Текст книги "Тригон. Изгнанная (СИ)"

Автор книги: Ольга Дэкаэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

– Это уж точно, – соглашается она. – А сколько тебе лет?

– Не знаю. Раньше знал, а теперь уже забыл, – буднично отвечает Като, пожимая плечами, и восхищённо продолжает. – У тебя красивые в-в-волосы!

– Правда? А мне они никогда не нравились.

– Почему?

– Мороки много, – отзывается Тилия, мысленно ругая себя за то, что не прихватила с собой той волшебной мази, что сделала для неё Галия. Ладно Рука, но как она могла забыть о том, на что ещё в прошлый раз обратила внимание. Раны на открытых участках тела мальчика выглядят просто ужасно. – Их надо часто мыть, потом расчёсывать…

– У моей мамы были почти такие же. Длинные-предлинные!

– А где сейчас твоя мама? – спрашивает Тилия, но вспомнив слова Руки о том, что он сирота, прикусывает язык. Но уже слишком поздно.

– Она мертвячка, – до ужаса обыденно эти два слова звучат из уст маленького мальчика. – Она долго лежала у нас дома, пока не раздулась… В-в-взрослые были очень недовольны, а я просто не хотел, чтобы её у меня забирали, – внезапно переходит он на шёпот и отводит в сторону заблестевшие от непролитых слёз глаза.

Поражённая словами Като, Тилия, словно вживую видит картину, где ещё совсем маленький мальчик охраняет свою мёртвую маму, боясь остаться совсем один в этом жестоком мире. Этому ребёнку слишком рано пришлось узнать, что такое взрослая жизнь. А сколько ещё вот таких же одиноких, никому не нужных малышей, разбросанных по городам-спутникам, которые из последних сил стараются выжить и избежать той участи, что уготовил им Совет.

– А что ты делал в том месте, куда тебя отправили? – спрашивает она, пытаясь справиться с эмоциями.

– Всякое. Чистил отхожие места, носил мусор, ухаживал за животными, – перечисляет Като, догрызая заячье бедро. Оставшуюся кость он не выбрасывает, а бережно кладёт за пазуху. – Мне там не нравилось.

– А здесь тебе лучше?

– Здесь бьют только, если своруешь. А так ничего… А тебе в Яме нравиться?

В первое мгновение она теряется от такого вопроса. Что ей ответить? Правду? Говорят, дети, как никто распознают ложь.

– Не особо, но я привыкну, – честно признаётся Тилия и заканчивает про себя: «Если не сбегу раньше».

Они ещё какое-то время болтают, но вскоре мальчик поднимается на ноги:

– Ладно, мне пора, – глянув на небо, говорит Като, спешно перекидывая обратно пустой мешок из-под воды, но по его чумазому лицу видно, как ему не хочется уходить.

– Я приду через два дня, – вслед убегающему мальчику кричит Тилия, поднимаясь с земли и разминая затёкшие ноги. Она готова поклясться, что перед тем, как исчезнуть за густым пролеском, на детском лице Заячьей Лапки появляется радостная улыбка.

Возвращается Тилия той же тропой, что привела её к барьеру. Теперь уже ставшей знакомой ей дорога, занимает куда меньше времени. К своему удивлению, за всё время пути она ни разу не сходит с тропы и не блуждает бесцельно среди колючего кустарника, в поисках каких-либо опознавательных знаков.

Силки, расставленные Рукой, всё так же пусты, чему она, жительница Башни, в душе только рада – добить невинное животное, было бы не так-то легко. Но здравый смысл, и та её часть, что уже начала привыкать к порядкам Долины, понимает, что явиться с пустыми руками, значит не отработать свой кусок за общим столом.

В Башне, если кто-то плохо работал или был в немилости у властей, получал на руки гораздо меньше продовольственных карточек, а значит и ел меньше. Как обстояли дела на других уровнях, Тилия не знала, но судя по недовольным разговорам взрослых ничуть не лучше. В этом и состояла разница между двумя мирами: здесь в Долине, всё делилось поровну и неважно, как хорошо ты отработал этот день. Не повезло сегодня, повезёт завтра. Вопрос был лишь в том, сможет ли она уважать себя, если вернётся ни с чем?

Ещё в прошлый раз на Луже она приметила знакомые высокие стебли с коричневыми початками на самой верхушке и корнями, которые, как она знала, употребляли в пищу. Из рогоза в Башне делали муку и выпекали хлеб. В Теплицах его генномодифицированный вид разводили именно для этого, отдавая значительную площадь под посадки и тщательно следя за ростом. Сейчас же вся проблема заключалась в том, что рос рогоз в том месте, где она раньше видела изгнанника.

«Может, стоит сначала поговорить с Варой и убедить её отправить к Луже несколько человек?» – размышляет Тилия, пытаясь найти решение, при котором ей не придётся в одиночку идти к водоёму. Всё это сильно попахивает трусостью, а ведь ей так хочется быть полезной! И вот уже ноги сами прокладывают себе путь.

Когда она, наконец, достигает нужного места, противоположный берег абсолютно пуст. Не раздумывая больше ни секунды, она преодолевает расстояние, отделяющее её от цели, чувствуя, как пропитанная влагой земля под ногами слегка проминается. Длинные стебли с тёмными вытянутыми макушками застывшие над её головой не слишком глубоко уходят под воду, и ей почти без труда удаётся выдернуть несколько корешков. Не испорченные насекомыми, и как она знала сладковатые на вкус клубни, размером с её кулак, радуют глаз. О лучшем и мечтать не нужно! Такая добыча должна, хоть и на время, усмирить не один десяток пустых желудков.

Уже через час, посвежевшая после купания и с чувством выполненного долга, она с охапкой рогоза через плечо возвращается в лагерь. На ужин в этот вечер – сладковатые запечённые корни, многим пришедшиеся по вкусу, а от похвалы Вары и едва заметного, и, как ей кажется, одобрительного кивка главного по кухне за спиной словно вырастают крылья.

Когда приходит время снова идти на встречу с Като, Тилия вызывается сама. За эти два дня сообща они скопили достаточно еды, чтобы мальчик наелся до отвала, и кое-что прихватил с собой. И вот спустя почти час он уже удовлетворённо потирает вздувшийся живот и сообщает, что ему нужно возвращаться назад.

Но Тилия не намерена отпускать его так быстро. Она перекидывает через барьер аккуратно завёрнутый лист и наказывает сейчас же намазать воспалённую кожу, надеясь, что целебные травы Галии помогут. Мальчик с недовольством, но всё же выполняет наказ. Брезгливо сморщив нос, он быстро наносит зелёную массу, от чего кожа приобретает слегка сероватый оттенок, после чего, дождавшись одобрительного кивка от Тилии, тут же уносится прочь.

Ей тоже пора возвращаться. Запрокинув сумку через плечо, она пускается в обратный путь, что идёт параллельно животной тропе. Так учила её однорукая гоминидка. Теперь, когда та не могла делать свою работу, часть её обязанностей негласно перешли к Тилии.

Вчерашний день оказался весьма удачным: пара зайчат, к счастью уже сдохших к тому времени, как она их обнаружила, да набитая до отказа сладковатыми клубнями сумка. Она доказала всем и в частности самой себе, что тоже может быть полезной. Оставалось надеется, что сегодняшний – порадует не меньше.

По пути назад Тилия раз за разом останавливается и проверяет силки, но те по-прежнему пусты. Она заметно устаёт. Местами доходящая до бёдер трава мешает двигаться вперёд. А ступни ног от долгой ходьбы по неровной земле снова начинают гореть, и она готова признать: её хлипкая хамповая обувка, подходящая для жизни в колонии, здесь оказывается совершенно бесполезной.

Преодолев больше половины пути, Тилия уже готовиться свернуть со звериной тропы, когда краем глаза улавливает едва заметное движение впереди. Сердце тут же, как трусливый зверёк проваливается в пятки, по спине бежит неприятный холодок. Как можно тише Тилия отступает на пару шагов назад и скрываемая колючим кустарником, приникает к земле, радуясь, что высокая, мягкая трава скрывает от посторонних глаз.

Что же её так напугало?

Затаив дыхание, она напряжённо вглядывается сквозь колючую зелень, словно всю в ядовитых капельках крови, уверенная, что впереди притаился тот самый изгнанный гоминид, когда понимает, что ошиблась. Склонённая над землёй фигура не такая широкая в плечах и облачена в нечто, чего раньше ей видеть не приходилось. Чёрная, лоснящаяся накидка из шкуры неизвестного ей зверя небрежно накинута на сгорбленную спину, от чего кажется, что перед ней притаилось огромное животное. Капюшон надвинутый на низко склонённую голову, полностью скрывает лицо, и ей никак не удаётся разглядеть сидящего на земле незнакомца или незнакомку. Уверена она только в одном – перед ней определённо гоминид, по-другому и быть не может.

Когда взгляд Тилии натыкается на выдернутый из земли деревянный кол, злость багровым цветком распускается в груди, постепенно заполняя до самой макушки. Вот ведь сволочь! Верёвка, из которой Рука делала петли для силков, змейкой сиротливо валяется рядом. Тилия знает – это последняя ловушка однорукой гоминидки на этой звериной тропе и, если пройти несколько сотен шагов вперёд, то можно выйти прямиком к лагерю.

«Совсем близко и в то же время так далеко», – обречённо думает Тилия, пытаясь справиться с нахлынувшими на неё эмоциями, снова переводя взгляд на гоминида. В ту же секунду дыхание её перехватывает. Тот слегка повернул корпус и теперь ей отчётливо видно, как измазанные кровью руки со скрюченными пальцами медленно опускаются с зажатой в них добычей. Заячья тушка, сначала безвольно болтается в воздухе, удерживаемая цепкой окровавленной конечностью, а затем дугой летит на землю, поднимая маленькое облачко пыли.

Вот он улов!

Тилия почти уверена – это чудовище уже не первый раз промышляет на этой звериной тропе. На чужой территории! Теперь ясно, почему за последние дни в силки попалось так мало зверя: этот воришка расправлялся с попавшей в капкан добычей днём, а хищные звери ночью подбирали то, что оставалось не съеденным.

В какой-то момент тот, за кем так пристально наблюдает Тилия, весь напрягается, после чего, резко вскинув голову и окровавленной рукой откидывая капюшон, замирает. От сковавшего тело ужаса Тилия перестаёт дышать. Неужели она выдала себя? Может от страха не заметила, как хрустнула ветка или по невнимательности вспугнула стайку птиц поблизости?

Теперь, когда лицо вора-гоминида больше не скрыто капюшоном, она может как следует разглядеть незваного гостя. От увиденного ей становится только хуже. Рот измазан кровью, белые борозды, словно боевой раскрас пересекают узкое, вытянутое лицо, придавая его хозяину жутковатый вид, редкие волосы клоками липнут к шишковатому черепу. Словно что-то почуяв, тот скалится, обнажая зубы, с застрявшими между ними кусками плоти. Глаза Тилия расширяются от ужаса, по телу бегут мурашки. Таких заострённых зубов не бывает от рождения! А это значит только одно – этот гоминид специально заточил их, превратив в грозное оружие.

Не в силах пошевелиться, из своего, теперь кажущегося бесполезным укрытия, она наблюдает за тем, как гоминид медленно прикрывает веки и, запрокинув голову, шумно ведёт носом. Нет, он не прислушивается, как ей показалось в начале, он учуял запах и теперь пытается отыскать его обладателя.

«Неужели кто-то способен на такое? – в панике спрашивает себя Тилия, чувствуя, как приподнимаются волосы на затылке.

Можно уже не сомневаться, она, как магнит притягивает неприятности. От страха её тут же начинает мутить. Мысленно она приказывает себе сделать медленный вдох и успокоить сердце. Прижимает лоб к тёплой на ощупь земле, стараясь унять бешеное сердцебиение, всего на секунду теряя из виду объект своего наблюдения. А когда снова вскидывает голову, с ужасом понимает, что совершила ошибку – гоминида уже нет на прежнем месте.

Чувствуя, как кровь молотом стучит в висках, Тилия приподнимается на локтях, чтобы осмотреться, когда её слух улавливает слабое шуршание травы слева. Дыхание перехватывает. Медленно поворачивает голову, понимая, что уже слишком поздно, и встречается с безумным взглядом чёрных, как тьма глаз.

«Только не это!» – стонет про себя Тилия. Всё внутри неё стынет, когда до её слуха доносится утробное рычание, вырывающиеся из груди человекоподобного чудовища, который оказался намного проворнее и быстрее, чем она могла себе представить. Теперь остаётся только одно…

Не медля ни секунды, она резко вскакивает на ноги и бросается в сторону, где ещё мгновением ранее ничего не подозревающий гоминид, пожирал свою мёртвую добычу.

Бежать! Бежать, как можно быстрее!

Но время упущено. Она понимает это, когда через пару шагов её с чудовищной силой сбивают с ног и валят на землю. Удар головой о твёрдую поверхность на несколько секунд выводит её из строя, красная пелена застилает глаза. Всего этого достаточно, чтобы преследователь с рычанием перевернул её на спину и, взгромоздившись сверху, цепко заграбастал её запястья в свои обагрённые кровью лапы. От гоминида прямо-таки несёт мертвечиной и Тилию начинает мутить, едва она вспоминает, как тот с удовольствием вгрызался в сырую плоть бездыханного зверька… хотя с чего она решила, что тот заяц был уже мёртв.

Стоит только этому чудовищу вплотную к ней приблизить своё разукрашенное лицо и словно дикому зверю шумно втянуть носом воздух, Тилия, морщась от отвращения, тут же отворачивает голову. Заострённые, полусгнившие зубы и кровавые слюни на воспалённых дёснах, единственное, что мельком удаётся разглядеть.

И тут до неё, наконец, доходит смысл того, что он хочет сделать!

Раскрытые челюсти гоминида уже готовы впиться ей в лицо, когда Тилии с трудом, но всё же удаётся высвободить руку, и, выставив её перед собой, преградить путь смертоносным клыкам. А в следующую секунду правое предплечье взрывается дикой болью. Её крик разноситься по округе, эхом отражаясь от стен Долины, молчаливыми свидетелями, безразлично взирающими на происходящее с высоты. Кожа рвётся, кровь брызжет в выбеленную физиономию, тёплой струйкой стекая по руке, заливая рукав комбинезона. Страшно представить, что было бы с её лицом, доберись он сначала до него!

Понимая, что шансов у неё всё меньше и надо хоть что-то делать, Тилия, собрав последние силы, упирается пятками в землю и с рёвом выгибается всем телом, пытаясь скинуть своего мучителя, но тот словно приклеенный продолжает впиваться зубами в её руку, явно намереваясь откусить от неё кусок побольше, а искривлённые пальцы с почерневшими ногтями, словно когти, удерживают её плечи, не давая пошевелиться.

«Скоро он доберётся и до моей шеи и тогда конец», – мечется в голове единственная мысль и на неё волной накрывает животный ужас. Но всё та же ужасающая мысль, что через пару минут она попросту истечёт кровью и станет чьим-то обедом, придаёт сил. Она не имеет права так умереть! Её место там – наверху, в Материнской Обители, и она во что бы то ни стало отправиться туда!

Сдерживая натиск устрашающих зубов противника одной рукой, другой Тилия шарит по земле в поисках чего-то тяжёлого, но натыкается лишь на пустоту. Отчаявшись и теряя последние силы от невыносимой боли и яростного напора противника, обессиленная Тилия почти сдаётся, когда гоминид неожиданно выпускает её руку. И она с отвращением видит, как тот с каким-то животным наслаждением слизывает её кровь со своих почерневших губ.

Секундная передышка для них обоих, но она понимает, что ничего не закончено. Чудовище словно чует, как под её порозовевшей от солнца кожей, текут целые реки сладковатой, с металлическим привкусом крови. То, что он промахнулся, злит его только сильнее и теперь он метит в самый слабый участок – её шею. И Тилии даже думать не хочется, чем всё может кончиться, если он одержит над ней верх.

А в следующее мгновение её пальцы, наконец, натыкаются на твёрдый предмет на земле и хватаются за него, словно за спасительную соломинку. Колышек для установки силков! Тот самый, что острозубый гоминид выдернул из земли вместе со своей добычей, да так и бросил неподалёку. Идеальное оружие!

Время теперь идёт на доли секунды. Тилия понимает, что её мучитель готовиться снова напасть и у неё будет только одна попытка, чтобы попытаться отразить атаку. Собрав последние силы и зажмурив глаза, почти в полуобморочном состоянии, она вскидывает руку с зажатым в ней орудием, и не раздумывая выбрасывает её вперёд. Над ухом раздаётся дикий вопль, переходящий в душераздирающий вой, после чего противник замирает. Снова наступает тишина.

Неужели у неё получилось!

С трудом сбросив с себя неподвижное тело, она с трудом отползает в сторону, всё ещё опасаясь, что тот может очнуться и снова напасть, но едва взглянув на облучённого, понимает: для того всё кончено. Хотя алая кровь всё ещё продолжает хлестать из раны, а окровавленные руки ещё цепляются за торчащий из глазницы кол. Сила удара была такой, что тонкое древко практически полностью погрузилось в череп, оставив на виду лишь малую часть тупого конца.

Только теперь, когда шум борьбы и последовавшие за ней предсмертные крики смолкают, Тилия снова слышит Долину: тихий шелест травы, трескотню надоедливых насекомых, уже почуявших близость крови, своё прерывистое дыхание. Она подтягивает колени к груди, опустив на них голову и просто сидит, пытаясь унять дрожь в теле и восстановить дыхание. А в голове лишь одна мысль – она совершила преступление, за которое положено наказание.

Изгнание!

«Тебя уже изгнали, забыла?» – устало напоминает она себе и на какое-то мгновение становиться смешно оттого, что даже будучи заложницей Долины, рассуждает, словно она всё ещё житель Башни.

Да, она убила! И сделала бы то же самое, повторись такое вновь и плевать на законы Долины. У неё не было выбора, ей пришлось защищать себя ценой жизни другого. И как бы она не хотела сохранить всё в тайне, чтобы не навесить на себя клеймо убийцы, ей нужно было подумать и о других. Неизвестно сколько ещё таких же дикарей бродило в этой части Долины. Может, они уже окружили лагерь и готовят нападение, а значит, каждый может быть в опасности.

Постепенно Тилия успокаивается: дыхание приходит в норму, сердце больше не выскакивает из груди, голова проясняется. Вновь взглянув на мёртвого гоминида, и после, переведя взгляд на опустошённые им силки, она задаётся вопросом: «Как он вообще здесь оказался?» Почему он воровал чужую добычу, как раз понятно – он был голоден. Но вот, как узнал об этом месте и почему прятался, оставалось загадкой.

Постепенно тёплая кровь из раны добирается до её онемевших пальцев, алыми каплями падая на сухую землю, напоминая ей о том, что нужно срочно обработать и перевязать руку. Тилию передёргивает от отвращения – даже представить страшно, что ещё, кроме сырой зайчатины, было в рационе острозубого. Но сейчас меньше всего хочется думать о последствиях: о том, что рана воспалиться и загноится. А она почти уверена, что так и будет. Единственная надежда теперь на целительницу Галию и её волшебные травы.

Собравшись с силами, она тяжело поднимается с земли и, пошатываясь, подходит к неподвижному телу. Перед ней – мертвяк, как говорят местные. Стараясь не смотреть на всё ещё торчащий из глазницы обагрённый кровью кол, Тилия толкает облучённого в плечо, отчего тот медленно, словно нехотя, заваливается на спину. И только приглядевшись, она понимает, что убитый ею гоминид не на много старше её самой – лет двадцать или чуть больше. В принципе, как и все в Долине. Ещё одна тайна, на которую у неё нет ответа.

От мертвяка жутко несёт мертвечиной, и, прикрыв здоровой рукой нижнюю часть лица, она брезгливо откидывает полу меховой накидки. А посмотреть там есть на что! Открытые участки тела сплошь покрыты белой краской, словно коростой. Но её вниманием больше всего завладевает его верхняя одежда, которой прикрывался острозубый. Надо отдать должное, кто-то явно постарался, почти незаметными, идеально-ровными стежками умело соединив несколько шкур, отлично скрывающих полунагое тело.

«В такой никакие ночные холода не страшны!» – с восхищением думает про себя Тилия, продолжая беглый осмотр. Из остальной одежды на гоминиде только рваные штаны. Таких в Новом Вавилоне она никогда не видела, даже ткань на вид была другой – ещё более грубой, чем привычная хампа. Покрытую её кровью шею гоминида, обвивают примитивное украшение, и только присмотревшись, Тилия понимает, что это нанизанные на нить клыки. Нахмурившись, она наклоняется чуть ниже, чтобы лучше рассмотреть необычную находку, но уже спустя пару секунд её глаза расширяются от ужаса, и она отшатывается в сторону.

«Человеческие!» – от этого жуткого открытия колени подгибаются, и Тилия с шумом выпускает воздух из лёгких.

Кое-что услышанное об облучённых, всё же на деле оказывается правдой. Не просто так это чудовище носило на своей шее россыпь зубов, когда-то принадлежавших людям. Это был его оберег. Нечто вроде тотема, как у маленького Като или её собственного реликвария, что теперь успокаивающе холодил ей кожу на груди.

Понимая, что больше не в силах смотреть на того, кто лежит у её ног, Тилия отворачивается, пытаясь, раз и навсегда стереть из памяти видение убитого ею гоминида. А точнее – каннибала.