Текст книги "Тригон. Изгнанная (СИ)"

Автор книги: Ольга Дэкаэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

«Не мог же он сам… – мысль обрывается, когда Тилия, наконец, понимает, что ей помогли. – Может Рука всё же решила пойти следом? Или Вара?»

Всё ещё не веря в такую удачу и чувствуя облегчение, она глазами пытается отыскать своего спасителя, но кроме Като и изгнанника, отрезанного барьером – вокруг ни души. Выходит, спасение пришло оттуда, откуда она меньше всего ждала? Тилия со стоном приподнимается на локтях и трясёт тяжёлой головой, пытаясь собраться с мыслями: после удара те путаются, в ушах всё ещё стоит звон.

«Сейчас главное, – напоминает она себе, с трудом принимая сидячее положение, – позаботиться о маленьком гоминиде».

Разбираться в противоречивых поступках изгнанника, у неё нет ни времени, ни сил. Но сколько она не пытается сосредоточиться на своих дальнейших действиях, мысли её крутятся вокруг одного: тот, от кого она ждала только смерти, только что спас ей жизнь.

Глава 11

Стон поднимается из глубины грудной клетки, когда ей всё же удаётся подползти и облокотиться спиной о жёсткую поверхность нагретых на солнце камней. Их жар немного успокаивает. Судя по ноющей боли в травмированной пояснице и рёбрах, она определённо нуждается в помощи. Только вот вокруг никого, не считая её недавнего противника, и надеяться она может только на себя. Тилия с трудом поднимается на ноги, с опозданием понимая, что мир вокруг всё ещё звенит и вращается, заставляя бунтовать желудок.

«Сотрясение не иначе!» – морщится она, пытаясь заглушить рвущийся наружу новый стон боли и пошатываясь, медленно бредёт к неподвижно лежащему Като, надеясь, что ещё не слишком поздно. Становиться страшно при мысли, что для этого мальчика всё кончено, а ведь он ещё толком-то и не жил.

Ругая себя и весь белый свет последними словами, Тилия медленно опускается на колени и дрожащими пальцами дотягивается до хрупкой детской шеи, пытаясь нащупать пульс. И только почувствовав слабые удары, выдыхает с облегчением – есть надежда, что он всё же придёт в себя.

Вблизи тощие ручонки маленького гоминида кажутся болезненно худыми, да и с покрытой коростами кожей дела обстоят не лучше. Она вся расчёсана и в маленьких язвочках – паразиты обосновались здесь давно и основательно. В Башне дети одного возраста с Като намного превышали его в росте и, несмотря на наследственную бледность, присущую всем башенцам, выглядели куда здоровее.

Всё ещё оглушённая ударом здоровяка, Тилия озирается по сторонам, пытается найти решение. Понимает, что долго оставаться здесь нельзя. Живущие по эту сторону выжженной границы гоминиды, могли услышать детские крики и чего доброго уже мчатся сюда, обнажив клинки. Она понятия не имеет, как далеко находится соседский лагерь и как много времени потребуется сородичам этого с бельмом, чтобы добраться до барьера, но любое промедление может стоить им жизней. К тому же, что-то ей подсказывает, что те не обрадуются, обнаружив своего товарища с проткнутым горлом.

Прислушиваясь, не раздастся ли треск кустов вдалеке или чей-то боевой клич, Тилия с трудом, но всё же подсчитывает в уме время необходимое на обратную дорогу. Даже при самом благоприятном раскладе, ей одной возвращаться назад около часа.

«Это если в нормальном состоянии. А уже с ношей, какой бы лёгкой она не была, да ещё и с покалеченной спиной и того дольше», – приходит она к неутешительному выводу, обводя округу взглядом, и неожиданно встречаясь глазами с застывшим неподалёку изгнанником.

«Чего он ждёт?» – хмурится Тилия, чувствуя нарастающую дрожь во всём теле. Даже по эту сторону барьера, изгнанник её пугает, а ведь рано или поздно придётся возвращаться.

Решив разобраться с этим позже, она снова обращает всё своё внимание на мальчика, напоминая себе, что, если не вынуть из шеи Като ядовитую капсулу, пересечь барьер не получится, а его она здесь ни за что не бросит. И если ей не удастся добраться до лагеря, потому что в ком-то кипит жажда убийства, по крайней мере, будет знать, что сделала всё возможное. Почему-то сейчас жизнь этого несчастного ребёнка, который уже достаточно натерпелся, кажется Тилии куда ценнее, чем её собственная.

В последний раз, бросив недовольный взгляд на застывшего у смертельной черты изгнанника, она отворачивается и принимается шарить взглядом по примятой траве в поисках своего единственного оружия. Всё что ей удалось увидеть перед тем, как она получила ту затрещину и приготовилась умереть – это, как разъярённый её поступком здоровяк с лёгкостью выдернул нож-коготь, показавшийся в его огромной лапище детской игрушкой, и отшвырнул в сторону.

Но то, на что натыкается взгляд Тилии в поисках её собственного оружия, окончательно приводит в замешательство. Чем-то инородным смотрится раздавленная скорлупа и растёкшиеся два желтка на покрывающей землю зелени, но уже через секунду она всё понимает. На мгновенье прикрывает глаза, сдерживая вот-вот готовые пролиться слёзы, и с вымученной улыбкой сквозь пелену смотрит на умиротворённое лицо мальчика. Като пришёл на этот раз не с пустыми руками, он принёс птичьи яйца, которые так ценились в его лагере, и за которые его могли наказать. Хотел сделать подарок… и вот к чему это привело.

Не в силах больше смотреть на то, что осталось от подношения мальчика, Тилия отводит взгляд, и тут же натыкается на маленький нож. Лезвие по самую рукоять вымазано чужой кровью и какое-то время уходит на то, чтобы очистить гладкий металл. В сторону барьера она больше не смотрит. Уверенна лишь в одном – пока она здесь, можно быть спокойной – изгнаннику её не достать.

В какой-то момент появляется сомнение, что власти могли вшить стеклянную капсулу в другое место или придумать что похуже, но все её опасения напрасны: стоит только прикоснуться к шее мальчика, как она тут же нащупывает заметное уплотнение под тонкой кожицей. И только теперь её осеняет. Это место было выбрано не случайно: скорость распространения яда по телу очень велика, особенно рядом с одной из главных артерий.

«Ну, давай же!» – приказывает себе Тилия, медленно втягивая носом воздух, и с облегчением отмечая, что её руки, наконец, перестают дрожать. После чего подносит лезвие к детской шее, под тонкой кожей которой едва заметно пульсирует артерия, слабыми толчками отправляя кровь к мозгу.

Она старается не думать, что от её ловкости и умения сейчас зависит жизнь маленького гоминида. Она сама видела насколько хрупко то стекло, поэтому извлекать капсулу с ядом нужно очень аккуратно. Второй попытки ни у неё, ни у бедного ребёнка просто не будет.

Глубоко вздохнув, Тилия делает неглубокий надрез. Небольшое давление подушечкой указательного пальца и вот уже на её ладонь ложится капсула, идентичная той, которую утром извлекла из неё целительница. Какое-то время она пристально рассматривает причину стольких смертей, уже в который раз пытаясь понять замысел Совета. Для чего всё это? Неужели лишь для того чтобы оградить облучённых друг от друга?

Магнитный смешанный с ядом порошок, запаянный в стеклянный саркофаг, всё ещё покоится в ладони в ожидании своего часа, когда Тилия, желая подтвердить свою догадку, швыряет горошину в сторону барьера. И та, притянутая мощным магнитным полем, устремляется вперёд, а спустя всего лишь долю секунды разлетается на невидимые глазу осколки, напоминая о себе лишь крохотным белым облачком. От увиденного, её передёргивает: страшно представить, что происходит в такие моменты в отравленном ядом организме.

Впервые в жизни поблагодарив Хранителей стихий за то, что её рука не дрогнула, Тилия, наконец, прячет за пояс свой нож и бегло осматривает рану мальчика: разрез небольшой, но всё же кровоточит. Торопливо стащив с себя рубашку и оставшись в одной майке, вцепившись зубами в край левого рукава, она отрывает длинный лоскут, которым тут же обматывает шею неподвижно-лежащего мальчика и только теперь замечает, что он обмочился.

Поднявшись с земли и отбросив ставшую бесполезной бывшую часть её одеяния, она поднимает мальчика на руки, с удивлением отмечая, что её преследователь исчез так же внезапно, как и появился: «Вот так просто берёт и уходит, не добившись того, зачем пришёл?»

Но думать об этом сейчас у неё нет ни времени, ни сил. Она уже не чувствует рук, лишь слабое жжение в том месте, куда укусил каннибал: от напряжения рана, оставленная заточенными зубами, снова начала кровоточить. Но не это сейчас беспокоит её. Единственное, о чём она может думать, это как бы не уронить свою драгоценную ношу. То, что маленький гоминид не приходит в себя, определённо к лучшему – боли от многочисленных ран он может просто не вынести. Мало того, что у него огромная шишка на голове, и Тилия старается не думать, что это поработал огромный кулак гоминида, так ещё на детской шее с каждой минутой всё отчётливее проступают багровые отпечатки лапы здоровяка. Вырывающиеся изо рта Като звуки больше похожи на хрипы – последствия удушения. Чудо, что он вообще ещё жив!

Плетясь по уже знакомой тропе и время от времени удобнее перехватывая безвольно повисшее тельце, она всё больше замедляет шаг, всё отчётливее понимая, что ей не дойти: пот застилает глаза, расцарапанное колючками лицо саднит и чешется, смешиваясь со слезами бессилия, колени трясутся. Но она знает, что стоит только остановиться и ей уже не подняться.

Когда пройдена половина, перед глазами вдруг всё темнеет и она, в изнеможении падает на колени, обречённо понимая, что это конец. Горячие слёзы отчаяния бегут по щекам, и она сильнее прижимает детское тело к груди, прислушиваясь к неровному дыханию.

Она их всех предала!

Заячью Лапку, Руку, себя, наконец. Рыдания сотрясают её тело, когда происходит нечто невероятное – маленькое тельце на какое-то мгновенье словно оживает и тут же ускользает из её ослабевших рук. В страхе и панике Тилия вскидывает голову и затуманенным взором различает размытый тёмный силуэт: широкая спина, светлые до плеч волосы. Никаких сомнений – это изгнанник. Он с лёгкостью несёт маленького Като по тропе, ведущей к лагерю, оставляя её недоумевать.

Окончательно запутавшись, Тилия из последних сил заставляет себя подняться и, утерев с лица слёзы, спотыкаясь, медленно бредёт за гоминидом, удаляющаяся спина которого, служит ориентиром. Когда над верхушками кустарников, наконец, показываются крыши хижин, изгнанник уже входит в лагерь. В это время тот практически пуст, но и немногие гоминиды, занятые повседневными делами, едва завидев незваного гостя с ребёнком на руках, замирают с открытыми ртами, побросав свои занятия.

Стоит только ему остановиться у подножия лестницы, как дверь центральной хижины распахивается и в проёме появляется Вара. Какое-то время лидерша просто стоит, разглядывая обмякшее тело мальчика на руках того, кто был изгнан, но с появлением на пороге Галии, неохотно отступает в сторону, позволяя гостю со своей ношей взобраться по лестнице.

Понимая, что от неё уже ничего не зависит, доковылявшая, наконец, до лагеря Тилия, тяжело опускается на бревно у тлеющего очага. Чьи-то заботливые руки тут же подносят ей наполненную тёплой водой кружку, протягивают мокрый обрывок ткани. Должно быть, она представляет собой ужасное зрелище, раз даже всегда грязные гоминиды это замечают.

– Это Като? – раздаётся за спиной встревоженный голос. А она-то надеялась, что Рука не сразу пронюхает о том, что произошло с мальчиком и у неё ещё будет время прийти в себя.

– Да, – тяжело вздохнув, отзывается Тилия, пытаясь оттереть лицо и руки, но кровь Като словно впиталась под кожу, забившись в каждую трещинку, срослась с ней.

– И что с ним? – требовательно смотрит на неё однорукая гоминидка, опытным взглядом отмечая каждую деталь: и руки с запёкшейся кровью, против которой даже влажная тряпица оказывается бесполезной, и потемневшую от пота одежду, и раскрасневшиеся от слёз глаза, и припухшую скулу.

– Он сильно ранен, – с трудом выговаривает Тилия. Произносить слова трудно: горло саднит, но она понимает, что Рука не отстанет, пока не узнает всю правду. – Когда я пересекла барьер, услышала, как он кричит. Его душил здоровяк с бельмом на глазу.

– Говорила же, что нужно было пойти с тобой! – в сердцах бросает Рука, тяжело опускаясь рядом. В её голосе столько отчаяния и осуждения к самой себе, что Тилия отводит взгляд, не желая быть свидетелем такого открытого проявления чувств. – Наверное, он опять воровал еду. С ним уже такое случалось.

– Он принёс к барьеру два яйца, – тут же вспоминает Тилия о находке. – А тот монстр хотел не просто проучить, он пытался убить мальчика!

– И как же ты справилась?

– Мне помог тот, кого вы изгнали. Он расправился со здоровяком.

– Видимо после того, как и тебе прилетело? – Рука кивком головы указывает на припухшую скулу Тилии. – Это кровь того урода?

– Нет, это кровь Като. Я вынула капсулу с ядом.

Рука лишь молча кивает и на какое-то время воцаряется тишина. Всё их внимание приковано в хижине, что стоит в центре лагеря. Чего стоит ожидать? С какими новостями к ним выйдет Вара? Мысль о том, что гоминидка появиться с плохими известиями, заставляет Тилию внутренне содрогнуться.

– Вара не слишком-то обрадуется такому повороту, – спустя какое-то время снова раздаётся голос Руки. – Като для нас чужой, а портить отношения с соседями она не захочет.

– Думаешь, она потребует, чтобы его отправили назад? – повернув голову, изумлённо смотрит на облучённую Тилия. Такая перспектива ужасает. Что может ждать ребёнка, который не только воровал еду, но ещё стал причиной смерти одного из соплеменников?

– Нам придётся её убедить этого не делать, хотя кто знает, как поступят наши соседи, когда обнаружат мертвяка, – задумчиво произносит Рука и поворачивает лысую голову в сторону Тилии. – Замести следы ты, конечно же, не додумалась?

– Ну, извини! – задетая пренебрежительным тоном однорукой, тут же огрызается Тилия, вытягивая ноги и, чтобы хоть как-то усмирить головную боль, прикрывает глаза. Хочется лишь одного, не видеть все эти лица, а ещё лучше побыть одной. – Я была немного занята тем, что пыталась спасти жизнь Заячьей Лапки! Но если ты так уж переживаешь за мир между племенами, можешь сама прогуляться к барьеру!

– Я бы с удовольствием, да вот только чёртова штуковина в шее мне немного мешает, – в тон ей отзывается Рука. – Галия занята, а довериться тебе в твоём состоянии, я бы не рискнула.

Последние слова задевают, хотя Тилия и понимает, что собеседница права. Она вот-вот свалиться от изнеможения, что уж говорить про опасную операцию. Одно неверное движение…

– Иди, отдохни. И смой с себя кровь, а то видок у тебя… Я попрошу, чтобы тебе принесли побольше воды и чего-нибудь перекусить, – торопливо говорит Рука, отчего Тилия поднимает тяжёлые веки и с подозрением смотрит на гоминидку, но, завидев, изгнанника появившегося в дверях хижины, тут же понимает причину такой поспешной настойчивости собеседницы. Слегка припадая на покалеченную ногу, Рука уже торопливо идёт к изгнаннику. Для Тилии настоящее открытие, что та его нисколько не боится, и она тут же вспоминает совсем иную реакцию Вары на появление незваного гостя в лагере.

Та легка на помине. Бросив неодобрительный взгляд в сторону тихо переговаривающейся парочки, Вара подходит к Тилии и уже во второй раз – для лидерши лишь с небольшими поправками, – ей приходится пересказать всё то, что произошло за последние полтора часа. Каждым тщательно продуманным словом она пытается донести до, недовольной её поступком, гоминидки, что другого выбора у неё не было, и что этому мальчику нужна не только медицинская помощь, но и защита.

– Значит, говоришь, видела мальчишку впервые? – задаёт очередной вопрос Вара, блуждая задумчивым взглядом по окрестностям.

– Ты же знаешь, зачем я пошла к барьеру, – устало отзывается Тилия, надеясь, что её враньё звучит достаточно убедительно и допрос скоро подойдёт к концу. – Он так кричал, что я просто не могла не попытаться помочь.

– И ты не придумала ничего лучше, как притащить его к нам? Да ещё в компании с этим! – холодно спрашивает Вара, пристально наблюдая за тем, как изгнанник в сопровождении Руки, наконец, покидает лагерь, после чего добавляет. – Ладно, сделанного не воротишь. Лучше опиши мне того, кто сейчас лежит с перерезанной глоткой.

Слова облучённой звучат, как приказ и Тилия, тяжело вздохнув, подчиняется:

– Здоровяк, выше меня головы на две, огромные ручищи, кулаки, – перечисляет она, с ужасом вспоминая огромную шишку на голове Като и всю в багровых пятнах шею. – У него ещё бельмо на левом глазу.

– Я его знаю, – поморщившись, отзывается Вара, поправляя съехавший платок. – Тот ещё придурок. Ты же понимаешь, что нам не нужны проблемы? А мертвяк на барьере – это проблема! Его дружки могут догадаться, что это мы виноваты в его смерти, поэтому тебе придётся вернуться и, если его ещё не нашли свои, сделать так, чтобы все решили, будто он сдох на барьере.

– Ты шутишь что ли? – повернув голову в сторону гоминидки, недоверчиво смотрит на неё Тилия. От мысли, что ей снова придётся плестись обратно, делается дурно, но судя по ледяному взгляду прищуренных глаз, лидерша говорила вполне серьёзно. – Отправь кого-нибудь другого, – не сдаётся Тилия, нисколько не обрадованная перспективой снова отправиться к барьеру и, жалея в душе, что сразу же не последовала совету Руки и не исчезла в хижине. Может, тогда бы её оставили в покое.

– Ты заварила эту кашу, тебе и расхлёбывать. К тому же сама знаешь, пройти через черту можешь только ты.

– Пусть Галия извлечёт из кого-нибудь…

– Этого не будет! – тут же жёстко прерывает её лидерша. – Как думаешь, что произойдёт, если все поймут, что больше ничто не сдерживает их от прогулок по Яме? Если это допустить, то со временем все узнают этот секрет и тогда нас ничто не защитит! Никто не должен знать о том, что ты разгадала эту загадку! Поняла? – колючий взгляд гоминидки пронзает насквозь.

И с чего она вообще решила, что Вара настроена к ней миролюбиво? Наивная.

– Если бы я могла, то уже избавилась бы от тебя. Убила бы, например, а тело сожгла, как того зубастого. Но как оказалось, ты можешь быть весьма полезной.

От такого признания Тилии становится не по себе.

– Очень великодушно с твоей стороны! – холодно бросает она в ответ, стараясь не показывать насколько сильно ошеломлена внезапными переменами в настроении гоминидки. – Считаешь ты вправе решать, как жить остальным?

– Может и не мне решать, но уж точно не тебе, – вновь взяв себя в руки, спокойно отзывается Вара, поднимаясь с бревна, и всем своим видом показывая, что разговор окончен. – Всё останется, как раньше.

Но гоминидка ошибалась – как прежде уже не будет. Сколько бы они не пытались скрыть тайну барьера, та рано или поздно всё равно выплывет наружу. Тилия вспоминает, что ещё как минимум один гоминид знал, как можно преодолеть смертоносный барьер. Она уверенна – изгнанник видел достаточно: и то, как она делала надрез, и как извлекала из детской шеи ядовитую капсулу. Вот только Варе об этом знать не обязательно, если ей не хочется навлечь на свою голову ещё больше гнева. А то чего доброго та действительно попытается воплотить в жизнь свою угрозу.

– Как мальчик? – вспомнив, зачем вообще она здесь сидит, кричит Тилия вслед удаляющейся гоминидке.

– Жить будет, – бросает Вара через плечо и тут же добавляет. – А ты отправляйся обратно.

Ей ничего не остаётся, как выполнить приказ той, от которой зависит жизнь каждого в этом лагере. Почему-то Тилия нисколько не сомневается, что если гоминидка захочет, её существование в Долине может сделать просто невыносимым. Медленно плетясь к барьеру, она уже в который раз обеспокоенно вскидывает вверх голову, наблюдая за одиноко-парящим высоко в небе пернатым хищником, высматривающим добычу. Стервятник!

Этих огромных птиц прежде она довольно часто видела из окон своей комнаты. Они кружили у стен Башни, чувствуя трупный запах, исходящий от разлагающихся на жаре гоминидских тел, которые не успевали вовремя убирать. В основном после бурь или вспышек инфекций, которые лишь благодаря быстрому реагированию немногих «сострадающих» врачей, вроде её отца, удавалось остановить. Иногда эти птицы подлетали так близко, что сквозь мутное стекло она могла, как следует рассмотреть и длинный в наростах клюв и плешивую бледно-розовую искривлённую дугой шею, кое-где поросшую сероватым пухом, и огромные отливающие синевой крылья. Поговаривали, что эти твари были способны без труда поднять в воздух маленького ребёнка.

Добравшись, наконец, до поляны и уже по привычке скрывшись за кустарником, Тилия выжидающе озирается по сторонам. Прислушивается, понимая, что вокруг слишком уж всё подозрительно спокойно и тут же усмехается своей осторожности. Ей понадобилось всего неделя, чтобы стать куда более осмотрительной. Она уже не расхаживает по Долине, разинув рот от изумления, любуясь здешними красотами. Всё это в прошлом. Пришлось поумнеть, когда её чуть не убили пару раз, и она чуть не стала мертвячкой, выражаясь на языке местных. Теперь она только и делала, что постоянно смотрела себе под ноги и прислушивалась: не хрустнет ли где сухая ветка или не крикнет где одинокая птица, лучше всяких датчиков тревоги, предупреждая об опасности.

Всё ещё опасаясь, что это может быть ловушкой, Тилия выжидает ещё пару минут, а затем осторожно выбирается из своего укрытия. Неподвижное тело всё в том же положении лежит на прежнем месте, и у Тилии, словно груз падает с плеч: «Значит, его до сих пор никто не хватился». Озираясь по сторонам, она торопливо пересекает барьер, с тревогой поглядывая на мертвяка, устрашающая физиономия которого за те пару часов, что она отсутствовала, раздулась и почернела, готовая в любой момент оросить всё кровью. Что неудивительно на такой жаре. Его и без того огромные ручищи выглядели не лучше.

А запах!

Прикрыв ладонью нижнюю часть лица, и стараясь дышать через раз, Тилия подходит ближе, чтобы рассмотреть рану, ставшую для этого здоровяка смертельной. Крови в том месте, куда угодил клинок изгнанника, почти нет.

Какое-то время она стоит в нерешительности, вытирая потные ладони о ткань штанов и раздумывая, как ей в одиночку сдвинуть с места эту неподъёмную тушу, весившую, наверное, раза в три, а то и в четыре, больше неё самой. Обречённо вздохнув и нагнувшись над бездыханным телом, Тилия отдуваясь, хватает мертвяка за распухшие руки, с отвращением отметив про себя насколько тёплая у того кожа, и стараясь подавить подкатывающую к горлу тошноту, тянет изо всех сил, с воодушевлением отмечая, что огромное тело гоминида понемногу начинает поддаваться.

Когда мертвяк, наконец, оказывается на нужном месте, сил совсем не остаётся, и взмокшая от пота Тилия, тяжело дыша, без сил опускается на землю. Выполнить приказ Вары оказалось не так просто. Она немного схитрила, расположив грузное тело гоминида так, чтобы его сородичи не смогли до него дотянуться. Если кому-то захочется рассмотреть или забрать тело, им придётся заступить на черту, а такие смельчаки вряд ли найдутся. Можно конечно подцепить его чем-нибудь длинным и подтащить, но она всё же надеялась, что его не хватятся ещё пару дней, а на такой жаре, даже за короткий срок, будет весьма проблематично определить, от чего тот на самом деле умер.

Именно по этой причине уже более двух сотен лет в колонии людей кремировали сразу же, как только до милитарийцев доходила информация об очередном умершем. Мусорщики под бдительным присмотром карателей забирали мёртвые тела, предварительно упаковывая их в огромные чёрные мешки, и увозя вниз. Там их ждали сжигатели и огромные печи.

Когда-то Башня имела семь уровней, но население росло и умерших становилось так много, что самый нижний уровень отвели под место, прозванное Топкой. Кремирование стало обязательным условием для всех без исключения. Отец говорил, что это самое правильное, что мог предпринять Совет, не совершая ошибок прошлого, когда умерших закапывали в землю и каждый год подносили дары в знак того, что о них помнят и скорбят.

Но никто не мог вообразить того, что принесёт с собой война!

Многие плотины были разрушены и миллионы тонн не сдерживаемой ничем воды, хлынули в города, сметая всё на своём пути и обнажая могилы. Мир погряз в эпидемиях. Миллиарды людей погибали не только от оружия, радиации и голода, но и от заразы, выпущенной стихией на свободу. Пережив всё это, новое поколение стало куда более осмотрительным.

Дождавшись пока дрожь в, не привыкших к тяжёлому труду, руках утихнет, Тилия критически окидывает взглядом место преступления и добавляет последние штрихи: вынимает почти невесомое оружие, которым был убит гоминид и, отбросив его подальше, чтобы после забрать с собой, прикрывает разящей вонью одеждой рану на могучей шее. Если всё получится, стервятники примутся пировать прежде, чем появятся соплеменники здоровяка и возможно птицам повезёт, и они не сдохнут от яда.

«Скорее всего, – задумчиво бросает она последний взгляд на неподвижное тело и пускается в обратный путь до лагеря, – отрава не проникла глубоко. Кровоток остановлен, а значит и яду не пробраться дальше по телу. Хотя проверять я бы не стала. Кто знает, что ещё могли придумать учёные Нового Вавилона?»

Когда измотанная, она, наконец, возвращается в лагерь, солнце уже переваливает за западную стену и лагерь накрывает долгожданная, приносящая прохладу тень. В полутёмной хижине никого, пара наполненных до краёв вёдер сиротливо стоят у входа, дожидаясь её прихода. И она долго и тщательно трёт себя мокрым куском грубой ткани, раз за разом окуная ту в нагретую за день воду.

Когда на пороге появляется Рука, Тилия первая подаёт голос, кивком головы указывая в сторону клинка, металл которого хищно поблёскивает на заправленной чёрной шкурой лежанке:

– Я принесла твоему другу его оружие.

На обратном пути у неё было достаточно времени, чтобы убедиться, что идеально-ровные заточенные края лезвия, способны рассечь не только кожу, мышцы и сухожилия, но даже при желании разрубить кость. Отсутствие накладок на плоском металле рукоятки и лёгкость, могло значить только одно: это оружие использовалось лишь для метания.

Тилия ждёт, что Рука начнёт отрицать выдвинутое ею предположение в дружбе с убийцей эука, но та лишь рассеяно кивает, думая о чём-то своём.

– Как Като? – вновь обращается она к мельтешащей перед глазами гоминидке, со стоном удовлетворения, наконец, растягиваясь на своей лежанке. И только услышав имя мальчика, та выходит из задумчивости.

– Лучше. Галия ему что-то дала, чтобы он пока не просыпался и не чувствовал боли. Его сильно приложили по голове, и она говорит, что это самое плохое.

– Он обязательно поправиться, – успокаивает её Тилия, видя подавленное состояние собеседницы. – У Галии золотые руки, она обязательно поставит его на ноги.

– Я вот всё думаю о сестре… Что, если она вот так же ворует еду и расплачивается за это?

– Может всё не так плохо?

– Не будь идиоткой, Бледная! – отмахивается Рука, тяжело опускаясь на свою лежанку напротив. – Вспомни хотя бы того пожирателя с заточенными зубами.

– Раньше таких называли каннибалами, – задумчиво отзывается Тилия, вспоминая острозубого, от одной мысли о котором её передёргивает.

– В Гнезде полно тех, кому надоели крысы и змеи, но с таким я ещё не сталкивалась. Думаешь, этот вешал себе на шею чужие клыки просто так? Точно тебе говорю. Он пожиратель! Знаешь, что про таких говорят те, кто приходит из других городов? Что пожиратели ничего кроме человеческого мяса в жизни не ели! С самого детства они только и делают, что жрут друг друга, – огромные глаза гоминидки горят от возбуждения. – А ещё есть Таны. Поверь на слово, в Гнезде я видела, на что они способны. Всё, что их волнует, это как набить пустое брюхо и дожить до нового дня, когда они смогут снова рыться по помойкам в поисках объедков с Термитника. Они убивают друг друга, если чуют угрозу, разрывают плоть голыми руками. А теперь представь, что за барьером живут все эти твари. Моей сестре просто неоткуда ждать помощи.

– Ну и что же ты предлагаешь? – смотрит на гоминидку Тилия, с тяжёлым вздохом принимая вертикальное положение в ожидании продолжения. Она уже поняла, что этот разговор Рука начала не просто так.

– Ты ведь хочешь выбраться? Вернуться домой, к родителям? – смотрит на Тилию гоминидка и дождавшись, когда та кивнёт, с жаром продолжает. – Я говорила с Варой, она даже слушать не хочет о том, чтобы кто-то ещё, кроме тебя и Като был способен перейти барьер. Она и её подручные скорее прирежут и тебя, и меня, чем выдадут кому-то эту тайну.

С этим Тилия была полностью согласна. Она с дрожью вспоминает недавние слова тощей лидерши. И дело тут не только в опасениях за целостность лагеря, и вполне реальную угрозу со стороны других племён, вроде тех, откуда Като, каннибал или Таны. Дело во власти, которой была наделена Вара. Она была лидером! Но стоит только убрать все барьеры, и гоминиды захотят свободы и, не задумываясь, разбегутся кто куда, в попытке отыскать лучшее место, лучшую жизнь. И начнётся хаос!

– Ты, Бледная, здесь всё равно долго не протянешь, – подтверждает её невесёлые мысли Рука. Если она решила уйти, то так и сделает, а без покровительства этой воительницы ей придётся совсем туго. Местные уважают и боятся эту однорукую облучённую, может даже больше чем Вару и остаться сейчас без её поддержки равносильно самоубийству. – Сама должна понимать, ты здесь чужая, но, если поможешь мне избавиться от этой чёртовой штуковины у меня в шее, я помогу тебе выбраться.

– Но ведь из Долины нет выхода? – пытаясь в полумраке разглядеть лицо своей собеседницы и понять, говорит та серьёзно или это очередная проверка, поддаётся вперёд Тилия.

– Это тебе Вара сказала? – фыркает Рука, поднимаясь со своего места прилаживая ко входу перегородку, словно их кто-то мог услышать, и ловко орудуя огнивом и кремнем, поджигает огарок свечи. – Слушай её больше! Выход есть.

– А как же Като?

На какое-то время в хижине воцаряется тишина, и лишь маленькая свеча тихо потрескивает на полке, разбавляя полумрак.

– Его сейчас нельзя трогать, – отзывается Рука, снова садясь на свою лежанку и вытягивая повреждённую ногу, – а теперь, когда с твоей помощью я могу перейти барьер, я не могу ждать, пока он поправиться. Вара знает, как я хочу найти сестру, поэтому-то у нас и нет времени на долгие сборы, нужно уходить на рассвете, иначе она всё поймёт и тогда ни тебе, ни мне уже ничто не поможет. Ну как ты со мной?

Тилия ещё какое-то время сидит молча, обдумывая предложение гоминидки. Ей бы радоваться – наконец, её мечта может сбыться! Впервые с тех самых пор как она оказалась здесь, у неё появился шанс убраться из лагеря, из Долины, и вернуться домой.