Текст книги "Другая женщина"
Автор книги: Пенни Винченци
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)
– Я люблю тебя, – признался он как-то вечером, когда они, взявшись за руки, наблюдали, как солнце садится в Мексиканский залив. – Я люблю тебя так, как никого не любил со дня смерти Дидре. Ты заполнила все мое существо, Гарриет. Я сам себя не узнаю.
– И я живу только тобой, и это навсегда.
Но случилось иначе. Они начали ссориться, недовольные собой и друг другом. Они скучали, когда не виделись, но стоило им встретиться, как ссоры начинались снова.
Он ревновал ее к настоящему, к ее молодости и к ее друзьям. Она ревновала его к прошлому, к его многочисленным женам и связям.
– Как же я могу не ревновать, зная твое прошлое, твои многочисленные увлечения? – выкрикивала она, плача, когда он долгое время отсутствовал, или не звонил, или не был в том месте, где обещал быть.
– Господи, Гарриет, я же люблю тебя. Мне даже и в голову не приходило изменять тебе.
Или:
– Ради всего святого, перестань ревновать. Это я ревную тебя. Ты молода, красива, мне так и чудится, что ты занимаешься любовью с каким-нибудь юным шалопаем.
И она кричала в ответ:
– Но, Тео, как я могу с кем-то спать, если я люблю только тебя!
Они мирились, решали, что в самое ближайшее время расскажут всем о своей любви, но шли дни, а они все откладывали, боясь показаться смешными, навлечь на себя гнев близких людей, и все оставалось по-прежнему. Страх всегда пересиливал любовь.
– Ну хорошо, – сказал он как-то вечером, когда, вернувшись в его квартиру, они снова ругались, после того как не нашли в себе мужества рассказать обо всем Манго, Крессиде, Джеймсу и Мэгги за обедом в доме Форрестов. – Ну, хорошо, я трус и слабак, пусть так, но ведь и ты хороша, Гарриет! Ты вела себя не лучше. Так что мы оба виноваты.
– Да, я знаю, знаю, – сказала она, рыдая. – Не понимаю, почему мне так трудно это сделать. Мне очень жаль, но я не могу пересилить себя.
– Ну, вот видишь, – сказал он, вытирая ладонью ее слезы. – В этом есть что-то позорное, какое-то кровосмешение.
– Да, – согласилась она, – это ужасно.
– Все дело в том, что мы все время думаем об этом. Нам надо постараться не думать. Что позорного в том, что я люблю тебя, а я люблю тебя очень сильно.
– Я тоже тебя очень люблю.
– Возможно, нам стоит пожениться, – внезапно предложил он, и она посмотрела на него полными ужаса глазами.
– Вот это действительно будет ужасно, – сказала она.
– Мне никто никогда не отказывал, – сказал он, стараясь свести все к шутке, – ты первая. – Он с улыбкой взглянул на нее и внезапно понял, что она говорит серьезно. – Почему? – спросил он. – Что же тут ужасного?
– Мне противно быть пятой миссис Баган, – сказала она с отвращением.
– Но, ради Бога, почему?
– Потому что я… я вообще не хочу быть чьей-либо женой, а уж тем более твоей.
– Что за глупости ты говоришь?
– Я говорю правду.
– Мне казалось, что ты любишь меня.
– Я люблю тебя, но не хочу быть твоей женой.
– Но, черт возьми, почему?
– Потому что это абсурдно. В этом есть что-то неприличное.
– Ну ты даешь, – сказал он и ушел, хлопнув дверью. Он долгое время не появлялся и не звонил ей.
Она отлично понимала, что оскорбила его, но ничего не могла с собой поделать. Быть женой Тео казалось ей менее достойным, чем быть просто его любовницей. Когда она, наконец, дозвонилась до него и он согласился ее выслушать, она сообщила ему, что по-прежнему любит его и готова жить с ним.
– Но, Тео, – сказала она, – ты так обесценил брак, что быть твоей женой я считаю для себя позором. Давай будем жить как две независимые личности.
– Покорно благодарю, – ответил он и повесил трубку.
Их еще долго тянуло друг к другу, и временами они встречались, но каждая встреча заканчивалась новой ссорой. Задетый за живое отказом Гарриет выйти за него замуж, Тео снова и снова с непостижимым упорством предлагал ей стать его женой, и вскоре это превратилось у него в навязчивую идею. Она, в свою очередь, предлагала ему просто жить вместе, но он не хотел даже слушать об этом.
– Если перспектива стать моей женой тебе так противна, – говорил он, – то, значит, тебе противен и я сам.
И сколько она ни пыталась разубедить его в этом, он стоял на своем.
Их отношения, сейчас такие хрупкие и болезненные, зашли в тупик, и они решили расстаться, как ни трудно им это было. Для них разрыв и горе, причиненное им, были лучшим выходом из положения, чем страх показаться смешными.
– Это ужасно, ужасно, – рыдая, повторяла Гарриет, – я не вынесу этого.
И он:
– То же самое ты мне говорила, когда я впервые признался тебе в любви.
– Да, да, я помню, – отвечала она между всхлипами. – Ничего хорошего из нашей любви не вышло.
– Да, ничего, – отвечал он.
Прошло много времени, прежде чем Гарриет начала понемногу успокаиваться, и вдруг, как гром среди ясного неба: Тео собирается жениться на Саше. Потрясение было ужасным: она перестала спать, осунулась и похудела. Она боялась встречи с ним. Когда они впервые встретились после долгой разлуки, она думала, что умрет.
– Теперь я понимаю, – сказала она Тилли, которая одна знала о ее любви, – как люди доходят до убийства. Если бы мне представилась возможность, я бы убила сначала его, а затем и ее.
Тилли попыталась напомнить ей, что она сама во всем виновата, отказавшись выйти за Тео замуж.
– Я знаю, знаю, – отвечала Гарриет, – но он мог бы не жениться на этой пустышке, ведь прошло даже меньше года.
– Может, он еще в большем отчаянии, чем ты, – заметила Тилли. – Кстати, о пустышке, а как в таком случае называют мужчину?
– Пустыш, – ответила Гарриет и разразилась громким хохотом, перешедшим в истерику. Но слова Тилли все-таки подействовали на нее успокаивающе…
Она решила поискать отца и Сюзи и угостить их чаем, которого они так жаждали. Наверняка они где-то у дома. Поставив на поднос две кружки с чаем, она вышла во двор через задний ход, но их там не было. Не было их и в саду, и на теннисном корте. Значит, они пошли к мостику, который был излюбленным местом не только одной Крессиды. Она толкнула маленькую калитку и вышла в поле. Мысли о Тео и Крессиде, о работе настолько завладели ею, что она забыла, куда и зачем идет. Незаметно для себя она оказалась у моста. И вдруг заметила их, сидящих на скамейке, тесно прижавшихся друг к другу, голова Сюзи на плече отца, руки сцеплены, глаза смотрят вдаль – так могут сидеть только очень близкие люди. Здесь не могло быть никакой ошибки – поза говорила сама за себя. Так могут сидеть женатые люди, хотя она никогда не видела, чтобы ее родители когда-нибудь сидели вот так. Не сидела так и сама Сюзи со своим мужем Алистером – так, легкое объятие, не более. Они, должно быть, почувствовали ее присутствие, потому что оба сразу повернули головы и посмотрели на нее.
На лице Сюзи было написано удивление, смешанное со страхом, и Гарриет вспомнила слова Тео, сказанные им в первый вечер в ресторане: «Твой отец здравомыслящий человек», и слова Сюзи: «Я хорошо умею хранить секреты» – и с внезапным озарением она вспомнила, что часто ловила счастливые взгляды, которыми они обменивались друг с другом; поняла она и странное поведение своей матери, и постоянное внимание к ней со стороны отца. Все это моментально пронеслось у нее в голове, и многое встало на свои места.
– Гарриет, я думаю, нам надо поговорить, – услышала она голос отца.
– Нет, – ответила она резко, – я так не считаю. У меня для этого просто нет времени. Я принесла вам чай. К сожалению, он уже остыл.
Она поставила поднос на траву и, повернувшись, быстро зашагала к дому, удивляясь, почему ее так больно поразило открытие, что у ее отца есть любовница, пусть это даже и лучшая подруга ее матери; почему она, взрослая, опытная женщина так переживает из-за этого? Ответ пришел сам собой и был чрезвычайно прост: через все свое детство она пронесла уверенность в том, что ее родители любят друг друга, преданы друг другу, и вдруг такое внезапное открытие. Но даже не в этом главное – главное в том, что Тео был в курсе всех их дел и ни словом не обмолвился ей об этом.
Казалось, белый свет померк, в кухне было сумеречно. Наверное, уже темнеет. Она посмотрела на часы, но было еще очень рано. И вдруг она поняла, что это слезы застилают ей глаза. Она со злостью вытерла их, налила себе чаю и села за стол, раздумывая, как ей жить дальше. Взгляд ее упал на белый конверт, прислоненный к тостеру. Она вгляделась в него и узнала аккуратный почерк Крессиды: « Форрестам. Срочно».
Она осторожно взяла конверт, как будто это было раскаленное железо, повертела его в руках, боясь распечатать. Потом встала, подошла к двери и выглянула наружу.
– Кресс, ты здесь?
Ответа не последовало, да она и не ожидала его услышать. Вернувшись на кухню, она села за стол и с величайшей осторожностью вскрыла конверт. Из него выпал кусочек бумаги. Она подняла его и прочитала:
«Мамочка, папочка и Гарриет! Простите меня, если можете. Поверьте, что у меня не было выбора. Я в полной безопасности. Позвоню, когда смогу.
С любовью, Крессида».
Глава 14
Джеймс. Пять часов вечера
– Папа, почему ты разговариваешь со мной таким тоном? – разозлилась Гарриет. – Я же сказала тебе, что этого проклятого письма здесь раньше не было.
Она прекрасно понимала, что отец злится вовсе не из-за письма, а из-за того, что она застала его с Сюзи, но все равно ей было обидно.
– Гарриет, успокойся.
– Прости, – ответила она с таким видом, что было ясно: она не простит его никогда. – Ты себе представить не можешь, как ужасно я себя чувствовала. Словно я увидела привидение.
– Я понимаю.
Джеймс тяжело вздохнул. Он чувствовал себя совершенно разбитым, лишенным способности сочувствовать чужому горю, даже горю Сюзи. Он так устал от всех. Ему хотелось поскорее уйти и заняться каким-нибудь простым, хорошо знакомым ему делом, как, например, поиграть в теннис, покататься на лодке или уж в крайнем случае принять ребенка у какой-нибудь разумной женщины, которая легко рожает и не требует к себе особого внимания. И еще бы хорошо, чтобы рядом стояла медицинская сестра и восхищалась его умелыми действиями. Мысль была настолько смешной, что он невольно улыбнулся.
– Я рада, что ты находишь все смешным, – с раздражением сказала Гарриет.
– Дорогая, я не считаю это смешным. Просто я улыбнулся своим мыслям.
– Не понимаю, как ты можешь улыбаться в такое время. – Сюзи считает, что мы должны сообщить полиции о паспорте. Я думаю, что она права.
– Не понимаю зачем.
– Потому что если Крессида получила дубликат паспорта, то могла улететь и за границу. Это же яснее ясного.
– Да, да, ты совершенно права, – сказал Джеймс. – Он выглядел совершенно потерянным. – Я обязательно позвоню им немного позже. Давайте сначала разберемся с письмом.
– Совершенно очевидно, – бодро начала Сюзи, – что кто-то подложил его. Не могло же оно появиться само. Кто-то вошел в дом и положил его на стол. На нем есть дата, Гарриет?
– Нет, но я поняла, что оно написано сегодня.
– Но ведь не исключено, что и вчера?
– Я просто не могу в это поверить, – сказал Джеймс. – Не могла же она все заранее спланировать? Это было бы просто жестоко.
– А я считаю, что могла, – твердо сказала Гарриет. – Она взяла с собой свое свадебное платье, получила новый паспорт. Все было хорошо организовано.
– Возможно, возможно, – ответил Джеймс. – Просто мне невыносима сама мысль, что она могла все спланировать. Потом я вспомнил слова Оливера, которые сейчас мне кажутся странными.
– А что он сказал? – спросила Гарриет почти грубо. – И почему ты нам ничего не рассказал?
– Откровенно говоря, я просто не придал этому значения. Кажется, он сказал: «Не могла же она в самом деле убежать», – или что-то в этом роде.
– Джеймс, почему же ты не придал этому значения? – с удивлением спросила Сюзи. – Почему ты не рассказал нам? Если Оливер знает…
– Сюзи, Оливер ничего не знает. Ты думаешь, я не рассказал бы вам, знай он что-нибудь? Просто он сказал мне, что дня три или четыре назад она очень нервничала и говорила, что ей хочется убежать куда глаза глядят. Просто она была очень напугана. Это все, что он сказал. Не думаю, что найдется много невест, которые хотят убежать накануне своей свадьбы.
Джеймс надеялся, что его слова прозвучали убедительно. Он и сам сейчас не понимал, почему не расспросил Оливера поподробнее, хотя, тот, кажется, был не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы.
– Мне почему-то кажется, – сказала Сюзи, поднимая голову от письма, – что она действовала под нажимом. Кто-то заставил ее убежать.
– Значит, она все-таки убежала! – возмутилась Гарриет. – Чудесно! Она верна себе в своих поступках.
– Дорогая, почему ты говоришь о ней так враждебно? Ты раньше никогда не отзывалась так о Крессиде.
– Раньше я все держала в себе. Да к тому же мне раньше не давали возможности высказаться. Меня просто отсылали из комнаты, а потом и вообще отправили в школу. – Она говорила тоном маленькой обиженной девочки, да и вид у нее был такой же: бледная, с испуганными, полными отчаяния глазами.
– Гарриет, как ты можешь такое говорить?
– Сейчас это не имеет никакого значения. – Она вяло махнула рукой. – Эти разговоры нас никуда не приведут. Мне надо выпить.
– Не рано ли для выпивки? – спросил Джеймс, посмотрев на часы. – Сейчас только начало шестого. Господи, Крессида отсутствует уже целых двенадцать часов!
– Плевать, что рано! – ответила Гарриет. – Если сам не пьешь, то не запрещай этого другим. – Она направилась к холодильнику. – Сюзи, выпьешь вина?
– Пожалуй, выпью, – ответила Сюзи.
Гарриет налила два стакана вина и протянула один Сюзи. Они стояли, потягивая вино, и чувствовали себя неловко.
– Чудесное вино! – сказала Сюзи.
– Ты находишь? – спросила Гарриет. – Мне тоже оно кажется вкусным и немного терпким.
Джеймс посмотрел на их смущенные лица и невольно рассмеялся.
– Тебе все кажется смешным! – с раздражением заметила Гарриет.
– Ну разве это не смешно? Исчезнувшая невеста, банкет на триста человек, который пришлось отменить, увядшие цветы, полиция, поднятая на ноги, письмо, появившееся неизвестно откуда, а вы стоите и обсуждаете достоинства калифорнийского вина!
– Можем пообсуждать что-нибудь другое, – сказала Гарриет.
– Послушай, Гарриет, – начала Сюзи, – мне бы хотелось… ну… ты видела меня с твоим отцом… это совсем не то, что ты думаешь.
– Сюзи, пожалуйста, я не такая уж глупая. Я все прекрасно понимаю. Давай не будем говорить на эту тему. Нам нужно решить, что делать с запиской. Мы будем звонить в полицию? Или, может, сами выясним, кто принес это письмо? Не можем же мы сидеть сложа руки и пить вино.
– Это была твоя идея – выпить, – заметил Джеймс.
– Ради Бога, папа, давай не…
В это время открылась дверь, и в комнату вошла Мэгги. Она была очень бледной, с растрепанными волосами, но на ее лице сияла улыбка.
– Я только что проснулась, – сказала она, – и чувствую себя гораздо лучше. Есть какие-нибудь новости?
Гарриет и Сюзи молча посмотрели на Джеймса.
– Что? Что случилось? – встревоженно спросила Мэгги.
– Ничего особенного, – ответил он. – Его первым порывом было спрятать письмо. Он боялся, что у Мэгги снова начнется истерика.
– Кое-что случилось, – сказала Гарриет, презрительно глядя на отца. – Мама, мы получили письмо… От Крессиды. Вот оно.
Мэгги тяжело опустилась на стул и взяла в руки письмо. Она несколько раз прочитала его и спросила, где оно лежало.
– На кухонном столе. Оно появилось совсем недавно.
– Не могло же оно появиться само по себе! Должно быть, его принесла сама Крессида. Вы искали ее?
– Конечно искали, Мэгги, – ответил Джеймс, удивляясь, как это не пришло им в голову, – но ее нигде нет. Здесь вообще никого не было.
– Как это не было? А Жанин? Где она сейчас? Может, она видела Крессиду?
– Она устала и спит, – ответила Гарриет.
– Устала?! – воскликнула Мэгги. – От чего она могла устать? Она вообще ничего не делала.
– Мэгги, конечно же, она устала. Она только вчера прилетела из Парижа, волновалась вместе с нами, и вообще она уже женщина в возрасте.
– Ну хорошо, хорошо, – сказала Мэгги, – но нам нужно разбудить ее и спросить о Крессиде. Может, она что-то видела или слышала.
– Мэгги, я думаю… – начал Джеймс.
– Джеми, мне неинтересно, что ты думаешь, – перебила его Мэгги. – Гарриет, пойди и разбуди Жанин. Кто еще есть в доме?
– Никого. Все уже уехали. Не видно ни одной машины.
– Что ты там мямлишь, Джеймс? Сюзи, дай мне стакан вина. Алистер здесь?
– Нет, он уехал в Лондон, – ответила Сюзи.
– Все понятно, – сказала Мэгги.
Джеймс бросил на жену встревоженный взгляд, но лицо Мэгги было непроницаемым.
Вернулась Гарриет и села возле матери, демонстрируя свое презрение Джеймсу.
– Жанин сейчас умоется и придет, – сказала она, – но она ничего не слышала.
– Мы должны оставить ее в покое, – сказал Джеймс, злясь на дочь за ее поведение.
– Это единственное, на что вы способны, – сказала Мэгги. – Вас ничто не волнует. Вам ни до чего нет дела, и в первую очередь тебе, Джеймс. Нет человека – нет проблем.
Джеймс почувствовал знакомый страх и вместе с ним некоторую надежду. Вот сейчас она что-то скажет, выведет их с Сюзи на чистую воду. Всю свою жизнь он только и делал, что ждал этого, но она молчала. И вот она сидит, как большая жирная кошка, и играет с ним, как с мышью, и, как всегда, заставляет его трепетать. Сколько раз ему хотелось выплеснуть ей все в лицо, заставить ее говорить, но он никогда не решался и, наверное, никогда не решится. Он предпочитает думать, что так ему будет легче, что он не может оскорбить Мэгги признанием, что пусть все идет, как и шло.
У Джеймса был просто талант обманывать самого себя, но сейчас дело зашло слишком далеко. Они с Мэгги всю жизнь играли в молчанку, хотя оба отлично понимали, что происходит. Джеймс всегда панически боялся скандалов, развода. Ситуация была, конечно, не из лучших. Он был бы гораздо счастливее, если бы женился на Сюзи, но он упустил эту возможность еще тридцать лет назад, хотя потом все вышло не так уж и плохо. Он виделся с Сюзи всегда, когда хотел, у него была свобода, деньги – правда, только его зарплата, на которую не прокормишь сразу две семьи. Господи, ну почему он дал обещание Сюзи? Как теперь выпутаться из этого? Придется придумать какой-нибудь хитрый ход. У него нет ни малейшего намерения создавать с ней семью, это было бы непростительной глупостью, сплошным кошмаром. Но она не должна знать об этом, иначе она просто сойдет с ума, и это еще больше обострит ее болезнь. Возможно, когда они будут четко знать, что ее могут вылечить, когда она будет чувствовать себя лучше, он осторожно скажет ей, что ее идея жить вместе не принесет их семьям ничего хорошего. А вдруг она… Господи, как он может так думать? Ведь он так любит ее и любил все жизнь. Но что будет с ним? Он никогда не сможет бросить Мэгги. Мысль о смерти Сюзи постепенно перестала казаться ему такой уж ужасной. Он посмотрел на нее, такую спокойную, такую мужественную. Она всегда была сильной женщиной. Сейчас ей понадобится все ее мужество. Он не должен полностью исключить ее из своей жизни. Он постарается сделать все, чтобы помочь ей.
Он посмотрел на Мэгги, чувствуя ее враждебность к нему. Что она еще выкинет? Но она внезапно улыбнулась и сказала:
– Прости меня, Джеймс. Я не хотела тебя обидеть. А вот и Жанин. Проходи, дорогая. Хочешь стаканчик вина?
Четверть часа они перечитывали письмо, спорили, как оно могло попасть на кухню, высказывали разные догадки: принес почтальон, разносчик газет, просто прохожий; затем еще долго решали, звонить ли в полицию, рассказать ли о письме Бергинам; все вместе дружно прислушивались к шорохам в саду, к гудкам автомобилей, к шагам прохожих.
– Я думаю, что все же надо позвонить в полицию, – сказал наконец Джеймс. – Как-никак, а письмо – ключ к разгадке. Пойду позвоню и скажу им. Господи, Мерлин, где ты был все это время?
В кухню быстрой легкой походкой вошел улыбающийся Мерлин. Он сменил свой утренний плащ на длинный белый кардиган и рубашку-сафари, заправленную в шорты.
– Решил немного погулять. Не могу сидеть без дела. Гарриет, дай мне чего-нибудь выпить. Не очень крепкого. Лучше пива. Эта чудесная девушка Тилли дала мне в машине пива. Теперь я только о нем и думаю. Вы нашли письмо? Это я положил его. Думал, вы его сразу увидите.
– Мерлин, так это ты положил письмо в кухне на стол? – с удивлением спросила Гарриет. Она нахмурила брови, готовая взорваться.
– Я не застал никого из вас, но решил, что вы скоро вернетесь.
– Мерлин, это письмо от Крессиды!
– Я так и понял. Я хорошо знаю ее почерк. Он у нее лучше, чем у тебя, Гарриет.
– И ты просто оставил его на столе? Мерлин, как ты мог?
– Гарриет, успокойся, – сказал Джеймс. – Мерлин, где ты его нашел? Кто-нибудь его тебе дал?
– Никто мне его не давал. Я сам его нашел.
– Где? Где оно было?
– В туалете, – сказал он таким тоном, как будто это было самым подходящим местом для письма. – Валялось на полу, за бачком. Я увидел его, когда стал поднимать свой компас. Не знаю, почему я взял его с собой. Очевидно, по привычке.
– Хорошо, хорошо, Мерлин, но в каком туалете?
– В том, что внизу. А какое это имеет значение? Наверное, глупая девчонка обронила его там. Забудем о нем. Хорошее пиво, Джеми. Должно быть, дорого стоит?
– Дороговато, – ответил Джеймс.
– В следующий раз, когда пойдешь покупать пиво, возьми меня с собой. Я им собью цену. А сейчас…
– Мерлин, – сказала Мэгги дрожащим голосом. – У нас есть дела и поважнее, чем цены на пиво.
– Прошу прощения, – весело сказал Мерлин. – Что, есть какие-то новости?
– Боюсь, что нет, – ответил Джеймс. – Мы сейчас здесь спорили, стоит ли нести письмо в полицию. Мы думали, что его только что прислали.
– Должно быть, оно валялось там целый день. Она потеряла его, когда убегала. Мне кажется все это странным.
– Я же говорила вам, что ей было плохо, – сказала Жанин. – Я слышала, как ее тошнило. Бедная девочка!
– Вас тоже втянули в эту историю? – спросил Мерлин. – Просто все с ума посходили. Я думаю, она положила его на бачок, когда…
– Возможно, – поспешно перебила его Гарриет.
Они все старались не думать о причине, которая заставила Крессиду сбежать, оставив письмо. «Бедная девочка, – думал Джеймс, – измученная, запуганная. Она, должно быть, услышала на лестнице чьи-то шаги и убежала, забыв о письме». Он тяжело вздохнул.
– Бедное дитя, – сказал он вслух. – Бедное маленькое дитя!
– Я все еще думаю, – сказала Сюзи, – что она была сильно возбуждена. Что-то напугало ее, и она убежала. Кто-нибудь звонил ей на квартиру?
– Мы звоним туда каждый час, но никто не отвечает, – сказала Мэгги.
– Мне кажется, кто-то должен подняться к ней. Руфус или Манго. Странно, что до сих пор никто этого не сделал. Никто из нас там никогда не был, и еще неизвестно, что нас там ожидает. Я знаю, что ни у кого нет ключа, но все-таки… Жаль, что у нее не было соседки. Как бы она помогла нам сейчас. Я всегда ей говорила, что она не должна жить одна, и вот теперь…
– Не думаю, что Крессиде надо было иметь соседку только потому, что та могла бы нам помочь в случае ее возможного исчезновения.
Джеймс почувствовал ехидство в собственном голосе, но ничего не мог с собой поделать.
– Джеймс, не ворчи, – сказала Сюзи. – Мэгги совершенно права. Нам надо обязательно проверить ее квартиру. Хотите, я попрошу об этом Руфуса?
– Спасибо, Сюзи. Почему ты считаешь, что она была возбуждена? Мне она казалась очень спокойной и счастливой. Не было никаких причин…
– Она была чертовски хорошая актриса, – перебил Мэгги Мерлин. – Никто не умел так притворяться, как Крессида.
– Мерлин, прошу тебя, – сказала Мэгги.
– Почему я должен молчать? Гарриет, дай мне еще баночку пива. Прекрасный напиток! А что касается Крессиды, то я всегда выручал ее, даже привозил подарки. Помнишь тот случай с черепом, Гарриет?
– Мерлин, не сейчас, – попросил Джеймс.
– Да, помню, – ответила Гарриет, и все посмотрели на нее.
– Что это за случай? – заинтересовалась Сюзи.
– Мерлин…
– В чем дело, Джеймс? Однажды я привез Гарриет череп. Я знал, что он ей понравится. Я выменял его у одного племени на маленький транзисторный приемник. Она была в восторге. Сказала, что начнет коллекционировать черепа. Только в тот раз я ничего не привез Крессиде. Просто мне не попалось то, что она любит, – куклы и прочая дребедень. Она, кажется, совсем не обиделась, пока не появилась ее мать. Тогда она начала плакать и кричать. Ей бы позавидовала сама Гарбо. Кричала, что я всегда о ней забываю, никогда не привожу подарков, и потребовала череп. Ты помнишь этот случай, Мэгги?
– Совсем не помню. Мерлин, может, не надо…
– Забыла? Ты тогда закатила мне сцену и приказала отдать череп Крессиде. Ты сказала, что я всегда привожу подарки только Гарриет и тем самым обижаю Крессиду. Так вот, через неделю она бросила череп собакам. Мы сами видели это, правда, Гарриет? Когда она поняла, что мы все видели, то снова залилась слезами и сказала нам, что ее мучают кошмары и что она поэтому выбросила череп. Я всегда восхищался, как она умеет вывернуться.
– Не думаю, что такие разговоры нас куда-нибудь приведут, – холодно заметила Мэгги.
– Естественно, нет. Я просто сказал, что Крессида хорошая актриса.
– Я думаю, – сказала Мэгги, – что Сюзи совершенно права. Кто-то давил на нее и принудил к побегу. На сегодняшний день это единственное разумное объяснение. Бедняжка! – Мэгги была бледна, и ее голос дрожал.
– Давайте прекратим эти бессмысленные разговоры. Вы можете сказать мне, должен я звонить в полицию или нет? – Голова у Джеймса раскалывалась, и он чувствовал, что ему вот-вот станет дурно.
– Я думаю, что следует, – сказала Мэгги, – и обзвони еще раз все больницы. Если она себя накануне плохо чувствовала, то могла попасть в больницу.
– Я думаю, прежде нам нужно поговорить с Оливером, – сказала Гарриет. – Неужели он не заметил того, что происходит с Крессидой? Может, позвать его сюда?
– Он ушел гулять с Тилли, – сказал Джеймс как можно равнодушнее, хотя при одном упоминании имени Тилли ему становилось плохо.
– Думаю, они уже вернулись. Давайте позвоним в гостиницу.
– Знаете, что я вам скажу? – вмешался Мерлин. – Я совсем не доверяю матери Оливера. Мне кажется, она что-то знает.
Все с интересом посмотрели на него.
– Джулия?! Но почему ты так думаешь, Мерлин? – удивилась Гарриет.
– Я не люблю ее. Чертовски глупая женщина! Говорит на каком-то идиотском языке.
– Мерлин, у американцев такой же язык, как и у нас, – рассмеялась Сюзи.
– Ерунда! Ты когда-нибудь слушала их внимательно? Несут всякую чепуху о приоритете, о соответствии и очень довольны собой. Знаете, что она однажды меня спросила? Не чувствую ли я себя ущемленным, не женившись. Ущемленным! Вы только подумайте! Я ответил, что чувствовал бы себя последним дураком, если бы женился и стал тратить свои деньги на какую-то глупую бабенку, не говоря уж о моей свободе.
– Мерлин! – сказала Гарриет, явно повеселев. – Я очень тебя люблю, но почему ты решил, что она знает о Крессиде?
– Я этого не говорил. Ты плохо меня слушала, Гарриет. Я просто сказал, что она что-то знает. Надо бы расспросить ее.
Джеймс посмотрел на Жанин. Он вспомнил, что она тоже говорила, что не любит Джулию и не доверяет ей. Но вряд ли этот факт может служить основанием для того, чтобы устроить Джулии перекрестный допрос.
– Я согласен с Гарриет, что нам надо поговорить с Оливером. Может, следует пригласить сюда Бергинов? Как-то невежливо, что мы их раньше не пригласили. Мэгги, тебе это будет не тяжело? Ты выдержишь?
– Разумеется, выдержу, – сухо ответила Мэгги, однако послала мужу вежливую улыбку примерной жены.
Джеймс решил пойти переодеться, так как чувствовал, что его рубашка уже несвежая. Он поднялся к себе в кабинет, когда зазвонил телефон.
– Джеймс, это Тони Бекон. Извини, что звоню поздно. Совсем замотался.
«Замотался, как бы не так, – подумал Джеймс, – наверняка играл в гольф».
– Джеймс, чем я могу помочь тебе? – звучало в трубке. Судя по голосу, Тони уже все знал.
– Скажи мне одну вещь, Тони, если, конечно, сможешь.
– Скажу, если смогу.
– Послушай, ты, наверное, слышал, что Крессида исчезла?
– Да, Джеймс, я слышал и очень за вас переживаю. Она дала о себе знать?
– Пока нет. Сейчас ее ищет полиция.
– Представляю, как все вы беспокоитесь.
– Конечно, беспокоимся. Послушай, я знаю, что вы не имеете права давать информацию о клиентах, но, учитывая обстоятельства… Возможно, это нам как-то поможет. Скажи, она не снимала денег со своего банковского счета?
– Конечно, я все тебе расскажу. Здесь целая история. У нее было превышение кредита…
– Кредита? Я ничего не знал об этом.
– Я так и думал. Это было в прошлом году. Ее кредит стал превышать сумму, которую она могла себе позволить. Я некоторое время закрывал на это глаза. Знаешь, как это бывает… Я знал ее еще маленькой девочкой, когда она приносила нам по пять шиллингов в неделю.
– И сколько же это было? Несколько сотен?
– О, гораздо больше. Мне пришлось взять под залог ее квартиру. Я все время просил ее прийти и переговорить со мной. Я запретил ей пользоваться кредитной карточкой.
– Когда же это все было?
– Прошлым летом и вплоть до Рождества. Затем она расплатилась с долгами и закрыла свой банковский счет. А потом на ее имя неожиданно пришли деньги.
– Какие деньги? Мне о них ничего не известно.
– Ты ничего не знал о них? Странно. Какая-то престарелая тетка оставила ей все свои деньги…
– У нее не было никакой престарелой тетки! Прости, Тони, но я решительно ничего не понимаю!
– Видишь ли, – начал Тони, и по его голосу чувствовалось, что он явно смущен, – у нее там кто-то умер… ну, не знаю… может, она ограбила банк или сорвала куш в Монте-Карло, но так или иначе на ее имя в наш банк перевели сто тысяч фунтов. Только к этому времени она уже закрыла счет, и нам пришлось вернуть деньги обратно.
– Послушай, Тони, я правильно тебя понимаю? Кто-то перевел деньги на имя Крессиды, а вы вернули их обратно, так?
– Да. Я же сказал тебе, что к тому времени она уже закрыла свой счет. Через несколько недель она открыла его снова, положив небольшую сумму, но с тех пор она им не пользовалась.
– И ты не имеешь ни малейшего представления, откуда пришли эти деньги?
– Она говорила, что получила наследство. Просила меня не говорить вам об этом, так как это могло бы вас расстроить.
– Не сомневаюсь, если бы мы узнали об этом. Потрясающе! Ну просто потрясающе! Так когда же это все было? Ты говоришь, перед Рождеством?
– Немного позже. Где-то в начале февраля.
– Ясно. И с тех пор все шло нормально?
– Более или менее. Когда она снова открыла счет, я стал беспокоиться, что она опять влезет в долги, но ничего такого не случилось. Послушай, я уверен, что вскоре вы получите хорошие известия. Будем надеяться, что ничего плохого не случилось.
