Текст книги "Другая женщина"
Автор книги: Пенни Винченци
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)
Глава 6
Джеймс. Десять тридцать утра
Джеймс свернул на аллею, ведущую к дому, и внезапно дурное предчувствие охватило его. На крыльце стояла Мэгги. Лицо ее было бледным и испуганным. Жанин обнимала ее за плечи. Джеймс сразу решил, что заболела Крессида – как всегда, расстройство желудка и сопутствующая мигрень, – и быстро соображал, какое лекарство лучше ей дать, чтобы быстрее поставить на ноги.
На улицу выбежала Гарриет с таким же бледным, как у матери, лицом. Он опустил стекло и спросил, что происходит.
– Крессида! – ответила она дрожащим от волнения голосом. – Она исчезла!
– Исчезла? – удивился Джеймс, вылезая из машины. Он переводил взгляд с одной женщины на другую, чувствуя, как глупо звучит его вопрос. – Что ты хочешь этим сказать? Как она могла исчезнуть?
– Папочка, она действительно исчезла. Она уже отсутствует целую вечность… ну, скажем, несколько часов. Ее машины тоже нет.
Джеймс сразу вообразил себе перевернутую и разбитую машину, и его прошиб холодный пот. Чтобы не упасть, он схватился за крыло машины. Лицо Гарриет плыло перед глазами, уши заложило, и он едва слышал самого себя, спрашивающего, сколько времени прошло? Три часа? Не может быть, чтобы ее не было так долго. Когда он уезжал, она была дома. Во сколько это было? Кажется, в семь.
– Откуда ты знаешь, что она была дома? – поинтересовалась Гарриет. – Ты что, видел ее?
– Нет, но дверь ее комнаты была закрыта, и все было тихо.
– Где ты был все это время? – спросила Мэгги, подходя к машине. – Где тебя черти носили?
– Я, как всегда по утрам, бегал, – ответил Джеймс, стараясь сохранить спокойствие. – Потом вспомнил, что у меня нет мелких денег, чтобы давать чаевые, и решил проехаться к разменному автомату в Вудстоке. Кстати, Гарриет, а где ты сама была в семь часов утра? Почему ты сразу не подняла тревогу, а ждала целых три часа?
– Папочка, я искала ее, – терпеливо, как ребенку, начала объяснять Гарриет, хотя ее глаза были сердитыми. – Мне не хотелось раньше времени поднимать шум. Я была уверена, что она вот-вот вернется. За это время я обошла все места, где она может быть. Мы уже всех обзвонили…
– Кого всех?
– Мама звонила Бомонам, а я пыталась дозвониться до Манго, но его не было в гостинице. Звонила я и Тео, но его номер постоянно занят.
– А вы звонили Бергинам? Поставили в известность Оливера?
– Нет, им мы не звонили, – ответила Гарриет.
– Но почему, скажи на милость?
«Успокойся, Джеймс, ты срываешься на крик и только подливаешь масла в огонь», – приказал он себе. Усилием воли он заставил себя понизить голос, хотя это было неимоверно трудно: нервы были напряжены, внутри все дрожало от волнения.
– Если она действительно исчезла, – сказал он, – то кому, как не Оливеру, знать, что случилось. Возможно, она в гостинице вместе с ним.
– Ее там нет, – вмешалась Мэгги. – Что за чушь ты несешь?
– Но почему? Почему она не может быть с ним? Это так естественно.
– Джеймс, пораскинь мозгами, – сказала Мэгги, – разве ты не помнишь, что они вчера распрощались и должны встретиться только в церкви. По-моему, глупо говорить…
– Ради Бога, – взмолилась Гарриет, – перестаньте ссориться. Папочка, ты можешь сам позвонить им, если считаешь нужным. Мы как-то на это не решились.
– Давайте я им позвоню, – предложила Жанин. – И постараюсь осторожно все выведать. Джеми, я могу пройти к тебе в кабинет?
– Конечно. Спасибо тебе, Жанин.
Жанин направилась к дому, а они тупо смотрели ей вслед в слепой надежде, что только она сможет найти ключ к тайне исчезновения Крессиды.
– Что мы стоим на улице, идемте в дом, – нарушил молчание Джеймс. – Он стал понемногу успокаиваться, и к нему вернулась способность трезво мыслить. – Вы звонили ей на квартиру?
– Звоним непрерывно, но никто не отвечает.
– А вы… думаю, что вы не… Может, нам стоит позвонить в полицию?
Мэгги, взявшаяся уже за ручку двери, резко обернулась.
– Конечно же, мы не звонили в полицию, – сказала она. – Зачем нам туда звонить?
– Но возможно… возможно, что Крессида… вдруг это несчастный случай?
– Какой еще несчастный случай? Что ты городишь? Зачем впутывать сюда полицию? Гарриет, приготовь, пожалуйста, чай. Мне так… мне так…
Лицо Мэгги внезапно сделалось землистого цвета, глаза, полные страха, расширились. Неверной походкой она направилась на кухню и, если бы не Джеймс, вовремя ее подхвативший, упала бы без чувств. Он посадил ее на стул и взял за руки. Он с отвращением заметил, что она сильно вспотела, хотя руки оставались холодными как лед.
– Дорогая, завари скорее чай, – сказал он Гарриет, – и положи туда побольше сахара.
Он положил голову Мэгги к себе на колени и увидел, что ее волосы слиплись на затылке, а на спине велюрового костюма расплылось большое мокрое пятно. «Какого черта она тепло оделась в такой жаркий день, как сегодня?» – задался он вопросом, хотя хорошо знал на него ответ: за плотной одеждой она скрывала свою ожиревшую фигуру, которой так стеснялась, и, однако, ничего не делала, чтобы хоть немного сбросить вес.
Гарриет подала матери кружку с крепким чаем, и она взяла ее дрожащей рукой.
Джеймс наблюдал, как Мэгги медленно пила чай и ее лицо постепенно розовело.
– Тебе лучше? – спросил он.
– Немножко.
– Вот и хорошо. Не волнуйся, дорогая, она…
– Послушай, Джеми, – прервала его Мэгги, – я стараюсь сохранять спокойствие и буду держать себя в руках, насколько это в моих силах, но перестань повторять, чтобы я не беспокоилась и что она скоро вернется. Это становится невыносимым.
На кухню пришла Жанин. Она ободряюще всем улыбнулась.
– Что сказал Оливер? – спросил Джеймс. – Он…
– Я не говорила с ним, – ответила Жанин. – К сожалению, к телефону подошел Джош, а затем он передал трубку Джулии. Я сказала им, что у меня есть для Крессиды небольшой подарок и я хочу попросить Оливера вручить ей его в самолете.
– Неплохо придумано, – заметила Гарриет.
– Они, кажется, поверили мне. Так вот – Оливер еще спит.
– Так поздно? Как странно.
– Джулия сказала, что они с мальчиками играли в покер до трех часов утра. Она наотрез отказалась будить Оливера. Эта глупая женщина ведет себя так, будто ее мальчику два, а не тридцать два года. Я не стала настаивать.
– И правильно сделала. Однако странно, все это так не похоже на Оливера. Я знаю, что он не любит покер. Бридж еще куда ни шло, но, возможно, мальчики настояли. А как тебе показалось, голос Джулии звучал нормально?
– О, да. Абсолютно нормально. Она сказала, что сегодня чудесный день, и выразила надежду, что мы все чувствуем себя так же хорошо, как и они с Джошем.
– Господи, похоже, что у них действительно все в порядке, – сказала Гарриет. – Тебе уже лучше, мамочка? Папочка, может, нам стоит позвонить в полицию? Или обзвонить все больницы?
Джеймс в ожидании стоял у окна, надеясь и молясь, чтобы малолитражка Крессиды появилась из-за поворота, чтобы она, живая и невредимая, выскочила из нее, обрушив на них град извинений. Он боялся звонить в полицию, так как это означало, что они потеряли всякую надежду и официально признали факт исчезновения Крессиды. От одной этой мысли у него закружилась голова. Он через силу улыбнулся Гарриет.
– Может, и стоит… – начал Джеймс, но в это время зазвонил телефон.
Мэгги с удивительной быстротой вскочила со стула и бросилась в коридор к телефону.
– Кресс?! Ах, это ты, Мери. – Она с трудом перевела дыхание и молча протянула трубку Джеймсу.
– Привет, Мери. Да, это Джеймс. Нет, с ней все хорошо, просто немного нервничает. Ты же понимаешь, что у нас полно дел. Тебе что-нибудь нужно? Ах, так. Конечно, можно. Увидимся позже. Пока, Мери. – Он повесил трубку. – Мери Фортескью. Она хочет забросить к нам Белинду, а сама поедет прямо в церковь, чтобы украсить ее цветами.
– Джеймс, – едва себя сдерживая, начала Мэгги, – зачем нам здесь Белинда Фортескью? Она будет путаться под ногами. Этот ребенок невыносим и в обычные дни, а сегодня тем более. Кому пришла в голову идея сделать ее подружкой невесты? Ребенок просто…
За окном послышался шум шин по асфальту, и все застыли, но оказалось, что это был всего-навсего флорист. Он громко постучал в дверь черного хода и стоял там, громко насвистывая. Гарриет вышла к нему навстречу.
– О, мистер Спрагг, доброе утро!
– Доброе утро, мисс Форрест. Вот, привез вам цветы. Один большой букет и восемь маленьких. Кроме того, у меня есть венки. Вы все возьмете, а то у меня есть желающие?
Все высыпали в коридор и, застыв, глядели на него. Слова флориста показались всем пророческими, а его веселье неуместным. Он посмотрел на их застывшие лица, и улыбка исчезла с его веселой физиономии.
– Надеюсь, ничего плохого не случилось? – спросил он.
– Нет, – ответила Гарриет, выдавив улыбку. – Что могло случиться? Спасибо, что привезли цветы. Отнесите их в кладовку, там прохладно.
Лицо мистера Спрагга просияло, и он начал переносить цветы из фургона в кладовку, весело при этом напевая: «Вот идет невеста…»
Джеймс почувствовал, будто чья-то крепкая рука сжала его сердце.
– Да, я привез вам еще бутоньерки. Мисс Форрест, распишитесь вот здесь. Желаю вам веселого дня и поцелуйте от меня вашу сестру. Я помню, как делал для нее букет подружки невесты, когда она была девочкой. Ну, не буду вам мешать. У вас и без меня полно дел. Миссис Спрагг собирается в церковь посмотреть на невесту, а я, к сожалению, сегодня очень занят. Всего вам наилучшего.
– Спасибо, мистер Спрагг, – с трудом выдавил из себя Джеймс.
Все смотрели вслед удаляющемуся фургону. Раздались всхлипы, сначала тихие, затем все громче и громче – Мэгги рыдала, стуча себя кулаками по коленям.
– Мама, не надо… – начала Гарриет.
– Хватит! – взвизгнула Мэгги. – Хватит меня успокаивать! Лучше найдите ее!
– Мэгги, возьми себя в руки, – резко оборвал ее Джеймс. – Слезами горю не поможешь!
– Не могу, не могу, – причитала Мэгги. – Она ушла, ушла, она исчезла навсегда, и мы ее больше никогда не увидим!
Внезапно зазвонил телефон. От его резкого звона в голове у Джеймса зашумело. «Это просто пытка», – подумал он, снимая трубку.
– Да? О, Джулия, доброе утро. – Он оглядел столпившихся вокруг него женщин, глазами прося у них совета. Они тупо молчали. – Как вы там? – говорил он в трубку. – Надеюсь, все хорошо спали? Чудесно. Да, день сегодня просто великолепный. Простите, что? Нет, ее нет рядом. Она принимает ванну. Что передать ей? Обязательно передам. Как мило. Очень мило. До свидания. Да, мы встретимся до того, как все соберутся, и выпьем по бокалу шампанского. До встречи, Джулия. Джеймс повесил трубку.
– Она звонила тебе, – сказал он Мэгги, – хотела извиниться, что не поговорила с тобой, когда им звонила Жанин, но у нее в это время стыла вода в лохани, как она мило выразилась.
– Она настоящая американка, – заметила Жанин.
– Она и есть американка, – откликнулась Мэгги. – Что она еще сказала? Как Оливер?
– Должно быть, еще спит. Она ничего про него не говорила.
– Джеймс, что же нам делать? – Мэгги смотрела на него полными отчаяния глазами.
– Если честно, то я считаю, что нам надо позвонить в полицию.
– И я так считаю, – сказала Гарриет. Мэгги тихо застонала.
Джеймс заставил себя посмотреть правде в глаза. Он решительно сел к телефону и обзвонил всех: викария, полицию, все больницы. В округе за последнее время не произошло ни одного несчастного случая, даже самого незначительного. Начальник полиции, дочери которого Джеймс Форрест помог произвести на свет крепкого, здорового сына, когда несколько лет назад в суровом декабре все дороги были закрыты из-за снежных заносов и ему пришлось несколько часов пешком добираться до роженицы, лично обзвонил все полицейские участки соседних графств. Но и там не было зарегистрировано ни одного серьезного происшествия.
– Я начинаю серьезно беспокоиться, мистер Форрест, – сказал он. – Возможно, она… ну… как бы это сказать… – Он явно колебался.
– Так что? – спросил Джеймс.
– Вы можете позвонить в Бюро по розыску исчезнувших людей. Там внимательные сотрудники, очень опытные.
– Возможно, я так и сделаю, но немного позже, – ответил Джеймс, чувствуя, что больше не вынесет дальнейших расспросов, заполнения каких-то форм, телефонных звонков и, самое главное, того факта, что Крессида будет официально зарегистрирована как исчезнувшее лицо.
Он посмотрел на часы: стрелки приближались к одиннадцати. Господи, ситуация становится неуправляемой. Так больше продолжаться не может: надо что-то сказать гостям, и в первую очередь Оливеру. Это нужно было сделать еще час назад.
Он набрал номер гостиницы, где остановились Бергины. Слушая продолжительные гудки, он стоял у окна, смотрел на кусты белых роз и думал о том, что через неделю они все раскроют бутоны, и это белое великолепие будет ни к чему.
– Гостиница «Лаборн-Парк», – раздался в трубке звонкий голос телефонистки. – Чем могу помочь?
И Джеймс подсознательно отметил, как нелепо звучит эта фраза, что она говорит скорее о безграмотности, чем о хорошем тоне. Но почему его мозг фиксирует все эти мелочи, почему он отвлекается на них в такое тревожное для семьи время? Усилием воли он заставил себя вернуться к действительности.
– Пожалуйста, соедините меня с доктором Бергином. Доктором Оливером Бергином.
– Минуточку, – ответил девичий голос, затем последовала долгая пауза и снова голос: – Номер доктора Бергина не отвечает, сэр. Что еще я могу сделать для вас? Может быть, позвать кого-нибудь другого?
– Спасибо, – с раздражением ответил Джеймс. – Никого другого мне не надо.
И тотчас услышал в трубке хорошо поставленный голос Джулии:
– Джулия Бергин слушает.
– О! – воскликнул Джеймс, смутившись. – Это я, Джулия, Джеймс Форрест. Я хотел бы поговорить с Оливером.
– Зачем? – спросила Джулия. – Ее голос не был похож на тот, к которому привык Джеймс, – кокетливый, слегка растягивающий слова. Сейчас это был голос деловой женщины, которой дорога каждая минута. – Сначала звонила Жанин, теперь ты. Почему вы все хотите поговорить с Оливером? В чем дело, Джеймс?
– Мне хотелось кое-что согласовать с ним.
– Что именно, Джеймс. Может, я могу помочь?
– Не думаю. Я хотел посоветоваться… о речи шафера. В какое время он должен уложиться?
– Мне кажется, что тебе лучше поговорить об этом с Манго. Он более опытен в таких делах. – Голос Джулии потеплел и звучал почти как обычно.
– Возможно, но он сейчас на теннисном корте.
– Ах, так. Но Оливер сейчас не может подойти.
– Почему? – «Господи, неужели он тоже исчез?»
– Он в лохани. Думаю, что он сейчас мечтает о своем будущем. Будущем счастливого женатого человека. Мне передать ему, чтобы он тебе позвонил?
– Да, Джулия, пожалуйста. Как только он вылезет из этой, как ее… лохани. Я буду ждать. Спасибо, Джулия.
– Хорошо, Джеймс. До встречи. Уже осталось мало времени.
– Да, – подтвердил Джеймс, глядя на часы – прошло еще десять минут, и стрелки перевалили за одиннадцать. – Спасибо, Джулия.
– Может, необходимо еще что-нибудь?
– Нет, нет. Еще раз спасибо, Джулия.
«Глупая женщина. Носится со своим тридцатидвухлетним сыночком, как курица с цыпленком. Что она делает в его спальне в день свадьбы? Может, она еще собирается потереть ему спинку и проверить, хорошо ли он вымыл уши? Да, Крессиде как невестке туго придется с такой свекровью».
– Только, возможно, ты ею не станешь, – сказал он вслух, тяжело опустившись за письменный стол.
Он уронил голову на руки и заткнул пальцами уши, будто желая отгородиться от этого мира, провалиться сквозь землю, исчезнуть навсегда. Такие мысли приходили ему в голову в минуты великих потрясений в его жизни. Вот так же, обуреваемый такими же мыслями, он сидел четверть века назад, когда вышел из родильной палаты больницы «Сент-Эдмунд» в пять часов утра и, пройдя к себе в кабинет, рухнул в кресло. И только одна мысль сверлила его воспаленный мозг: за что, за какие грехи так ужасно наказал его Господь?
– Мистер Форрест? Говорит старшая медсестра Джексон. К нам в родильную палату только что поступила новая пациентка. Вам необходимо срочно осмотреть ее.
– Ах так, понимаю, – ответил, раздумывая, Джеймс, стараясь выиграть время. – Да, сестра, да, я все понимаю…
– Сама она очень маленькая, а ребенок большой. Боюсь, ей не справиться.
– А кто сегодня дежурит? Доктор Медоуз?
– Нет, наш новый доктор Тим Девис. У него пока нет опыта в таких сложных случаях, да и, кроме того, у нас еще три роженицы.
– Ах так, – снова повторил Джеймс.
Он посмотрел на часы: только половина второго, а он уже здорово накачался и не в состоянии думать ни о чем, кроме новой порции виски. Зная, что поступает глупо, так как сегодня работает по вызову, он пил стакан за стаканом. А во всем виновата Мэгги, пригласившая на обед Хедлай Дрейтонов, так как ей непременно хотелось подружиться с ними, и ему пришлось слушать бесконечные разглагольствования Алистера о его проклятой карьере, семейном счастье и сынке, будь он трижды проклят, которого ему удалось пристроить в Итон. Знай он тогда, когда сидел с гостями и потягивал вино стакан за стаканом, притворяясь, что разбавляет его водой, так как все прекрасно знали, что его в любой момент могут вызвать в больницу, знай он только, что с ним случится в тот день!
Но он тогда ничего не знал и сидел как дурак, с ненавистью глядя на красивое лицо Алистера и бесконечно дорогое лицо Сюзи, слушал ее мелодичный, ласковый голос и абсолютно не понимал, о чем она говорит, а только сгорал от жгучей зависти к человеку, за которого она вышла замуж.
– Хорошо, сестра, – услышал он свой голос, ровный и спокойный, – я сейчас приеду. Буквально через пятнадцать минут. Договорились?
– Спасибо, мистер Форрест.
Он выпил почти целую бутылку воды и две кружки крепкого кофе и стал собираться. Все с беспокойством смотрели на него, спрашивая снова и снова, как он себя чувствует, и он отвечал, что прекрасно, что он почти не пил, надеясь, что за ним не следили. Он сел в машину и помчался в больницу, где в родовой палате лежала Розмари Миллз.
Она показалась ему совсем юной, хотя в те времена матерями становились очень рано. Она доверчиво посмотрела на него широко распахнутыми голубыми глазами и сказала, что ей девятнадцать. Она была совсем крошечной. Джеймс с нежностью смотрел на ее узкие бедра, тоненькие детские ножки, над которыми возвышался огромный живот. Он обследовал ее и облегченно вздохнул.
– Все хорошо, – сказал он, взяв ее за руку, – все будет хорошо. Не надо волноваться.
– Я плохо себя чувствую, – сказала она, и ее лицо исказилось от боли. Ее дыхание было прерывистым, рука сжимала руку практикантки, стоявшей у кровати.
– Вы ходили на занятия? – спросил он, когда схватка кончилась, и она перевела дыхание.
– Сюда не ходила, – ответила она. Ее голос был тихим, с легкой хрипотцой. – Я занималась йогой и знаю, что нужно делать.
– Гм… Сейчас мы дадим вам стимулятор.
– Нет, нет, – быстро возразила она. – Я не хочу, никаких лекарств.
«Господи, – подумал он, – придется повозиться».
– Вы так можете промучиться всю ночь, – предупредил он. – Подумайте об этом хорошенько.
– Я уже все обдумала и хочу, чтобы роды протекали естественно. – Она говорила решительно, даже слишком решительно для такого маленького создания, каким она была.
Кто– то хорошо обработал ее, внушив, что роды должны быть естественными. Кто им все это внушает? Вот собрать бы тех людей и показать им, что такое длительные тяжелые роды, полные нестерпимой боли.
– Хорошо, хорошо, – успокоил ее он, – раз вы так хотите, так и будет. Будем надеяться, что вы с этим справитесь. Но почему вы не ходили на занятия? Старшая сестра сказала мне, что видела вас здесь в последний раз три месяца назад. Разве так можно?
– Простите, – сказала она, потупившись, – но я боюсь больниц.
– И тем не менее вы здесь. Вы пришли с мужем?
– Нет, с мамой и учительницей йоги. Можно им будет сюда войти?
– Право, не знаю. Обычно мы допускаем только мужей.
– О Господи, опять начинается, – прошептала она, извиваясь от боли.
Старшая сестра погладила ее руку.
– Все хорошо, девочка. Ты уверена, что не хочешь лекарства?
Стиснув зубы, Розмари Миллз покачала головой. Практикантка, такая же бледная, как и роженица, с испугом смотрела на нее.
– Ребенок очень крупный, – сказала старшая сестра, вызвав его в коридор, – особенно для первородящей.
– Ничего, – бросил Джеймс и поскорее отошел, чтобы она не уловила запаха спиртного, но, кажется, было поздно: он видел, что она унюхала алкоголь и знала, что он догадался об этом.
– Доктор Форрест, как вы себя чувствуете? У вас очень усталый вид. Может быть, мне попытаться найти вам замену? Еще не поздно…
– Нет, – сказал Джеймс. – Он вынул из кармана мятную лепешку и положил ее в рот. – Я не чувствую усталости. Это самый заурядный случай. Ей придется туго, но я справлюсь.
– Сердцебиение прослушивается?
– Сердце ребенка бьется отлично.
Старшая сестра посмотрела ему в глаза:
– Прошу прощения, мистер Форрест, но мне все это не нравится. Она мучается уже целых шесть часов, воды отошли час назад, а она все никак не разродится. Ребенок очень большой, хотя срок беременности всего тридцать шесть недель.
– Да, да, тридцать шесть недель, – быстро подтвердил Джеймс, так как не обратил на это никакого внимания. Он просто не подумал об этом. «Интересно, заметила ли сестра его оплошность?»
– Мистер Форрест, – взгляд старшей сестры был подозрительно внимательным, – мне кажется, что следует сделать кесарево сечение. Я скажу, чтобы подготовили операционную.
– Благодарю вас, но здесь я принимаю решения. Приготовьте мне лучше кофе и постарайтесь убедить ее принять стимулятор.
– Хорошо, мистер Форрест.
Он выпил кофе и попросил приготовить еще. Он все еще плохо воспринимал происходящее. Он убеждал себя, что не пьян. Да и сколько он там выпил? Всего-то три стакана вина. Правда, еще джина с тоником, но ведь прошло так много времени. Раньше он выпивал гораздо больше и тем не менее обыгрывал Тео в покер. Он просто устал. Устал смертельно. Ему нужно немного поспать, прежде чем заняться родами. Он закрыл глаза, и все вокруг куда-то поехало. Он выпил воды и снова попытался уснуть, превозмогая головокружение, но тошнота подступила к горлу. Зазвонил телефон, и он взял трубку. Звонила старшая сестра Джексон.
– Мистер Форрест, она тужится уже полчаса, но ребенок не выходит. Не могли бы вы спуститься сюда?
– Сейчас.
Он поднялся, голова кружилась, но его состояние улучшилось, значит, кофе помог. Он выпил еще воды и поспешил в родильную палату.
Розмари лежала бледная, с глазами, полными боли и страха.
– Как вы? – спросил он. – Тужитесь? Хотите наркоз?
– Нет, нет, спасибо. Пожалуйста, не давайте мне ничего.
– Ни в коем случае, раз вы этого не хотите. – В голове у него снова поплыло, и все происходящее как бы отодвинулось. – Тужьтесь, тужьтесь, еще немного – и ребенок появится на свет. Сейчас я осмотрю вас.
Он начал ее обследовать. Головка ребенка лежала неправильно, наверное, поэтому и роды затянулись. Но сердце ребенка билось отчетливо, а значит, не было ничего серьезного: помучается с часок и родит. Не хочет наркоза – пусть страдает.
– Отлично, – сказал он, – все идет хорошо, только головка ребенка лежит не совсем правильно.
– Что это значит? – встревожилась Розмари. – Это опасно?
– Вовсе нет. Просто головка слегка повернута не в ту сторону, поэтому и роды протекают так медленно. Она развернется, когда начнет выходить. Все будет хорошо.
Она едва заметно кивнула. Снова начались схватки, и она вся напряглась, тужась. Она тужилась снова и снова, но ребенок не появлялся. Прошло двадцать минут, но все оставалось по-прежнему. Лицо роженицы стало землистым, в глазах стоял ужас.
– Помогите! – кричала она. – Помогите! Я больше не могу! Сделайте хоть что-нибудь! Ради Бога, помогите мне!
– Хорошо, – успокоил ее Джеймс. – Я дам вам местный наркоз и наложу щипцы. Это ускорит роды. Вы понимаете, что я говорю?
Розмари Миллз слабо стонала, когда сестра привязывала ее ноги. Она была похожа на маленькое, попавшее в силки животное.
Джеймс с жалостью смотрел на нее. Впервые в жизни он сталкивался с такими трудными родами. Чувствовал он себя отвратительно. Голова раскалывалась. Все виделось, как в кошмарном сне.
– Дайте мне еще воды, – попросил он практикантку, – и позовите педиатра.
Он наложил щипцы на головку ребенка, слегка развернул ее и начал медленно тащить. Ребенок постепенно появлялся на свет: сначала головка, поросшая черными волосами, затем коричневые плечики и, наконец, все остальное тело. На Божий свет явилась кофейного цвета девочка. Он подхватил ее, слегка шлепнул, и она громко закричала.
– Какая хорошенькая, – сказал он, передавая ребенка в дрожащие руки матери.
– Да, – прошептала Розмари, – не могу поверить, что все кончилось. – Она благодарно улыбнулась ему, и Джеймс ответил ей смущенной улыбкой. Его мучили угрызения совести: он мог бы быть более внимательным к ней.
– Роды прошли хорошо, – сказал он старшей сестре Джексон.
– Слава Богу, – ответила она, – а то в операционной сейчас трудный случай – у ребенка не прослушивается сердце.
– Тогда нам просто повезло, – ответил Джеймс.
– Спасибо, – прошептала Розмари, – спасибо за все.
Она лежала довольная, умиротворенная, с улыбкой глядя на свою темнокожую дочку, и поглаживала ее по черноволосой головке.
– Как вы собираетесь назвать ее? – спросил он, доставая плаценту.
– Оттолайн, – ответила Розмари.
– Какое красивое имя.
– Я назову ее так в честь моей любимой героини, леди Оттолайн Морелл. Это имя нравится и ее отцу.
– А где он сейчас? – спросила старшая сестра.
– Он в отъезде, – сказала она скороговоркой. – Он работает в джаз-оркестре.
Произнеся эти слова, она почувствовала, что все встало на свое место: возможно, у девочки не будет отца, и впереди ее ждут трудные времена. Но самое главное, что чудо свершилось: ребенок родился, и она окружит его нежностью и заботой.
Джеймс улыбнулся ей, и она ответила ему улыбкой. Улыбалась и сестра Джексон. И вдруг Розмари стало плохо, ее вырвало. В этом не было ничего особенного, такое часто случалось после родов. Старшая сестра бросилась за полотенцем, а Джеймс взял ребенка на руки. Внезапно тело Розмари дернулось, ее ноги раздвинулись, и на свет появилось еще что-то – похоже, шел второй ребенок.
– Сестра! – закричал Джеймс. – Заберите девочку. Идет второй ребенок.
– Неужели? – удивилась старшая медсестра, передавая девочку акушерке, чтобы та унесла ее. – Надо снова пригласить педиатра, – добавила она. Ее голос был холодным, презрительным.
– Я был уверен, что там один ребенок, – сказал он. – Второе сердце не прослушивалось. Я не знаю…
Сестра Джексон с презрением смотрела на него:
– Послушайте…
Из Розмари хлынула вода, и на свет появилась маленькая ножка. Она громко застонала, и Джеймс содрогнулся: «Господи, близнецы».
– Я не понимаю, как это получилось, – оправдывался он перед старшей сестрой, – похоже, что второй ребенок лежал очень высоко, а в таких случаях нетрудно и ошибиться. Но ничего страшного, ребенок скоро появится на свет. – «Господи, если бы так не болела голова, если бы не страшная усталость». – Начинай опять тужиться, – сказал он Розмари, – а я буду принимать ребенка.
Она попыталась, но из этого ничего не вышло. Она слишком устала, так как первые роды были затяжными.
– Как сердце ребенка, сестра?
– Сто ударов в минуту.
– Хорошо. Слава Богу. Тужься, Розмари, тужься.
Он попытался вытащить ребенка, но его руки, всегда такие умелые, одеревенели. Розмари закричала от боли.
– Прости меня, Розмари, прости. Теперь уже скоро. Из Розмари хлынула кровь – отошла вторая плацента.
– Как сердце, сестра?
– Семьдесят ударов.
– Хорошо. Поднатужься еще немного, Розмари. Молодец. Сейчас ты родишь вторую дочку. Вот уже показались плечики. Скоро все кончится.
– Мистер Форрест, все идет слишком медленно, надо бы побыстрее, – услышал он голос старшей медсестры.
«Вот ведьма. Неужели она не понимает, что Розмари все слышит? Спокойствие. Возьми себя в руки, Джеймс. Все будет хорошо».
– Мистер Форрест, уже прошло полчаса. Давайте отвезем ее в операционную.
– Нет, у нас уже нет для этого времени.
– Мистер Форрест, частота ударов снизилась до пятидесяти.
– Помолчите. Лучше помогите мне. – Пот катился с него градом, застилая глаза. Он наложил щипцы на головку и потащил что есть силы. – Ну вылезай же, вылезай. Вот она. Все кончено, Розмари. Все окончилось хорошо.
Но хорошего было мало: ребенок был синюшного цвета, и его сердце не билось.
Они испробовали все возможное, но оживить ребенка не удалось.
– Мне очень жаль, – сказал он Розмари, передавая мертвого ребенка сестре, – мне так жаль, но я ничего не мог сделать. Девочка была очень крупной, а вы уже устали и совсем не помогали мне. Мы сделали все, что могли.
– Да, – сказала она устало. – Я все понимаю.
Ее глаза были закрыты, тело безжизненно распростерлось на кровати, на бледном лице застыла маска боли и горя. Едва ли она ясно воспринимала происходящее. Розмари даже не заметила, что у нее забрали Оттолайн и унесли в детскую.
– Ну вот и хорошо, – сказал он. – Сейчас мы вас зашьем, и вы поспите. Если хотите, мы принесем вам Оттолайн.
– Я не понимаю, – сказала она внезапно, – как вы могли пропустить второго ребенка. Вы должны были почувствовать его.
– Не мог, – ответил он, почувствовав внезапный, страх, – не мог, поверьте мне. Он лежал очень высоко, и его сердце располагалось под вашими ребрами. Я не мог услышать его сердцебиения. Прослушивался только один утробный плод.
– Утробный плод, – вздохнула она. – Это звучит так обезличенно. Не ребенок, не близнецы, даже не мертворожденная, а утробный плод.
– Это наш специальный термин. Возможно, вам он кажется странным.
– Я все же не понимаю, почему вы…
– Послушайте, Розмари, – перебил он ее, – мне не хочется упрекать вас, но если бы вы почаще ходили на консультацию, мы могли бы…
– О нет, – закричала она, рыдая, – нет, нет.
В ее крике и рыданиях было столько боли и горечи, что ему стало страшно.
– Неужели это правда? Неужели это я виновата в том, что мой ребенок родился мертвым?!
Джеймс тяжело вздохнул. Он ненавидел себя, но нужно было подумать и о последствиях. Если узнают, что он был пьян и в результате проявил халатность, с его карьерой будет покончено раз и навсегда. Надо убедить Розмари, что она сама во всем виновата. Да, впрочем, черт возьми, так оно и есть.
– Мне очень жаль, Розмари, – сказал он твердо, – но во всем виноваты вы сами. Если бы мы наблюдали вас…
Она зарыдала еще сильнее. Похоже, у нее начиналась истерика. В палату вбежала старшая сестра Джексон, которая разговаривала в коридоре с дружком Розмари Ясоном Бенджамином.
– Успокойтесь, Розмари, – сказала она. – Прошу вас, миссис Миллз. У вас есть Оттолайн. Мы ее сейчас вам принесем.
