Текст книги "Тригон. Изгнанная (СИ)"

Автор книги: Ольга Дэкаэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

– Принести!

Как только он произносит эти слова, завладевшая её накидкой и мешком гоминидка, сверкая глазами в сторону Тилии, торопливо выходит вперёд, неся на вытянутой руке отливающий серебром мех и тут же по хижине проноситься взволнованный рокот: «Витилиго!» Старик тут же жестом приказывает всем замолчать, после чего снова обращается к Тилии:

– Откуда это у тебя?

– Это мой трофей! – громко произносит она, так чтобы слышал каждый способный на это гоминид, молясь, чтобы её план сработал. Судя по всему, по эту сторону барьера расправа над другими облучёнными не считалась преступлением, а другого выхода она всё равно не видела.

– И что стало с тем, кому раньше принадлежала эта вещь?

– Ему она больше ни к чему! – тут же отзывается Тилия, чувствуя, как толпа за её спиной замирает. От наступившей тишины, закладывает уши. Старик ещё какое-то время рассматривает вещь, которая ещё недавно принадлежала каннибалу, после чего выносит приговор.

– Тогда тебе снова предстоит доказать, что ты достойна владеть ею.

Глава 14

Чтобы она могла хоть как-то подготовиться к тому, что должно было произойти на закате, Тилии отвели полутёмный угол, где из мебели была лишь изъеденная молью ширма, да кое-какие тряпки, небрежно брошенные прямо на грязный пол и служащие чем-то вроде постели. Но она рада даже этому.

Время от времени до неё доносились возбуждённые, радостные голоса тех, кто с нетерпением ждал появления пленницы, которая по глупости вот-вот расстанется со своей никчёмной жизнью и Тилию воротило от того возбуждения, что царило снаружи. Но разве не этого она добивалась?

«Зачем я вообще открыла рот? – спрашивает она себя, поглядывая на свои руки. Те так и не перестали дрожать с тех пор, как вождь гоминидов вынес приговор. – Молчала бы и может быть всё обернулось иначе».

Но Тилия прекрасно понимает, что, если бы не её вызов Старику, болтались бы они сейчас в той самой клетке в компании смертников. А ведь это она во всём виновата! Если бы не её упрямство, Рука была бы уже далеко. Её снедало чувство вины перед гоминидкой, которая благодаря её безрассудству теряла всякую надежду найти свою сестру. И это чувство было настолько сильным, что вынудило её пойти на этот шаг.

– Ты готова? – слышит она голос бесшумно появившейся на пороге Руки.

– А ты как думаешь?

– Она хороша, эта стерва! – заходя за ширму и усаживаясь прямо на дощатый пол рядом с Тилией, бросает однорукая, кивком безволосой головы указывая по направлению к выходу. – Устроила там целое представление.

– Если ты пришла меня подбодрить, у тебя плохо получается, – с вымученной улыбкой отзывается Тилия, пряча между коленями дрожащие руки.

– Моё предложение всё ещё в силе, – напоминает спутница, но она лишь отрицательно качает головой.

– Нет, я сама. К тому же Старик не позволит тебе занять моё место. Ему нужно зрелище.

Грело душу уже то, что эта однорукая гоминидка не бросила её в трудную минуту. Пришла поддержать перед поединком, хотя могла бы сейчас быть рядом с остальными, ожидая начала боя или вообще испариться, как грозилась ещё у стены, когда она пренебрегла её предупреждением. То, что её спутница могла затеряться в толпе и просто исчезнуть, Тилия не сомневалась ни секунды.

– Ты справишься, – уверенно произносит Рука, пристально с ног до головы окидывая Тилию взглядом, словно прикидывая шансы и ей как никогда, хочется верить словам облучённой. – У каждого есть слабое место, и ты знаешь, где оно у любого в этой Яме. К тому же у тебя преимущество, её правая рука практически бесполезна, она её не контролирует.

Тилия лишь молча кивает, отстранённо слушая наставления Руки. На это-то и был расчёт, когда она практически вынудила вождя гоминидов отдать приказ о поединке. Вовремя вспомнила слова Шрама, которые он произнёс по дороге в лагерь: «Старик позволил им доказать свою преданность в честном бою друг против друга. Очень уж он у нас любит поединки. Но они трусы! Хотя могли бы порадовать нашего Патриса. А победитель мог потом просить чего угодно».

Да, абсолютно у каждого в этой Долине есть одно слабое место. Нужно только добраться.

– Эй, Бледная, ты справишься с ней голыми руками! Эти выродки даже не представляют, на что ты способна. Вспомни того пожирателя… – Рука понижает голос до шёпота, – или их обглоданного падальщиками дружка на барьере.

– Тогда всё было иначе, – напоминает ей Тилия, чувствуя нарастающее напряжение в теле. Ей снова придётся убить, если, конечно, с ней не расправятся раньше.

– Да неужели? – невероятно огромные глаза тут же загораются вызовом. – И что же было не так? Тебя не пытались убить или ты не хотела выжить? Или у тебя за пазухой было припрятано оружие, как то, с каким по Гнезду расхаживают ублюдки-каратели, задрав хвосты, будто они там хозяева?

Выдохшись, Рука на какое-то время замолкает, а когда заговаривает вновь, голос её звучит устало:

– Знаешь, Бледная, если ты не убьёшь эту девчонку, нам отсюда не выбраться. Я вообще чуть на землю не грохнулась, когда ты такое выкинула!

– А ты знаешь другой способ уйти отсюда живыми? К тому же это моя вина.

– Да ладно тебе! – тут же отмахивается Рука, почёсывая рану за ухом.

«Хороший признак, – отстранённо отмечает Тилия, – раз чешется, значит заживает!»

– Может ты и права была с тем мальчишкой, – продолжает её собеседница. – На его месте мог быть Като… Знаешь, я всё ждала, когда же этот Старик Патрис поинтересуется, как мы перебрались через барьер, но он будто знает. Чёрт, никогда бы не поверила, что скажу это, но он меня пугает! Словно видит нас насквозь.

– Ты, правда, веришь в его колдовские способности? – с сомнением смотрит на Руку Тилия, вспоминая пронзительный взгляд хозяина этих земель.

– А ты нет?

– Не знаю.

– А я вот знаю только одно. Мне от этого места не по себе, – поводит плечами Рука, понижая голос до шёпота. – Я тут побродила вокруг. Знаешь, что у них нет ни больных, ни раненных? И их почти в два раза меньше, чем наших.

– Ну, это как раз понятно, – отзывается Тилия, благодарная однорукой за то, что та разговорами пытается её отвлечь от предстоящей бойни. – Им не нужны эуки, которые не могут позаботиться о себе.

Рука кивает, соглашаясь:

– Скорее всего, они от них просто избавляются. Ножом по горлу и всё. Так что, Бледная, у меня нет никакого желания здесь задерживаться. Вся надежда только на тебя.

Тилия понимает, что вся вина за то, что они оказались здесь полностью лежит на ней, но сдержаться от едкого замечания не может:

– А как же твой приятель, который никогда нас не бросит? Что-то его не видно среди этих дикарей?

– А как бы ты поступила, если бы осталась за тем камнем, а остальных поймали? Кстати, по твоей вине, – тут же напоминает Рука, всё ещё защищая друга, после чего добавляет. – Хотя, если бы нас упекли в ту клетку, Кир дождался бы подходящего момента и обязательно спас нас.

Уже готовые сорваться с языка язвительные слова о переоценённой преданности изгнанника застревают в горле, когда в хижине раздаётся топот. За ширмой бесцеремонно появляется парочка гоминидов и приказывает застывшей от страха Тилии следовать за ними. Ноги тут же делаются ватными, отказываясь подчиняться, и только усилием воли она поднимается с пола и в компании Руки идёт к выходу. Стоит только выбраться наружу, как яркий свет, словно молот, ударяет в глаза, ослепляя и дезориентируя, и требуется секунд десять, чтобы привыкнуть и оценить обстановку.

Кажется, что это происходит не с ней, будто она лишь сторонний наблюдатель, по ошибке забредший на враждебную территорию. Всё словно не настоящее: и вытоптанная поляна, в центре которой лицом к лицу стоят Тилия и её противница, взятые в плотное кольцо, и толпа, одобрительными криками поддерживающая своего бойца, и Старик, восседающий на своём громоздком троне, для чего его пришлось перетащить наружу.

Тилии уже в который раз хочется развернуться и бежать. Бежать пока она не сможет оторваться от погони, пока колени не подогнуться, или впереди не замаячит такая знакомая выжженная полоса земли, способная спасти её. И плевать куда она её приведёт – назад к разгневанной Варе, где её, скорее всего, будет ждать изгнание, или в неизведанную часть Долины с Танам, каннибалами и ещё чёрт знает с кем. Но живая преграда из враждебно настроенных гоминидов настолько плотная, что о побеге тут же приходиться забыть. Она сама виновата. Нужно было просто держать язык за зубами и ждать приближения смерти в той клетке. Тилии до сих пор не верилось в то, что она решилась на такой отчаянный шаг, но теперь уже слишком поздно: с этой арены она либо сойдёт сама, либо её выволокут за ноги.

Незаметно для остальных вытирая потные ладони о ткань штанов, она останавливает взгляд на своей противнице, и заворожённо разглядывает символы, нанесённые красной краской на лицо девушки-гоминидки и вторившие рисункам, вырезанным на деревянных статуях-идолах, по краю арены, врытых в землю. Символы четырёх стихий. Даже здесь облучённые поклоняются общим Хранителям и в этом они так похожи на людей.

Ищущим взглядом Тилия пробегает по лицам в поисках Руки, но среди обступившей её со всех сторон толпы, увидеть гоминидку так и не удаётся. В одном она уверенна: та не сбежит, как это сделал предатель-изгнанник. По крайней мере, пока не будет уверенна, что Тилии уже ничто не поможет.

– Никакого оружия, лишь то, чем вас наградила природа! – разноситься по округе властный голос Старика, рождая воспоминания о заточенных клыках убитого ею каннибала. Такое оружие было бы сейчас как нельзя кстати. – Бой будет длиться до тех пор, пока одна из вас не умрёт!

После его слов, толпа взрывается одобрительными возгласами, переходящими в единый протяжный вой. Тилия настолько поражена кровожадностью облучённых, что неожиданно для себя пропускает начало поединка и первый сокрушительный удар. Гоминидка налетает на неё, хватая здоровой рукой за волосы на затылке и врезаясь коленом в самое уязвимое место – живот. Не готовая к такому напору, почувствовав резкую боль, Тилия сгибается пополам, жадно хватая ртом воздух.

«Только бы не упасть, – взывает к Хранителям Тилия. – Иначе мне уже не подняться!»

И всё же ей удаётся устоять на ногах, пока противница с самодовольной ухмылкой кружит вокруг, подбадриваемая своими сородичами. Следующий, молниеносный удар приходиться уже по лицу и снова она оказывается не готова к атаке. Разукрашенная гоминидка не просто так выбрала мишенью уже повреждённую скулу: нестерпимая боль тут же пронзает челюсть, острыми иглами вонзаясь в мозг, так что на секунду темнеет в глазах. Не в силах удержаться на ногах, Тилия всё же оказывается на коленях, взметая вокруг клубы пыли и отстранённо оценивая повреждения: десна разбита, на внутренней стороне щеки рваная рана от зубов, один из которых – почти самый последний в ряду – болтается.

Запустив вымазанные в пыли пальцы в рот, и нащупав ставший бесполезным зуб, она выдёргивает его из десны, сплёвывая на землю алые сгустки. При виде первой крови толпа тут же начинает бесновать, продолжая как заведённая скандировать свой гортанный клич. Надо отдать должное: её противница, несмотря на всего лишь одну действующую руку, действительно хороша! Добраться до её шеи будет не просто.

«Только бы перетерпеть и дать подступиться ближе…» – уговаривает себя Тилия, убирая с лица налипшие короткие пряди и пытаясь подняться. Но её соперница на чеку. Гоминидка снова с силой дёргает её за собранные в короткий хвост волосы, прекрасно понимая, что в отличие от неё, безволосой, у Тилии это слабое место, и третий удар коленом приходиться точно по рёбрам. Дыхание тут же перехватывает, и она с протяжным стоном валиться на бок, сквозь брызнувшие из глаз слёзы наблюдая, как под одобрительные крики толпы соперница расплывается в самодовольной ухмылке. Она наслаждается! Ей мало просто добить свою поверженную жертву, она это делает на потеху публике и их вождю Старику Патрису.

Воспользовавшись небольшой передышкой, Тилия со стоном заваливается на спину и устремляет взгляд в лазурное, чистое небо. Ей уже не кажется, что помощь тому неблагодарному мальчишке, что стоит сейчас среди взрослых и, как и остальные призывает побыстрее расправиться с ней, была такой уж хорошей идеей. Она почти ненавидит этого воришку яиц за то варварское наслаждение, что написано на его чумазом лице, за искорки безумия, то и дело вспыхивающие в его светлых глазах.

С начала боя проходит не больше минуты, но, кажется, что её муки длятся уже не один час. Ещё пару таких ударов и на её теле уже не останется живого места. Когда соперница заслоняет собой солнце и на лицо Тилии падает тень, она с опозданием понимает, что её ничем не защищённая голова теперь всего лишь в шаге от облачённых в тяжёлые ботинки ног гоминидки. Вокруг неожиданно становиться так тихо, что слышно, как одинокая птичка вдалеке печально поёт свою песню.

«Заупокойная, – некстати приходит в голову Тилии скорбная мысль. – Может это та самая пернатая, что стала причиной смерти ребёнка? Или она поёт по мне?»

Собрав последние силы, и сделав глубокий вдох, она неожиданно для всех хватает подошедшую вплотную к ней соперницу за ногу и делает рывок, от чего та теряет равновесие и оказывается на земле. И вот они уже в равном положении. Не теряя времени, Тилия взгромождается верхом на свою мучительницу и, сжав ладонь в кулак, наносит первый удар. Она метит в нос, но та ловко уворачивается, и костяшки пальцев проходят по касательной, лишь слегка задев разукрашенную скулу, не причинив особого вреда. Пора бы уже смириться, что Бледной из Термитника, как зовёт её Рука, в честной схватке никогда не одолеть того, кто с самого рождения вынужден со всем миром бороться за своё существование.

Из-за шума в голове Тилия уже не слышит ни толпы, ни той маленькой вестнице чьей-то скорой смерти. Но триумф длиться не долго. Даже несмотря на увечье, её соперница слишком сильна и изворотлива и вот они, сплетясь в тугой клубок, катаются по пыльной земле, пытаясь оказаться в более выгодном для себя положении. Обессиленная Тилия в очередной раз пропускает мощный удар и гоминидка, не теряя времени, валит её на лопатки, смыкая единственную действующую руку на её горле. Взгляд прищуренных глаз полон ненависти – она давно решила участь соперницы.

Воздуха в горящих лёгких становится всё меньше, горло саднит, в голове шумит, возвещая о том, что Тилия вот-вот потеряет сознание, но непреодолимая тяга к жизни, пересиливает. Она из последних сил вскидывает руки и с трудом, но всё же дотягивается до шеи противницы, чувствуя под ладонями пульсацию крови в сонной артерии и пытаясь нащупать подушечками пальцев то, что поможет ей одержать победу. И испытывает облегчение, когда понимает, что в гоминидке тот же яд, что ещё недавно был в ней самой. Стараясь заглушить в себе все чувства, Тилия делает незаметное постороннему взгляду нажатие, после чего облучённая ещё какое-то время неподвижно нависает сверху, пока не содрогается и, хрипя, не выплёвывает в лицо своей, казалось бы, уже поверженной жертве, тёмные капли крови.

«Всё кончено!» – выдыхает с облегчением Тилия, понимая, что была на волосок от смерти, но одержала новую победу над смертью. Выстояла. Выжила!

Каждая мышца в её теле ноет и хочется лишь одного: разжать пальцы и спихнуть с себя вдруг отяжелевшее тело. Но она понимает, что всё должно выглядеть натурально, и продолжает давить до тех пор, пока соперница не заваливается на бок и не затихает. Смолкает и толпа. Тилия неподвижно лежит на земле, устало прикрыв веки и пытаясь привести дыхание в норму. Она совершенно разбита. Лицо, покрытое пылью и чужой кровью, окончательно лишилось чувствительности, горло саднит от тисков убитой ею противницы.

Она слышит чьи-то шаги и с неохотой открывает глаза. Вокруг только чужаки и недоумение на хмурых, грязных лицах. Ещё бы! Они не такого исхода ждали, не её они хотели видеть победительницей. Словно тряпичную куклу её грубо хватают под руки и резко поднимают с земли, так что всё вокруг начинает вращаться в бешеном темпе.

«Вот бы сейчас потерять сознание!» – с трудом переставляя ноги, мечтает Тилия и уже минутой позже оказывается в том же грязном углу, что и до поединка. Рядом с ней только молчаливая Рука. В её единственной конечности зажат обрывок плотной ткани, с которой на грязный пол капает, «золото Долины», вода. До краёв наполненная деревянная миска сиротливо дожидается рядом.

– Как ты?

Говорить не хочется, но Тилия всё же находит в себе силы успокоить гоминидку, проталкивая ком в горле:

– Бывало и хуже, – с трудом произносит она эту маленькую ложь, и её тут же начинает душить приступ сильного кашля.

– Чёрт, я думала тебе всё… кранты. Могла бы и предупредить, что всё это было спланировано, – тихо говорит Рука, заботливо прикладывая ткань к распухшей скуле Тилии, отчего та отзывается новым приступом боли и тут же усмехается. – Но как эта стерва тебя отделала!

– Я её недооценила, – с трудом ворочая языком, соглашается Тилия, морщась, всякий раз, когда зубы задевают внутреннюю поверхность повреждённой щеки. – К тому же нужно было подпустить поближе…

– Да уж, подпустила! – ворчит Рука, оценивающе разглядывая повреждения на лице Тилии. – На тебе живого места нет.

– Думаешь, теперь они нас отпустят?

Гоминидка пожимает плечами:

– Слышишь, как тихо? Они все снаружи. Ждут решения Старика, хотя думаю, он уже всё решил.

– И?

– Ну, смотрел он на тебя точно не по-доброму. Хотя, кто его знает, что у него на уме… Я тут пыталась выяснить, кто из них его правая рука, но они все, словно в рот воды набрали, а в глазах – страх.

– Когда мы говорили со Стариком, я что-то не видела рядом с ним никого похожего, – с сомнением говорит Тилия и, морщась, отстраняется от колдующей над ней Руки. Как бы от такой чрезмерной заботы на её лице не появилось ещё парочка синяков. – Все как будто в равном положении.

– Может, этой мрази и не было поблизости, – задумчиво произносит однорукая, и как подозревает Тилия с облегчением, отдавая ей кусок мокрой ткани, и давая возможность самой позаботиться о себе. – Ладно, ещё есть время. Я эту тварь из-под земли достану! А ты давай-ка отдохни…

С этими словами Рука поднимается с колен и скрывается за ширмой, оставляя её наедине со своими мыслями. Прислушиваясь к воцарившейся тишине вокруг, Тилия гадает: радоваться ей или начинать паниковать. Чего ещё им следует ожидать, после того, что она сотворила с той гоминидкой? Заверениям Шрама о том, что победитель может рассчитывать на снисхождение, уже не кажутся правдивыми. Такой человек, как Старик, может наобещать чего угодно, а после просто отдать приказ перерезать им глотки, и никто на сотни стадиев вокруг не посмеет ему воспрепятствовать.

Но сколько бы она не ломала сейчас голову, от неё уже ничего не зависело. Ей оставалось лишь лежать на жёстком полу, размышляя об их с Рукой дальнейшей незавидной участи, время от времени проваливаясь в тревожный сон.

Когда спустя какое-то время её будет Рука, Тилия по выражению лица пытается определить настроения вокруг.

– Что там? – сипло спрашивает она, пока та заботливо помогает ей подняться.

– Тебя хочет видеть Старик.

Всё её нутро противится этому, но она лишь молча кивает, понимая, что тот, кто держит в страхе больше полусотни гоминидов, любым путём добьётся желаемого и она, так или иначе, предстанет перед вождём этих земель.

Когда Тилия поддерживаемая Рукой, выбирается на воздух, понимает, что проспала достаточно долго. Солнце давно скрылось за горизонтом и на Долину опустились сумерки. Тело убитой гоминидки уже успели убрать с поляны, но бурые пятна крови всё ещё напоминали о недавней бойне. Разбавленная светом факелов темнота вызывает в душе Тилии лишь тревогу. Неужели они не боятся тех чудовищ, что появляются с приходом ночи? Можно подумать, что всё это сказки, и никаких Витилиго не существует, вот только её накидка из псиного меха и реакция на неё местных гоминидов выдумкой никак не назовёшь.

– Принесите победительнице её трофеи! – ни к кому конкретно не обращаясь, говорит Старик. Его приказ тут же беспрекословно выполняется и перед Тилией появляется аккуратно сложенная накидка и полупустой мешок. – Ты подтвердила своё право на них. Ту, что ты одолела, была сильным противником… Я предлагаю тебе и твоей спутнице остаться у нас навсегда. Каждая из вас получит место в моём доме, еду и защиту. Такие, как ты нужны нам. – дружный рокот проносится по толпе, едва он произносит эти слова. – Но, если ты желаешь продолжить свой путь, я тебя останавливать не стану.

Тилия не верит своим ушам. Неужели он вот так просто возьмёт и отпустит их на все четыре стороны?

– Мы всё же пойдём дальше, – ни секунды не раздумывая, отвечает она, чувствуя спиной враждебность тех, чью соплеменницу она сегодня лишила жизни.

– Как пожелаешь, – соглашается с её решением Старик, не единым мускулом на изуродованном шрамами лице не выдавая своих эмоций. – Можете уйти утром. Вы больше не пленницы.

– У меня вопрос…

– Ну, задавай, коль такая смелая! – усмехается тот в свою тёмную с проседью бороду, отчего белые борозды на щеке ещё больше уродуют его лицо.

– Та вертушка, что мы видели по пути сюда… их ведь много? Зачем они прилетают?

– Это единственный способ доставить таких как ты в Яму.

– Но зачем?

– Потому что там, наверху, вы не нужны. Отбросы! – Старик переводит взгляд на стоявшую рядом с Тилией не принимающую в разговоре никакого участия Руку. – Спроси свою подругу, почему она попала сюда? Что она помнит последним, перед тем, как её забрали люди в чёрной форме? Думаю, ответ тебя не обрадует.

Тилия переводит растерянный взгляд на гоминидку и тут же по полыхнувшему ненавистью взгляду понимает, что предводитель задел ту за живое. Высоко задрав голову, словно делая вызов всему свету, Рука медленно цедит сквозь зубы:

– Мы преступники! Меня отправили сюда за то, что я перерезала глотку ублюдку с окраин, который пытался причинить вред моей сестре, а её сослали сюда за то, что она защищала меня и ранила карателя!

Поражённая Тилия не в силах произнести ни слова. Значит, всё это время ответ был на поверхности. Была только одна причина, по которой гоминиды попадали в Долину – свершённое ими преступление. Проступки, за которыми следовало наказание.

Она медленно обводит взглядом притихшую гоминидскую толпу, словно впервые видя все эти хищные, злобные маски. Все они преступники. Не существовало никакого идеального государства без убийств и насилия, как все эти годы внушало им правительство. Просто преступления теперь совершались ниже – в наружном городе. И преступали черту совсем ещё дети! И таких по Долине были сотни!

Злость и обида начинают наполнять её изнутри. Она столько времени провела в неведении относительно своего появления в этом месте, что даже представить себе не могла, что её попросту водят за нос. А ведь ей всего лишь требовалась правда! Она на протяжении всех этих дней вставала и ложилась с одной лишь мыслью: «Почему я оказалась здесь?» И всякий раз слышала всё что угодно, но только не правду.

Тилия отрывает взгляд от окружавших её навсегда помеченных радиацией лиц и, протолкнув ком в горле, снова обращается к Старику Патрису:

– Хотите сказать, со всеми так поступают?

– Тех, кто оказался бы здесь по другой причине, я не встречал.

– Но я не совершала преступление!

– Видимо Совет так не считает, – отзывается Старик и, прищурив свои серые, глаза спрашивает елейным голосом. – Что, не нравится правда?

Но Тилия не отвечает, она настолько поражена, что просто не находит слов. Она вспоминает Като и остальных детей, с которыми свела её судьба, сначала в кватромобиле, затем возле стены с гнёздами. Им всего-то по семь-восемь лет! И все они преступники? Что же могли натворить эти малыши, чтобы оказаться здесь? Украсть еду, не более. Она будто снова слышит слова Руки, сказанные несколькими днями ранее, о том, что мальчик снова воровал еду, и такое уже случалось. Правда была в том, что не от хорошей жизни маленький Като шёл на воровство. И за это милитарийцы лишали их единственного, родительской любви? От подобных мыслей начинает мутить.

– Но почему только дети? – смотрит она прямо в мутные глаза Старика, когда тот приподнимает брови и усмехается. Тилия, наконец, всё понимает.

Второй эдикт!

«Любое преступление, будь то кража, неповиновение властям или лишение другого колониста жизни, карается изгнанием».

Изгнанием карали взрослых, а детей и подростков, вроде неё Тилии или Руки, отправляли в Яму, где они были предоставлены сами себе. Своего рода милосердие, которым одаривал Совет всех без исключения жителей пекла, посылая на смерть родителей и давая второй шанс их детям.

Казалось бы, ответ найден, но, как и неделю назад, это не объясняло того, почему она оказалась в Долине, да ещё с клеймом на спине? Какое преступление она, ещё несовершеннолетняя жительница Башни, успела совершить, не покидая пределов второго уровня?

Тилия последовательно вспоминает последние дни перед тем, как оказаться в комнате подготовки, но ничего не приходит на ум. Как и все остальные, она каждое утро поднималась с постели, умывалась, завтракала в общей столовой уровня, дожидалась, пока за ними явятся кураторы и группами по восемь отведут в классы. Занятия заканчивались, когда за окнами уже смеркалось и хотелось лишь одного: остаться наедине с собой и своими мыслями.

Тилия отгоняет воспоминания и снова открывает рот: если уж она смогла разговорить Старика, то нужно воспользоваться моментом и узнать больше.

– Вы сказали эти вертушки единственный способ доставить нас сюда… – начинает она, видя по колючему взгляду Старика, что балансирует на самом краю. – А есть способ выбраться?

– Ты ведь недавно в Яме, верно? Ещё не сталкивалась с настоящей опасностью, и даже не представляешь, что вас ждёт впереди. Всякий раз, переходя очередную смертельную черту, вы будете опускаться на самое дно эволюции. Кровожадные Таны, псы Витилиго, что им подчиняются, каннибалы, которые не против полакомиться человечиной, насаживая перед этим своих, ещё живых, жертв на огромные колья, словно жука на булавку.

От представшей перед глазами картины, её тело покрывается мурашками и, судя по вытянутому лицу стоящей рядом Руки, та чувствует себя примерно так же.

– И сколько впереди таких барьеров? – пытаясь отогнать жуткие видения, снова обращается она к Старику.

– Ещё три, – бесстрастным голосом произносит тот, и она готова поклясться, что, несмотря на то, что его глаза всё так же смотрят на неё, его взор обращён глубоко внутрь себя. – И пересекая каждый из них, вы раз за разом будете вторгаться в чужие владения, где вас будет ждать смертельная опасность. Но даже, если вам удастся обмануть судьбу и добраться в конец Ямы, вас будет ждать самое страшное. Последняя черта и клоака, кишащая чудовищами! Подземный мир тех, кто никогда не видел солнечного света. Лабиринт, из которого не выбраться, не найти выхода. Но если вам всё же улыбнётся удача, наружу выберется лишь одна из вас. Вторая сгинет в Клоаке навсегда.