Текст книги "Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк"

Автор книги: Петр Чайковский

Соавторы: Надежда фон Мекк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 181 страниц) [доступный отрывок для чтения: 64 страниц]

1879

1. Мекк – Чайковскому

Вена,

2 января 1879 г.

1/2 9-го часа утра.

Милый, несравненный друг мой! Первый человек, которому я пишу в 1879 году, это Вы, поэтому еще раз поздравляю Вас с этим Новым годом и от глубины души желаю Вам нового счастья, свободы, здоровья и забвения всех прошлых мук! Ваша телеграмма вчера меня очень обрадовала. Я хотела сама Вам телеграфировать мое поздравление, но была почти уверена, что Вас еще нет в Clarens, и очень обрадовалась, когда увидела, что Вы наконец добрались туда и, вероятно, здоровы. Я очень боялась, чтобы Вы не простудились в этом ужасном переезде от Парижа до Dijon. Но какая зима в нынешнем году, положительно природа имеет ко мне личности. Как раз в том году, в который я для опыта решилась провести зиму за границею, порядок пошел au rebours [наоборот]; в россии тепло и нет снега, а на Западе свирепствует зима со всеми северными атрибутами: снегами, метелями, заносами железных дорог и всеми предосудительными вещами, от которых мы не внаем куда деваться и на севере. Бог с нею, эта природа, я на нее очень сердита, тем более, что в настоящее время плачу жестокую дань ее милым шалостям: как только мы покинули милую нашу Флоренцию, с ее благодатным климатом, как только я попала в снег и холод, как простудилась самым безжалостным образом. Целую неделю просидела в комнате, наконец попробовала выехать, но схватила такую ужасную боль в боку, что слегла совсем в постель. Боль эта не новое явление в моем здоровье, я подвержена ей уже года три-должно быть, это ревматизм-но в этот раз она была особенно сильна от резкого перехода от тепла к холоду. Третьего дня я встала с постели, и хотя боли еще продолжаются понемногу, но мне гораздо лучше....

В опере мы были один раз в “Фаусте”. Исполнение слабое, но я люблю здешний театр. Но как мне было скучно, что я не видела Вас внизу, мой дорогой, бесценный друг. Как я вспоминаю нашу Viale del Colli, что за роскошная жизнь была там. Она чувствовалась каждую минуту, каждую секунду, и как хорошо было это сознание такой жизни. Как я была там здорова, там все было хорошо, а здесь только то и хорошо, что мои мальчики со мной, да и это так коротко....

Получили ли Вы нашу сюиту, мой милый друг? Как я боюсь за нее. Какие известия из Петербурга? Что поделывают Анатолий и Модест Ильичи?

В каком настроении первый? Принялся ли опять за свою повесть второй? В Петербурге ли еще Александра Ильинишна? Весело ли проводит время Mademoiselle Таня? Мне очень интересно знать о всех их....

Сегодня концерт Иоахима. У меня есть билеты, и мне очень бы хотелось поехать, не знаю, как будет мое здоровье вечером. Погода сегодня теплая: один градус тепла.

Чем Вы занимаетесь теперь, Милый друг мой? Продолжаете ли оперу?

Сейчас получила Ваше письмо из Clarens. Очень рада, что Вы с удовольствием начинаете Вашу жизнь там; дай бог, чтобы и дальше Вам пожилось там хорошо, чтобы Вы отдохнули и с удовольствием принялись опять за работу.

Как бы я охотно проехалась на санях. До свидания, мой дорогой, бег-ценный мой. Будьте здоровы и не забывайте безгранично любящую Вас

Н. фон-Мекк.

Р. S. Пахульский просил передать Вам его нижайшее почтение и поздравление с Новым годом.

Милочка Вам-un baiser [поцелуй] и поручила сказать que се n'est pas mal a Vienne [что в Вене не плохо].

2. Чайковский – Мекк

Clarens,

3/15 января 1879 г.

Очень был я обрадован ответной телеграммой Вашей, милый друг мой. Я получил ее замечательно скоро после отсылки моей. Всего от отправки моей телеграммы до получения Вашей прошло часов шесть, не более.

Теперь уже порядок дня у меня установился очень твердо. Он отличается от того, который был на незабвенной Viale dei Colli только тем, что обед бывает тогда, когда там был завтрак, а ужин приблизительно тогда, когда был там обед. В сумме я очень доволен здешней жизнью.

На другой же день после приезда я стал прилежно заниматься каждое утро писанием оперы, а после второй прогулки, которая бывает тотчас после обеда, составлением либретто. То и другое значительно подвинулось вперед. Насколько я охотно и радостно принимаюсь за музыкальное сочинительство, настолько трудно дается мне литературное. Но я радуюсь тому, что план сценариума уже теперь вполне обрисовался в моем воображении; остается только шить по канве, но правда, что это далеко не так легко, как шить шерстью. Число слогов, стоп и в особенности рифма там, где поневоле приходится делать стихи рифмованные, все это меня очень затрудняет и утомляет.

Прогулки теперь далеко не так приятны здесь, как это бывает весной и осенью. Высоко в горы подниматься страшно, ибо, того и смотри, случится снежный обвал, а внизу особенной прелести нет. Зима здесь стоит совсем так, как это бывает в России. Говорят, что с 1842 г. ничего подобного не было. Хозяева отелей и пансионов очень жалуются на недостаток приезжих. И в самом деле, я замечаю на улицах такую пустоту, которой прежде не было. Villa Richelieu, в которой всегда бывает .мало народу, на этот раз совсем пустая, и я царю в ней безраздельно. Очень комично, что в час обеда и ужина раздается все-таки звонок к table d'hot'y, на котором я восседаю solo. Это очень забавно. Комфортабельностью помещения, столом, услужливостью и крайней любезностью моей хозяйки я совершенно доволен. Книги у меня есть, каждое утро мне приносят номер “Голоса”; ну, словом, соединились всевозможные условия для того, чтобы покойно, приятно и не праздно провести предстоящий месяц. Засим, если Вы не раздумали ехать в Париж к февралю, и я с удовольствием туда' отправлюсь; если же нет, то я начну подумывать о возвращении в Россию. Париж для меня очень привлекателен, но там я бесконечно менее буду наслаждаться Вашею близостью, чем на Viale.

Воображаю, сколько у Вас было шумного веселья все это время! Хорошенько раздумав, я прихожу к заключению, что Пахульский немного теряет от того, что не нашлось в Вене учителя. Пусть занимается приложением к практике тех некоторых сведений о форме, которые он получил, занимаясь со мной. Чем больше будет тратить нотной бумаги, тем лучше: это набьет ему руку. Фуга же от него не уйдет. Не могу без смеха вспомнить изречение Доора насчет того, что безумно хотеть пройти в два месяца то, что он проходил полтора года . Несмотря на эти полтора года, он все-таки не может написать даже плохой фуги. Дело не в продолжительности занятий, а в природной музыкальности, которой у него нет.

До свидания, мой друг.

Ваш П. Чайковский.

3. Чайковский – Мекк

Clarens,

5/17 января 1879 г.

Получил Ваше письмо, милый друг мой! Мне очень грустно, что Вы все недомогаете и что зима причиняет Вам столько физических страданий! Но я опять-таки не могу удержаться, чтобы не выразить сожаления, что Вы не поселились на зимние месяцы где-нибудь около Ниццы! Буду утешать себя надеждой, что Вы скоро совсем поправитесь и что ко времени переезда в Париж Вы будете вполне здоровы. У нас здесь стоит упорно зима, но погода чудесная; солнце светит приветливо, и в воздухе такая чудесная свежесть. Гулять очень приятно и, пока движешься, не чувствуешь холода, но зато в комнатах приходится постоянно топить камин и садиться к нему поближе. Я на себя наклепал в посланном Вам стихотворении: я очень люблю тлеющих полен в камине тихий треск. Ничто так не располагает к мечтам и сладким грезам, как пылающий камин.

Сообщу Вам, друг мой, о приятном сюрпризе, порадовавшем меня вчера вечером. Совершенно неожиданно явился почтальон и вручил мне-что бы Вы думали?-сюиту! Я просто глазам не верил, когда эти дорогие для меня клочки грязной нотной бумаги очутились, наконец, в моих руках. Оказалось, что Юргенсон послал их не по почте, а большою скоростью, как товар. Я совершенно доволен, однако ж никоим образом не могу теперь приняться за оркестровку. Нет возможности оторваться от оперы, которая теперь завладела всеми моими помыслами. Я должен кончить, по крайней мере, два действия прежде, чем примусь за сюиту. Быть может, я займусь ею в Париже в виде отдыха от работы над оперой.

Из Петербурга я имею самые приятные известия. Старик мой совершенно здоров и безмерно счастлив вследствие присутствия там сестры, которую он любит еще более, чем нас. Сестра уже более месяца находится там с двумя старшими дочками. Она немножко тоскует по младшим детям, но зато племянницы ужасно довольны. Старшая, Таня, несколько раз танцевала и обратила на себя внимание обществ, в которых находилась: оно и неудивительно. Она замечательно красива и при этом немножко... кокетка, впрочем, очень немножко, т. е. без всякого жеманства и тонких ухищрений. Elle se fait valoir [Она умеет показать себя]-не более. Жизнь они ведут самую разгульную: театры, балы, пикники,-все это следует одно за другим непрерывной цепью. Оба брата весьма довольны присутствием в Петербурге этих трех милых личностей, но у обоих несколько страдают занятия вследствие участия во всех увеселениях, которые устраиваются по случаю приезда сестры. Модест несколько запустил свою повесть, а Толя-свои обвинительные акты. Последний в хорошем настроении и почти не хандрит. Про Панаеву он пишет мне, что убедился окончательно, что любовь прошла. Осталась только симпатия к ее таланту. Зато он увлечен теперь разом певицей Мариинского театра Велинcкой и актрисой Савиной. Необыкновенно влюбчивый молодой человек!

“Евгений Онегин” будет исполняться в одном великосветском обществе, а именно, у М-mе Абаза . Распределение ролей следующее: Татьяна-Панаева, няня-Абаза, Ольга-Лавровская, Онегин-Прянишников (артист Мариинского театра), Ленский-Лодий (то же). Аккомпанировать будет великий князь Конст[антин] Конст[антинович]. Я не могу только понять, как это будет исполняться: на сцене и в костюмах или просто в зале. Репетиции уже начались. В Москве шли полтора акта в консерватории, но как?-об этом я не знаю. Никто ни единого слова мне оттуда не написал.

До свиданья, милый и добрый друг. Дай Вам бог быть совсем здоровой. Когда придется Вам целовать Милочку, то поцелуйте лишний раз за меня.

Ваш П. Чайковский.

4. Мекк – Чайковскому

Вена,

7 января 1879 г.

8 часов утра.

Мне скучно, и я пишу к Вам, мой милый, добрый друг. Мои мальчики уехали, слезы выступают мне на глаза каждый раз, кат; я об этом подумаю; мне грустно самой, мне жаль их, бедных-опять за это скучное, убивающее жизнь ученье. Время их пребывания здесь промелькнуло, как один день: приехали, пошумели, оживили весь дом и опять улетели, и теперь так тихо, так пусто без них.

Благодарю Вас очень, очень, мой дорогой друг, за Ваши стихи; они прелестны, и сюжет их очень оригинален. Какие у Вас однако разносторонние таланты; если бы я не боялась за музыку, то я сказала бы, что Вам непременно следует заняться поэзией, но первое я еще больше люблю, чем второе. Если Модест Ильич не преклонится теперь перед ландышем, то, во всяком случае, Ваше стихотворение подстрекнет его также воспеть стихами свою фиалку . Что, Модест Ильич живет в Петербурге с семейством Конради и каждую зиму или только нынешнюю? Вы сказали в Вашем последнем письме, дорогой друг мой, что если я не поеду в Париж, то Вы думаете уехать в Россию, то, пожалуйста, мой бесценный, повторяю опять мою усердную просьбу, не стесняйтесь нисколько моим желанием быть с Вами вместе в Париже, уезжайте прямо из Clarens в Россию. Я понимаю, что Вам это может быть даже очень нужно, в виду желания известной особы освободить Вас от себя. Я еще не изменила намерения поехать отсюда в Париж и даже сегодня буду писать туда о квартире. Мой проект есть такой: 1 февраля быть в Париже, пробыть там до 15 марта (все это по нашему стилю) и тогда в Россию через Петербург, где пробыть дня три-четыре, взять своих мальчиков и святой и поехать в Москву; там пробыть недели две-три и отправиться в Браилов как можно раньше, пробыть там до августа приблизительно и тогда опять за границу, но на самое короткое время....

Теперь расскажу Вам о своих музыкальных впечатлениях, мой милый друг. Были мы это время в двух концертах Иоахима; один был от Музыкального общества в большой зале, другой, его собственный, в малой зале дома Музыкального общества. Во-первых, скажу, что залы эти, в особенности большая, великолепны, отделано все, знаете, этою общею заграничною работою-позолоченным деревом с золочеными фигурами у колонн,– одним словом, очень красиво. Публикою было переполнено, дамы очень были нарядны, мужчины во фраках; на хорах (галерее) было очень мало народу. Иоахим, как исполнитель, восхитителен, пение у него такое, что дрожью пробегает по нервам, о технике и говорить нечего, что она изумительна. Выбором пьес я недовольна. Первое он играл концерт виотти, который хотя и очень хорош, Но скучно уже теперь, неинтересно слушать такое старье; второе было совсем новое сочинение-концерт Брамса, который мне совсем не понравился. Во-первых, какого-то симфонического характера; первой темы я никак не могла поймать, она так запутана, что вся кажется интродукциею. Вторая тема ни с того, ни с сего, без всякого побуждения в предыдущем является воинственною, наконец после Cadenza наступает какой-то сон; оркестр и solo играют ррр, и публике также хочется заснуть. Andante совсем уже бессодержательно: все ждешь, что автор вот-вот что-нибудь скажет, и так до самого конца ничего не дождешься. Последняя часть несколько живее предыдущих, но также нечистая и несвоеобразная: характер вроде венгерского, но но выдержан и производит впечатление разведенного водою вина. В общем этот концерт ничего не стоит, но публика была ему рада. вытребовала своего Brahnra и хлопала ему, не жалея перчаток. Иоахима также приняли отлично. Во втором своем концерте Иоахим устроил квинтет, за что я была очень сердита, потому что такого солиста, как он, интересно и слушать solo; сыграл бы он Ваш концерт, вот была бы прелесть! В квинтете участвовали два Helmesberger'a-папенька и сынок. Я не знаю, друг мой, имеете ли Вы понятие об этих личностях. Папенька-это завистливый интригант, и, попросту говоря, свинья ужаснейшая-так у него и на физиономии написано. Сын-пустейший, смешной фатишка. который носит женскую прическу и всегда и везде заботится только о своем лице. То один вид таких двух личностей у;ке возбуждает тошноту, а когда еще псе время старый Helmesberger топал такт ногою, и когда в одном месте виолончелист одним тактом рано вступил, то он сорвался с своего места и чуть не выцарпал ему глаза,-то уже совсем гадко стало. К тому же, играли квинтет Бетховена прескучнейший-Quintetto C-dur из четырех частей, и, вообразите, друг мой, все части мажорные и. кажется, все в C-dur -может ли быть что-нибудь несноснее этого? Но зато второе он играл Баха Sarabande el bourree для одной скрипки, и этот восхитительный Gavotte Баха, знаете, с вариациями, и, наконец, сыграл Fantasia Schumann'a, op. 131. Это прелестная и дьявольски трудная вещь для скрипки, и сыграл он ее изумительно.

Теперь у меня лежат билеты на два концерта флорентийского квартета (Jean Becker et C-ie). Я не знаю,.знаете ли Вы этого артиста, милый друг мой? Он отличный исполнитель-солист и очень милый писатель, хотя не отличающийся оригинальностью и самобытностью, но в обыкновенном духе он пишет очень мило, но очень мало.

Потом у меня приготовлены места на представления с Луккою; от этой певицы я также всегда прихожу в восторг...

Читали ли Вы в “Голосе”, дорогой мой, музыкальные очерки Лароша. в которых он говорит о Вашем “Евгении Онегине”? Как мне жаль Вас, что Вы должны сами писать либретто к Jeanne d'Arc-это мучительно. Во скольких актах предполагаете Вы ее сделать и как Вы решили насчет замены Lionel'я-Mongomery? Что делается с нашею сюитою?

До свидания, мой милый, несравненный друг. Жму Ваши обе руки. Всем сердцем горячо вас любящая

Н. ф.-Мекк.

Р. S. Безгранично благодарю Вас, бесценный друг мой, ва участие и внимание к моему приемышу Пахульскому; я все это принимаю как выражение Вашей дорогой дружбы ко мне. Я ему каждый [день] повторяю Ваши слова, чтобы он марал побольше бумаги.

5. Чайковский – Мекк

Clarens,

8/20 января 1879 г.

Милый и дорогой друг!

Жизнь моя продолжает идти тем же строго установленным порядком. Я очень доволен своей музыкальной работой. Что касается литературной, т. е. либретто, то этот труд наверно отнимет у меня хотя несколько дней жизни. Трудно передать Вам, до чего я утомляюсь. Сколько перьев я изгрызу, прежде чем вытяну из себя несколько строчек! Сколько раз я встаю в совершенном отчаяньи оттого, что рифма не дается, или не выходит известное число стоп, или оттого, что недоумеваю, что в данную минуту должно говорить то или другое лицо. Что касается собственно рифм, то я нахожу, что было бы большое благодеяние, если бы нашелся кто-нибудь, взявший на себя издать словарь рифм. Если не ошибаюсь, такой словарь есть у немцев. Быть может, и русский есть, да мне неизвестный.

Так как необходимо себя от времени до времени освежать и развлекать от работы, то я намерен на этой неделе съездить в Женеву. Там, между прочим, даются от времени до времени симфонические концерты. Не думаю, чтобы они были очень хороши, но я все-таки постараюсь съездить так, чтобы попасть на концерт. Кроме того, мне нужна нотная бумага, которой здесь не достанешь.

Зима продолжает стоять очень упорно, и Вы бы очень страдали здесь от холода. Я же этого не боюсь, и чем холоднее в комнате, тем лучше сплю. Но Алексей мой поплатился. Ему приходится обедать в очень холодной комнате у окна, он простудился и уже три дня болен флюсом, соединенным с маленьким лихорадочным состоянием. Сегодня однако ему гораздо лучше. Часто, гуляя, я вспоминаю Сан-Ремо, в котором как раз в это время был в прошедшем году. Какая огромная разница в климате! В это время, если Вы помните, я собирал там фиалки и посылал их Вам. Днем там бывало так же тепло, как в мае в России. Но, как местность, Сан-Ремо не оставил во мне приятного воспоминания, и я безусловно предпочитаю берега Лемана пресловутым прелестям Riviera Ponente. Зато Модест мой бедный в каждом письме с грустью вспоминает прошлый год. Ему ужасно нравилось и Сан-Ремо и в особенности Флоренция. Вообще вся поездка оставила в нем неизгладимо приятные воспоминания. Дело в том, что он был там со мной, а это для него бесконечно приятнее, чем жизнь с родителями его воспитанника, с которыми он никак не может сойтись по душе. Впрочем, внешние их отношения хороши теперь, и вообще он не жалуется, но пишет, что без стеснения сердца не может вспомнить прошлый год. Мое авторское сердце преисполнено гордости. Модест пишет, что мое стихотворение очень нравится и ему и всем, кому он его читал. О, если б столь же удачно вышло мое либретто!

С большим нетерпением жду известий от Вас, о Вашем здоровье, о том, как проводите время и много ли слышите музыки. Пожалуйста, друг мой, не принуждайте себя писать мне большие письма. Я буду вполне доволен коротенькими, лишь бы знать, здоровы ли Вы и что делаете.

До свиданья.

Ваш П. Чайковский.

Уехали ваши мальчики! Воображаю, как Вам кажется теперь пусто без них!

6. Чайковский – Мекк

Clarens,

10/22 января 1879 г.

Получил Ваше письмо, бесценный и милый друг мой! Как я понимаю тоску Вашу по сыновьям! В ней разве только то хорошо, что ценою этой тоски получается радость свидания. А до свидания Вам ведь не особенно далеко!

Я оттого гадательно и условно писал Вам о Париже, что у меня в голове давно уже сидела следующая мысль: “А что,-думал я,-если Н[адежде] Ф[иларетов]не не хочется ехать в Париж, а между тем она, может быть, по своей бесконечной доброте и деликатности несколько стесняется обещанием, данным мне, пожить там в одно время со мною?” Угнетаемый этой мыслью я и написал о Париже в таком смысле, чтобы Вы вывели заключение о моем равнодушии к этому городу и вследствие того вовсе бы не принимали меня во внимание. Теперь, когда я вижу, что Вы во всяком случае едете в Париж, я могу без всяких уверток сказать Вам, что я поеду туда же с величайшим удовольствием и что мне этого ужасно хочется. В настоящее время, когда у меня такая трудная, такая утомительная работа, мне удобнее всего жить в таком городе, как Париж, но, разумеется, incognito, не якшаясь с музыкантами или соотечественниками, коих там не мало. Дело в том, что, целый день сидя за работой, к вечеру ощущаешь потребность в развлечении, способном совсем отвлечь мысли от “Иоанны д'Арк”, со всеми ее атрибутами. А в Париже такому театралу и такому фланеру, как я, есть масса доступных и вполне подходящих развлечений. Я и здесь посредством разнообразного чтения умею по вечерам развлечь и освежить себя, но чтение есть все-таки деятельность мозга и напряжение, и хотя я себя отлично чувствую, хотя я ранее конца месяца отсюда и не желал бы уехать, но все-таки заранее знаю, что в Париже работа пойдет у меня еще быстрее. Знаете ли, мой дорогой друг, что у меня первое действие уже совсем готово, что первая половина второго действия через неделю тоже будет готова, и таким образом, вместе с тем, что мной написано во Флоренции, я буду на днях иметь два полных действия!!! А уеду из-за границы, имея в своем портфеле добрых три четверти целого! Ну, как мне не быть благодарным и преданным Вам до последнего издыхания? Ведь я Вам обязан этими результатами! Впрочем, с моей стороны несколько самоуверенно радоваться появлению на свет и быстрому росту нового детища. Я всегда увлекаюсь и даже иногда восхищаюсь своим последним чадом и потому совершенно неспособен теперь сказать решительно, есть ли оно крупный шаг вперед. Но мне кажется, что да!

Вы спрашиваете, сколько действий в опере. Если позволите, я Вам, вкратце, расскажу сценариум.

Действие I. Крестьянки украшают венками заветный дуб Донреми и поют хор. Входит Иоанна, ее отец и ее pretendu [жених]. Отец говорит, что не время петь и веселиться, когда Франция погибает. “В такие тягостные времена,-говорит он,-для женщины необходим мужественный защитник”, и он предлагает Иоанне выйти за ее pretendu, который ее любит. Она не отвечает; он усиливает просьбу; жених просит его не принуждать ее. Трио. Наконец Иоанна говорит, что ей богом дано другое назначение. Старик гневается и подозревает (по Шиллеру), что она вошла в сношение с нечистой силой. Он осыпает ее упреками и угрозами. На небе показывается зарево пожара, и слышен набат. Являются бегущие от англичан поселяне с женами и детьми, ищущие спасения и пристанища. Один из прибежавших в кратком рассказе описывает, что случилось и в каком положении Франция. Все считают себя обреченными на погибель. Тут выступает Иоанна и в экстазе пророчествует, что Орлеан будет освобожден и Франция спасена. Все изумлены, и хор говорит, что “в наше время чудес уж не бывает”. “Есть чудеса,-отвечает она,-и одно чудо уж свершилось!” Салисбури (главный и самый страшный вражеский вождь) убит. Никто не смеет верить. Является воин, пробившийся через вражеский стан, и подтверждает известие. Ансамбль и молитва. Все уходят. Иоанна остается одна. Она решает, что час настал и пора исполнить свое призвание. Но вдруг на нее нападает страх и тоска разлуки с родиной. Хор ангелов подтверждает ей повеление. Она просит, чтобы чаша миновала ее. Ангелы внушают ей решительность и мужество. Она приходит опять в свой религиозный экстаз и решается.

Действие II. В замке Шинон у короля. Слабый, но добродушный король занимается, сидя со своей Агнесой, слушанием пения менестрелей. По окончании пения он изъявляет свое удовольствие и велит певцов угостить и “каждому по цепи золотой”. Дюнуа говорит ему, что не только золотых цепей, но ничего нет в казне. Король огорчен. Агнеса уходит, чтобы собрать все свои драгоценности и отдать их на общее дело. Дюнуа внушает королю его долг стать во главе войска и идти сражаться. Король готов и сражаться, но он влюблен в Агнесу, и ему тяжело расстаться с ней. Дюнуа в резких выражениях говорит ему опять о его обязанностях. Дуэт. Король воодушевляется и решается “обратить двор в военный стан”. В эту минуту является один из рыцарей, раненный, и говорит, что сражение проиграно и он пришел умереть в ногах короля и показать ему. что теперь не до песен, а нужно умирать за родину. Но король, потеряв всякую надежду на успех, хочет бежать за Луару. Дюнуа упрекает его и уходит. Король остается один в мрачной задумчивости. Является Агнеса. Она старается ободрить его. Любовное объяснение. Вдруг прибегают Дюнуа, архиепископ, рыцари и рассказывают, что свершилось чудо: появилась чудесная дева, и сражение выиграно. Вслед за тем слышны восторженные клики народа, и затем является Иоанна. Король, чтобы испытать ее, велит на свое место стать Дюнуа, но она не поддается обману и обращается прямо к королю. Потом она рассказывает историю своих видений и как ей было сказано, что она спасет Францию, но с условием, чтобы никакая земная любовь не закралась к ней в душу. Все уверовали в нее. Поется ансамбль и громкий финал.

Действие III. Картина 1. Эту картину я еще не вполне обдумал. Тут она должна встретиться (по Шиллеру) с Лионелем или Монгомери (это все равно) и влюбиться, вследствие чего она не может до конца исполнить свое призвание.

Картина 2. Коронация в Реймсе. Марш. Король всенародно признает заслуги Иоанны и веру в вложенную в нее силу свыше. Является отец ее и говорит, что она всех ввела в заблуждение, что она посланница не неба, а ада, что она колдунья и т. д. “Пусть, если я ошибся, скажет она всенародно, что она безусловно чиста сердцем”,-говорит он. Все требуют, чтобы она оправдалась, но она, считая себя преступной, молчит. Архиепископ троекратно спрашивает ее, и каждый раз вместо ее ответов слышатся удары грома. Все поражены и уходят. Иоанна остается одна. К ней подходит Лионель (или Монгомери), который из любви к ней перед этим перешел на сторону короля [В этом нет натяжки, потому что у Шиллера, согласно с историей, герцог Бургундский, бывший на стороне англичан, переходит к королю. (Прим. Чайковского.)] и хочет следовать за ней повсюду. Она убегает от него.

Действие IV. Картина 1, тоже еще не обдуманная. Она происходит в лесу. Лионель преследует бегущую от него Иоанну. Он влюбился в нее. Когда она проклинает и гонит его, как своего злейшего врага, он, чтобы отомстить, предает ее в руки англичан.

Картина 2. В Руане. Иоанну ведут на костер. Лионель умирает в ногах эшафота, пораженный небесным гневом. Иоанна входит на костер. Народ тут начинает понимать, что взведенные на нее обвинения-клевета, и начинает протестовать. Тогда распорядители поспешают с казнью. Ее возводят на эшафот. Она падает духом, но хор ангелов поддерживает ее. Показывается внизу пламя. Общий крик ужаса, и занавес падает.

Вся эта сцена хорошо обработана у Барбье, и я возьму ее оттуда.

Простите, дорогой мой друг, за то, что я несколько небрежно написал письмо это. Дело в том, что я немножко устал.

В субботу хочу съездить в Женеву, быть вечером в концерте или в театре, ночевать там и возвратиться сюда в воскресенье.

Будьте здоровы, драгоценный друг мой.

Ваш П. Чайковский.