Текст книги "Набат (ЛП)"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

Управиться с серпами и первыми несколькими гвардейцами оказалось легко. Серпы, пусть и натренированные в боевых искусствах, практически никогда не сталкивались с таким умелым бойцом, как Роуэн. Что касается гвардейцев, так те и вовсе были фигурами чисто декоративными, наподобие их собственных кинжалов. Старые каменные стены, не видавшие крови несколько веков, сегодня напились ее досыта.

Будь это какое-нибудь сооружение попроще, для Роуэна не составило бы труда выбраться, но здесь он то и дело попадал в коридоры, кончающиеся тупиком.

И еще: что с Цитрой?

Что если она уже попала к ним в лапы? Обойдутся ли эти серпы с ней лучше, чем с ним? А может, как раз сейчас она тоже мечется в этих проходах? Кто знает, вдруг Роуэн сможет найти ее, и тогда они убегут вместе! Именно эта мысль толкала парня вперед и давала ему силы все быстрее и быстрее мчаться по каменному лабиринту.

После четвертого по счету тупика в конце длинного запутанного коридора Роуэн повернул обратно и обнаружил, что выход заблокирован серпами и десятком гвардейцев. Он попытался пробиться сквозь них, но как бы ему ни хотелось верить, что серп Люцифер непобедим, Роуэн Дамиш таковым не был. Кинжал из его руки выбили, после чего Роуэна схватили, бросили на пол и замкнули на запястьях металлическое приспособление, настолько абсурдное, что оно не могло быть ничем иным, как реликтом смертного времени.

И лишь после этого к нему приблизилась женщина-серп и приказала:

– Переверните его вверх лицом!

Ну да, это она тогда, в камере, заговорила первой. Руководитель операции. Роуэну она казалась смутно знакомой. Она не из средмериканской коллегии, но он, без сомнения, где-то видел ее раньше.

– Все те, кого ты так зверски убил, будут оживлены. – вне себя от ярости отчеканила серп, из ее рта летела слюна. – А после оживления они будут свидетельствовать против тебя.

– Если бы я хотел убить их окончательно, – возразил Роуэн, – я бы это сделал.

– Все равно. За свои сегодняшние преступления ты заслуживаешь умереть много раз!

– Ты имеешь в виду – вдобавок к тем смертям, которые я уже заслужил? Понимаешь, они уже начали сливаться в одну большую смерть.

От его слов она взбесилась еще больше – чего он и добивался.

– Просто смерти для тебя мало! – прошипела она. – Перед ней тебе придется помучиться. Да еще как помучиться! Сверхклинок Северной Мерики одобрил применение пыток при определенных обстоятельствах, а уж твои-то обстоятельства обеспечат тебе самые лютые пытки!

Угроза его не взволновала. Роуэна больше обеспокоило упоминание о «Сверхклинке Северной Мерики».

– Убейте его – так у нас будет меньше хлопот, – приказала серп одному из гвардейцев. – Потом оживим.

– Есть, ваше превосходительство!

– Превосходительство? – повторил Роуэн. Так обращались только к Верховным Клинкам. И тут наконец до него дошло, кто эта женщина. – Верховный Клинок Западмерики Пикфорд! – не веря самому себе, воскликнул он. – Ваш регион теперь тоже под властью Годдарда?

Ее лицо побагровело от злости. Значит, он догадался правильно.

– Ух с каким удовольствием я бы вообще не стала оживлять тебя! – выплюнула Пикфорд. – Но это не мне решать. – Она обратилась к держащим Роуэна гвардейцам: – Постарайтесь без крови – тут ее сегодня и так пролилось достаточно.

Один из гвардейцев задушил его, добавив к длинному ряду неприятных смертей Роуэна еще одну.

●●●

Серп Поссуэло обнажил нож в ту же секунду, когда увидел серпов, одетых не в традиционные для Амазонии зеленые мантии. К черту закон, по которому серпам запрещено нападать друг на друга! И пусть его потом наказывают, дело стоит того. Но когда за спинами других серпов появилась Верховный Клинок Западмерики, Поссуэло передумал. Он быстро сунул лезвие обратно в ножны, оставив, однако, свой острый язык разить вместо него.

– Кто дал вам право нарушать юрисдикцию амазонийской коллегии?

– Чтобы задержать преступника мирового масштаба, нам не требуется ничье разрешение! – отрезала Верховный Клинок Пикфорд, которая тоже умела пользоваться своим голосом не хуже, чем оружием. – Кто дал вам право защищать его?

– Мы держали его в плену, а не защищали!

– Да что вы говорите! В любом случае, он больше не в вашей власти, – сказала Пикфорд. – Амбу-дрон, который мы контролируем, уже отнес его к нашему самолету.

– Если вы не прекратите немедленно вашу акцию, вам не поздоровится! – припугнул ее Поссуэло.

– Ах как я испугалась, – ухмыльнулась Пикфорд. – Где серп Анастасия?

– Она не преступница.

– Где она?

– Не здесь, – наконец ответил Поссуэло.

И тут из темноты выступил этот гаденыш Пейшоту. Без сомнения, именно он продал их с потрохами Годдардовым приспешникам.

– Он лжет, – заявил Пейшоту. – Они держат ее в комнате в конце этого коридора.

– Ищите, хоть из кожи вон вылезьте, – сказал Поссуэло. – Ее уже давно след простыл.

Пикфорд махнула другим серпам и гвардейцам – мол, приступайте. Те, обогнув стоящего на их пути Поссуэло, принялись обыскивать каждую комнату и каждую нишу, не пропуская ни одной. Поссуэло не препятствовал им, зная, что они ничего не найдут.

– Я уже довел до сведения нашего Верховного Клинка информацию о вашем вторжении, – сообщил он Пикфорд, – и она тут же издала новый эдикт. Любой серп из Северной Мерики, обнаруженный на территории Амазонии, будет схвачен и принужден к самопрополке.

– Вы не посмеете!

– Предлагаю вам убраться поскорее, пока не подошли подкрепления, чтобы исполнить эдикт. И будьте любезны уведомить вашего так называемого Сверхклинка, что и он сам, и его марионетки – персоны нон грата в Амазонии!

Пикфорд возмущенно уставилась на него, но Поссуэло остался невозмутим. Наконец ее холодный взгляд дрогнул. И тогда Поссуэло различил нечто, лежащее за этим ледяным фасадом: Пикфорд устала. Она потерпела поражение.

– Ладно, – сдалась она. – Но поверь мне – если Годдард решил найти Анастасию, он ее найдет.

Свита вернулась – разумеется, успех в поисках им не сопутствовал, – и Пикфорд приказала всем уходить, однако Поссуэло еще не был готов отпустить ее.

– Что с тобой сталось, Мэри? – спросил он, и она не смогла проигнорировать откровенное разочарование, прозвучавшее в его голосе. – Всего год назад ты сказала, что вы никогда не отдадите ваш суверенитет Годдарду. Ведь сказала же? А сейчас посмотри на себя! Отправилась в другое полушарие, и все только для того, чтобы выполнить его приказ. Когда-то ты была достойной женщиной, Мэри. Хорошим серпом…

– Я по-прежнему хороший серп, – отрезала она. – Но времена изменились, и если мы не изменимся вместе с ними, грядущее растопчет нас. Можешь довести это до сведения своего Верховного Клинка. – Она потупилась, на мгновение обратившись внутрь себя. – Слишком многие из моих друзей в Западмерике предпочли выполоть себя, но не смириться с Годдардовым новым порядком. Они посчитали это мужественным сопротивлением. Я смотрю на это как на слабость. А я поклялась никогда не проявлять слабость.

Она повернулась и, твердо печатая шаг, вышла из помещения. Длинный подол ее шелковой мантии, ныне расшитой опалами, стал слишком тяжел, чтобы красиво струиться за ней в воздухе. Теперь он просто волочился по полу.

Только после ухода Пикфорд Поссуэло позволил себе расслабиться. Ему доложили, что Анастасия и капитан Соберани добрались до порта, и «Спенс» вышел в Атлантический океан, не включая огней, – точно так же, как в ту ночь, когда они поднимали сейф из бездны. На бравого и сообразительного капитана можно было положиться. Поссуэло верил, что Джерико успешно доставит Анастасию через океан, к друзьям, которые обеспечат ей более надежное убежище, чем смог предоставить он сам.

Что касается этого парня, Роуэна, то Пикфорд, конечно, передаст его Годдарду. По отношению к Роуэну Поссуэло испытывал смешанные чувства. Он не знал, стоит ли верить заверениям Анастасии в его невиновности. Даже если гибель Твердыни не его рук дело, то все-таки он забрал жизнь у доброго десятка серпов, и не важно, заслуживали ли те казни. Самосуд – явление смертных времен, в нынешнем мире ему места нет. С этим соглашались все серпы, а значит, на свете не было ни одного Верховного Клинка, хоть нового порядка, хоть из старой гвардии, который оставил бы парня в живых.

Поссуэло пришел к выводу, что совершил ошибку, оживив Роуэна. Надо было водворить его обратно в сейф, а сейф вернуть на морское дно. Потому что теперь Роуэн Дамиш попадет в руки Сверхклинка, а тому жалость и сострадание неведомы.

Завет Набата

В древнем аббатстве на северной оконечности города нашел Набат прибежище и пропитание. Он делил хлеб и досуг с верующим, волшебником и карателем, ибо для Набата все тембры одинаковы. И все души, высокие и низкие, приходили поклониться ему, сидящему у колыбели Великого Камертона в весеннюю пору своей жизни, и он одаривал их пророчествами и мудростью. Никогда не знать ему зимы, ибо лик солнца сияет для него ярче, чем для кого-либо на земле. Возрадуемся же!

Комментарий курата Симфония

В данном тексте говорится о том, что мы называем первым аккордом. Верующий, Волшебник и Каратель – таковы три архетипа человечества. Один лишь Набат смог связать столь диссонантные голоса в единый звук, приятный Тону. Здесь также впервые упоминается и о Великом Камертоне, осмысляемом как символ двух путей, двух жизненных выборов: пути гармонии и пути диссонанса. И по сей день Набат стоит у развилки и указывает нам дорогу к вечной гармонии.

Эксперт Кода: Анализ комментария Симфония

Симфоний в очередной раз делает широкие допущения, притягивая факты за уши. В то время как ноты первого аккорда, возможно, и представляют три архетипа, допустимо также предположить, что они представляют трех действительно существовавших лиц. Возможно, Волшебник – это придворный, ответственный за развлечения. Каратель, вероятно, – рыцарь, смиряющий огнедышащих монстров, кои, по преданиям, водились в те времена. Но самое, по моему мнению, грубое упущение Симфония таково: он не понял, что Набат, «сидящий у колыбели Великого Камертона в весеннюю пору своей жизни» – это несомненный символ плодородия.

22 ● Чудеса на десерт

Выбором официальной резиденции Набата, как и многим другим в его жизни, занимался курат Мендоса. Вернее, как-то на собрании высокопоставленных куратов Мендоса выдал Грейсону целый список заранее одобренных жилищ.

– Твои авторитет и известность растут, а значит, нам нужно укрепленное здание, которое в случае чего будет легко защитить. – Тут Мендоса показал ему документ, похожий на школьный тест с ответами. – Приверженцев у нас становится все больше, и мы получили достаточно средств, чтобы приобрести любое из обозначенных здесь мест.

Вот из чего предлагалось выбрать:

А) массивный каменный собор,

Б) массивный каменный вокзал,

В) массивный каменный концертный зал, или

Г) уединенное каменное аббатство, которое при иных обстоятельствах могло бы произвести впечатление массивного, но по сравнению с прочими альтернативами довольно скромное.

Последнюю альтернативу Мендоса включил в список, чтобы удовлетворить куратов, склонных к аскетизму. И Набат, в насмешку над торжественностью момента, сценически благостным жестом указал на единственный неправильный ответ – на аббатство. Частично потому, что для Мендосы это был самый нежелательный вариант, а частично потому что аббатство Грейсону, как ни странно, понравилось.

Здание, расположенное в парке на узкой северной оконечности города, изначально было музеем, которому специально придали вид старинного монастыря. Архитектор даже не догадывался, что замысел окажется настолько удачным, что его творение и правда станет монастырем. Народ назвал его Клойстерс[11]11
  Клойстерс (Cloister (англ.) означает «монастырь») – филиал Метрополитен-музея в Нью-Йорке, в северной части Манхэттена. Посвященный искусству и архитектуре средневековой Европы, музей, открывшийся в 1938-м году, выстроен в виде средневекового монастыря.


[Закрыть].

Старинные гобелены, некогда украшавшие стенки аббатства, перекочевали в какой-то другой музей, посвященный искусству Эпохи Смертности, а вместо них появились другие – новые, но сделанные под старину, с тонистскими религиозными мотивами. При взгляде на них создавалось впечатление, будто тонизму никак не меньше тысячи лет.

Грейсон жил здесь уже больше года, однако, каждый раз, возвращаясь в эти стены, не чувствовал, что приходит домой. Возможно, потому, что он в такие моменты еще оставался Набатом, облаченным в тяжелые вышитые одежды. Только добравшись до своих личных покоев, он мог снять их и снова стать Грейсоном Толливером – пусть лишь для себя самого. Все прочие всегда, независимо от облачения, видели в нем Набата.

Он постоянно твердил слугам, чтобы те не относились к нему с чрезмерным почтением, достаточно и простого уважения, но уговоры ни к чему не приводили. Все эти люди – правоверные тонисты, прошедшие тщательный отбор, – оказавшись на службе у Набата, смотрели на него как на божество. Когда он проходил мимо, они отвешивали земные поклоны, а когда он требовал прекратить это, впадали в экстаз – их укорил сам Набат! Ну что ты с ними будешь делать?! Как бы там ни было, они вели себя лучше, чем фанатики, – те дошли до такой крайности, что даже получили новое имя. Их теперь называли свистами. Свистящие согласные – это ведь такие отвратительные, режущие слух звуки!

Единственным убежищем от всеобщего обожания было общество сестры Астрид. Та хоть и питала глубокое убеждение, что Набат – пророк, не обращалась с ним как с богоравным. Однако она считала своей миссией вести с ним душеспасительные беседы, чтобы подвигнуть Набата открыть струны его души истине тонизма. Вот только терпение у Грейсона было не беспредельным, выдержать такое количество рассуждений о Вселенской Гармонии и Священных Арпеджио он не мог. Он бы с удовольствием ввел в свой внутренний круг какого-нибудь не-тониста, но Мендоса противился этому.

– Ты должен быть осторожен с выбором друзей, – внушал ему курат. – Серпы ополчились на тонистов, выпалывают все больше и больше, и мы не знаем, кому можно доверять.

– Грозовое Облако знает, кому можно, а кому нельзя доверять, – возражал Грейсон, чем еще больше сердил курата.

Мендоса работал не покладая рук. В бытность монастырским куратом он любил посидеть в тишине и поразмышлять, но сейчас его предпочтения изменились. Он снова превратился в гуру маркетинга, каковым был до обращения в тонизм. «Тон поместил меня там, где я был нужен, и как раз в момент, когда я был нужен, – сказал он однажды. А потом вдруг добавил: – Возрадуемся же!» Грейсон никак не мог понять, говорил ли курат искренне. Даже во время религиозных служб Грейсону постоянно казалось, будто Мендоса все свои «Возрадуемся же!» сопровождает подмигиванием.

Мендоса поддерживал постоянную связь с куратами во всех концах света, используя для этого тайный доступ к серверам Ордена серпов. «Другой такой раздолбайской и плохо защищенной системы поискать!» – утверждал он.

Было нечто приятное и одновременно глубоко тревожное в мысли о том, что сообщения тонистским куратам идут через серверы серпов.

●●●

Личные апартаменты Грейсона были подлинным святилищем. Только здесь Грозовое Облако могло говорить громко, не через наушник. Вот это была настоящая свобода – не то что просто стянуть с себя жесткое церемониальное платье. Наушник, с которым Грейсон ходил на публике, превращал Облако в голос в голове. Облако разговаривало вслух только тогда, когда знало точно: больше их никто не слышит. В такие моменты у Грейсона создавалось впечатление, будто Грозоблако окружает его со всех сторон. Он был в Облаке, а не оно в нем.

– Поговори со мной! – попросил Грейсон, вытянувшись на огромном ложе, сработанном специально для него одним из последователей, мастером, изготовлявшим кровати вручную. И почему люди думают, что если Набат – фигура великая, то и все в его жизни должно иметь неимоверные размеры? Да на этой кровати можно целую армию разместить! Нет, честно, – для чего ему такая грандиозная лежанка? Даже в тех редких случаях, когда к нему приходила, по деликатному выражению куратов, «гостья», казалось, будто обоим нужно рассыпать хлебные крошки, чтобы найти друг друга в этой чудовищной постели.

Но по большей части он лежал в ней один. Что оставляло ему два выбора: либо чувствовать себя одиноким и незначительным, утопающим в этой пышной безграничности, либо попробовать вспомнить, как он ребенком устраивался на кровати между мамой и папой, окруженный уютом, теплом и любовью. Наверняка ведь его родители позволили ему забраться к ним в постель хотя бы один раз, прежде чем им надоело быть его родителями?

– С удовольствием, Грейсон, – ответило Грозовое Облако. – Что ты хочешь обсудить?

– Не важно. Давай просто поболтаем. Или поговорим о чем-нибудь значительном. Или о чем-то между тем и другим.

– Обсудим рост числа твоих последователей?

Грейсон перекатился набок.

– И умеешь же ты убить хорошее настроение! Нет, ни про какие дела Набата говорить не будем.

Он подполз к краю кровати и взял тарелку с чизкейком, которую прихватил с собой за ужином. Если Грозоблако заведет разговор о Набате, без утешительной еды не обойтись.

– Движение тонистов растет и ширится, и это хорошо, – гнуло свою линию Облако. – Это значит, что когда нам понадобится их мобилизовать, они окажутся силой, с которой придется считаться.

– Такое впечатление, что ты собралось воевать!

– Надеюсь, это не потребуется.

Больше Грозоблако ничего не добавило. Оно с самого начала держало в тайне, как собирается использовать тонистов. Из-за этого Грейсон чувствовал себя чем-то вроде исповедника, которому не исповедуются.

– Терпеть не могу, когда ты используешь меня, а о цели не рассказываешь, – сказал он и, чтобы подчеркнуть свое неодобрение, встал и перешел в единственный угол комнаты, в который, как он знал, камеры Облака не могли заглянуть.

– Нашел слепое пятно, – констатировало Облако. – Похоже, ты знаешь больше, чем желаешь показать.

– Понятия не имею, о чем ты.

На одну секунду дуновение воздуха из кондиционера усилилось. Грозоблачная версия вздоха.

– Как только ситуация стабилизируется, я все тебе расскажу. Но сначала нужно преодолеть некоторые препятствия – лишь тогда я смогу просчитать шансы на успех моего плана по спасению человечества.

Грейсону показалось абсурдным, что Грозовое Облако произносит слова «мой план по спасению человечества» с той же непринужденностью, с какой человек говорит «мой рецепт чизкейка».

Последний, кстати сказать, был ужасен. Ни вкуса, ни консистенции – студень какой-то, а не воздушный крем. Тонисты верили, что из всех органов чувств важнейшим является слух, только его можно баловать. Однако кто-то, наверно, увидел выражение на лице Грейсона, когда тот жевал особенно неудачный шоколадный кекс, и персонал сбился с ног в поисках нового кондитера. Это, пожалуй, одна из позитивных сторон положения Набата: стоит только бровью повести – и горы сдвигаются со своих мест.

– Ты недоволен мною, Грейсон? – спросило Облако.

– Ты, по сути, правитель мира. Так какое тебе дело, чем я доволен или чем не доволен?

– Потому что мне есть дело, – ответило Грозовое Облако. – Очень большое дело.

●●●

– Ты должен относиться к Набату с исключительным почтением, что бы он тебе ни говорил на этот счет.

– Да, мэм.

– При его приближении ты должен отступать далеко в сторону.

– Да, мэм.

– В его присутствии ты должен смотреть в пол и низко кланяться.

– Да, мэм.

Сестра Астрид, ныне руководящая персоналом Клойстерса, смерила нового кондитера внимательным взглядом. Она даже прищурилась, как будто это помогло бы заглянуть ему в душу.

– Ты из какой конгрегации?

– «Братская любовь», – ответил кондитер.

– Хм, надеюсь, ты не такой чокнутый, как придурки из «Колокола свободы». Должно быть, ты чем-то отличился, раз ваш курат порекомендовал тебя для службы у Набата.

– Я лучший в своем деле, – ответил новичок. – Я правда самый лучший!

– Надо же, нескромный тонист, – сказала она с кривой усмешкой. – В некоторых свистовских сектах тебе за такие слова отрезали бы язык.

– Набат слишком мудр для этого, мэм.

– Мудр, – согласилась Астрид. – Да, он мудр. – И тут она, протянув руку, неожиданно сжала пальцами правый бицепс новичка. Тот рефлекторно напряг мышцу.

– Какой сильный. Странно, почему тебя не записали в охрану.

– Я кондитер, – ответил новенький. – Единственное оружие, которым я владею – взбивалка для яиц.

– Но если бы тебя попросили, ты бы стал сражаться за Набата?

– Ради него я готов на все!

– Отлично, – удовлетворенно проговорила Астрид. – Тогда приготовь хороший десерт на ужин.

Затем она велела кому-то из команды поваров проводить новенького на кухню.

Выходя из комнаты, новенький улыбался. Он прошел проверку у начальника персонала! Сестра Астрид была известна тем, что, если кто-либо из новичков ей не нравился, она выкидывала его за порог, несмотря ни на какие рекомендации. Но он соответствовал ее высоким стандартам.

Серп Моррисон был очень доволен.

●●●

– Думаю, на данном этапе жизни тебе не мешало бы отправиться в путешествие, – сказало Грозовое Облако Грейсону в тот же вечер, не дожидаясь пока он снимет облачение и расслабится. – Я тебе это настоятельно рекомендую.

– Я уже говорил, что не поеду в мировое турне, – отрезал Грейсон. – Мир сам приходит ко мне – по одному человеку за раз. Меня это вполне устраивает, и до сих пор это устраивало и тебя.

– Я не предлагаю турне. Я предлагаю тебе отправиться инкогнито в… скажем так, паломничество к местам, где ты раньше не бывал. Пророки в древности ходили по свету, значит, это приличествует и Набату.

Грейсон Толливер, однако, тягой к путешествиям не страдал. Пока его жизнь не слетела под откос, он надеялся тихо-мирно служить Грозовому Облаку в качестве агента Нимбуса как можно ближе к дому, а если нет, то в месте, которое мог бы назвать своим домом. Добравшись до Ленапе-сити, он, по его мнению, повидал достаточно, и больше ему не надо.

– Это было всего лишь предложение. Но я считаю его чрезвычайно важным, – подчеркнуло Облако.

Обычно, когда Грейсон ясно выражал свою волю на какой-то счет, Грозовое Облако не упорствовало. Возможно, когда-нибудь настанет момент, когда Набату придется сорваться с насиженного места и пойти вправлять мозги тем или иным свистам, но почему именно сейчас?

– Хорошо, я об этом подумаю, – сказал Грейсон, чтобы закончить разговор. – А сейчас мне нужно принять ванну и отвлечься от беспокойных мыслей.

– Конечно, – согласилось Облако. – Я все устрою.

Вода, которой Облако наполнило ванну, была слишком горяча. Грейсон выдержал пытку без звука, – но что это с Облаком? Наказывает его за то, что он не хочет пускаться в путь? Совсем не похоже на Грозоблако. Тогда что оно хотело сказать, окуная Грейсона чуть ли не в кипяток?

●●●

Ожидалось, что новый кондитер – кулинарный гений. И так оно и было – до того момента, как серп Моррисон выполол его и занял его место. Если честно, то три недели назад серп Моррисон едва умел воду вскипятить, уже не говоря о приготовлении суфле; однако краткий курс кондитерского искусства дал ему достаточно знаний, чтобы продержаться то короткое время, которое ему требовалось. Он даже изобрел несколько собственных фирменных десертов, например, сокрушительное тирамису и убийственный клубничный чизкейк.

Первые пару дней он нервничал, излишне суетился на кухне, но это оказалось отличной дымовой завесой. Все новички нервничали, едва появившись в аббатстве, а благодаря бдительному взору сестры Астрид продолжали нервничать на протяжении всей своей службы. Неуклюжесть Моррисона никого не удивляла – в подобных обстоятельствах она была естественна.

В конце концов окружающие догадались бы, что он никакой не кондитер, но он не планировал носить личину слишком долго. А когда его миссия завершится, все эти суетливые тонистишки потеряют работу. Потому что святой, коему они так ревностно служат, будет выполот.

●●●

– Грозовое Облако ведет себя как-то странно, – пожаловался Грейсон сестре Астрид, ужинавшей с ним в тот вечер. Он всегда ужинал в компании, потому что последователи не хотели, чтобы он сидел за столом один. Вчера это был гость – курат из Антарктики. А позавчера – мастерица, изготовлявшая изящные камертоны для домашних алтарей. Грейсону очень редко случалось ужинать с тем, с кем ему действительно хотелось, и практически никогда наедине с собой. Ему приходилось на каждой трапезе играть роль Набата. Неприятная обязанность, ибо посадить пятно на облачение было очень легко, а отстирать его дочиста не удавалось, поэтому одежду приходилось часто менять. Грейсон предпочел бы есть в джинсах и футболке, но, как он боялся, такой роскоши ему больше не видать.

– В каком смысле «странно»? – спросила сестра Астрид.

– Все время талдычит одно и то же. И творит что-то такое… невразумительное. Не могу определить точно. Оно просто… само не свое.

Астрид пожала плечами.

– Облако есть Облако – ведет себя так, как оно себя ведет.

– Рассуждение истинного тониста, – сказал Грейсон. Он не имел в виду поддразнить сестру Астрид, но она восприняла это именно так.

– Я хочу сказать, что Грозовое Облако постоянно и последовательно. Если оно делает что-то, чего ты не можешь уразуметь, значит, возможно, дело не в нем, а в тебе.

– В один прекрасный день ты станешь превосходным куратом, Астрид, – улыбнулся Грейсон.

Слуга поставил перед ними десерт. Клубничный чизкейк.

– Попробуй, – попросила Астрид, – и скажи мне, это лучше, чем у предыдущего кондитера, или нет?

Грейсон подхватил маленький кусочек на вилку и отправил в рот. Бесподобно!

– Ух ты! – сказал он Астрид. – Наконец-то у нас достойный кондитер.

Клубничный чизкейк на несколько минут прогнал из его головы мысли о Грозовом Облаке.

●●●

Серп Моррисон понимал, почему прополку Набата следует провести без крови и изнутри, а не прямым нападением снаружи. Тонисты, охранявшие своего пророка, охотно погибли бы за него, и к тому же они были вооружены незаконным оружием смертных времен. В отличие от обычных людей, они дали бы яростный отпор, так что даже если бы команде убийц и способствовал успех, мир узнал бы о сопротивлении, оказанном тонистами. Общество ни в коем случае не должно услышать о подобном противодействии воле серпов. До сих пор лучшей тактикой было просто игнорировать существование Набата. Коллегии повсюду в мире надеялись, что если не придавать «пророку» особого значения, он и будет незначительным. Но, по-видимому, он стал настолько важной персоной, что Годдард пожелал расправиться с ним. Однако делать это с помпой и треском нельзя, а потому инфильтрация одного-единственного агента – самый подходящий способ действий.

Красота плана основывалась на самоуверенности тонистов. Они много раз проверили и перепроверили нового кондитера, прежде чем пригласить его на работу. Для Моррисона было плевым делом подделать удостоверение личности и влезть в чужую шкуру, после того как тонисты решили, что безопасности их пророка ничто не грозит.

Моррисон вынужден был признать, что новая должность ему по душе. Печь торты и пирожные оказалось гораздо интереснее, чем он полагал раньше. Может, он сделает это своим хобби, как только покончит с заданием. Ведь серп Кюри, кажется, тоже готовила ужины для родственников тех, кого выпалывала. А он, серп Моррисон, будет угощать их десертом.

– Всегда готовь больше, чем надо, – наставлял его су-шеф в первые дни. – Набат любит схрумкать что-нибудь среди ночи. И как правило, это что-то сладкое.

Бесценная информация.

– В таком случае, – сказал Моррисон, – я закормлю его десертами до смерти.