Текст книги "Подари себе рай"

Автор книги: Олег Бенюх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 36 страниц)

Рузвельт и Гопкинс переглянулись и оба согласно кивнули.

– Драться мы умеем. И с немцами, и со многими другими. Имеем большой исторический опыт.

– Медведь! – Элис поднялась на цыпочки, пощупала бицепсы Сергея. Все заулыбались, Рузвельт с явной симпатией смотрел на девушку и «медведя».

– Если эта страшная гроза разразится, весь мир удивится способности России сражаться. – Эти слова Джозефа Дэвиса Элис встретила радостными хлопками.

– Кто-кто, а наш бывший посол в Москве знает, что говорит. – Рузвельт произнес эти слова одобрительно. Затем обратился к Сергею: – Простые люди допускают вероятность войны на два фронта? Германия на западе, Япония на востоке?

«Дернул меня черт идти на этот прием, – с тоской подумал Сергей. – Ничего себе вопросики подкидывает! И ведь не кто-нибудь – президент Соединенных Штатов Америки…»

– На этот вопрос я отвечу так – будь я в Кремле, я сделал бы все возможное и невозможное, чтобы такого никогда не случилось. Ни за что.

Президент посмотрел долгим взглядом на Сергея. И подумал: «Многим на Западе, да чего греха таить – и в моем ближайшем окружении – очень хотелось бы именно такого развития событий. Россия, воюющая на два фронта. Но этот русский прав. Jesus Christ, he is right!…»

После перевода Сергея в Вашингтон Элис сняла номер в отеле «Капитол Хилл», аккредитовалась в Белом доме и конгрессе. Затем занялась поисками жилья для Сергея. Пока он жил несколько дней в маленькой служебной квартирке в здании посольства, они исколесили весь город и пригороды. В центре не нашли ничего подходящего – то просторно, но мрачновато; то светло, но не уютно; то просторно, светло и уютно, но очень шумно. Александрия, Сильвер Спринг, Фолз Черч, даже Роквилл – везде находилось что-нибудь, что делало жилье неприемлемым: планировка, расстояние от посольства, соседство с шумными общественными местами. Наконец выбор был сделан: очаровательный двухэтажный домик в Бетезде – гостиная с камином, две комнатки для слуг, три спальни, гостевая, две террасы. Деревья и садовые кусты огораживали вместительный участок со всех сторон, по нему веером разбегались дорожки. Одна из дорожек вела к ажурной беседке, почти сплошь заросшей плющом. Приятно удивили две вещи: умеренная арендная плата и мебель. Владелец дома, молодой биржевой спекулянт, живший в Нью-Йорке и получивший родительскую недвижимость в наследство, заново обставил оба этажа, да так элегантно, модно, рационально, что не хотелось менять ни единой вещи, даже картины, в основном олеографии и гравюры, изображавшие сцены покорения Дикого Запада. И в ближайший уик-энд решили устроить новоселье. Элис пригласила Эрни Бейлиза и Сару Уитни. Эрни прикатил на спортивном «бьюике» с агрессивно декольтированной девицей.

– Знакомьтесь, моя кузена – крошка Хани, – представил он ее несколько сконфуженно.

Когда кузина скинула норковую пелерину, Элис недовольно прищурилась. «Из какого борделя подхватил наш тихоня Эрни эту стриптизершу? – фыркнула она про себя. – Кузина! Как же, знаем мы таких кузин». Сару привез молодцеватый майор, крепкий, как двухдневный белый гриб, с лихо закрученными кверху усами и обширной плешью. «Как сказал бы Иван – не одну супружескую подушку протер наш пострел!» – добродушно улыбнулся Сергей. И тут заметил значок военной разведки: ого!

Со своей стороны он пригласил посла Уманского: с ним у Сергея давно сложились добрые, приятельские отношения, еще когда Уманский был советником. Тому способствовали несколько обстоятельств: они были почти одногодки; Константин Александрович много лет проработал в ТАСС; по складу характера они были в чем-то близки. Уманский был наслышан о широких, а главное, влиятельных связях Сергея. Теперь он сам убедился в этом. «Впечатляет, впечатляет! – довольно подумал он про себя. – Все из офиса президента – и Бейлиз, и Уитни, и Хью Макинтайер – так, кажется, представился этот веселый майор, из военных помощников ФДР. Достойно, Сергей. Очень даже достойно». Сергей, ощутив эту оценку его связей послом, был оживлен. Правда, если бы он знал, что крошка Хани встретилась с Эрни, чтобы ехать на новоселье русского газетчика, полчаса спустя после дотошного инструктажа у заместителя «железного Эдгара», он воспринял бы ее совсем иначе. Но вряд ли Сергей держал бы какое-то зло на Эрни – тот сделал то, что должен был сделать по инструкции: сообщил о первичном контакте с русским журналистом своему куратору из ФБР, передав пери этом подробное описание по минутам: что, кто, почему, где, когда. Сергей ничего этого не знал. И эта крошка Хани такая милашка, такая аппетитная хохотушка. И весельчак-майор так уморительно пародирует походку, жесты и говор военного министра Генри Стимсона. Майор даже разыграл в лицах «доктрину Стимсона», что потребовало от него мгновенного перевоплощения в японца.

Стимсон. Мы не позволим вам нарушения никаких международных договоров.

Японец. Моя не плизнает никакой договола. Есть одна договола – мой сила.

Стимсон. Мы объявляем вам экономический бойкот.

Японец. Моя твоя не боится. Хоцитса бай-котта? Позалоста, бели, полуцай.

Уманский смеялся до коликов в животе. Отдышавшись, спросил:

– Если грянет война с империей Восходящего Солнца, что вы будете делать с вашими гражданами японского происхождения? Их ведь у вас не сто, и даже не двести тысяч.

Благодушное выражение лица Хью мгновенно сменилось суровым, даже жестким.

– Интернируем, всех до единого, – не задумываясь, ответил Хью.

– То есть?…

– То есть поместим в резервации, колонии за колючей проволокой, лагеря. – Он ухмыльнулся, взял стакан с виски, повертел его в руках. – Не играть же с ними в гольф, в самом деле! Мы их нрав, слава богу, знаем.

«А у нас ведь немцев в их республике на Волге около трех миллионов живет, – такая мысль одновременно мелькнула в сознании и Сергея, и Уманского. Обменявшись взглядами, оба вздохнули. – Американцы думают, готовятся к такому повороту событий. А мы?»

Два приглашенных из ресторана официанта ловко управлялись с баром и закусками. Элис повела Эрни на второй этаж показать спальни. В первой же плотно прикрыла дверь, подошла вплотную и, сузив глаза, прерывающимся от гнева голосом произнесла:

– Я для того тебя с Сергеем знакомила и пригласила на новоселье, чтобы ты приволок сюда эту шлюху?

– Не такая уж она и шлюха, – растерянно ответил Эрни: в голосе его явно промелькнули нотки обиды за свою подругу.

– Ты отлично знаешь, что я имею в виду. Я же видела ее в офисах ФБР, когда была там на брифинге.

– Когда? – совершенно смешавшись, промямлил Эрни.

– Временная привязка что, меняет дело? – с издевкой спросила Элис. – В прошлую пятницу, вот когда!

– Ну что, мне увезти ее отсюда? Как скажешь, так я и сделаю.

– Совершил подлость, не спеши добавить к ней глупость. Веди себя естественно: в школе ты это умел. Завтра поговорим.

Когда они вернулись в гостиную, крошка Хани, стреляя глазками, ворковала о чем-то с Сергеем. Он держал ее и свой стаканы, а она то хмурилась, то деланно хохотала. Уманский и Макинтайер увлеченно обсуждали роли маршала Петена и Пьера Лаваля в капитуляции Франции. Сара тихо наигрывала на пианоле попурри из фильмов Чаплина. Ангорский кот Дасти, доставшийся Сергею от предыдущих арендаторов, меланхолично лакал майонез из банки, стоявшей на одном из боковых столиков. Согнав кота, Элис велела официанту предложить гостям главное блюдо вечера – пышный техасский стейк.

– Two inch high fillet steak! Tender and fluffy! Ariadne's clew to perfect bliss! The pride of the New world!

Элис шла вместе с официантом и сопровождала каждый выбранный гостем кусок мяса такими или подобными им фразами.

– Еда с техасских пастбищ, а вино с гор Грузии! – вторил ей Сергей, обходя гостей с бутылками цинандали и саперави.

Первым стал прощаться Уманский.

– Все было выше похвал, Сережа. И люди очень интересные, знающие, – говорил он, садясь в машину. – Ни за что не уехал бы, но была договоренность с дуайеном, у него какое-то срочное дело ко мне.

– Спасибо, что заехал, Костя. Завтра буду в посольстве, расскажу подробно о реорганизации в Пентагоне, особенно в ведомстве Нокса.

Потом заторопился и Эрни. Пока он, уже надев плащ, толковал о чем-то с Элис, крошка Хани сунула в руку Сергея записку.

– Это мой номер. – Она игриво толкнула его своей грудью. – Найди минутку-другую, развлечемся на славу. Я такие штучки знаю! – Она завела глаза под верхние веки.

Элис быстро подошла к Сергею.

– Эрни, пора ей тоже уматывать. – Она одарила девицу улыбкой, от которой любая другая провалилась бы сквозь пол. Но крошка Хани была не из робкого десятка. «Да, точно не из робкого, – думал Сергей, наблюдая за этой дуэлью взглядов. – Обязательно спрошу Элис, почему она так невзлюбила эту искательницу постельных приключений. Конечно, завязать с ней легкую интрижку очень даже можно бы. Но для дела разумнее приударить за Сарой Уитни. Они с Элис старые подружки, и поэтому Сара не станет болтать лишнего. А мне она может рассказать многое. Вот Хью Макинтайер – с ним во сто крат сложнее. Но и его проверить не мешает. На идейной основе его, разумеется, не возьмешь, но есть другая – почем нынче майоры в офисе президента США?»

Официанты убрали посуду, на столе появились фрукты, яблочный пирог, сыры. При зажженных свечах Сара, поставив бокал с «хеннесси» на верхнюю крышку пианолы, вдруг запела под собственный аккомпанемент песенку из «Байки про лису» Игоря Стравинского, Хью блаженно прикрыл веки. Элис прошептала: «Поедем куда-нибудь на люди, проветримся, потанцуем». – «Куда конкретно?» – «Да хотя бы в «Харвей'з». – «Принимается». Сергей любил этот ресторан, но не за помпезность и подчеркнутую в каждой мелочи королевскую роскошь. И уж вовсе не за нахрапистую кичливость, с которой владельцы рекламировали свое заведение как «Ресторан Президентов с 1858 года». Как раз вопреки всему этому, менеджеры и вся обслуга – швейцары, гардеробщики, официанты, шеф-повар и его многочисленные помощники, – действуя слаженной командой, умудрялись создавать атмосферу ненавязчивой благожелательности, домашнего уюта, безыскусной комфортности.

– Вы прелесть! – Сара поцеловала Сергея в щеку. – Я так давно не была в «Харвей'з». Только там готовят кальмара по моему вкусу. Я есть конечно же не хочу, но пока мы туда доберемся, пока посидим в баре…

– Сара согласна, так что я вас, Хью, и не спрашиваю. – Сергей посмотрел на майора.

– Куда конь с копытом, туда и рак с клешней, – хохотнул тот. Эта пословица была произнесена на таком чистом русском, что Сергей оторопел.

– Вы знаете русский?

– И читаю, и пишу.

– Специально изучали?

– Моя мама – урожденная княжна Меншикова – в одна тысяча девятьсот первом году вышла замуж за военного атташе Америки в Санкт-Петербурге. Я родился уже здесь, но в нашем доме английский и русский были на равных правах. Так что, отвечая на ваш вопрос – специально ли я изучал русский язык? – говорю – нет, обоими языками я владею одинаково с детства.

– И давно вы в офисе президента?

– Полгода.

Элис, невольная свидетельница разговора, была удивлена. «Крошка Хани – карта в обычном пасьянсе ФБР, – размышляла она. – К Эрни какие могут быть претензии? Он, насколько мне известно, начал работать на Гувера еще в колледже. Попытаться подсунуть русскому провокаторшу – для Эрни часть его работы. Но Сара?! Ей зачем надо было тащить сюда майора-разведчика? Или это все скоординировано? Хороши же у меня друзья юности… Но чего я, собственно, возмущаюсь? Это для меня Сергей – дорогой, любимый, единственный. Для них – Эрни, Сары, Хью, Хани, любого среднего американца – он, в лучшем случае, подозрительный чужак, в худшем – враг, угрожающий основам общества».

Метрдотель Джордж Флаэрти, высокий, стройный, с редкими серебряными нитями в густой черной шевелюре, расцеловав дам и пожав руки мужчинам (Сергею: «Рад познакомиться, много лестного слышал о вас!»), усадил всех в своеобразной гостиной в просторные кожаные кресла и, стоя, торжественно-интимно исполнил оду лучшим блюдам и винам дня. Сюда же были доставлены аперитивы и испытанные «возбудители аппетита»: орешки всех известных в мире видов, пропитанные сыром сухарики, россыпь мелко нарезанных ломтиками маринованных помидоров, огурчиков, цветной капусты, редиса, сельдерея – все на одном блюде с оранжевым кисло-острым соусом в широком судке в центре, крошечные канапе с рыбой, ветчиной, оливками и маслинами. В соседнем зале зазвучали негромкие, ритмичные, приятно-будоражащие слух аккорды – саксофон, контрабас, ударник, рояль. Хью увлек Сару в круг танцующих. Искоса наблюдая за ними и отпивая мелкими глотками терпкое шерри, Элис поделилась с Сергеем мыслями о тандеме крошка Хани – Хью Макинтайер. Внешне он воспринял ее слова спокойно, даже с легкой ироничной улыбкой – жалко, что ли, пусть наблюдают. Мысли же были тревожные: «Как только сунулся в Белый дом, сразу переполошились. Хотя странно, если бы было иначе. Но теперь надо вырабатывать новую тактику поведения, объекты работы и источники информации определять безошибочно. В этом гигантском муравейнике, Нью-Йорке, легко затеряться, уйти от слежки. В Вашингтоне же все как на ладони. Значит, надо переносить встречи в многолюдные помещения, парки, злачные места, кинотеатры. Боюсь, придется и Элис что-то намекнуть. Она, конечно, и сама о многом догадывается. Впрочем, торопиться не следует. Пока лишь намеки. Опасные – но намеки. Надо понять, что им известно. Откуда-то этот ветерок подул-повеял. Все, Сергей, анализируй, думай. Прикинь, посоветуйся с Асланом. «Думай, Ананий, думай!» – в каком это фильме герой говорит эти слова? «Антон Иванович сердится»? «Сердца четырех»? Не важно. Важно шурупить. Трезво. Спокойно. Взвешенно».

Подошли улыбающиеся Хью и Сара. Тут же Флаэрти пригласил всех за столик. Они шли мимо жующих, пьющих, хохочущих. Сара поглядывала на Сергея, смотрела как-то несмело, просяще. «Сара, Сара, – думал он, – лучше источника не найти. Но… Насколько это безопасно? Какие у нее отношения с этим майором? Не работает ли она сама на какую-нибудь секретную службу?»

После основного блюда – суфле из языков куропатки – Сара отставила недопитый бокал коллекционного бургундского, наклонилась к Элис, едва слышно выдохнула: «Он твой все время, а я хочу быть с ним хотя бы в танце!» – и, взяв Сергея за руку, направилась к танцующим. Элис усмехнулась: «Танцуй, не жалко!» Ее тут же пригласил, вскочив со своего кресла, Хью, но она скорчила такую мину, что тот, конфузливо ухмыляясь – мол, не очень-то и хотелось! – вновь занял свое место. Элис наполнила бургундским свой бокал и, делая долгие, жадные глотки, наблюдала за Сергеем и Сарой. По просьбе кого-то из посетителей исполнялся редкий в американской джазовой практике вальс, и Сергей совсем закружил Сару.

«Боже, какое блаженство! – думала она, замирая, свечи, стоявшие на столиках в изящных стеклянных сосудах, сливались в сплошную золотую цепь, над которой нескончаемой вереницей мелькали мужские и женские лица. – Какие у него сильные и нежные руки. Так хорошо, так несказанно хорошо мне было только в детстве, когда мама купала меня в ванночке и я беспечно плескалась ее руках. Точно так теперь, здесь. Я же танцевала сотни раз, с самыми разными мужчинами, но только сейчас, с ним я ощущаю счастье. Вот оно какое!»

Другие пары – их было немного – прекратили вальсировать, отошли в стороны, наблюдая за вдохновенными па Сергея и Сары. Глядя на них, Хью восторженно покачивал в такт музыке головой, Элис же по-прежнему хмуро улыбалась. Кончился танец, раздались аплодисменты, Флаэрти кивнул старшему официанту, и тот через мгновение водрузил на столик поразившую всех четверых трехлитровую бутыль шампанского.

– О-ля-ля! – воскликнул Макинтайер. – Обязательно запишусь в школу танцев.

В Бетезду возвратились около трех часов утра. И Сергей сразу же обнаружил, что, пока они отсутствовали, в доме побывали непрошеные гости. Перед уходом он незаметно прикрепил ко внутренней части входных дверей и к нижнему ящичку письменного стола волос: старый как мир прием сработал безотказно. В Нью-Йорке подобных вещей не было. То ли работали более опытные агенты, то ли здешние решили сразу нагнать на него страху – авось начнет ошибаться. Пути контрразведки непредсказуемы. Сергей не знал о разговоре, который произошел накануне в кабинете «железного Эдгара»:

Гувер. Я прочитал докладную Эрни Бейлиза. Вместо того чтобы перекрыть все пути этому русскому из бюро ТАСС, он способствовал его проникновению в Белый дом. Допустили, черт бы вас всех побрал, коммунистическую заразу в нашу святая святых!

Заместитель Гувера. Мы недооценили возможности Элис. Если бы не она…

Гувер. А что наш агент?

Заместитель. Крошка Хани уже встречалась с ним тет-а-тет.

Гувер. Ну и что – в итоге запись их постельного сопения?

Заместитель. До постели дело пока не дошло. Но он, кажется, клюнул.

Гувер. Ладно. Если клюнул – хорошо. Но… пусть она не торопится. Она агент опытный, надежный. Сама знает: поспешишь – людей насмешишь. Что дал осмотр дома?

Заместитель. Ничего.

Гувер. Ничего?! Плохо смотрели! Хоть сам бери и выезжай на «полевые работы». Однако ловко работает этот малый. Что мы у него были, он наверняка обнаружил: теперь он на какое-то время ляжет на дно. Но и мы не должны его больше пугать до поры до времени. Наружку на месяц снимите и за ним, и за его девкой.

Заместитель. По нашим данным, она не знает, что он шпион.

Гувер. Может, и не знает. Но наверняка догадывается. Небось не целка. Через месяц наблюдение удвойте, но – никаких резких движений. Этого, по крайней мере, мы знаем, если уберут – неизвестно кого еще пришлет Москва.

Надеясь на опыт и везучесть своей сотрудницы, которая «заложила» не одного иностранного агента, Гувер ошибся. Сергей сделал ставку не на крошку Хани, а на Сару Уитни. После того как он вторично, тайно от Элис – она ездила в Чикаго на день рождения отца, – встретился с крошкой Хани в загородном ресторанчике «Корона Сербии», Уманский попросил его задержаться по окончании утренней оперативки.

– Ни у Трояновского, ни тем более у меня не было и нет возражений против твоей дружбы с Элис. – Посол помолчал, что-то обдумывая. – Но, Сережа, эта, – он посмотрел на бумажку, лежавшую перед ним на столе, – эта Хани…

Уманский вновь замолчал, ожидая реакции Сергея. Тот тоже молчал, настороженно улыбаясь. Сказал, стараясь быть предельно убедительным:

– Честное слово, Константин Александрович, эта женщина интересует меня в чисто профессиональном плане!

– А я и не говорю, что ты коллекционер и жаждешь причислить ее к списку своих мужских побед. Как я полагаю, и без нее внушительному. – Уманский прищурился, в глазах его запрыгали бесенята. – Хотя не сомневаюсь, там есть над чем поработать.

Сергей хотел что-то сказать, но посол поднял руку:

– Не знаю, какой интерес она может представить для Телеграфного Агентства Советского Союза, но вот что ты представляешь для нее профессиональный интерес – это точно. Хани – штатный и, насколько я знаю, очень удачливый сотрудник Федерального бюро расследований. Кстати, среди своих зовется Салемская Блядь.

Улыбка на лице Сергея растаяла. Он легонько кашлянул, пригладил волосы рукой. Новость была неожиданной, первая же мысль – знала ли об этом Элис? Он тут же устыдился этой мысли. В сознании промелькнули сцены приема в Белом доме, лица людей, которые общались там с крошкой Хани. Эрни Бейлиз, Сара Уитни, Хью Макинтайер. Да, Эрни, пожалуй, точно Эрни. Теперь он вспомнил, что видел издали, как крошка Хани разговаривала там с Эрни. Она раздраженно выговаривала что-то помощнику Гарри Гопкинса! Вот что значит невнимание к мелочам. Будь он осмотрительнее, совсем не так вел бы себя во время встреч с крошкой Хани наедине. Она сообщила, что работает в аналитической секции Пентагона, что ее бабка по линии отца родом из Минска и что она мечтает побывать в Белоруссии. И обязательно в Москве и Петербурге. «В Ленинграде», – поправил он. Она беспечно махнула ручкой, состроив беспомощную гримаску: «Ах, это политика, не география. Я в политике ни бум-бум!» Актриса. На вечеринке по поводу новоселья она держалась так, будто Эрни – ее давний, изрядно надоевший ухажер. Милый, забавный, но, увы! – уже нежеланный. Подтрунивала, посмеивалась! Да, актриса. Во время второго свидания он уже начал было прощупывать ее поглубже – почему случилась великая депрессия? Как она относится к социальным ножницам, разрыву между доходами богатых и бедных? Соответствует ли христианской морали дискриминация по цвету кожи? Из ее ответов картина складывалась та, которую ему очень хотелось видеть, и он уже подумывал о вербовке! Вот вербанул бы волчицу в овечьей шкуре на свою голову! Но и рвать с ней отношения никак нельзя – контрразведка откровенное неприятие своей подставы не прощает: нет ничего хуже оскорбления профессионального самолюбия: противника следует уважать. Кроме того, Центр может захотеть провести игру глухого со слепым: твоя деза хороша, а моя лучше. Центр высоко сидит, ему виднее, пусть Аслан и решает. А мы пока поиграем в ухаживания. Как это у Вертинского в одной из его песен поется? «…Затеять флирт невинный».

– Спасибо, Константин Александрович! А то я было хотел о ее семье очерк для журнала «Сельская молодежь» подготовить: у меня заказ от редакции получен. Бабушка этой Хани родилась в Минске, эмигрировала в штат Юта до революции, вышла замуж за американского фермера. Теперь, в свете новых фактов, наверное, не стоит писать очерк.

Уманский испытующе смотрел на Сергея – правду говорит или придуривается? Он, конечно, знал, что у того имеется свой шифр. Но Сергей вел переписку через посольскую референтуру, а не через референтуру внешней разведки НКВД или военного атташата. В Москве во время беседы с Литвиновым посол поинтересовался: «От какого ведомства направлен «под крышей» ТАСС его нынешний шеф бюро в Вашингтоне?» Литвинов засмеялся, уклончиво ответил цитатой из Шекспира: «Есть многое на свете, друг Горацио!» «От ЦК партии, больше не от кого!» – решил для себя Уманский. И держал себя с Сергеем запросто, по-товарищески: тассовцы всегда найдут язык друг с другом.

По зрелом размышлении Сергей решил сделать ставку на Сару. Во-первых, она не была связана ни с какими спецслужбами: Элис как-то рассказала, что Сару неудачно пытались заполучить и ФБР, и военные. Хорошенькая, обаятельная, умная. Из старинного англосаксонского рода. Блестяще образованная – Гарвард, четыре иностранных языка свободно, консерватория (отделение фортепьяно). Во-вторых – и об этом тоже поведала Элис, – Сара была близка к «левым». Увлечение коммунистическими идеалами получило в США особо широкое распространение в годы великой депрессии: компартия насчитывала более ста тысяч членов. По натуре своей человек весьма осторожный, Сара партийным билетом не обзавелась, но симпатизирующей «комми» (а таковых в тридцатые-сороковые годы было очень много, особенно среди интеллигенции и студенчества) была несомненно, хотя благодаря ее скрытности знали об этом лишь самые близкие, доверенные друзья.

Через два дня после нападения Германии на Советский Союз Элис пригласила Сару на деловой ланч в траттории «Паста и антипаста». Предстояла реорганизация военно-морского флота, и Элис готовила для своей газеты серию статей на эту тему: она уже взяла обширное интервью у Фрэнка Нокса по кардинальным вопросам, а по деталям перестановок в высшем командовании он попросил подготовить все возможные – с точки зрения цензурных соображений – данные мисс Сару Уитни, подружку его крестницы, которая была полностью в курсе всех движений в государственной иерархии.

– Ну что, – начала Элис, когда молодые женщины уселись за столик и официантка принесла им по бокалу кьянти, – выпьем за то, чтобы гитлеровские орды обломали себе зубы о штыки русских!

– Вот уж подлое коварство! – поддержала подругу Сара. – Представляю, какое настроение сейчас у Сергея.

– Какое настроение? Самое боевое. Рвется домой, говорит, послал заявление с требованием отозвать его в Москву. О Родине говорит, как о любимой маме, о фашизме – как о нашем общем ненавистном враге.

– Так оно и есть. – Сара достала из сумки пакет и протянула его Элис. – Здесь все, что просил подобрать для тебя Фрэнк. Показ готовых материалов предварительно ему обязателен.

– Спасибо, Сара. Передай мою благодарность крестному.

– Передам обязательно. Хорошо иметь крестного-министра. Скажи, Сергей в городе?

– Да. А что?

– Так, ничего. Просто он хотел взять интервью для русской военной газеты…

– «Красная Звезда», – подсказала Элис.

– Да, для этой самой «Звезды» ему хотелось бы получить интервью у адмирала Уильяма Леги. Адмирал согласен встретиться с ним завтра в четырнадцать ноль-ноль.

– Ты звонила?

– Не отвечает.

– Думаю, сейчас он в посольстве. Ленард! – обратилась Элис к бармену. – Дай нам телефон.

– Не надо! – торопливо возразила Сара. – Я позвоню из офиса.

Элис пожала плечами:

– Как хочешь.

Ни из бара, ни из офиса, ни тем более из дома Сара иностранцу – русскому, журналисту, – как бы он ей ни нравился, звонить не будет. Она знает – все русские на прослушке ФБР. Адмирала Леги она придумала спонтанно, зная яростную ревность Элис. Хотя это и не было стопроцентным враньем: Сергей действительно просил о возможности встретиться с адмиралом. И она действительно спросила Леги, возможно ли это. Он ответил согласием в принципе. Вот насчет «завтра в четырнадцать ноль-ноль» – это она действительно придумала. Но она знает распорядок работы адмирала на завтра и уверена, что сумеет это интервью организовать. Ей так безумно хочется видеть Сергея. Она произносит шепотом его имя – и весь мир преображается. Но не его словно высеченную из гранита прекрасную голову, могучий торс и плечи воссоздает ее воображение. Она видит его руки, которые ласкают ее, упоительно раскачивают, купают в неожиданно вспыхнувшем золоте солнечных лучей, в голубизне беспредельного неба, над округлостью трепещущей изумрудом трав и листьев планеты. И ей так удивительно хорошо в его руках – могучих, желанных, целительных, мгновенно избавляющих от житейских дрязг, мелких людских пакостей, душевных напастей и хворей. Вот что наделал один-единственный танец, штраусовский вальс в «Харвей'з». Один-единственный!

Девушки распрощались на углу Конститьюшн-авеню и Четырнадцатой стрит. Элис надо было заглянуть по каким-то делам в департамент юстиции, Сара же медленно двинулась вдоль департамента торговли в направлении Белого дома. Сергей. Сергей… Да, ей безумно хочется его видеть. Просто так. И – у нее к нему есть, как ей кажется, важное дело…

Она позвонила ему домой из уличного автомата. Долго никто не снимал трубку. Она уж решила было, что он и впрямь в посольстве, а туда ей звонить совсем не хотелось: что ж, видно, не судьба. И тут раздался характерный щелчок, и голос, от которого все поплыло у нее перед глазами, произнес: «Слушаю». Господи, сколько же радости может доставить одно такое обычное слово!

Они встретились в мотеле в Роквилле.

– Что-нибудь случилось? – спросил Сергей, входя в комнату, которую за десять минут до того сняла Сара, разумеется на вымышленное имя.

– Война, – сказала она, напряженно глядя в его глаза. – Война против вас.

– Да, война. – Он произнес это каким-то деревянным голосом, вертя в руках букет пунцовых роз, словно не зная, что с ним делать. Наконец решительно протянул букет девушке:

– Это вам.

Сара улыбнулась, поставила розы в пустую вазу на круглом столике.

– Прелесть! Спасибо, обожаю розы.

«Она что, пригласила меня на свидание, чтобы сообщить о начале войны?» – недоуменно подумал Сергей, разглядывая нехитрое убранство номера – дешевенький ковер, стереотипная двуспальная кровать, два хлипких креслица, стандартный радиоприемник. Сара явно нервничала: села на кровать. Тут же пересела в кресло, другое предложила Сергею. Он чувствовал, что она хочет ему что-то сообщить, но никак не соберется с духом.

– А почему бы нам не выпить? – вдруг предложил он, решив, что глоток коньяка даст возможность расслабиться. Не дожидаясь ответа, достал из заднего кармана брюк плоскую металлическую флягу, протянул ее Саре. Она послушно взяла флягу, зажмурилась, сделала два глотка. Откинулась на спинку кресла и долго сидела молча, с закрытыми глазами.

– Я много думала о том, чем я могу вам помочь. – Сара взяла со стола вместительную сумочку из крокодильей кожи, достала из нее белый продолговатый конверт с логотипом офиса вице-президента. – Это копия протокола вчерашнего заседания у президента, в котором приняли участие вице-президент, госсекретарь, военный министр и мистер Нокс. Я полагаю, вам очень важно знать, какую позицию займет моя страна теперь, после двадцать второго июня.

Сергей осторожно взял протянутый ему конверт, стал медленно читать крупный машинописный текст, разбежавшийся на девять страниц. «Умышленная утечка? – думал он. – Пожалуй. Правда, было бы более вероятно, если бы она шла, скажем, через Эрни или даже Хью. На стенограмме стоит гриф «Совершенно секретно». Откуда у Сары копия?»

– Как вам удалось это получить? – Голос его был ровный, почти безразличный.

– Стенографировал помощник президента. Я перепечатывала, сделала одну лишнюю закладку. – Она помолчала, беспомощно улыбнулась: – Если кто-нибудь узнает… Не знаю, что со мной будет.

Сара уронила сжатые руки на колени, широко раскрытые глаза ее наполнились слезами. «Как она прекрасна! – думал Сергей, обнимая ее. – И как беззащитна. Но ведь я не просил ее ни о чем. Значит, помогать мне она решила от души… Я люблю Элис. Очень люблю. Вот от нее я бы такой самоотверженной жертвы не принял: у нее душа нараспашку и она беспечна до безалаберности. Ищейки Гувера унюхали бы неладное в тот же день. А Сара – прирожденный конспиратор: исподволь я выяснил это и у Элис, и у Эрни, да и сам в этом убедился. А Элис не будет ревновать к Саре: Элис – моя Женщина. А Сара – с сегодняшнего дня агент. Симпатичная? Да. Обаятельная? Беспредельно! Но – агент. Ценный. Очень ценный. Один из многих».

Сергей оставил Сару, попросив ее заказать из соседнего китайского ресторана ужин – вино он привезет сам. Долго ли будет ездить? Нет: максимум три часа. Он помчался в посольство. И вскоре текст стенограммы совещания высшего руководства США по жизненно важному для Кремля вопросу был доложен Асланом Ходжаевым Сталину. Не смыкавший третьи сутки глаз Генсек, не принимавший никого, кроме членов Политбюро и военных, зная, что Аслан – особенно сейчас! – ни с чем второстепенным не придет, начал мрачно читать сделанный наспех и потому довольно корявый перевод. Однако по мере чтения настроение его улучшалось.