Текст книги "Подари себе рай"

Автор книги: Олег Бенюх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

– Прости, если можешь. Бес попутал.

– Если бес попутал, то Бог и простит.

– Люблю, – упрямо произнес он, взглянув исподлобья ей прямо в глаза.

– Какая там любовь! – не отводя взгляда, она тоскливо вздохнула. – Так, похоть, Сереженька, обычная похоть.

Подошли люди. Разговор, едва начавшись, прекратился. «Он и не мог состояться, – заметила про себя Катя. – Ни к чему. Предмета разговора нет».

И вот теперь, спустя два года, они встретились впервые, и где – в Гамбурге, он – Пауль Фойерман, она – Лола Мейбург. Германия. Немцы. Судьба.

– Где можно поговорить? – шепотом спросил Сергей – и громко, весело: – Фройлайн Лола, у вас здесь так душно. А я хотел бы рассказать о вашей тетушке и друзьях. Все так о вас скучают, так гордятся вашими сценическими успехами!

Катя кивнула, сняла грим, переоделась. Через черный ход они вышли на тихую зеленую улочку и вскоре оказались в небольшом, густо заросшем ветвистыми деревьями и декоративным кустарником парке.

– Здесь редко кто бывает, – заметила Катя. – Это частное владение графа Эктилани. Граф, почитатель моего таланта, сам вручил мне ключи от ворот.

– Ты не изменилась. Разве чуть-чуть.

– Что – подурнела?

– Напротив.

Она благодарно коснулась пальцами его щеки:

– Серега (так она звала его только в пору любви), три дня назад мы раскрыли провокатора.

– Провал явки в «Ганс и Гретхен»?

– Его работа. И то, что из Москвы будет контролер, то есть ты, тоже он выдал.

– В гостинице ко мне уже пожаловали. Ушел с трудом.

– Работать становится все труднее. – Катя достала сигарету. – На новый режим работают старые профессионалы. Работают рьяно, остервенело, боятся, что их выкинут в отставку. Молодые, зараженные идеологией «Mein Kampf», дышат им в затылок, стремятся сделать скорую карьеру. Ведь впереди целая тысяча лет рейха, надо детей и внуков обеспечить местом под солнцем. Ты что – так и не закурил?

– Нет. Как-то не получилось, – словно извиняясь, безрадостно протянул он.

– А я вот… – Она достала зажигалку, затянулась. – Мы, конечно, не знали, что едешь ты. Но провокатор откуда-то получил твой словесный портрет.

– Он мог получить его только из Центра.

– Да, – согласилась Катя. – В общем, есть работа для наших контрразведчиков. Теперь так – у тебя две встречи, после которых мы вывезем тебя во Францию. Скорее всего, завтра. Добро Москвы есть. Через час, – она посмотрела на часики, – через час с четвертью ты встретишься с Францем Якобом. Достойный товарищ. Место встречи – «Бисмарк». Тебя туда доставят. Есть определенный риск, но место изменить нельзя, как нельзя и отменить встречу – слишком многое на ней завязано. На всякий случай начеку будет боевая группа. Франц представит тебя Отто фон Болену. Это произойдет в его загородной резиденции.

– Все отлично спланировано. Но… – он сделал паузу, – но у нас с тобой будет время? Хоть полчаса…

Катя пожала плечами. С деланным весельем сказала:

– Серега, милый. Все наши с тобой полчаса – в далеком прошлом. И я это знаю, и ты это знаешь.

Раздался едва слышный стук – видимо, ключом о металлическую калитку.

– Это за вами, герр Пауль Фойерман.

И хотя кроме них в парке не было ни души, церемонно протянула ему руку для поцелуя…

К машине Сергея молча провел высокий широкоплечий мужчина в обычной форменной одежде шофера из богатого дома. Располагаясь на просторном заднем сиденье, Сергей увидел элегантно одетую женщину. Модная шляпка с сетчатой вуалью, дорогое вечернее платье, в глубоком декольте – колье из бриллиантов и рубинов.

– Я – для всех посторонних – Валери Эстергази, – без улыбки сообщила она, когда «мерседес» двинулся с места и, набирая скорость, помчался на северо-восток. – Вы – Антуан Легар. Здесь вы для переговоров о поставках дорогой парфюмерии, бижутерии, дамского белья. Прибыли позавчера, уезжаете завтра. Остановились у меня.

– У меня скверный французский.

– Это мы знаем. Вы сирота. Воспитывались у дяди по материнской линии в Кельне.

– Наши отношения?

– Любовники. – Сказано это было так спокойно и естественно, что Сергей сдержанно засмеялся,

– Вы находите это смешным? – с оттенком легкой обиды сказала она.

– Смешным?! Я благодарен придумавшему эту легенду.

«Бисмарк» славился континентальной кухней. Особенно хорош был фазан, запеченный с фисташками и трюфелями. Богат и изыскан был и ассортимент вин, готовый удовлетворить самый капризный вкус. Кабинет был большой: зал, в котором располагался уже накрытый на четверых овальный стол, и по бокам две комнаты отдыха. Ковры, зеркала, хрусталь, картины – копии старых немецких мастеров. И громоздкая имперская мебель.

Фотографии Франца Якоба – самые разные – Сергей изучил накануне отъезда и у себя в управлении, и в ИККИ. И не узнал, когда они с Валери, миновав главный зал и назойливо-придирчивые взгляды метрдотеля и кельнеров, вошли в кабинет. Навстречу им поднялись мужчина и женщина. Приветливо раскланялись. Сергей скользнул равнодушным взглядом по лицу мужчины, огляделся вокруг и обратил недоуменный взор на свою спутницу. Впервые Валери улыбнулась, и он подумал: «Хороша моя «любовница». Жаль, что лишь на людях и только на один вечер».

– Это Франц, в парике и гриме, – шепнула она в самое ухо. – Ищейки Шикельгрубера по натаске провокатора пошли на нас облавой. Цели гитлеровские, охота кайзеровская.

– А она – тоже любовница?

– Эльза и важнее, и нужнее, – ответила Валери серьезно. Но в голосе ее Сергей почувствовал скрытую боль и понял, что задел скрытую рану. – Жена.

За аперитивами обменялись паролем и отзывом, после чего Сергей передал заученное им наизусть послание для Тельмана. Оно касалось стратегии и тактики борьбы КПГ на современном этапе – как их понимали и видели Коминтерн и Москва. Кроме того, был один оперативный кадровый вопрос, который требовал немедленного решения.

– Завтра же Эрнст получит это послание, – заверил Франц Сергея. Вздохнул, но тут же сжал пальцы в кулак, поднял его – «Рот фронт!». – Как вы понимаете, вождь все время в движении: законы подполья.

Дюжие кельнеры внесли фазана, обложенного ананасами и папайей. Церемонно водрузили на стол серебряный поднос, стали у двери грудь в грудь как в строю и по взмаху руки энергично улыбавшегося метрдотеля дружно гаркнули: «Приятного аппетита!»

– Если ничего не предпринять, скоро вся Германия вытянется в одну армейскую шеренгу, – невесело заметил Франц.

«Как интернациональны Скалозубы, – подумал Сергей. – Он в две шеренги вас построит, а пикните – так мигом успокоит».

Фазан был нежен, таял во рту, фисташки и трюфели – восхитительны.

– Для оплаты одного этого блюда не хватит двухмесячной зарплаты квалифицированного рабочего, – глядя на Сергея, сообщила Эльза Якоб. – Я выиграла билет на ужин для четверых в лотерее на благотворительном вечере в Американском страховом фонде помощи сиротам войны. – Валери показала четыре картонных розовых прямоугольника. – И вы знаете, куда пошли деньги, собранные на этом вечере? Фантастика – на строительство военных заводов в Тюрингии.

– Что за человек этот Отто фон Болен? – спросил Сергей, когда они перешли в одну из комнат отдыха, куда были поданы сыры, фрукты, сладости и кофе.

– Сложный, – отозвался Франц. – Испытывает психофизиологическую антипатию к нашему ефрейтору, но и Сталина не жалует. Одним словом, не приемлет любую разновидность диктатуры. – И, предвосхищая возможные возражения, добавил: – Дело не в сравнении или параллели, ему просто чужд классовый подход.

– А как же насчет симпатий к левым? – Сергей задал этот вопрос, исходя из знакомства с оперативным досье и другими данными о видном немецком физике.

– Доказательства? Не только открытые высказывания, но и довольно крупные пожертвования. Что-то вроде вашего Саввы Морозова. На последних выборах, которые мы проиграли, голосовал за нас. И не просто пассивно отдал свой голос – не раз выступал на митингах, по радио, в прессе. Даже обратился с открытым письмом, под которым собрал подписи видных ученых, ко всем немцам. Остро переживал победу нацистов, считает это национальной трагедией. Все это так. Только он видит социализм через абсолютную анархию. Кропоткин – да, Бакунин – да, Маркс – нет, Ленин – нет.

– Эмигрировать не собирается?

– Нет. И англичане, и американцы предлагают ему лаборатории, выгоднейшие условия. Нет и нет. Деньги его не интересуют, он ведь получил богатое наследство. Говорит: «Слава и золото – химеры. Здесь у меня уже есть своя школа, ученики, последователи».

– Значит, готов работать на Гитлера?

– Он говорит – на Германию.

Появился шофер Валери. Склонился к Францу, прошептал что-то на ухо. Тот встал, с улыбкой, спокойно сказал:

– Очень быстро уходим.

Через минуту «мерседес» уносил всех четверых прочь от Гамбурга по юго-западному штатбану.

– Фриц, – кивнул на водителя Франц, – пока мы там вполне буржуазно фазанили, успел по моей просьбе связаться с Агамемноном – это наш парень, большой чин в полицейском управлении. Вот почему мы там, где мы есть, а не в родной гамбургской кутузке.

– А автомобиль? Его марка, цвет, номера? – Сергей имел опыт скорого обнаружения и задержания любого транспортного средства.

– После выезда из города мы свернули на боковую дорогу, чтобы переждать – на всякий случай, – пока не проедут следовавшие за нами два авто.

– Понятное дело, – согласился Сергей.

– За те пять минут Фриц сменил номера.

Сергей одобрительно поднял большой палец на уровень глаз. Видевший это в зеркальце заднего обзора Фриц удовлетворенно кивнул.

– Эта машина – одна из семи, принадлежащих Отто фон Болену. Почти стопроцентная гарантия безопасности. – Валери налегла грудью на плечо Сергея (машина сделала резкий поворот), и он коснулся губами ее щеки. Его словно прожгло насквозь сладостное пламя. Она не спешила от него отодвинуться. – И Фриц – его шофер, – закончила она, и Сергей почувствовал, что она улыбнулась. Ему…

– Имение фон Боленов, – неожиданно объявил Фриц, и Сергей впервые услышал его голос – гортанный баритон. «Выговор берлинский», – машинально отметил он, разглядывая то, что находилось за окном. Да, на освещение здесь денег не жалели. Высокие, вычурные, чугунные ворота и такой же забор, в центре каждой секции полуметровые вензеля – ГФБ (Валери пояснила – начальные буквы основателя династии Германа фон Болена); педантично подстриженные деревья и кусты в виде пирамид, прямоугольников, ромбов, шаров – идентичные в каждой секции; продолговатые, круглые цветочные клумбы – роз, хризантем, георгинов; большие, средние, малые фонтаны с разноцветной подсветкой.

«Ничего себе семейный парк! Побольше, чем наши Сокольники». Сергей улыбнулся, вспомнил далекую Москву, вид на старинный зеленый массив из окна своей комнаты…

Неожиданно расступились заросли какого-то высоченного, густейшего декоративного кустарника, стоявшего стеной метровой толщины, и засверкал огнями во всех своих пятидесяти залах, комнатах, подсобных помещениях фамильный замок Боленов. Сквозь раскрытые окна доносилась танцевальная музыка. Не менее пятидесяти автомобилей разных цветов и марок вытянулись вдоль широкого, наполненного водой рва. Через ров был переброшен гранитный пешеходный мост, у которого Фриц и остановил машину.

– Похоже, мы попали на какой-то праздник, – проговорил Сергей, выходя из автомобиля и подавая руку Валери и Эльзе. Словно отвечая на его слова, в небе над замком сразу в нескольких местах разорвались пышными букетами фейерверки. Самый крупный вспыхнул фиолетово-бело-розовыми вензелями «ГФБ». Небольшая толпа на газоне перед главным входом разразилась приветственными возгласами.

– 16 сентября 1512 года завершилось строительство этого замка, – пояснил Франц. – Традиция отмечать ежегодно эту дату была прервана в 18 веке и восстановлена полстолетия спустя после выдворения Бонапарта на остров Святой Елены.

– Ров есть, а где же стены? – спросил Сергей, когда они переходили через гранитный мост.

– Снесены по приказу Железного Канцлера, – произнесла с явным сожалением Эльза.

– Не удивляйтесь, – засмеялся Франц. – Печаль Эльзы искренняя. Она преподаватель истории…

– Очень талантливый преподаватель, уволенный из Гейдельбергского университета за свои убеждения, – жестко вставила Валери. – Закон о профессиях.

– Теперь не до преподавания. – Эльза махнула рукой. – Быть бы живу…

Отто фон Болен встретил чету Якоб радушно. К Антуану Легару и Валери Эстергази отнесся приветливо, но и с известной долей настороженности. Он не принадлежал к тому типу ученых, которые живут лишь в науке – башне из слоновой кости. Его интересовало буквально все на свете. Сергея он поразил дотошным интересом к новинкам парижской парфюмерии.

– Ах «Лориган де Коти», ах «Суар де Пари», ах «Амур, амур»! – восклицал он, зажмурив глаза и прижав левую руку к сердцу. И настойчиво расспрашивал «месье Легара» (или, может быть, вернее и справедливее будет «герр Лугер»), отведя его смущенно в сторонку, о новинках нижнего дамского белья – рубашечках, бра, трусиках – их цветах, материале, фасонах. Хорошо, что в свою недавнюю поездку в столицу мировой моды Сергей прошелся по лавкам и магазинчикам распродажи парфюмерии прошедшего сезона.

– Вы думаете, чего этот старый, лысый вдовец со вставной челюстью и очками-телескопами жаждет знать о том, что прельщает, нет – сводит с ума юных дев? Знаете ли, даже в самых старых мехах иногда бродит молодое вино. Ведь в каждом homo sapiens – в бессмертном гении и скромнейшем из смертных – звериное начало постоянно борется с человеческим. И какое из этих начал берет верх, зависит от того, кто в данный момент отдыхает – почивает ли Господь или храпит Вельзевул. Человеку стыдно даже самому себе сознаваться, что он так же слепо похотлив, как любая четвероногая тварь во время течки или гона. И он, в попытке облагородить низменное, прикрывается красивыми словами: симпатия, любовь, брак. Брак – это всего лишь узаконенное прелюбодеяние, ибо он, несомненно, способствует более успешному выживанию нашего вида. А сколько женатых и замужних из каждой тысячи блюдет верность? Ноль целых семь сотых – те, кому выпадает в великой жизненной лотерее благословение небес – любовь. И годы здесь ни при чем. Я твердо убежден: возраст есть понятие больше психологическое, чем биологическое. Помните – Гете был как юноша влюблен в свои семьдесят два года в восемнадцатилетнюю девицу (у которой мать была круглая дура, не понимавшая, чьей любовью наградил Господь ее дочь).

Болен начал декламировать любовные стихи великого германца, но вдруг остановился на полуфразе:

– А вы действительно немец?

– А что – во мне мало арийского? – усмехнулся Сергей, хотя сердце его при этом слегка дрогнуло.

– Как раз внешне вы очень даже ариец, хотя и не верю я во всю эту антропологическую белиберду. Говорите же вы… вы знаете, у меня был на стажировке очень толковый польский бакалавр. Вы только заговорили – я тотчас его вспомнил.

Сергей довольно убедительно рассказал про свое сиротство и про дядю по материнской линии. Отто фон Болен не был великим физиономистом, он был великим физиком. Он слушал Антуана Легара довольно рассеянно. Когда же тот кончил свой рассказ, он произнес: «Занятно». Вновь углубился в свои мысли и вдруг воскликнул:

– Вы знаете, почему я вспомнил о том поляке?! Ведь он однажды едва не убедил меня, что нашел решение теоремы Ферма. Конечно, это ерунда: сам великий Эйнштейн не мог ее решить.

– А то, над чем вы сейчас работаете, менее интересно, чем теорема Ферма?

– Более, более интересно, ибо в миллион раз практичнее. Да что там! Обуздание атома способно перевернуть всю историю человеческой цивилизации, облегчить бремя существования, дать людям счастье – не в вульгарном, жратвеннопотребительском, нет – в высоком, духовно-философском смысле.

– А как вы себе это практически представляете?

– Человек будет свободен от всех видов изнурительного труда. Атом будет заставлять работать станки и шахты, он будет пахать, сеять и собирать, он поведет самолеты и пароходы, он откроет путь к другим мирам. А люди будут развивать интеллект. Им не надо будет копить богатство или думать о куске хлеба: атом обеспечит и развитие свободы, и развитие разума.

– Хотел бы я жить в такое время! – искренно воскликнул Сергей.

– А оно не за горами, совсем нет, – Отто фон Болен улыбнулся: улыбка была чистая, светлая, детская.

– Я не физик, я коммерсант. – Сергей взял у проходившего официанта две рюмки с коньяком, передал одну собеседнику. – Но возникает вопрос – все, о чем вы говорили, относится к атому, который будет работать как штатский. А если как военный?

Отто фон Болен нахмурился:

– Да, есть такая угроза. И она вполне реальна. При определенных условиях может развиться такая реакция, которая приведет в конечном итоге к гибели всего живого на планете. Энергия раскрепощенного атома безгранична – и в мирном, созидательном, и в военном, людоедском ее применении.

– А вы, ваша лаборатория… – начал было Сергей, но физик остановил его резким жестом руки:

– Да, мы работаем и в том и в другом направлениях. Я, разумеется, против. Но одного моего желания или нежелания мало. В таких вопросах решают не ученые. Решают политики.

Вдруг он взорвался:

– То, чем меня и моих коллег заставляют заниматься в значительной степени, называется кан-ни-бализм!

Разговор бесцеремонно прервала юная миловидная блондинка. Обворожительно улыбаясь, она молча взяла под руку Отто фон Болена и увлекла его в главную залу, где зазывными волнами плескался вальс-бостон. Физик конфузливо улыбнулся Сергею – пардон, но дама есть дама. Тот понимающе улыбнулся. И пошел разыскивать Валери.

Празднование завершилось в три часа утра. Сергей трижды пытался продолжить беседу с хозяином замка, но всякий раз захмелевшие и безудержно веселившиеся гости лишали его такой возможности. Наконец все разошлись по своим комнатам в замке и гостевом флигеле. Валери и Антуан оказались соседями, но две комнаты им не понадобились. Он пригласил ее к себе на «nightcap», и она охотно приняла это приглашение. А далее… Далее было бы смешно и противоестественно, если бы не произошло того, что произошло.

Воскресный завтрак был поздним. Валери и Антуан оказались за одним столиком с Отто фон Болевом и юной блондинкой.

– Вы ему явно пришлись по душе, – шепнула Валери.

– Не вы – ты, – шепнул он.

– Ты, – ответила она, смущенно потупившись.

Разговор крутился вокруг последних известий – еврейские погромы по всей Германии, книжные костры в Берлине. Хозяин пребывал в состоянии мрачной меланхолии. Видно было, что ему активно не нравилось то, что происходило в стране.

– Был бы у нас рейхсканцлером Кропоткин… – задумчиво протянул он. И вдруг спросил Сергея: – Вы случайно не анархист?

– Я – нет, – быстро ответил Сергей. – Но вот мой кузен… Он физик, закончил Сорбонну. Он – отчаянно-убежденный анархист.

Сергей запнулся. Отто фон Болен терпеливо ждал продолжения. Наконец, словно преодолев внутреннее борение, Антуан Легар сказал:

– Не могли бы вы принять его на стажировку в своей лаборатории? Резерфордом он, может, и не станет, но что он будет прилежным и благодарным учеником – это я могу гарантировать.

Болен бросил на Сергея тяжелый, как тому показалось, полный скрытых подозрений взгляд. Раздумчиво сказал:

– Штаты мои предельно переполнены. Но… но, во-первых, у меня не было ни одного выпускника Сорбонны. Во-вторых, если ваш кузен такой же симпатичный малый… Присылайте.

До французской границы Фриц довез Валери и Сергея без приключений. Немецкий пограничник, франтоватый лейтенант, долго, придирчиво изучал паспорт Антуана Легара, цепким взглядом сверяя живой оригинал с вклеенной в документ фотографией. Небрежно коснулся пальцами козырька фуражки, процедил: «Прошу извинить, сущая формальность» – и, держа паспорт раскрытым, исчез в одноэтажном обшарпанном здании комендатуры, Сидевшие в машине переглянулись. Валери раскрыла ридикюль, посмотрелась в зеркальце, сняла с предохранителя лежавший под ним дамский браунинг; Фриц развернул автомобиль, открыл «бардачок», достал из лежавшей на кольте пачки бумажную салфетку, стал протирать лобовое стекло; Сергей, насвистывая арию из популярной оперетки, привычно нащупал на ремне под мышкой наган. Через десять минут пограничник вернулся в сопровождении солдата. Валери показала Сергею глазами на кофейного цвета «ситроен», стоявший на французской стороне. Сергей кивнул. Он знал, что там его встречает «кузен» (разумеется, не тот «кузен», о котором он говорил с Отто фон Боленом, тот будет прислан из Москвы). Лейтенант подошел, щелкнул каблуками, лихо отдал честь. «Тысяча извинений, мадам, месье Легар. Тысяча извинений. Если бы вы сказали, что вы внучатый племянник знаменитого венгерского композитора Франца Легара!» И он довольно скверно, но пылко пропел начальную строку героя оперетты «Продавец птиц».

– Счастливого пути, месье Легар.

Солдат поднял шлагбаум, и месье Антуан Легар, галантно поцеловав руку мадам Валери Эстергази и строго напутствовав шофера: «Береги мадам, дружочек Фриц», оказался на французской территории. Здесь пожилой жандарм, едва взглянув на паспорт, дружески приветствовал его: «Добро пожаловать домой, месье!»

Освободившись от объятий «кузена», Сергей долго смотрел на удалявшийся «мерседес». «Какие же есть прелестные женщины на свете. Джоконда, Венера, Клеопатра – бесподобные, божественные символы красоты, женственности, обаяния сейчас слиты для меня в едином образе уходящей навсегда Валери. На сколько же потерь обречен в этой жизни человек? И на сколько его хватит? Одну? Десять? Больше?…