Текст книги "Том 12. Лорд Дройтвич и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

Глава II

Через три недели после начала Бенсонбургской экспедиции, ровно в 11 часов утра, высокий, изящный, очень элегантный господин свернул с Рю Белло на Рю Ванэ. То был Никола Жюль Сэн~Ксавье Опост, маркиз де Мофриньез-э-Валери-Моберан, которого друзья ласково называли Старым Хрычом. Шел он в министерство дарственных и завещаний, где занимал положение employe attache a l'expedition du troisieme bureau,[95]95
  Служащий экспедиции третьего отдела (франц.).


[Закрыть] то есть был довольно мелким служащим. Он спешил: собиралась гроза, а у него не было зонтика. Красивое лицо тоже подернулось тучей. Мысль о работе всегда огорчала его.

Несколько лет назад, когда богатая американка еще не развелась с ним, он таких мыслей не знал. Можно сказать, что он обитал в чертогах, кишащих рабами и слугами. Но все это кончилось. Кроме небольшого жалованья, он владел только изысканной внешностью, непобедимым духом и безупречным набором костюмов, рубашек, галстуков и носков, большей частью – неоплаченных.

Минут через двадцать после того, как он вошел в угрюмую каморку, где, кроме него, работали месье Супэ и месье Легондю, в другом, более просторном кабинете месье де ла Урмери, директор, нажал на кнопку.

Появился самый мелкий клерк.

– Досье Киболя, Овид! – сказал де ла Урмери.

– Сию минуту, месье.

– Я думаю, оно у Супэ.

– Нет, месье, у маркиза. Он сейчас над ним работал. Директор очень удивился.

– Кто работал? Маркиз?

– Да, месье.

– Значит, он здесь?

– Да, месье.

– На службе?!

– Да, месье.

Директор сурово и недоверчиво взглянул на подчиненного.

– Думайте, что говорите, Овид. Взвешивайте каждое слово. Вы всерьез утверждаете, что маркиз работает?

– Да, месье.

– Неслыханно! – воскликнул де ла Урмери. – Пошлите его ко мне. Пусть прихватит досье Киболя.

Старый Хрыч не любил этого досье, он его не понимал. То ли мэр, то ли жители сельской местности что-то дарят то ли музею, то ли министерству. Ничего не разберешь! Сунув его в карман, он пошел по коридору с обиженным видом. Он был выше такой чепухи.

Однако мрачность его быстро таяла, и, входя в святилище, он очаровательно улыбался, или, по версии директора, мерзко скалился.

– Доброе утро, месье.

– Доброе утро, маркиз.

– Дождь, знаете ли, – продолжил беседу подчиненный. – А я забыл зонтик. Так всегда! Кстати, я вам не рассказывал о зонтичном клубе?

– Какие еще клубы? – заорал начальник. Старый Хрыч мгновенно обрел деловитость.

– Вы за мной посылали?

– Да, – признался Урмери, – но особых надежд не питал. Вот уж чудо, так чудо! Аномалия! Феномен! Если не ошибаюсь, вы не заходили к нам две недели?

– Быть не может!

– Уверяю вас.

– Ах, как бежит время!

– Не без того. Если вам не трудно, перестаньте скалиться.

– Я улыбаюсь.

– Тогда перестаньте улыбаться.

Они помолчали, и в это время маркиз без спроса присел.

– Надеюсь, – предположил директор, – вы не сочтете меня невежливым, если я потребую объяснений. В конце концов, у нас есть традиции, и одна из них заключается в том, что работа идет неспешно. Мы не любим суеты. Достойная размеренность уместна, даже, посмею сказать, живописна. Но есть же пределы! Две недели, маркиз! Две недели вы ногой сюда не ступили. Нельзя ли узнать, в чем дело? Только не говорите, что хоронили тетушку!

– У меня нет тетушек.

– Ну, племянника.

– И племянников нет. У меня есть только сын Жефферсонг. Что за имя! Моя жена, то есть первая жена, ее уже давно нет, была американкой. Как, между прочим, и вторая, с которой я недавно развелся. Мой сын – писатель. Пишет, знаете ли, всякое.

Тон его был суров. Наследник Мофриньезов не вправе тратить молодость на пустяки. По фамильной традиции он должен искать богатую невесту, тем более если он так привлекателен.

Директора не интересовали литературные успехи молодого писателя.

– Он здоров, этот ваш сын?

– В высшей степени. Воевал в маки. Очень закаляет.

– Прекрасно. А то у наших служащих вечно кто-то мрет. То кузина, то дядя – ну, просто как мухи! Одно слово, напасть.

Маркиз сочувственно поквакал и откинулся в кресле, пытаясь понять, какое животное напоминает директор. Остановился он на мопсе.

– Итак, – продолжал тот, – ваш сын в добром здравии. Значит, дело не в нем. Посмотрите, что творится. В третьем отделе, кроме вас, служат Супэ и Легондю. Супэ поступил к нам сорок два года назад и несколько утратил былую прыть. Легондю – в расцвете сил, но последнее время ведет себя как-то странно.

– Совершенно спятил, – согласился маркиз. – Вас почему-то не любит… Собирается убить топориком, специально купил.

– Вот как? – равнодушно произнес директор. – Однако я не кончил. В третьем отделе двое неполноценных служащих, а третьего просто нет. В чем дело? Почему вы уклоняетесь от работы?

Маркиз немного подумал.

– Видимо, погода.

– Простите?

– До сегодняшнего дождя стояли прекрасные дни. Солнце там, небо, перистые облачка, легкий ветерок. Как хорош Париж весной!

– Какая весна? Сейчас июль.

– Как хорош Париж в июле! Вот вчера, к примеру…

– И позавчера, и позапозавчера, и…

– Я просыпаюсь. Я встаю. Я бреюсь. Я принимаю ванну. Я завтракаю. Я беру шляпу и трость. Я выхожу на улицу – и что же? Свет, смех, веселье. Ну, можно ли в такое время сидеть в каморке с ветхим Супэ и безумным Легондю? И вот, я – на бульваре, передо мной кофе и коньяк… Поразительно!

– Точнее, непозволительно.

– Но я силен, – продолжал маркиз. – Я кладу на столик часы. Я говорю себе: «В одиннадцать – на службу». Когда стрелки укажут одиннадцать, я прибавляю: «Нет, в полдвенадцатого». Когда они…

– В двенадцать, естественно, второй завтрак?

– Вот именно.

– А потом опять сначала?

– То-то и оно. Очень утомляет! Я даже похудел.

– Разрешите осведомиться, почему вы явились сегодня?

– Дождь пошел.

– Понятно.

Де ла Урмери медленно встал. Маркиз нервно поднял руку.

– Дорогой мой, что вы делаете? Так нельзя.

– Не понял?

– Вы еле выползли из кресла. Да, мы не молодеем, но надо владеть собой. Вот, скажем, вы легко кладете ногу на ногу? Рукой не помогаете? Ни в коем случае нельзя. Я вам дам целый список – нельзя пыхтеть, нельзя шаркать ногами, нельзя покашливать, нельзя с шумом всасывать суп, нельзя храпеть. Если вы храпите, положите под голову две или три подушки. А главное, – сказал маркиз, сурово помахивая пальцем, – помните: чем ты седее, тем важнее парикмахер; чем ты грузнее, тем…

Видимо, палец был последней соломинкой. Директор говорил пылко и долго, а когда решил набрать воздуха, понял, что усилия его не пропали даром.

– Поправьте меня, если я ошибся, – сказал маркиз, – но вы меня, кажется, увольняете.

– Вот именно, – подтвердил де ла Урмери. – Обычно мы просим подать прошение об отставке, но есть случаи…

– Подумайте!

– Я подумал.

– Подумайте еще. Вы совершаете серьезную ошибку. Конечно, не хотелось бы затрагивать эту тему, но когда в министерстве служит настоящий маркиз, это, знаете ли, придает какой-то блеск. Или, если хотите, светский лоск.

– Служит? Что-то не заметил.

Старый Хрыч обдумал эти слова и признал:

– Неплохо сказано.

– Спасибо, – отвечал директор, вполне с ним согласный. – Ну, вот, любезный маркиз. Всего вам хорошего.

Маркиз встал, уже ничуть не огорчаясь.

– Что ж, – заметил он, – сейчас лучшее время для отдыха. Иначе, знаете, машина износится. Это вам всякий врач скажет. Поеду-ка я в Биарриц.

– Да хоть к черту!

– Нет, лучше в Сэн-Рок, там ведь праздник. Будут буквально все. До свидания, мой дорогой. Нет, не «прощайте», я вам еще понадоблюсь. Адрес оставляю, будем держать друг друга в курсе. А, кстати! Что-то я на мели. Не могли бы вы?.. Нет? Ничего, ничего, справлюсь. Вас и так много дергают. Пойду, посмотрю, как там Жефферсонг.

Попрощавшись с месье Супэ, который был по-старчески любезен, и с месье Легондю, который его не заметил, маркиз поэлегантней надел шляпу и вышел, вертя тростью. Дождь миновал, сияло солнце. Придя домой, Хрыч ощутил, что у него что-то есть в кармане; то было злосчастное досье. Весело насвистывая, он швырнул его на полку, к носовым платкам, снова надел шляпу и направился на Рю Жакоб, где в скромной однокомнатной квартире жил граф Д'Эскриньон.

Глава III

Своего сына и наследника маркиз видел часто лишь года два-три. Когда отец женился во второй раз, мачеха так не понравилась пасынку, что он уехал в Америку. Теперь он снова жил в Париже и, как резонно заметил маркиз, что-то писал, но не издавался, и отец с полным правом мог считать его блудным сыном. Да, конечно, красив, учтив, и шарм Мофриньезов при нем, но что толку? Хрыч был недоволен. Молодой граф еще не свел его в могилу, но в то же время как бы и свел.

Добравшись до места, маркиз увидел, что сын его, без пиджака, тарахтит на машинке, древней, как их род.

– Привет, пап, – сказал он. – Садись, только пыль смахни. И молчи минут десять. Я работаю.

Джефферсон д'Эскриньон происходил от брака с Лореттой Энн, единственной дочерью мистера Поттера и его жены Эмилии (Коннектикут). В 20-х годах прелестная американка упорхнула в Париж, поскольку тогда происходило Великое Переселение Народов, и все молодые создания, у которых была хоть какая-то душа, хватали перо или кисть, чтобы отправиться на rive gauche.[96]96
  Левый берег [Сены] (франц.).


[Закрыть]

Родители разрешили Лоретте Энн присоединиться к этим толпам, и как-то поутру она сидела перед мольбертом в Люксембургском парке, когда туда явился совсем молодой маркиз. По строгим правилам богемы, они тут же познакомились, а через три недели – поженились. В должное время союз их был благословлен потомством. Но не успел юный муж привыкнуть к тому, что лицо может быть так похоже на яйцо всмятку, как ему пришлось узнать, что сына назовут Джефферсоном.

Однако время, великий целитель, сделало свое дело. Дитя обрело человеческий вид, а к имени отец приспособился. Когда сын отвалился от машинки, он сказал почти без отвращения:

– А ты, Жефф, все работаешь.

– Завтра надо сдать.

– Ну, мешать не буду…

– Ничего, я успеваю.

– Как ты вообще?

– Да так. Что-то ем, а главное – жду рассвета.

– Рассвета?

– В прозе это значит: «Надеюсь продать роман».

– Ты его и пишешь?

– Что ты! Это статейка. Роман – там, в Америке. Послал такому Клаттербаку.

– Клаттербак? – прикинул маркиз. – Что ж, можно и Клаттербаку! Я вот знал одного Квокенбуша. Кстати, твой отчим, один из мужей твоей любезной мачехи. Ты что, видел этого Клаттербака?

– Нет, мы не знакомы. У нас есть общий приятель. Месяца два назад он передал роман – и ни ответа, ни привета. Видимо, Клаттербак учится читать. А почему ты здесь в это время дня? Ты же на службе.

– Нет, я не служу. Не надо было туда идти. Это большая ошибка.

– Тебя что, выгнали?

– Ну, что ты! Директор чуть не плакал. Но я был тверд.

– Что же ты будешь делать?

– Думал отдохнуть в Сэн-Роке. Там князь Бламон-Шеври. Кстати, Жефф…

– Сколько? – быстро спросил Джефферсон.

– Тысяч десять.

– А пять нельзя?

– Десять как-то лучше.

– Ладно. Бери.

– Спасибо. А ты не знаешь, часом, кого-нибудь богатого?

– Нет, разве что тебя. Зачем он тебе нужен?

– Да вот, зонтичный клуб…

– Что это?

– Тут дело в человеческой природе. Человек по природе не хочет мокнуть, но по той же природе ему лень захватить зонтик. Основываем клуб. Каждый что-то платит и получает значок или повязку. Его застает дождь. Он входит в ближайшую лавочку и получает зонтик. Дождь кончился – отдаешь в другую лавочку. Просто, казалось бы, а какой доход! Миллионы членов…

– Откуда ты их возьмешь?

– В том-то и суть. Нужен начальный капитал. Ах, если бы ты женился!

Джеф вздохнул.

– Я так этого жду!

– Ты хочешь, чтобы я себя продал?

– Естественно.

– А как у тебя, кстати, с душой?

– С душо-ой?! Да у меня такая душа, прямо девать некуда!

– Я бы не назвал тебя романтиком. Маркиз снисходительно помахал рукой.

– В нашем жестоком мире, Жефф, не до романтики. Голова важнее сердца.

– Ты не всегда так думал.

– Это когда я женился на маме? Ну, знаешь! Я был молод и глуп.

– Вот и я молод и глуп. Маркиз забеспокоился.

– Ты что, влюбился в какую-нибудь нищенку?

– Нет-нет. Я вообще молод и глуп, не в частности. Маркиз с облегчением вздохнул.

– А то я уже испугался. С вами, писателями, глаз да глаз… А вообще, никак не пойму, что плохого в богатой невесте. Что-то в тебе от этих Поттеров… такое, прости, мещанское. Чем плох брак по расчету? Один дает знатность, другой – деньги. Нормальное соглашение. Ах, что с тобой спорить! Упрямый, как мул. Вылитая мать. Как заладила – Жефферсонг, и все тут! Помню, сказал я что-то, а она схватила ведро воды и меня облила. Озеро было, а не комната! Помню, кошка взлетела на шкаф, а хвост у нее – во-от такой. Ты что, не знал? Мокрый хвост значительно больше. Да-да. – И, сообщив это сведение из естественной истории, маркиз удалился.

А Джеф продолжил статью.

Глава IV

1

Говоря о том, что в Сэн-Роке к концу июля праздник, Джо не ошибалась. Тихий и мирный городок внезапно пробуждался, и все до единого – и жители, и отдыхающие – веселились, как только могли. Кем был святой Рох[97]97
  святой Рох (1295–1327) – покровитель зачумленных; к нему обращаются за защитой от чумы и прочих эпидемий.


[Закрыть] и за что его канонизировали, не знал почти никто из местных, тем более – из приезжих, но кому это мешает резвиться сутки напролет?

Об этом и думала Кейт, сидя в номере у Джо в отеле «Манифик».

– Ради Бога, закройте окна! – застонала она, когда духовой оркестр грянул марш прямо над ухом.

– Мы задохнемся, – отвечала Терри.

– Лучше задохнуться, чем оглохнуть. Они не утихнут до ночи. Я утром выглянула на улицу, и какой-то корсиканский бандит пустил мне в лицо такую штуку… Тещин язык, что ли.

– Наверное, он очень робкий. Боялся познакомиться. Жаль, что тебе это все не нравится!

– А это может нравиться?

– Я вечно себя корю, что вытащила тебя.

– Теперь поздно об этом думать.

Терри вздохнула. Сегодня Кейт была совсем не в духе. День святого Роха выманил на свет худшие ее свойства.

– Может, Ровиль тебе больше подходит…

– Я думаю, меньше.

– Там хоть тише. Ты послушай, какой шум. Интересно, в чем дело? Схожу, посмотрю.

– Ничего подобного! Это опасно. Все с ума посходили. Мне очень не нравится, что Джо ушла.

– О, с ней все в порядке! Она в ресторане с Честером Тоддом.

– Так она и сказала. Что еще за Тодд?

– Ты его видела. Он вчера заходил.

– Меня не было.

– Да, правда. Ну, он приятель Карпентера, у которого та огромная яхта. Они приплыли из Канн.

– Какой он человек?

– Молодой, приятный, богатый. Мозгов немного, но Джо он нравится. Надеюсь, дело выгорит.

Кейт сердито фыркнула.

– Ну и выражения! Охотиться за мужем… Чудовищно! Она еще не договорила, когда вошла Джо, причем такая, что Терри пискнула от восторга.

– Джо-о! Вот это платье!

– Хорошее?

– Не то слово. Жду не дождусь, когда оно ко мне перейдет.

– Еще недельку. А тебе нравится, Кейт?

– Я ложусь, – холодно отвечала сестра. – Навряд ли удастся заснуть, но лежа все-таки легче.

– Она не в духе, – сказала Терри, когда закрылась дверь. – Ей не понравилось, что ты пошла в ресторан с Тоддом.

– А как не пойти? Время не терпит. Мой месяц кончается в следующий вторник.

– Я тебе дам еще две недели.

– Дашь? Ой, Терри, ты ангел! За две недели я управлюсь.

– Ну и выражения! Охотиться за мужем… Чудовищно!

– Кейт так и сказала?

– Слово в слово.

– Какая мегера! Если хочешь выйти за принца, дома сидеть нельзя. Сам он на белом коне не явится.

– Можно сказать и так. Я думаю иначе, но это уж мое дело. А как все идет?

– Неплохо.

– Только вот эта Джейн…

– Да, Джейн Паркер мешает. Вечно она рядом крутится. Но я не думаю, что это опасно. Они – как брат с сестрой. Никакой романтики.

– Сегодня она придет?

– Нет. Ну, мне пора. Значит, платье годится?

– Еще как!

– И тебе не жалко двух недель?

– Конечно, нет.

– Ангел. Ты пойдешь куда-нибудь?

– Нет. Поболтаю с Арманом.

– Кто это?

– Лакей. Мы очень дружим.

– А, этот! Спокойной ночи, моя милая. До завтра.

– И вам доброй ночи, мадам, – отвечала Терри и пошла посмотреть, как там Кейт.

Однако общество старшей сестры было настолько утомительным, что через полчасика младшая вышла в коридор, к Арману, который всегда был готов развлечь, наставить и утешить.

Арман удивился, что она не пошла на праздник.

– Всю ночь танцуют, – сообщил он. – В городских садах. Глаза у нее сверкнули, ноги задвигались, и она замурлыкала:

 
Девицы, девицы,
Летите, как птицы,
Пляшите при свете луны…
 

– Pardon? – спросил ее приятель.

– Да нет, я просто пою, мой кочанчик. Танцевать мне не с кем.

Арман объяснил, что стоит ей появиться в садах, и сотни партнеров кинутся к ней. По-видимому, в день своего святого Сэн-Рок забывал о приличиях.

Терри задумчиво прикусила губу.

– А что, это мысль. В конце концов, молодой бываешь только раз.

Арман с этим согласился.

– Но я несвободна. За мной следят. Хотя, может, она заснула.

Подойдя к двери, она услышала храп. Несмотря на бесчинства Сэн-Рока, природа брала свое.

И Терри зашла к Джо, за платьем, о котором она мечтала.

2

Примерно тогда же, в дешевом пансионе, лежал на кровати маркиз. Через некоторое время он привстал и посмотрел на дверь, полагая, что шаги за нею принадлежат долгожданному сыну.

Однако вошла горничная и протянула телеграмму. Он открыл ее, опасаясь, что сын ответил отказом на вопль из бездны.

Но то был не сын; то был директор; текст же гласил:

«Где дело Киболя?»

Маркиз раздраженно швырнул бумажку. Ему было не до Киболей.

Сын явился через четверть часа, в тот самый миг, когда отец утратил надежду. Дорога от Парижа длинна, день был жаркий, и бедный граф выглядел непрезентабельно. Рухнув в кресло, он удивленно взглянул на родителя и закрыл глаза. Отец – это отец, но есть же пределы.

Маркиз поцокал языком.

– Не спи, Жефф!

– Я не сплю… почти. Опять у тебя неприятности?

– Мягко сказано, мой мальчик. Можно понять по телеграмме. Я надеялся, между прочим, что ты прилетишь на крыльях ветра.

– Я приехал самым медленным поездом. Других билетов нет.

– Устал?

– Еще бы!

– Прости. Вернее, спасибо. Ты не дашь мне пятнадцать тысяч франков?

– О, Господи!

– Знаю, знаю. Мало того, понимаю. У тебя их что, нету?

– Есть. За статью получил.

– Это хорошо! – одобрил маркиз, забывая о нелюбви к писательству.

– А зачем ты меня вызвал?

– Вот за этим. Хотя, конечно, всегда рад…

– Попросил бы выслать! Маркиз покачал головой.

– Ты бы мог отказать. В письме это как-то легче.

– И то верно! Ну, что ж, бери. Цена крови.

– Понимаю, понимаю, – отвечал великодушный Хрыч, – Всем нам нелегко. Наверное, ты заметил слова «речь идет о жизни и смерти». Фигура речи, это да, но довольно точная. Речь идет о свободе и неволе. Меня могли посадить в тюрьму, а ты представляешь здешние тюрьмы? Бламон-Шеври говорит, они и в Париже не подарок.

– В тюрьму? – удивился ко всему привычный сын. – Что ж ты такое натворил?

– Старая, старая история – начал отец. – Когда ты беден, тропа дозволенного все уже. Чуть шагнул в сторону… Вчера это случилось. Виноват, естественно, подлец Шеври.

– Что ж натворил твой князь?

– Пригласил в ресторан. – Голос несчастного Хрыча задрожал от гнева. – Пошли мы в лучший отель, стал он заказывать… Блюда, вина – все самое лучше. Под конец его вызвали к телефону. Больше я его не видел.

– Тебе пришлось платить? Ну и друзья у тебя!

– Он мне не друг. Я человек терпимый. Я многое могу понять, но это!.. Выпороть бы его у входа в клуб!

– Разве его не отовсюду выгнали?

– В том-то и дело, отовсюду. Итак, сижу, в кармане у меня сто франков…

– То есть, десять тысяч?

– Нет, сто. Зашел в казино, понимаешь. Ну, неважно. В кармане сто франков, а счет – на двенадцать тысяч.

– Ты вроде просил пятнадцать.

– Конечно, конечно. Именно на пятнадцать. Что у меня с памятью?

– Значит, ты удрал? Маркиз поднял брови.

– Мой дорогой, за кого ты меня принимаешь! Нет. Я подумал секунды две и, когда лакей отвернулся, перескочил к соседнему' столику. Салфетку, естественно, перебросил через руку. Смотрю, аргентинец или грек выкамаривается перед дамой. Я подаю счет. Он, едва взглянув, кидает пачку денег. Благодарю, беру деньги, кладу на свой столик. Сегодня утром заходила полиция. Дали мне срок до завтра.

– Ну, все в порядке.

– Да. Какой груз свалился! Душа просто скачет и поет. Как говорила твоя мама, опять его повело, то есть меня. Как, прошвырнемся?

– Я лягу.

– Куда?

– В постель.

– В постель?

– Ты ездил со всеми остановками в самый жаркий день лета?

– А, вон что! Что ж, отдыхай. Ты снял номер в этой морилке?

– Да, они назвали это номером.

– Ну, иди. А может, прошвырнемся?

– Нет. Лягу и засну.

– А я пойду. Приятных тебе сновидений, – сказал маркиз, бросая взгляд в зеркало.

3

Пробиваясь сквозь толпу, Терри добралась до городского сада, которого бы не узнал и лучший друг. Обычно он был чинным до скуки. Дети гуляли в нем с няньками, парочки шептались на скамейках, старички читали местные газеты. Посетителя это убаюкивало, наводя на мысль о том, что Сэн-Рок развлечь нетрудно.

Сейчас все изменилось. Оркестр, выпучив глаза, играл на эстраде, а вокруг нее вертелись веселящиеся жители. Предсказание Армана не исполнилось. Золотая молодежь занималась собственными дамами, и вскоре беглянка, устав от мелькания и суеты, возжаждала тишины и покоя. Тем самым, она пошла погулять на дюны, где давно стемнело, а с моря дул прохладный ветер.

Не успела она отойти от площадки, как на нее налетело что-то плотное, оказавшееся очень изысканным и моложавым старичком.

– Mille pardons, mademoiselle![98]98
  Простите, пожалуйста, мадемуазель! (букв. «Тысяча извинений») (франц.).


[Закрыть] – сказал он.

– Pas du tout, monsieur.[99]99
  Не за что, месье (франц.).


[Закрыть]

– Ax, вы из Америки! – восхитился незнакомец, – Какие воспоминания! Моя жена… То есть первая жена, ее давно нет…

Он говорил бы еще, но Терри смыла, или, точнее, унесла цепь держащихся за руки жителей. Крайний справа размахивал брюками. Подумав, как лорд Ларди у Гилберта: «Что за обычаи, однако, у этих самых францужан!», Терри продолжила свой путь.

У моря было темнее, чем она думала, настолько темнее, что она не видела ничего, и когда рядом раздался голос, подскочила дюймов на шесть.

– Эй! – заметил голос.

У Терри был хороший характер, но и ему есть пределы. К тому же она прикусила язык, что придало суровость артикуляции.

– Кто это? Вы меня напугали, – сказала она. Голос очень обрадовался.

– Ура! Американка! Вот здорово!

– Да, я из Америки.

– Славатегосподи! А то я знаю по-ихнему два слова.

– А что вы хотите сказать?

– Понимаете… – Он смутился. – Вы не подойдете ближе?

– А как лучше?

– Не подходить. Я без штанов.

– Что-что?

– Ну, без брюк.

Терри заволновалась. Она любила интересные происшествия.

– Почему?

Незнакомец совсем расстроился.

– Почему? Да потому, что их стащили пьяные гады. Гуляю себе, никого не трогаю, а они ка-ак набросятся…

– Ой, да я же их видела! То есть брюки. Еще в саду. Один субъект размахивал ими, как знаменем с надписью Excelsior.[100]100
  Excelsior – выше (лат.). знаменем с надписью Excelsior – строка из стихотворения «Эксцельсиор» американского поэта Г. У. Лонгфелло (1807–1882).


[Закрыть]

– Я ему покажу Excelsior! Да, а как отсюда уйти? Хожу тут, жду…

– Вот я и пришла. Как вам помочь?

– Прямо и не знаю. Хорошо бы добраться до яхты.

– У вас есть яхта?

– Стоит у пристани. А внутри двадцать семь пар брюк. Разрешите представиться, Карпентер.

– Я о вас слышала. Вы приятель Тодда.

– А вы знакомы с Честером?

– Так, видела.

– Ну, тогда все в порядке. Он где-нибудь поблизости. Найдите его, пожалуйста, и попросите подплыть сюда на лодке. Тогда он перевезет меня на яхту.

– Сейчас все сделаю..

– Так неудобно вас беспокоить…

– Ерунда, – сказала Терри. – Рада служить.

Однако, вернувшись в парк, она поняла, что Честера Тодда быстро не изловишь. Где-то он был, но скорее в отеле, чем на танцульке. Отелей в Сэн-Роке одиннадцать, а еще пятнадцать ресторанов и два казино. Пока все обойдешь… Она даже вздрогнула.

А вздрогнув, заметила у ближнего столика изысканного, хотя и немолодого господина, и подбежала к нему за советом. Конечно, он не Честер Тодд, но и не местный житель.

– Простите, – сказала она.

Маркиз плавал в тихом блаженстве. Свет, музыка и пачка денег в кармане перенесли его в ту эпоху, когда все это играло в его жизни большую роль. Не хватало только дамы; и она явилась.

– Вы меня помните? – спросила Терри.

– Ну, как же, как же! – спохватился он. – Разве можно вас забыть? Я как раз заказал шампанского. Не присоединитесь ли?

Терри покачала головой.

– Не могу. Я делаю доброе дело.

– Pardon?

– Помогаю несчастному. Там, на дюнах – человек без штанов.

Маркиз не совсем понял.

– Почему же?

– Я сама спросила. У него их стащили. Не знаю, зачем. Наверное, думали, что это смешно. Вот он и ждет, чтобы его спасли. Вы не помогли бы?

Маркиз, в сущности, не собирался тратить такой вечер на спасение какого-то санкюлота. Он бы так и сказал, но Терри прибавила:

– Его надо отвезти на яхту. У него там двадцать семь пар брюк.

– На яхту?

– Да.

– У него есть яхта?

– Да, очень большая. Паровая, что ли. Стоит у пристани.

Парк покачнулся перед взором маркиза. Яхта тут была одна, Фредерика Карпентера, владевшего пакетом акций столовой воды «Фиццо». Если верить местной газетке, стоил он миллионов двадцать.

– Он… он вам представился? – спросил маркиз на всякий случай.

– Да. Его фамилия Карпентер. Он очень страдает. Если вы крикнете: «Эй, мистер Карпентер, идем на помощь! Держитесь!», – он будет очень рад.

– Иду, иду, – заверил маркиз и ускакал, как кролик, трепеща от счастья. Много лет он искал и ждал благодарного миллионера.

4

Терри тоже вернулась в отель веселая. Что-что, а приключение у нее было. Однако, завидев Кейт, очень прямую, хотя и в розовом халате, она немного одумалась, догадавшись, что ей предстоят неприятные четверть часа.

Кротко выслушав то, что показалось бы несколько суровым даже в устах Михея или Иеремии,[101]101
  Михей, Иеремия – самые суровые из Ветхозаветных пророков.


[Закрыть] она решилась спросить про Джо и с удивлением узнала, что та давно дома.

– Потому я и не сплю, – пояснила Кейт. – Явилась, ничего не сказала и ушла к себе.

– Не сказала?

– Ну, сказала, что у нее болит голова. Не удивляюсь.

– Что-то тут не так. У нее никогда не болит голова. Дело в этом Честере.

Кейт вскрикнула в той самой манере, в какой вскрикивают старшие сестры. Она давно опасалась самого худшего.

– Ты думаешь, он ее оскорбил?

– Ну, что ты!

– Откуда ты знаешь? Кто он, в конце концов? Он мог ее поцеловать!

– Ранние христиане только это и делали. Я боюсь, что он ее не поцеловал. Жаль, нельзя ее разбудить.

– Можно, – сказала Кейт. – Джо-зе-фи-на!

– Да? – печально откликнулась Джо.

– Иди сюда!

– Я сплю.

– И-ди сю-да! – заорала Кейт, и сестра появилась, с неприязнью глядя на нее.

– Что у тебя случилось с мистером Тоддом?

– Ничего. Поели, потанцевали, и я пошла домой.

– Он тебя проводил?

– Конечно.

– Подвез в своей машине?

– Нет, в такси.

О такси Кейт знала все.

– Он тебя поцеловал?

Джо засмеялась глухим, невеселым смехом.

– Зачем же? – спросила она. – Разве почтенные, женатые люди целуют молодых девушек?

Терри взвизгнула.

– Он женат?

– Да, очень давно. На Джейн Паркер. Она не носит его фамилию, потому что выступает под своей. Надо было знать, она знаменитая скрипачка. А он – принц-консорт, мистер Паркер. Так сказать, играет вторую скрипку… Бери свои две недели, Терри. Завтра лечу домой и выйду за Питера.

И она удалилась.

– Что ж, – сказала Кейт. – Спасибо, хоть одна образумилась. Едем и мы?

– Нет, – сказала Терри. – Я хочу в Ровиль.

– Чего ты там не видела?

– Как – чего? Это алмаз Пикардии, Мекка водных курортов. Кроме того, со мной там что-то случится.

– Ну, знаешь!

– Да, знаю. Вернее, предчувствую. Я вообще такая, мистическая.

– Ну, зна…

– Вот увидишь, – сказала Терри.

5

Через два часа, в пансионе Дюрана, маркиз ворвался к сыну и стал его трясти, чтобы разбудить.

– Жефф!

Джефферсон застонал. Как и Кейт, он опасался худшего и винил себя за то, что отпустил без присмотра столь неустойчивое создание.

– О, Господи! – сказал он. – Что еще? Опять неприятности?

– Что ты, что ты, что ты! Знаешь, где я пробыл два часа? На яхте. У Фредерика Карпентера, миллионера.

Джефферсон вздохнул.

– Ты напился. Пройди-ка по прямой.

– Какие еще прямые?! – обиделся аристократ. – Пройти я могу, пожалуйста, но ты меня огорчаешь. Представь себе такой случай: ты потерял штаны.

– Что?

– Боже мой, шта-ны! Ты миллионер, а штаны взять негде.

– Почему?

– Неважно. Ты бегаешь по дюнам и ждешь спасения. Тут приплываю на лодке я. Кричу: «Эй!» Беру тебя в лодку. Отвожу на яхту. Прижмешь ты меня к сердцу? Естественно. Что и сделал этот Карпентер. Вообще-то я зову его Мяч. Он сам просил.

– Мяч?

– Университетское прозвище. Он был звездой футбола. Итак, он буквально пылал благодарностью…

– А ты, конечно…

– Ничего подобного! Да, более слабый человек мог бы воспользоваться ситуацией, более слабый – но не я. Представившись, я погоревал о том, что я из чистого каприза продал мою яхту, поскольку мы, Мофриньезы, жить не можем без моря. Он немедленно меня пригласил. Отплываем через три дня. Успеешь съездить в Париж, все там устроить.

– При чем тут я?

– Он и тебя пригласил.

– Да я работаю! Какие яхты!

– Что за чушь! – нетерпеливо фыркнул маркиз. – Вот на яхте и работай. Хотя зачем тебе писать, в толк не возьму. Я их навидался, писателей. Очень противные. Наверное, это у тебя от матери. Искусство! Я ее и не видел без зеленой краски. Ладно, пиши, дело твое. Ну как, согласен?

Джефферсон представил себе душную комнатку на Рю Жакоб, потом – яхту в море, и кивнул.

– Молодец. Плывем в Ровиль, прелестнейшее местечко. Там поселимся в отеле «Сплендид». Все свои – миссис Пеглер, это одна американка, и ее племянница Мэвис. Племянник с женой еще побудут здесь. Такой, знаешь, Честер Тодд…

– Да, знаю. Брал у его жены интервью. Эти, как ты говоришь, племянники владеют какой-то столовой водой.

– Как мой Карпентер? Этих владельцев столовых вод просто тянет друг к другу. Смотри, до чего же все хорошо складывается. Мяч даст мне денег на зонтичный клуб. Конечно, я ничего не говорил, еще рано. Ладно, мой дорогой, не буду тебя задерживать. Спокойной ночи, приятных снов.

6

Когда Фредди Карпентер курил свою последнюю трубку на яхте «Белинда», к нему присоединился его друг и гость Честер Тодд.

– Пип-пип, – сказал Честер.

– Привет, – сказал Фредди.

– На празднике был? Фредди затрясся.

– О, да! Они у меня стащили брюки.

– Не может быть!

– Еще как может! Стащили и унесли.

– Неприятно. А ты что сделал?

– Спрятался в дюнах. Так бы там и сидел, если бы одна девица не привела старичка, а тот не отвез меня на яхту. Красота, а не старичок! Я пригласил его в Ровиль.

– Вечно ты всех приглашаешь! Он ложки украдет.

– Что ты! Он маркиз…

– Французский?

– Ага.

– Точно украдет.

– Чего ты взъелся на маркизов?

– Уж мне есть с чего. Тетя Гермиона была за одним замужем. Ты бы ее послушал! Нет, искренне советую, отмени-ка ты это.

– Не могу. Я обижу Никола.

– Кого-кого?

– Никола. Он просил его так называть. Честер покашлял.

– А как насчет Жюля, Сэн-Ксавье и Огюста, не говоря о де Мофриньезе-э-Валери-Моберан?

– Да, это все он. Вот карточка. Откуда ты его знаешь?

– От тети Гермионы. Он – тот бывший муж, которого она извергла во тьму внешнюю. Ничего будет прогулочка. Представим себе, что Ной в пару к тигру прихватил бегемотиху. Что ж, спокойной ночи. Пойду, лягу.