Текст книги "Том 12. Лорд Дройтвич и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

Глава XI

1

Мистер Клаттербак задумчиво сосал леденец и при этом хмурился. Терри он видел только в летний сезон, но был о ней очень хорошего мнения, другими словами, не верил, что она таскает деньги из сумок. Такая милая девушка! Чушь! В жизни ничего не стащит. Но сумка оказалась пустой…

Предположим, что раньше там лежали деньги. Человек, едва сводящий концы с концами при помощи кур и пчел, испытает огромный соблазн, увидев такую сумму. Кто-кто, а он, Клаттербак, знал силу соблазна. Помнится, он обещал жене сесть на диету, отказавшись от хлеба, картошки и сладостей. Два дня он держался, на третий позавтракал в клубе – ерунда, отбивная со шпинатом – и увидел, как официант несет на соседний столик кусок торта с клубникой. Через минуту-другую он посыпал сахарной пудрой сверкающий холмик и поливал его сливками… а там и другой. Слаб человек.

Пришла пора созвать совещание. Прихватив карамелек, он вывел маркиза на балкон.

– Вот что, маркиз, – сказал он. – Мне это все не нравится. Маркиз вынул носовой платок, надо сказать – один из дюжины, которую он купил год назад в Париже, у Шарвэ, если это зовется покупкой, и отер лоб. Он тоже ощущал, что дело плохо. Чувствительному человеку неприятно узнать, что грехи его вышли наружу, и, при всем своем оптимизме, он не видел ни проблеска надежды.

Его этический кодекс оставлял желать лучшего, шулеры – и те иногда поджимали губы, но были у него и пределы, дальше которых он не "шел. Одно дело украсть, если очень нужно, другое – спокойно смотреть, как обвиняют прелестную барышню. Поизносившаяся честь Мофриньезов кое-где была достаточно крепкой.

Клаттербак тем временем продолжал:

– Нет, я не говорю, что она их стащила. Я просто ничего не знаю. Но в одном я уверен – присяжные не проглотят ее историю. Моя жена, к примеру, не проглотила бы. Свидетелей нет, ничего нет, кроме ее слов, но нет и денег. Черт знает что! Да, положеньице… Такая хорошая девушка, а как ее спасти – не пойму.

Маркиз снова отер лоб и произнес:

– Мистер Клаттербак, она невиновна.

– Вы думаете?

– Я знаю.

– Ну, если так… Но вряд ли вы убедите этого издольщика.

– Простите, кого?

– Почему-то он мне их напоминает. Манера, что ли… В общем, комиссара. Странно, кстати сказать, что у них есть комиссары. Я думал, это что-то русское. Да, распространяется коммунизм…

– Мистер Клаттербак, – заверил маркиз, – я сумею его убедить. Дело в том, что…

Рассказ его вызвал симпатии аудитории. Клаттербак отличался широтой взглядов и мало чему удивлялся.

– Так-так, – сказал он, серьезно и внимательно выслушав исповедь. – Нашли деньги на полу и положили в карман. Разумно, очень разумно. Я бы и сам их взял. Проблема одна, как быть? Во всем признаться?

– Естественно, – ответил маркиз с благородным видом. – Что же еще? У меня есть план.

– Это хорошо. Какой же?

– Этой уловкой успешно воспользовался мой друг князь Бламон-Шеври. Один из его многочисленных кредиторов пригрозил отправить его в тюрьму, если он не вернет денег. Их у князя не было.

– Это часто случается.

– Но и в тюрьму он не хотел.

– Кто туда захочет!

– Что же он сделал? Замечу, что уговоры ни к чему не привели, кредитор был тверд. Тогда Бламон-Шеври сказал: «Что ж, я это предвидел. Лучше смерть, чем бесчестье». С этими словами он сунул руку в карман и поднес ее ко рту. Потом он пошатнулся. Потом упал. Кредитор кинулся за доктором, а князь, отряхнув брюки, удалился через черный ход.

Клаттербак вдумчиво помолчал и похлопал маркиза по руке.

– Хотите проделать это с комиссаром? – мягко осведомился он.

– А что? Посудите сами. Я признаюсь. Он берет меня под арест. Я говорю насчет бесчестья. Глотаю. Шатаюсь. Падаю. Он бежит за врачом, а я прыгаю с балкона в машину. Она там стоит.

Клаттербак опять похлопал его по руке и поглядел на него с нежностью. Открывать глаза наивному аристократу так же больно, как признаться ребенку, что Деда Мороза про-

сто нет.

– Ничего не выйдет, – сказал он. – Никуда он не побежит. Я вас прекрасно понимаю, нельзя, чтобы мисс Трент услали на Чертов остров, но тут нужна тонкость. Я бы сделал так. Вы прыгаете с балкона и едете куда-нибудь в Бельгию, а я со временем излагаю факты комиссару.

Маркиз был потрясен. Мы хоть как-то представим его чувства, если скажем, что Клаттербак показался ему изящным.

– Вы это сделаете? – прошептал он.

– Что именно?

– Ну, всем этим займетесь?

– Конечно.

– Может быть, лучше подождать…

– Чтобы вы убрались подальше? Естественно. Маркиз глубоко вздохнул.

– Скажите, у вас все издатели такие?

– Ну, что вы! – Клаттербак презрительно махнул леденцом. – Большей частью у них не хватает ума провести муху. Спрыгнете сами или помочь?

– Спасибо, – отвечал маркиз. – Я справлюсь.

2

Когда корпулентный комиссар ударяет вас дверью со всего размаха, это неприятно, но все же отвлекает от других забот. Первые минуты в ванной почти принесли Джефу желанный покой души. Однако вскоре мысли его вернулись к чудовищной новости, которую так легко, так бездумно сообщил Арчи, и в тот же миг гномы снова принялись терзать его раскаленными щипцами при помощи коллег с ножами и пинцетами.

Одного он понять не мог – почему это сделала Терри. Женщин он знал, на их счет не обольщался, но ведь она – другая: открытая, честная, чистая. Она его любит, в конце концов. И что же? Стоило ей узнать, что он беден, как она кинулась в объятия Карпентера, другими словами – продалась за деньги.

В холодной ярости пришел он сюда и в той же холодной ярости собирался выйти из ванной. Арчи просил его взять интервью. Что ж, пожалуйста! Он ей покажет, кто она такая. Вежливо, сдержанно, учтиво – но так, что она предпочла бы порку. Задержавшись перед зеркалом, он порепетировал.

«Добрый вечер, мисс Трент!»

Да, именно так. То-то она удивится! Холодно, сухо, отрешенно – «Добрый вечер».

«Парижский выпуск «Геролд Трибьюн» просил меня, если не возражаете, узнать у вас подробности помолвки. Конечно, вы понимаете, что жизнь такого человека представляет огромный интерес. Читатели очень любят читать о миллионерах. Деньги завораживают их, как и вообще многих».

Слишком тонко? Нет, в самый раз. Учтиво, любезно, сдержанно – но с холодным презрением.

Он открыл дверь и увидел Терри. Она сидела на чемодане и плакала.

Терри Гроза комиссаров исчезла, как и не было. Остался только страх. Нет, еще беспомощность и безнадежность.

Клаттербак говорил о том, поверят ли ей присяжные. Газетные карикатуры внушили ей, что присяжных здесь нет, и она представляла себе грозного судью, которого гораздо трудней убедить, чем дюжину простых смертных.

Судья посмотрит на нее и холодно скажет: «Виновна».

Подумав об этом, она утратила последнее мужество.

Сердце у Джефа перевернулось. Он точно знал, что он не будет с ней отрешенным, холодным, презрительным, а главное – что она не выйдет за Фредди. Выйдет она за него, Джефа Эскриньона, а если кто захочет помешать, пусть пеняет на себя.

Однако прежде всего надо ее утешить. Что случилось, в конце концов? Все прекрасно, лучше некуда. Он подошел к ней, обнял ее и спросил:

– Mon ange, mon tresor, qu'est ce que tu as,[141]141
  Мой ангел, сокровище мое, что с тобой? (франц.).


[Закрыть] – и что-то еще по-французски.

Это помогло. Она отряхнулась, как собачка, вышедшая из моря.

– Ничего, – сказала она, – просто я испугалась.

– Испугалась? Кто же тебя испугал? В чем дело?

– Даже мистер Клаттербак сомневается!

– Ничего не понимаю.

Бюиссонад устал. Никогда – ни мелким шпиком, ни всемогущим начальником – он не видел, чтобы обвиняемый юркнул в ванную и заперся. Поистине, век живи, век учись.

С этими мыслями он загрохотал в дверь. Джеф удивился.

– Что это?

– Комиссар. Он меня арестует. Джеф нежно взял ее за руку.

– Расскажи мне толком, что случилось.

3

Мистер Клаттербак, с суровым укором глядевший с балкона на толстых купальщиков, один другого страшнее, услышал из комнаты пылкую французскую речь. Узнав голос Джефа, он слегка нахмурился. Ему казалось, все-таки, это немного безвкусно, даже невежливо. Однако тут же он понял, что беседует Джеф с комиссаром, человеком настолько темным, что он не знает английского. Заглянув в комнату, издатель увидел нос своего подопечного и окончательно его оправдал.

– Ну, знаете! – сказал он. – Этот издольщик времени не теряет. Вы напоминаете мне У.С. Филда.[142]142
  У. С. Филд (настоящие имя и фамилия – Уильям Клод Дьюкенфильд, 1880–1946) – американский киноактер комедийного жанра. Снимался в амплуа мошенников, преимущественно – злобных.


[Закрыть]

Джеф отрешенно на него взглянул. Клаттербак заметил в нем напряженность. И то сказать – кулаки сжаты, глаза мечут молнии, шрам побелел. Словом, вид у молодого писателя был опасный. Двухминутная беседа с комиссаром убедила его, что осмысленно только действие. Слово «действие» он толковал широко.

– Где Терри Трент? – спросил Клаттербак.

– В ванной. Моет глаза.

– Она что, плакала?

– Да.

– Не удивляюсь. А что тут творится?

– Мы с комиссаром поспорили. Он считает ее воровкой, а я – нет.

– Убедили его?

– Вряд ли.

– Стоит насмерть?

– Именно.

– Тогда готовьтесь к большой радости, – сказал Клаттербак. – Деньги украл маркиз.

Джеф дернулся.

– Сам сказал, – заверил Клаттербак. – Вот только что. Передайте комиссару, это потрясет его слабый разум. Какой, однако, гад, – прибавил издатель, пользуясь темнотой упомянутого чиновника.

– Истинное чудище. Напоминает одного шпика…

– Parlez francais, – предложил месье Бюиссонад, но тщетно.

– Нет, мой отец! – удивлялся Джеф.

– Он самый. История интересная, но мы в нее вдаваться не будем. За него не беспокойтесь, он на полпути в Бельгию, а там его не возьмут. Кстати, сколько ему лет?

Джеф задумался.

– Да так, шестьдесят с лишним.

– Очень уж он ловко спрыгнул. Прямо акробат. Ну ладно, к делу. Докладывайте комиссару и смотрите, что будет.

Поток французской речи издателю понравился, но, как ни странно, не вызвал желанного эффекта. Комиссар усмехнулся и пожал плечами. Это Клаттербака удивило.

– Ну, как? – спросил он.

– Не верит.

– Не верит?!

– Говорит, маркизы не крадут.

– Вот сноб собачий! Сказали вы, что ваш родитель спрыгнул с балкона, как ошпаренный кот, и мчится в сторону Бельгии?

– Конечно.

– А он не верит?

– Да.

Клаттербак свистнул.

– Что же вы будете делать?

– Знаете, у нас в маки я научился двум-трем штукам. Попробую их использовать.

– Каким это штукам?

– Способам, помогающим вывести кое-кого из строя.

Клаттербак его понял.

– То есть стукнуть?

– И связать. Вы не возражаете?

– Что вы, что вы! Ни в коей мере. А потом?

– Летим с Терри в Америку. У нее как раз есть билеты.

– В Америку, да? Загляните к моей супруге.

– Непременно.

– То есть вы ее не увидите, но через дверь поговорить можно.

– Замечательно! Поеду к ней с женой.

– Вы говорили, что не женаты.

– К тому времени женюсь.

– На Терри?

– На ком же еще?

– Это хорошо. Она мне нравится.

– А уж мне!

– PARLEZ FRANCAIS! – взревел комиссар. Клаттербак приветливо ему улыбнулся и оптимистично взмахнул рукой. Потом он снова стал серьезным.

– А эти ваши штуки сработают? – засомневался он.

– До сих пор не отказывали.

– Большой он очень…

– Бывали и побольше.

– Поймите меня правильно, – сказал Клаттербак, – я всецело за то, чтобы вывести его из строя. В жизни не видел человека, который бы в этом так нуждался. Даже среди авторов, и то… Я просто подумал, не попробовать ли сперва чего-нибудь другого.

– Чего именно?

– Прежде всего, тут требуется такт.

– Такт?

– Помните этого бармена, моего земляка? Он рассказал мне: часто, особенно по субботам, посетители несколько распускаются. По его словам, лучше всего на них действует такт. Сперва умягчаем жертву спиртным напитком. Я далеко не уверен, что шампанское не зачарует нашего противника.

Джефу показалось, что Клаттербак – наивный оптимист (если помните, именно так подумал издатель о маркизе). Кто-кто, а комиссар вряд ли поддастся шампанскому.

– Что ж, попробуйте, – равнодушно отвечал он.

– Пробовать нужно все, – назидательно промолвил Клаттербак, – это мой девиз.

И, налив бокал шампанского, он поднес его комиссару, который тихо сидел, сложив на животе руки.

– Шампань, мусье? – осведомился издатель. – Вулеву?[143]143
  Не хотите ли? (франц.).


[Закрыть]

Комиссар удивился. Конечно, он заметил вино, они все замечают, но не надеялся на угощение. Лицо его смягчилось; неприязнь к американцам дала первую трещину. Выпив бокал до дна, он отдал его Клаттербаку, а тот налил ему снова.

Джеф недоверчиво смотрел на пиршество любви.

– Ничего не выйдет, – сказал он.

– Может, смягчится?

– Нет.

– А вы посмотрите, что сейчас будет, – заметил издатель. – Сюда я бросил таблетку.

Джеф охнул, понимая, что недооценил находчивость дивного издателя. Вот так всегда. Пылкая юность мыслит о насилии, мудрая зрелость знает и другие способы.

– Тот бармен дал мне вчера две штучки. Когда вы достигнете моих лет, – назидательно сказал Клаттербак, – вы узнаете, что нет дилеммы, которой не решит снотворное. Дали бы мне власть, каждый ребенок, с самых ранних лет…

Он прервал свою речь. Комиссар соскользнул на пол и удобно залег там, отрешившись от земной суеты. Клаттербак оглядел его, как Микеланджело оглядывал свои шедевры.

– Говорил я вам? Такт. Что лучше такта?

Он развил бы тему, если бы не зазвонил телефон и он не кинулся к нему, как подобает примерному мужу.

– Алло? Да? Что? А, здравствуй, душенька! Как ты там? Что-о? Пыталась дозвониться в «Ритц»? Но я не в Париже! Я в Ровиле. Да, такое местечко. Приехал сюда к автору. Выехали с ним из Парижа вчера днем, всю ночь провели в дороге.

Краем глаза он увидел Терри и нежно помахал ей рукой.

– Пока, Расе, – сказал Джеф.

– Увидимся в Америке, Джеф, – отвечал издатель. – Почему я называю тебя Джеф, душенька? Это не тебя, лапочка, это автора. – Он оглянулся, все ушли. – Слушай, знаешь, кого я встретил? Терри Трент. Ну, из этих, с медом. Помнишь ее, да? Она выходит за автора. Его зовут граф д'Эскриньон, а отец у него – маркиз какой-то. Летят сегодня в Америку, зайдут к тебе… – Дверь тихо открылась. – Я позже позвоню. Тут пришла старшая сестрица – да-да, Кейт, – и я ей должен объяснить, почему на полу лежит полицейский. Целую, целую! Еще позвоню.

Он положил трубку, поправил очки и приготовился объяснять положение дел несколько изумленной даме.

Глава XII

1

Мистер Клаттербак сидел в своем офисе на Мэдисон-авеню и ждал Терри, чтобы пойти с ней в ресторан.

Девять месяцев, истекшие с того дня, когда он так удачно проявил такт в ровильском отеле, несколько увеличили его объем. Войдя и увидев его, Терри подумала: «Нет, как он это делает?» Сам Шекспир, и тот спросил бы: «Какою пищей добрый Клаттербак довел себя до толщины такой?»

– Следите за фигурой, Расе, – с материнской заботой сказала Терри.

– Кому бы говорить! – откликнулся обиженный издатель. – Между прочим, вы опоздали.

– Минуты на две. Джеф позвонил из Бостона. Он там с пьесой.

– Как, получается?

– Будет гвоздем сезона.

– И в Нью-Йорке тоже. Всегда так, – печально сказал хозяин. – Нет в мире справедливости. Я сгораю тридцать лет на работе, а что толку? Ваш драгоценный Джеф пишет книжку за несколько недель, Сэм Берман ее инсценирует, тоже недели за две, и она идет год за годом, это я вам обещаю. Кроме того, он получит четыреста тысяч долларов за экранизацию.

– Он не все получит.

– Вполне достаточно. Нет, более чем достаточно. Наживаются только авторы. Вскоре вы увидите, как я торгую на углу карандашами. Если смогу их купить.

Терри погладила его по лысине.

– Не узнаю Рассела Клаттербака! – сказала она. – Я понимаю, что с вами. Подсознательно, неосознанно вы хотите есть. По своей духовности вы этого не видите. Оставь вас без присмотра, вы будете нюхать розу и думать о возвышенном. Куда мы, кстати, идем? Не скупитесь. Можно подвести под графу «Развлечения».

– Мы идем в «Мазарэн». Лучшее место в городе. Я – один из владельцев. Пошли, пошли! Не сидеть же нам тут до вечера! Женщины – страшные копуши. Суетятся, мечутся… Миссис Клаттербак точно такая же. Да, кстати. Не придумаете, почему меня не будет завтра вечером? Для жены, естественно.

– Нет, не придумаю.

– Придется спросить Джефа. Где он там, в Бостоне? В «Ритце»? Позвоню из ресторана. Завтра большая игра, без меня не обойдутся. Бессмысленно садиться за покер, если не готов играть до утренней зари. Джеф что-нибудь придумает. Он человек надежный. Прямо не верится, что он француз!

– А что в них плохого?

– Ну, чешут по-своему. Бородки носят.

– Джеф бреется.

– Да, – признал честный Клаттербак, – бородки у него нет. Хотя, кто его знает, может отрастить… Скучаете без него, а?

– Еще как! Знаете стихи про эту тетю, которая тосковала по роковому возлюбленному?[144]144
  стихи про эту тетю, которая тосковала по роковому возлюбленному – см. «Кубла Хан» С. Т. Колриджа (1772–1834).


[Закрыть]

– Нет.

– А надо бы. Издатели вообще-то читают?

– Не больше, чем требуется.

– Словом, эта тетя – я.

– Так что от брака не устали?

– О, нет!

– Еще рано судить. Сколько вы женаты?

– Восемь месяцев три недели и два дня. Это – рай, и все лучше и лучше.

– Да, брак – вещь неплохая, но есть у него и изъяны. Вот подождите ветрянки.

– Ветрянки?

– Очень хлопотно. У моей жены была.

– Правда?

– Еще бы! Вся в розовых пятнышках.

– Да у нее же недавно была корь!

– Да, была.

– У нее что хочешь бывает.

– Это верно. Подхватывает любую заразу. Корью болела дважды.

– Я думала, так нельзя.

– Ей можно. Ну, спрашиваю в последний раз, идете вы или нет?

«Мазарэн» был одним из тех роскошных ресторанов, которые кишат между Мэдисон и Парк-авеню. Он, несомненно, процветал. Сперва казалось, что мест нет, но для мистера Клаттербака отыскали уютный уголок. Вообще принимали его, как царя, официанты кидались к нему по первому знаку. Когда толпа поклонников поредела, Терри и Рассел начали свой пир.

Великий издатель никогда не начинал пиров с духовных радостей и душевных излияний; поначалу он ел в сосредоточенном молчании. Наконец настал миг, благоприятный для беседы.

– Ну, вот, любезная Терри, – сказал он.

– Ну, вот, любезный благодетель.

– Я хочу поговорить об издателях и писателях. Уинч и Клаттербак издали книжку вашего избранника. Почему же они – в стороне? Где наши права, где наши выгоды? Все – у писателей.

– Так их, Расе! Бей бедняков!

– Ха-ха, бедняков! Да они все, как один, богаче меня. Кто зимует во Флориде? Писатель. Чей лимузин окатывает грязью издателя, который тихо ждет автобуса? Посмотрите на своего супруга. Купается в золоте. Я думаю, он всем доволен?

– Д-да, он рад, что книжка расходится…

– Хорошо издана!

– …и пьеса имеет успех…

– Дополнительные права. Мы их тоже когда-нибудь получим.

– …но он скорей огорчен…

– Чем же это?

– Понимаете, его отец…

– Маркиз?

– Да-да. Так вот, он исчез куда-то.

– Передайте, что с маркизом все в порядке.

– Откуда вы знаете? Вы о нем слышали?

– Мало того, я его видел. Точнее, я с ним вижусь довольно часто.

Терри удивилась.

– Он здесь, в Нью-Йорке?

– Да.

– Почему же вы нам не сообщили? А ему вы передали наш адрес?

– Конечно. И он сказал, что заглянет, когда будет в тех местах. Тут он был недельку, не больше, сами понимаете, дела…

– Я бы очень смутилась, если бы его увидела. Как будто Джон знакомит меня с мамой.

– Кто-кто?

– Джон. Вы не слышали этой песни?

– Нет.

– Значит, вам ведомо не все. Отец ее вечно пел. Жених повел невесту к матери, та оглядела ее, покачала головой и говорит: «Бедный Джон, ах, бедный Джон!»

– А кто такой Джон?

– Господи, Расе! Вы поглупели от еды. Жених, конечно. Я хочу сказать, что маркизу не понравится брак с нищенкой.

– Не ему судить. Его жена еще беднее.

– Жена? Разве он женился?

– Конечно. Месяц назад. Надо было вам сказать, да вот, запамятовал. Очень милая женщина. Француженка, это да, но должен же кто-то быть французом. Раньше она служила кухаркой.

– Кухаркой?!

– Да. И какой! Раза два я ел ее обеды… А, вот и он, маркиз!

Терри обвела глазами зал.

– Где он? Не вижу.

– А вон там, у столика, где официант накладывает кому-то омлет с куриным фаршем. Ах, надо было взять! Хорошая штука.

Терри с удивлением увидела высокого, элегантного господина, на которого показывал Расе.

– Он что, метрдотель?

– Да, и очень хороший. Я сразу понял, в чем его призвание. У меня на такие вещи чутье. «Метрдотель, – сказал я, как только его увидел. – Стиль, манеры, внешность, достоинство – ну, все!» Так что когда он мне написал, что сидит без денег, я тут же устроил его в Нью-Йорке. Конечно, пришлось подучиться. Это он проделал во Флориде.

– Там он и встретил кухарку?

– Да. Она служила у одних богатых людей. Однажды маркиз оказался с ней рядом в кино. Любовь с первого взгляда, или с первого куска рагу. Неделю назад он поступил сюда и, как я и ждал, произвел сенсацию. У него… Что это бывает у французов?

– Бородка?

– Да нет!

– Вы же сами говорили.

– Говорил, но это здесь ни при чем. Кончается на «ква». А, вспомнил – «Je ne sais quoi».[145]145
  Что-то такое-этакое (франц.).


[Закрыть] Так что Джеф может о нем не беспокоиться. Метрдотели с голоду не умирают. Кому-кому, а им есть, что подкопить. Это издатели в конце концов торгуют яблоками.

– А не карандашами?

– Карандашами или яблоками. Хотел бы я стать метрдотелем!

– Фигура у вас не та.

– Сколько можно говорить о моей фигуре! Ваш Джеф будет точно таким через пять лет.

– Не будет!

– Посмотрим.

Терри зачарованно следила за передвижениями маркиза. Клаттербак не ошибся. Да, именно – стиль, манеры, внешность, достоинство. Поднимая крышку и являя взору жареную курицу с грибами, он был величав, словно полномочный посол уважающей себя страны, вручающий какому-нибудь монарху верительные грамоты.

Пока он приближался к их столику, она подметила в нем изысканную важность, которой не было в Ровиле. Заметив ее, он шире открыл глаза, но других проявлений чувства себе не позволил.

– Надеюсь, все в порядке, мистер Клаттербак?

– В идеальном!

– Мадам, – проговорил маркиз, отвешивая точно такой поклон, как надо.

Его отрешенная величавость так поразила Терри, что она не знала, что сказать. Клаттербак не помогал ей; он переваривал пищу, тихо пыхтя и глядя вдаль остекленевшим взором.

– У вас очень интересная работа, – сказала она наконец.

– Исключительно интересная, мадам.

– Мистер Клаттербак говорит, он хотел бы стать метрдотелем.

– Вот как, мадам?

– А я ему отвечаю…

– Это неважно, – внезапно очнулся ее спутник. – Закажите кофе, а я схожу позвоню вашему муженьку.

Маркиз издал шипящий звук, призывая официанта, а затем сказал ему:

– Le cafe. Vite.[146]146
  Кофе. Быстро (франц.).


[Закрыть]

С исчезновением издателя дело пошло намного легче. Маркиз не улыбался, но глаза его приятно светились, что побудило Терри сказать:

– Джеф в Бостоне.

– А!

– Они там ставят пьесу по его книге.

– О!

– Говорят, он очень много заработает.

Сияние в глазах маркиза стало еще ярче. Метрдотели не бедствуют, но любящий сын всегда пригодится – скажем, заплатить налог.

– В общем, у нас все хорошо, – продолжала Терри. – Мистер Клаттербак говорит, что вы тоже женились. Вы счастливы, да?

– Исключительно счастлив, мадам. Маркиза – весьма незаурядная женщина.

– Словом, вам повезло, как и мне.

– Мадам?

– Не зовите меня «мадам»! Я – Терри.

К маркизу частично вернулась былая холодность. Называть клиента по имени! Бог знает что!

– Вы говорили о том, что вам повезло, мадам?

– И мне, и вам. Мы ведь оба женились без денег. Маркиз вздрогнул. К этой теме он не мог относиться холодно.

– Деньги? – презрительно бросил он. – Нет, мадам, главное – любовь. Помню, я говорил Жеффу: «Если ты женишься по любви, все станет приключением, даже новая шляпа для нее. Богатые не знают грез, замыслов, препятствий. Для тех, кто живет в замке, нет воздушных замков. Что нужно влюбленным? Маленькая мансарда. Угасишь свечу и можешь думать, что ты – в Версале, под шелком балдахина, над которым пляшут амуры».

– О! – сказала Терри; что тут еще скажешь?

– Любовь и тяжкий труд, – дополнил свою речь маркиз. – Вот они, ключи счастья.

– У вас трудная работа?

– Zut![147]147
  Черт возьми! (франц.).


[Закрыть] – воскликнул маркиз, не любивший этого слова, но что поделаешь? – Я этому рад, я счастлив. Жить стоит ради любви и ради труда, я всегда это говорил.

Тут официант принес кофе, стал наливать его, но, под суровым взглядом маркиза, не смог остановиться. По столику расплылось бурое пятно. Маркиз разразился речью, слишком быстрой для Терри. Судя по тому, что официант убежал с невиданной прытью, можно было предположить, что его послали за скатертью.

– Простите, ради всего святого! – вскричал метрдотель. – Новичок, ничего не умеет! Взял его из жалости. Да, непростительная слабость, но все же старый друг, князь Бламон-Шеври. Пойду, присмотрю. Ничего не умеет!

Он озабоченно удалился, а к столику тем временем подкатывался Клаттербак. Он был чем-то огорчен.

– Застали Джефа? – спросила Терри.

– Застал. Нет, какой змий!

– Расе, вы говорите о человеке, которого я люблю! Издатель тяжело опустился в кресло.

– Знаете, что он мне сказал?

– Нет, не знаю.

– Что я должен стыдиться! Жена больна, а мне, видите ли, понадобился какой-то покер. Это ваш Джеф так сказал. И отказался помочь. «Останьтесь с ней, – говорит, – развлеките ее, что-нибудь спойте, если надо – станцуйте. Утешайте ее и ублажайте хотя бы до тех пор, пока сыпь не исчезнет. Будьте примерным мужем, вот как я».

– Молодец!

– Кто?

– Джеф, конечно.

– Ничего подобного. Обычный подкаблучник. Ничуть не лучше комиссара. И зачем вы за него вышли, Терри Трент? Хотя, выбирать не из чего. Хватай, что дают.

– Вот именно, – сказала Терри.