Текст книги "Тригон. Изгнанная (СИ)"

Автор книги: Ольга Дэкаэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Тилия переводит взгляд на шкуру, аккуратно-разложенную для ночлега месте, уже зная, что ничего не найдёт – никаких прорех или отметин, лишь идеально-чёрное, лоснящееся полотно из нескольких частей, соединённых вместе почти невидимыми глазу швами. Тот, кто это сделал, в совершенстве владели иглой.

– Я слышала, что в Пекле есть те, кто не переносит солнечного света, – вспоминает она рассказы отца, вплотную приближаясь к костру и грея озябшие руки.

– Да, и таких много. Целые семьи, которые всё время прячутся под одеждами и выбираются из своих домов только по ночам. Но никто из них долго не живёт. Совет не слишком-то заботится о тех, кого когда-то изгнал.

Представить насколько нелегко приходилось тем, кто вынужден был жить в Пекле, не трудно. Ещё с детства Тилия усвоила, что чем дальше ты находишься от стен Башни, тем невыносимее условия жизни.

– Когда мою семью только отправили вниз, – продолжает вспоминать Рон, – я часто не мог заснуть по ночам. Лежал, уставившись в потолок и слушал, как Порфы выползают из своих нор и делаю всё то, что остальные делают при свете дня. Это был их образ жизни.

– Если этим недугом страдают целые семьи, значит, эта болезнь передаётся по наследству, – приходит Тилия к неутешительному выводу.

– Как и большая часть того, чем болеют жители Гнезда. Ты знала, что оно, как и Башня, многослойное? Только в Гнезде, в отличие от уровней, кольца. В пределах каждого живёт своя раса облучённых, – говоря это, он поднимает с земли тонкий прутик и, опустившись на корточки, рисует на земле круг, затем ещё один, и так по нарастающей. – В Термитнике есть уровни мусорщиков, строителей, карателей, а в наружном городе, например, раса Танов или Порфов. И ты обязан жить там, куда тебя и твою семью изначально определили власти. Заходить на чужую землю можно только в особых случаях.

– Ну, а если кто-то всё же оказался на чужой территории… маленькие дети, например? – спрашивает Тилия, вспоминая недавний рассказ Руки.

– Как вы учите законы Вавилона, так каждый ребёнок Гнезда обязан знать границы земель, в которых он был рождён. Ещё есть День Омовения. Это день, когда каждый может отправиться за водой на площадь или на Блошиный рынок.

Тилия слушает, затаив дыхание. Кольца, расы, правила, поклонения одним Хранителям стихий… На этом сходство двух городов, соединённых в общую колонию и прозванную Новым Вавилоном, заканчивалось. Если в Башне люди занимали определённый уровень по своей ценности для колонии и общества, то в наружном городе было всё иначе. Одно кольцо – одна общая неизлечимая болезнь.

– Я знаю, что в Яме не принято лезть с вопросами… – осторожно начинает Тилия, но тут же осекается, видя, как широкие плечи друга напрягаются.

– Хочешь знать причину, по которой каратели вышвырнули мою семью из Термитника? – горько усмехается Рон, и, переходя к следующей куче хвороста, поджигает очередной костёр. И только когда их постепенно начинает окружать кольцо из огня, задумка друга детства становиться ясна. Огонь – единственная защита от Витилиго на предстоящую ночь.

– Хочу, – признаётся Тилия, чувствуя неловкость от его пристального взгляда. На какое-то время вокруг воцаряется тишина и только слышно, как трещат сухие ветки, пожираемые разгорающимся пламенем.

– Ты права, Ти, это не твоё дело, – наконец произносит Рон, возвращаясь к прерванному занятию, оставляя её отчитывать себя за несдержанность и в одиночестве зализывать душевные раны.

Зачем она вообще подняла эту тему? Влезла со своими вопросами. Надеялась, что он вот так просто откроется ей, расскажет, как жил последние годы? Она и так знала ответ.

Когда вдалеке, наконец, появляется знакомая фигура, вокруг уже совсем темно. Две небольшие уже освежёванные тушки, привязанные к поясу однорукой гоминидки, медленно раскачиваются в такт её движениям. Тилия рада уже тому, что сегодня они хотя бы не останутся голодными: еды, что предусмотрительно взяла с собой Рука, и которую не смогли присвоить сородичи Рона, становилось всё меньше и это вызывало тревогу.

Хотя Тилия и обещала, что с мясом для неё покончено, время от времени сжимающийся от голода желудок, диктовал свою волю, и последние двенадцать часов казалось, что она способна проглотить целиком жаренную полевую мышь или даже змею.

Но стоит только разглядеть того, кто вышагивает за спиной гоминидки, как её бросает в жар.

«Неужели Рука была права, и он не бросал нас?» – бьётся в мозгу единственная мысль, когда поражённая своим неожиданным открытием, Тилия краем глаза замечает, как Рон оставляет своё занятие и медленно выпрямляется. Его сильные пальцы тут же угрожающе смыкаются на огромном тесаке, покоившимся на поясе. Не дожидаясь того, что могло бы произойти между этими двумя, Тилия торопливо делает несколько шагов и, повернувшись лицом к другу детства, словно шитом встаёт между ним и приближающейся парочкой.

– Ну и что всё это значит? – сдвинув тёмные брови, хмуро обращается он к Тилии, не отводя настороженного взгляда от нежданного гостя.

– Никакой больше крови… – с твёрдой решимостью отзывается Тилия, лишь на миг бросая взгляд через плечо и встречаясь глазами с ледяным взглядом изгнанника, надеясь при этом, что голос её звучит твёрдо. – Он с нами.

Глава 17

– Значит, с самого начала вас было трое?

– Да, – сидя на земле и грея озябшие руки у костра, устало отзывается Тилия. С каждой минутой становиться всё холоднее, и она с тоской смотрит на разложенную на земле шкуру, мечтая поскорее отправиться спать. Но остатки хорошего воспитания не позволяют ей бросить друга детства, который всё никак не может до конца удовлетворить своё любопытство. За последний час Рон только и делал, что задавал вопросы. Кто? Что? Зачем?

К тому же аромат жарившегося на костре заячьего мяса, заставляет её желудок предательски урчать.

– Ты хорошо его знаешь? – задаёт он очередной вопрос, с подозрительностью поглядывая на занятого приготовлением пищи изгнанника. А ведь совсем недавно однорукую гоминидку интересовало то же самое.

– Нет, – признаётся Тилия и тут же уточняет, – но Рука за него поручилась.

При упоминании их спутницы Рон морщиться, словно от зубной боли. Рука тоже не в восторге от их неожиданно появившегося провожатого, но предусмотрительно помалкивала. Было ясно как день, что эти двое никогда не поладит.

«Может они из враждующих рас?» – гадает Тилия, оценивающе разглядывая троицу, занятую каждый своим делом, и выискивая отличия.

Она смело отбрасывает тех, кто с рождения боялся солнечного света. Скорее уж это её можно было бы отнести к тем самым Порфам. Взять хотя бы её чувствительность к солнечным лучам. Дело конечно не в передающихся по наследству недугах, просто она всю жизнь прожила взаперти, и её белоснежная кожа ещё не раз слезет, прежде чем сможет адаптироваться к таким резким переменам.

В расу Танов они тоже вряд ли годятся: вся троица вполне сносно изъясняется, да и передвигаются на двух ногах, хотя она до сих пор с трудом представляет себе гоминида, ползающего на четвереньках, словно животное, да к тому же не способного говорить.

А вот их язык жестов Тилию восхищал!

Раньше её нисколько не заботило то, чем живут облучённые у подножья Башни. Сидя у окна, год за годом она была лишь сторонним наблюдателем, не способным понять насколько плохо живётся гоминидам, воспринимала ту часть колонии, как нечто далёкое, несущественное, то, что никогда её не коснётся. Как же она ошибалась! Её швырнули в этот чуждый ей мир и тем самым лишили превосходства. Даже её кожа, с каждым прожитым под открытым небом днём, становилась такой же, как у тех, кого она с подачи властей всегда считала нижней ступенью эволюции.

– Почему мы просто не можем оставить этих двоих, и не двинуться дальше? – вторгаясь в её мысли, раздаётся совсем рядом тихий голос Рона.

– А ты знаешь дорогу? – вырванная из размышлений, Тилия переводит на него удивлённый взгляд.

После появления изгнанника с её другом детства произошли разительные изменения: он стал раздражительным. Даже свою долю, что причиталась ему от двух зажаренных тушек, которую, как выяснилось позже, добыла вовсе не Рука, Рон брать наотрез отказался, объяснив это тем, что его собственных запасов вполне хватит на то, чтобы продержаться не один день. Тилия же с благодарностью приняла от Руки подрумянившееся заднее бедро, с наслаждением вгрызаясь в нежную мякоть зубами и, к своему ужасу, на манер гоминидов утирая рот рукавом рубашки.

– Чего тут знать. Иди вперёд, пока не упрёшься в место, где смыкаются стены, – пожимает Рон широкими плечами, нарочито медленно, со скрежетом проводя камнем по острому краю своего устрашающего тесака, и время от времени с вызовом бросая непримиримые взгляды в сторону Кира. Видел бы он, как изгнанник расправился с его сородичем на том барьере, возможно не пытался бы так по-детски доказать своё превосходство. – А дальше Клоака.

Едва только он произносит последнее слово, как Тилию передёргивает. Она до сих пор с содроганием вспоминает слова Старика о чудовищах, скрывающихся в подземном мире Долины. Стоило только колдуну произнести то предостережение и тревожное чувство, что засело где-то глубоко внутри, уже не отпускало.

– Разве вчетвером у нас не больше шансов выжить?

– Ты сама только что сказала, что он испарился, как только Шрам с людьми появился возле стены. Кто даст гарантию, что он не исчезнет, когда впереди замаячит новая угроза?

– Если честно, мне всё равно исчезнет он или нет, но я не могу прогнать его. Он спас мне жизнь, – с нарастающим раздражением отзывается Тилия, после чего на мгновение замолкает. – И ещё он спас жизнь одному мальчику с вашей земли.

– Что ещё за мальчишка? – вскидывает Рон на неё вопросительный взгляд и его тёмные брови выстраиваются в прямую линию.

– Его зовут Като. Он называет себя Заячьей Лапкой, – поясняет она, переводя встревоженный взгляд на пляшущее в едином танце неистовое пламя, с жадностью голодного зверя, расправляющегося с собранным ими хворостом. Если так пойдёт и дальше, она вряд ли дотянут до утра.

– Он тоже добывал яйца, как тот мальчик, что сорвался, ведь так? Ему было плохо у вас, Рон… очень плохо. А ваш Старик, судя по виду малыша, был просто извергом, – подводит итог Тилия, чувство обречённости и животный страх за жизнь мальчика ещё свежи в её памяти.

– Ти, посмотри мне в глаза и скажи, что это не вы его убили? – чуть подавшись вперёд, просит Рон, в тёмных глазах которого плещутся отблески десятка костров за её спиной. Тилию поражает то, что её друга больше интересует мёртвый Старик, а не судьба маленького мальчика, ещё недавно жившего вместе с ним в одном лагере.

– Нет, это были не мы, – нехотя признаётся она. – Но, поверь, нам очень бы этого хотелось. Достаточно было взглянуть на Като, истощённого, вечно голодного, искусанного паразитами. А после того, как я увидела, что им приходиться делать, чтобы выжить…

Тилия не договаривает, в горле начинает предательски першить.

– Значит там, куда тебя сбросили каратели, с детьми обращались лучше? – отложив в сторону своё оружие, с усмешкой обращается к ней Рон, но взгляд готов заморозить любого. – Не посылают добывать пропитание, не учат выживать… Но ты всё ещё Тилия из Башни! Девчонка с третьего уровня! Та, которая всегда спала в своей тёплой кровати, ходила в чистой одежде и ела за столом. Ты даже сейчас спишь не на земле, – он кивком головы указывает на шкуру, разложенную в ожидании своей хозяйки. – Ты очень мало знаешь о том, как выжить в этой Яме, Ти.

Его слова и тон больно ранят, хотя её имя он всё так же произносит с теплотой в голосе. Она уже открывает рот, чтобы возразить, сказать, что уже достаточно видела в этой самой Яме, узнала об этом месте достаточно, и запачкалась кровью, и список её жертв с каждым днём становился всё длиннее, но слова застревают в горле.

Тилия пытается задушить в себе вину и оправдать себя за совершённые убийства, но лица тех двоих преследуют: бездыханный каннибал с колом в окровавленной глазнице, и гоминидка, не сумевшая своим мастерством победить хитрость и накопленные за восемнадцать лет знания. Только сейчас она вспоминает, что вчера был её день рождения. И ей стоит огромных усилий постоянно переключать свои мысли на что-то другое, чтобы не думать… не вспоминать. И даже боль в ногах кажется спасением, потому что она не даёт окунуться с головой в тот ужас, что безгранично владеет ею на протяжении долгих девяти дней.

Но вдруг она осознаёт, что не может произнести этих слов. Не может раскрыть правды: боится, что он осудит её, Тилию, выращенную в тепличных условиях, начнёт презирать. Она ещё надеется, что в Роне осталось что-то от того прежнего мальчика, но чем больше узнаёт о его жизни за стенами Башни, тем отчётливее понимает, какая пропасть их разделяет.

– Като говорил ещё про одного человека…

– И что, он тоже в твоём списке? – усмехается Рон, удобнее устраиваясь на земле, чтобы поспать.

Тилия какое-то время лишь задумчиво смотрит на огонь. Её друг детства прав. Ей никогда не стать такой, как они. Она никогда не сможет вот так просто растянуться на голой поверхности с полчищами насекомых и наслаждаться вечером, при этом не думая о сожжённых на поминальных кострах гоминидах, и при этом за обе щёки уплетать жареного зайца. С такой лёгкостью, без единой жалобы, преодолевать огромные расстояния и радоваться крохотному глотку воды в конце дня. Но к её удивлению, облучённые не просто выживали, они находили в этих мелочах радость. Даже Като выглядел счастливым, когда ему приносили еду и воду.

– Он называл своего мучителя правой рукой Старика, – наконец решается она, вглядываясь в мужественное лицо, освещаемое десятком костров, и надеясь, что что-то мелькнёт, но выражение остаётся прежним.

– Никогда не слышал. Мало ли что может сочинить напуганный мальчишка, – безразлично пожимает он плечами и добавляет, давая понять, что разговор окончен. – Пока есть возможность, советую поспать.

Тилия ещё какое-то время сидит, уставившись в темноту за огненной преградой, обдумывая то, что только что услышала или вернее то, чего не услышала. Правды! Не нужно быть гением, чтобы понять, что кто-то из них лжёт: либо Като, либо Рон. Зачем врать маленькому мальчику, она не представляла.

«А может мне просто мерещиться заговор вокруг? Может, он, и правда не знает, кто это такой?» – думает Тилия, прислушиваясь к треску сухих веток, и так ничего не решив для себя, следует совету друга. Сон то единственное, что сможет прогнать усталость и хоть на время притупить боль в теле. Но перед этим нужно стянуть с себя проклятые ботинки, так чтобы не оставить на них всю свою кожу, а это кажется невыполнимым. И она ещё пару минут оттягивает этот болезненный момент, понимая, что это её просто доконает.

Когда ненавистные ботинки всё же отставлены в сторону, а горевшие пламенем ноги, наконец, получают долгожданную свободу, она, укутавшись в шкуры, ещё долго лежит без сна. Слова Рона всё никак не идут из головы. Сколько не пытается Тилия убедить себя в обратном, вывод напрашивается сам собой: они стали чужими друг другу. От жителя Башни в Дороне не осталось ровным счётом ничего. Он не стал противиться тому, что Пекло завладело не только его телом, но и душой… он смирился.

«Тогда зачем пошёл со мной?» – гадает она, когда вдалеке неожиданно раздаётся жуткий рёв, словно предсмертный кличь раненого животного. Такое она уже слышала раньше.

– Что это? – приподнимаясь на локте, настороженным шёпотом спрашивает Тилия, ни к кому конкретно не обращаясь. Холодный воздух тут же продирает до костей, заставляя снова юркнуть в спасительное тепло витилигских шкур. Ей никогда не привыкнуть к таким резким сменам температуры, для этого нужно родиться в Пекле.

– Это Таны трубят в рог, – поясняет Рон, как ни в чём не бывало, переворачиваясь на другой бок. – Так они дают сигнал Витилиго, что наступила ночь и можно начинать охоту. Отдохни немного, они нас не достанут.

Но когда спустя всего лишь несколько минут рядом раздаётся тихое утробное рычание, сон с Тилии, как ветром сдувает.

Ничего более жуткого она в жизни не слышала!

«Может у меня слуховые галлюцинации?» – с надеждой думает она, до рези в глазах вглядываясь во мрак за высокой стеной огня. Но когда взгляд натыкается на полные тревоги и без того огромные глаза Руки, понимает, что слух её не подвёл: их выследили, окружили, загнали в угол. Витилиго всё же явились за ними. Дрожь пробегает по телу Тилии, когда совсем близко раздаётся протяжный вой хищного животного, а затем ещё одного, пока всё это не сливается в один жуткий, звериный зов.

«Сколько же их там?» – гадает Тилия, покрываясь липким потом и прижимая к груди кулак, с зажатым между пальцами клинком. От её оружия мало толку, но так спокойнее.

– Не дёргайтесь, – раздаётся совсем рядом приглушённый воем голос Рона. Ещё секундой ранее мирно дремавший, он теперь сидит на земле, нарочито медленно беря в руки своё оружие, на фоне которого её нож выглядит просто игрушечным. – Они реагируют на резкие движения. Не вставайте и следите, чтобы костры не погасли, иначе нам конец.

– Рано или поздно они догорят… – стараясь перекричать вой своры, отзывается Рука. – А что потом? Мы все понимаем, что до восхода солнца нам не хватит дров.

– Придётся рискнуть. Эти твари боятся огня. Каждый возьмёт по факелу… Псы не станут нападать.

Тилии очень хочется верить словам друга, но то, что твориться за огненной преградой, пугает настолько, что кажется, им нет спасения. Она медленно выбирается из своего мехового кокона и, зажав уши руками, чтобы хоть как-то заглушить дружный вой диких псов, вглядывается в темноту поверх языков пламени. И видит звёзды. Так ей кажется в первый момент, пока не вспоминает, что она в Долине и вокруг лишь стены.

– Сколько же их там? – голос срывается, когда Тилия медленно обводит глазами округу, а ярко-жёлтые точки тем временем пристально следят из темноты за каждым её движением.

– Не меньше сотни, – впервые со времени появления изгнанника, она слышит его спокойный голос. – Может и больше.

Следующие несколько часов проходят в тягостном ожидании. Время тянется слишком медленно и Тилия мысленно подгоняет его, то и дело, запрокидывая голову, в надежде приблизить рассвет. Но небо по-прежнему непроглядно-чёрное. Время от времени слышны повизгивания, словно свора не может поделить между собой ещё не убитую добычу и вступает в постоянные перепалки друг с другом, но как только вдалеке раздаётся тихое, словно предупреждение, рычание, всё тут же прекращается.

– Вожак стаи, – ни к кому конкретно не обращаясь, подаёт голос изгнанник. Он сидит чуть поодаль, скрестив длинные ноги, а его лёгкий клинок без рукоятки с глухим стуком снова и снова опускается на носок ботинка, словно отсчитывая секунды.

– Может им надоест, и они уберутся прочь? – неуверенно спрашивает Тилия, зябко кутаясь в тёплые шкуры.

– Ты бы отказалась от сочного куска мяса, только потому, что приходиться ждать? – бросает на неё насмешливый взгляд Рон, подбрасывая в огонь ещё дров. – Мы их единственная цель на эту ночь. Они не сдвинуться с места пока не взойдёт солнце или пока не погаснет один из костров и в нашей защите не появится брешь.

– Не жалеешь, что пошёл с нами? – чтобы хоть как-то отвлечься, обращается она к Рону и тот к её удивлению расплывается в улыбке, так напоминающей улыбку того восьмилетнего мальчика.

– Эй, Ти, рано ты о смерти думаешь! – тут же подбадривает он, протягивая руку и нежно стискивая её подбородок. Его пальцы, в отличие от её собственных, невероятно тёплые. – Что я зря вытаскивал тебя? У нас ещё куча дров, да и оружия хватает. Скоро рассветёт, и мы двинем дальше.

– Мы все здесь знаем, что костры погаснут раньше…

– И это говорит та, которая прикончила соперницу на арене голыми руками?

– Я не выиграла бы тот бой, не знай я про яд, – отзывается она, с неохотой вспоминая вчерашний день.

– Плевать на то, как ты победила! Думаешь, борьба – это только правила и законы? На войне все средства хороши. Даже сейчас Таны играют нечестно, отсиживаясь в своих пещерах, пока их псы выслеживают добычу. Но поверь мне на слово, пировать они станут вместе!

– Если ты так пытаешься меня воодушевить, у тебя плохо получается, – отшучивается Тилия, но на душе гадко. Рон даже бровью не повёл, когда она упомянула о яде, а значит, все его слова о чудесной способности пересекать барьер без угрозы для жизни изначально были ложью. Он прекрасно знал, что нужно сделать, чтобы избавиться от невидимых глазу кандалов, которыми их сковали каратели. Тилия переводит взгляд на однорукую гоминидку и, встретившись с ней глазами, понимает, что та тоже заметила эту оплошность.

– Зато ты несколько раз подумаешь, прежде чем опускать руки, – парирует Рон, игриво щёлкая пальцем по кончику её замёрзшего носа.

Ему даже в голову не может прийти, какая неразбериха твориться сейчас в её голове. В Башне до наступления совершеннолетия запрещались любые телесные контакты и ни один представитель противоположного пола не прикасался к ней, не считая объятий отца перед Посвящением, постоянных потасовок с братом, порой доходящих до драк и железных тисков изгнанника, в тот день, когда чуть не погиб Заячья Лапка. Но вряд ли то, что произошло между ними на барьере, можно расценить, как проявление интереса по отношению к ней. Эта был поединок, из которого она вышла победителем и только.

Что бы Рон не говорил, а она рада, что не позволила изгнать Кира. Присутствие ещё одного человека в их компании успокаивало. Она уже видела, на что способен изгнанник, а лишняя пара рук, способная держать оружие, сейчас не помешает.

И тут только Тилия ловит себя на мысли, что назвала изгнанника человеком. Когда же она перестала делить гоминидов и людей? Все они для неё стали чем-то большим, чем просто облучёнными. У большинства есть пара рук и ног, многие здраво мыслят, что даже у башенцев не всегда получается. Да у некоторых есть изъяны, как у Руки или Вары, делающие их неполноценными, уродующие правильные черты или тела. Но они разумны! Они думают, рассуждают, любят, боятся…

Тилия бросает мимолётный взгляд на друга детства и что-то внутри неё переворачивается. Возможно, это он помог ей избавиться от предрассудков, которыми уже не одно столетие были напичканы все без исключения жители внутреннего города. Каждый имеет право на лучшую жизнь и не Совету решать, кому жить в тепличных условиях Башни, а кому умирать на грязных улицах Пекла.

Когда запасы дров практически на исходе и огонь начинает захлёбываться, ночь, наконец, начинает сдавать свои позиции. Едва тьма рассеивается, сердце Тилии обрывается. Витилиго действительно сотни! Огромные чёрные тела в беспорядке лежат вокруг их стоянки, в ожидании добычи. В первый момент кажется, что псы спят, но, когда она различает светящиеся жёлтые точки на белесых приплюснутых мордах, понимает, что ошиблась. Витилиго выжидают подходящего момента, чтобы напасть, ждут, когда исчезнет их непреодолимый враг. Огонь!

– Бледная, тебе лучше поторопиться, – подаёт голос Рука, то и дело поглядывая на угасающий огненный барьер и торопливо упаковывая свой мешок. – Надевай ботинки и готовься бежать.

– Ты шутишь? – Тилия окидывая взглядом чернеющее море из собачьих тел, – Да там наступить некуда! При всём желании мы не продвинемся и на сотню шагов.

– Но попробовать стоит! – подмигивает гоминидка, пытаясь её приободрить. – Ты забыла? Меня ждёт сестра, и этим мохнатым тварям я просто так не дамся. Готова ещё на один бой?

Тилии остаётся только обречённо кивнуть в ответ. Ещё никогда ей не было так страшно. Но она уже один раз подвела Руку, когда они чуть не оказались в клетке, больше такого не повториться, даже если это будет её последним днём. Трясущимися руками она берётся за ботинок, пытаясь, как можно безболезненнее натянуть его на ногу, до крови закусив губу, когда до неё доносится спокойный голос.

– Вот возьми, – перед лицом появляется уже знакомая рука с ворохом тряпок, а затем и сам изгнанник опускается перед ней на корточки. – Обмотай ноги, станет легче идти.

– Убери от неё руки! – тут же угрожающе рычит за его спиной Рон, отчего тело изгнанника тут же напрягается.

– Ты идиот! У неё ноги в кровь стёрты от этих ботинок! – сверкнув глазами в сторону Рона, бросает Кир, и без предупреждения хватает её чуть повыше лодыжки, ловко обматывая ступню мягким лоскутом. После чего глядя прямо в глаза Тилии, приказывает. – Пробуй!

Второй раз ей повторять не нужно. Она с горящим от смущения лицом и благодарная нависшим над их головами стенам за полумрак, суёт обмотанную ногу в ботинок, каждую секунду ожидая нового приступа нестерпимой боли, но её почти нет. Тилия от стыда прикусывает губу, ругая себя последними словами. Почему ей раньше не пришло в голову, что всего-то и нужно было с самого начала набить ботинки тряпками!

– Спасибо. Дальше я сама, – едва слышно благодарит она, а в голове полная неразбериха. Изгнанник молча кивает и отходит в сторону.

– Тебе придётся оставить всё лишнее, – спустя какое-то время слышит она напряжённый голос Рона, который видя её замешательство, кивком головы указывает на накидку.

– Даже не думай! Я лучше брошу всё остальное! – с вызовом отзывается Тилия, мысленно уже готовясь к перепалке, но тот лишь качает головой, словно лишний раз убеждаясь, что она ненормальная, раз готова рискнуть жизнью ради такой безделицы, как мех какой-то псины.

– Значит так! – поднимаясь с земли, обращается к остальным Рон, отчего псы, скалясь, тут же приходят в движение, начиная неистово метаться вдоль огненного барьера. – Нам нужно добраться до места, где сужаются стены. Где-то там должно быть озеро, а за ним оставшаяся часть Долины.

Сквозь предрассветную дымку тумана, Тилия смотрит по направлению, куда указывает друг детства, и сердце её обрывается: до предполагаемого места слишком далеко и придётся идти не один час.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спрашивает Рука, закидывая на плечо мешок и вынимая из правого ботинка свой охотничий нож.

– Старик рассказывал. А ещё говорил, что эти твари не заходят в воду. Там не их территория.

– Наши земли тоже не их территория, но они появляются каждую ночь, – с вызовом бросает Рука. – Может твой Старик ещё чего интересного рассказывал?

– Говорил, что на другом берегу живут ещё более страшные хищники, чем эти дикие твари.

– Пожиратели!

– Точно, – кивает Рон. – Двуногие, которые любят полакомиться не только крысами и ящерицами… У них заточенные зубы, которыми они рвут мясо своих жертв.

Услышав эти слова, Тилия вздрагивает и неосознанно потирает ещё не заживший шрам на руке.

«Огонь тогда нам уже не поможет, – с ужасом понимает она, вспоминая с каким трудом справилась всего лишь с одним из них. – А что будет, если таких там сотни?»

Не замечая бледности на её лице, даже не догадываясь, что ей уже довелось повстречаться с одним из пожирателей, Рон опускается на колено и шарит в своём огромном мешке. Тут же на землю ложатся верёвки, лоскуты плотной ткани, склянка с тягучей светло-коричневой жидкостью.

– Для чего всё это? – обращается она к Рону, наблюдая за его манипуляциями, и время от времени с тревогой поглядывая на почти затухающий огонь.

– Сделаем факелы. Должно помочь, – поясняет он, туго обматывая длинный лоскут ткани вокруг одного конца палки и фиксируя всё это конопляной верёвкой. – Это топливо с вертушки. Отлично горит. Только не советую держать над головой, а то без волос можно остаться. Да и ещё… До того момента, пока не взойдёт солнце, Витилиго не уберутся, поэтому никому не разбредаться, иначе они расправятся с нами поодиночке.

Стоит только ему произнести последние слова, как вокруг, словно по команде, один за другим начинают гаснуть костры.