Текст книги "Другая женщина"
Автор книги: Пенни Винченци
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)
– А как же дети, Манго? – спросила она. – Неужели тебе не хочется иметь собственных детей?
– Конечно, хочется, – ответил Манго с легким раздражением, – и они у нас будут. Алисе только тридцать девять, и у нее еще нет климакса. Она проверялась.
– Даже так? Чудесно. Мне бы очень хотелось с ней познакомиться.
– Ты сразу ее полюбишь. Я с ней чувствую себя в полной безопасности. Она очень умная. Я прямо сейчас заехал бы с тобой к ней, но она не знает, что я приезжаю.
– Я тоже сейчас не могу. Мне надо домой. Мне должно позвонить множество людей. Наверное, завтра мне придется вернуться в Париж. Мик Мак-Граф приготовил для меня еще несколько свадебных платьев.
– В Париж? Какая у тебя беспокойная жизнь.
– Послушай, Манго, мне надо заехать на квартиру Крессиды. Составишь мне компанию? Это не займет много времени.
– Конечно. Что же Руфус не поехал с тобой? Я спрашиваю это ради спортивного интереса.
– У него есть чувство долга, и он не может оставить свою мать.
– А я считаю, что он должен быть рядом с тобой.
– У каждого из нас своя жизнь, – ответила Тилли, глядя в окно машины, – и я не собираюсь менять свою в ближайшее время.
– Ясно. Ты мне так и не сказала, почему ты не любишь его мамочку? Она мне кажется чудесной женщиной.
– Да, – коротко ответила Тилли.
– Так что же произошло между вами? – не унимался Манго.
– Послушай, Манго, – не выдержала Тилли. – Давай оставим этот разговор. Я очень устала. Лучше нам побыстрее добраться до квартиры Крессиды, а потом разъехаться по домам.
– Хорошо, – согласился Манго.
Квартира Крессиды находилась в небольшом современном доме в Челси.
– Мне кажется, она на втором этаже, – сказал Манго, слегка нервничая. – Я там никогда не был, но знаю, что это квартира 2-б.
– А что мы будем делать, если нам удастся туда проникнуть? – спросила Тилли. – Искать улики? Похоже на какую-то игру.
– Пока не знаю, – ответил Манго, подруливая к дому. – Давай сначала попробуем туда зайти. Мне кажется, нам надо подняться к ней и проверить, не дома ли она, а то нас примут за грабителей, если мы начнем выяснять, где она сейчас.
– Согласна.
Парадная дверь была закрыта, по домофону никто не отвечал.
– Давай найдем консьержку, – предложил Манго, нажимая на звонок. Ответа не последовало.
– Черт, куда же она подевалась?
– Разрешите пройти, – услышали они женский голос.
– Пожалуйста, – сказал Манго и пропустил вперед девушку, которая открыла дверь своим ключом. Вслед за ней они проникли в дом.
В вестибюле было светло и чисто. Они вошли в тесную кабину маленького лифта. Стояли, избегая смотреть друг на друга, и оба нервничали.
На лестничную площадку выходили двери квартир 2-а и 2-б. Из квартиры 2-б доносилась громкая оркестровая музыка. Сквозь маленькое застекленное окошко над дверью пробивался свет.
– Господи, – выдохнул Манго, – она дома! Сердце Тилли бешено забилось, ладони вспотели.
– Звони ты, – сказала она. – Я не могу.
– Хорошо, – ответил Манго, в нерешительности стоя перед дверью. – Ты придумала, что мы ей скажем?
– Не знаю, – ответила Тилли.
Они продолжали стоять, глядя друг на друга.
– Чего мы боимся? – опять спросил Манго.
– Не знаю, – ответила Тилли. – Сколько мы будем здесь стоять? Давай звони, Манго. Будь мужчиной.
Манго не двигался. Тилли тяжело вздохнула, подняла руку и нажала на звонок. Было слышно, как он громко зазвенел в глубине квартиры, однако никто не спешил открывать дверь. Тилли нажала еще раз и долго держала палец на кнопке. Никакого ответа.
– Она, наверное, ушла и оставила включенным радио, – сказала она с явным облегчением. – Давай вернемся сюда попозже.
– Мы можем с ней разминуться.
Из лифта вышел мужчина и, звеня ключами, стал открывать дверь квартиры 2-а.
– Продолжайте звонить, – сказал он. – Она обычно ничего не слышит. Она дома. Я видел, как недавно она гуляла с собакой.
– Но у нее нет собаки, – сказал Манго.
– И я бы этого хотел, – ответил мужчина, исчезая за дверью.
Тилли начала барабанить в дверь и нажимать на кнопку звонка.
– Это бесполезно, – сказал Манго. – Давай спустимся вниз и позвоним ей по домофону.
– Нет, – ответила Тилли, продолжая звонить и стучать. – Крессида! – закричала она. – Крессида, открой дверь!
В квартире громко залаяла собака. Музыка стихла, и они услышали торопливые шаги. Замок щелкнул, ручка повернулась.
– Кто там? – спросил чей-то голос.
Голос был низким, с южнолондонским выговором и явно принадлежал не Крессиде. Дверь приоткрылась на длину цепочки, и они увидели бледное раздраженное лицо женщины. На уровне ее колен виднелась морда собаки.
– Прошу прощения, – сказала Тилли, выходя из оцепенения, – мы друзья Крессиды. Она дома?
– Нет, ее здесь нет. Она уже с полгода здесь не живет.
Женщина оказалась очень приветливой. Она впустила их в квартиру, напоила чаем и рассказала все, что знала, хотя знала она совсем немного. Ее звали Салли Хокинз, она недавно развелась с мужем и купила эту квартиру у Крессиды по объявлению. Та на всякий случай дала ей телефон своих родителей, а номер телефона своей квартиры поменяла перед продажей.
– Она чудесная девушка, – сказала Салли. – Так полюбила мою собаку. – Салли с нежностью посмотрела на свою лохматую черную дворняжку. – Она сказала мне, что всегда мечтала завести собаку, но ей не позволяли.
– Правда? – удивился Манго. – Вы не знаете, она одна жила здесь?
– Совсем одна, – ответила Салли, – она была очень одинока.
– Эта квартира дорогая? – спросила Тилли. – Извините за вопрос.
– Нет, не очень, – ответила Салли. – Хотя в наши дни цены на квартиры меняются так быстро, что мне трудно ответить, дорогая ли она.
– Вы не знаете, она дружила с соседями?
– Не знаю. Здесь мало общаются. Парень, который живет напротив, въехал сюда после меня. Он вечно жалуется на мою собаку и музыку. Больше я, пожалуй, никого не знаю.
– Мы попробуем расспросить консьержку, – сказала Тилли. – Большое спасибо. Вот номер моего телефона. Если вспомните или узнаете что-нибудь интересное, пожалуйста, позвоните мне.
– Обязательно, – ответила Салли.
Они позвонили консьержке, но она еще не пришла. Тилли вопросительно посмотрела на Манго. Его гладко выбритое лицо было бледным.
– Мне нужно выпить, – сказал он.
– Мне тоже. Давай найдем паб, а потом позвоним Гарриет.
Тилли дрожащей рукой открыла дверь своей квартиры и медленно вошла. Она любила эту слишком большую для нее квартиру, почти без мебели – только несколько кушеток и низких стеклянных столиков да большая металлическая кровать, которую подарил ей Руфус взамен старой деревянной, которую он приказал сжечь. Она, улыбаясь, стояла на пороге и оглядывала квартиру, пока неприятный запах не привлек ее внимания. Ничего удивительного: ее не было здесь почти три дня в это жаркое время года, а окна плотно зашторены, да к тому же в ванной валяется грязное белье, а на столе стоит початая бутылка скисшего молока. Ей следует нанять хорошую прислугу, которая бы следила за квартирой, вместо этой бестолковой Бетти, приходящей раз в неделю, чтобы смахнуть пыль.
Тилли вылила прокисшее молоко в раковину, прополоскала бутылку, заложила белье в стиральную машину и включила чайник.
Она сбросила туфли, налила себе стакан вина, закурила сигарету, которая часто заменяла ей еду, и подошла к кухонному окну. Какой ужасный день! Сколько всего произошло: с утра работа, поездка в аэропорт, перелет в Лондон, любовь, близость с Руфусом, друзья, знакомство с новыми людьми, гнев, возмущение, ругань и в результате – глубокая печаль. Столько событий, что Тилли даже не могла понять, чем она вызвана – жалостью к Гарриет, к ее семье или же исчезновением Крессиды. Нет, скорее всего, жалостью к себе и к Руфусу.
«У нашего романа не может быть счастливого конца, – подумала Тилли, готовя себе кофе с молоком и заменителем сахара. – Неужели эти пять таблеток заменяют три ложки сахара?»
Тилли прошла в комнату и опустилась на белую кожаную кушетку у окна. Она безумно любит Руфуса, и он отвечает ей тем же, и вот теперь она должна разорвать их связь, разорвать, пока не случилось что-нибудь ужасное, после чего не останется даже приятных воспоминаний. Она ясно поняла это, когда гуляла сегодня днем с Оливером, стараясь проникнуться к нему состраданием. Господи, кажется, что с этого момента прошла целая вечность. Нечего и думать о том, что она сможет жить, избегая Джеймса и игнорируя семью Руфуса. Из этого ничего хорошего не выйдет. Руфус совсем не тот человек, чтобы расстаться со своей семьей. Он обожает мать и человека, которого считает своим отцом. Он любит свой дом и свою среду. У нее никогда не хватит сил раскрыть ему глаза на его происхождение. Даже если Джеймс Форрест сделает это по ее просьбе, в чем она очень сомневалась, то и тогда она не сможет рассказать Руфусу все. Но если она будет вынуждена это сделать, сколько жизней она разобьет. Ей совсем не жалко Джеймса и Сюзи, но ведь она причинит горе Гарриет и самому Руфусу. Лучше просто сказать ему, что она не хочет выходить за него замуж, что им надо расстаться. Конечно, он будет переживать, но это будут нормальные переживания человека, расставшегося с любимой, которые скоро утихнут, и на место им придет новая любовь. Любовь к какой-нибудь более достойной его девушке, хорошо воспитанной блондинке, которая станет ему хорошей женой, нарожает таких же, как она, светлоголовых детей, сделает уютным его дом, будет ходить с ним на семейные обеды, принимать его друзей.
Да, такой выход из положения будет наиболее подходящим для всех. Ей лучше вернуться в тот мир, к которому она принадлежит. У нее сильный характер, и она сумеет перенести это испытание. Пройдет какое-то время, и у нее появится новый любовник, который будет таким же, как и она; будет знать и понимать ее жизнь, а она его. Пройдет год, а может, и меньше, и она будет вспоминать о Руфусе с легкой грустью. Постепенно она забудет его глаза, его нежную улыбку; забудет, как трепетало ее сердце и шла кругом голова, когда она встречалась с ним после непродолжительной разлуки, как его нежный голос проникал в нее, заставляя трепетать, как в разлуке с ним она не находила себе места. Все эти эмоции и чувства, говорила она себе, скоро забудутся, уйдут в прошлое, станут воспоминаниями. Но сначала, сначала будет боль, и она должна научиться преодолевать ее.
Она должна порвать с Руфусом раз и навсегда. Нет смысла откладывать их расставание. С каждым днем оно будет все труднее, все болезненнее. Руфус должен прийти к ней завтра утром, после того как привезет мать в Лондон, и она должна, просто обязана сказать ему об этом. Завтра будет серьезный разговор. Она не станет говорить ему правду, какой смысл это делать. Она просто скажет, что у них нет будущего, что они должны расстаться, что их роман подошел к концу. После разговора с Руфусом она примет предложение «Розенталь» и сразу улетит в Нью-Йорк. Она должна принять предложение фирмы еще и потому, что обещала Гарриет помочь ей. Она вложит заработанные деньги в ее бизнес и тем самым облегчит ее участь.
Конечно, Руфус будет возражать, уговаривать ее, но она должна быть твердой, должна лишить его надежды, сказав, что влюблена в другого, какого-нибудь фотографа, дизайнера или кого-то еще.
Тилли налила себе еще стакан вина, закурила другую сигарету, поставила пластинку, и в это время раздался телефонный звонок. Звонил Кен Лазард.
– Гарри, это я, Тилли. Есть новости? Да, понимаю. А у меня есть. Нет, нет, не о Крессиде. Вы сообщили полиции, что она продала квартиру? А что они сказали? Странно. Гарри, не надо так волноваться. Чем больше мы узнаем, тем яснее становится, что она заранее все спланировала. Думаю, она решила это давно. Да, я понимаю, что это ужасно, но теперь вы можете быть уверены, что она в безопасности. Ее не похитили и не убили. Постарайся взять себя в руки. Понимаю, это трудно. А теперь слушай. Мне только что звонил Кен Лазард. Ты сидишь? Гарри, ты не поверишь. Этот твой мистер Коттон три месяца тому назад обедал… с кем ты думаешь? С Тео Баганом.
На другом конце провода долго молчали. Тилли могла легко себе представить, что происходит с Гарриет. Напряжение передалось и ей.
– Но он не мог этого сделать, – услышала она наконец голос Гарриет. – В то время он был в Лондоне.
– Гайдон Коттон сам прилетал в Лондон. Всего на сутки.
– Но откуда он знает Тео?
– О, Гарри, все эти парни хорошо знают друг друга. У Тео ведь есть интересы в текстильном бизнесе. Так вот, это Тео приказал ему не ложиться с тобой в постель, фигурально выражаясь.
– Не может быть!
– Успокойся, Гарри. Возьми себя в руки, а то ты еще, чего доброго, убьешь его. Я решила помочь тебе.
– Тилли, в это просто невозможно поверить. Я даже не могла себе представить, что Тео решится на такое. Как жестоко!
– Но ты же сама мне рассказывала, что контракт уже был готов, но кто-то помешал вам.
– Тео заплатил ему?
– Вот этого я не знаю. Кену не удалось это выяснить. Скорее всего Тео сказал ему, что ты недостаточно компетентна или что-то в этом роде.
– Боже! Тилли, может, он встал у меня на пути и в других делах?
– Не знаю, но вполне возможно. Похоже, он обложил тебя со всех сторон.
– Но каким образом?
– Гарри, это ведь совсем нетрудно. Ты ведь знаешь этот мир.
– О Боже! Тилли, спасибо тебе за все. Я пока не знаю, что предпринять. Прежде чем что-то делать, мне следует все хорошенько взвесить, но я тебе за все благодарна. Ты сняла камень с моей души. Сейчас мне гораздо легче.
– Вот и хорошо. Дай ему хорошего пинка. Знаешь, куда?
– Мне до него дотрагиваться противно.
Тилли внезапно захотелось есть, она попыталась дозвониться до ближайшей пиццерии, но там было постоянно занято. Тогда она решила немного прогуляться.
На улице уже стемнело, но было тепло. Повсюду было полно народу. Люди гуляли, ходили по магазинам, сидели в кафе и ресторанах, смеялись, шумели. «Вот что значит хорошая погода, – подумала Тилли. – Как от нее зависит жизнь в Лондоне».
По Кинг– роуд она дошла до супермаркета, где купила яиц и овощей, решив приготовить себе хороший испанский омлет. Она медленно возвращалась домой, наслаждаясь чудесным вечером. Оставалось два часа до полуночи. День кончался.
Когда она открывала дверь квартиры, раздался телефонный звонок, и вскоре включился автоответчик. «Наверное, звонит Гарри, – решила она, – чтобы высказать все, что она думает о Тео».
Первый звонок был от Джеймса Форреста: «Мисс Миллз! Я подумал над вашим предложением и решил поговорить с вашей матерью. Буду благодарен, если вы сообщите мне номер ее телефона. Спасибо».
– Ну и ну, – сказала Тилли вслух. – Должно быть, ты очень испугался, если решился на это в такой трудный для тебя день.
Ее первым порывом было позвонить матери и рассказать, что с ней хочет поговорить Джеймс Форрест, но затем она решила, что лучше не бередить воспоминания на ночь глядя, а заехать к матери на неделе, сесть рядом, обнять, рассказать и все объяснить.
Второй звонок был от Фелиции Ливсей: « Привет, Тилли. Это я, Фелиция. Мик сказал мне, что ты вернулась в Лондон. Что ты решила с «Розенталь»? Позвони мне домой. Спасибо».
Был и третий звонок: « Тилли! Это Крессида. Передай, пожалуйста, моей семье, что я жива и здорова. Спасибо».
Глава 18
Гарриет. Девять часов вечера
В гостинице ей вежливо ответили, что мистер Баган куда-то уехал, что он не выписался, но они не знают, когда он вернется. Им очень жаль. Миссис Баган тоже уехала. Они непременно все передадут, когда бы они ни вернулись.
Гарриет повесила трубку и прислушалась к боли, которая засела у нее где-то в области желудка. Как ей справиться с этой болью? Когда же она утихнет? Теперь она понимала людей, которые в порыве отчаяния способны убить человека.
Гарриет посмотрела на закрытую дверь гостиной, откуда доносились какие-то звуки. Боже, это же телевизор! Как они могут смотреть телевизор, зная, что Крессида исчезла? Хотя почему бы и нет? Все так долго волновались, что расслабление пришло само собой. Внутри у нее все кричало, и ей хотелось завопить громко и пронзительно.
Начинало темнеть. Оранжевое солнце опускалось за дальние холмы. В воздухе стояла тишина. Она была настолько ощутима, что, казалось, до нее можно дотронуться рукой. Гарриет решила спуститься к мостику и посмотреть, как садится солнце и на небе появляются звезды. Как хорошо посидеть одной в сумерках. В детстве они с Крессидой часто убегали из дому к мостику и сидели там, слушая звуки ночи: крик совы в лесу, ржание лошадей в поле, журчание воды под мостом. Они сидели на каменной скамье, взявшись за руки и тесно прижавшись друг к другу. В такие минуты они были как единое целое. Тогда они убегали довольно часто, особенно летом, и за все это время их уличили один или два раза и, конечно, во всем обвинили ее, Гарриет, как старшую, которая увлекла за собой младшую.
Она уже направилась было к задней двери, но внезапно вспомнила, что ей должен позвонить Тео. Она непременно должна сама взять трубку, чтобы никого не беспокоить. Да, а как же остальные? Ведь они будут искать ее, беспокоиться. Она вернулась обратно и заглянула в гостиную. Все устремили на нее виноватые взоры. По телевизору показывали какую-то драму, и все внимательно следили за ходом событий. Гарриет, как могла, ободряюще улыбнулась им.
– Я хочу спуститься к мостику, немножко подышать свежим воздухом. Позовите меня, если кто-нибудь мне позвонит, – сказала она.
Они молча кивнули, и только одна Джулия ласково улыбнулась ей и сказала:
– Я сама приду за тобой, дорогая.
Она, как всегда, выглядела великолепно, будто ничего не случилось, и ее сын летел через Атлантику со своей невестой, а не сгорал от стыда за то, что она его покинула.
Оливер посмотрел сначала на мать, потом на Гарриет.
– Ты не возражаешь, если я пойду с тобой? – спросил он. – Если не хочешь, я не обижусь.
В душе Гарриет была против, но не решалась сказать об этом вслух.
– Конечно, не возражаю, Оливер, – сказала она, через силу улыбаясь. – Я поднимусь к себе и надену свитер. Жди меня на кухне.
Гарриет пошла в кладовку, чтобы найти что-нибудь теплое. Порывшись в вещах, она отыскала отцовский кардиган, который все они время от времени надевали. Как давно это было! Тогда все были беззаботны и счастливы. Казалось, что это было много лет тому назад, в другом столетии, в другом измерении. Тогда Крессида была невестой Оливера, брак их родителей представлялся ей счастливым, у нее самой было интересное дело. Неужели все случилось только вчера?
Гарриет зябко повела плечами, надела кардиган и пошла на кухню ждать Оливера.
– Ты действительно не возражаешь, чтобы я пошел с тобой? – спросил он с сомнением.
– Олли, – сказала Гарриет, – ты тоже заслужил немного отдыха. Идем погуляем, и пошли всех к чертям.
Они стояли на мосту, глядя на далекие звезды.
– Похожи на звезды в пустыне, – сказал Оливер. – Помнишь, мы с Мерлином путешествовали по пустыне. Как же мы тогда были счастливы! Жизнь так быстротечна. Мне нужно было жениться на тебе, а не на Крессиде, хотя, впрочем, я на ней так и не женился.
– Если ты хочешь сделать мне предложение, то я сразу говорю – нет. Думаю, ты сейчас жалеешь, что она в свое время не отказала тебе.
Они долго молчали.
– Крессида не смогла бы отвергнуть мое предложение, Гарриет, – сказал Оливер, – потому что я его никогда не делал. Это она сделала мне предложение и сделала так, что я не мог его не принять.
Гарриет внимательно посмотрела на него, думая, что он шутит, но лицо Оливера было серьезным.
– Как это? Ничего не понимаю, – сказала она.
– О Господи, зачем я только сказал об этом. Забудь мои слова, Гарриет.
– Олли, ты что, смеешься надо мной? Как можно забыть такое? Почему ты не мог отказать ей? Разве ты не хотел жениться на ней? Если не хотел, то почему согласился?
– Причина стара как мир – она была беременна.
Все поплыло у Гарриет перед глазами, мост под ногами, казалось, рухнул. Она потянулась к перилам, но и их не было.
– Оливер, – сказала она, – я совершенно запуталась. Можешь ты мне рассказать все с самого начала?
– Прости, Гарриет, я сам совершенно запутался. Давай вернемся на год назад. У нас с Крессидой начался роман. Она мне очень нравилась, и я ей, кажется, тоже. Она была такая хорошенькая, веселая…
– Да, да, – перебила его Гарриет, – не надо мне ее описывать. Давай ближе к делу.
– Хорошо. У нас с Крессидой был роман. Если ты помнишь, она гостила у нас несколько недель в Бар-Харбор в августе прошлого года. Мы очень весело проводили время, много плавали. У нас не было тогда ничего серьезного. Так мы думали. Во всяком случае, я не давал ей никаких обещаний. Ей тогда было двадцать шесть лет, и она уже не была… как бы тебе сказать…
– …девственницей, – подсказала Гарриет. Она знала, как серьезно Оливер относится к жизни, и не представляла его в роли соблазнителя.
– Да, – согласился он. – В октябре она написала мне, что у нее есть несколько дней отпуска, и она бы хотела провести их со мной. Я согласился. Тогда я уже был не один, но согласился. Ты понимаешь меня?
– Да, Оливер, я тебя понимаю. – Гарриет с нежностью дотронулась до его руки.
– Я встретил ее в аэропорту «Кеннеди», и мне показалось, что она немного напряжена, но не более того. В тот вечер мы пошли в ресторан. С нами были мои родители. Тогда мы очень весело провели время. Вернувшись домой, мы еще немного посидели, потом предки ушли спать. И тут Крессида мне объявила, что она беременна, что ребенок от меня и мы должны как можно скорее обручиться. Гарриет, клянусь, она никогда раньше ни словом, ни намеком не обмолвилась об этом, и я ничего не мог понять. Я совсем не любил ее и не хотел жениться. Я сказал ей об этом. Она разрыдалась и выбежала из комнаты. Когда она немного успокоилась и вернулась обратно, то сказала мне, что ее тошнило, что ее постоянно тошнит и она ужасно себя чувствует. Мне было так плохо, Гарриет, так стыдно. Мы долго разговаривали, и я старался ее заверить, что не брошу ее одну с ребенком, что буду заботиться о нем, но жениться на ней не могу. Она спросила меня, не хочу ли я, чтобы она сделала аборт. Я ответил, что такой вариант не исключен, и тогда она стала снова рыдать и говорить, что я хочу уничтожить нашего ребенка. Затем ей опять стало плохо, и она убежала, а когда вернулась, все повторилось сначала. Гарриет, ты не представляешь, как ужасно я себя тогда чувствовал. Теперь я хорошо понимаю людей, которые под пытками дают ложные показания.
– Олли, Олли, мне так тебя жалко.
– Теперь я понимаю своих родителей, когда они предупреждали меня не вступать в случайные половые связи, – сказал Оливер, горько усмехнувшись. – Такое к хорошему не приводит. Можешь легко себе представить, что было дальше. Я не спал всю ночь, размышлял над тем, какой я подонок, какая Крессида чудесная девушка, какое прекрасное лето мы провели вместе, какая хорошая жена из нее получится, как будут счастливы наши родители, и рано утром я помчался к ней и сказал, что женюсь.
Она побежала к моим родителям и все им рассказала. Они вроде бы были рады, во всяком случае, отец. Мама промолчала, но позвонила твоим родителям и все им рассказала. Остальное ты знаешь. Все понеслось, как снежный ком с горы.
– Но, Олли, я совсем ничего не знаю. Что стало с ребенком?
– Она его потеряла, – ответил он с грустью. – Спустя две недели. Она настаивала на том, чтобы мы ничего не говорили нашим родителям, они не знали о ребенке, и мы решили не откладывать нашу свадьбу.
– А потом она вернулась в Лондон?
– Да.
– Она хорошо все продумала, – сказала Гарриет.
– Нет, нет, – сказал Оливер. – Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, и уверяю тебя, что ты ошибаешься. Она действительно была беременна и чувствовала себя ужасно. У нее были налицо все симптомы. Я врач, Гарриет, и меня нелегко провести, и, кроме того, у нее была справка из больницы. Ты не помнишь, как она тогда себя чувствовала? Может, она куда-нибудь надолго уезжала? Или знаешь какие-либо другие подробности?
– Нет, – ответила Гарриет, стараясь не думать о том, что Крессиде с ее связями можно было легко получить такую справку.
– Нет, я не помню, но справедливости ради должна сказать, что в то время я много разъезжала и часто жила в Париже. Но мама никогда ни о чем таком не упоминала. Господи, о чем мы говорим? Ведь мы имеем дело с человеком, которого мы совершенно не знали. С женщиной, в день свадьбы улетевшей на самолете, который она сама пилотировала, в то время как мы считали, что она не может управлять даже велосипедом; которая давно продала свою квартиру, хотя делала вид, что продолжает в ней жить. «Этот факт хотя бы проливает свет на появление загадочного наследства», – вспомнила она слова Джеймса. – Но почему ты все-таки…
– Не разорвал помолвку? – перебил ее Оливер. – Это было бы прекрасно, и я хотел сказать ей об этом, но когда через неделю она приехала ко мне, то была очень бледной, много плакала, говорила, что очень несчастна и что только наш брак может спасти ее от необдуманных шагов. Мне казалось, что она меня действительно любит и нуждается во мне. И я снова не смог ничего сказать ей. Ты прекрасно знаешь, что у меня покладистый характер. К тому же в то время я только начинал свою карьеру и считал, что хорошая жена мне не помешает. Я даже сумел убедить себя, что счастлив.
– Боже, какой кошмар! – сказала Гарриет, чувствуя, как по ее телу ползут мурашки.
– Сначала я тоже так думал, но потом переубедил себя. Мои родители были счастливы, и ваши тоже. Все шло хорошо, и мне и в голову не приходило, что такое может случиться.
– Просто невероятно, – сказала Гарриет, тяжело вздохнув. – Ведь она опять была беременна от тебя, и даже это не остановило ее.
– Какое это теперь имеет значение? – сказал Оливер.
– А когда она тебе сообщила о своей беременности?
– Когда я приехал сюда. На прошлой неделе.
Гарриет внимательно посмотрела на него и увидела, что на его лице написано отвращение, смешанное с некоторой долей презрения. Внезапная догадка осенила ее.
– Оливер, – сказала она, – прости меня, но…
– Я знаю, что ты хочешь сказать, – перебил он ее. – Я все время стараюсь не думать об этом. Видишь ли, даты не совпадают, то есть начало ее беременности с тем временем, когда мы были близки. Она клянется, что все сходится, но это не так. У меня не было выхода, и я сделал вид, что верю ей, но я абсолютно уверен, что не ошибаюсь. Прости меня, Гарриет. Я знаю, что она твоя сестра, и ты любишь ее, что вы очень близки, но…
– Не так уж мы и близки, – ответила Гарриет. – Просто мы делали вид, что близки. Конечно, я люблю ее, – добавила она неуверенно.
– Она очень хорошая актриса, – сказал Оливер.
– То же самое говорит и Мерлин. Оливер, тебе нужно было быть с ней более решительным. Ты должен был собраться с силами и настоять на своем.
– Да, я знаю, – ответил Оливер, – но даже сейчас я не могу понять, почему я этого не сделал, почему я решил плыть по воле волн. Но ведь это совсем нелегко сделать, Гарриет. Как я мог наплевать всем в душу, навлечь на вашу семью такой позор?
– Но она же это сделала, – ответила Гарриет.
– Да, сделала, и я благодарен ей за это. Ты знаешь, я вчера чуть не отравился, – добавил он в порыве откровенности.
– Что?
– Я проглотил целую упаковку аспирина и запил виски. Я сделал это в порыве отчаяния. Манго с Руфусом спасли меня. Они были просто великолепны.
– О, Оливер, – сказала Гарриет и заплакала, – мне так стыдно за нее и так тебя жалко.
– Не надо, – сказал он, обнимая ее. – Все обернулось как нельзя лучше. Мне не надо на ней жениться, скоро закончится этот ужасный день, я сяду в самолет, улечу в Нью-Йорк и буду продолжать жить как ни в чем не бывало. Для всех мы придумаем какую-нибудь красивую ложь. Я счастлив, что мне не придется жить в Англии. Я чувствую себя гораздо лучше, чем если бы мы сейчас летели в наше свадебное путешествие.
– О Господи, какой ужасный день! – Гарриет громко чихнула. – У тебя есть носовой платок?
– Держи. Как ты себя чувствуешь?
– Плохо, – ответила Гарриет и снова заплакала.
– Гарриет, дорогая, не надо плакать. Мне кажется, с тобой случилось что-то еще. У тебя неприятности? Доверься мне.
– Не могу, Оливер. Не сейчас. Все так ужасно, так унизительно. Мне тяжело говорить об этом. Прости, но я пока ничего не могу тебе рассказать. Может, когда-нибудь…
– Хорошо, – согласился Оливер, – но если я могу помочь… Что я могу для тебя сделать?
– Ну разве убить кое-кого, – прошептала Гарриет.
Они вернулись в дом. Джеймс готовил на кухне чай.
– Твоя мама легла, – сказал он, тяжело вздохнув. – Я делаю ей чай.
– Дай ей лучше снотворное, – сказала Гарриет.
– Уже дал. Твои родители собираются уезжать, – сказал он Оливеру. – Если хочешь, можешь остаться у нас.
– Спасибо, Джеймс, но я лучше поеду. Гарриет, тебе уже лучше?
– Что? Ах да. Гораздо лучше. Позвони мне утром. – Она окинула отца холодным взглядом. – Что ты намерен делать дальше?
– Пока не знаю. Надо немного подождать. Мерлин и Жанин пока не вернулись. Я хочу их дождаться. Мне нужно отвезти Сюзи к Бомонам.
– Конечно.
– Гарриет, нам надо поговорить.
– Не понимаю о чем, и так все ясно. Я не глупая и отлично понимаю, что происходит. Давай больше не будем об этом. Договорились? Я поднимусь к маме и пожелаю ей спокойной ночи.
– Хорошо.
Мэгги лежала в постели, но еще не спала. Она слабо улыбнулась Гарриет и протянула ей руку. Вид у нее был, как у тяжелобольной. Гарриет поцеловала мать, и та взяла ее за руку.
– Ты вела себя сегодня лучше всех, – сказала она. – Спасибо.
– Мама, я делала все, что могла.
– Ты очень поддержала меня. – Мэгги тяжело вздохнула. – Почему она сделала это, Гарриет? Что могло с ней случиться? В чем наша вина?
– Так ты тоже пришла к выводу, что она заранее все обдумала?
– Да. В этом меня убедило сообщение, которое она оставила твоей приятельнице Тилли. Мне даже кажется, что я подумала об этом еще раньше. Когда узнала, что она улетела на самолете. Все так странно. Просто не верится. Она, наверное, была так несчастна. И еще эта беременность. Кто позаботится о ней теперь?
– Мамочка, успокойся. Эта новая Крессида, которой мы раньше не знали, сумеет сама о себе позаботиться.
– Да, но она беременна, – снова начала Мэгги, – и у нее, наверное, нет денег.
– Мне кажется, у нее их достаточно. Она получила сто тысяч за свою квартиру, не забывай об этом. На эти деньги можно прекрасно жить.
– Дорогая, не будь такой жестокой.
– Прости, но ничего не могу с собой поделать.
– Ты всегда была немного жестокосердной, – сказала Мэгги, – а Крессида такая чувствительная и ранимая. Она так переживала из-за щенка.
– Какого щенка? – спросила Гарриет.
– Ну вот, я же говорила ей, что ты все давно забыла. Это тот щенок, который тогда убежал, Биглас. Она всегда говорила, что это ее вина, так как она оставила ворота открытыми. Няня сказала мне, что она видела ее той ночью. Мы приперли ее к стене, и она нам во всем созналась. Она очень плакала и просила ничего тебе не рассказывать. Мы обещали ей. Ведь это же был несчастный случай.
