Текст книги "Том 12. Лорд Дройтвич и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

– Что это? – вскричала Джилл.

– Убивают, похоже, кого-то!

– Чепуха!

– Ну, знаешь ли, не знаю. На таких улицах ребята круглые сутки кого-то убивают.

Чуть дальше они увидели двоих мужчин и поуспокоились: никто не может смотреть так равнодушно и рассеянно, как Эрб, если у него на глазах происходит убийство.

– Да это птица!

– Ну да, старый славный попугайчик! Видишь? Вон за оградой.

Жаркая волна ярости окатила Джилл. Каковы бы ни были ее недостатки, – а наша история уже показала, что девушка далека от совершенства, но имелось у нее, однако, одно превосходное качество – любовь к животным и жгучая ненависть к тем, кто обижает их. Три, по меньшей мере, ломовых извозчика ходили по Лондону с пылающими ушами после того, как она отчитала их за жестокое обращение с безропотными лошадьми. С зоологической точки зрения, животным попугай Билл не являлся. Но для Джилл он тоже считался животным, и она помчалась по Добени-стрит ему на выручку.

Фредди в шляпе, щегольских брюках и гамашах – все как и положено лондонскому моднику, несчастно трусил следом – жалкий, удрученный, уныло понимая, что выглядит не самым достойным образом, поспешая на такой скорости. Но Джилл мчалась сломя голову, и Фредди, придерживая шляпу рукой в красивой перчатке, старался не отставать по мере сил.

Прибыв на поле битвы, Джилл остановилась и окинула Генри гневным взглядом. Мы, которые видели Генри в спокойные его моменты и знаем, какой он добрый малый, понимаем – обидели скорее его, чем он. Если в нас есть хоть капля справедливости, мы станем целиком на сторону Генри. В стычке с попугаем Биллом вся правота, безусловно, на стороне этого доброго малого. Его попытки – такие мягкосердечные – завязать с птичкой дружбу отвергли. Его здорово цапнули за руку. А вдобавок – он проиграл полпинты пива Эрбу! Если мы судьи беспристрастные, то нет у нас иного выбора, как только пожелать Генри всяческой удачи и благословить добиваться ее. Но Джилл, не видевшая начальных стадий происшествия, рассудила совсем по-другому. Для нее Генри предстал отъявленным зверюгой, тыкающим палкой в беззащитную птичку.

Девушка повернулась к подоспевшему Фредди, на ходу размышлявшему: и почему, черт дери, именно с ним из всех шести миллионов жителей столицы приключилось такое?

– Фредди! Заставь его прекратить!

– Э, послушай-ка, ну, знаешь ли, ну что это такое?

– Да разве ты не видишь – он делает бедненькой птичке больно? Пусть перестанет! Зверь! – кинула она Генри (за которого у нас просто сердце кровью обливается), когда тот снова ткнул палкой в противника.

Фредди нехотя подступил к Генри и постукал того по плечу. Фредди принадлежал к тем парням, в ком глубоко сидит убежденность, что переговоры такого рода следует начинать не иначе, как похлопав другого по плечу.

– Послушай-ка, знаешь ли, нельзя делать такого, видишь ли! – промямлил Фредди.

– А ты кто такой? – Повернул к нему багровое лицо Генри.

Эта атака с тыла вдобавок ко всем прочим неприятностям доконала его.

– Ну… – Фредди заколебался, – дать, что ли, ему свою визитную карточку? Нет, сейчас, пожалуй, глуповато. – В общем, моя фамилия Рук…

– А кто, интересно, – развил свою мысль Генри, – звал тебя сюда, а? На фиг мне твоя отвратная физия!

– Ну, если вы ставите вопрос так…

– Ходят тут, путаются под ногами, – пожаловался Генри всей вселенной разом, – суются, куда не просят, болтаются тут… Да я, – перебил он сам себя внезапно в порыве красноречия, – я могу сжевать таких двоих, к чаю! Белые гетры он напялил! Хо!

Тут Эрб, до сих пор в разговор не вступавший, заметил «Ага!» и сплюнул на обочину. Именно эту речь, сказал бы наблюдатель, Эрб вполне одобрил. Ловкий выпад, решил он.

– Гетры на нем белые, – продолжил Генри, на чью впечатлительную душу эта деталь костюма произвела, очевидно, неизгладимое впечатление. – А я чихал! Физию свою он мне сует! Птичка меня за палец цапанула. Вот он, палец-то, коли не веришь! И я желаю свернуть ей ее поганую шею, и никакие придурки в белых гетрах мне не указ. Так что тащи свои гетры домой да отдай своей старухе, пускай она тебе их на обед сварит!

Излив душевные муки, опасным грузом лежавшие на сердце, Генри вновь с силой ткнул палкой сквозь прутья ограды.

К нему стремглав метнулась Джилл. Она всегда считала: если хотите, чтобы дело сделали хорошо, делайте его сами! За помощью к Фредди она обратилась лишь для проформы, с самого начала чувствуя, что Фредди – трость надломленная,[25]25
  трость надломленная – см. Мтф 11:7; Ис 42:3.


[Закрыть] что и оправдалось. Фредди надеялся на магию слов, но речи его лишились всякой магии из-за того, что он щеголял в белых гетрах. Генри же, совершенно очевидно, принадлежал к некоей лиге или обществу, главная цель которого сводилась к их уничтожению. Джилл понимала, что предоставлять другу ведение боевых действий – затея бестолковая. Делать все придется ей самой. Она ухватилась за палку и вырвала ее у Генри.

– Г-гав, г-гав, г-гав! – тявкнул попугай Билл.

Любой беспристрастный слушатель расслышал бы в его тявканье премерзостный отзвук сарказма, что больно ужалило Генри. Обычно он был не из тех, кто прибегает к рукоприкладству в спорах со слабым полом, – ну, разве что стукнет по голове свою половину, если требуют обстоятельства. Но теперь он отбросил главные принципы всей жизни и тигром кинулся на Джилл.

– Отдай палку!

– Не отдам!

– Э, послушай-ка, знаешь ли… – вмешался Фредди. Генри совсем потерял голову и снова кинулся на Джилл, а Джилл, глаз у которой был меткий, стукнула его палкой, попав точнехонько в висок.

– У-у-у, – взвыл Генри и сел на землю.

И тут внезапно голос сзади произнес:

– Что тут у вас происходит? Здоровяк-полицейский возник из пустоты.

– Прекратить драку! – выкрикнул он.

Эрб, до сей поры молчаливо созерцавший стычку, разразился речью:

– Это она его приложила!

Полисмен взглянул на Джилл. У него был большой опыт службы, и время притупило в нем почтение новичка к дорогой одежде, с каким он приехал из провинции. Одета Джилл была хорошо, но в беспокойную эпоху суффражистских беспорядков полисмена лягали в голень и даже кусали леди, одетые не хуже ее.

На Белгрейв-сквер[26]26
  Белгрейв-сквер – одна из самых фешенебельных площадей Лондона.


[Закрыть] сердца честны, как и на Севен-Дайлс,[27]27
  Севен Дайлс (букв, «семь циферблатов») – маленькая площадь неподалеку от центра, вокруг которой, однако, примерно до конца XIX века были трущобы. Сама фраза – цитата из музыкальной комедии Гилберта и Салливена «Иоланта» (см. ниже).


[Закрыть] но если кто нарушит общественное спокойствие, их надо арестовывать. Взгляд, устремившийся на Джилл, застигнутую на месте преступления с палкой в руках, был суров.

– Ваше имя, пожалуйста? Адрес, мисс?

Неподалеку остановилась девушка в большой шляпе и синем платье, недоуменно глядя на всю компанию. Увидев ее, попугай Билл издал приветственный взвизг. Ура! Вернулась Нелли, и теперь опять все будет замечательно!

– Маринер, – ответила Джилл, бледная, с горящими глазами. – Мой адрес – Овингтон-сквер, 22.

– А ваше, сэр?

– Мое? О! Ах, да! Да, ясно, ясно. Рук. Знаете ли, Ф.Л. Рук. Живу в Олбэни, то-се…

Полисмен записал все в блокнот.

– Послушайте, – закричала Джилл. – Этот человек пытался убить попугая, и я его остановила…

– Не могу ничего поделать, мисс. Вы не имели права бить человека палкой. Придется вам пройти…

– Да вы послушайте! – Фредди пришел в ужас. Под арест его сажали и прежде, но всегда только в день гребных гонок,[28]28
  гребные гонки – ежегодные соревнования по гребле между Оксфордом и Кембриджем.


[Закрыть] где аресты, считай, входят в программу развлечений.

– Я хочу сказать!..

– И вы тоже, сэр. Замешаны вы оба.

– Но…

– Прекрати, Фредди, – спокойно перебила Джилл. – Все это абсолютная нелепость, но шумиху поднимать незачем.

– Вот это, – сердечно одобрил полисмен, – правильно.

3

Леди Андерхилл прервала себя, чтобы сделать вдох. Говорила она давно и очень пылко. Они с Дэреком сидели у Фредди в Олбэни, и темой монолога была Джилл. Атаку Дэрек предчувствовал давно и удивлялся только, отчего она не случилась раньше. Весь ужин предыдущим вечером и даже после открытия, что Джилл сидит за соседним столиком с мужчиной, незнакомым ее сыну, леди Андерхилл хранила о будущей невестке мрачное молчание, но сегодня высказалась со всей энергией, вырвавшейся наконец из-под спуда. Она облегчила душу потоком слов, полных долго сдерживаемой враждебности, нараставшей в ней с самой первой встречи в этой самой комнате. Говорила она быстро, потому что торопилась изо всех сил. Городской Совет главного города в избирательном округе на севере Англии решил завтра утром заложить первый камень фундамента их нового муниципалитета, и на торжестве должен председательствовать, как член парламента, Дэрек. Баркеру уже поручили заказать по телефону такси и отвезти депутата на вокзал, а потому беседу могли прервать в любой момент. Вот леди Андерхилл и использовала на полную мощь малое время, бывшее в ее распоряжении.

Слушал Дэрек насупясь и что-то мямлил в ответ. Его мать была бы довольна, знай она, как глубоко затрагивают сына ее аргументы. Маленький бесенок сомнения, досаждавший Дэреку в такси по дороге домой с Овингтон-сквер, не сгинул тем же вечером. Напротив, он подрос и стал еще грознее. И теперь, с помощью союзника извне, превратился в колосса. Дэрек то и дело поглядывал на часы, кляня безвестного таксиста, чье промедление продлевало сцену. Что-то подсказывало ему, что сейчас его спасет только бегство. Он никогда не умел противостоять матери, когда та приходила в воинственное настроение. Она словно бы замораживала все его способности, он не мог ни думать, ни говорить. Другие члены семьи тоже отмечали это качество леди Андерхилл и с горечью обсуждали его в далеких загородных домах, в час, когда мужчины встречаются, чтобы опрокинуть на ночь рюмочку виски с содовой и излить душу.

Высказав все, что она хотела сказать, леди Андерхилл перевела дыхание и начала сызнова. Неоднократное повторение было одним из мощнейших ее орудий. Как частенько острил ее брат Эдвин, любивший грубоватую образность, она сумела бы заболтать и заднюю ногу осла.

– Ты, видно, Дэрек, с ума сошел! Мечтаешь о помехах на решающей стадии карьеры! Такая жена не только не поможет, она станет губительным препятствием. Не виню тебя за то, что тебе померещилось, будто ты ее любишь. Хотя все-таки человек твоей силы воли и характера должен бы… Однако, как я и сказала, я тебя не виню. На первый, поверхностный, взгляд девушку эту, несомненно, можно назвать привлекательной. Лично я не в восторге от такого типа, но, полагаю, она обладает качеством – в мое время его называли наглостью, – которое притягивает современных молодых людей. Могу себе представить, что она с легкостью очарует слабохарактерного недоумка, вроде твоего дружка Рука. Но чтобы ты… Хорошо, нет нужды углубляться в это. Я стараюсь подчеркнуть, что в твоем положении, с карьерой, которая открывается перед тобой – несомненно, через год-другой тебе предложат по-настоящему крупный и ответственный пост, – чистое безумие связывать себя с девушкой, которая позволяет себе дикие выходки. Ее дядя – мошенник…

– За дядю ее нельзя винить.

– … она ужинает с незнакомыми мужчинами в ресторане, на виду у всех…

– Это я тебе объяснил.

– Объяснить ты можешь, но простить такой поступок или сделать его пристойным, безусловно, нельзя. Не притворяйся, ты не считаешь, что помолвленная девушка вправе идти с мужчиной, с которым только что познакомилась, ужинать в «Савой». Хорошо, она была с ним слегка знакома много лет назад. Какая идиллия! Неужели детское знакомство извиняет все нарушения приличий? Меня воспитали в других убеждениях. Не хочу быть вульгарной, но ведь это значит, что девушка ужинает – ужинает, ты подумай! Да в наше время они в такой час давно спали! – с человеком, который подцепил ее в театре!

Дэрек беспокойно заерзал. Часть его натуры требовала подняться и оспорить вопиющую, возмутительную фразу. Но он промолчал. Бесенок, обернувшийся колоссом, был ему уже не по силам. А ведь мать совершенно права, нашептывал тот. Это неприятное, но точное описание того, что сделала Джилл. Он опять покосился на часы и в сотый раз пожелал, чтобы наконец-то такси приехало. Стоявшая у часов фотография Джилл улыбнулась ему. Он отвел глаза, у него возникло странное чувство, что поступает он низко, предает человека, который любит его и доверяет ему.

– Что ж, больше мне нечего сказать, – поднялась леди Андерхилл, застегивая перчатки. – Оставляю тебя, обдумай все. Скажу одно – хотя встретила я ее только вчера, могу тебя заверить, что девушка она ветреная, из так называемых современных девиц, и непременно в один прекрасный день впутается в серьезный скандал. Я не хочу, чтобы она вовлекла в него и тебя. Да, Баркер, что такое? Приехало такси сэра Дэрека?

Длиннолицый Баркер тихонько вошел и почтительно остановился в дверях. На лице у него не отражалось никаких эмоций, разве что легкая грусть, которую, как резонно подсказывало ему чувство приличия, следовало носить всегда, словно маску, в присутствии вышестоящих.

– Такси, миледи, вот-вот приедет. Извините, сэр Дэрек, пришел полисмен с посланием.

– Полисмен?

– С посланием от мистера Рука.

– Ничего не понимаю!

– Я переговорил с констеблем, сэр, – печально сообщил Баркер. – Как я понял, мистера Рука и мисс Маринер арестовали.

– Арестовали? Как это?

– Мистер Рук прислал полисмена и просит вас, если не трудно, внести за них залог.

Блеск в глазах леди Андерхилл разгорелся в пламя, но силу голоса она сдержала.

– За что арестовали мисс Маринер и мистера Рука?

– Насколько я понял, миледи, мисс Маринер ударила кого-то палкой, и их с мистером Руком отвезли в участок, в Челси.

Леди Андерхилл оглянулась на Дэрека, смотревшего на огонь.

– Не совсем удобно, Дэрек, – вкрадчиво проговорила она, – сейчас отправляться в полицейский участок. Ты опоздаешь на поезд.

– Думаю, миледи, будет вполне достаточно, если сэр Дэрек отправит меня с чеком на 10 фунтов.

– Прекрасно. Попросите полисмена подождать минутку.

– Слушаюсь, миледи.

Дэрек усилием воли стряхнул апатию. Лицо у него было сумрачное. Он сел за письменный стол и вынул чековую книжку. С минуту царило молчание, нарушаемое лишь скрипом пера. Взяв чек, Баркер вышел из комнаты.

– Ну, теперь ты, наконец, признаешь, – воскликнула леди Андерхилл, – что я права! – Тон ее был едва ли не трепетным, ибо такое происшествие именно в этот момент показалось ей прямым ответом на ее молитвы. – Теперь-то тебе нечего колебаться! Ты должен порвать эту отвратительную помолвку!

Дэрек молча встал, взял со стула пальто и шляпу.

– Дэрек! Ты порвешь с ней! Скажи – да!

Дэрек надел пальто.

– Дэрек!

– Ради Бога, мама, оставь меня в покое. Мне надо подумать.

– Прекрасно. Я оставляю тебя, думай. – Леди Андерхилл направилась к дверям. У выхода она приостановилась на минутку, намереваясь заговорить снова, но решительно сжала губы. Женщиной она была проницательной, и понимала, что искусство жизни – это умение уловить момент, когда пора замолчать. Излишним многословием можно, пожалуй, и разрушить достигнутое словами.

– До свидания.

– До свидания, мама.

– Я увижу тебя, когда ты вернешься?

– Да. Нет. Не знаю. Я не уверен, когда вернусь. Возможно, я уеду на какое-то время.

Дверь за леди Андерхилл закрылась. Дэрек опять присел за письменный стол, нацарапал несколько слов, порвал листок. Взгляд его устремился на каминную полку. Оттуда с фотографии счастливо улыбалась Джилл. Он снова отвернулся к письменному столу, достал новый листок, подумал несколько минут и начал писать снова.

Тихонько отворилась дверь.

– Такси ждет, сэр Дэрек! – объявил Баркер.

– Хорошо. Спасибо. Да, Баркер, зайдите на почту по пути в участок и отправьте письмо немедленно.

– Слушаю, сэр Дэрек.

Снова глаза Дэрека вернулись к каминной полке. С минуту он постоял, посмотрел на фото… и быстро вышел из комнаты.

Глава VI ДЯДЯ КРИС НЕГОДУЕТ

1

Такси остановилось у дома № 22 по Овингтон-сквер. Из машины выбрался Фредди, за ним – Джилл. Пока Фредди расплачивался с водителем, Джилл счастливо вдыхала свежий воздух. Денек разгулялся на славу. Поднявшийся утром бриз с запада быстро погнал ртутный столбик вверх, разбивая холодный панцирь, сковывавший Лондон. Денек был из тех, которые врываются в пасмурную холодную зиму ложным, но приятным намеком на то, что весна уже в пути. Под ногами мокро, по обочинам течет подтаявший снег. Опьяняюще ярко светит солнце, а небо точно такого цвета, как яйца лесной завирушки.

– Фредди, правда, до чего чудесно пахнет? После нашего тюремного заточения!

– Шик-блеск!

– И подумать только, мы вышли на волю так быстро! Теперь всякий раз, как меня будут арестовывать, стану прихватывать с собой богача. И обещаю, я больше никогда не стану дразнить тебя этой твоей купюрой в 50 фунтов.

– Какой купюрой?

– Сегодня она нам очень и очень пригодилась.

Дверь Джилл отпирала сама, а потому не заметила, как отвалилась у Фредди челюсть, как он внезапно схватился за свой нагрудный карман, а в глазах у него возникло страдальческое, напуганное выражение. Ужас и смятение охватили его. Очутившись в полицейском участке без денег, кроме какой-то мелочи, завалявшейся в карманах, он тотчас послал сообщение Дэреку, моля о помощи. Это показалось ему единственным способом избежать ночи в камере, с Джилл – в соседней. Он понимал, что идет на риск, – Дэрек мог отнестись к беде сурово, а ему не хотелось навлекать неприятности на Джилл. Но ничего другого не оставалось. Проведи они ночь в тюрьме, газеты непременно тотчас же раструбят обо всем, и дело обернется в тысячу раз паршивее. А если обратиться за помощью к Ронни, Элджи или еще какому приятелю, то Лондон на другой же день обо всем узнает.

Потому Фредди, хотя и с опаской, послал сообщение Дэреку, а теперь слова Джилл напомнили ему, что необходимости в том не было. Года два-три назад он не то прочитал, не то услышал об одном типе, который всегда носил при себе крупную купюру, зашитую в одежду. Эта хитроумная уловка показалась Фредди достойной подражания. Никогда не знаешь, когда окажешься без наличных, а тебе срочно потребуются деньги. И вот теперь, в минуту кризиса, он – ну, напрочь – забыл, что у него в подкладке кармана зашиты деньги! Он вошел в дом следом за Джилл, стеная в душе, но радуясь, что подруга детства приняла как само собой разумеющееся, что освобождения он добился сам. Он не собирался разбивать ее иллюзии. Еще хватит времени пострадать за вину, когда она нечаянно всплывет. Кто знает, может, старину Дэрека это просто позабавит, и он посмеется над нелепым происшествием, как и подобает человеку светскому. От этой мысли Фредди воспрял духом.

Джилл переговаривалась с горничной, чья голова свесилась над перилами лестницы, ведущей на кухню.

– Майор Сэлби, мисс, еще не приехал.

– Как странно! Наверное, приедет более поздним поездом.

– А в гостиной, мисс, сидит леди. Ждет его. Как зовут, не сказала. Говорит только, что подождет, пока майор приедет. Уж давненько дожидается.

– Ладно, Джейн, спасибо. Принесите, пожалуйста, чай.

Они прошли по коридору. Гостиная находилась на первом этаже – длинная, сумрачная комната, похожая, если б не сумрак, на переделанную студию художника. Девушка сидела в дальнем углу, у камина. Когда они вошли, она встала.

– Здравствуйте, – поздоровалась Джилл. – Боюсь, мой дядя еще не приехал.

– Послушайте! – воскликнула посетительница. – Как же быстро вас выпустили!

Джилл удивилась. Она не помнила, чтобы встречала эту девушку прежде. Довольно хорошенькая, бойкие манеры составляют пикантный контраст с усталыми глазами и умудренным взором. Джилл сразу же прониклась к гостье симпатией. Такая несчастная, такой у нее трогательно-жалобный вид…

– Меня зовут Нелли Брайант, – назвалась девушка. – Тот попугай был мой.

– А-а, понятно!

– Я слышала, как вы назвали копу свой адрес. Вот и зашла рассказать вашим родным, что случилось. Чтобы они предприняли что-то. Горничная сказала, что вашего дядю ждут с минуты на минуту. Я и осталась подождать его.

– Спасибо вам большое.

– О-очень любезно! – согласился Фредди.

– Ну что вы! Честно, я не знаю, как вас благодарить. Вы не представляете, что для меня значит Билл. Я б совсем сломалась, если б тот урод убил моего попугая.

– Жаль, что вам пришлось столько ждать!

– Мне у вас понравилось.

Нелли задумчиво оглядела комнату. О такой она иногда мечтала. Ей нравилось и приглушенное освещение, и пухлые подушечки на софе.

– Выпьете с нами чаю? – спросила Джилл, включая свет.

– Спасибо.

– Эй, эй! – воскликнул вдруг Фредди. – Вот это да! Вот так так! Да ведь мы встречались!

– Ой, и правда!

– Ну конечно, у «Одди». Угощал молодой Трипвуд. Да?

– Удивительно, как это вы помните.

– Конечно, помню! Давненько это было, правда? Джилл, мисс Брайант играла в комедии «Вслед за девушкой» в театре «Регал».

– Да, ты меня водил.

– Забавно, вот так встреча! Нет, как чуднб! Горничная Джейн, вошедшая с чаем, прервала их беседу.

– Так, значит, вы американка? – заинтересовалась Джилл. – Ведь труппа была из Америки?

– Да.

– Я и сама наполовину американка. Жила в Нью-Йорке совсем маленькой. Конечно, почти забыла, какой он. Помню какую-то железную дорогу над головой, от нее шел жуткий шум…

– Надземное метро, – подсказала Нелли. На минутку тоска по родине перехватила ей горло.

– И воздух! Как шампанское! А небо – синее-синее!

– Да, – едва слышным шепотом согласилась Нелли.

– Скатать бы в Нью-Йорк! Я не прочь! – заметил Фредди, не подозревая, какие страдания он причиняет. – Очень даже славных типов там встречал. Не знакомы, случайно, с таким Уильямсоном?

– Нет.

– Ас Оксом?

– Нет.

– Вот странно! Оке давным-давно живет в Нью-Йорке.

– И еще семь миллионов человек, – вмешалась Джилл. – Не дури, Фредди! Как бы тебе понравилось, если б кто пристал к тебе, не знаешь ли ты некоего Дженкинса, живущего в Лондоне?

– А вот и знаю! – торжествующе закричал Фредди. – Знаю Дженкинса, есть такой!

Джилл налила чаю гостье и взглянула на часы.

– Непонятно, куда запропастился дядя Крис! Ему давно пора быть дома. Надеюсь, он не впутался в беду с этими буйными брокерами.

Фредди, отставив чашку, громко запыхтел.

– Ой, Фредди, дорогой! – покаянно воскликнула Джилл. – Совсем забыла! Брокеры – тема болезненная. – И повернулась к Нелли. – Сегодня на фондовой бирже случился ужасный обвал, и его… как ты там сказал, Фредди?..

– Меня общипали, – мрачно подсказал Фредди.

– Да, его общипали.

– Общипали, как цыпленка!

– Как цыпленка, – улыбнулась Джилл. – Он позабыл про все, когда стал тюремной птичкой, а я вот нечаянно напомнила.

– Понимаете, – повернулся Фредди за сочувствием к Нелли, – один безмозглый осел в клубе, некий Джимми Монро, присоветовал мне попытать счастья в мерзопакостной компании «Объединенные краски». Ну, знаете, как оно бывает! Сидишь себе в распрекрасном настроении после вкусного обеда, кажешься себе очень умным, а тут кто-нибудь подкатит к тебе, похлопает по руке и посоветует какую-нибудь глупость. А ты так весел и счастлив, что с ходу купишься. «Порядок, старичок! Так и сделаю!» Вот я и влип.

– Послужит тебе уроком, Фредди! – расхохоталась бесчувственная Джилл. – Не будешь делать глупостей. Вдобавок, ты едва ли заметишь потерю. У тебя же куча денег!

– Дело тут не в деньгах, а в принципе. Терпеть не могу, когда окажешься круглым болваном.

– Ну, не болтай направо-налево. Сохраним все в тайне. С этой самой минуты и начнем хранить. Потому что я слышу, приехал дядя Крис. Итак, надеваем личину! За нами следят!. Привет, дядя Крис!

И Джилл, когда открылась дверь, побежала поцеловать высокого, с солдатской выправкой человека.

– Здравствуй, душенька!

– Как ты поздно! Я тебя жду-жду.

– Пришлось заглянуть к своему биржевому брокеру.

– Тс-с! Тс-с!

– Что такое?

– Ничего, ничего… У нас гости. Фредди ты, конечно, помнишь'.

– Как поживаешь, Фредди, мой мальчик?

– Привет! – откликнулся Фредди. – Как у вас? Все нормально?

– И мисс Брайант.

– Здравствуйте! – с обманчивой сердечностью проговорил дядя Крис. Благодаря таким сердечным, обаятельным манерам он в молодые годы выудил немало пятифунтовых купюр у мужчин и ласковых взглядов у их сестер, кузин и тетушек.

– Садись, выпей чаю, – позвала Джилл. – Ты как раз вовремя.

– Чай? Чудесно!

Нелли тихонько съежилась в большом кресле. Почему-то она почувствовала себя лучше и значительнее, после того как с ней поздоровался дядя Крис. Почти все после встречи с ним испытывали подобные чувства. Дядя Крис умел обходиться с людьми не то чтобы снисходительно, но и не на равных. Говорил-то он с ними как с равными, но человек осознавал, что великодушно с его стороны так с тобой держаться. На рядовых собратьев дядя Крис воздействовал почти так же, как добрый рыцарь средних веков на презренного слугу, ненадолго отказываясь от социальных различий и деля с ним в таверне дружеское застолье. Словом, он не разговаривал с собеседником свысока, но сам факт, что он воздерживается от подобного тона, почему-то производил неизгладимое впечатление.

Впечатлению этому очень помогала его внешность. Красивый, статный, он выглядел куда моложе своих сорока девяти лет, несмотря на зловеще поредевшие волосы, которые он так холил и лелеял. Твердый подбородок, рот, часто и обаятельно улыбающийся под коротко стриженными усами, яркие синие глаза, встречающие взгляд собеседника открытым, честным взором. Хотя в молодости он служил в Индии, У него и намека не осталось на англо-индийскую желтизну "т долгого пребывания на солнце. Лицо у него было свежее и цветущее, вид такой, будто он только что вышел из-под холодного душа, что неверно, – холодную воду дядя Крис ненавидел всей душой и утреннюю ванну принимал горячей, насколько можно вытерпеть.

Однако еще больше, чем внешность, людей очаровывал его костюм. В Лондоне был лишь один портной, на голову выше тщеславных ремесленников, шьющих пальто и брюки, и дядя Крис был его лучшим клиентом. Точно так же Лондон наводнен молодыми субъектами, пытающимися заработать на жизнь производством обуви, но мастером, в подлинном смысле этого слова, был лишь один – тот, который шил обувь для дяди Криса. А что касается шляп, то да, несомненно, вы можете купить множество разнообразных предметов в лондонских магазинах, которые уберегут вашу голову от холода, но единственный шляпник, в глубинном смысле этого слова, – тот самый, чьими услугами пользуется майор Кристофер Сэлби. Короче, с головы до ног, с самого дальнего Юга до крайнего Севера, дядя Крис – само совершенство, украшение для любой среды. Благодаря ему даже сама столица выглядит краше. Так и видишь, как Лондон, будто мать с выводком расхристанных детишек, в готовых галстуках, мятых пальто и брюках, пузырящихся на коленках, тяжко вздыхает про себя, созерцая их; но потом, просветлев, шепчет с удовлетворением: «Ах, ладно! Зато у меня все-таки есть дядя Крис!»

– Мисс Брайант – американка, – сообщила дяде Джилл. Он широко расставил длинные ноги перед камином и с большой теплотой взглянул на Нелли.

– В самом деле? – Подняв чашку, он помешал чай. – Бывал я в Америке в молодости.

– А где? – подалась к нему Нелли.

– О, тут и там. Всюду. Я много ездил.

– Вот так и я, – заметила Нелли, воодушевясь от любимой темы и забыв о застенчивости. – Иногда мне кажется, я знаю все города в каждом штате. От Нью-Йорка до самого маленького городишки в три дома. Америка – великая старинная страна, правда?

– Конечно, – согласился дядя Крис– И очень скоро я туда поеду. – Он задумчиво помолчал. – Да, очень, очень скоро.

Нелли закусила губку. Прямо рок какой-то сегодня – она только и встречает людей, собирающихся в Америку.

– Когда это ты надумал? – Джилл недоуменно смотрела на дядю. За годы совместной жизни она научилась быстро распознавать его настроения, и сейчас не сомневалась: что-то тяготит ему душу. Вряд ли другие заметили это, потому что манеры его были сердечны и учтивы. Но нечто в нем – мелькающее в глазах выражение, случайное подергивание рта – выдавали ей, что что-то неладно. Она немножко заволновалась, но не особенно сильно. Какие у дяди Криса могут быть трагедии? Пустяк, скорее всего, какой-то, который, как только они останутся одни, она уладит в пять минут. Протянув руку, Джилл ласково потрепала его за рукав. Она любила дядю Криса больше всех в мире, кроме Дэрека.

– Идея, – ответил дядя Крис, – осенила меня сегодня утром, когда я читал за завтраком утреннюю газету. За день она развилась и окрепла, и сейчас ее вполне можно назвать одержимостью. Америка мне очень нравится. Я провел там несколько счастливых лет. В тот раз, должен признаться, отправился я в эту землю обетованную не совсем охотно. По собственной воле, может, и не очутился бы там. Но все так хотели, чтобы я поехал, что я уступил, можно сказать, требованию публики. Нетерпеливые руки друзей, родных и близких подталкивали меня, и я поддался. И ни разу о том не пожалел. Америка – непременная часть образования каждого молодого человека. Тебе, Фредди, тоже не мешало бы съездить.

– Вот это да! – откликнулся Фредди. – Я только-только перед вашим приходом говорил, что почти решил туда скатать. Но эти поездки!.. Хлопот не оберешься – упаковывать багаж, то-се…

Нелли, чей багаж состоял из одного небольшого чемодана, тихонько вздохнула. Вращаться среди богачей-бездельников тоже порой несладко.

– Америка, – разглагольствовал дядя Крис, – научила меня покеру, за что я ей бесконечно благодарен. А также одной разновидности игры в кости, которая в то трудное время оказалась большим подспорьем. Но тут я, боюсь, подрастерял сноровку. Мало выдавалось случаев попрактиковаться. Однако в молодости я был незаурядным игроком. Дайте-ка вспомнить, – раздумчиво проговорил дядя Крис, – каков уж там в точности ритуал? А-а, вспомнил! Лети-ка, семерочка!

– Лети-ка, восьмерочка! – взволнованно подхватила Нелли.

– Крошке… н-да, просто уверен, что сюда как-то вплетается слово «крошка»…

– «Моей крошке нужны сапожки!»

– «Моей крошке нужны сапожки!» Да, точно.

– А мне эта игра, – вмешался Фредди, – кажется дурацкой.

– О, нет! – укоризненно вскричала Нелли.

– Какая-то чушь, а?

– Игра эта благородная, – твердо отрезал дядя Крис– Достойная великой нации, ее породившей. Несомненно, когда я снова приеду в Америку, у меня появятся возможности восстановить былое искусство,

– Господи, какая Америка! – воскликнула Джилл. – Ты будешь посиживать в покое и безопасности дома, как и полагается доброму старенькому дядюшке. Я не хочу, чтобы ты, в твоем возрасте, носился по свету!

– Что значит, в моем возрасте? – возмутился дядя Крис– Что там с моим возрастом? В настоящий момент я себя чувствую на двадцать один. Мечты постукивают меня по плечу, нашептывая: «На Запад, молодой человек!». Годы опадают с меня, дорогая Джилл, с такой скоростью, что еще несколько минут, и я спрошу: «Куда это запропастилась моя нянюшка»? Мной овладела жажда странствий! Смотрю я на себя, на все это благополучие, – продолжал дядя Крис, сурово оглядывая кресло, – весь этот комфорт и роскошь, которые держат меня тисками, и содрогаюсь! Я жажду активности! Я хочу кипучей жизни!