорошенько! А я потом зайду проведаю, удалось ли вам заснуть…
Не оборачиваясь, она взбежала по лестнице, что вела в ее покои. Все это время Сент-Андре неотрывно следил за ней. И отвел взгляд лишь тогда, когда она исчезла, затворив за собою дверь. Он позвал лакея и велел подать бокал испанского вина.
Смакуя вино, он представлял себе, как Мари раздевается, готовясь ко сну. И видение это привело его в такое сильное возбуждение, что ему не без труда удалось справиться со своими чувствами.
Овладев собою и продолжая маленькими глотками потягивать вино, он принялся воскрешать в памяти, как впервые встретил на своем пути Мари.
Не без снисходительной усмешки вспомнил он представление ко двору этого плотника Жана Боннара; этакий смущенный верзила, который вконец растрогался, когда король объявил ему, что намерен вознаградить за услуги, оказанные королевскому флоту успешной постройкой корабля для господина д’Эснамбюка. Все от души потешались над нелепым великаном, тем более что за спиной его, немного в стороне, скромно потупив голову, стояла его юная дочь. Платье на ней было таким коротким и выглядело таким нищенским, что вызывало смех у благородных аристократов и придворных вельмож.
Когда же король, улыбаясь и даже явно потешаясь этим зрелищем, предложил Мари подойти ближе, та, совсем стушевавшись, попыталась было сделать реверанс, но споткнулась на ровном месте и непременно упала бы, не поддержи ее вовремя крепкая отцовская рука. Взрыв смеха огласил высокие своды дворца.
Даже его величество и тот не смог сдержать улыбки. Вся зардевшись от стыда, Мари зарыдала.
Это происшествие при всей своей мимолетности, должно быть, развеселило двор на весь оставшийся день. Жак Боннар взял дочь под руку и повел ее прочь. В полном замешательстве Мари не видела ничего вокруг, напрочь позабыв все, чему ее учили в монастыре.
Лишь один Сент-Андре проявил к ним тогда сочувствие. Отделившись от толпы придворных, он незаметно последовал за странной парой и, едва нагнав их, с большим почтением поклонился Жану Боннару.
Тот, вспыхнув от возмущения, грубо выпалил:
– Чего вам надо? Думаете, если мы бедны, то над нами можно насмехаться? Да вы мизинца нашего не стоите!
– Послушайте, сударь! – возразил Сент-Андре. – Право, если бы я и вправду относился к вам без должного уважения, разве поспешил бы вслед за вами? – Потом обратился к девушке: – Дитя мое, никто лучше меня не понимает вашего смущения. Все эти почтенные господа, которых вы здесь нынче видели, уже забыли, как сами выглядели, когда их впервые представляли ко двору. Ваша же неловкость была просто прелестна. Право, не стоит так сокрушаться… Послушайте… Вы так милы, так очаровательны!..
И на глазах у опешившего Боннара взял девушку под руку.
Втроем они вышли в сад и направились к высокой решетке. Боннар даже не слышал, что там этот краснобай, этот знатный вельможа плел его дочери. В полной уверенности, что причиной такого внимания со стороны Сент-Андре было покровительство, оказанное ему самим королем.
Наконец Мари немного пришла в себя и даже одарила старика улыбкой.
Тогда он снова обратился к Боннару и предложил:
– Я отвезу вас домой. Только отыщу свою карету…
Сент-Андре опорожнил бокал, поглядел в сторону лестницы, что вела в апартаменты Мари, и прикинул, что по времени она, должно быть, уже вот-вот ляжет в постель. Однако подумал, что после пережитых волнений было бы, пожалуй, еще слишком рано подниматься к ней. Сам взял графин с малагой и налил себе еще один бокал.
Одна в своей спальне, Мари начала неторопливо раздеваться.
Положила на столик из ценнейшего дерева, доставленный прямо из Макао, свое массивное бриллиантовое колье, кольца, броши, жемчуга. При свете высокого медного канделябра все эти сокровища переливали сотнями огней.
Расстегнула корсаж, и в большом зеркале отразилась ее обнаженная грудь. Кожа была молочной белизны, и молодые трепещущие груди походили на двух задремавших в нежном тепле маленьких зверьков.
И Мари тоже невольно вспомнила о прошлом. «Боже, – думала она про себя, – какое невероятное совпадение!.. Жак!» Могла ли она представить, что ей будет суждено вновь увидеться с Жаком? Могла ли вообразить, будто он все еще помнит о ней и, едва увидев, настолько забудет о своем семействе, что вернется к решению, которое казалось тогда бесповоротным?
Сколько раз в Дьепе, в своей жалкой маленькой комнатушке, вспоминала она о той ненастной, ветреной ночи, когда к ним заглянул этот молодой незнакомец! И сколько раз корила себя, что не постаралась лучше понять его!
Бесцеремонность, с какой он ворвался к ней, явно выдавала намерения, которые она заподозрила тогда и в которых уже ничуть не сомневалась теперь. Хоть она призывала его в ту ночь всем сердцем, все же не на шутку перепугалась и вела себя таким манером, что вынудила его если не вовсе отказаться от своего замысла, то уж, во всяком случае, пойти на попятный!
Она подумала, что разбуженная горничная вот-вот придет, чтобы помочь ей улечься в постель. Она еще не привыкла, чтобы ей прислуживали, не привыкла чувствовать подле себя слуг, они казались ей назойливыми, будто вторгались в ее жизнь, выслеживали, подглядывали в надежде поймать на каком-нибудь промахе, нарушении этикета.
Быстрым жестом она скинула платье, освободилась от тончайшего белья и увидела свое обнаженное тело. Не без удовлетворения оглядела себя всю, с головы до ног. И отражение в зеркале этого тела вновь заставило ее вспомнить о Жаке.
«Если бы он знал… – пронеслось в голове, – интересно, что бы он подумал?»
И в тот самый момент, когда она мечтала о Жаке, призывала его всей душой, всем сердцем, всем телом, легкий скрип двери заставил ее вздрогнуть от неожиданности. И вместо образа Жака в мыслях возник образ Сент-Андре.
– Ах, Боже мой! – вдруг очнувшись от грез, в смятении пробормотала она вслух. – Бедный Жак! Рассердится ли он, когда узнает все? Причинит ли ему это боль?
Она прислушалась, но, поскольку никакие шорохи более не нарушали тишины, как была голая, бросилась к кровати, легла и зарылась под покрывало.
Она долго ждала, боясь, что в любую минуту перед нею может появиться старик, она уже заранее мысленно видела перед собой его седую грудь, чувствовала прикосновение дряблых мускулов, липкой, холодной кожи…
Сент-Андре!.. Как могло случиться, что она раньше не чувствовала к нему такого отвращения? Не потому ли, что думала, будто Жак для нее потерян навеки? Неужели они так близки, так подходят друг другу, что один вид его мог вызвать в ней такую бурю желаний, которые она уже считала угасшими?
Она пыталась вспомнить, как произошло, что Сент-Адре превратил ее в свою собственность, свою вещь. А ведь она теперь именно его вещь, стала его вещью. Подумать только, как до этого момента она во всем подчинялась его воле! Он был так строг, так суров, с такими величавыми манерами. Однажды, когда Боннара не было дома, он заявился к ней. Дверь была открыта. Он вошел, на губах играла вкрадчивая улыбка.
Позвал ее:
– Мари!
Таким голосом, что она сразу догадалась, что у него на уме. Потом весь побагровел, жилы на шее вздулись, будто вот-вот лопнут. И как-то резко, отрывисто продолжил:
– Никогда более, Мари, не явитесь вы ко двору в этаких нарядах… Посмотрите, что я вам принес!
И вынул из кармана то самое бриллиантовое колье, что сверкает теперь на ее столике. Сам надел на шею. Могла ли она когда-нибудь мечтать о таких драгоценностях, она ведь даже не подозревала, что они существуют на свете. Она ощупывала колье пальцами, гладила, будто хотела убедиться, что это не сон. Волнение ее было так велико, что она едва не лишилась чувств. Сент-Андре же нежным голосом добавил:
– Вы можете стать самой первой красавицей при дворе. Нет ничего проще. Только доверьтесь мне во всем.
Потом вдруг резко снял с ее шеи колье и проговорил:
– Идите за мной…
Не сопротивляясь, она позволила подвести себя к небольшому зеркалу, и бриллианты снова засверкали на ее белоснежной коже. Стоя у нее за спиной, Сент-Андре поигрывал своим мушкетоном.
Она чувствовала у себя на шее его прерывистое теплое дыхание.
– Восхитительно! – задыхаясь, проговорил он. – Вы просто восхитительны, Мари! И обещаю вам: те, кто смеялся тогда над вами, еще горько пожалеют об этом! А дамы, которые издевались над вашей робостью, вашей бедностью, позеленеют от злости!.. Вам надо только слушаться меня во всем… Расстегните-ка свой корсаж… Пониже, вот так… У вас такой цвет кожи, который еще больше оттеняет блеск бриллиантов…
Он принялся еще ниже стаскивать ткань платья. И вдруг она почувствовала на плече его губы. Она не сопротивлялась, даже не вздрогнула от неожиданности; все это казалось столь невероятным, что она просто не решалась поверить в реальность происходящего.
– Мари, – совсем осмелев, продолжил старик, – я уже давно принят при дворе и хорошо знаю придворный люд. Все они кичатся своим происхождением, своими титулами. Пусть вы из простолюдинок, но я могу сделать вас одной из самых блистательных дам королевства! Король показал вам свое расположение; правда, и он тоже смеялся над вами. Так вот, он придет в восхищение, когда увидит вас рядом со мною…
