Текст книги "Тригон. Изгнанная (СИ)"

Автор книги: Ольга Дэкаэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

Но стоит только сделать несколько осторожных шагов в сторону выжженной полосы, а за ней и вожделенного пролеска, как до её чуткого слуха долетает отдалённый звук голосов. Тилия застывает на месте, вглядываясь в густую растительность. У них непрошенные гости! Вряд ли это помощь, скорее уж новая угроза. И не раздумывая больше ни секунды, она разворачивается лицом к пролеску, всё ещё надеясь скрыться, и с опозданием понимает, что светловолосая не стала дожидаться появления незнакомцев и, опередив её, уже пустилась наутёк.

«Хитрая!» – восхищается смекалкой беглянки Тилия и, не теряя больше ни секунды, бросается следом. Высокая трава цепляется за ноги, мешая набрать нужную скорость, но она упрямо движется вперёд, чувствуя, как горячий ветер бьёт в лицо. Яркое солнце слепит глаза, а тяжесть в мышцах после долгого спуска по лестнице тут же напоминает о себе жжением и волнами судорог, но она только сильнее стискивает челюсти, всё ближе и ближе становясь к вожделенной цели.

Остаётся всего каких-то десять шагов, когда крики за спиной заставляют её слегка притормозить и бросить короткий взгляд через плечо. Меньше всего ей сейчас хочется, чтобы за ней начали погоню, но те, чьи голоса она слышит, лишь неистово размахивают руками.

«Значит, погони не будет», – с облегчением понимает Тилия и тут же замирает, словно врезавшись в невидимую преграду. Воздух с шумом вырывается из лёгких, сердце делает бешенный скачок и проваливается куда-то вниз живота.

Прямо на чёрной полосе, которая словно неразрывный толстый канат стягивает две могучие стены, удерживая их на своих местах и, к которой она так стремилась, неистово корчится гоминидка. Её жуткий крик, похожий на хрип раненного зверя, эхом разноситься по округе, спугивая с крон деревьев стайки шумных птиц. Не в силах пошевелиться Тилия в ужасе наблюдает за тем, как тонкие пальцы сводит судорогой, приоткрытый в агонии рот кривится, а налитые кровью глаза готовы вот-вот вылезти из орбит.

Выгибаясь дугой, тело светловолосой ещё какое-то время бьётся в жутких конвульсиях, пока не обмякает и не замирает окончательно, и только по прижатой к почерневшей земле щеке, изо рта тонкой струйкой стекает алая кровь. И только теперь до Тилии доходит жуткий смысл происходящего – облучённая умерла!

Не в силах отвести взгляд от искажённого лица, она так и стоит с прижатой ко рту ладонью, пока к горлу не подступает желчь и её не начинает рвать прямо на траву. Внутренности скручиваются тугим узлом, причиняя невыносимую боль, на глаза тут же выступают слёзы, словно оплакивая ту, что только что испустила дух прямо у её ног. Сделав пару глубоких вдохов и утерев рот рукавом, Тилия, наконец, разгибает спину. Она старается больше не смотреть на светловолосую, но жуткая картина упрямо стоит перед глазами.

Только что она впервые стала свидетелем чьей-то смерти!

«Что теперь делать? Куда бежать?» – спрашивает себя Тилия, и на неё накатывает такая усталость, что хочется пристроиться рядом с неподвижным телом прямо на мягком, зелёном ковре и, подложив руки под щёку, закрыть глаза и ни о чём не думать. А ещё лучше уснуть, чтобы не было больше этого кошмара. Но она знает, что это всего лишь реакция на стресс. Слабость. И Тилия делает глубокий вдох, пытаясь успокоить гулко колотящееся сердце, после чего оборачивается, чтобы выяснить, что происходит за её спиной.

Незнакомцев трое. И не остаётся никаких сомнений в том, что они облучены. Никакого оружия в их руках нет, ну, или, по крайней мере, со своего места она его не видит.

Один ковыляет, тяжело опираясь на палку, от чего его верхняя часть тела, словно помеченный радиацией маятник, раскачивается из стороны в сторону. Лицо и шишковатая голова, покрыты бледными струпьями и совсем свежими язвами.

Ещё один, подросток с торчащими в разные стороны рыжими, словно костры зимнего Пекла, свалявшимися волосами, потемневшей от загара кожей и на удивление яркими глазами, выглядит вполне здоровым. Он какое-то время с азартом наблюдает за застывшей в нерешительности Тилией, словно надеясь, что она последует примеру светловолосой, но, так и не дождавшись, теряет интерес и отворачивается.

Замыкает шествие женщина, хотя Тилия не уверена в возрасте облучённой. Нижняя часть лица гоминидки скрыта тёмным платком, небрежно накинутым на голову, так что видны лишь чуть раскосые глаза и иссиня-чёрные волосы над высокой линией лба. Она самая рослая среди своих спутников, но при этом невероятно худая. Из-под коротковатого, цвета земли балахона виднеются поношенные ботинки, похожие на те, что годами носят колонисты в Башне. Не торопясь она подходит к сети, в центре которой начинают приходить в себя малыши, и что-то тихо им говорит.

С облегчением осознав, что убивать её в ближайшее время никто не собирается, Тилия отворачивается от троицы и делает несколько осторожных шагов по направлению к бездыханному телу, гадая, что же всё-таки произошло? Глазами ищет рану или то, от чего светловолосая, как подкошенная свалилась замертво, но видимых повреждений нет, лишь кровавый след на щеке. Всё это очень похоже на внутреннее кровотечение, хотя она и не уверена.

И в тот самый момент, когда Тилия делает ещё один шаг, позади раздаётся предостерегающий окрик, гораздо ближе, чем хотелось бы:

– Сделаешь ещё шаг, умрёшь!

Чуть хрипловатый голос явно принадлежит тощей.

«Как она вообще так тихо подобралась ко мне?!» – напрягается всем телом Тилия, оборачиваясь и встречаясь взглядом с угольно-чёрными глазами, глядящими на неё с любопытством. Она ждёт, что от гоминидки будет разить, как из мусоросборника, но та приносит с собой лишь запах разогретой солнцем земли и слабый аромат горькой полыни: его то уж Тилия ни с чем не спутает. А одежда, показавшаяся издалека теми же обносками, что и у остальных, на деле оказывается чистой и почти без дыр – даже в Башне не каждый мог похвастаться таким богатством.

– Если хочешь жить, тебе лучше убраться подальше от барьера, – продолжает гоминидка, указывая невероятно длинным пальцем, скорее всего последствием какой-то мутации, на чернеющую полосу за спиной Тилии.

«Она совсем не удивлена!» – делает неожиданное открытие Тилия и, уже открыв рот, вдруг понимает, как пересохло в горле.

– Ты глухонемая? – приподняв угольные брови и чуть склонив голову на бок, спрашивает облучённая, с любопытством разглядывая гостью.

– Нет, – хрипло отзывается Тилия, чувствуя себя неуютно. Впервые в жизни она говорила с существом из наружного города.

– Значит, меня услышала, – удовлетворённо кивает тощая и разворачиваясь, быстро идёт обратно, где её ждут остальные.

– Барьер? – не выдерживает Тилия, начиная кое-что понимать. Ей ничего не остаётся, как последовать вслед за облучённой, полагая, что если эта тощая так печётся о её безопасности, значит, убивать её не собираются. По крайней мере, пока. – Так это он её убил!?

– И любого, кто решит пересечь черту, – незамедлительно следует исчерпывающий ответ, заставляя Тилию бросить хмурый взгляд через плечо, прослеживая путь полосы-убийцы.

«И как же тебя перейти?» – её мозг уже готов взорваться от обилия вопросов, но тон собеседницы останавливает, и она не решается заговорить первой.

– Ты ведь не из Гнезда? – снова слышит она слегка приглушённый и искажённый платком голос.

– Гнезда? – в замешательстве хмуриться Тилия, которой всё больше начинает казаться, что с ней говорят на другом языке. Слова знает, но, сколько не пытается, не может понять их смысла.

– Город вокруг Термитник, – тут же поясняет гоминидка, бросая взгляд через плечо, а после и вовсе останавливаясь, с интересом поглядывая на замершую перед ней Тилию. – Мы все помечены солнцем, а у тебя слишком бледная кожа. Такой в Гнезде ни у кого не найдёшь… Да и одёжка твоя получше будет, чем у любого из нас. Ты явно её не у перекупщиков на Блошином рынке выменяла.

Только теперь она начинает понимать, о чём идёт речь. Должно быть, Гнездом облучённые называют то место, которое жители Башни уже не одно столетие зовут Пеклом. А ведь и правда, если приглядеться, Пекло чем-то очень напоминает птичье гнездо, цветные картинки которого она не раз разглядывала в музее Первых Людей на втором уровне. За его тяжёлыми дверьми можно было найти много интересного. От чучел вымерших животных с пояснительными надписями-табличками, до редких экземпляров свода эдиктов, составленных ещё первыми поселенцами колонии. Но главным сокровищем было другое – Священная Книга Нового Вавилона, хранящаяся в стеклянном, герметичном саркофаге, до момента, когда она снова понадобится Совету.

«Если скажу, что прибыла сюда прямиком из Башни-Термитника, чем мне это грозит?» – тянет с ответом Тилия, всё больше нервничая под пристальным взглядом чуть раскосых глаз. Но собеседница, словно читает её мысли. Издав звук, похожий на смешок, хотя она до конца не уверена, не видя ничего кроме верхней части лица, тощая гоминидка успокаивающе добавляет:

– Не парься ты так. Все мы когда-то жили в Термитнике. Ну не мы, так наши предки. К тому же тебе этого не скрыть, слишком уж ты бледная и чистая. Да ещё эти волосы… А то, что ты оказалась здесь, можешь считать чистым невезением… Да, кстати, меня зовут Вара.

Тилия лишь молча кивает, пытаясь осмыслить всё то, что только что услышала. Сначала похищение карателями прямо в Башне – она уверена то, что случилось с ней сегодня, не могло быть сделано с согласия родителей, – после Пекло, с его жуткими обитателями. Но и на этом сюрпризы не закончились – барьер, который убивает, стоило подойти слишком близко, и первая увиденная ею смерть. Многовато событий для одного дня, а ведь судя по нависшему над головой раскалённому добела диску, сейчас немногим за полдень.

Когда гоминидка, теряет интерес к разговору и снова принимается вышагивать к остальным, Тилия не в силах сдержаться, указывая на оставшееся позади бездыханное тело:

– А как же она?

– Мы ей уже ничем не поможем, – безразлично пожимает плечами Вара, не удостаивая ни её, ни даже светловолосую даже мимолётным взглядом. – За ней придут позже.

– И что с ней будет? – не унимается Тилия, шагая за гоминидкой на безопасном, как ей кажется, расстоянии. Она не может больше сдерживать поток, рвущихся наружу, вопросов. А ведь так было всегда. Например, когда она пыталась что-то выудить из отца или матери. Мать с немым укором и страхом, засевшим в глубине зелёных глаз, называла это проклятием, из-за которого она когда-нибудь нарвётся на неприятности, отец всячески поощрял и говорил, что его дочь всего лишь любознательна.

– Сначала заберут всё ценное. Если, конечно, такое имеется… потом сожгут тело, – терпеливо объясняет гоминидка, поправляя выбившиеся из-под платка короткие, жёсткие пряди. – Таков закон.

– И кто же его придумал? – морщится Тилия, которую уже тошнило от этих установленных кем-то порядков. Неужели гоминиды до сих пор следовали обычаям и традициям Башни, выполняя те же объединённые в эдикты правила?

– Те, кто жил здесь до нас.

Больше Тилия ничего не успевает спросить, они подходят к остальным. Взгляды почти каждого направлены на неё, в них – удивление и недоумение. Словно поменялась с гоминидами местами. Она, вмиг ставшая изгоем и остальные – полноправные хозяева всего этого изумрудного великолепия. Даже в Пекле она была под защитой отца и милитарийцев, здесь же – сама по себе.

Всё, что ей остаётся – это на расстоянии наблюдать, как нетерпящим возражения тоном, не теряя времени, Вара начинает отдавать короткие распоряжения:

– Блоха, давай-ка дуй в лагерь. Расскажи, что у нас из девяти сброшенных одна мертвячка. Пусть пришлют сжигателей. А этих… – она на секунду замолкает, окидывает группу из семи притихших при её появлении гоминидов критическим взглядом, после чего брезгливо добавляет, – отправьте помыться. Девчонка пойдёт со мной.

Никто и не думает возражать. Рыжеволосый мальчишка, которого Вара назвала Блохой, с готовностью кивает и поспешно исчезает за колючим кустарником. Остальные, во главе с хромоногим, который, при ближайшем рассмотрении, оказывается ненамного старше самой Тилии, тоже покидают поляну. И вот уже спустя минуту она остаётся в компании лишь тощей гоминидки, которая, не таясь, разглядывает её, словно какое-то диковинное животное. Тилии становится не по себе под пытливым взглядом чёрных глаз и только чтобы нарушить повисшую вокруг тишину, она осторожно спрашивает:

– Ты когда-то тоже жила в Башне?

– С чего это ты решила?

– Такую обувь носят только башенцы, – поясняет Тилия, кивком головы указывая на ботинки из мягкой телячьей кожи, выглядывающие из-под балахона.

Вара в недоумении опускает взгляд на свои ноги, а потом медленно стягивает с головы тёмный платок и едва Тилия видит помеченное радиацией лицо собеседницы, как тут же появляется желание отвести взгляд. Лишь усилием воли сдерживает себя, понимая, что не в том положении, чтобы показывать свой страх, а тем более неприязнь.

Она уже видела такое раньше. Сегодня. Та несчастная женщина в Пекле, что держала на руках ребёнка, выглядела примерно так же. И вот перед ней стоит ещё одна жертва лучевой болезни: зияющая дыра вместо рта, словно звериный оскал, обнаживший часть зубов и дёсен. И только разглядев, как следует собеседницу, Тилия с опозданием понимает, почему речь гоминидки с самого начала показалась ей искажённой.

– Я в Термитнике никогда не бывала, – удовлетворённая произведённым эффектом, отзывается Вара и снова небрежно накидывает на голову платок, ловко оборачивая один конец вокруг нижней части лица и шеи. – Моих предков изгнали почти сразу, как только он был построен. Они стали одними из первых, кто поселился в Гнезде. С тех пор почти все рождались такими. Ну, а это… – тычет она себе под ноги, – мне досталось от мертвяка. Такого же, как та, что лежит сейчас на барьере. Здесь многие умирают в первый же день. Наложив в штаны, бегут прямо в ловушку и, как только пересекают чёрную полосу, падают замертво. У всех одно и то же: кровища хлещет изо рта, глаза вот-вот вывалятся… Не пропадать же вещам. Мертвякам они всё равно уже не пригодятся… – и чуть погодя добавляет, – Но ты не бойся, моя болезнь не заразная.

– Знаю, – вырывается у Тилии, перед глазами которой тут же появляется чёткая картинка того, как гоминидка стаскивает с чужих, обездвиженных барьером ног приглянувшиеся ей ботинки.

– И откуда же ты знаешь? – с любопытством бросает короткий взгляд на неё Вара, после чего по едва различимой взгляду узкой тропе снова устремляется вперёд.

Тилия уже открывает рот, чтобы объяснить, что её отец один из лучших врачей Башни, а точнее всей колонии, и что она за последние лет десять очень много прочла про то, каким стал новый мир, но что-то останавливает.

– Как-то нашла старую книжку с картинками… – как можно небрежнее отвечает она, следуя за Варой по пятам. Высокая трава убаюкивающе шелестит под ногами в такт их шагам. – Там ещё много чего было интересного.

– Я про такие слышала – отзывается Вара, бросая пытливый взгляд через плечо. – Значит, умеешь читать?

Тилия молча кивает, чувствуя себя при этом какой-то преступницей. От отца она знала, что больше половины жителей Пекла и алфавита-то не знали. Чтобы выжить им не нужно было не уметь ни читать, ни писать: там, где не хватало еды и воды, а иногда и крыши над головой, всё остальное за ненадобностью отходило на второй план.

– Как твоё имя?

– Тилия.

– Ну, тогда тебе совет не будущее, Тилия. Поменьше трепись о себе и никогда не спрашивай у таких, как мы, что за болячки нас мучают. Тут так не принято… Можно и по морде получить. Ясно?

– Ясно, – отзывается она, с облегчением понимая, что её только что приняли в ряды гоминидов, но тут же одёргивает себя. Если здесь живут облучённые, то почему она сама оказалась здесь? От одной только мысли, что и в её теле могли произойти необратимые мутации, по телу бегут мурашки.

– Со временем вникнешь, – обнадёживает её спутница, не сбавляя широкого шага, за которой едва поспевает Тилия. – Главные несколько правил. Первое: не лезь за барьер, если не хочешь сдохнуть раньше времени, – начинает загибать та свои длинные пальцы, приподняв вверх тонкую руку так, чтобы было видно идущей позади Тилии. – Второе: не приставай с расспросами… по той же причине. И третье: не выходи за пределы лагеря по ночам.

– А что будет, если не послушаюсь? – спрашивает Тилия просто из упрямства, вслед за гоминидкой обходя кусты, на которых растут те самые ягоды, что приглянулись ей ранее, и рука сама тянется к мелким, спелым плодам.

– Тогда от тебя даже обувки не останется, – бросает через плечо Вара, а в следующую секунду резко разворачивается и бьёт её по руке, отчего ягоды красными брызгами разлетаются в разные стороны, исчезая в сочной траве. – Совсем спятила!? Это волчеягодник. Он ядовитый! Иди, давай!

Говоря это, гоминидка толкает её в спину, отчего боль в правой лопатке вспыхивает с новой силой и Тилия уже не может сдержать вопль, услышав который Вара настороженно замирает.

– Дай-ка гляну, – грубовато обращается она к Тилии и бесцеремонно разворачивает её спиной к себе. Как бы не были неприятны прикосновения облучённой, сил протестовать уже не остаётся и она, прикусив губу, медленно стягивает верх комбинезона, стараясь не причинять себе ещё больших страданий, обнажает плечо.

– Я такое уже видела, – задумчиво тянет Вара, какое-то время разглядывая рану, после чего оставляет её в покое. Тилия морщась, с трудом снова натягивает одежду на покалеченную спину и когда грубая, хамповая ткань соприкасается с обожжённой кожей, на глазах тут же выступают слёзы. – Тебя клеймили.

От этих слов всё внутри неё обрывается. Тилия замирает. Кто-то оставил след на её коже, а она этого даже не помнит! Хотя задаваться вопросом, кто мог такое сотворить с ней, смысла нет и так всё ясно – милитарийцы. Они не только насильно выдернули её из привычного мира, но и оставили на ней свой отпечаток.

– Зачем? – сдавлено обращается она к Варе, чувствуя, как внутри медленно разгорается костёр ярости.

– Точно никто не знает. Некоторые, когда попадали сюда, имели похожие отметины. Первое время они болят и даже гноятся, но потом покрываются рубцами и человек уже не испытывает боли.

«Человек!» – тут же отмечает про себя Тилия, незаметно для гоминидки смахивая предательские слёзы и снова пускаясь в путь. Облучённая с обезображенным лицом зовёт таких же, как она – людьми. Ей придётся многое переосмыслить.

– Ты сказала некоторые, – цепляется Тилия за слова Вары, стараясь не отставать от попутчицы, хотя невыносимая жара и не стихающая боль в правой части спины, отнимают последние силы. – Такие отметины есть не у всех?

– Нет, – после недолгой паузы, всё же отзывается собеседница. – При мне в лагере таких было трое.

Слово «было» режет слух, отзываясь во рту привкусом горечи.

– И что означают такие метки на спинах?

– А кто его знает. Может, каратели пытаются сделать таких как ты, одними из нас. Видела когда-нибудь такое? – спрашивает гоминидка и задирает край подола своего балахона, обнажив почти до колена тощую ногу. Та покрыта бледно-розоватыми шрамами-насечками в виде змеи, изящными кольцами оплетающей голень своей хозяйки. – Песчаная эфа! Её яд убивает в считанные минуты.

– Это шрамирование! – не сводя восторженного взгляда с витиеватого узора, ошеломлённо шепчет Тилия. Она лишь слышала о подобных процедурах, которыми подвергали себя все без исключения жители Пекла. Если бы не знала, при каких обстоятельствах появилось на теле гоминидки это изображение, восхитилась бы мастером, что так правдоподобно изобразил на коже смертельно-опасную гадюку.

– Точно, – утвердительно кивает Вара и опускает подол. – Да и ещё кое-что… лучше никому не говори о своей метке.

Тилии остаётся лишь кивнуть, полностью сосредоточившись на дороге. Она так устала, что, кажется, вот-вот свалится под ближайшим ядовитым кустом, но облучённая всё идёт и идёт, хотя ничего кроме изумрудной стены из растений с петляющей между ними одинокой тропой впереди не видно.

– И долго ты здесь? – после продолжительного молчания снова обращается она к Варе, чтобы хоть как-то отвлечься от дурных мыслей.

– Больше тысячи дней. Но есть и те, что живут здесь ещё дольше. Хотя выжить в этом месте не так уж легко… особенно такой, как ты.

– И что же это за место?

Немного притормозив и поравнявшись с Тилией, тощая гоминидка произносит лишь одно короткое слово, чем буквально выбивает почву у неё из-под ног:

– Яма.