Текст книги "Том 12. Лорд Дройтвич и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)

Пэлем Грэнвил Вудхауз
Собрание сочинений
Том 12. Лорд Дройтвич и другие

Неуемная Джилл

Перевод с английского И. Митрофановой.

Редактор Н. Трауберг

Моей жене.

Благослови ее Бог

Глава I СЕМЕЙНОЕ ПРОКЛЯТИЕ

1

Фредди Рук холодным глазом окинул завтрак на столе. Через отсверкивающий монокль он смотрел на прегадкое кушанье, которое Баркер, его преданный слуга, поставил перед ним на тарелке.

– Баркер! – с мукой в голосе окликнул Фредди.

– Да, сэр? Что это такое? Яйцо-пашот, сэр. Молча содрогнувшись, Фредди отвел взгляд.

– Ну точь-в-точь моя старая тетка! Уберите его, Баркер!

Поднявшись и запахнув халат вокруг длинных ног, Фредди занял позицию перед камином. С этой позиции, опершись спиной о каминную полку и вжимая голени в узорчатую, трефами, решетку, он оглядел комнату, свой жизнерадостный оазис в промозглом туманном мире, типичную комнату для завтрака лондонского холостяка. Приятного серого тона стены, накрытый на двоих столик, радующее глаз сочетание белого с серебряным.

– Яйца, Баркер, – торжественно изрек Фредди, они как лакмусовая бумажка.

– Да, сэр?

– Точно. Если наутро, после, ты в силах одолеть яйцо-«пашот», значит, ты в порядке. А вот если нет – то, значит, и нет. Это уж точно, поверьте.

– Слушаюсь, сэр.

Фредди, прижав ладонь ко лбу, тяжко вздохнул.

– А стало быть, я прошлым вечером повеселился от души. Может, даже и перепил. Так, слегка. Может, и не накачался до бровей, но, бесспорно, напился здорово. Сильно я шумел по возвращении?

– Нет, сэр. Вошли совсем тихо.

– Так-так. Нехорошо.

Доковыляв до стола, Фредди налил себе чашку кофе.

– Кувшинчик со сливками справа от вас, сэр, – подсказал услужливый Баркер.

– Вот пусть там и остается. Сегодня мне только cafe noir. Черный-пречерный, как вытерпит желудок. – И снова отойдя к камину, Фредди деликатно отхлебнул. – Насколько мне помнится, вчера был день рождения Ронни Дэверо. Или еще что-то?..

– Мистера Мартина, как мне кажется, вы упоминали, сэр.

– А-а, и то верно. День рождения Элджи Мартина. А мы с Ронни гостями были. Да, вот теперь вспомнилось все. Я хотел, чтобы и Дэрек пошел – он ведь еще не знаком с Ронни, но он отказался. И правильно! У парня в его положении обязанностей полно. Член парламента, то-се, сами понимаете. А, кроме того, – серьезно продолжил Фредди, подчеркивая это обстоятельство взмахом ложки, – он же помолвлен! Женится скоро. То-то же, Баркер. Не забывайте!

– Постараюсь, сэр.

– Иногда, – мечтательно добавил Фредди, – мне и самому хочется обручиться и жениться. Так иногда мечтаешь, чтобы какая-нибудь славненькая девушка заботилась обо мне и… Бр-р? Нет-нет, не желаю! Еще чего! А сэр Дэрек уже встал?

– Встает, сэр.

– Баркер, вы уж позаботьтесь, чтобы все было на высоте. Еда хорошая, то-се… Пусть повкуснее позавтракает, ведь ему сегодня мать встречать. На Чаринг-Кросс. Она мчится с Ривьеры.

– В самом деле, сэр?

– Знали бы ее, не говорили бы так легко и небрежно, – покачал головой Фредди. – Ладно, сегодня увидите. Она придет ко мне на обед.

– Да, сэр.

– И мисс Маринер тоже будет. Обед на четверых. Передайте миссис Баркер, пускай засучит рукава да угостит нас получше. Суп, рыба… ну, и прочее. Она уж сама знает. И достаньте из клети в погребе самую старую бутылочку мальвазии. Сегодня особый случай!

– Ее милость в первый раз встретится с мисс Маринер, сэр?

– Вот именно. Самый-самый первый! Здесь, или в любом другом месте. Нам надо сплотить ряды и постараться, чтобы все прошло успешно.

– Не сомневайтесь, сэр, миссис Баркер приложит все усилия.

Баркер двинулся к двери, неся отвергнутое яйцо, но отступил, пропуская входящего высокого, хорошо сложенного молодого человека лет тридцати.

– Доброе утро, сэр Дэрек.

– Доброе утро, Баркер.

Камердинер неслышно выскользнул из комнаты. Дэрек Андерхилл сел за стол. Был он на редкость красивым мужчиной с сильным, волевым лицом, стройным, темноволосым, выбритым до глянца. Таких волей-неволей выхватывает из толпы глаз. Словом, заметный человек. Единственный изъянец – чересчур тяжелые брови, придававшие ему несколько отталкивающий вид. Однако женщин это не отталкивало. У женщин он был любимцем, а вот среди мужчин – не всегда. Исключение составлял Фредди Рук, преклонявшийся перед другом. Учились они в одной школе, только Фредди был несколько моложе.

– Закончил, Фредди? – спросил Дэрек. Фредди бледно улыбнулся.

– Сегодня утром мы не завтракаем. Душа желала, плоть отказалась наотрез. А совсем начистоту – у последнего из Руков жутко гудит голова.

– Вот осел!

– Капелька сочувствия, – обиженно отозвался Фредди, – была бы весьма кстати. Нам довольно плохо… Какой-то неизвестный воткнул молотилку в старую мою черепушку, а язык подменил обрывком наждачной бумаги. Все вокруг такое темно-желтое, такое зыбкое…

– Нечего было напиваться вчера вечером.

– Да ведь у Мартина день рождения! – запротестовал Фредди.

– Будь я ослом вроде Мартина, – изрек Дэрек, – не стал бы особо рекламировать факт своего рождения. Нет! Помалкивал бы, скрывал…

Он положил себе щедрую порцию рыбы. Фредди с отвращением, но и с легкой завистью наблюдал за ним. Когда тот начал есть, зрелище стало совсем уж непереносимым для страдальца, и он отошел к окну.

– До чего ж гнусный денек!

День и вправду стоял премерзкий. Январь, этот сумрачный месяц, обошелся с Лондоном с обычной своей суровостью. Рано утром с реки накатила волна тумана, и он все густел, превращаясь из жемчужно-белого в грязно-коричневый, цепляясь клочьями за оконные рамы, оставляя на стеклах темные влажные подтеки.

– Да, мерзостный, – согласился и Дэрек.

– Поезд твоей матери опоздает.

– Верно. И досадно. Встречать поезда и так достаточно хлопотно, а тут еще болтайся на сквозняке битый час.

– Я думаю, – продолжал, следуя течению мыслей, Фредди, – наша старушка здорово разозлится, если путешествие затянется. – Еле волоча ноги, он вернулся к камину и раздумчиво потерся плечами о каминную полку. – Как я понимаю, ты написал ей про Джилл?

– Конечно. Потому она и приезжает. Кстати, а ты купил билеты в театр?

– Да. Три места вместе, и одно где-то позади. Если тебе все равно, старик, позади сяду я.

Дэрек, который покончил с рыбой и теперь терзал друга тостом с джемом, рассмеялся.

– Нет, какой трус! Просто заяц? Почему ты так боишься моей матери?

Фредди взглянул на него, словно робкий молодой сквайр на святого Георгия перед битвой с драконом. Как многие добряки, он возводил своих друзей в герои. В былые дни, когда он прислуживал Дэреку как старшему ученику в Винчестере,[1]1
  Винчестер – одна из 9 старейших английских школ. Основана в 1382 г. епископом Винчестерским.


[Закрыть] тот был для него самым замечательным человеком в мире, и мнение это он сохранил. Последующие события даже укрепили его. После окончания школы Дэрек совершил такие поразительнейшие подвиги. Блестяще учился в Оксфорде, а сейчас сидит в Палате Общин, и лидеры его партии уже смотрят на него как на политика, за карьерой которого стоит следить. Хорошо играет в поло, отменно стреляет.

Но из всех талантов и качеств одно вызывало у Фредди восхищение совсем уж безмерное – его поистине львиное мужество. Ярким примером служило его поведение в нынешней ситуации.

Вот сидит, безмятежно поглощая тосты с джемом, а между тем поезд, везущий леди Андерхилл, уже на всех парах мчится из Дувра в Лондон. Ведь это, считай, все равно, что беззаботно играть в кегли, когда на горизонте уже забелели паруса Испанской Армады.

– Да, мне бы твое хладнокровие, – трепетно выговорил Фредди. – Как терзался бы я на твоем месте, если бы мне предстояло встретиться с матерью после того, как я объявил ей о помолвке с девушкой, которую она и в глаза не видела! Уж и не представляю… Лучше с раненым тигром схлестнуться!

– Идиот, – безмятежно проговорил Дэрек.

– Не думай, – гнул свое Фредди, – я не хочу умалить хоть капельку достоинств твоей матушки, если ты меня понимаешь, но факт есть факт – старушку я боюсь до посинения. И всегда боялся, с того самого раза, когда я приехал к тебе погостить. До сих пор вижу ее взгляд в то утро, когда я по чистой случайности угодил яблоком в окно ее спальни, хотя метил в кошку этажом ниже. Матушка твоя находилась от меня футах в тридцати, не меньше, но, чтоб мне треснуть, взгляд ее меня пронзил!

– Нажми-ка звонок, старина, ладно? Я хочу еще тостов. Фредди с восхищением выполнил эту просьбу.

– Осужденный позавтракал с аппетитом, – пробормотал он. – Баркер, принесите еще тостов, – попросил он, когда достойный слуга возник в дверях. – Герой! Да, сущий герой!

Дэрек откинулся на стуле, запрокинувшись на задние ножки.

– Маме Джилл наверняка понравится, когда она ее увидит.

– Вот именно, когда увидит! Вот оно, слабое место, юный мой друг! Она же никогда ее не видела! В том-то и беда. Месяц назад она знать не знала ни о каких Джилл. Тебе известно и мне известно, что Джилл – прекраснейшая, симпатичнейшая девушка. По-нашему, в добром старом духе, – лучше некуда! Но, черт возьми, мы-то с Джилл росли вместе. Я играл с ней в пятнашки на лугу, то-се… Раз, помню, тогда ей было двенадцать, навела на меня садовый шланг и сшибла с моего лучшего костюма процентов 75 его рыночной стоимости. Подобные происшествия формируют дружеские узы. Я всегда знал, она – самый высший сорт. Но твоей матери еще предстоит это открыть. Очень жаль, честное слово, что у Джилл нет ни отца, ни матери, ни, скажем, бабушки. Некому ее поддержать. Объединились бы в такую шайку. Хорошая штука! Но у нее только и есть этот старый дядя. Большой, кстати, чудак. Видел его?

– Несколько раз. Мне он понравился.

– Да, он славный, никто не спорит. Душа-человек. Но пообщаешься с теми, кто знал его в прежние времена, и много чего услышишь. Да и сейчас я подумаю, прежде чем сесть с ним за карты. Молодой Трипвуд[2]2
  молодой Трипвуд – см. романы о лорде Эмсворте.


[Закрыть] рассказывал, совсем недавно старикан обставил его на 30 фунтов в пике и глазом не моргнул. И Джимми Монро, ну, этот, с фондовой биржи, говорил, что он последнее время только и покупает маржи. Или как это там называется, что они покупают в Сити? Хотя нет, все правильно – маржи. Джимми и меня уговорил купить несколько штук у компании «Объединенные краски». Что надо делать, понятия не имею, но Джимми уверял, что дельце верное, принесет немалую прибыль. О чем это я? Ах, да, старик Сэлби! Субъект он, конечно, вполне честный. Но пока мы не укрепим позиции, лично я не стал бы слишком уж распространяться о нем перед мамашей.

– Наоборот, – возразил Дэрек. – Упомяну его при первой же возможности. Он знал моего отца еще в Индии.

– Ах, вот как! Тогда, чтоб мне треснуть, совсем другое дело.

Вошел Баркер с тостами, и Дэрек продолжил завтрак.

– Возможно, сначала, – заметил он, – и возникнет некоторая неловкость. Но через пять минут все наладится.

– Ну конечно! Но, Господи! Эти самые пять минут! – Фредди мрачно смотрел через монокль. Судя по всему, он претерпевал внутреннюю борьбу; даже сглотнул раза два. – Пять первых минут! – повторил он и снова умолк. Посоветовавшись с собой, он выпалил, будто кидаясь в омут:

– Знаешь, давай-ка я с тобой пойду.

– Куда это?

– На вокзал.

– Да зачем же?

– Помочь тебе в первые минуты. Сломать лед, то-се… Взаимная поддержка. Когда нам нужен верный друг, ну, и так далее… Скажи словечко, и я помчусь с тобой, окажу моральную поддержку.

Тяжелые брови Дэрека оскорбленно насупились, и лицо у него потемнело. Непрошеное предложение оскорбило его достоинство. Он рассердился, это с ним бывало, наводя, пожалуй, на мысль, что у него не такой уж сильный характер, как внушает его внешность.

– Очень любезно с твоей стороны, – холодно бросил он. Фредди кивнул. Он и сам осознавал всю бездонность своей доброты.

– Пожалуй, кое-кто ответил бы: «Ох, что ты, такой пустяк!» – Но только не последний из Руков. Начистоту, старик, между нами, я и сам понимаю – это мой самый храбрый поступок в данном году! Чтоб я пропал, если б решился на такое ради кого другого…

– Да, Фредди, ты очень любезен…

– Ладно, чего уж там. Я бойскаут, и это мое доброе дело на сегодняшний день.

– Но тебе не к чему мчаться на вокзал. – Дэрек поднялся из-за стола. – Зачем спорить о Джилл на Чаринг-Кросс?

– Да ты что! Я просто буду под рукой, чтобы подкинуть словечко-другое.

– Чепуха!

– Нет, что ты, очень полезно!

– Ерунда!

– Ну, как знаешь, – обескураженно сдался Фредди. – Как скажешь, конечно. Однако шайка – хорошая вещь, старичок.

2

Дэрек, раздраженно крякнув, отшвырнул окурок сигары. На Чаринг-Кросс царила обычная суета. Катились взад-вперед багажные тележки, точно колесницы Джаггернаута;[3]3
  колесница Джаггернаута (инд. «Джагганат» – царь мира) – на этой колеснице ежегодно вывозили (а может быть, и вывозят) статую Кришны. Ревностные его почитатели кидались под ее колеса.


[Закрыть] лязгая, въезжали под своды припозднившиеся поезда, радуясь, что добрались домой, а другие, менее удачливые, нехотя уползали в темноту, растворяясь в аду взрывчатых гуманных сигналов. Дело в том, что туман держался по-прежнему, а воздух был холодный, промозглый, отдающий на вкус медью. Похоронным шагом двигался транспорт под аккомпанемент грубых выкриков, а порой – и грохот столкновений. Пробившись сквозь туманную мглу, солнце зависло было в небе огромным красным апельсином, но вскоре все снова погрузилось в промозглый сумрак с легким флером таинственности и романтики, свойственным лишь лондонскому туману.

Туман и ожидание оказали свое действие на Дэрека. Внешняя решимость, которую он демонстрировал Фредди за завтраком, растаяла без следа после приезда на вокзал. Он явно нервничал. При всем показном хладнокровии и храбрости речей, в глубине сердца Дэрек боялся матери. Есть мужчины – он принадлежал к их числу, – которые так и не расстаются с детством. Они могут выбросить игрушки, добиться богатства и успеха, но жизнью их управляет рука, качавшая их колыбель.

Дэрек повернулся было, чтобы совершить очередную пробежку по платформе, но замер, даже споткнулся, вспыхнув от ярости.

Преисполненный преданности и альтруизма, к нему шагал, сияя улыбкой над воротником клетчатого пальто, его друг Фредди. Подобно преданному псу, который, получив приказ идти домой, все-таки крадется проулками и закоулками, тихонько выглядывая из-за углов и припадая за уличными фонарями, Фредди все-таки последовал за ним на вокзал. А с ним, совсем уж к полной досаде Дэрека, были двое его неразлучных сподвижников – Ронни Дэверо и Элджи Мартин.

– Ну, старик! – Фредди ободряюще похлопал Дэрека по плечу. – А мы все-таки пришли! Знаю, знаю, ты не велел мне появляться, но я же догадался – это не всерьез! Обдумал все еще раз после твоего ухода и решил: нет, нельзя бросить тебя в час нужды! Надеюсь, ты не против, что и Ронни с Элджи подскочили? Видишь ли, дело в том, что я… э… трушу, твоя добрая старая матушка парализует мои нервные центры. Встретил вот их на Пиккадилли, шли в клуб, и мобилизовал. Потопали мы все вместе, на Хеймаркете хватили по рюмочке для поднятия духа и теперь полны огня и задора, готовы к любой судьбе! Я им все объяснил, они за тебя! Готовы стоять насмерть! Шайка, мой дорогой, – великое дело! Вот мой девиз. Да.

– То-то и оно! – подхватил Ронни.

– Абсолютно! – подтвердил и Элджи.

– Поддержим тебя на первой стадии, – продолжал Фредди, – а потом сразу и уберемся. Не дадим угаснуть общей беседе.

– Помешаем ей свернуть на болезненный предмет, – поддакнул Ронни.

– Отведем, – прибавил Элджи, – от щекотливой темы.

– В этом вся соль, – опять вступил Фредди. – Мы… Ой, Господи! Поезд подъезжает!

Голос у него дрогнул. Даже утешительное присутствие двух союзников не укрепило его достаточно для тяжкого испытания. Но мужественным усилием воли он взял себя в руки.

– Сплотимся, ребята! – отважно воззвал он. – Пора всем достойным людям прийти на помощь другу!

– То-то и оно! – откликнулся Ронни.

– Абсолютно! – согласился с ним Элджи.

3

Плавно въехал под своды вокзала поезд, суматошно затрезвонили колокола, изрыгнули пар машины, подняли крик носильщики, загрохотали по платформе багажные тележки. Вагоны стали изрыгать свое содержимое: сначала пассажиры выходили поодиночке, потом – по двое и наконец полились непрерывным потоком. Почти все путешественники казались вялыми и измученными, бледными той бледностью, какая проступает, когда пересечешь неспокойные воды Ла-Манша. Контрастом на общем фоне выделялась, пожалуй, только орлиноликая леди в коричневом пальто, жарко отчитывающая посреди платформы маленькую тихую горничную голосом, резавшим сумрак вокзала, будто стальной нож. Как и другие путешественники, она была бледна, но держалась браво. Никто не мог бы догадаться по манерам леди Андерхилл, что твердая платформа вздымается и опадает у нее под ногами.

Дэрек приблизился, остро осознавая присутствие Фредди, Ронни и Элджи, готовых к сражению на его фланге.

– Мама! Вот и ты!

– Здравствуй, Дэрек!

Дэрек поцеловал мать. Фредди, Ронни и Элджи сбились в кучку, как леопарды. С выражением командира обреченной на гибель роты, Фредди нервно подвигал кадыком и выговорил:

– Здравствуйте, леди Андерхилл.

– Здравствуйте, мистер Рук.

Холодно, не выказывая никакого удовольствия от встречи, леди ему кивнула. Она не любила последнего из Руков. У Всемогущего, полагала она, скорее всего, был какой-то замысел, если Он создал Фредди, но он так и остался неразгаданной загадкой.

– Позвольте, – проурчал Фредди, – представить вам моих друзей. Леди Андерхилл – мистер Дэверо.

– Счастлив познакомиться, – учтиво протянул Ронни.

– Мистер Мартин.

– В восторге, – со старомодной любезностью откликнулся Элджи.

Леди Андерхилл окинула компанию ледяным взором.

– Здравствуйте. Встречаете кого-то?

– Я… э… мы… ну… э… – Эта женщина всегда действовала на Фредди так, будто ему выпотрошил внутренности какой-то неуклюжий любитель. Лучше бы он отверг веления своих лучших чувств и остался в уютной квартирке, а Дэрек управлялся сам. – Я… э… мы… вас приехали встречать. Да.

– В самом деле? Как это любезно!

– О, ничего, пожалуйста!

– Решили, надо устроить вам теплый прием в родном краю, – рассиялся Ронни.

– Что может быть приятнее? – добавил Элджи и вытащил портсигар, откуда извлек чудовищных размеров сигару. Чувствовал он себя легко и спокойно и не мог понять, чего это Фредди поднял столько суматохи из-за премилой старой дамы. – Не возражаете, если я закурю? Воздух сегодня влажноват. В легкие попадает.

Дэрек молча беспомощно злился. Из-за этих непрошеных союзников ситуация усложнялась в тысячу раз. Более проницательный, чем молодой Мартин, он уже заметил жесткие линии у рта матери и разгадал этот признак опасности. Стараясь отвлечь ее светской болтовней, Элджи выбрал несколько неудачную тему.

– Как прошло плавание через Ла-Манш?

Леди Андерхилл замутило. Ветерок донес до нее аромат сигары. Она прикрыла глаза, и лицо ее стало на тон бледнее. Заметив это, Фредди ощутил прилив жалости. Она, безусловно, язва и отрава, это да, но все-таки, милосердно размышлял он, старушка что-то позеленела. Проголодалась, скорее всего. Сейчас самое лучше – отвлечь ее от мыслей о еде, пока ее не приведут в ресторан да не усадят перед чашкой бульона.

– Немного укачало, да? – завопил он, и голос его пробежал по нервной системе леди Андерхилл электрической иглой. – Я боялся, что будет качать, когда прочитал прогноз в газете, – море обещали бурное. Значит, поболтало старую посудину?

Леди Андерхилл испустила слабый стон. Фредди отметил, что она стала зеленее, чем минуту назад.

– Есть какая-то странность в этом Ла-Манше, – раздумчиво заметил Элджи, выпуская освежающее облако дыма, – Знавал я ребят, которые по всему миру путешествовали легко и приятно. Огибали мыс Горн на парусном корабле, и всякое такое. Но Ла-Манш – нет! Тут они ломались! Уж не знаю, почему. Странно, но так уж оно есть!

– Я и сам из таких! – подхватил Ронни. – Чертово плавание из Кале каждый раз выворачивает меня наизнанку. Сражает наповал. Сажусь я на пароход, по уши набитый таблетками против морской болезни, думаю, ну, на этот раз одурачу их, и ровно через десять минут отключаюсь напрочь, а потом слышу: «Так-так! А вот и Дувр!»

– И со мной та же история! – согласился Фредди, ликуя, как гладко и легко катится беседа. – То ли от душного запаха машин…

– Ну нет, машины тут ни при чем, – вмешался Ронни. – Такого, по логике вещей, просто не может быть. Лично мне запах машин нравится. Вот хоть здесь, на вокзале, – все прямо пропитано машинным маслом, а я упиваюсь и наслаждаюсь. – Он шумно, с удовольствием вдохнул. – Нет, тут что-то другое…

– Ронни прав, – задушевно согласился Элджи. – Это не масло. Все оттого, что пароход подбрасывает вверх, а потом он ухает вниз. И так без конца – вверх-вниз! Вверх-вниз… – Он перебросил сигару в левую руку, чтобы правой поярче проиллюстрировать, как вздымается и падает пароход на Ла-Манше, вздымается и…

Леди Андерхилл, открывшая было глаза, увидела представление и быстро захлопнула их снова.

– Замолчите! – резко прикрикнула она.

– Да я только объясняю…

– Замолчите!

– О, как угодно!

Леди Андерхилл боролась с собой. Женщиной она была железной и привыкла побеждать слабую плоть. Очень скоро глаза у нее открылись снова. Она принудила себя, вопреки свидетельству чувств, признать, что стоит она на платформе, а не на палубе.

Повисло молчание. Обескураженный Элджи был временно выведен из строя, и у его друзей пока что ничего не подыскал ось.

– Мама, – заметил Дэрек, – у тебя было утомительное путешествие. Поезд так запоздал…

– А вот, кстати, насчет тошноты в поезде, – заметил Элджи, снова выныривая на поверхность. – От нее страдает множество людей. Лично я этого никогда не мог понять.

– Меня тоже в поезде не тошнит, – поддержал беседу Ронни.

– А у меня бывало, – вступил Фредди. – Я препаршиво себя в поезде чувствую. Пятна какие-то плавают, тяжесть в теле, вокруг все чернеет…

– Мистер Рук!

– Э?

– Буду вам премного обязана, если вы сохраните эти откровения для своего врача.

– Фредди, – поспешно вмешался Дэрек, – мама устала. Может, пойдешь, поймаешь такси?

– Ну, конечно, мой дорогой! Поймаю в один момент! Пойдем, Элджи! Шевели ногами, Ронни!

И в сопровождении своего воинства Фредди отбыл, весьма собой довольный. Он чувствовал, что помог Дэреку сломать лед, в полной безопасности проведя друга через первые неловкие минуты. Теперь можно удалиться и слегка подзакусить.

Глаза у леди Андерхилл сверкали. Были они маленькие, пронзительные и черные, в отличие от глаз Дэрека, больших и карих. Однако другие черты лица наглядно свидетельствовали, что они – мать и сын. Длинная верхняя губа, тонкий твердый рот, выступающий вперед подбородок и – фамильная черта – крупный, углом, нос. Большинство Андерхиллов вступали в мир с таким носом, словно намеревались вклиниться в жизнь и ледоколом пройти по ней.

– Еще немного, – напряженно проговорила леди, – и я бы избила этих несносных субъектов зонтиком! Одного я никогда не могла понять, Дэрек, почему ты выбрал этого слабоумного Рука в ближайшие друзья?

– Скорее, он меня выбрал, – терпимо улыбнулся Дэрек, – но Фредди очень неплохой человек. Надо только узнать его поближе.

– Мне, слава Богу, не надо!

– И очень добрый. Смотри, как мило, что он пустил меня к себе в Олбэни,[4]4
  Олбэни – фешенебельный многоквартирный дом на Пиккадилли. Назван по титулу одного из бывших владельцев, герцога Йоркширского и Олбэнского.


[Закрыть] пока наш дом сдавался. Между прочим, он купил билеты на премьеру новой пьесы. Он предложил, чтобы все мы пообедали у него, а потом отправились в театр, – Дэрек на минутку запнулся. – Джилл тоже приглашена, – выпалил он, и ему полегчало, наконец-то имя произнесено. – Ей не терпится встретиться с тобой.

– Так почему же она не встретилась?

– Ты имеешь в виду здесь, на вокзале? Ну, я… я хотел, чтобы первый раз ты увидела ее в более приятной обстановке.

– А! – коротко бросила леди Андерхилл.

Как это ни печально, оказывается, в этом мире мы столь же сильно страдаем от излишнего благоразумия и осмотрительности, как и от слишком поспешных и импульсивных порывов души. Если бы осмотрительный жених позволил невесте приехать на вокзал и встретить его мать, то, безусловно, не случилось бы многих неприятностей. Возможно, леди Андерхилл была бы неприветлива на первых порах знакомства, зато в ней не проснулись бы настороженность и подозрительность, или, точнее, смутные опасения, бродившие в ее душе, не окрепли бы, превратившись в твердую уверенность, что ждать надо самого худшего. Своей осторожной дипломатией Дэрек достиг одного: мать убедилась, что, на его взгляд, эту невесту без предварительной подготовки нельзя показывать.

Остановившись, леди Андерхилл обернулась к сыну.

– Кто она?

– Мне казалось, – вспыхнул Дэрек, – я все ясно изложил в письме!

– Не заметила.

– В сторо-о-нку! – пропел носильщик позади, и багажная тележка разделила их.

– Мы не можем говорить на станции, здесь такая толкотня! – раздраженно бросил Дэрек. – Давай отведу тебя к такси и поедем в отель. Что ты хочешь узнать про Джилл?

– Все. Откуда она? Кто ее родители? Я никаких Маринеров не знаю.

– Допросов я ей не устраивал, – холодно ответил Дэрек. – Но знаю, родители ее умерли. Отец у нее – американец.

– Американец!

– У американцев тоже бывают дочери, я полагаю.

– Грубостью ты ничего не достигнешь, – отвечала с железным хладнокровием леди Андерхилл.

– По-моему, мы вообще ничего не достигнем этим разговором, – парировал Дэрек. Он досадливо гадал, почему это при матери он теряет над собой контроль. Этого он терпеть не мог. Ему хотелось видеть себя хладнокровным и значительным, стоящим выше обычных слабостей. – Мы с Джилл помолвлены, вот и все.

– Не говори глупостей, – бросила леди Андерхилл, и ее увлекла новая багажная тележка. – Тебе превосходно известно, – возобновила она атаку, – что твой брак непосредственно касается меня и всей нашей семьи.

– Послушай, мама! – От долгого ожидания на ветреной платформе раздражительность перевесила почтительность к матери, глубоко укоренившуюся из-за многолетних поражений в битвах двух сильных воль. – Позволь в нескольких словах рассказать тебе все, что я знаю о Джилл, и оставим эту тему. Во-первых, она – леди. Во вторых, у нее много денег…

– Андерхиллам нет нужды жениться на деньгах!

– Я и не женюсь на деньгах!

– Хорошо, продолжай.

– Я тебе уже описал в письме ее внешность – быть может, не очень точно, но я старался. Она мила, прелестна, в ней есть что-то такое неуловимое… Но суди сама.

– Я и буду.

– Ну что ж, тогда на этом и закончим. Живет она со своим дядей, майором Сэлби…

– Майор Сэлби? Какого полка?

– Я не спрашивал, – огрызнулся вконец разозленный Дэрек. – Господи, ну какое это имеет значение? Если тебя беспокоит социальный статус майора, могу сообщить тебе, что он был знаком с отцом.

– Когда? Где?

– Много лет назад. В Индии, когда отец служил в Симле.

– Сэлби? Сэлби… Не Кристофер ли Сэлби, случайно?

– А-а, так ты его помнишь?

– Еще бы! Хотя мы с ним и не были знакомы, твой отец частенько его поминал.

Дэрек почувствовал облегчение. Жаль, что подобные вещи что-то значат, но приходится считаться с тем, что для его матери это так. Да, для нее все меняется, если дядя Джилл знал его покойного отца.

– Кристофер Сэлби! – раздумчиво проговорила леди Андерхилл. – Ну да! Я частенько о нем слышала. Тот самый тип, который дал отцу долговую расписку в счет карточного долга, расплатился потом чеком, а банк отказался выдать деньги.

– Что?

– Ты не расслышал? Я повторю, если желаешь.

– Тут наверняка какая-то ошибка!

– Да, одна-единственная. Ее совершил твой отец, доверившись такому субъекту.

– Это наверняка был какой-нибудь другой Сэлби!

– Ну, разумеется! У твоего отца была сотня знакомых Кристоферов Сэлби!

Дэрек прикусил губу.

– В конце концов, – упрямо сказал он, – правда это или нет…

– Не вижу причин, зачем бы твоему отцу лгать.

– Ладно. Предположим, правда. Но какое это имеет значение? Женюсь-то я на Джилл, а не на ее дяде.

– Тем не менее было бы приятнее, если б единственный ее живой родственник не был мошенником. Скажи мне, где и как ты познакомился с этой девицей?

– Я был бы рад, если бы ты перестала называть Джилл «эта девица». Ее фамилия, если ты забыла, – Маринер.

– Ну, так где же ты познакомился с мисс Маринер?

– У «Принца». Сразу после того, как ты уехала в Ментону. Нас познакомил Фредди Рук.

– Ах, твой высокоинтеллектуальный друг ее знает?

– Они дружат с детства. Их семьи жили рядом в Вустершире.

– Мне показалось, ты говорил – она американка.

– Я говорил, отец у нее американец. Он поселился в Англии. Джилл не была в Америке лет с восьми-девяти.

– Приятельница мистера Рука… Не особенно блестящая рекомендация!

Дэрек сердито наподдал коробок спичек, брошенный кем-то на платформу.

– Интересно, мама, почему ты никак не можешь уразуметь, что я не нанимаю Джилл в горничные, я женюсь на ней! Ей не нужны рекомендации, как ты выражаешься. И потом, разве ты не считаешь, что самое разумное – подождать, пока вы познакомитесь, а уж потом составлять о ней мнение? Мне надоела эта бессмысленная дискуссия.

– Так как, по-видимому, ты абсолютно не способен разговаривать об этой девушке без грубостей, я с тобой соглашусь. Остается надеяться, что мое первое впечатление будет благоприятным. Опыт научил меня: первое впечатление – самое верное.

– Рад, что ты так думаешь, – откликнулся Дэрек, – потому что я влюбился в Джилл сразу, как только ее увидел.

4

Отступив, Баркер со скромной гордостью оглядел обеденный стол, на который наносил последние штрихи. Мастерская работа, ничего не скажешь.

– Вот так! – удовлетворенно выдохнул он и, подойдя к окну, выглянул на улицу. Туман, державшийся почти до вечера, наконец растаял, ясный вечер светился звездами. Со стороны Пиккадилли доносилось отдаленное шуршание шин.

Пока он стоял у окна, зазвенел дверной звонок и тренькал, не умолкая, легкими всплесками. Если определять характер по звонкам, как сейчас его определяют по любому виду человеческой деятельности, то можно предположить, что по другую сторону двери стоит целеустремленная, нетерпеливая и энергичная личность.

– Баркер!

Из комнаты дальше по коридору высунул лохматую голову Фредди. Волосы еще предстояло гладко зачесать, да и смазать, чтобы не оскорблять взоры публики.

– Сэр?

– Звонят в дверь.

– Я слышал, сэр. Уже иду открывать.

– Если это леди Андерхилл, скажите, я сейчас выйду.

– По-моему, сэр, это мисс Маринер. Мне кажется, я узнаю ее звонок.

Он отправился к парадной двери, открыл и увидел девушку в серой меховой шубке с капюшоном.

Едва дверь открылась, она серым котенком юркнула в дом.

– Бр-р! Вот так холодина! – воскликнула гостья. – Привет, Баркер!

– Добрый вечер, мисс.

– Я последняя, первая или какая? Баркер подошел помочь ей снять шубку.

– Сэр Дэрек и ее милость, мисс, еще не пришли. Сэр Дэрек поехал за ее милостью в отель «Савой». Мистер Рук одевается в спальне и очень скоро будет готов.

Девушка сбросила шубку, и Баркер быстро, одобрительно оглядел гостью, Наметанным глазом лакея он сразу распознавал аристократизм, а Джилл Маринер, без сомнения, была яркой представительницей аристократии. Это проглядывало и в походке, и в каждом движении маленькой энергичной фигурки, и в том, как она смотрела на вас, и в речи, и в легкой вздернутости подбородка. Волосы у нее были светло-золотистые, а серые глаза сияли живым блеском. Она так и лучилась жизнерадостностью.