Текст книги "Том 12. Лорд Дройтвич и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)

– Тебе это совсем не понравится, – невозмутимо возразила Джилл. – Ты и сам знаешь, ты у меня – ленивый-преленивый старичок!

– Вот именно! Я и стараюсь объяснить, что я ленюсь! Вернее, ленился до сегодняшнего утра.

– А сегодня утром, значит, приключилось что-то особенное? Я уж вижу!

– Я увяз в роскоши! Я, как говорится в Библии, «утучнел, потолстел и разжирел».[29]29
  …утучнел, потолстел и разжирел – см. Втор. 32:15.


[Закрыть]

– Не надо, дядя Крис! – запротестовала Джилл. – Я ем тост с маслом.

– Но теперь я снова стал самим собой!

– Ну, и распрекрасно!

– Услышал я ветра морского порывы, – декламировал дядя Крис, – услышал и дождь, и могучий прибой! Услышал и песню летающей рыбы. Скорей же в дорогу! За мною, за мной!

– Дядя и «Гунга Дин»[30]30
  «Гунга Дин» – стихи Редьярда Киплинга (1865–1936).


[Закрыть] умеет декламировать, – повернулась Джилл к Нелли. – Вы уж простите за все это. Обычно он у меня просто золотой.

– Мне кажется, я понимаю его чувства, – ласково отозвалась Нелли.

– Разумеется, понимаете! Вы и я, мисс Брайант, мы – цыгане в этом мире! Не овощи, как молодой Рук.

– Э, что? – встрепенулся «овощ», очнувшись от своих мыслей. Он засмотрелся на лицо Нелли, загипнотизированный его мечтательностью.

– Мы счастливы, – не унимался дядя Крис, – только в пути, только в дороге!

– Видели бы вы дядю Криса по дороге в его клуб по утрам, – вмешалась Джилл. – Катит себе на такси, распевая цыганские песни, и никакая усталость его не берет.

– Что ж, оскорбление справедливое, – согласился дядя Крис– Я до глубины души содрогаюсь, видя, в какую пропасть сбросило меня богатство. – Он выпятил грудь. – В Америке я стану другим человеком. Америка из тебя, Фредди, сделает другого человека.

– Я в порядке, спасибо, – отозвался неприхотливый Рук. Дядя Крис повернулся к Нелли, указывая на нее драматическим жестом.

– На Запад, мой друг! Возвращайтесь на свою энергичную, бодрую родину! Долой из этого расслабляющего Лондона! Вы…

Нелли резко поднялась. Слушать дольше было невыносимо.

– Думаю, мне пора, – сказала она. – Билл по мне скучает, когда я надолго задерживаюсь. До свидания. Спасибо вам огромное за все, что вы сделали.

– Очень мило, что вы зашли, – откликнулась Джилл.

– До свидания, майор Сэлби.

– До свидания.

– До свидания, мистер Рук.

Фредди вновь очнулся от задумчивости.

– Э? О, послушайте-ка! Секундочку! Пожалуй, и я с вами потопаю. Пора и мне домой. Одеваться к обеду, то-се… Провожу вас, ладно? А потом поймаю такси на Виктории. Пока-пока!

Проведя Нелли через холл, Фредди придержал для нее парадную дверь. Вечер был прохладный, туманный, но в воздухе все еще держался неясный, но бодрящий намек на весну. Влажный аромат шел от деревьев, с которых капала вода.

– Вечерок-то! – словоохотливо завел беседу Фредди. – Блеск!

– Да.

Площадь они миновали в молчании. Фредди постреливал одобрительным взглядом на свою спутницу. Как он откровенно признавался и сам, он не очень подходил для современных девушек. Современные девушки, по его мнению, были чересчур бойкими, какими-то бурными для человека мирных вкусов. Но эта, которая шла с ним рядом, обладала всеми признаками девушки несовременной. У нее был тихий мягкий голосок. Чудноватый, правда, акцент, но голосок – мягкий и приятный. И сама такая тихая, совсем без этой бойкости. Такие качества в девушках Фредди высоко ценил. Хотя он ни за что и не признался бы в этом, но побаивался девиц того типа, каких ему приходилось водить на обеды или танцы. Чересчур уж умны, только и подкарауливают случай тебя подколоть. Эта совсем на них непохожа. Ну, совершенно! Ласковая, мягкая, то-се…

Именно в этом месте его размышлений до Фредди дошло, что спутница его что-то совсем притихла. И то сказать, за последние пять минут не проронила ни словечка. Он уже намеревался сам нарушить молчание, когда вдруг понял – они как раз проходили под фонарем, – что она плачет. Совсем тихонечко, будто ребенок в темноте.

– Ой, Господи! – оторопел Фредди. От двух вещей он терялся вконец – плачущих девушек и собачьих боев. При виде заплаканного личика он застыл, онемел, и в таком состоянии дошагал до ее дома на Добени-стрит.

– До свидания, – попрощалась Нелли у двери.

– До свида-а-а-ния, – автоматически протянул Фредди. – То есть, я хочу сказать, секундочку! – быстро прибавил он и нервно посмотрел на нее, крепко держась рукой за темную ограду. Когда девушки плачут на улице, это, как ни крути, паршиво, тут надо что-то предпринять.

– В чем дело? – спросил Фредди.

– Да ничего, ничего. До свидания.

– Милая моя старушка, – покрепче вцепляясь в ограду, не отступал Фредди, – что-то да есть! Уж непременно! Может, не сразу и догадаешься, взглянув на меня, но на самом деле я ужасно проницательный. И сейчас мне яснее ясного – что-то да есть! Почему бы вам не выложить весь сюжетец? Может, я смогу помочь?

Нелли повернулась было к дверям, но остановилась. Стыдно ей было за себя, дальше некуда.

– Я – дура!

– Нет-нет, что вы!

– Дура, дура! Со мной это редко… то есть, я редко плачу. Но сегодня, Господи! Когда я слушала, как вы все собираетесь в Америку… Будто это легче легкого, просто вам неохота суетиться, ну, меня и допекло. Подумать только! Ведь я могла быть сейчас в Америке, не будь я дурой.

– Дурой?

– Ну да! Настоящей простофилей! Вот до этой нитки искусственного жемчуга я в порядке, а выше – кочан, а не голова!

Фредди стал докапываться до смысла ее слов.

– То есть, вы хотите сказать, что откололи какую-то глупость?

– Глупее некуда! Взяла да и осталась в Лондоне, когда вся остальная труппа отправилась обратно домой. И теперь застряла в Англии!

– Театры контрактами забросали?

– Плохой вы отгадчик! – горько рассмеялась Нелли. – Нет, за меня тут не дерутся. Я вольна, словно ветер, как пишут в «Эре».

– Дорогая моя, – серьезно проговорил Фредди, – если ничто не держит вас в Англии, отчего же не рвануть в Америку? Я хочу сказать, тоска по родине – гибельная штука. Помню, гостил я у своей тетки в Шотландии в позапрошлом году, не мог слинять оттуда недели три, так я прямо ошалел, до того хотелось увидеть старушку-столицу. Проснусь иной раз ночью, а мне так и чудится, будто я у себя в Олбэни, и когда вспомню, где я, буквально взвывал, как пес. Не отмахивайтесь! Прыгайте на первый пароход и плывите в Америку.

– Пароход? Какой же компании?

– Что-что? А-а, понятно! Пароходом какой компании плыть?.. Так… так… Сам-то я никогда не плавал, так что затрудняюсь посоветовать. Неплохо отзываются о «Кьюнар[31]31
  «Кьюнард» и «Белая звезда» («Уайт Стар») – судоходные компании, обслуживающие линию между Англией и США (первая названа в честь Сэмюеля Кьюнарда, основавшего ее в 1839 г.).


[Закрыть] де». А у некоторых, опять же, с языка не сходит «Уайт Стар». Да выбирайте любую, они все хороши. Все, по-моему, вполне солидные.

– А какая из них возит бесплатно?

– Э? О-о! – Наконец смысл ее слов осенил Фредди, и он с глубоким ужасом ее оглядел. Жизнь так милостиво обходилась с ним, что он почти забыл, что существуют люди, у которых не столько денег, сколько у него. Под его отлично сшитым жилетом вскипело совершенно бескорыстное сочувствие. То, что Нелли очень хорошенькая, никак на него не повлияло. Главное, что она – в затруднительном положении. Вот это плохо. Подумать противно, что кто-то – в затруднительном положении.

– Ах, вот оно что! Так вы на мели?

– На мели? – рассмеялась Нелли. – Будь доллары бубликами, считайте, у меня и дырки от них нет.

Фредди был тронут до глубины души. Он уже много лет не встречал человека, у которого не было бы кучи денег, – только нищих на улице, которым он подавал шиллинги. Правда, приятели его в клубах иногда сетовали, что у них нет ни гроша, но грош этот обычно означал пару тысяч фунтов на новенькую машину.

– Ой, Господи! – воскликнул он.

Наступила пауза. Затем, во внезапном порыве, Фредди бросился ощупывать нагрудный карман. Странно, как порой все оборачивается к лучшему! Всего час назад он готов был поколотить себя за то, что вовремя не вспомнил об этих фунтах, зашитых под подкладку, они бы так пригодились в полицейском участке. Но теперь Фредди понял, что Провидение все держало под контролем. Вспомни он про эти деньги, да выложи их констеблю, сейчас бы их у него не было. А именно сейчас они и нужны. На него накатила донкихотская щедрость. Проворными пальцами он сдернул купюру с якоря и, как фокусник, выставляющий на обозрение кролика, извлек ее на свет.

– Старушка! – крикнул он. – Не могу я такого выносить! Абсолютно! Нет и нет! Я настаиваю на том, чтобы вы взяли деньги! Да, решительно настаиваю.

Широко раскрытыми глазами Нелли посмотрела на купюру, нерешительно взяла ее и оглядела под тусклым светом газового фонаря.

– Нет, не могу!

– Ну, в самом деле! Берите!

– Но тут же целых пятьдесят фунтов!

– Вот именно! Этого хватит на билет до Нью-Йорка. А? Вы спросили, какая компания возит бесплатно? Компания «Фредди Рук», чтоб мне треснуть! Пароходы отплывают каждую среду и субботу. Ну, так что?

– Я не могу взять у вас двести пятьдесят долларов!

– Ну, что вы! Конечно, можете! Наступила новая пауза.

– Вы решите… – Бледное личико вспыхнуло. – Вы подумаете, что я специально рассказала вам про себя, чтобы…

– Разжалобить меня? Нет и нет! Начисто выкиньте из головы! Перед вами, старушка, человек, который больше разбирается в выманивании денег, чем любой другой в Лондоне. То есть, я что хочу сказать – мне все уши прожужжали, дай и дай в долг. Есть шестьдесят четыре способа давить на жалость. Их все попробовали на мне. Я таких типов распознаю с закрытыми глазами. Вы и в мыслях ничего подобного не держали!

Купюра музыкально похрустывала в руке у Нелли.

– Прямо не знаю, что и делать!..

– Все нормально!

– Не понимаю, почему… Господи! Хотела бы я суметь высказать все, что о вас думаю.

– Знаете, – весело рассмеялся Фредди, – именно так, и не раз, говорили мне стервятники в школе! То есть учителя.

– Вы уверены, что деньги эти лишние?

– О, конечно! Абсолютно!

Глаза ее засияли под светом фонаря.

– Никогда не встречала таких, как вы! Не знаю, как и… Фредди беспокойно переминался с ноги на ногу. Он всегда чувствовал себя скверно, когда его благодарили.

– Ладно, поскачу, пожалуй. Надо еще домой забежать, переодеться, то-се… Ужасно рад, что встретил вас… ну, в общем, ясно.

Нелли отперла дверь и приостановилась на пороге.

– Куплю себе меховую накидку, – проговорила она.

– Шик-блеск! Непременно купите!

– И орешков для Билла.

– Для какого Билла?

– Для попугая.

– А, добрый старый Билл! Непременно купите! Ну, пока!

– До свидания… Вы такой добрый…

– Да ладно, чего там! – неловко буркнул Фредди. – В любое время, как станете проходить мимо…

– Ужасно добрый… Что ж, прощайте.

– Пока-пока!

– Может, еще встретимся когда-нибудь.

– Надеюсь! Абсолютно!

На мгновение к его щеке прикоснулось что-то мягкое и теплое, а когда он, споткнувшись, отступил, Нелли, легко взбежав по ступенькам, уже исчезла за дверью.

– Ой, Господи!

Фредди потрогал щеку. Странная смесь смущения и восторга переполняла ему душу.

Откуда-то снизу раздалось легкое хмыканье. Фредди резко обернулся. Горничная в грязной наколке, кокетливо сбитой на ухо, напряженно смотрела через прутья ограды. Глаза их встретились, Фредди чуть зарумянился. Ему показалось, что горничная вот-вот захихикает.

– Тьфу ты! – тихонько буркнул Фредди и поспешил по улице. Он думал о том, не сглупил ли, разбрасываясь деньгами. Всучил, можно сказать, незнакомому человеку. Но тут ему вспомнилось, как глаза Нелли смотрели на него под фонарем, и он решил – нет! Абсолютно! Не глупо, а правильно. Сам он такие поступки одобрял. Красота, а не поступок!

2

Когда Фредди с Нелли ушли, Джилл уселась на низкую табуреточку и задумчиво уставилась на огонь, гадая, ошиблась она или нет в своих предположениях, что дядя Крис встревожен. Эта суетливость, внезапная тяга к путешествиям совершенно ему не свойственны. Он всегда вел себя, как добрый ленивый кот, упиваясь комфортом, который только что так красноречиво обличал. Она внимательно на него посмотрела; он занял свое излюбленное место у камина.

– Милая девушка, – заметил дядя Крис. – Кто такая?

– Знакомая Фредди, – дипломатично объяснила Джилл. Не к чему тревожить дядю подробностями дневных событий.

– Очень, очень милая. – Дядя Крис вынул портсигар. – Не к чему спрашивать, слава Богу, можно ли закурить. – Он зажег сигару. – Помнишь, Джилл, много лет назад, когда ты была совсем маленькая, я пускал тебе дым в лицо?

– А как же! – улыбнулась Джилл. – Говорил, что тренируешь меня для семейной жизни. Только те браки счастливы, где жена любит запах табака. И оказалось, к лучшему, потому что Дэрек дымит, не переставая.

– Джилл, ты ведь очень любишь Дэрека? – спросил дядя Крис.

– Конечно. И тебе он тоже нравится, да?

– Превосходнейший парень. С деньгами, к тому же. Это большое преимущество. – Дядя Крис яростно пыхнул сигарой. – Преогромное. – Он смотрел в пространство поверх ее головы, – Приятно знать, что ты счастливо выходишь замуж. И у тебя есть все в мире, что ты только пожелаешь.

Взгляд дяди Криса упал на Джилл и слегка затуманился. Она разрешила для него огромную проблему. Брак всегда пугал его, но в пользу семейной жизни говорило то, что у женатых людей есть дочки. Ему всегда хотелось иметь дочку, умненькую девочку, которую он мог бы вывозить в свет, которой мог бы гордиться. И судьба подарила ему Джилл именно в нужном возрасте. Совсем маленький ребенок утомил бы дядю Криса – он любил детей, но они вечно устраивают жуткий шум и считают, что лучшего украшения для лица, чем джем, просто нету. Однако девчушка четырнадцати лет – совсем другой разговор. Они с Джилл стали очень близки друг другу с тех пор, как умерла ее мать, через год после смерти ее отца. Он наблюдал, как племянница растет, с радостью, к которой примешивалось легкое недоумение – росла она почему-то слишком быстро; с каждым годом ее богатой событиями жизни он любил ее все больше.

– Ты у меня красавец, – проговорила Джилл и погладила ближайшую к ней брючину. – Как это ты умудряешься делать такую изумительную складку? Я тобой горжусь.

Наступила минутная пауза. В честном взгляде дяди Криса обозначилась легкая тень смущения. Тихонько кашлянув, он подергал себя за усы.

– Хотел бы я, чтобы это было так. Хотел бы, но это не так. Боюсь, я недостойный человек.

– Про что это ты? – вскинула на него глаза Джилл.

– Да, недостойный, – повторил дядя Крис– Твоя мать совершила огромную глупость, доверив тебя мне. У твоего отца здравого смысла было побольше. Он всегда твердил, не тот я человек.

Джилл быстро встала. Теперь она уверилась, что дядю что-то тяготит.

– В чем дело, дядюшка Крис? Что-то случилось? Да? Отвернувшись, дядя Крис стряхнул пепел с сигары. Этот жест дал ему время собрать силы. Он был из тех редких, беспечных натур, которые отмахиваются от невзгод судьбы, пока последствия их не выльются в ощутимые бедствия. Иными словами, он жил минутой. Хотя за завтраком дела были так же плохи, как сейчас, только сейчас, когда перед ним встала необходимость выложить все, его жизнерадостность поугасла. Он не выносил испытаний. А ему предстояло именно испытание. До этой минуты он легко отмахивался от ситуации, хотя на ком-нибудь другом она повисла бы тяжким грузом. Он же в любую минуту мог отключить ум, как телефон, если бы беда вознамерилась заговорить в полный голос. Но грянул миг, когда волей-неволей, а придется этот голос послушать. Дольше уже не отвертишься.

– Джилл…

– Да?

Дядя Крис снова примолк, соображая, как бы половчее выложить свою новость.

– Джилл, не знаю, разбираешься ли ты в таких вещах, но сегодня на фондовой бирже произошел обвал. Другими словами…

– Разумеется, я все знаю! – рассмеялась Джилл. – Бедняга Фредди про это только и твердил, пока я не заставила его сменить тему. Он был в такой тоске, когда пришел к нам. Заладил: «Общипали, общипали»! В «Объединенных красках». Он потерял около двухсот фунтов. И злился, как бешеный, на своего друга, присоветовавшего ему купить какие-то…

– Боюсь, – дядя Крис откашлялся, – у меня для тебя дурные вести. Я тоже купил акции «Объединенных красок». – Он потеребил усы. – И потерпел большие убытки. Очень большие…

– Ай-я-я-я-яй! Ты же знаешь, тебе нельзя играть в азартные игры.

– Джилл, будь сильна. Я… я… хм, дело в том… а, ладно! Что толку топтаться вокруг да около! Словом, я потерял все! Все!

– Все?

– Да, все! Ужас! Кошмар! Этот дом придется продать.

– Но… но ведь он мой?

– Милая, я твой опекун. – Дядя Крис яростно пыхтел сигарой. – Слава Богу, что ты выходишь замуж за богатого!

Джилл стояла, глядя на него в недоумении. Деньги, как таковые, никогда не участвовали в ее жизни. Были вещи, которые хотелось иметь и за которые следовало платить деньгами, но это была забота дяди Криса, а она все воспринимала как должное.

– Я не понимаю…

Но тут же поняла, что понимает, и огромная волна жалости затопила ее. Дядя такой хороший! Как ему трудно стоять вот так и рассказывать! Она не ощущала, что ущерб нанесен ей, а только смущалась, что приходится видеть унижение старого друга. Все приятное в ее жизни было неразрывно связано с дядей. Она помнила, как он, точно такой же, как сейчас, только волосы чуть погуще, неустанно играл с ней на жарком солнце. Она помнила, как он сидел с ней допоздна, когда она вернулась домой с первых своих взрослых танцев. Они пили какао и обсуждали, обсуждали, обсуждали все, пока не запели птицы и не взошло солнце, не наступило время завтрака. Помнила, как ходила с ним в театры, а после – на веселые ужины. Поездки за город, ланчи в диковинных старых гостиницах, дни на реке, дни на бегах, на крикете, на выставках. Он всегда был один и тот же – веселый и добрый. Он был дядюшка Крис, и навсегда останется для нее милым дядюшкой, что бы он ни сделал. Джилл сунула свою ладошку в его руку и пожала ее.

– Бедный ты мой! – вздохнула она.

Дядя Крис смотрел красивыми синими глазами прямо перед собой. Поза его намекала на стойкость. Посторонний, заглянувший в комнату, решил бы, что девушка старается улестить прямолинейного, воинственного папу на поступок, которому противится его честная натура. Сейчас дядя Крис мог бы позировать для статуи «Нравственность». Когда Джилл заговорила, он как будто сломался.

– Я – бедный?

– Разумеется! И перестань напускать на себя величественный и трагический вид. Тебе он не подходит. Для этого ты слишком элегантен.

– Но, моя дорогая! Ты ничего не поняла!.. – Нет, я все понимаю.

– Я растратил все твои деньги. Твои!

– Понятно. Ну какое это имеет значение?

– Как, какое! Джилл, разве ты на меня не сердишься?

– Да как же можно сердиться на старенького добряка? Отшвырнув сигару, дядя Крис обнял Джилл. На минутку она испугалась, что сейчас дядя расплачется. Она молилась, хоть бы он не заплакал. Ну, это совсем уж кошмар! У нее появилось чувство, будто дядя – совсем маленький и не может о себе позаботиться. Ей надо утешать и защищать его.

– Джилл, – проговорил дядя Крис, давясь слезами, – ты… ты – стойкий маленький солдатик!

Джилл поцеловала его и отошла, занявшись цветами, повернулась к нему спиной. Напряжение было снято, и она хотела дать ему время опомниться. Она знала дядю достаточно хорошо и не сомневалась, что очень скоро жизнеспособность возьмет верх. Он не умеет долго пребывать на дне пропасти.

Тишина дала ей возможность обдумать все четче, чем в первом порыве жалости. Теперь она поняла, чем это обернется для нее. Нелегко принять голый факт – она без гроша, и все эти удобства, вся красота больше не принадлежат ей. На минутку ее обуяла паника, даже дыхание перехватило, точно ледяной водой плеснули в лицо. Она ощутила почти физическую боль, словно оживали занемевшие ноги. Когда она поправляла цветы, руки у нее дрожали и, чтобы не расплакаться, ей пришлось прикусить губу.

С паникой она сражалась в одиночку и победила. Дядя Крис, быстро приходивший в себя у камина, и не заподозрил, какая борьба шла рядом. Он опять обрел веселость и жизнерадостность. Теперь, когда с неприятной обязанностью было покончено, он снова смотрел на мир веселым взглядом авантюриста. Для него лично, убеждал он себя, лучшего и не придумать. От такой жизни он обленился и постарел. Ему требовался толчок. Его смекалка, за счет которой он некогда так весело жил, притупилась в стоячем болоте благополучия. Что ж, ему выпал шанс снова потягаться с миром. Огорчался он только из-за Джилл, но оптимизм его, никогда не сдававшийся надолго, твердил: с ней все будет в порядке! С тонущего корабля она шагнет в безопасное укрытие, под крылышко Дэре-ка Андерхилла, богатого, с высоким положением в обществе. А сам он отправится на поиски новой жизни. Синие глаза дяди Криса заблестели новым огнем – он воображал, каким станет. Он чувствовал себя охотником, выступающим в охотничью экспедицию. Для человека с мозгами всегда найдутся приключения и трофеи, он сумеет отыскать и захватить их. Да, очень удачно, что у Джилл есть Дэрек…

Джилл тоже думала о Дэреке. Паника улетучилась, и непонятная ликующая возбужденность охватила ее. Если Дэрек сейчас захочет взять ее в жены, то, значит, его любовь – самое сильное, что есть в мире. Она придет к нему, словно нищенка-девица к королю Кофетуа.[32]32
  Король Кофетуа – легендарный король из Африки, полюбивший нищенку. Впервые упоминается в старинных балладах, потом – у Шекспира, в «Тщетных усилиях любви» (IV, 1), «Ромео и Джульетте» (II, 1) и части 2-й «Генриха IV» (V, 3).


[Закрыть]

Покашляв, дядя Крис нарушил молчание. От этого кашля Джилл опять улыбнулась, сразу догадавшись, что дядя снова стал самим собой.

– А теперь скажи, дядя Крис, – попросила она, – что на самом деле случилось? Когда ты говорил, что кануло все, ты вправду имел в виду все, или просто играл мелодраму? В каком мы сейчас положении?

– Ну, как тут скажешь, душенька! Думаю, сотня-другая у нас осталась. Достаточно, чтобы продержаться, пока ты не выйдешь замуж. А потом – это уже неважно. – Дядя Крис щелчком сбил пылинку с рукава. Невольно Джилл подумалось, что жест этот – символ его отношения к жизни. Столь же беспечно и легко сощелкивает он и жизненные проблемы. – Обо мне, дорогая, беспокоиться не надо. Со мной все будет хорошо. Я и прежде прокладывал себе дорогу в жизни. Отправлюсь в Америку, попытаю удачи. Ты не представляешь себе, сколько вариантов там возникает! Ей-богу, что касается меня, лучшего просто и быть не могло. Обленился до невозможности. Самому противно. Поживи я такой жизнью еще годика два и, черт подери, я просто впал бы в старческий маразм. Решительно, у меня случилось бы ожирение мозга! Да-да.

Джилл, свалившись на тахту, хохотала до слез. Пусть дядя Крис и виноват в этом несчастье, но, безусловно, он помогает его вынести. Какого бы ни заслуживал он порицания с точки зрения строгой морали, вину свою загладить он умеет. Да, он разрушил ее жизнь, зато помогает улыбаться на ее руинах.

– Дядя Крис, ты читал «Кандида»?

– «Кандида»? Нет. – Дядя Крис помотал головой. Он читал запоем разве только спортивную прессу.

– Это роман Вольтера. Там есть такой доктор Панглосс, и он считает – все к лучшему в этом лучшем из миров.

Дядю Криса кольнула неловкость. Ему пришло в голову, что, пожалуй, чересчур живой темперамент подвел его, и он невольно занял слишком восторженную позицию. Подергав себя за ус, он снова настроился на минорный лад.

– Ты только не подумай, будто я не понимаю, что натворил. Я очень виню себя, – прочувствованно проговорил он, сощелкивая еще одну пылинку. – Очень и очень. Твоей матери ни в коем случае не следовало назначать меня опекуном. Она всегда верила в меня, и вот как я отплатил ей. – Он высморкался, маскируя чувства, не подобающие мужчине. – Не гожусь я для такой роли. Нет! Смотри, Джилл, никогда не соглашайся на опекунство! Просто чертовщина какая-то творится, когда хранишь чужие деньги. Сколько ни тверди себе, что чужие, а все равно так и чудится, будто твои собственные. Все равно кажется – можешь делать с ними, что угодно. Лежат себе и кричат: «Потрать нас! Потрать!» Ну, ты и черпаешь понемножечку, пока вдруг – бац! – а черпать-то больше и нечего! Осталось лишь далекое шуршание, лишь призраки утраченных купюр. Вот так все было и со мной. Как-то само катилось. Я едва осознавал, чтб происходит. Сегодня – чуточку, завтра – капельку… Словно снег, тающий на вершине горы. И однажды утром – все исчезло! – Дядя Крис подчеркнул слова жестом. – Я сделал, что смог. Когда обнаружил, что осталось всего несколько сотен, то рискнул ради тебя. Сплошные чувства и ни капли разума! Вот тебе весь Кристофер Сэлби! Один тип в клубе, болван какой-то – забыл уж, как его зовут, – шепнул мне: «Объединенные краски». А-а, Монро, вот как его зовут! Джимми Монро. Болтал о великом будущем британских красок, когда Германия сошла с дорожки… ну, короче говоря, послушался я его совета. Купил, черт возьми! А сегодня утром эти краски полыхнули синим пламенем. Вот тебе и вся история!

– А теперь, – заметила Джилл, – наступила расплата.

– Какая там расплата! – легко отмахнулся дядя Крис– Счастье на пороге, дорогая! Счастье! Свадебные колокола, и… тому подобное! – Он храбро расставил ноги на каминном коврике и выпятил грудь. На этой стадии он не допустит ни малейшего пессимизма. Праздник начинается. – Ты же не предполагаешь, что если ты потеряла деньги… э, ну, то есть, я потерял твои деньги, это повлияет на превосходнейшего молодого человека? Нет, он не из таких! Он всегда мне нравился. Кому-кому, а ему можно доверять! Кроме того, – раздумчиво добавил он, – зачем сообщать ему немедленно? Скажешь после свадьбы. Так, с месяц легко будет сохранить видимость.

– Конечно, мы должны ему сказать!

– Думаешь, это разумно?

– Понятия не имею. Иначе нельзя. Наверное, сегодня я увижусь с ним. Ой, нет! Забыла. Он уехал дня на два.

– Вот и прекрасно! У тебя есть время обдумать все.

– Тут и обдумывать нечего.

– М-да. Да, правильно.

– Напишу ему письмо.

– Напишешь, э?

– Гораздо легче все написать.

– Письма… – начал было дядя Крис, но его остановила открывшаяся дверь. С письмом на подносе вошла горничная.

– Для меня? – обернулся дядя Крис.

– Нет, сэр. Для мисс Джилл. Джилл взяла с подноса письмо.

– От Дэрека.

– Посыльный ждет, мисс. Ему не сказали, будет ли ответ.

– Если записка от Дэрека, – вмешался дядя Крис, – то вряд ли требуется ответ. Ты же сказала, он куда-то уехал.

Джилл распечатала конверт.

– Будет ответ, мисс? – выдержав подобающую паузу, спросила горничная самым нежным голоском. Она была большой поклонницей Дэрека и сочла очень красивым посылать записку, когда его все равно нет в Лондоне.

– Джилл, так что, будет ответ? Джилл будто очнулась. Она побледнела.

– Нет, ответа не будет.

– Спасибо, мисс– Джейн отправилась доложить кухарке, какая эта Джилл бесчувственная. «Так читала, ну, будто счет получила, а не любовное письмецо! – негодовала Джейн. – Лично мне нравятся люди чувствительные».

Джилл опустилась на стул, вертя листок в пальцах. Лицо у нее стало совсем белым. Ее придавила тяжесть, огромная, свинцовая, неподъемная. Ледяная рука стиснула горло. Дядя Крис, поначалу не заметивший ничего, теперь нашел ее молчание зловещим.

– Дорогая, надеюсь, ничего плохого? Джилл все крутила листок.

– Джилл, неужели дурные вести?

– Дэрек порвал помолвку, – тускло проговорила Джилл. Листок упал на пол, она сидела неподвижно, опершись подбородком на ладони.

– Что! – Дядя Крис соскочил с коврика, будто его внезапно лизнуло пламя. – Что ты сказана?

– Он порвал нашу помолвку.

– Негодяй! – заорал дядя Крис – Мерзавец! Да просто… просто… Он никогда мне не нравился! Я никогда ему не доверял! – Он кипел от злости. – Это… это невозможно! Как мог он узнать? Никак не мог. Это… ну, невозможно!

– Он и не знает. Наше банкротство тут ни при чем.

– Как же тогда? – Дядя Крис наклонился к листку. – Можно?..

– Да. Если хочешь, можешь прочитать.

Дядя Крис вынул очки и стал читать, глядя на листок бумаги, словно на мерзкое насекомое.

– Негодяй! Хам! – разорался он, комкая письмо. – Да чтоб мне… Джилл! Моя милая маленькая Джилл!

Он бухнулся на колени рядом с ней, а она, зарывшись лицом в ладони, разрыдалась.

– Моя девочка! Хам, подлец! Моя милая девочка! Я изобью его до полусмерти!

Отстукивали минуты большие часы на каминной полке. Джилл встала. Личико у нее было заплаканное, дрожащее, но рот уже сложился в твердую линию.

– Джилл, дорогая!

Она позволила ему сжать свою руку.

– Все случилось как-то вдруг, дядя Крис. В один день. – Она криво улыбнулась. – У тебя презабавный вид! Взлохмаченный весь, очки набок съехали!

Дядя Крис тяжело дышал носом.

– Когда я встречу этого человека… – зловеще начал он.

– О, что толку! – сказала она. – Не стоит того! Ничто того не стоит! – Джилл повернулась к дяде, стиснув руки. – Давай уедем! Сейчас же! Дядя Крис, я хочу поскорее уехать! Увези меня куда угодно! Возьми меня с собой в Америку!

Вскинув правую руку, дядя Крис потряс ею. Резво заплясали очки, свисавшие с левого уха.

– Мы отплывем первым же пароходом! Первым же! Я позабочусь о тебе, дорогая. Я поступил, как подлец. Ограбил тебя! Смошенничал! Но я возмещу все! Я дам тебе новый дом, не хуже этого! Умру, но дам! Я пойду на что угодно! На что угодно! – Дядя Крис уже неистово вопил. – Я… я работать пойду! Да, клянусь Богом, если дойдет до крайности, так и пойду!

И он с треском ухнул кулаком по столу, где стояли цветы Дэрека. Ваза, подпрыгнув в воздухе, опрокинулась, и цветы разлетелись по всему полу.