Текст книги "Подари себе рай"

Автор книги: Олег Бенюх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)

Сильвия вновь разрыдалась, закрыв лицо руками, вздрагивая всем телом. И как когда-то в Нью-Йорке, накануне отъезда Ивана, Элис обняла ее и заплакала вместе с ней.

– Я… я не пыта-лась по-позна-комиться с его же-ной… Машей, – сквозь рыдания всхлипывала Сильвия. – Только ви-дела на похоронах.

Элис знала об этом и ценила деликатность Сильвии. Знала она и о том, что Сергей тайно ото всех познакомил Алешу с Ивом. Алеше он сказал правду. Он был уверен, что Иван этого бы хотел. Тайно, потому что не желал осложнений в карьере Алеши, совершенно неизбежных в случае огласки сведений о его неожиданных родственниках за границей. Иву Сергей представил Алешу как своего племянника. Встретил мальчиков на своем трофейном «оппель-адмирале» у метро «Парк культуры» и в течение получаса уходил от «хвоста», виртуозно лавируя между машинами, чем приводил в восторг обоих пассажиров. Они принимали захватывающую дух гонку за демонстрацию обретенных лихим дядей Сережей в Америке навыков лихой езды. И Алеша, хорошо усвоивший правило: «если хочешь развязать язык, говори, не стесняясь ошибок», на своем слабеньком французском (это был его второй язык) прочитал Иву импровизированную лекцию о великом мастере русской прозы и о том, какой же русский не любит быстрой езды.

Маша о знакомстве мальчиков не знала. Алеша все понял и принял совет Сергея – нервы Маши и без того были на пределе.

Обнимая подругу, Элис думала о том, какой безжалостной может быть судьба. И как прекрасно и величественно на фоне жизненной трагедии выглядят чувства и этой француженки Сильвии, и этой русской Маши. Та и другая, без принуждения, по велению сердца, по зову инстинкта, выработанному миллионами поколений, – «Защити дитя свое!» – прошли через ужасы войны. И как факел, светящий при всех невзгодах, горестях, потерях, пронесли свою любовь к отцу своих детей – такую разную, такую трудную, такую горестно-счастливую. Элис закрыла глаза и внезапно ощутила, что ее окутала волна тепла и света: она увидела бескрайний летний цветущий луг, усеянный цветами. Здесь были и весенние, и летние, и осенние, и даже круглогодичные виды. Скрытные незабудки и застенчивые ландыши, страстные георгины и гордые розы, нежные орхидеи и незаметные лютики, заносчивые астры и строгие гладиолусы, шумливый ирис и ласковые анютины глазки, царственный лотос и смиренный подснежник – ковер был предельно пестрым и удивительно гармоничным. Миллионы запахов – пьянящих, сладостных, резко дурманящих, обволакивающих негой, сулящих неземную истому – переплетались, смешивались в воздухе. «Господи! – изумилась Элис. – Это же женская суть человечества. Прекрасная в своей извечной жертвенной готовности продолжения жизни и при всем нескончаемом личностном многообразии единая, как вселенская Великая Мать…»

– Полдвенадцатого?! – Элис легко поднялась, взяла сумочку. – Бегу, бегу. Засиделась. Как забавно говорят в России: «Дорогие гости! А не надоели ли вам хозяева?»

– Как-как? – Сильвия вытерла еще не просохшие слезы, засмеялась. – И правда, забавно. Сейчас я позвоню дежурному дипломату, он тебя отправит на посольской машине.

– Нет-нет! – запротестовала Элис. – Я отлично доберусь сама.

Она собиралась заехать к Сергею, и неизбежный «хвост» за машиной французского посольства был ей ни к чему. Конечно, на Лубянке прекрасно знают об их отношениях с Сергеем. Однако зачем лишний раз размахивать перед мордой быка красной тряпкой?

Метрах в тридцати от въезда в посольский двор Элис увидела одинокую «Победу» с глядевшим в ночную темь зеленым глазком.

– Свободны? – радуясь удаче, спросила она шофера.

Молодой парень молча ее разглядывал.

– Куда едем? – наконец спросил он.

– На Кировскую.

– Не доедем. Бензина в обрез до заправки дотянуть.

Элис посмотрела на пустынную Якиманку.

– Ладно, плачу, – сказала она, открывая дверцу и садясь на заднее сиденье. – Поехали за бензином, потом меня отвезете.

Шофер словно только и ждал этого. Машина рванула с места и помчалась к Крымскому мосту.

– Вы счетчик забыли включить, – подсказала, улыбаясь рассеянности шофера, Элис.

– Точно! – Он лихо щелкнул никелированным рычажком. Пояснил: – Это я на радостях, что холостого пробега не будет.

Миновали Зубовскую, Смоленскую.

– Где же ваша заправка? – поинтересовалась Элис. – У Белорусского?

– Нет, – возразил он. – Почти приехали. Щас.

Элис достала пачку «Кэмела», взяла сигарету, нашарила в сумочке зажигалку, но так и не закурила. Промелькнуло знакомое здание Союза писателей, машина с визгом свернула направо и уперлась в ворота в стене углового особняка.

– Здесь заправка?!

Ворота распахнулись, машина въехала в просторный двор. Шофер исчез. Дверцу распахнул высокий плечистый военный.

– В чем дело? – стараясь сохранять спокойствие, спросила Элис.

– Мисс Элис, доброй ночи! – Военный нагнулся, поднес зажженную спичку. – Вас ждут.

Машинально она прикурила. При свете, падавшем от лампочки над подъездом и из окон, разглядела: полковник, кант тот самый, темно-синий.

– В чем дело? – повторила она, придав своему тону жесткость. – Я гражданка Соединенных Штатов Америки и…

– Мы все знаем, – сделав упор на слове «все», сказал полковник, мягко, с открытой улыбкой.

– Меня зовут Автандил. Вам ничего и никто не угрожает. Наоборот, ждет интересный, доброжелательный разговор. Прошу вас следовать за мной.

Он прошел ко входу в особняк. Бросив сигарету, Элис последовала за ним. Входных дверей было три, за последней находилась небольшая, ярко освещенная комната. Пол покрыт линолеумом, голые стены, портрет Сталина – довоенный, во френче, без орденов. За конторкой сидел молодой офицер, резко вскочивший при появлении полковника и Элис. «Тот же кант, – отметила она про себя. – Меня что – арестовывают?» В ее сознании начинала закипать злость, которая в какой-то мере подавляла страх. Полковник галантно распахнул двустворчатую дверь, пропуская ее вперед, и, когда она прошла, остался в дежурной. Вторую комнату можно было назвать залом. Приглушенный свет струился из нескольких двупалых бра, свисавшая с потолка в центре овальная люстра мягко светилась изнутри тремя лампочками. В одном из углов приютился концертный «бекштейн». По дорогому персидскому ковру, покрывавшему весь пол, рассыпались два светленьких диванчика и полдюжины кресел – все французской работы девятнадцатого века. Контрастом гарнитуру выступал громоздкий секретер из черного дерева. Стены были затянуты фисташковым шелком, на нем тремя яркими пятнами выделялись полотна Сезанна, Моне и Гогена.

«Кто же может обитать в таком особняке в стране рабочих и крестьян?» – подумала Элис, осматриваясь и напряженно ожидая, что будет дальше. В доме стояла гнетущая тишина. Прошло несколько минут, ей стало казаться, что все происходящее – какой-то нелепый сон. Хотя, может, вовсе и не сон. Будучи натурой авантюрной, Элис всегда с тайным азартным интересом шла навстречу неизведанному. Ее воображению частенько рисовались захватывающие сюжеты. От посольских всезнающих экспертов она слышала, что вполне возможны новые офицерские заговоры. Группа антисталински настроенных высших командиров во главе с Тухачевским – довоенный неоспоримый факт, как бы его ни отрицали сторонники кремлевского тирана. Теперь, после того как советские победоносные армии побывали в Европе, не исключен «декабристский» рецидив. Благо, есть и обиженные, маршал Жуков к примеру. Что, если ее привезли именно в заговорщицкий центр? В случае их победы можно было бы выдать потрясающий «репортаж века»!

А может быть, ей решили показать один из полуподпольных салонов, созданных при молчаливом согласии властей? О таких хитроумных местах сборищ недовольных режимом (поэтов, писателей, художников, актеров, ученых), своеобразных клапанах «выпуска пара», которые конечно же находились под пристальным наблюдением, ей рассказывал Сергей.

«Однако дежурный при входе, и этот полковник, и их зловещие темно-синие канты… Если послушать интуицию, попала я в скверную историю. Впрочем, покойный Ванечка говорил, что интуиция только тогда верна, когда основывается на научных фактах. Хочу, чтобы это был сон. Ну, конечно, что же это еще, как не сон. – Элис закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов – постепенно на нее снизошло душевное умиротворение. – Как хорошо! – подумала она. – Сейчас я проснусь – и все это исчезнет, как бредовое наваждение».

И в то мгновение, когда сознание тешило себя якобы происходящей наяву, но при том совершенно очевидно иллюзорной фантасмагорией, раздались громкие мужские голоса. Невесть откуда выскочивший офицер проворно распахнул дальние, как она теперь поняла – центральные, двери, и в зал вошли двое. Первым был зрелый мужчина выше среднего роста, упитанный, с крупной головой на бычьей шее. Внушительный нос уверенно держал пенсне, сквозь толстые стекла весело глядели зоркие глаза. «Начальник тайной полиции собственной персоной», – констатировала про себя Элис, тотчас узнав неоднократно виденное на всевозможных фото лицо. Сердце ее екнуло, но она тут же зло приказала себе: «Дура, не сметь! Он именно этого и ждет – проявления твоего страха, твоей слабости. Ты же сильная, улыбайся!» Она улыбнулась – будто именно его, всесильного Лаврентия Павловича Берию, и ожидала здесь увидеть, будто встреча с ним была естественной и приятной. Вторым был уже знакомый ей полковник, назвавшийся Автандилом. «Только он почему-то и ростом стал ниже, и даже в плечах поуже», – с удивлением обнаружила Элис, продолжая улыбаться.

– Мисс Элис, – угодливо изогнувшись, объявил полковник. И, уловив едва заметный жест шефа, исчез неслышно за дверью дежурки.

– Как же, как же! – голос Берии звучал радушно, гостеприимно. – Давно мечтал познакомиться, с тех самых пор, как еще до войны в Тбилиси прочитал ваше интервью с Иосифом Виссарионовичем.

Он пошел через зал к Элис. Походка его была легкой и пружинистой, маршальские погоны играли золотыми искрами. Подойдя, протянул руку и долго держал ее пальцы в своих, усадил в кресло у низенького столика, сам сел напротив.

– Сейчас я угощу вас лучшим вином Кавказа! – Он трижды хлопнул в ладоши. Появился словно из-под земли человек в нарядной белой черкеске и красных чувяках. Берия, не глядя на него, что-то коротко сказал. На столике появились бурдюк, два серебряных кубка с замысловатым чернением, копченая баранина, козий сыр, козинаки.

– Родственники из моего родного села гостили, – пояснил он, ловко наливая вино из бурдюка в кубки. – Дары гор.

Понюхал вино, попробовал, поцокал: «Конец света!»

– Вы извините, что приходится встречаться таким необычным образом. Я не хотел, чтобы кто-нибудь знал о нашем разговоре.

Элис молчала вопрошающе.

– Даже ваш… – он прервал фразу, вновь посмаковал вино («Твиши – напиток древних царей!»), – Сергей.

«О-ля-ля! Что же может быть такого секретного в нашем разговоре? Такого, о чем не должен знать даже Сергей?»

– Я предлагаю тост, – Берия встал, одернул китель, высоко поднял бокал, – за то, что удивительно сочетается в вас, Алиса. Давайте я вас буду так называть. Это сочетание – ум и красота.

Элис сдержанно засмеялась, ее взгляд стал чуть-чуть теплее. «Ох, как мы, женщины, падки на похвалу! Что ж, и другие говорят, что у меня ума, может, и не палата, но он и не птичий. Красота – да, совсем не дурнушка. Однако чего от меня хочет товарищ Берия, хотела бы я знать. Ведь не комплименты расточать завлек он меня сюда своими полицейскими уловками. Наш Гувер, гитлеровский Гиммлер, этот Берия – у всех приемчики одни и те же, все одним миром мазаны».

– Такое счастливое сочетание редко встречается, – продолжал Берия. – Самый яркий пример – царица Тамара из нашей истории.

– Сколь великая в государственных делах, столь же жестокая и безжалостная. – Элис пригубила – вино и впрямь было отменным.

– Э, Алиса, ты же журналист-международник, – переходя на «ты», быстро заговорил Берия. Стал явственнее проступать его акцент, и Элис приходилось теперь напрягаться, чтобы понимать смысл его слов.

– Вершить с успехом государственные дела совсем без жестокости нельзя! – с пафосом произнес он. Снял пенсне, привычно протер стекла и продолжил: – Все ханства, царства, империи, построенные на сюсюкании, мягкотелости и заигрывании с чернью, где они? Канули в Лету, рассыпались в прах, испарились.

– А Япония Хирохито? А Италия Муссолини? А Германия Гитлера?

– Вот, умница! – обрадовался Берия. – Одной жестокости – очень верно! – мало. Еще нужен, обязательно нужен, ум. А этим шпендрикам, – он презрительно поморщился и щелкнул пальцами, – только мелкими жуликами на рынке быть, а не империями верховодить.

Он взял кусок мяса, положил на него сыр, отправил все это в рот и стал быстро жевать. Запил вином, вытер губы тыльной стороной ладони.

– Вот ты умная, очень. – Он заговорил жестко, без улыбки. – Я читал все твои статьи. Объективно, разумно, толково. Россию любишь?

Такого вопроса Элис не ожидала.

«Что за этим последует?» – подумала она.

– Допустим, отношусь с большой симпатией.

– «Допустим»! – передразнил он. – Что значит «допустим»? Я хочу слышать прямой ответ – да или нет?

– Да!

– За это выпьем. Теперь слушай внимательно. Ты знаешь, что твой Сергей – генерал? Что он – Герой Советского Союза? Молчишь? Значит, не знаешь. А ведь и то и другое он получил не за писульки в газетках. Нет! И ты, именно ты способствовала его тайной работе в твоей стране, знакомила с нужными людьми, вводила в такие сферы, к которым иначе ему бы никогда не подойти даже близко.

«Да, я догадывалась, чем занимается Сережа. И помогала не только потому, что он мой любимый человек. Я и тогда, и сейчас считаю, что великий русский эксперимент – с поправками, коррективами, учетом национальных особенностей – прокладывает путь в будущее человечества. Так в чем же меня упрекает один из вождей этого эксперимента? В том, что я по мере своих сил способствую его успеху? Дома я опасалась «железного Эдгара». И это понятно. А здесь…»

– То, что ты помогаешь ему, – это хорошо, за это спасибо. – Берия вновь улыбнулся. И вкрадчиво произнес: – Но я хочу, чтобы ты и мне помогла. Это будет способствовать и более успешной работе Сергея.

– Что вы конкретно хотите?

– Дело, понимаешь ли, в том, что твой герой иногда недостаточно осторожен, беспечен, я бы даже сказал. Я из уважения к нему говорю. Ты мне веришь?

Элис молчала, и Берия, сделав несколько глотков из бокала, продолжал:

– Чтобы его по-настоящему охранять, надо быть в курсе всех его передвижений, знакомств, разговоров, встреч. Сам не зная того, он зачастую так рискует, ах как сильно рискует!

– Вы что, предлагаете мне шпионить за Сергеем? Вы?! Он же в вашем ведомстве служит, как вы сказали!

– Милая! – Берия откинулся на спинку кресла. – Мне пришлось создать целое управление, задача которого наблюдать как раз за своими. Но Сергей служит в другом ведомстве, можно сказать – параллельном. Не важно, в каком именно. Вот ты сказала «шпионить». Зачем такие слова говоришь? Нехорошие слова. Помогать, обеспечивать успешную, а главное – безопасную работу любимого человека. Конечно, все это будет аккуратно, незаметно для него, об этом я позабочусь лично. Связные, явки, передача информации – ну, ты сама знаешь. Читала, наверное: у вас много книг на эту тему выпускают, я постоянно получаю аннотации с кратким переводом.

«Как муха на липкой бумаге. – Элис изо всех сил сдерживала дрожь. Внезапно появился позыв на рвоту, она с трудом его подавила. – Надо было послушать Сильвию и поехать на посольской машине. Конечно, слишком уж большое везение – ночью, почти у подъезда, в ноябрьской Москве – свободное такси. Прямо как в сказке. Теперь вот надо голову ломать, как отсюда ноги подобру-поздорову унести. А этот боров времени на меня не жалеет. Видно, чем-то здорово ему Сережка хвост прищемил. И ведь не боится, что я возьму да и ославлю его на весь свет».

– Повторяю, ты женщина умная. – Берия вдруг сменил деловой тон на приторно-ласковый. – Если надумаешь дурочку валять, мы сразу в десяти-пятнадцати странах в крупнейших газетах поместим статьи с фото (умельцы монтажа у нас первостатейные) о том, что ты – вот тут мы скажем «шпионишь!» на нас чуть не с пеленок. А герою твоему в таком разе головы не сносить. Итак, что решаешь, красавица Алиса?

– Я могу подумать до завтра?

– Подумать никогда не вредно. Только мой тебе отеческий совет – держи крепко язык за зубами. Особенно со своим героем.

Элис поднялась из кресла.

– Спасибо за вино, за дары гор.

Берия тоже встал:

– На здоровье, красавица. Автандил отвезет тебя, куда скажешь. – Он осклабился, проворковал гортанно: – Впрочем… Надо ли ехать на ночь глядя? Оставайся. Уложим тебя в отдельной спаленке на шелковых простынках.

Элис усмехнулась и, оставив зазывное предложение радушного хозяина без ответа, пошла к двери.

«Заокеанская стерва! – думал Берия, наблюдая из окна за тем, как Автандил усаживал Элис в автомобиль. – На предложение остаться даже не ответила. Да не больно-то и хотелось. У нас своих – и умных, и красивых – вагон и маленькая тележка. И в кровать падают по первому же зову без всяких там выкрутасов… Я ей не через кого-нибудь – сам! – сотрудничество предлагаю, а она, видите ли, подумать желает. Да я тебя, сволочь американская, в бараний рог скручу, а после в пыль сотру. Только посмей пикнуть, только попробуй рот раскрыть и полсловечка о нашем разговоре выболтать. Пожалеешь, что на свет родилась. Утоплю в помойной яме вместе с твоим гребаным героем». Берия прошел в кабинет, соседствовавший с залом, снял телефонную трубку, набрал номер начальника одного из управлений Министерства госбезопасности. «Да, чего надо?» – раздался после множества длинных гудков недовольный, сонный голос. «Спишь, Дато? – зло крикнул Берия по-мингрельски. – А я за вас всех, говнюков, должен отдуваться, ишачить, как последний раб?» – «Извини, Лаврентий, дорогой! – Голос сразу стал подобострастно-уважительным. – Только что лег. Пять минут успел вздремнуть». – «Пять минут, пять минут, – проворчал Берия, успокаиваясь. – Вот что. Ты проверь, чтобы непрерывно шла запись и в квартире нашего Героя Сергея, и в номере его девки, американской журналистки, в «Советской». Не только телефон, а все разговоры, все».

– Все делается, Лаврентий. Я сегодня сам проверял.

– Еще раз проверь. Головой отвечаешь. И дважды – утром и вечером – лично мне докладывай. Все. Продолжай дремать.

Берия звонком вызвал дежурного офицера.

– Пошли машину, пусть привезет эту… Ну, певичку из Оперетты. Нет, не Сашку – надоела. Во-во, Лидку. Мужу пусть скажет – правительственный прием для иностранцев. Ноги в руки, выполняй…

Когда автомобиль выехал за ворота особняка, Элис сказала Автандилу: «В гостиницу «Советскую». К Сергею на этой машине и с этим полковником нельзя, береженого Бог бережет. Они, конечно, все про нее и про него знают, но дразнить гусей напоказ неразумно. Стоп, выходит, про него они не все знают, но очень хотят узнать. «Мой Сережка – Герой! Мой Сережка – генерал! Мой Сережка – самый лучший на свете! Да, я помогала, помогаю и буду помогать ему, как могу. Но, получается, он – виртуоз, если под самым носом у ищеек «железного Эдгара» смог так работать, что был оценен высшими баллами. А этот лысый боров посмел пригласить меня, возлюбленную «короля викингов», лечь на его постылую постель! Ну, погоди, ублюдок, я все расскажу Сергею, он найдет пути посчитаться с тобой и за стремление подобраться к нему, и за унизительный спектакль, в котором он только что вынудил меня участвовать».

– Элис, миленькая! – встретила ее встревоженная дежурная по этажу, сердобольная Глафира Бенедиктовна. – Сергей все телефоны оборвал. Вы должны были заехать к нему в десять, а сейчас уже половина третьего! Позвоните ему сразу, успокойте.

Элис позвонила прямо с аппарата дежурной. Сергей мгновенно снял трубку.

– Серж, это я.

– Ну ты даешь! – воскликнул он раздраженно. – Неужели нельзя было объявиться раньше? Я все больницы обзвонил, все морги. Милицию на ноги поднял. Что случилось? Где ты была?

– Успокойся, ничего не случилось. («Пока», – подумала она, криво усмехнувшись.) Я была в Союзе писателей. Виделась с Симоновым, еще с Фадеевым и Твардовским.

– Так. Любопытно, но об этом потом. Оттуда ты вышла во сколько?

– Сережка, ты допрашиваешь меня с пристрастием из ревности? Если да, то здорово. Хотя раньше ты был более уверен в себе. («И в тебе!» – хотел прервать ее Сергей, но удержался.) Оттуда поехала к Сильвии, у нее просидела до пол-одиннадцатого. Так, подожди, я закурю.

Молчание длилось настолько долго, что Сергей не выдержал:

– За это время можно было выкурить целую сигарету. Что было дальше?

Голос его стал мягким, но оставался по-прежнему напряженным. «Он словно чувствует: случилось что-то необычное и неприятное», – удивилась Элис. Выдохнув дым, сказала устало:

– Все остальное я расскажу тебе с глазу на глаз. Приезжай сейчас.

Он застал ее лежащей в постели, поверх одеяла, в одежде: глаза закрыты, на лбу мокрое полотенце.

– С тобой все в порядке? – Сергей перепугался.

Элис открыла глаза, хотела что-то сказать, но издала лишь легкий стон. Протянула к нему руки, приподнялась и тут же откинулась вновь на постель.

– Какое счастье, что ты в порядке, – произнесла она успокоенно.

– Я? А что со мной могло быть?

Элис взяла его руку, стала целовать пальцы, ладонь, затем села, опершись спиной на подложенную к головной стойке подушку.

– Просто жизнь иногда преподносит такие сюрпризы, которые невероятнее, чем самая фантастичная выдумка. Итак, слушай, мой генерал, мой Герой Советского Союза.

При этих словах Сергей поднял брови и устремил на Элис такой пронизывающий взгляд, какого она никогда у него не замечала. «Видимо, это очень большой секрет, – подумала она. – И если главный сыскарь (она вычитала это словечко у Гиляровского, и оно ей очень понравилось) отважился о том сказать мне, значит, он абсолютно уверен, что я буду молчать – живая, если не хочу превратиться в мертвую». Закурив сигарету, Элис стала рассказывать. Однако при первых же ее словах Сергей приложил палец к губам, обвел рукой вокруг («Стены имеют уши») и в течение нескольких минут извлек из телефонной трубки, из-под матовых плафонов и радио и электророзеток четыре «жучка».

– Порядок, теперь можно! – удовлетворенно заметил он, вновь усаживаясь на постели. (Сергей торопился и не нашел пятого, ловко вмонтированного в головную стойку кровати. Эх…)

Наблюдавшая за ним Элис молча поцеловала его в губы: вот какой умелец мой Сережка! Постепенно отпустила головная боль, прекратились спазмы горла, и она, придя в себя, стала представлять все в лицах, описывая красочно мизансцены, передавая тон, акцент и темперамент участников действия, комментируя возможные побудительные мотивы и мысли каждого. Сергей тоже закурил, пересел с кровати в кресло и через всю комнату молча наблюдал, слушал и думал. После печальной гибели Аслана Ходжаева, побратима Сталина (в самом начале века они в разное время спасли жизнь друг другу), Берия не мытьем, так катаньем стремился прибрать к рукам небольшую, но необычайно эффективную службу разведки и контрразведки Сталина. Федор Лапшин уже после того, как Сергей стал его заместителем, говорил ему о настырных поползновениях кремлевского фаворита.

– И ведь он дважды весьма чувствительно получал по носу от Самого, – сетовал Лапшин. – Ан нет, все ему неймется!

О своей встрече с Берией Сергей в тот же день доложил Федору. Тот подумал и решил: «Ты пока никак не будешь реагировать на его предложение. Посмотрим на развитие событий». Развития вроде бы не последовало. И вот теперь этот подъезд к Элис!

Когда она закончила свое повествование, Сергей обнял ее, стал нежно целовать лицо, шею, плечи.

– Что же ты молчишь? – наконец спросила Элис.

– Я думал. И пришел к мысли, что – ты знаешь, не так страшен черт, как его малюют. Этот, как ты его точно окрестила, грязный жирный боров получит свое.

– Каким образом? Маршал, член Политбюро, заместитель Председателя Совета Министров, «полудержавный властелин». Огромна и могущественна Россия, но изо всех двухсот миллионов лишь один человек на него управа.

– Ты совершенно права. Сегодня уже суббота. – Сергей бросил взгляд на черное пятно окна и улыбнулся. – Забыл, что нынче светает поздно: осень. Послезавтра понедельник. Мы с Федором идем на прием к Сталину. Уверен, что Лапшин согласится со мной – доложим Самому о бериевском шантаже. И еще – попрошу у Генсека благословения на нашу женитьбу.

Элис спрятала слезы радости, прижав голову к его груди.

– А сегодня на два дня отправимся с тобой к моим друзьям в Калинин. У них там свадьба. Ты многое в России видела, а на свадьбе ни на одной не была. Славное действо!

– Вот поспим – им айда! – Элис повеселела, скинула со лба полотенце и, обняв Сергея за шею, опрокинулась вместе с ним на кровать…

Тем же утром в своем кремлевском кабинете Берия принимал ученых-физиков, работавших над созданием атомной бомбы. Сталин настойчиво торопил. И куратор этой работы Берия с остервенелостью и несомненным недюжинным организаторским талантом выкладывался сам и с изуверским умением заставлял выкладываться других. Именно в это время он узнал (не подробности, но суть), какую роль в помощи Курчатову и его сподвижникам сыграл Сергей: и сам, когда работал в США, и после – агентура. Вот и сегодня, уже носле совещания, в приватной беседе Игорь Васильевич отметил весьма позитивный итог последней поездки Сергея в США и Канаду.

– А вот сейчас мы узнаем, о чем наш чересчур удачливый хохол судачил со своей не менее удачливой американкой, – задумчиво произнес Берия, оставшись один. – Могу поспорить, они встретились. Гм… и для обмена впечатлениями тоже. Жора Маленков утверждает, что у меня звериная интуиция. Поглядим.

Он вызвал Дато, которому звонил после ухода Элис. Тот появился через пять минут.

– Ждал, пока закончится совещание, – объяснил он свой приход позже установленного для его ежедневного доклада времени. И положил на стол папку.

– Есть что-нибудь интересное? – не дожидаясь ответа, Берия раскрыл папку, стал читать. – Да ты садись, в ногах правды нет.

По мере чтения лицо его искажали гримасы недоумения, раздражения, злобы, ненависти.

– Я злоупотребляю властью! Это я, который день и ночь охраняет, укрепляет, очищает от перерожденцев и выродков все ветви этой самой власти?! Грязный, лживый, спесивый боров? Хм… Я могу ей назвать имена ста, двухсот женщин, которые думают совсем иначе. Со-о-овсем! Кстати, спесивый – что точно означает это слово? – Он протянул руку, взял из стопки книг, лежавших на приставном столике, увесистый том толкового русского словаря. – Спесивый, спесивый… вот: «Высокомерный, надменный, чванливый… Спесь – чрезмерное самомнение, стремление подчеркнуть свою важность и превосходство перед другими». Кле-ве-та! Дато, друг, ты меня знаешь с детства. Скажи, разве я такой?

В немом ужасе вытаращив глаза, Дато энергично замотал головой из стороны в сторону.

– А не слишком ли хорошо эта заморская блядь изучила наш родной, великий и могучий язык? Как ты думаешь, Дато? Не зажилась ли эта сучка в Москве? Не слишком лй большую волю взяла? Кто ей дал право судить-рядить обо всем и всех? А герой-то наш явно под заокеанский каблук попал. Мало того, что путается с этой дрянью который уже год, он жениться на ней удумал – да еще с высочайшего благословения! И на меня с доносом собирается идти! Вот что значит, Дато, что эти люди не только не родились – куда им! – не жили, не дышали горами! Каждый горец с молоком матери впитывает живительные соки гор – честь, правду, благодарность. А эти… да они понятия не имеют обо всем этом. Я им же хотел добра, а они… Свиньи неблагодарные! Но на каждый неправедный закон жителей долины есть два праведных закона жителей гор. Слушай сюда внимательно, Дато…

Элис и Сергей встали в субботу около двенадцати.

– Сереженька, а мы на свадьбу не опоздаем? – спросила Элис, взглянув на часы и сладко потягиваясь.

– Сколько сейчас? – спросил он и зевнул так, что за ушами звонко хрястнули какие-то косточки. – Без пяти двенадцать? Не-а. Туда езды на моем «адмирале» от силы три часа. А сбор гостей в семь. Так что если часа в четыре, ну ладно – в три выехать, будет в самый раз.

Успокоившись, Элис пошла умываться, но через пару минут высунула голову из приоткрытой двери.

– Сержик, – притворно-плаксивым голосом прохныкала она, – хочу пошалить с тобой в ванночке!

– Сейчас иду, не наливай слишком много, а то польется через край, – откликнулся он, улыбнувшись. – Только сделаю звонок в редакцию.

Тут же подумал: «Конспирируюсь по инерции».

После ванных «шалостей» Элис еще минут сорок приводила себя в порядок перед зеркалом, напевая при этом: «Макияж, макияж! Ты себя покраше мажь!» Когда спустились на первый этаж, она долго выбирала подарки в сувенирных киосках. Наконец взяла два оренбургских и два кашемировых платка, пять шкатулок мастеров Палеха и Мстеры.

– Куда столько? – удивился Сергей.

– Я хоть на русской свадьбе и не бывала, но порядки знаю, – назидательно ответила Элис. И украдкой, так, чтобы видел только он, показала ему язык. – Подарки вручают не только жениху и невесте. Есть еще свекор и свекровь, тесть и теща.

– Да дружки-подружки, – в тон ответил он и тоже высунул язык.

В ресторане метрдотель Порфирий Никитич проводил их к столику Элис.

– Порфирий, меню не надо. – Она посмотрела на Сергея. Он кивнул, и она продолжила: – Мы едем на свадьбу…

– Понял! Чего-нибудь легонького…

– И побыстрее, Порфирьич. – Сергей посмотрел на часы. – Через полчасика нам уже надо двигаться.

– Не извольте беспокоиться, все будет в полном ажуре!

Вскоре на столе появились зернистая икра с маслицем, печеночный паштет, селедочка с горячей картошкой, овощной салат.

– Карп в сметанке через семь с половиной минут, – доложил официант и вопросительно посмотрел на Сергея, выразительно щелкнув пальцами.

Тот раскрыл было рот, но Элис приложила к его губам ладонь:

– Никакой выпивки, Николя. Он за рулем, поездка дальняя, и вообще мы едем на свадьбу.

– Слушаюсь, мисс Элис.

От гостиницы они «отчалили» (это словечко Элис очень нравилось) в три тридцать.

– С Богом! – напутствовал швейцар дядя Миша, тряхнув седой бородой до пояса, и «адмирал» плавно и величественно выплыл на Ленинградский проспект. Легко обгоняя «победы» и «фольксвагены», «москвичи» и «кадеты», «капитаны» и «хорьхи», Сергей привычно вел послушные опытной руке двести с лишним лошадиных сил.

– Как скучно видеть унылое однообразие автомобильных марок, – вздохнула Элис. – Вот если бы все наше разнообразие да выпустить на русские просторы, а?