Текст книги "Том 12. Лорд Дройтвич и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

Миссис Пеглер глубоко вздохнула.

– Ты уверен?

– Еще бы! Прихожу, она держит твою сумку, ну, мы поговорили, вдруг бежит Фредди и говорит, что кто-то там не уехал. Она улыбнулась. Тут я и вспомнил. Я еще тогда сказал: «Какая У вас хорошенькая горничная», а мисс Трент ответила: «Феллоуз? Да, она мила». Странная штука память, как ты думаешь?

Миссис Пеглер не собиралась обсуждать странности памяти. Она мгновенно оживилась:

– Да это же все меняет!

– А, что?

– Долго объяснять. Фредерик с ней связался, она может вчинить иск…

Честер так удивился, что часто заморгал.

– Фредди?

– Он самый. Сделал ей предложение, а потом обручился с Мэвис.

Честер заморгал еще чаще.

– Что ж он, на двоих женится?

– Как видишь.

– Не думал, что он такой ходок! – восхитился Честер. – Вот уж, поистине, чужая душа – потемки.

Миссис Пеглер по-прежнему сияла.

– Ну, теперь все изменится. Ты совершенно уверен, что это она?

– Конечно! Одного я не понимаю, на какие деньги она живет в «Сплендиде»?

– Уж на какие-нибудь, – мрачно ухмыльнулась миссис Пеглер, но тут же снова расцвела. – Ну, теперь все в порядке. Я даже надеюсь, мне повезет. Дай-ка сумку.

– Пожалуйста.

Миссис Пеглер улыбалась, но улыбка ее исчезла, как дыхание с зеркала.

– Что это значит? – резко спросила она.

– Э?

– Тут ничего нет!

– А должно быть?

– Конечно. Пятьсот тысяч франков. Где ты нашел сумку?

– Собственно, я не нашел. Эта девица ее держала. Стоит у стола, а я подошел и говорю: «Простите, вы случайно не видели…» Смотрю – сумка у нее. Я взял ее и пошел.

Миссис Пеглер боролась с чувствами, которые не так легко выразить. Наконец ей это удалось.

– Та-ак!

– Э?

Миссис Пеглер горько усмехнулась.

– Я сказала «Уж на какие-нибудь живет», но не думала, что на ворованные. Честер, вызови такси!

– Куда ты едешь?

– В полицию, – отвечала миссис Пеглер.

Глава X

1

Возвращаясь в отель по террасе казино, Терри внезапно остановилась. Перед ней стоял человек, исключительно похожий на мистера Клаттербака, которому дома, в Бенсонбурге, она часто продавала яйца и мед. Судя по склоненной голове, он углубился в мысли. Но тут он голову поднял, показав тем самым, что он похож на Клаттербака, поскольку он и есть Клаттербак.

– Здравствуйте, – удивленно сказала Терри.

Сосед посмотрел на нее совиным взглядом. Подбородки его слегка колыхал бриз.

– Минутку, минутку! – воскликнул он, поднимая руку, словно собрался управлять уличным движением. – Сейчас, сейчас!.. Продаете мед – заметим, слишком дорого, фамилия начинается с «Дж». Дженс? Джексон? Дженкинс?

– Скорее Трент.

– Трент! – Клаттербак победно сверкнул очками. – Так я и знал. Конкретно вас зовут Терри.

– Да. Это от «Тереза».

– Совершенно справедливо. Что вы здесь делаете?

– Так, отдыхаю. Мы получили немного денег и решили проветриться. За фермой присматривают сердобольные соседи. А вы что делаете так далеко от Бенсонбурга?

– Дела в Париже.

– Тут не Париж. Тут Ровиль-сюр-Мэр.

– Каждый имеет право приехать из Парижа в Ровиль! – вызывающе сказал Клаттербак. – Простите, если резковат. Совсем не спал, и вез меня сюда один псих, явно стремившийся к самоубийству. Земли мы коснулись раза два, не больше. Заметьте, на чужой машине! А теперь я его ищу. Вы, часом, не знаете, где граф д'Эскриньон?

– Что?!

– Наверное, я не так произнес?

– Вы знакомы с Джефом?!

– В жизни о нем не слышал.

– Ну, с Эскриньоном!

– Вот, вы точно так же произносите. Значит, его зовут Джеф? Знаком, как же! Были вчера в Париже, утром ели луковый суп, а потом он понесся сюда, но забыл сказать свой адрес. Хожу по отелям, спрашиваю.

– Не надо. Он в «Сплендиде», очень близко. Ярдов сто.

– Сто ярдов я одолею, – признал старый атлет. – Хорошо, что вы с ним знакомы. Давно?

– С тех пор, как я здесь.

– Замечательный парень. Сражался в маки, то-се. Очень умный.

– Да, он книжку написал.

– А я ее издаю.

– Ой!

– Почему вы кричите?

– Я очень рада, – объяснила Терри. – За него. Вы же такой хороший издатель!

– Куда уж лучше!

– Можно я вас поцелую?

– Нет, нельзя. Мне некогда. Я должен немедленно его найти. Вопрос жизни и смерти.

– А может, сперва зайдем ко мне, выпьем? Клаттербак облизнулся. Однако глаза за очками тут же потускнели.

– Ваша сестра там?

– Какая? Джо уехала, Кейт – здесь, в Ровиле.

– Та, которая смотрит на людей, как герцогиня на мокрицу.

– Это Кейт.

– Тогда я лучше не пойду.

– Хотите, я вам позвоню, если ее нету?

– Да, пожалуйста. Я буду у Эскриньона. В каком он номере?

– Портье скажет.

– Все забываю, что у них есть портье. Все ж, дикий народ, французы… Хорошо, вы мне звоните.

– А может, он спит? Не ложился до утра, потом сюда ехал…

–'Ничего, разбужу. Выжму на него губку. Прекрасный способ! – убежденно сказал Рассел Клаттербак.

Терри блаженно улыбалась, направляясь в свой номер, пока не увидела, точней – не услышала сестры. Та явно паковала вещи, и Терри пришло в голову, что она может и рассердиться.

На нерешительное покашливание Кейт откликнулась:

– Это ты?

– Я.

– Билеты купила?

– Э… а… да. Купила.

– Прекрасно. Скоро все уложу. Когда мы едем?

– Мы не едем, – пискнула Терри.

Нависло молчание. Нечистая совесть подсказала Терри, что оно длится не меньше получаса. Наконец появилась Кейт.

– Что ты сказала? – спросила она, напоминая при этом классную даму, которая настигла своих питомиц за курением. – Не едем?

– Да.

– Ты опять передумала?

– Да. Понимаешь…

Кейт повернулась, ушла в спальню и вышла оттуда в шляпе. Окинув сестру серьезным взглядом, она покинула номер. Дверь хлопнула; Терри позвонила Клаттербаку, а потом заказала две бутылки шампанского. Для человека, который печатает Книгу, ничего не жалко. Судя по объему, две бутылки – в самый раз. Она слабо похихикала, представив себе со свойственным ей здравым смыслом, как трудно приходится сестре. Она, то есть Терри, была ей обузой с раннего детства и, по всей видимости, останется ею, когда они станут седыми старушками. Одно утешение – Джо сердит сестру еще больше.

2

Джеф не спал, и Клаттербаку не пришлось выжимать губку. Многообещающий писатель уже помылся, оделся и с удовольствием, хотя и с опозданием, завтракал. Увидев гостя, он на мгновение подумал, что тот ему снится.

– Мистер Клаттербак! – воскликнул он.

– Называйте меня Расе, – сказал издатель, с удивлением глядя на стол. – Кофе и какие-то трубочки! Это второй завтрак?

– Первый.

– Хорошо, первый – но все же!..

– Да, так мы утром едим.

– Господи! – вскричал издатель и что-то пробормотал, упоминая Джорджа Рипли.[134]134
  Джордж Рипли (1802–1880) – социальный реформатор, один из основателей т. н. Фермы Брука в Массачусетсе – коммунистической общины, существовавшей с 1841 по 1847 г.


[Закрыть] – Не ждали меня, а?

– Вообще-то не ждал. Но очень рад. Почему вы приехали?

– Потому что попал в переплет. Мне нужна помощь. Да-да, очень нужна! – Он намазал маслом круассан и опустился в кресло, словно бронтозавр в свою топь. – Я весь дрожу. Понимаете, моя жена…

Отчасти от чувств, отчасти оттого, что он говорил с набитым ртом, голос его звучал так скорбно, что Джеф испугался. Он знал, что миссис Клаттербак подхватила корь, но корь вроде бы не смертельна. Хотя, кто ее знает!..

Он поискал нужные слова:

– Она… она, надеюсь, в порядке?

– Еще в каком! – заверил гость. Раздался звонок. Клаттербак взял трубку.

– Слушаю. А, это вы! Ушла, да? Очень хорошо. Скоро приду. – Он повесил трубку. – Тут одна наша соседка пригласила выпить. Так вот, моя супруга в полном порядке, и даже более того. Я бы сказал, грызет мебель. Знаете, от чего происходит половина всех бед? От этой разницы между нашим и вашим временем.

– Там у вас на пять часов раньше?

– Вот именно. Когда здесь три часа ночи, там десять вечера. Забывая об этом, моя супруга звонит мне, а меня нет. Звонит в одиннадцать. Нету. Когда я вернулся в «Ритц», я узнал, что она звонила до двух.

– То есть по-нашему – до семи.

– Именно, – глухо отозвался гость. – Вы женаты?

– Еще нет. Как раз собираюсь.

– Собираетесь? – Клаттербак удивленно на него поглядел и докончил круассан. – Ну, когда соберетесь, узнаете: если жена не застает вас всю ночь, требуются объяснения.

– Это понятно.

– Мы-то с вами знаем, что я был трезв, как стеклышко, но… Что вы так смотрите?

– Смотрю? Простите. Вспомнил этот луковый суп…

– Ну и что?

– Вам не кажется, что вы были немного возбуждены?

– Нет, не кажется. Почему вы так подумали?

– Знаете, вы целовали бармена, пели с ним «Старик-река»…[135]135
  «Старик-река» – песня из мюзикла «Шоу-пароход» Оскара Хаммерштена II (1895–1960) и Джерома Керна (1885–1945).


[Закрыть]

Рассел Клаттербак достойно выпрямился.

– Что же тут такого? В ходе беседы он упомянул, что родился в Мичигане, мало того – в моем родном городке. Естественно, оба мы обрадовались. Не каждый день встретишь за тридевять земель бармена-земляка! Но не в том дело. Когда моя жена спросит вас, где я был, что вы ей скажете?

– М-да…

– Я думал, вам придет в голову что-нибудь получше, – укоризненно заметил издатель. – Такой умный человек! Зачем писать книжки, если не можешь выдумать хорошей истории? Ну, ну, постарайтесь!

Джеф постарался и с третьего захода предложил свой вариант.

– Что вы делали вчера после ланча? – спросил он. Клаттербак махнул рукой, словно беседовал со слабоумным.

– Сами знаете, что я делал. Лег и заснул. Джеф покачал головой.

– Вот тут вы не правы. После ланча я отвез вас в Ровиль. Дело в том, что отцу нездоровится, и я не могу надолго отлучаться. Ну, как?

– Гениально.

– Убедительно?

– Еще как!

– Нельзя оставлять отца без присмотра.

– Конечно! Это бесчеловечно. А что, у вас правда болен отец?

– Нет, здоров.

– Он тоже граф?

– Он маркиз. На одну ступень выше. Маркиз де Мофриньез-э-Валери-Моберан.

– Вот это да! Жена будет в восторге.

– И посмеется над недоразумением. Звонит в Париж, а вы-то – в Ровиле! Конечно, кое-что надо подработать.

– Действуйте. А я схожу к этой барышне. Пока, Джеф!

– Пока, Расе. Жду встречи.

Оставшись один, Джеф принялся оттачивать сюжет, спрямляя острые углы, заполняя досадные пробелы. Однако мысли его при этом были заняты Терри.

До сей поры женщины играли в его жизни незначительную роль. Да, его к ним тянуло, но не всерьез. Они появлялись и исчезали. Он любил их, если тут уместно это слово, но спокойно с ними расставался. Словом, они не очень много значили. Так, что-то вроде игры.

Однако он был романтиком и знал, что где-то ждет та девушка, о которой мечтает всякий романтик. Увидев Терри на яхте, он понял, что это – она. Поэт сказал: «Бродил я средь женщин, искал тебя», и Джеф был с ним согласен. Другой поэт заметил: «Если ты Эми поцеловал, больше не жди и не ищи, ведь целовал ты Эми».[136]136
  «Если ты Эми поцеловал» – песня американского композитора Фрэнка Лессера (1910–1969), которую исполнял Фрэнк Синатра (1915–1998).


[Закрыть] Тоже резонно. Оба поэта знали свое дело.

Размышление это прервал телефонный звонок. То был Арчи Брайс, приятель из «Геролд Трибьюн».

– Где ты пропадаешь? – с упреком спросил Арчи. – Я тебе целый день звонил.

Джеф отвечал, что был он в Париже, встречался с издателем.

– С моим издателем, заметь! – уточнил он. – Сам Клаттербак, дай ему Господи. Ты же меня рекомендовал. Ну, вот, он взял книгу.

– Красота! А как он вообще?

– Очень веселый.

– Аппетит при нем?

– Еще бы!

– Скоро он лопнет. Но я звоню по другому делу. Ты не встречал там, в Ровиле, такого Фредди Карпентера?

– Я у него гощу.

– Вот как? Тогда ты ее должен знать.

– Кого?

– Его невесту.

– Невесту? Ничего не слышал. А когда они обручились?

– Позавчера вечером. Кто-то нам сообщил, сегодня – в газете. Такой богач – материал хороший, мы бы хотели интервью с барышней: кто она, где познакомились ну, сам знаешь. Излови ее и разговори.

Джеф засмеялся.

– Мэвис не разговоришь. Она знает два слова: «Да, тетя».

– Что еще за Мэвис?

– Ну, его невеста. Мэвис Тодд.

– Нет-нет. Ты ошибся. Постой, сейчас погляжу. Не «Тодд», а «Трент». А зовут ее Тереза.

3

Заказав шампанское, Терри стала думать о том, как бы ей утешить сестру.

Купить шоколада? Нет, она его не любит.

Тогда – цветов? Нет, она сочтет это глупой тратой денег.

Решая эту сложную проблему, Терри услышала стук в дверь и, открыв ее, обнаружила не Рассела Клаттербака, а маркиза.

Покинув казино, он хотел было взять такси и съездить в Омаль, ему там очень понравилось; но тут его посетила нежданная мысль, совпавшая с мыслью его бывшей супруги. Кому-кому, подумал он, а Терри сам Бог велел подать в суд. Надо ей это подсказать.

Тихая радость переполняла его. Все складывалось как нельзя лучше в этом лучшем из миров. Сын его Жефферсонг любит эту девицу. Девица тоже любит Жефферсонга. Однако у них нет денег; но это исправит Карпентер. Получив по чеку полмиллиона, останется заняться флердоранжем[137]137
  флердоранж – цветы апельсина (франц.), венок из которых надевает невеста.


[Закрыть] и звоном колоколов.

Словом, маркиз очень радовался, но знал, как себя держать, и проговорил со всей возможной скорбью:

– Дорогое дитя, я принес дурную новость. Если не ошибаюсь, Фредерик Карпентер сделал вам предложение?

– Да. Он говорит, это вы посоветовали.

– Верно, я. Для человека чести другого пути нет. Однако я не знал, что Фредерик – не человек чести, а бессердечный мерзавец. Только что мне стало известно, что он обручен с Мэвис, племянницей моей бывшей супруги.

– Да, он мне говорил. Маркиз удивился.

– Вам? По телефону, наверное? – прибавил он, представив себе, что сделал бы на месте Фредди.

– Нет, в баре.

– Есть ли предел его наглости?! – вскричал маркиз, искренне поражаясь цинизму молодого поколения. – Не отчаивайтесь. – Он погладил ее руку. – Немедленно подавайте в суд.

– В суд?!

– Естественно. Дорогое дитя, это верное дело. Слава Богу, я догадался послать объявление в парижскую «Геролд Трибьюн»…

– Ой, Господи!

– Да-да. Сразу и послал. Оно в сегодняшнем номере. Присяжных убьет наповал. Несколько сотен тысяч я вам гарантирую. Долларов, конечно. Сколько можно! – добродетельно прибавил маркиз. – Где предел для этих распутников? Пусть узнают, что нельзя безнаказанно разбивать сердца невин…

– Да у меня все в порядке!

– Прошу вас, потише! – укоризненно сказал маркиз. – А то услышат еще! Так нельзя. Вы – в отчаянии. Вы хотите покончить с собой. Плакать можете?

– Я редко плачу.

– Попрактикуйтесь. На них это очень действует. Дважды – нет, трижды – мне довелось присутствовать на суде, когда моему другу князю Бламон-Шеври предъявляли соответствующий иск. И каждый раз эти особы доводили присяжных слезами до того, что те удваивали сумму. Заметьте, дело у них было совсем не такое чистое, как у вас!

– У меня оно чистое?

– Чище некуда.

– Да? Кажется, я его подпортила.

– Чем же?

– Написала Фредди, что за него не выйду. Маркиз покачнулся.

– Написали ему письмо?!

– Да. Он очень обрадовался. Кажется, ему стало гораздо легче.

Маркиз едва добрался до столика и налил себе шампанского. Мечты его рухнули. Тем самым, Рассел Клаттербак, пришедший через несколько мгновений, застал очень мрачную атмосферу; но ее не заметил. Он был слишком счастлив. Хорошему издателю дороже всего блестящий сюжет, а творение Джефа превзошло все ожидания. Когда Терри представила гостя маркизу, он поздравил его с гениальным сыном.

– Да, мозги у него есть! – сообщил он. – Далеко пойдет, помяните мое слово. А что это, конфеты? – Он ловко схватил одну из них, надо же время от времени поддерживать силы. – Терри, можно от вас позвонить? В Америку, жене.

Пока он уговаривал дать ему Бенсонбург, 0231, а Терри пыталась подсказать, что лучше звучит «Бонг-сонг-бу-ур zero deux troix un[138]138
  Ноль два три один (франц.).


[Закрыть]», снова постучались в дверь, и сердце у Терри подпрыгнуло. Не Джеф ли?

Это был не Джеф, а очень крупный человек с багровой шеей и густыми бровями. Под одним глазом красовался лиловый синяк.

– Мадемуазель Трант?

– Да.

– Разрешите побеседовать, – сказал комиссар Бюиссонад и ввалился в номер, явственно напоминая шерифа из второразрядного вестерна.

4

Когда миссис Пеглер втащила к нему в кабинет упирающегося Честера Тодда, комиссар переваривал второй завтрак. Встретил он ее неприветливо, явно показывая, что она вызывает у него аллергию. Даже мысли о пятистах долларах, которые он благоразумно взял заранее, не смягчали убеждения в том, что особа эта – истинная чума. Американок он вообще не любил, и она его в этом утверждала.

Однако по мере того, как она рассказывала свою поразительную повесть, он заметно оживлялся. Такие случаи он любил. Это вам не смутные подозрения, а солидное, верное дело, в которое приятно впиться зубами.

Вот почему теперь он с довольным видом стоял посреди комнаты. Одна рука лежала на столе, другая – висела вдоль бока, но была готова подняться и указать грозным перстом на преступную особу. Настал его час.

Однако особа не волновалась. Самый вид его и синяк сообщили ей, кто он, и она смотрела на него с достойным отвращением.

– Мадемуазель, я – Бюиссонад, комиссар полиции.

– Так я и думала. Вы хотите со мной поговорить. В чем дело?

– Разрешите ваш паспорт?

– Он у меня в сумке.

– А сумка?

– За вашей спиной, на столе.

– Благодарю, мадемуазель.

Открыв сумку, он высыпал на стол все, что в ней было, взял паспорт и мрачно его просмотрел.

– Все в порядке, да?

Месье Бюиссонад метнул первую молнию:

– Нет, мадемуазель, ни в коей мере. Это паспорт Терэз Трант, тогда как ваша фамилия Фэлло-ус. Вам это кажется занятным? Вы улыбаетесь?

– Простите. Я вас слушаю.

– Фэ-лло-ус, – повторил Бюиссонад. – У нас есть свидетельства, что в Сэн-Роке вы были служанкой мадемуазель Трант. Так?

– В определенном смысле.

– Не понимаю. Были вы служанкой или не были?

– Была.

– Прекрасно. Собственно говоря, отрицать это бесполезно. Вас опознали. Итак, в Сэн-Роке вы – Фэл-ло-ус, служанка. Здесь, в Ровиле, вы мадемуазель Трант. Наводит на размышления. Невольно спросишь, что же сталось с настоящей мадемуазель Трант?

– Она вернулась в Америку.

– Оставив вам свой паспорт, одежду и деньги. Что может быть естественней!

– Что ж, я ее убила?

Именно так думал месье Бюиссонад и уже представлял свою фотографию в газетах.

– Это, – сказал он, – мы и выясним.

Рассел Клаттербак смотрел на комиссара с явственной неприязнью. Тот, в конце концов, испортил приятнейший визит.

– Кто этот субъект? – спросил он, глядя на него тем холодным взглядом, каким взглянул бы на преуспевающего автора, переметнувшегося в другое издательство. – Напоминает страдальца-издольщика.

Обращался он к маркизу, но, поскольку тот еще не пришел в себя, ответила Терри:

– Это комиссар полиции.

– Ну, знаете! – удивился Клаттербак. – Тут что-нибудь украли?

Маркиз собрался с силами и объяснил:

– Он говорит, что фамилия мисс Трент – Феллоуз.

Клаттербак мгновенно увидел ошибку. Он вообще быстро соображал.

– Какая-такая Феллоуз, если она Трент?

– А он говорит, не Трент.

– Конечно, Трент!

– Вы ручаетесь?

– А то как же! Мы очень хорошо знакомы. Я давно покупаю у мисс Трент мед и яйца. Цена, конечно, завышена, ссылаются на всяких пчел…

– Комиссар считает, что она – служанка мисс Трент.

– Кто-кто? Да он спятил.

Месье Бюиссонада оскорблял не только тон, но и самый язык. Он презирал английский, полагая, что речь англичанина слишком похожа на бессмысленный птичий щебет.

– Parlez francais, monsieur![139]139
  Говорите по-французски, месье! (франц.).


[Закрыть] – заорал он. Клаттербак окинул его еще одним холодным взглядом.

– Как я могу парле фронгсе? Эй, Терри!

– Да, мистер Клаттербак.

– Скажите этому типу с подбитым глазом, что он кретин. Правда, кто тут у них не кретин? Хотя бы у одного француза были все дома!

– Кто эти люди? – спросил комиссар.

– Мои друзья, – ответила Терри. – Толстый – мистер Клаттербак, американский издатель, а тощий и длинный – маркиз де Мофриньез.

Бюиссонад немного отмяк, он почитал аристократию, но дело есть дело.

– Пусть объяснятся.

– Сейчас, сейчас. Вы не говорите по-английски, месье Бюиссонад?

– Нет.

– Тогда вы не поймете мистера Клаттербака, тем более, что он ест. У него домик рядом с нами, в Америке. Мы давно знакомы. Так что можете не сомневаться, что моя фамилия Трент. Тереза Трент, для вас – Терри, мы ведь с вами подружимся. Вот у вас глаз подбит, мне вас жалко. Ударились в темноте?

Комиссара сбить не удалось.

– Свидетель утверждает, что ваша фамилия Фэл-ло-ус. Да вы и сами…

– Сейчас-сейчас. Это сложная история, слушайте внимательно. Представьте себе, что вы с сестрой, две девушки, разводите кур.

Месье Бюиссонад заморгал. Он не смог это представить.

– Вам хочется посмотреть мир, – продолжала Терри. – Внезапно вы получаете немного денег. Теперь, думаете вы, можно съездить во Францию. Ah, la belle France![140]140
  О, прекрасная Франция! (франц.).


[Закрыть] – И Терри поцеловала свои пальцы.

– Я все понял, – сказал Клаттербак маркизу. – «А, ля бель Фронгс!» – это «О, прекрасная Франция!»

– Однако, – продолжала Терри, – мы не могли купить два набора парижских туалетов. Вот мы и решили, что один месяц сестра будет мисс Трент, а я – служанкой. Потом мы куда-нибудь переедем и обменяемся. В Сэн-Роке был ее месяц, и я там стала Феллоуз. А здесь я – мисс Трент. Вы не запутались?

– Нет, мадемуазель.

– Все понятно?

– Да, – любезно отвечал комиссар. – Блестящая мысль.

– И нам так кажется.

– Значит, у вас было мало денег?

– Не очень много.

– Этот отель для вас дороговат?

– Еще бы!

– Охотно верю. А потому, – Любезность его исчезла, словно он нажал кнопку, – когда вам представилась возможность украсть пятьсот тысяч франков из сумки мадам Пеглер, вы ею воспользовались. Поистине, рождественский подарок!

Комиссар взял со стола билеты.

– Мадемуазель собиралась нас покинуть. Что ж, это понятно.

– Что он говорит? – поинтересовался Клаттербак.

– Обвиняет меня в том, – сказала Терри, – что я украла деньги у миссис Пеглер.

– Это еще кто?

– Моя бывшая супруга, – объяснил маркиз. – Я был женат дважды.

– А я вот – трижды, – сообщил Клаттербак. – Однако суть не в этом. Даже француз мог бы понять, что это – ерунда. Вы даже не видели этой сумки!

– Видела, – сказала честная Терри. – Я ее нашла. Но там ничего не было. Конечно, я ее не открывала, но понятно на ощупь.

Клаттербак почесал нижний из трех подбородков, странно глядя на нее сквозь очки.

– Нашли сумку?

– Да. Она была в кресле, за подушкой. Чувствую, там что-то лежит, смотрю…

– И находите сумку?

– Да.

– А в ней ничего нет?

– Так мне показалось.

– А он что говорит?

– Что там пятьсот тысяч франков.

– Господи милостивый!

Когда Терри молила небеса, чтобы не заплакать, маркиз, судя по всему, чем-то подавился, а Клаттербак протирал очки, в дверь постучали.

Комиссару этот звук показался последней соломинкой. Он распахнул дверь и, увидев молодого человека, швырнул ее ему в лицо. Именно поэтому Джеф закачался, прижимая к носу быстро алеющий платок.

Терри закричала. Маркиз вцепился в кресло. Клаттербак передернул в отчаянии плечами, поскольку знал, что здесь, во Франции, может случиться что угодно.

– Глупо, – сказал он, имея в виду поступок комиссара, – очень глупо. Нет, что за народ!

Терри взяла Джефа за руку и отвела в ванную. Бранясь по-французски, он остался там, а Терри, вернувшись, пронзила комиссара взглядом. Потом, не находя слов, ушла в спальню.

Месье Бюиссонад спокойно смотрел ей вслед. Он мог и подождать.