Текст книги "Мари Антильская. Книга первая"
Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 41 страниц)
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Лефор и Байардель объясняются с временным губернатором Лапьерьером
Жером де Сарра, господин де Лапьерьер, уже более не был похож на того юного лейтенанта, которого Жак Дюпарке некогда приблизил к себе, сделав своим адъютантом.
Под тропическим солнцем он словно как-то созрел, некогда стройная, элегантная фигура потяжелела и обросла жиром, кожа потемнела. Однако, назначенный генералом в его отсутствие исполнять обязанности губернатора острова, он воспринял свою новую роль вполне всерьез.
А выражалось это в том, что он придал своему лицу приличествующее сану строгое выражение и изо всех сил старался корчить из себя мужчину твердого и решительного. Но на самом деле как раз характера-то ему и не хватало. Вся эта внешняя суровость была только напускной. Он рассчитывал, что это поможет внушать страх, но колонисты слишком хорошо его знали, и никто ничуть его не боялся.
При первых же беспорядках в Прешере Лапьерьер сразу насмерть перепугался. А пожар на складах Островной компании довершил удар. Он почувствовал свое полное бессилие перед лицом мятежников. И отдал приказ разыскать виновных, но тогда как генерал в подобных обстоятельствах пересек бы хоть весь остров и сам лично явился на место, чтобы провести расследование, Лапьерьер делал вид, будто все может решить, не выходя из кабинета.
Зато всю власть, которую он был не способен употребить против неуловимых бунтарей, он со всей тяжестью обрушивал на своих подчиненных, которые даже не могли ему ответить.
Он сидел в своем кабинете и рассматривал капитана Байарделя с Ивом Лефором, которых вызвал к себе, дабы те объяснили ему свое поведение в таверне «Большая Монашка Подковывает Гуся». С Байарделем он приготовился обойтись с известной снисходительностью. Ведь капитан, похоже, пользовался протекцией отсутствующего генерала, который высказывал намерение назначить его капитаном корабля береговой охраны против аборигенов – титул, которому многие могли бы позавидовать. Лефор же имел право рассчитывать только на его презрение. Ко всему прочему, разве не лежала на его столе записка Мари, где она просила уволить его со службы?
– Господа, – начал он, – полагаю, вы уже догадались о причинах, которые заставили меня вызвать вас к себе… Так что об этом не стоит даже говорить. Я прошу лишь, чтобы вы объяснили мне причины своего недостойного поведения, и это в те дни, когда на острове разгорается мятеж…
Лефор стоял выпрямившись, внешне изображая почтение, рука на эфесе шпаги. На нем были новые сапоги, фиолетовый камзол, русый парик, весь вид его говорил об оскорбленном самолюбии и притворном смирении.
Он сделал шаг в сторону стола и без всякого стеснения прервал Лапьерьера.
– Господин губернатор, – заявил он твердым голосом, – прошу прощения. Хоть я всегда первым на этом острове узнаю все новости, на сей раз, увы, ваши слова застигли меня врасплох. На самом деле, в противоположность тому, в чем вы, похоже, вполне уверены, я и понятия не имею о причинах, которые вынудили вас вызвать меня к себе…
Лапьерьер раздраженно махнул рукой и нахмурил брови.
– Лефор, мне известно, что вы человек вздорный. К тому же прирожденный резонер. Вы поставили себя в весьма прискорбное положение, так что не пытайтесь, прошу вас, всякими увертками уйти от ответа.
Ив стоял, даже не шелохнувшись. Он тяжело вздохнул с видом человека, который против воли вынужден смириться с необходимостью выслушивать несправедливые укоры в свой адрес, однако добавил:
– Генерал Дюпарке еще в те времена, когда мы имели счастье видеть его здесь, у нас в форте, помнится, частенько говорил, что негоже начинать с того, чем, по логике вещей, следовало бы закончить… Господин губернатор, а не воспользоваться ли, хотя бы из уважения к генералу, и нам его мудрым советом? Вы меня вызвали. Как я понял, вам пришло желание со мной побеседовать. Я примчался сюда рысью, на какую только способна была моя лошаденка…
Лапьерьер пошевелился в своем кресле.
– Хорошо! – проговорил он. – Коли уж вы не желаете понять меня с полуслова, что ж, придется объяснить… Тем хуже для вас! Разумеется, вы и понятия не имеете, о чем идет речь… Вы ранили в таверне «Большая Монашка…» троих людей. И эти люди все рассказали!.. Они утверждают, что вы подстрекали к заговору, что вы давали советы мятежникам и что вы набросились на них со шпагою в руке именно по той самой причине, что они раскрыли вашу игру…
– Слава тебе Господи! – воскликнул Лефор, прыснув от смеху. – Хотелось бы мне посмотреть на того скворца, который сочиняет такие красивые песенки!..
– Замолчите, сударь! – приказал ему временный губернатора. – Эти люди явственно слышали, как вы произнесли следующие слова: «Славный ветерок, чтобы разжечь праздничный костер на площади Сен-Пьера! И пусть меня холера задушит, если этой же ночью здесь не запылает какая-нибудь винокурня, где бродит добрый ром!..» Неужели у вас хватит наглости это отрицать?
– Господин губернатор, – с сокрушенным видом проговорил Лефор, – не в моих привычках отрекаться от слов, которые слетели с моего языка! Никогда, сударь, никогда, пусть даже мне нож к горлу приставят…
– Смените тон! – скомандовал Лапьерьер. – Смените тон, не то я немедленно прикажу заточить вас в карцер!
– Тысяча чертей! Ничего не понимаю! – воскликнул Ив. – Вы меня вызываете, ибо вам было угодно со мной поговорить, но стоит мне раскрыть рот, как вы сразу же принимаетесь стращать меня каким-то карцером, будто вам недостаточно того, что наш добрый и храбрый генерал уже и так плесневеет на английской соломе! Боже милосердный! Ладно, сударь, раз уж таково ваше приказание, я больше и рта не раскрою!
– Лефор, – вновь заговорил лейтенант, долгим взглядом изучив прежде лицо бывшего пирата, – я получил на вас множество жалоб. Вот тут у меня лежит записка, которая прямо касается вас и где требуют уволить вас со службы, ибо вы подаете дурной пример солдатам… Потом я узнаю, что вы, находясь в большом подпитии, сеяли беспорядки, которые стоили нам пожара на складах Американской Островной компании… А вчера вечером были разграблены и сожжены вместе со всем, что там еще оставалось, склады интенданта Лесперанса! Весь остров охвачен анархией, и все по вашей вине!
Теперь и Байардель тоже сделал шаг вперед, чтобы встать рядом с Ивом.
– Извините, господин губернатор… – начал было он.
– Помолчите, капитан! Я обращаюсь к Иву Лефору…
– Извините, – ничуть не смутившись, повторил капитан, – ибо я как раз намерен говорить с вами именно об Иве Лефоре… Негодяй, который передал вам его слова, – отъявленный лжец, ибо я был вместе с Лефором в тот момент, когда он произнес их. Именно по той причине, что мы заподозрили заговор, мы и бросились на этих мерзавцев!
Лапьерьер снова раздраженно махнул рукой.
– Это не имеет никакого значения, – проговорил он. – Об этом мы с вами поговорим позже. Сейчас же речь идет об Иве Лесеркее, разве порядочный человек может носить такое имя, Ив Лесеркей, Ив Могила!
Лицо у Лефора побагровело, жилы на шее вздулись, будто вот-вот лопнут от напряжения.
– Пусть меня повесят! – воскликнул он. – Пусть меня тут же повесят на первом же суку, если кто-нибудь когда-нибудь говорил мне подобные вещи и после этого еще видел солнечный свет. Боже милосердный! Губернатор, возьмите вашу шпагу! Возьмите свою шпагу, как я беру свою, и вы узнаете, что если кто-то ищет ссоры с Лефором, то он всегда к вашим услугам! И так уже, почитай, три десятка лет! На всех морях и на всех сушах! Попадались мне типы и почище вас, да только у всех у них потом кишки сушились на солнышке!
Он обнажил свою шпагу и, размахивая ею в воздухе, продолжил:
– Помнится, несколько лет назад, когда я впервые вас увидел, вам уже тогда пришла охота вздернуть меня на веревке!.. Что ж, еще один должок…
Лапьерьер вдруг встал во весь рост и, с угрозой ткнув указательным пальцем в сторону бывшего пирата, воскликнул:
– Капитан Байардель, я приказываю вам немедленно взять этого человека под арест!
Обалдевший Лефор даже перестал размахивать шпагой. Байардель же окинул взглядом по очереди то временного губернатора, то своего товарища, потом решительно скрестил на груди руки и заявил:
– Сожалею, господин губернатор! Да, мне действительно жаль. Вот уже четверть часа, как я желаю поговорить с вами, а вы мне и слова не даете вставить, как, впрочем, и Иву Лефору тоже… Да, мне жаль, ибо, если бы вы соблаговолили меня выслушать, вы бы знали, что вот уже четверть часа, как я не нахожусь более на военной службе. Как раз с той самой минуты, когда вы обвинили моего товарища Лефора в том, что он якобы помогал мятежникам! Я был вместе с ним, я делал то же самое, что и он… Вы можете приказать арестовать нас… или, во всяком случае, попытаться, но вы не заставите меня поднять руку против Ива… Никогда!
Он подошел поближе к другу, по-братски обнял его за плечи и еще более решительно произнес:
– Зовите стражу, зовите своих мушкетеров! И вы увидите, что на этом острове осталось только двое храбрецов, и они сейчас перед вами, с оружием в руках.
Никогда еще Лапьерьер не попадал в такое затруднительное положение. Он побледнел от бессильной ярости. Выходит, даже Байардель, к которому он собирался проявить известную снисходительность, и он тоже издевается над ним в присутствии этого негодяя Лефора.
Он повернулся в своем кресле и, немного помолчав, изрек:
– Что ж, отлично… Видит Бог, я не хотел этого скандала. Я вовсе не собирался предавать это дело широкой огласке… Вы сами этого хотели!
Тут Ив с дерзким видом перебил его.
– Как?! – вскричал он. – Вы снова меня оскорбляете! Выходит, вы вообразили, будто можно втихаря арестовать Ива Лефора, и так, чтобы об этом никто не узнал? Если уж и есть человек, о котором говорят от края и до края острова, то это именно я и есть! И, уж можете поверить мне на слово, куда больше, чем о временном губернаторе! Потому что если мятежники до сих пор еще не разрушили крепость Сен-Пьер, то единственно благодаря Лефору! Только я один способен еще усмирить мятежников, только я один могу в отсутствие генерала заткнуть глотки этим подонкам!
– Господин губернатор, – более примирительным тоном заявил Байардель, – я полагаю, что сейчас вы находитесь на ложном пути! Пытаясь искать ссоры с моим другом Лефором, вы ведете себя как человек, который в глубине души не хочет найти истинных виновников беспорядков и который даже играет им на руку… Прошу вас принять во внимание одно простое соображение… Предположим, что завтра к нам возвратится генерал Дюпарке. Какое мнение сложится у него о расследовании, которое вы изволили провести? Ведь он-то никогда не удовольствовался бы всякими досужими сплетнями, он выслушал бы раненых, о которых вы говорили, Ива Лефора и меня. Он устроил бы нам очную ставку, и правда непременно выплыла бы наружу!
Лапьерьер тяжело вздохнул.
– У меня тут лежит записка от подруги генерала, где она требует уволить Лефора со службы!
– С каких это пор, – возразил Байардель, – женщины отдают приказания губернатору Мартиники?
– Но это ведь не просто какая-нибудь женщина!
– Тем более! А может, она заинтересована в том, чтобы Лефор не тревожил более мятежников… И уж я позабочусь, чтобы об этом вскорости узнал весь остров!
Лапьерьер был в нерешительности. Ему не оставалось ничего другого, как признать, что ему не под силу бороться против этой пары. Если Лефор и вправду с бунтовщиками, то арест его может вызвать новые беспорядки. Если же, как заверяет его Байардель, он, напротив, выступает на стороне порядка, то, заточив его в тюрьму, он невольно сыграет на руку мятежникам! Непростая дилемма!
– Послушайте, господа, – проговорил наконец Лапьерьер, – мне и вправду хотелось бы на сей раз проявить к вам снисходительность… Забыть обо всем, что случилось… Но имейте в виду, с тем большей суровостью я накажу вас при первом же вашем промахе!
– Оставим это, господин губернатор, – проговорил Байардель, – вы бы лучше не тратили попусту времени! А приказали незамедлительно арестовать господина де Бофора, и тогда на Мартинике снова воцарился бы покой…
Лапьерьер воздел к небесам руки.
– Господина де Бофора?! Арестовать господина де Бофора! И думать об этом забудьте! Да ведь за ним же стоят две-три сотни колонистов!
– Тем более! – согласился Байардель, зная, что цифра явно преувеличена. – Стоит вам посадить за решетку Бофора, и вся смута сразу кончится! Господин губернатор, вы можете целиком положиться только на двоих людей на всей Мартинике, которые знают свое дело! Это Лефор и ваш покорный слуга! Генерал, будь он здесь, поступил бы только так!
Лапьерьер запустил в парик свои толстые, как сосиски, пальцы.
– Разумеется, я не сделаю такой глупости и не послушаюсь вашего совета, – ледяным тоном промолвил он. – Я не желаю, чтобы из-за подобной неосмотрительности на нашем острове пролилась кровь! Отдать приказ арестовать господина де Бофора! Господина де Бофора, который был другом генерала и который, насколько мне известно, был одним из завсегдатаев Замка На Горе!
Одного за другим он окинул пристальным взглядом.
– Можете быть свободны, – сухо произнес он. – И не вздумайте путать мою снисходительность со слабостью!
Лефор насмешливо ухмыльнулся.
– Господин губернатор, – проговорил он, – догадываюсь по вашим словам, что вы уже сожалеете об оскорблениях, которые мне только что здесь нанесли, что ж, тогда и я тоже готов забыть слова, какие мог бы сказать вам в ответ! Но, как говаривал капитан Барракуда, за все приходится платить рано или поздно, и, пока жив Лефор, эти мерзавцы не одержат победы, уж поверьте мне!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Бофор разоблачает себя и ставит условия Лапьерьеру
Как бывает после самых сильных штормов, вслед за мятежами в Прешере и Сен-Пьере на острове воцарился полный штиль.
Казалось, порядок восстановился настолько прочно, что Лапьерьер даже выказал готовность все забыть. Комендант, господин де Лубьер, которому было поручено провести расследование, прекратил поиски преступников; гражданский судья Фурнье, а вместе с ним и главный королевский судья острова господин Дювивье закрыли дела, и сам губернатор уже больше и не заикался о наказании виновных.
Лапьерьер считал, что все и так вполне хорошо уладилось. У него не было никакого желания преследовать Бофора, ибо он опасался его влияния; не более того улыбалось ему связываться и с колонистами вроде Ламарша, Рифа, Ледевена, Франше, Фурдрена и парой десятков прочих, которые вполне могли потом свести с ним счеты.
В своем Замке На Горе Мари с тревогой следила за событиями. Всякий день, невзирая на опасности, она отряжала Жюли за новостями, однако, доходя до нее, они неизменно претерпевали известные искажения.
Порою серьезность происшествий явно преувеличивалась, а иногда молчанием обходились факты более тревожного свойства, что делалось, вне всякого сомнения, из самых лучших побуждений – дабы не волновать ее еще больше. Однако, в общем и целом, она располагала достаточными сведениями, чтобы иметь возможность судить о размерах беды, которой она избежала.
Она уже начала было задавать себе вопрос: а не лучше ли было ей послушать Лефора, когда тот явился предупредить ее об опасности?.. Но, в любом случае, что бы она могла сделать?
В сущности, какой реальной властью облечена она, чтобы хоть как-то повлиять на события? Она не сомневалась, что все знали о ее связи с Дюпарке, но брак их оставался тайным. Ведь разве не просил ее Жак молчать об их союзе? Ах, будь она законной супругой генерала, которая была бы признана всеми жителями острова, она бы без малейших колебаний отправилась к Лапьерьеру, чтобы потребовать от него со всей строгостью проявить, да попроворней, свою власть!
Но теперь она чувствовала себя совершенно безоружной. Какое-то странное предчувствие говорило ей, что это затишье всего лишь временное, не более чем просвет между двумя грозовыми тучами, и что очень скоро мятежники снова возьмутся за свои бесчинства.
Тем временем сахарные мельницы и винокурни, которые целую неделю бездействовали, снова возобновили работу. Денно и нощно они охранялись солдатами, дабы избежать участи складов компании и запасов интендантства.
Больше уже не говорили ни о Бофоре, ни о Байарделе, ни даже о Лефоре, которого некоторое время считали зачинщиком беспорядков. Солдаты благополучно вернулись в свои казармы.
Так что у Лапьерьера были все основания быть вполне довольным жизнью: он даже приготовился было отправиться в инспекционную поездку в Форт-Руаяль, дабы собственными глазами убедиться, как там продвигаются дела со строительством города, но тут вдруг ему доложили, что его просит принять главный королевский судья острова.
Дело было после полудня. Явись Дювивье несколькими минутами позже, он бы уже не застал губернатора. Тот даже сделал было попытку передать, что не сможет принять его, ибо уже собрался в дорогу. Однако судья настаивал, утверждая, что дело наиважнейшее и не терпит отлагательств, и Лапьерьер в конце концов сдался.
Едва временный губернатор увидел лицо Дювивье, как в нем тут же возродились все прежние страхи.
– Что ж, выкладывайте, сударь, – воскликнул он, – догадываюсь, что вы явились ко мне с дурными новостями!
– К моему величайшему сожалению, господин губернатор! Надеюсь, вы сможете уделить мне несколько минут, ибо то, что я имею сказать вам, заставляет меня предвидеть весьма грозные события.
– Я слушаю вас, – ответил Лапьерьер, – но, сударь, прошу покороче, ибо я собрался в поездку.
– Господин губернатор, серьезность положения, возможно, потребует от вас отложить отъезд. А ситуация такова: господин де Туаси, как вам известно, находится в данный момент на Гваделупе, где губернатор, Уэль де Птитре, одновременно заклятый враг командора Лонгвилье де Пуэнси, всеми возможными способами старается дискредитировать последнего…
– Все это я знаю, – подтвердил Лапьерьер. – Ближе к делу, сударь…
– Так вот, похоже, господин Уэль весьма заинтересован, чтобы раздоры между господином де Туаси и господином де Пуэнси продлились как можно дольше, ибо тем временем он рассчитывает прибрать к рукам власть и того, и другого…
– Все ясно, дальше!
– В последнее время на Гваделупе распространились слухи, и они уже дошли до Мартиники, будто губернатор, так сказать, в изгнании, а именно господин де Туаси якобы решил поднять налоги и установить новые поборы с колонистов… Французскому правительству до зарезу нужны деньги. Сами знаете, дела у нас идут хуже некуда… У кардинала Мазарини хватает хлопот с этой войной против фронды… Островная компания вся в долгах, в общем, всем нужны деньги!
– Ну и что из этого следует?
– Поначалу, господин губернатор, мы полагали, что все эти новые налоги и поборы не более чем выдумки, ложные слухи, нарочно распространяемые господином Уэлем, который, как вам известно, является одним из основных акционеров компании, дабы погубить господина де Туаси. Мы также думали, что и господин де Пуэнси мог каким-то ловким маневром заставить всех поверить, будто таковы и есть истинные намерения господина де Туаси. На самом же деле все оказалось совсем не так! Похоже, господину де Туаси уже наскучило быть правителем, которому нечем править, и он действительно намерен повысить налоги! Пусть даже для того, чтобы хоть как-то проявить свою власть…
Поскольку Лапьерьер не отвечал ни слова и, похоже, так и не уловил, какие последствия может иметь увеличение и без того чересчур тяжелых поборов, которые лягут на плечи колонистов, главный королевский судья острова счел нужным добавить:
– Не подлежит никакому сомнению, что колонисты, которые отнюдь не забыли о недавних событиях и, похоже, все еще весьма возбуждены, не преминут поднять новый мятеж, и на сей раз не на шутку. Впрочем, на острове уже образовалось два клана. Один, который любой ценою намерен добиться освобождения генерала Дюпарке, а другой, похоже, возглавляемый господином де Бофором, будет требовать полного освобождения от ярма Островной компании… Первый из кланов совершенно уверен, и это весьма прискорбно для нас, что, будь генерал Дюпарке здесь, на острове, не было бы ни новых налогов, ни мятежей, ибо он смог бы быстро усмирить бунтовщиков.
– Что ж, сударь, – проговорил Лапьерьер, – все, что вы только что рассказали, действительно весьма серьезно. Только мы-то здесь при чем? Пусть сам господин де Туаси и несет все бремя ответственности за мятежи, которые будут вызваны его решением.
– Все это, несомненно, так, господин губернатор, однако господин де Туаси-то спокойно вернется назад во Францию, оставив нам острова в огне и в крови. И наша миссия как раз в том, чтобы всеми силами избежать пожаров и кровопролития на нашем острове.
– С этим трудно не согласиться. Однако, на мой взгляд, поднимать тревогу пока еще преждевременно… Мы вмешаемся, когда этого потребуют обстоятельства. И не вижу необходимости откладывать свою поездку. В конце концов, вы остаетесь здесь, а комендант Лубьер с помощью командира местного ополчения господина Гаренна, в крайнем случае, вполне в состоянии восстановить порядок и в мое отсутствие…
– Сударь, – настаивал Дювивье, – мятеж может вспыхнуть с минуты на минуту. Там уже есть главари, среди которых, не рискуя ошибиться, могу назвать господина де Бофора…
– Ну и что? – раздраженно воскликнул Лапьерьер. – Уж не собираетесь ли вы его арестовать? И не вздумайте! Вот тогда-то вы действительно увидите, как весь остров запылает в огне и повсюду польется кровь! Нет-нет, оставьте Бофора в покое! Или уж тогда поймайте его с поличным! Вам ведь известно, что Бофор был другом генерала и одним из завсегдатаев Замка На Горе!
Дювивье посмотрел в лицо этому человеку, который, судя по всему, упорно не желал принимать всерьез тревожные факты, и судорожно проглотил слюну. Он осознал свое бессилие. Потом заметил:
– Замок На Горе! Кто только там не бывал, господин губернатор… Это была весьма тонкая дипломатия. Мадам де Сент-Андре принимала очень радушно. Кстати, о ней, известно ли вам, господин губернатор, что ходят все более упорные слухи, будто они с генералом тайно обвенчались?
– Какая разница, сударь! В любом случае у меня не вызывает никаких сомнений, что нам не стоит трогать гостей Замка На Горе… Кстати, установили ли вы слежку за Ивом Лефором, которого я давеча уволил в отставку, я ведь, помнится, просил вас об этом? Вот он вызывает у меня куда больше опасений, чем Бофор! У этого человека очень сомнительное прошлое. Бывший пират! Готов на все, лишь бы набить карманы… Кроме того, очень честолюбив, так и рвется к власти…
– Да, господин губернатор, я установил слежку за этим человеком. Но он и с места не сдвинулся. Отдыхает, все время безвылазно сидит в одной лачуге, что у речки Отцов-иезуитов. Хижина принадлежит вдове одного колониста по имени Жозефина Бабен. Лефор помыкает ею как тиран, ест тоже, не выходя из лачуги, ходит с одним монахом-францисканцем на рыбалку, а по вечерам на часок-другой заглядывает в «Большую Монашку». Там он встречается с Байарделем. Оба говорят вполголоса, много пьют, однако ничто не дает оснований подозревать, будто они замышляют какой-нибудь заговор.
– Продолжайте наблюдение, сударь, – приказал Лапьерьер. – Благодарю вас за полезные сведения, однако не думаю, что они настолько серьезны, чтобы заставить меня отложить свою поездку. У меня, сударь, даже сложилось впечатление, что вы склонны несколько преувеличивать последствия решений господина де Туаси… Тем не менее вы можете полностью на меня рассчитывать в том, что касается любых распоряжений, какие сочтете полезными в сложившемся положении. А засим, сударь, разрешите откланяться.
Главный королевский судья острова уж было открыл рот, собравшись и дальше убеждать его в серьезности ситуации, однако Лапьерьер еще раз повторил:
– Разрешите откланяться, сударь!
Едва тот вышел из кабинета, как Лапьерьер принялся размышлять над только что услышанным. Он знал цену всем этим донесениям судебного люда, так что предупреждения Дювивье не слишком его обеспокоили, ведь пока все тихо и спокойно. Слов нет, умы все еще несколько взбудоражены недавними мятежами! А Дювивье, возможно, склонен паниковать даже больше всех остальных, вот почему он и видит все в чересчур уж мрачном свете… Нет, если что-то и могло заставить его отложить эту поездку, то уж, во всяком случае, не сведения, которые сообщил ему главный королевский судья острова. Совсем напротив! Этот визит в Форт-Руаяль позволит ему проехать через Карбе, Энс-о-Кокюс и Фон-Капо и самолично выяснить множество фактов, о которых никогда не узнать этому Дювивье. Вот так он по-настоящему сможет выяснить, насколько накалились страсти на острове!
Тем не менее хоть некоторые вещи из того, о чем поведал ему судья, действительно не на шутку его заинтриговали, он не подал и виду. Неужели генерал и вправду тайно женился на мадам де Сент-Андре? Конечно, как и все, он был в курсе их связи, однако ему казалось весьма странным, чтобы Дюпарке решился на брак с этой женщиной из простонародья, пусть даже она уже побывала замужем за господином Лешено де Сент-Андре!
А Лефор? Что, интересно, означает это его затворничество? Он, видите ли, отдыхает! Воспользовался отставкой, в которую его отправили, чтобы забиться в лачугу какой-то вдовы колониста! И что, интересно, за женщина эта Жозефина Бабен? Все это казалось ему куда тревожней, куда опасней, чем возможные последствия нового повышения налогов!
«Нет никаких сомнений, – говорил он себе, – что с этого Лефора нельзя спускать глаз. Не будь Байарделя, я бы уже давно не волновался: Лефор преспокойно сидел бы себе за решеткой, и, во всяком случае с его стороны, можно было бы не опасаться никаких неприятностей!.. Надо будет непременно повидаться с капитаном!»
Тем не менее он выкинул из головы все заботы и собрался было отправиться в путь, когда в кабинете появился вестовой, доложивший, что пришла депутация колонистов, которая настоятельно требует, чтобы он ее принял.
– Передайте этой депутации, – надменно возразил он, – что я намерен покинуть форт и буду отсутствовать несколько дней. А их я приму по возвращении…
Вестовой тут же исчез. Однако, судя по всему, он не успел уйти слишком далеко, ибо не прошло и нескольких секунд с тех пор, как за ним затворилась дверь кабинета временного губернатора, как в нее тотчас же постучали.
Едва Лапьерьер раздраженным голосом крикнул «войдите», как дверь тотчас же распахнулась, и в ней показался господин де Бофор.
Губернатор столь мало ожидал этого визита, что даже побледнел и долго смотрел на вошедшего, не в силах произнести ни единого слова.
– Прошу прощенья, господин губернатор, – проговорил Бофор с наглостью, свидетельствующей, что тот полностью уверен в своей силе. – Нам сказали, что вы собираетесь покинуть Сен-Пьер, однако дело, по которому мы пришли к вам, не терпит ни малейшего отлагательства. Вот почему я позволил себе в некотором роде ворваться к вам против вашей воли…
Он сделал несколько шагов вперед, за ним следом вошли еще пятеро колонистов. Лапьерьер тут же узнал в них Франше, Фурдрена, Латена, Ларше и Арнуля. У последних двоих руки были на перевязи. Ларше, раненный в плечо, был так обильно перебинтован, что даже не смог натянуть свой камзол, который болтался у него за спиной.
– Что ж, господа, – с неохотой обратился к ним губернатор, – коли уж вы здесь, придется вас принять. Не хочу, чтобы, вы беспокоились понапрасну, однако прошу вас не мешкать, ибо я уже и так опаздываю…
– Весьма сожалею, сударь! – вновь проговорил Бофор. – Но вам все-таки придется уделить время, чтобы выслушать нас до конца. Вы видите здесь моих друзей, Ларше и Арнуля, которые, невзирая на тяжкие раны, все-таки сочли возможным без колебаний прийти сюда со мною. Кстати, господин губернатор, виновники той западни, в которую угодили мои несчастные друзья, все еще гуляют на свободе! Лефор с капитаном Байарделем околачиваются по вечерам в таверне, стены которой были свидетелями их гнусных проделок… Почему они до сих пор не арестованы, чего вы, интересно знать, ждете? Может, пока они искалечат добрую половину жителей острова или уничтожат остатки тех складов, в которых хранится продовольствие, необходимое для пропитания наших людей? Считаю своим долгом довести также до вашего сведения, что состояние здоровья господина Филиппа Лазье достаточно серьезно, чтобы без промедления отдать его убийц в руки палача! У постели его дежурит отец Фейе, который специально прибыл, чтобы пользовать несчастного, а также лекарь из форта господин Патен. И оба они согласны во мнении, что рана, нанесенная ему этим господином Лефором, угрожает его жизни!
– Выходит, – проговорил Лапьерьер, – вы явились сюда, господа, чтобы потребовать от меня ареста и расправы над капитаном Байарделем и господином Лефором?
– В первую очередь, господин губернатор, именно за этим…
– А известно ли вам, что рапорт главного королевского судьи острова не выдвигает против этих двоих ровно никаких обвинений? Эти люди никак не могли поджечь склады компании по одной простой причине, – что в тот самый час, когда начался пожар, Байардель и Лефор были заняты дракой с вами, господа.
– Именно так оно и было! – не без дерзости воскликнул Бофор. – Значит, вы, господин губернатор, сами признаете, что это именно они нанесли раны моим друзьям, и тем не менее медлите с наказанием? Может, вам угодно оказывать поддержку убийцам? И порядочные люди должны и дальше дрожать от страха перед негодяями, которые остаются безнаказанными, каковы бы ни были их преступления?
– Господа, я знаю, что дуэли запрещены. Однако вы и сами были перед Байарделем с Лефором с оружием в руках. И если бы кто-нибудь из вас убил одного из них, что бы вы тогда сказали? Чего, в сущности, вы от меня требуете? Неужели эти двое и вправду заманили вас в западню, как вы пытаетесь здесь меня уверить? Ведь вас же, насколько мне известно, было восемь, а их всего двое… Странная западня! Выходит, вы сами признаете, что восьмером не смогли справиться с какой-то парой негодяев?
Лицо Бофора побагровело от ярости.
– Так оно и было, – вынужден был согласиться он. – Нас так оскорбляли, так провоцировали, капитан со своим приспешником набросились на нас столь неожиданно, что трое оказались серьезно ранены. А остальные были вынуждены спасаться бегством, иначе и нам бы несдобровать…
– Хорошо, господа! В таком случае, я устрою вам очную ставку. Я приглашу сюда капитана с Лефором, а также хозяина таверны, и, надеюсь, нам удастся извлечь истину из всех ваших заявлений и объяснений… Только сейчас, господа, я должен уехать, а потому не смогу уладить это дело немедленно… Но могу дать вам слово, что виновные, кем бы они ни оказались, понесут заслуженное наказание! Вот так, господа!
