Текст книги "Мари Антильская. Книга первая"
Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 41 страниц)
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
На борту невольничьего судна
В сопровождении двоих офицеров форта Дюпарке, не произнеся ни слова, стремительно прошагал до самой пристани. Гнев его нарастал с каждой минутой. Он и сам как следует не понимал, откуда в нем эта злость. Разочарование оттого, что не нашел Мари в тот самый момент, когда у него вдруг появилось такое острое желание ее видеть? Но не сам ли он поначалу отказался с ней встречаться?
Он приказал одному из офицеров распорядиться, чтобы спустили на воду одну из шлюпок и подыскали матроса, который бы доставил его на борт «Люсансе», а сам принялся ходить взад-вперед в ожидании, пока исполнят его приказания.
Мысли его по-прежнему были заняты Мари, но он старался не поворачивать головы из страха увидеть ее здесь. Ведь тогда ему волей-неволей придется подойти к ней и раскланяться, а этого-то ему как раз и не хотелось. Нет, она еще должна многое ему объяснить – так пусть сама и делает первый шаг…
В раздумьях он провел несколько минут, как вдруг его одновременно окликнули сразу два голоса:
– Господин губернатор!..
Один голос был мужским, и Жак сразу же узнал офицера, который докладывал ему, что шлюпка готова; от другого же, женского, он сразу вздрогнул всем телом и почувствовал, как тревожно забилось его сердце.
Забыв про лодку, он резко повернулся в ту сторону, откуда раздался этот женский голос, в котором он узнал голос Мари. Он напряг лицо, стараясь получше скрыть охватившее его волнение, однако при виде мадам де Сент-Андре совсем близко от себя, в длинном белом платье с декольте, открывавшим ее восхитительные плечи, ему пришлось крепко сжать кулаки, дабы из последних сил сохранить остатки самообладания.
Мари сделала шаг в его сторону.
– Господин губернатор, – любезным, приветливым голоском обратилась она к нему, – неужто вы меня не узнаете? Я мадам де Сент-Андре… Мне не хотелось верить, будто вы меня избегаете…
– Позвольте засвидетельствовать вам, мадам, мое самое глубочайшее почтение, – холодно проговорил Жак. – Соблаговолите принять извинения, что не смог сделать этого раньше. Мне пришлось отправиться в Форт-Руаяль, куда меня звали дела весьма неотложного свойства. Я только что вернулся и, даже не успев позавтракать, вынужден был заняться этим невольничьим судном… Тем не менее всего пару минут назад я уже спрашивал у капитана Сент-Обена, у себя ли вы и… когда я смог бы с вами встретиться…
Она одарила его улыбкой, по которой Дюпарке сразу понял, что если она и вела себя несносно в его отсутствие, то теперь не таит на него никакого зла.
– Вы отправляетесь на борт этого корабля? – поинтересовалась она.
– Я должен провести осмотр судна. Редко бывает, чтобы после прибытия корабля этакого сорта в колонии не вспыхивала какая-нибудь эпидемия. И мой долг принять все необходимые меры предосторожности. Ни один негр не может покинуть борта без моего приказа…
– Возьмите меня с собой, – попросила она. – Мне так хочется посмотреть, как выглядит такое судно!
– Нет, мадам, это невозможно! Я ведь уже говорил рам про эпидемии… но помимо болезней, которыми вы рискуете там заразиться, вас ждет зрелище, мало подходящее, смею вас заверить, для глаз молодой дамы!
У него было такое впечатление, что беседа их уже вызывает любопытство собравшихся вокруг людей и отрывочные фразы, что дойдут до их ушей, уже завтра будут передаваться из уст в уста, обрастая все новыми и новыми вздорными подробностями.
– Но поверьте, – настаивала она, – решивши отправиться сюда, на этот остров, я знала, что меня ждут жестокие испытания. Я заранее закалилась сердцем и более уже не боюсь ничего!
– Вам так хочется посетить это судно? – переспросил он. – Что ж, ладно, тем хуже для вас! Надеюсь, это навсегда отобьет у вас охоту к прогулкам подобного сорта!
И он подал знак офицеру, который, сидя в лодке, дожидался его команды.
Пока лодка приближалась к невольничьему судну, Жак не спускал глаз с горизонта. Он не думал ни о видневшемся вдали бриге, ни о том, что произойдет дальше между ними. Его изумляло, что теперь, после стольких дней перекинувшись наконец с Мари парой слов, он не испытывает ни малейшего волнения. И уже готов был расценить это как почетную победу над своими чувствами. Слов нет, она по-прежнему восхитительно хороша, даже еще больше расцвела с тех пор, как он встретил ее в салоне мадам Бриго, хотя там вечерний туалет и драгоценности значительно подчеркивали ее природную красоту. И все-таки у него было такое ощущение, будто эта красота уже не имела более над ним прежней магической власти. Почему он так боялся этой встречи? Какое самообольщение! Конечно, на Мари весьма приятно посмотреть – но не более того! Нет, положительно, он больше не влюблен… Страсти помимо его воли улеглись… И он даже сам не подозревал, что в душе его наконец-то воцарился покой.
Ему подумалось, что такова судьба всех увлечений молодости: они не выносят ни долгих разлук, ни расстояний…
Мари же, сидя на жесткой скамейке, украдкой изучала взглядом губернатора. Ей подумалось, что лицо его обрело какое-то новое, не свойственное ему прежде, жесткое, суровое выражение, в глазах сквозила неукротимая воля, уверенность в себе и горделивое упрямство. Подумать только, всего какой-нибудь час назад она еще ненавидела его всем сердцем, не могла простить, что он не вышел ей навстречу! А теперь, когда он рядом, все забыто, будто ничего и не было.
Когда шлюпка уже приближалась к «Люсансе», сильный порыв ветра донес до сидевших в ней омерзительный запах нечистот. Гребец на мгновенье оставил весла и, глянув на бриг, не сдержал проклятья. Дюпарке с офицером брезгливо поморщились, а Мари поспешно приложила к носу надушенный кружевной платочек.
– Представляю, что за мерзость ждет нас на борту этого судна! – в сердцах заметил губернатор. – Надеюсь, ни Байардель, ни Лефор еще не подписали капитану разрешения на разгрузку.
С «Люсансе» уже заметили приближавшуюся шлюпку и тут же спустили с борта веревочный трап. Жак тем временем обратился к юной даме со словами:
– Вы не сможете подняться без посторонней помощи. Мне следовало бы подумать об этом прежде и не разрешать вам сопровождать нас…
– Но мне уже приходилось спускаться с борта корабля, и тем же самым манером! – тут же живо возразила она.
– Но подниматься куда труднее.
– Это мы еще увидим! Уж не думаете ли вы, будто теперь, добравшись до самого борта, я соглашусь дожидаться вас, сидя здесь, в шлюпке! Я должна, я хочу увидеть, что происходит на борту невольничьего судна!
– Вы еще об этом пожалеете! – только и заметил в ответ Жак.
Гребец затормозил ход шлюпки и слегка развернул ее, стараясь, чтобы она не ударилась слишком сильно о борт «Люсансе». Подняв голову, Жак заметил, что капитан уже перегнулся через леер и, едва узнав его, сразу крикнул:
– Добро пожаловать на борт, господин губернатор!
– Добрый день, сударь, – ответил ему Дюпарке.
Офицер тем временем поймал веревочный трап, повис на нем всей тяжестью, пытаясь крепче натянуть его, и обратился к Мари:
– Желаете попробовать подняться, мадам?
Но тут в разговор вмешался Дюпарке.
– Позвольте! – прервал его он. – А вы, лейтенант, лучше держите-ка покрепче трап!
Потом, обернувшись к Мари, добавил:
– Я отнесу вас на руках. Садитесь мне на руку, да опускайтесь же и не вздумайте вырываться…
Она повиновалась, не оказав ни малейшего сопротивления. Лицо ее оказалось так близко, что волосы касались его лба. Помимо своей воли он на мгновенье замешкался, не в силах оторвать взгляда от этих излучавших нежность светло-карих, ореховых глаз. От ощущения теплоты ее тела, изгиба бедер, восхитительно упругой плоти голова вдруг пошла кругом.
Бесстрастным движением колен он приподнял юную даму, подхватил ее другой рукой, поставил ногу на первую перекладину, и минуту спустя, несмотря на непрерывные усилия лейтенанта удержать натянутый трап, оба уже покачивались над шлюпкой.
Жак взбирался не спеша, пытаясь унять охватившее его возбуждение, Мари же при малейшем его движении чувствовала на себе крепость его мускулов. Она старалась сделаться как можно невесомей и, дабы облегчить ему ношу, обхватила рукой за шею, но это соприкосновение обнаженной плоти лишь еще больше взволновало обоих.
Когда они добрались до леера, капитан собственноручно взял у губернатора Мари и бережно поставил ее на палубу.
Вскоре к ним присоединился и Жак. Капитан отвесил ему низкий поклон, нарочито выказывая всяческие знаки почтения и будто изо всех сил стараясь завоевать расположение губернатора, потом представился:
– Капитан Морен, из Руана.
– Мадам де Сент-Андре, – проговорил в свою очередь Дюпарке, – супруга господина де Сент-Андре, назначенного Островной компанией генеральным откупщиком на Мартинике. Ей непременно хотелось посетить ваш корабль…
– Весьма польщен такой честью, господин губернатор…
Капитан явно чувствовал себя не в своей тарелке. Весь корабль был окутан чудовищным зловонием, и даже чайки, грациозно кружа подле судна, избегали пролетать над мачтами. Зато вокруг корпуса то тут, то там виднелись плавники акул, привлеченных запахом падали.
– У меня на борту находятся двое офицеров из форта, – сообщил капитан. – Я уже представил им все бумаги. И даже уплатил за две недели вперед якорный сбор, пошлину за вход в гавань и пороховой налог… Кроме того, как принято, по окончании торгов я вручу один процент от выручки лично вам, господин губернатор, и еще половину того – вашему вице-губернатору.
– Об этом мы поговорим потом! – сухо прервал его Дюпарке. – Прежде всего я просил бы вас уладить дела с лекарями, которых мы намерены послать на ваше судно, а также с судебным приставом и оценщиком… Сколько невольников у вас на борту?
– Пятьсот восемьдесят семь, сударь. Один из них помер меньше часа назад, и мы выбросили его в море.
Жак бросил беглый взгляд на акул, которые продолжали зловеще кружить вокруг в надежде на новую добычу.
– Ваш корабль в чудовищном состоянии, – сурово заметил Жак, – вам придется его промыть!
– Промыть?! – в ужасе воскликнул капитан. – Да вы понимаете, что это такое? За весь груз, что есть у меня на борту, мне нипочем не удастся выручить больше пятисот тысяч экю, это ведь вам не индиго! А теперь прикиньте-ка, господин губернатор, после того как я заплачу сто двадцать ливров лекарям, двадцать – судебному приставу, сорок – оценщику, много ли мне останется, чтобы еще платить из этого двести ливров за то, чтобы опорожнить судно, триста – за промывку и еще сто за уничтожение крыс! Эти негры с берегов Гвинеи и без того стоили мне недешево, да еще больше сотни я потерял в пути…
– Ничего не поделаешь, сударь, – продолжил свое губернатор, – вы проведете торги, а по их окончании затопите судно на трое приливных суток!
– Но я потеряю на этом половину своих снастей!
– Это не мое дело! Я не желаю эпидемий на этом острове… Если вас это не устраивает, что ж, отправляйтесь тогда на Ямайку, на Кубу или на Сен-Винсент! Говорят, англичане более сговорчивы…
И, не дожидаясь ответа, губернатор направился к баку, где столпились матросы. Они уже отдраили палубу, но вонь от этого отнюдь не улетучилась. Капитан пошел вслед за Жаком, а Мари держалась по правую руку от него.
Когда они добрались до левого борта и были уже вблизи пушечных люков, Жак заметил с десяток совершенно нагих негритянок.
– А эти почему здесь? – справился он.
– Они беременные, – пояснил капитан, будто речь идет о самых что ни на есть обыденных вещах, – ими во время плавания пользовалась вся команда, а поскольку обрюхатили их мои матросы, я не хотел смешивать их со всеми остальными невольницами. Ведь англичане платят за негритянок, которые собираются произвести на свет мулатов, куда больше, чем за всех остальных…
– Думаю, вы и здесь получите за них неплохую цену, – заверил его Жак, – и по той же самой причине! К сожалению, и наши колонисты не остаются равнодушны к чарам негритянок, так что для них это просто благо – купить рабыню в полной уверенности, что она произведет на свет ребенка смешанных кровей. Ведь тогда их нельзя будет обвинить в преступном нарушении закона!
Тут на палубе появились Байардель и Лефор. Они были в трюме, где осматривали все еще закованных в цепи невольников.
Лефор шагнул в сторону капитана Морена и проговорил:
– Думаю, вам бы лучше поторопиться сбыть с рук свой товар. Если, конечно, вы не хотите, чтобы тутошние акулы сплошь передохли от обжорства. Надо вытащить этих негров на свежий воздух, сударь, не то вы немного выручите за тех, кто еще останется в живых!
От одежды обоих офицеров исходило то же мерзкое зловоние, что окутывало все вокруг, но только еще более невыносимое.
– Сударь, – ответил ему Морен, – нынче же вечером их всех напоят настоем ойку, расчешут, отмоют, умастят благовониями, разотрут пальмовым маслом, которое хорошо для суставов и поможет им снова двигать руками и ногами. Им дадут легкого слабительного, и надеюсь, ваши лекари не пожалеют немного мази для их язв. А перед торгами все они получат по порции спиртного!
– Не знаю, – усомнился Байардель, – достаточно ли будет всех этих стараний, чтобы сделать привлекательными некоторых негритянок, которых я видел у вас в трюме!
Дюпарке подошел поближе к невольницам, которых капитан отрекомендовал как беременных от его матросов. Они неподвижно застыли, насмерть перепуганные, встревоженные неизвестной участью, которая ждала их впереди.
У всех была кожа цвета чугуна, толстые, вывернутые губы, приплюснутый нос и широкие скулы. Все они были как две капли воды схожи чертами лица и различались лишь ростом.
Дюпарке безразлично махнул рукой.
– Хорошо, можете прислать мне нынче вечером в форт бумаги, которые я должен подписать.
И стремительно направился к лееру, туда, где висел веревочный трап.
– Как, мы уже покидаем судно? – обратилась к нему Мари. – Но ведь мы еще почти ничего не успели увидеть!
– Поверьте, мадам, на сегодня вам вполне хватит и этого…
И на сей раз он без лишних разговоров оторвал ее одной рукой от палубы, ловко перенес через леер и ступил на трап.
Все это произошло так быстро, что она даже не успела воспротивиться. И, так и не произнеся ни слова, он поставил ее на дно шлюпки. Подождав Байарделя с Лефором, лодка стала удаляться от «Люсансе».
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Жак и Мари
Вместе они вошли через боковую потайную дверь форта, пересекли внутренний двор и ступили на узкую каменную лестницу, ведущую на крытую галерею, которая кончалась площадкой со множеством дверей, среди них была и дверь в кабинет губернатора.
За всю дорогу никто не проронил и слова. Жак шел стремительным шагом, почти не обращая внимания на свою спутницу, нарочито напустив на себя отрешенный вид, будто вовсе равнодушный к ее присутствию и поглощенный совсем другими делами.
Однако он до сих пор ощущал у себя на лбу легкое прикосновение волос Мари, руки словно все еще обнимали ее за талию, чувствовали упругую плоть, возбуждение не спадало. Но не проходила и какая-то глухая, неясная обида, которая заставляла его убеждать себя, будто любовь, что он питал к ней когда-то, умерла безвозвратно. А иначе разве смог бы он противиться искушению, разве смог бы одним усилием воли удержаться и не заговорить с нею?..
Когда они взошли на галерею, Мари – Жак оставил ее немного позади – вдруг догнала и проговорила:
– Если я верно поняла приказание, что вы дали капитану, торги состоятся завтра. Не окажете ли любезность отвести меня Туда? Я хотела бы купить себе в услужение несколько негров. Но уже наслышана, что в покупках такого сорта нетрудно и ошибиться, как торгуя лошадь у сомнительного перекупщика…
– Да как вам могла прийти в голову подобная затея! – даже остановившись, в ошеломлении воскликнул Жак. – Вы ведь сами только что видели, что за товар привезли на «Люсансе»! Неужели вам этого мало, чтобы отказаться от своей затеи? На вашем месте, мадам, я подождал бы другого невольничьего судна. В последнее время на Мартинике они появляются все чаще. Весьма сомневаюсь, чтобы на этом нашлось больше двух-трех негров, которые стоили бы вашего внимания!
– Но этого мне вполне хватит. Почему бы им не достаться мне? Господин де Сент-Андре в состоянии заплатить за них хорошую цену!
Она проговорила это с какой-то надменностью, сразу вызвавшей у Жака раздражение.
– Ах да, ваш муж, – задумчиво заметил он, – он, конечно, выполняет все ваши капризы…
– Неужто вы и вправду полагаете, будто это всего лишь каприз?! – вдруг взбрыкнув, воскликнула она. – Разве вы не находите, что два-три раба мне здесь просто необходимы? И хочу заметить вам, сударь, что я уже по горло сыта вашим фортом и населяющими его офицерами! Я не могу отворить дверь своей спальни, чтобы не наткнуться на какого-нибудь капитана Байарделя или капитана Сент-Обена, которые дерзят мне, как им заблагорассудится! А проснувшись поутру, я не могу найти своей горничной, потому что, видите ли, Жюли покорила какого-то там галантного караульного и тот нуждается в ней еще больше меня! Мое терпение на исходе, сударь, это просто невыносимо!
Они уже дошли до площадки. Жак взялся за ручку своей двери и собрался было приоткрыть ее. Однако прежде чем войти, он обернулся, чтобы окинуть пристальным взором грациозную фигурку Мари.
Она стояла, выпрямившись и нервно теребя в руках кружевной платочек, что помог ей без чрезмерных страданий выдержать посещение невольничьего судна. Глаза все еще слегка сверкали от гнева. Он долго смотрел на нее. Она, не моргнув, выдержала этот взгляд.
В какой-то момент ей показалось, будто он вот-вот заговорит о прошлом, станет упрекать ее, и сердце сразу тревожно забилось.
Но Жак вдруг оставил ручку своей двери и каким-то помягчевшим голосом спросил:
– Вы уже завтракали? Надеюсь, вы не отправились на пристань не поевши?
– Да, я позавтракала в одиночестве, – ответила она. – Господин де Сент-Андре рано отправился куда-то с одним из ваших офицеров – право, ума не приложу куда. И не знаю, когда он вернется.
– Увы, моя последняя трапеза была вчера вечером, и я голоден как волк! Не желаете ли зайти на минутку?
И, не дожидаясь ответа, направился к своему столу. Мари последовала за ним, вынудив его вернуться назад, чтобы затворить за нею дверь.
– Присядете? – предложил он. – Вот вам кресло, мадам.
Она повиновалась и села в предложенное обитое гранатовым бархатом кресло.
Сам же он сел за свой стол и стал машинально перебирать разбросанные по нему бумаги. Все в нем выдавало величайшую нерешительность.
Поскольку он сидел, опустивши голову, она дерзнула поднять глаза и взглянуть на него. Увидела завитой парик, нахмуренный лоб, едва заметную ниточку усов. И вдруг вспомнила их вторую встречу, под сверкающими люстрами салона мадам Бриго, и перед глазами вновь встал он, железной хваткой вцепившийся в руку виконта де Тюрло… Вспомнила, как всего пару минут перед этим он сказал ей: «Да!» – полный решимости бежать вместе с нею.
И тут вдруг у нее перехватило дыхание. Мари с трудом сдержалась, чтобы не вскочить с места, не метнуться к Жаку, не броситься ему на шею. Но пересилила себя, и исполненный пылкой страсти возглас, уже вот-вот готовый сорваться у нее с уст, превратился в долгий, горестный вздох. А Жак, похоже, даже его и не услышал. Он отбросил перо, которым водил по строчкам какого-то письма, и, подняв голову, проговорил:
– Я только что перечитал письмо от господина Фуке, где он оповещает меня о назначении господина де Сент-Андре, вашего супруга, новым генеральным откупщиком. Но там ни словом не упомянуто ни о том, что я обязан принимать его у себя, ни о том, что мне надлежит оказывать ему какие-то услуги. Не говорится там и о том, будто на меня возлагаются заботы о его жилище, а стало быть, что я должен предоставить вам, мадам, апартаменты здесь, в форте. Как правило, женщины не имеют доступа в форт. Если жизнь здесь доставляет вам неудобства или просто неприятна, как вы сами изволили поставить меня в известность, я намерен в спешном порядке приказать построить для вас, мадам, и вашего супруга хижину в одной из самых приятных для жизни окрестностей Сен-Пьера… Местность, которую я имею в виду, называется Питон-Желе – Замерзший Питон, и не без причин, ибо солнце там палит не так нещадно, как в большинстве прочих селений…
– Теперь вы и сами видите, сударь, – заметила она, – что мне никак не обойтись без рабов, коли вы намерены сослать нас в этот Питон-Желе!..
– Сослать?! Пожалуй, это несколько сильно сказано. Я просто сделал вам предложение, а вы вольны принять его или отвергнуть. В любом случае, не думаю, чтобы вы смогли еще долго оставаться в форте. Мне доложили, что в мое отсутствие вы выражали неудовольствие и гнев по поводам самого различного свойства… Да вы и сами мне только что заметили, будто офицеры мои не всегда проявляли к вам должное почтение. Вполне понимаю, что женщине нелегко подчиниться солдатским привычкам и манерам, но, согласитесь, у нас не было никакой возможности найти вам тотчас же по вашем прибытии подходящее жилье в городе, уже и так изрядно перенаселенном и где к тому же всего один каменщик… Кроме того, вы сообщили мне, что ваша горничная Жюли поддерживает отношения с одним из караульных. Вот уж таких вещей у себя в форте я никак не могу потерпеть. Либо вы остаетесь здесь, и тогда вам придется взять на себя труд позаботиться о том, чтобы положить конец похождениям этой девицы, либо будете вынуждены окончательно покинуть это место… Колония, мадам, это вам не Франция. Во Франции каждый может поступать так, как ему заблагорассудится. Там девушка может поселиться в доме у мужчины, и никто ей и слова не скажет. Но здесь, мадам, совсем другие нравы. Этому сразу же резко воспротивятся представители святой церкви, и мне трудно будет не поддержать их похвальное рвение…
Мари почувствовала, как лицо ее залилось краской. Она вскочила с кресла.
– Должно быть, вы пригласили меня сюда, чтобы оскорблять, не так ли? – сухо проговорила она. – Вам следовало бы дождаться возвращения господина де Сент-Андре.
– Вы несколько поздно заметили, мадам, что вашего супруга нет рядом.
– Не важно! Могла же я ошибиться… Я думала, будто имею дело с порядочным человеком. Но надеюсь, господин де Сент-Андре не замедлит вернуться, и у вас хватит смелости повторить ему те же слова, что вы дерзнули только что сказать мне…
Она резко повернулась на каблучках и направилась к двери. В тот момент, когда она уже схватилась за ручку, Дюпарке крикнул:
– Одну минутку, мадам… Прошу вас, еще одну минутку!
При звуках этого повелительного голоса она остановилась, однако колебания ее оказались недолгими.
– В другой раз, сударь! – решительно ответила она. – Полагаю, что все, что вы имеете сказать мне, с тем же успехом может выслушать и господин де Сент-Андре!
– Выслушайте хотя бы одну вещь. То, что я намереваюсь сказать вам, касается только вас одной, и господин де Сент-Андре мог бы разгневаться на вас за это больше, чем на меня!
Она снова остановилась и нахмурила брови.
– Что вы хотите этим сказать, сударь? – осведомилась она.
– Я хотел повторить вам то, что уже говорят о вас и вашем супруге на всем острове. И среди иезуитов не менее, чем меж простых колонистов!
Заинтересованная помимо своей воли, подозревая, что против нее и ее мужа плетутся какие-то интриги, она неохотно остановилась.
– Закройте же дверь! И подойдите ближе. То, что я намерен вам сообщить, должно остаться между нами, а я всегда опасаюсь, что на галерее могут оказаться нескромные уши. Идите сюда и затворите дверь.
Она повиновалась медленно, но с явной неохотой. Вся во власти безысходного отчаяния, она уже чувствовала, как к глазам подступают слезы, и спрашивала себя, хватит ли у нее сил сдержать их. Ах, как же, оказывается, зол на нее Жак! Как жестоко он с ней обошелся! А она-то уже была готова броситься ему на шею, целиком отдаться его власти! Но он грубо оттолкнул ее. И Мари поняла, как глубоко он ее презирает.
– По самым разным причинам, которые, впрочем, не имеют никакого отношения к нашим нынешним обстоятельствам, – проговорил он голосом, не предвещавшим ничего хорошего, хоть и предательски задрожавшим от волнения, – я предпочел бы возможно скорее переговорить с вами об одном деле весьма щекотливого свойства, которое касается только вас одной. Полагаю, когда вы соблаговолите меня выслушать, то не преминете согласиться, что для вашего же блага будет лучше, если слухи эти не дойдут до ушей вашего супруга…
Внезапно она почувствовала себя так, будто стоит на краю бездны. Во рту появился какой-то горький привкус, горло перехватило от волнения. При всем желании она не могла бы выдавить из себя ни единого звука.
– Отчего, – с прежней безжалостностью в голосе осведомился Дюпарке, – по какой, скажите, причине вам вздумалось выдавать здесь господина де Сент-Андре за своего батюшку?
– Батюшку?! – только и смогла с глубочайшим изумлением переспросить она. – Вы хотите сказать, своего отца?!
– Вот именно, за своего собственного отца!.. Похоже, вы сделали признания на сей счет одному из офицеров нашего форта. И теперь одни не устают повторять, будто господин де Сент-Андре – ваш батюшка, а другие утверждают, что он не кто иной, как ваш любовник… Однако… даже не знаю, как сказать… В общем, любовник, никоим образом не опасный для вашей добродетели… Словом, не важно, кто он вам – муж, отец или любовник, – но уже повсюду, от Форт-Руаяля до Кабре, ходят слухи, будто он страдает мужским бессилием!
Широко раскрыв глаза, задыхаясь от душившего ее гнева, Мари не могла отвести взгляда от Дюпарке. Ведь она не успела еще провести на Мартинике и десяти дней, не знала здесь никого, в лучшем случае, перекинулась парой слов с каким-нибудь офицером или солдатом форта, да и то лишь для того, чтобы просить о какой-нибудь услуге – и вот о ней уже распространяют такие гнусные сплетни!
– У меня есть все основания полагать, – продолжил губернатор, – что вряд ли господин де Сент-Андре будет слишком польщен, дойди до него ваши слова касательно его мужских достоинств! Своей невоздержанностью в речах вы разрушили остатки уважения, какое он еще мог бы снискать на этом острове! Как смогут здесь доверять человеку, который и мужчина-то только по названию? Как сможет он управлять людьми, если у него не хватает сил даже на то, чтобы исполнять свои супружеские обязанности и быть достойным мужем своей жене?
– Но я не говорила ничего подобного! – в полном замешательстве запротестовала она. – Клянусь вам, ничего! Да и с кем могла бы я говорить о подобных вещах?
– Это мне неизвестно. О чем весьма сожалею, ибо, надеюсь, вы не обидите меня подозрением, будто этот человек остался бы безнаказанным.
Она побледнела как полотно, задрожала и без сил рухнула в кресло, которое предложил ей вначале Дюпарке.
– Но поверьте, все это наглая ложь! – взмолилась она.
– И что же здесь ложь? – по-прежнему безжалостно поинтересовался Жак. – Что же здесь неправда – то ли, что господин де Сент-Андре может считаться мужчиной разве что по названию или что вы позволили себе весьма опрометчивые признания?
Не произнеся ни слова, она лишь глубоко вздохнула в ответ. Все тело ее сотрясалось от едва сдерживаемых рыданий.
– Надеюсь, вы понимаете, мадам, – несколько спокойней, почти с высокомерной снисходительностью, но по-прежнему непримиримо проговорил Жак, – что я не могу позволить себе не вмешаться, когда подобные слухи распространяются о генеральном откупщике компании. У меня ведь на Мартинике не только друзья, но немало и врагов, которые готовы воспользоваться любой возможностью, только бы добиться моего отрешения от должности. И они не замедлят возложить на меня всю вину за наветы, жертвою которых оказался ваш муж… А поскольку я здесь совершенно невиновен, то жду от вас разъяснений, которые помогли бы мне разыскать и наказать сплетников! Для меня это единственный способ спасти себя от неприятностей весьма серьезного свойства!
Он подошел к ней ближе, будто желая таким образом придать больше веса своим словам.
– Вы не отвечаете, – заметил он. – Должен ли я понимать это как признание, что вы сами и виновны в этих слухах?
– Боже, неужели это вы, Жак? – едва слышно прошептала она. – Не может быть, чтобы это вы говорили со мною в подобном тоне! Ах, как же, должно быть, вы меня ненавидите! А я-то, будучи вдалеке от вас, не жалела стараний, чтобы помочь вам одержать верх над недругами, которые горят желанием во что бы то ни стало погубить вас!
– Мари! – тихо, почти ласково обратился он к ней. – Прошу вас, скажите же мне, что произошло… Я должен это знать!
– Но ничего не произошло, ровным счетом ничего!
Он опять посуровел лицом и с прежним раздражением в голосе воскликнул:
– Да полноте! Такие вещи не выдумывают! Их могли узнать только из ваших уст! Скажите же мне, кто для вас на самом деле господин де Сент-Андре?
– Но вы ведь и сами превосходно знаете, что он мне муж, я ведь как раз собиралась за него замуж, когда мы встретились с вами в игорном заведении!
– Ваш муж, да, я знаю… Но вправду ли он муж вам, надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?
– Вам доставляет удовольствие мучить меня?.. Что вы хотите от меня услышать?! Как могу я, не оскорбляя своей стыдливости, не греша против совести, говорить с вами о своих отношениях с Сент-Андре, ведь он муж мне! Неужели у вас нет ко мне хоть капли сострадания? Клянусь вам, Жак, приди вы тогда, как мы условились с вами в салоне мадам Бриго, я бежала бы с вами! Тогда еще было не слишком поздно, мы могли бежать! Впрочем, почему же непременно бежать, мы могли бы навеки быть вместе, стать мужем и женой!
Он с издевкой усмехнулся.
– Вы восхитительно лжете, Мари! – воскликнул он. – Но, к сожалению, мне известно больше, чем вы думаете. Да-да, я знаю куда больше, ведь когда я ударом шпаги расправился с Тюрло, мною владела лишь одна-единственная мысль, как бы найти вас и бежать вместе с вами. И в надежде увидеться с вами я отправился к вашему батюшке, Жану Боннару! Бедняга! Да-да, вы не ослышались, именно бедняга, ведь это он сам, со всем простодушием, на какое только способно человеческое существо, поведал мне, что вот уже два месяца, как вы, пренебрегая всеми приличиями, не думая ни о своей репутации, ни о людской молве, живете в доме Сент-Андре, хотя в тот момент он всего лишь посулил жениться на вас! Считайте, вам повезло, что он сдержал свое слово! Но, согласившись жить под его крышей, знали ли вы, что это немощный старец, страдающий мужским бессилием и неспособный посягнуть на вашу честь? Впрочем, неизвестно, так ли уж он был в тот момент немощен, не так ли?
– Поверьте, Жак! – в каком-то внезапном порыве чистосердечия твердо воскликнула она. – Клянусь вам, что я никогда по-настоящему не принадлежала Сент-Андре… Ни Сент-Андре и никакому другому мужчине! Клянусь Богом!
