Текст книги "Набат (ЛП)"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

30 ● Горящее предложение

– Привет, Тайгер.

– Привет, – откликнулся мемоконструкт Тайгера Салазара. – Я вас знаю?

– И да, и нет, – сказала серп Рэнд. – Пришла сообщить, что серпа Люцифера поймали.

– Серп Люцифер… Это не тот, что убивал других серпов?

– Тот самый, – подтвердила Рэнд. – И ты с ним знаком.

– Сомневаюсь, – возразил мемоконструкт. – У меня есть парочка чокнутых приятелей, но чтобы до такой степени – нет, таких нет.

– Это твой друг Роуэн Дамиш.

Мемоконструкт помолчал, потом рассмеялся.

– Зачетная попытка, – сказал он. – Это Роуэн тебя подговорил? Роуэн! – позвал он. – Где ты там прячешься? Выходи.

– Его здесь нет.

– Только не надо мне впаривать, что он убивает людей. Он и серпом-то не стал – его выперли пинком под зад и назначили вместо него ту девчонку.

– Сегодня его казнят, – промолвила Рэнд.

Ее собеседник заколебался, нахмурил брови. До чего же хорошо запрограммированы эти мемоконструкты! В них хранились все выражения лица записанного субъекта. Изображение иногда настолько походило на живое, что это выбивало из колеи.

– Ты ведь не шутишь, да? – прервал молчание мемоконструкт. – Значит, не допусти, чтобы это случилось! Останови казнь!

– Это не в моей власти.

– Тогда возьми власть в свои руки! Я знаю Роуэна лучше, чем кто-либо другой. Если он сделал то, что ты ему приписываешь, значит, у него были причины. Нельзя просто взять и выполоть его. – Мемоконструкт вдруг начал оглядываться по сторонам, словно осознав, что находится в ограниченном мире. В виртуальном ящике, из которого следует выбраться. – Это неправильно! – сказал он. – Вы не можете так поступить!

– Да что ты знаешь о правильном и неправильном? – огрызнулась Рэнд. – Ты всего лишь тупой, недалекий тусовщик!

Мемоконструкт гневно воззрился на нее. Процент красного в микро-пикселях его лица возрос.

– Ненавижу тебя! – крикнул он. – Не знаю, кто ты такая, но я тебя, сука, ненавижу!

Айн быстро нажала на кнопку и закончила разговор. Мемоконструкт Тайгера исчез. Как всегда, он не запомнит этот диалог. Как всегда, Айн запомнит каждое слово.

●●●

– Если ты хочешь его выполоть, почему бы просто не выполоть и дело с концом? – спросила серп Рэнд у Годдарда, изо всех сил стараясь скрыть досаду. А причин для досады у нее было множество, и первая из них та, что для проведения мероприятия Годдард выбрал стадион – место, где крайне сложно обеспечить безопасность. У них полно врагов, и не только в лице старой гвардии. Враги были повсюду: тонисты, серпы из коллегий, отмежевавшихся от Годдарда, возмущенные родные и близкие всех тех, кто подвергся массовым прополкам.

Они летели вдвоем в частном самолете Годдарда. Сейчас, когда автомобильный кортеж завершал свой победный тур, растянувшийся на добрую неделю, Годдард и Рэнд отправились к месту назначения. Не в пример долгому путешествию Роуэна Дамиша, их полет был коротким. Как и шале Годдарда, самолет был оснащен оружием смертного времени: под каждым крылом висело по комплекту ракет. Время от времени Годдард кружил на небольшой высоте над сообществами, которые он отнес к числу непокорных. Он никогда не применял ракеты для прополки, но, как и орудия на крыше небоскреба, они служили напоминанием, что он может ими воспользоваться, будь на то его воля.

– Если ты хочешь выставить казнь на всеобщее обозрение, давай организуем ее так, чтобы можно было лучше контролировать ситуацию, – предложила Айн. – Например, устроим прямой эфир из какого-нибудь незаметного, потайного местечка. Ну почему тебе так хочется все превращать в спектакль?

– Потому что спектакли доставляют мне удовольствие. И никаких других причин не нужно.

Но конечно, была и другая, более важная причина. Годдард желал продемонстрировать всему миру, что он лично схватил и казнил величайшего врага постмортального общества. Это нужно было не только для того, чтобы поднять рейтинг Годдарда среди обычных людей, но и чтобы вызвать восхищение серпов, занявших по отношению к нему выжидательную позицию. Все поступки Годдарда были либо стратегически продуманными, либо импульсивными. Нынешнее грандиозное мероприятие принадлежало к числу стратегических. Прополку Роуэна Дамиша, превращенную в шоу, не смог бы проигнорировать никто.

– Там будет присутствовать больше тысячи серпов со всего мира, – напомнил собеседнице Годдард. – Они желают это видеть, а я желаю предоставить им такую возможность. Кто мы такие, чтобы отказывать людям в катарсисе?

Рэнд понятия не имела, что значит это слово, впрочем, ей было наплевать. Годдард с таким постоянством извергал всякую заумную чушь, что Айн научилась отключать слух и не реагировать.

– И все-таки есть варианты и получше, – настаивала она.

Лицо собеседника помрачнело. Самолет попал в зону турбулентности, его слегка тряхнуло. Годдард, похоже, решил, что это вызвано его настроением.

– Ты пытаешься учить меня, как быть серпом? Или того хуже – как быть Сверхклинком?

– А разве я могу научить тебя чему-то, что не существовало до того момента, как ты это придумал?

– Осторожно, Айн, – пригрозил он. – Не надо злить меня как раз тогда, когда я не хочу испытывать ничего, кроме радости. – Он сделал паузу, давая собеседнице возможность проникнуться угрозой, и откинулся на спинку кресла. – Я-то думал, что уж кому-кому, а тебе зрелище страданий Роуэна доставит огромное удовольствие. Он сломал тебе хребет и бросил умирать, а ты хочешь, чтобы его прополка прошла тихо и спокойно?

– Я хочу выполоть его так же сильно, как ты. Но прополка не должна превращаться в развлечение.

На что Годдард ответил с приводящей в бешенство ухмылкой:

– А для меня это развлечение.

●●●

Будучи серпом Люцифером, Роуэн делал все возможное, чтобы серпы, чью жизнь он обрывал, не страдали. Его прополки проходили быстро. Он сжигал тела, только убедившись в смерти осужденного, и делал это лишь затем, чтобы их невозможно было оживить. Его не удивило, что Годдард такого милосердия не проявил. Агония Роуэна должна была продлиться как можно дольше, чтобы произвести максимальный эффект.

Как Роуэн ни храбрился, его бравада иссякала. По мере того как кортеж с приговоренным приближался к роковому финалу, Роуэн все больше падал духом и наконец признался самому себе, что его на самом деле волнует, жив он или мертв. И хотя его не очень беспокоило, под каким прозванием он войдет в историю, его тревожило, что будут думать о нем родственники. Его мать, многочисленные братья и сестры наверняка уже знают, кто такой серп Люцифер. Ведь с того момента, когда на Роуэна Дамиша официально возложили вину за гибель Твердыни, он стал по-настоящему знаменит – вернее, печально знаменит. Толпы зевак, встречавшие кортеж, служили тому доказательством.

Придут ли его родственники на казнь? Если нет, будут ли смотреть эфир дома? Интересно, что происходило с семьями знаменитых преступников в смертные времена? Роуэну было не с чем сравнивать в настоящем – постморальная эпоха не знала аналогов серпу Люциферу. Что случится с его родными – а вдруг их обвинят в соучастии и выполют? Отца Роуэна выпололи еще до гибели Твердыни, и он не узнал, во что превратился его сын и как его возненавидел весь мир. Можно считать, отцу повезло. Но если мать, братья и сестры еще живы, они, конечно же, презирают Роуэна, потому что разве может быть иначе? Осознание этого подрывало крепость его духа сильнее, чем любые другие душевные муки.

Пока кортеж двигался своим извилистым путем, у Роуэна было полно времени, чтобы предаться размышлениям наедине с собой. Его мысли не были его друзьями, по крайней мере, сейчас. Они напоминали ему о том, какие решения он принимал и как эти решения привели его туда, где он очутился. Поступки, которые он раньше считал правильными, теперь выглядели безрассудными. То, что прежде казалось проявлением храбрости, теперь вызывало лишь сожаления.

Все могло бы сложиться иначе. Он мог бы просто исчезнуть, как серп Фарадей, когда ему представился такой шанс. Интересно, где сейчас Фарадей? Будет ли он смотреть казнь и скорбеть по бывшему ученику? Было бы утешительно осознавать, что кто-то по нему скорбит. Цитра оплачет его, где бы она сейчас ни находилась. Что ж, этого ему достаточно.

●●●

Прополка была назначена на семь вечера, но зрители начали прибывать намного раньше. В толпе смешались серпы и обычные граждане. Хотя для серпов был предусмотрен отдельный вход, Годдард призвал их занимать места среди плебса.

– Это же золотая возможность для пиара! – уверял Годдард. – Улыбайтесь, общайтесь, говорите приятное, прислушивайтесь к их пустой болтовне и делайте вид, что она для вас важна. Может, даже подарите кому-нибудь иммунитет.

Многие последовали этому указанию, но некоторые так и не смогли себя пересилить и устроились отдельно, с другими серпами.

Роуэна в сопровождении мощной охраны отвели в большую зону ожидания, с которой открывался прямой выход на поле. Приготовленный для него погребальный костер представлял собой трехъярусную пирамиду, которая на первый взгляд выглядела как беспорядочное нагромождение бревен. Однако при ближайшем рассмотрении выяснялось, что вся конструкция – замысловатый результат сложной дизайнерской работы. Поленья были не просто сложены, но прикреплены к своему месту, а все сооружение возвышалось на огромной движущейся платформе, какие используют на парадах. В центре находился каменный столб – к нему привязали Роуэна огнестойкими веревками. Под столбом располагался подъемный механизм, который вознесет казнимого на вершину пирамиды, явив его зрителям в точно рассчитанный момент. Поджечь костер Годдард намеревался собственноручно.

– Эта крошка – не просто какой-то там обычный погребальный костер! – похвастался главный техник, отключая болевые наниты Роуэна. – Я был членом команды, которая проектировала эту красоту! На самом деле, тут четыре вида дерева. Ясень – а чтоб горело ясно, рябина – чтоб от жара аж в глазах рябило, сучковатая сосна, чтоб трещало на славу, ну и кровавый апельсин, потому что куда ж без крови-то?

Техник проверил дисплей твикера, чтобы убедиться, что болевые наниты отключены, и вернулся к описанию чудес эшафота, восторженный, как мальчишка на школьной научной ярмарке.

– О, а вот это понравится тебе больше всего! – воскликнул он. – Бревна по нижнему краю пропитаны калийной солью, они будут гореть фиолетовым. Над ними хлорид кальция – синий огонь, и так далее, по всем цветам спектра! – Он указал на черную мантию, которую охранники силком натянули на Роуэна. – А мантия пропитана хлоридом стронция, он даст темно-красный огонь. Будет круче, чем новогодний фейерверк!

– Ух ты, здорово, спасибо, – без всякого воодушевления отреагировал Роуэн. – Какая жалость, что я не смогу на это полюбоваться.

– Еще как сможешь! – радостно заверил техник. – В основании установлен вытяжной вентилятор, который будет всасывать дым, так что всем будет отлично видно, даже тебе! – Затем он достал лоскут коричневой ткани. – Это кляп из нитрированного хлопка. Горит быстро, под воздействием тепла мгновенно превратится в пепел.

Тут он умолк, наконец сообразив, что Роуэну совсем не обязательно знать эти подробности. Кляп сгорит быстро, что позволит публике слушать крики казнимого, но это совсем не тот аксессуар, который вызвал бы у стоящего на костре всплеск энтузиазма. Роуэн даже порадовался, что ему не предложили последнюю трапезу. Вряд ли он смог бы удержать ее в себе – до того ему было тошно.

За спиной техника возникла серп Рэнд. Уж лучше общаться с ней, чем выслушивать детальное описание великолепного костра.

– Ты здесь не для того, чтобы с ним разговаривать! – рявкнула Рэнд технику.

Тот немедленно поджал хвост, как обруганный щенок.

– Да, ваша честь. Простите, ваша честь.

– Дай сюда кляп и проваливай.

– Да, серп Рэнд. Еще раз простите. В общем, он готов. – Техник показал большой палец, Рэнд выхватила у него кляп, и техник, втянув голову в плечи, ретировался.

– Долго еще? – спросил Роуэн.

– Вот-вот начнется, – ответила Рэнд. – Еще пара речей, и вперед.

Роуэн обнаружил, что у него уже нет сил на светскую болтовню.

– Будешь смотреть, – спросил он, – или отвернешься?

Он и сам не знал почему, но это было для него важно.

Рэнд не ответила на его вопрос. Вместо этого она сказала:

– Мне не жаль, что ты умрешь, Роуэн. Но меня бесит, что все происходит именно так. Честно говоря, мне просто хочется, чтобы это поскорее закончилось.

– Мне тоже, – сказал он. – Я пытаюсь понять, что лучше: знать о том, что предстоит, или не знать. – Он помолчал. – Тайгер знал?

Она отшатнулась.

– Я не позволю тебе морочить мне голову, Роуэн! Обойдемся без этих твоих игр.

– Никаких игр, – ответил он честно. – Я просто хочу знать. Ты сказала ему, что происходит, перед тем как забрала у него тело? Дала ему хоть несколько мгновений, чтобы он примирился с этой мыслью?

– Нет, – проговорила она. – Он ничего не понимал. Он думал, что его вот-вот посвятят в серпы. А потом мы его усыпили, вот и всё.

Роуэн кивнул.

– Что-то вроде смерти во сне.

– Что?

– Говорят, все смертные желали себе такого ухода. Во сне, мирно, ничего не осознавая. Наверное, в этом есть смысл.

Похоже, он сказал слишком много, потому что Рэнд заткнула ему рот кляпом и затянула завязки.

– Как только огонь до тебя доберется, постарайся его вдохнуть, – сказала она. – так все закончится для тебя быстрее.

И ушла не оглядываясь.

●●●

Айн не могла выбросить из головы образ Роуэна Дамиша. Она и прежде видела его в обездвиженном состоянии – связанным, спутанным, скованным, зафиксированным множеством разных способов. Но сейчас он был другим. Не дерзил и не бросал вызов. Он сдался. Он больше не выглядел изощренной машиной для убийства, в которую его превратил Годдард. Он выглядел тем, кем и был на самом деле, – испуганным мальчиком, попробовавшим прыгнуть выше головы и проигравшим.

«Что ж, он это заслужил, – повторяла себе Айн. – Как аукнется, так и откликнется – кажется, так говорили в смертные времена?»

Когда она вышла на поле, по стадиону прошел порыв ветра, всколыхнув ее мантию. К этому моменту трибуны уже почти заполнились. Больше тысячи серпов и тридцать тысяч граждан. Полный аншлаг.

Рэнд села рядом с Годдардом и его помощниками. Константин ни за что не пропустил бы прополку Роуэна Дамиша, но он явно испытывал от действа не больше удовольствия, чем Айн.

– Как настроение, Константин, бодрое? – поинтересовался Годдард с очевидно провокационными целями.

– Я признаю значимость этого мероприятия для сплочения и демонстрации миру единения Северной Мерики, – отозвался тот. – Это событие – часть мощной стратегии, и оно с большой вероятностью станет поворотным моментом в истории серпов.

Лестный отзыв, но не ответ на вопрос. Идеально дипломатичная реакция. Впрочем, как Айн и предполагала, Годдард пропустил всю дипломатию мимо ушей, ухватившись лишь за явное неодобрение со стороны Константина.

– Вы просто само постоянство, – сказал Годдард. – Как физическая константа. Константин Постоянный. Полагаю, вы войдете в историю под этим именем.

– Бывают качества и похуже, – ответил тот.

– Вы хотя бы распространили персональные приглашения среди наших «друзей» в Техасе? – спросил Годдард.

– Да. Они не ответили.

– Я этого и ожидал. Какая жалость – мне бы очень хотелось, чтобы они увидели семью, из которой сами себя исключили.

В планах мероприятия значились речи остальных четырех Верховных Клинков Северной Мерики. Каждая была выверена до последней запятой с целью донести именно те мысли, которые хотел донести Годдард.

Хаммерстайн, Верховный Клинок Востмерики произнесет слова скорби в память о душах, загубленных на Твердыне, и о несчастных серпах, чьи жизни столь жестоко оборвал серп Люцифер.

Пикфорд, Верховный Клинок Западмерики, воспоет единство Северной Мерики и союз пяти из шести ее коллегий, сделавший жизнь всех и каждого лучше.

Тисок, Верховный Клинок Мекситеки, напомнит об Эпохе Смертности, о том, как далеко продвинулось с тех пор человечество, и донесет завуалированное предупреждение всем остальным коллегиям, что отказ от объединения с Годдардом может вернуть всех в мрачные старые времена.

Макфейл, Верховный Клинок Северопредела, выразит признательность всем, кто участвовал в организации данного мероприятия. Также она особо отметит некоторых зрителей, как серпов, так и обычных граждан, к кому полезно было бы подольститься.

И в самом конце, прежде чем возжечь пламя, Годдард выступит с итоговой речью, завернув все вышесказанное в элегантную упаковку и перевязав красивой ленточкой.

– Это будет не просто прополка врага общества, – заявил он как-то Рэнд и серпам-помощникам. – Это будет бутылка шампанского, разбитая о борт корабля. Это событие станет крещением, знаком того, что для человечества наступает новое время.

Похоже, он относился к мероприятию как к священнодействию – пламя было призвано очистить путь и умилостивить богов. Огненная жертва. Так сказать, горящее предложение для высших сил.

●●●

По мнению Годдарда, этот день был столь же важен, как и тот, в который он появился перед конклавом и был выдвинут кандидатом на пост Верховного Клинка. Даже более важен, если говорить о широте воздействия. Свидетелями этого события станут не только серпы на конклаве – его увидят миллиарды. Эхо сегодняшнего дня будет звучать очень и очень долго. И у всех коллегий, еще не подчинившихся Годдарду, не останется другого выбора, как покориться.

Теперь, когда он сосредоточился на прополках людей, находящихся на обочине общества, его поддержка росла как на дрожжах. Обычные граждане не испытывали большой любви к маргиналам, и всякого, кто не высовывался за пределы аккуратно подстриженной живой изгороди, прополки Годдарда не волновали. А поскольку население все время росло, недостатка в людях, выталкиваемых на обочину, не возникало.

Он пришел к выводу, что это вопрос эволюции. Не природного, естественного отбора, поскольку природа стала слабой и беззубой, а, скорее, интеллектуального отбора, в котором сам Годдард и его приверженцы стоят у руля управления интеллигенцией.

Время приближалось к семи, небо темнело. Годдард то и дело хрустел костяшками пальцев, колени его подпрыгивали – молодое тело выражало юношеское нетерпение, не отражавшееся на лице.

Айн положила руку ему на колено, чтобы остановить тряску. Годдарду это не понравилось, но он подчинился. Затем огни на трибунах погасли, на поле зажегся свет, и платформа выкатилась вперед.

Предвкушение, охватившее толпу, можно было потрогать руками, причем выражалось оно не столько в восторженных криках, сколько в нарастающем глухом рокоте. Даже не зажженный, костер являл собой впечатляющее зрелище. Лучи света играли на его мертвых ветвях, сложно сплетенных между собой рукой художника. На безопасном отдалении ждал своего часа горящий факел, который Годдард в нужный момент поднесет к костру.

Начались выступления Верховных Клинков, а Годдард в это время прокручивал в голове собственную речь. Он изучил величайшие речи в истории: Рузвельта, Кинга, Демосфена, Черчилля. Его лаконичное послание состояло из фраз, достойных цитирования. Фраз, которые можно вырезать в камне. Фраз, которые станут каноническими и вневременными, как в тех речах, которые он изучал. А потом он возьмет факел, подожжет костер, и пока пламя будет расти, он будет читать стихотворение серпа Сократа «Ода нестареющим» – гимн всей Земли, если бы таковой существовал.

Вот выступил Хаммерстайн – безупречно скорбный и мрачный. За ним говорила величественная и красноречивая Пикфорд; после нее – прямолинейный и резкий Тисок. Затем Макфейл выразила искреннюю, сердечную благодарность всем, кто тяжело работал, чтобы приблизить этот день.

Годдард поднялся и подошел к костру. Интересно, знает ли Роэун, какую честь сегодня оказывает ему бывший учитель? Цементирует его место в истории. С нынешнего дня и до конца времен мир будет помнить имя Роуэна Дамиша. Его жизнеописание включат в школьные программы по всему свету. Сегодня он умрет, но в истинном смысле он станет бессмертен, войдет в века, как удалось лишь немногим.

Годдард нажал на кнопку, и подъемный механизм вознес Роуэна на вершину костра. Рокот в толпе рос и ширился. Люди вскакивали на ноги. Показывали на что-то руками. Годдард начал свою речь.

– Почтенные серпы и уважаемые граждане, сегодня мы предаем очищающему огню истории последнего преступника человечества. Роуэн Дамиш, называвший себя серпом Люцифером, украл свет у многих. Но сегодня мы возвращаем этот свет и обращаем его в чистую и неизменную путеводную звезду нашего будущего…

Кто-то похлопал его по плечу. Он едва почувствовал прикосновение.

– Новая эра, где серпы с соразмерной радостью формируют наше великое общество, выпалывая тех, кому нет места в блистательном завтра…

Вновь его похлопали по плечу, на этот раз более настойчиво. Неужели кто-то пытается прервать его речь? Да как он смеет?! Годдард обернулся – позади стоял Константин, отвлекая на себя внимание публики своей оскорбительной для глаз алой мантией, еще более кричащей теперь, когда в нее были вкраплены рубины.

– Ваше высокопревосходительство, – прошептал он. – Кажется, у нас проблема…

– Проблема? Прямо посреди моей речи, Константин?!

– Вам стоит взглянуть самому. – Константин привлек его внимание к погребальному костру.

Роуэн корчился и извивался в своих путах. Он пытался кричать, но никто не услышит крики, пока не сгорит кляп. И тут Годдард увидел…

…что на вершине костра не Роуэн.

Стоявший там человек показался Годдарду знакомым, но окончательно Сверхклинок узнал его только после того, как посмотрел на гигантские экраны, расположенные по окружности стадиона и показывавшие искаженное болью лицо крупным планом.

Техник. Тот, что руководил подготовкой казни.

●●●

За десять минут до того момента, когда эшафот выкатили на поле, Роуэн пытался насладиться последними оставшимися у него мгновениями. И тут, лавируя сквозь лес мертвых деревьев, к нему приблизились трое серпов. Он не узнавал ни мантий, ни лиц.

Этот визит не входил в программу, и, учитывая все обстоятельства, Роуэн почувствовал облегчение при виде троицы. Если они пришли, чтобы совершить над ним личную месть, не желая ждать, пока он умрет в огне, значит, его конец будет легче. И в самом деле, один из серпов достал нож и замахнулся на Роуэна. Тот приготовился к резкой боли и мгновенному угасанию сознания, но они не последовали.

Лишь секундой позже, когда клинок разрезал путы на его руках, Роуэн осознал, что это нож Боуи.