355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Робер Гайяр (Гайар) » Мари Антильская. Книга первая » Текст книги (страница 13)
Мари Антильская. Книга первая
  • Текст добавлен: 21 марта 2017, 11:30

Текст книги "Мари Антильская. Книга первая"


Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 41 страниц)

– Благодарю вас за честь, святой отец…

Тем временем прогуливающиеся с царственным видом сеньоры, неловко подражая повадкам придворных, уже расставляли вдоль леера бочки с водой. Другие обливали палубу мыльной водой и даже сами, зная о подвохе, с трудом умудрялись сохранять равновесие… Однако все эти приготовления проводились степенно и в полном соответствии с каким-то весьма церемонным этикетом. Они то и дело отвешивали друг другу почтительнейшие поклоны, приседали в глубочайших реверансах и срывали с голов обильно украшенные перьями шляпы, подметая в приступах куртуазности палубу их полями и украшениями.

Наконец по обе стороны прохода, по которому предстояло шествовать Жаку с его крестным отцом, образовалась живая изгородь. Все прекрасные карнавальные сеньоры, которые только что наполняли бочки и намыливали палубу, напустили на себя суровый вид и размахивали, словно скипетрами, самыми неожиданными и невообразимыми предметами. Один держал в руке на манер алебарды обыкновенный гарпун, а другой старую метлу из гальюна.

Когда Дюпарке приблизился к окруженному верной свитой Нептуну, все дружно в приветственном жесте простерли к нему руки.

Оказавшись в нескольких шагах от наряженного морским божеством гардемарина Лапьерьера, Дюпарке остановился.

Тут один из четверки приближенных к божеству, опершись на ярко раскрашенный трезубец, воскликнул:

– Приблизься и внимай!

Жак с улыбкой повиновался приказанию. А отец Теэнель прошел вперед, будто стараясь защитить его своим телом.

– С вашего позволения, господин, – зычным голосом, так, чтобы было слышно всем, продолжил человек с трезубцем, – с вашего позволения, осмелюсь представить вам человека, который желает переступить порог царства Нептуна. Какое имя избрали вы себе для пребывания в этом царстве?

– Валиан! – голосом, ничуть не менее звучным, чем у приближенного Нептуна, ответил иезуит.

– Превосходно! А теперь, Валиан, извольте ответить на мои вопросы. Случалось ли вам когда-нибудь пьянеть от одной кружки пива?

– Никогда! – ответил Жак.

Нептун с силой ударил скипетром о подлокотник своего трона и воскликнул:

– Кто это там завел разговор про пиво? Слышать не хочу о пиве! Принесите-ка мне лучше пинту доброго рому! Да поживей! Вы что, не слышали? Пинту рома!

– И мне тоже! – завопил один из почетной свиты. – По пинте на брата! Вы когда-нибудь видели, чтобы человек вещал именем Нептуновым с пустой кружкой в руке?!

Подчиняясь забавной комедии, Дюпарке обратился к оказавшемуся поблизости одному из маскарадных сеньоров и приказал:

– Ступайте-ка и принесите бочонок рома, я угощаю!

– Браво! – заорал Нептун. – Вот это по-нашему! Сразу видно, что имеешь дело с настоящим подданным моих владений. Да одних только этих слов вполне достаточно, чтобы настежь открыть перед вами все двери тропиков!

Нарядный вельможа не заставил повторять приказания и поспешил к камбузу. Однако в спешке совсем позабыл о намыленной палубе и, не успев сделать и пары шагов, поскользнулся и грохнулся на спину, вызвав взрыв хохота. Остальные сеньоры тут же подхватили его за руки и за ноги.

– Окунуть его в бочку! – закричал Нептун. – Трижды окунуть в бочку этого недостойного подданного моих владений! Только отпетый негодяй может упасть, когда его посылают за бочонком рома! А если бы он уже возвращался назад? Подумайте, что могло случиться с нашим ромом в руках этого мерзавца?!

– В бочку! – дружно, в четыре глотки подхватили почетные советники.

И сеньоры, державшие незадачливого собрата, трижды высоко подняли его над головами и глубоко опустили в бочку, однако вода оказалась подкрашена, и бедняга вышел после этой экзекуции весь сплошь вымазанный зеленой краской, чем вызвал веселые возгласы всех присутствующих, не исключая Дюпарке и отца Теэнеля.

Тем временем другой сеньор отправился в камбуз и тотчас же вернулся оттуда с бочонком, который был немедленно открыт. Вслед за тем, не теряя времени, стали разливать живительный напиток по кружкам.

– Я нарекаю тебя Валианом! – воскликнул Нептун. – Никто еще до тебя не был так достоин носить это благословенное имя, и я воздаю должное стараниям твоего крестного отца!

Ром лился рекою, и бочонок был уже почти пуст, когда вдруг с юта донеслись крики и ругательства, какие только существуют на всех языках мира.

Жак ни на минуту не усомнился, что спиртное разбудило в матросах дремлющие страсти. И пожалел о своей щедрости. Среди команды наступило минутное замешательство, однако матросы поняли, что происходит, куда быстрей, чем офицеры, отец Теэнель и даже сам Жак. И все вместе, толпой бросились было к юту. Они так спешили, что первые поскользнулись на намыленной палубе и упали, на них стали валиться другие, и пару минут матросы, скованные непривычными придворными нарядами, запутавшись в кружевах, взад-вперед катались по палубе, пока им наконец с большим трудом не удалось кое-как подняться на ноги, являя взорам обалдевшего Нептуна зрелище самой живописнейшей кучи малы, какую только может нарисовать воображение.

К счастью, Жаку удалось удержаться в стороне от этой неразберихи. И он, опередив матросов, раньше добежал до юта, застав там сцену, которой и опасался более всего, – при всем своем драматизме в ней было изрядно и комедии.

Ива Могилу явно вываляли в дегте, он был чернее любого родившегося на экваторе негра. И чем больше он размахивал руками, тем больше размазывал деготь по своему дородному телу. На лице его виднелись лишь два бешено вращающихся вытаращенных глаза да широко разинутый рот, из которого непрерывным потоком извергались самые отборнейшие проклятья. Вокруг него с видом, не предвещавшим ничего хорошего, толпились шесть-семь галисийцев, разряженных испанскими грандами, в надетых набекрень широкополых фетровых шляпах с перьями.

Жак успел заметить, что матросы мало-помалу приближались к Силачу, но тот, непрерывно размахивая огромными ручищами, все-таки умудрялся держать их на почтительном расстоянии и не переставая ругался:

– Холера вас задуши, только дайте мне шпагу! Пусть кто-нибудь даст мне шпагу или какой-нибудь ножик, и я разрублю вас, подонки из подонков, на такие мелкие кусочки, что их можно будет продевать в игольное ушко! Ну что, канальи! Кто первый? И я размозжу ему башку, как старую тыквенную калебасу, а для этого мне не нужно ничего, кроме вот этой самой руки, и не думаю, чтобы ваш капитан слишком уж сильно затужил. Ему же лучше: одним трусливым подонком на корабле больше, одним меньшие – невелика потеря, тем более что один Могила стоит сотни дармоедов вашего калибра.

Один из нападавших, тот, что посмелее, нагнулся с намерением схватить Лефора за ноги и опрокинуть на палубу, что дало бы возможность остальным наконец-то свести с ним счеты. Однако Ив с быстротой молнии – несмотря на то, что липкий деготь изрядно стеснял его движения, – обрушил ему на голову мощный кулак, чем надолго вывел из строя. Галисиец, который оказался крепким, мускулистым парнем не ниже шести футов и пяти дюймов ростом, кубарем покатился по палубе, словно плохо закрепленная бочка в штормовую погоду.

Ив свирепо осклабился.

– Так, одним меньше! – объявил он. – Когда вы все пройдете через мои руки, я разорву вас собственными зубами, а из костей сделаю себе ожерелье и вдобавок получу награду от капитана за то, что избавил его от таких никчемных негодяев, как вы…

– Схватить этого человека!

Жак обернулся и, заметив господина де Отвиля, тотчас же понял, что Лефор несколько поторопился, предугадывая чувства капитана в отношении его персоны.

– Схватить этого человека! – вне себя от гнева повторил господин де Отвиль. – А если он посмеет оказать сопротивление, пристрелить на месте!

Услышав это приказание, Ив совсем впал в неистовство. Крепко сжав кулаки, он сделал резкий прыжок вперед, и всем преследователям, которые явно не ожидали этакой прыти, пришлось сразу отступить назад – кроме двоих, которые, последовав примеру своего товарища, покатились по палубе, пока не застыли с раскинутыми руками.

– Пристрелить его на месте! – снова заорал господин де Отвиль.

Ив разразился каким-то диким, нечеловеческим хохотом.

– Ах, пристрелить?! Это кого же, позвольте вас спросить?! – проорал он. – Если вы, сударь, имеете в виду Ива Могилу, то вам придется горько об этом пожалеть! Никогда еще под небом тропиков никому не удавалось безнаказанно оскорблять Лефора, и вы вскорости сами в этом убедитесь, потому как он сам вам это и обещает! Ну-ка скажите своим подонкам, чтобы они подошли ко мне поближе! Да вы и чихнуть-то не успеете, как я уже выброшу их за борт – если, конечно, у них хватит храбрости не воспользоваться мушкетами или пистолетами, то, клянусь честью, господин капитан, вам самому придется карабкаться по снастям, чтобы хоть как-то управлять своим опустевшим кораблем!

Не дожидаясь ответа господина де Отвиля, Жак устремился вперед, протиснулся сквозь толпу матросов, которые уже окружали Ива плотным кольцом, и в одиночестве шагнул к человеку, которого взял под свою защиту.

– Молчать! – приказал он ему. Потом, обернувшись к матросам, добавил: – А вы назад! Это мой человек, и всякий, кто посмеет поднять на него руку, будет иметь дело со мной!

Ив как-то сразу успокоился. В полном недоумении он уставился на Дюпарке, не в силах понять, что заставило губернатора снова взять его под свою защиту.

– Что здесь произошло? – осведомился Жак.

Лефор понуро опустил голову и ответил:

– Вы только поглядите на меня, ваше превосходительство! Разве в таком виде подобает быть вашему покорному слуге? Эти негодяи напали на меня, когда я спал, и окунули в бочку с дегтем. Я чуть не задохнулся… А потом попытались выкинуть за борт, и, не будь я Ивом Могилой, я бы уже давно стал покойником… И вот после всего этого я слышу, что капитан их еще и защищает!.. Так что если вы, ваше превосходительство, позволите мне действовать, то не успеете и перекреститься, как я отправлю всех этих подонков кормить акул!

– Заковать негодяя в кандалы! – решительно приказал господин де Отвиль.

Тут Дюпарке шагнул в сторону капитана.

– Сударь, – обратился он к нему тоном весьма суровым, но и не лишенным еще куртуазности, – должно быть, вы не расслышали, что я только что сказал. Этот человек служит мне, и никто не посмеет даже пальцем его тронуть. Он оказался жертвой недостойной шутки, и если вам угодно найти виновных, то искать их следует среди ваших матросов. Покорнейше прошу вас оставить этого человека в покое, в противном случае вам придется ответить за это, едва вы ступите ногой на землю Мартиники!

Господин де Отвиль пожал плечами, подал знак матросам, которые тотчас же стали расходиться, а сам, не прибавив и слова, пошел прочь.

Тогда Жак снова обернулся к Лефору.

– Ступай помойся, – приказал он ему. – Я было хотел заставить тебя вернуть выигранные деньги, но теперь можешь оставить их себе. Это возместит твои убытки.

– Ваше превосходительство, – заговорил тут Лефор, – вы уже во второй раз спасаете мне жизнь. И вы увидите, что Могила не какой-нибудь неблагодарный!

«Проворный» долго плыл по изумрудному морю, пока наконец не бросил якорь у форта Сен-Пьер.

Уже свернули и сложили на леере паруса, и Лефор, стоя подле Дюпарке, вглядывался в остров, где ему предстояло жить.

Стены форта купались в ярких солнечных лучах. На набережной быстро собиралась толпа местных жителей. Поначалу они было перепугались, уж не пожаловали ли к ним английские пираты, но быстро разглядели на мачте флаг с золотыми геральдическими лилиями и с нетерпением ждали новостей, которые привез им корабль из Франции.

Справа и слева от голой, серой, бесплодной горы простирались самые прекрасные и плодородные плантации острова. Можно было различить квадратные лоскутки, засаженные вывезенными из Аравии кофейными деревьями, с узловатыми, гибкими ветвями, усеянными темно-зелеными, блестящими, продолговатыми, заостренными на концах и трепещущими на ветру листочками, в пазухе каждого из которых красовался букетик белоснежных цветков. Виднелись посаженные в шахматном порядке кустики хлопка; участки плантаций какао; растения, недавно завезенные сюда евреем по имени Бенжамен Дакаста. Это были кустарники со стволами, покрытыми рыжеватой корой, и с крупной листвой, среди которой выделялись совсем молодые листики, похожие на нежно-розовые цветы и контрастирующие с длинными, загнутыми желтоватыми плодами, заставлявшими сгибаться под своей тяжестью хрупкие, ноздреватые ветки.

Кое-где по склонам горы каскадами ниспадали реки. С борта «Проворного» они были похожи на длинных серебристых змей. Это был пейзаж величественный и в то же время дикий, в чьем создании рука человека явно сыграла не последнюю роль, однако невозможно было бы отрицать, что природа с благосклонной терпимостью помогала ему в этом. Она послушно позволяла управлять собою, обуздывать и укрощать…

Жак не ожидал увидеть ничего подобного. Внезапно он представил себе, насколько придется ему на этой земле изменить своим привычкам, как часто придется делать над собой насилие, дабы заставить забыть сладостные мгновения, проведенные с братом и друзьями во Франции. Однако он был счастлив надеяться, что по крайней мере здесь уже ничто не будет напоминать ему о Мари.

Капитан тем временем уже отдал приказ спускать на воду шлюпки. И сам подошел к Жаку, предлагая ему сесть в одну из них.

Дюпарке сделал знак Лефору пройти вперед, а сам склонился перед моряком.

– Покорнейше благодарю вас, сударь, – любезно проговорил он, – за все заботы, какими вы окружили меня во время этого плавания.

Господин де Отвиль ответил поклоном. В этот момент появился и отец Теэнель.

– Мы поедем в одной шлюпке, – сообщил он молодому губернатору.

– Прошу вас, святой отец, – предложил Жак, пропуская его вперед.

Иезуит послушно прошел к борту и ступил на висящий над водой веревочный трап, по которому уже спустился Лефор. Силач почтительно подставил благочестивому отцу руки и, словно ребенка, заботливо усадил его на скамейку.

Потом к ним с проворством присоединился Дюпарке, и шлюпка отошла от борта корабля.

Не успела лодка коснуться дна, как сидевшие на веслах матросы сразу спрыгнули в воду и волоком потащили ее по песку.

Тотчас же от толпы отделились несколько человек, направляясь навстречу путешественникам.

Жак представился тому, кто оказался ближе всех. В ответ он почтительно склонился перед Дюпарке со словами:

– Господин губернатор, пару дней назад сюда заходил один фрегат из Дьепа, «Сильный», и мы были уже предупреждены о вашем скором приезде. Генерал-губернатор Наветренных островов, господин Лонгвилье де Пуэнси намеренно отложил свое возвращение на остров Сен-Кристоф, чтобы иметь честь лично встретиться здесь с вами…

– Отлично, сударь. С кем имею честь?

– Дворянин Дювивье, судья по гражданским и уголовным делам, к вашим услугам.

– Не сочтите за труд проводить меня к господину де Пуэнси.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Первое знакомство с колонией

Лонгвилье де Пуэнси сменил на посту генерал-губернатора Наветренных островов самого Белена д’Эснамбюка. Свою резиденцию он обосновал на острове Сен-Кристоф, одна из частей которого, согласно договору о разделе, подписанному д’Эснамбюком и капитаном Томасом Уорнером, принадлежала англичанам.

Господин де Пуэнси как раз оказался в форте Сен-Пьер, когда там бросил якорь «Сильный». Узнав о недавнем назначении губернатора острова и о том, что новый губернатор – человек молодой и к тому же племянник его предшественника, он отсрочил свой отъезд, дабы немедленно познакомиться с новым правителем.

За то время, что он жил на островах, господин де Пуэнси уже успел привыкнуть к повадкам авантюристов всякого толка, окружавших его в этих краях. С гибкостью и проницательностью он сумел прочно утвердить свою власть. Невзирая на королевские указы, он защищал корсаров и даже пиратов, ибо прекрасно сознавал, что без них французские колонии в Америке быстро перейдут в руки англичан и к тому же именно благодаря этим морским «птицам» многие острова получают продовольствие и не умирают от голода.

Готовясь к встрече с Диэлем Дюпарке, он облачился в свое придворное платье и предстал пред юным губернатором в широкополой шляпе из кастора, над которой торчком стоял плюмаж, прикрепленный вместо бриллианта огромным самоцветом. Камзол его был сшит из пяти наложенных друг на друга слоев тафты, а поверх красовался круглый воротник из двух рядов кружев; штаны были из пунцового фриза, а сапоги на высоких каблуках с золочеными шпорами, были вдобавок ко всему, снабжены до самых ступней разрезами а-ля Помпиньян, открывающими взорам бледно-алые шелковые чулки и розочки из лент, болтавшихся у него под коленками, как и на корсете камзола, нарукавниках, локтях и рукоятке шпаги.

Он был небольшого роста, с живыми глазами и носил эспаньолку и усы, прозванные «пучиной любви».

Когда Дюпарке вошел в комнату, он поднялся со стоявшего подле окна высокого кресла, откуда наблюдал за оживлением в Сен-Пьере, вызванным прибытием «Проворного», и пошел навстречу почтительно склонившемуся перед ним молодому губернатору.

– Я ждал вас, сударь, – обратился к нему он. – Рад познакомиться с вами, ибо много слышал о вас от капитана «Сильного».

– Весьма польщен, сударь, – ответил Жак.

– В самом деле, – вновь заговорил господин де Пуэнси каким-то бесстрастным голосом и с резкостью, которая не укрылась от внимания Дюпарке, – капитан рассказал мне немного о вашей истории. Насколько я понимаю, это в известной степени неповиновению королю вы обязаны столь высокой должностью? Правда ли, будто вам пришлось провести некоторое время в Бастилии?

– Разумеется, так оно и было. А что, вы видите в этом что-нибудь предосудительное?

– Никоим образом! Вы скоро сами увидите, что немалая часть обитателей наших островов провела в тюрьмах куда больше времени, чем на воле. Правда и то, что по большинству из них давно плачет виселица… и рано или поздно, коль не утонут сами, там они заканчивают свои дни!

– Не знаю, сударь, какой конец вы предпочли бы для себя, – возразил Жак, – что же касается меня, то надеюсь покончить счеты с жизнью со шпагою в руке, как и положено достойному дворянину.

– Не кипятитесь, сударь! Нам как раз нужны здесь люди, готовые на все, и особенно – биться с оружием в руках. Ведь, защищая свою жизнь и свое имущество, они защищают и нашу колонию. Насколько мне известно, вы были назначены губернатором Мартиники по протекции маркиза де Белиля, не так ли? Надеюсь, ваш покровитель просветил вас обо всех трудностях, какие ожидают вас на этом поприще?

– Я имею честь пользоваться доверием господина Фуке и надеюсь, что смогу оправдать его доверие.

– Могу ли я позволить себе дать вам один совет?

– Я весь внимание, сударь.

– Остерегайтесь своего окружения. Вы непременно станете объектом интриг, если не настоящих заговоров. Даже сами колонисты и те станут вашими врагами. Сколько бы вы ни старались делать для их блага, они все равно будут думать, что этого недостаточно. И я настоятельно рекомендовал бы вам держать в ежовых рукавицах Суверенный совет и таких знатных господ, как господин де Лауссэ и господин Левассер, – уж они-то непременно попытаются потягаться с вами во власти и влиянии на острове.

– Благодарю вас, сударь.

– Я предостерег вас, сударь, единственно из дружеского расположения, кое питаю к вашему дядюшке. А засим позвольте пожелать вам удачи…

Когда Жак вышел от генерал-губернатора, он не знал, что и подумать об этой краткой беседе. Он был обижен его грубой откровенностью, хоть и знал заранее, что его советы окажутся ему отнюдь не бесполезны. Тем не менее он не чувствовал к этому человеку ни малейшей симпатии. И подозревал, что достаточно совсем немногого, чтобы они сделались настоящими врагами. Однако отогнал прочь все заботы и отправился на поиски Ива Могилы, которого нашел перед воротами в форт, где он в окружении сгорающих от любопытства колонистов расписывал достоинства молодого губернатора.

Уже направившись в его сторону с намерением положить конец этим словоизлияниям, он вдруг увидел, как к нему торопливой походкой спешит Жером де – Сарра, сеньор де Лапьерьер – тот самый гардемарин, что поначалу повел себя столь неучтиво, а потом на празднике по случаю церемонии пересечения экватора изображал на «Проворном» Нептуна.

Не сомневаясь, что молодой человек имеет сообщить ему нечто важное, Жак тут же замедлил шаг.

Лапьерьер едва переводил дыхание.

– Сударь, – обратился он к Дюпарке, – я хотел бы попросить вас об одной милости, но, боюсь, вы еще не простили мне моей выходки, какую я столь неосмотрительно позволил себе в Бордо.

– О милости? – с удивлением переспросил Жак. – Какой же, сударь?

– Полагаю, господин губернатор, вы еще не успели полностью укомплектовать себе офицерский штаб, я знаю, вам понадобятся опытные моряки и артиллеристы. Я прошел хорошую школу и буду счастлив, если вы возьмете меня служить вашей персоне.

– Вы готовы покинуть «Проворный»?

– С вашего разрешения, сударь.

Жак долгим, оценивающим взглядом с ног до головы окинул гардемарина, немного подумал, потом проговорил:

– Согласен, сударь. Ступайте, уладьте свои дела с господином де Отвилем и после обеда возвращайтесь ко мне. Я назначаю вас своим помощником, будете вице-губернатором.

– Вы не пожалеете об этом, сударь!



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю