Текст книги "Набат (ЛП)"
Автор книги: Нил Шустерман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)
Завет Набата
Набату довелось столкнуться с бесчисленными врагами – как в этой жизни, так и за ее пределами. Когда вестник смерти проник в его святилище и обхватил своей холодной рукой его горло, он отказался покориться. Смерть, облаченная в потертый голубой саван, запустила в него свои когти, и – о да, предательски оборвала его земное существование, но это не стало концом Набата. Он вознесся в верхнюю октаву. Возрадуемся же!
Комментарий курата Симфония
Не давайте ввести себя в заблуждение – смерть сама по себе не враг, ибо мы верим, что естественная смерть должна прийти ко всем в надлежащее время. Неестественная смерть – вот о чем толкует этот стих. Это еще одно упоминание о серпах, которые, по всей вероятности, действительно существовали, – сверхъестественные существа, пожиравшие живые души с целью накопления темной магической силы. То, что Набат смог побороть такое существо, есть доказательство его собственной божественности.
Эксперт Кода: Анализ комментария Симфония
Не подлежит сомнению, что во времена Набата серпы существовали, и, насколько нам известно, возможно, все еще существуют в Местах Покинутых. Тем не менее предположение, что они пожирали души, – это слишком даже для Симфония, склонного выдавать слухи и догадки за непреложный факт. Важно отметить следующее: ученые достигли консенсуса относительно того, что серпы не пожирали души своих жертв, они лишь потребляли их мясо.
23 ● Как выполоть святого
Набату не пристало расхаживать по залам и дворам Клойстерса в одиночестве – кураты неустанно твердили ему об этом. Ни дать ни взять чересчур заботливые родители. Вечно приходится напоминать им, что десятки охранников стоят на страже по периметру аббатства и на его крыше, что камеры Грозового Облака ведут непрерывное наблюдение. Какого черта? Достали уже со своими страхами!
В начале третьего ночи Грейсон сел на постели и сунул ноги в шлепанцы.
– Что такое, Грейсон? – спросило Грозовое Облако еще до того, как он встал с кровати. – Тебе нужна моя помощь?
Вот, опять эти странности. Говорить, пока его не спросили – это так не похоже на Грозовое Облако!
– Просто не могу уснуть, – буркнул Грейсон.
– Наверно, это интуиция, – сказало Облако. – Возможно, ты ощущаешь нечто неприятное, но не можешь взять в толк, что это?
– Единственное, чего я не могу взять в толк в последнее время, – это ты. И это главная неприятность.
На этот выпад Грозовое Облако отвечать не стало.
– Если тебе не по себе, для успокоения нервов предлагаю отправиться в далекое путешествие, – сказало оно.
– Как, прямо сейчас? Посреди ночи?
– Да.
– Вот так вот взять и уехать?
– Да.
– И как это успокоит мои нервы?
– Это был бы… разумный образ действий на данном этапе твоей жизни.
Грейсон вздохнул и направился к двери.
– Ты куда? – спросило Облако.
– А ты как думаешь? Съесть чего-нибудь.
– Не забудь наушник.
– Зачем? Чтобы ты меня без конца дергало?
Грозовое Облако мгновение поколебалось, а затем сказало:
– Обещаю, что не стану дергать. Но ты должен надеть наушник. Рекомендую это самым настоятельным образом.
– Ладно.
Грейсон схватил с тумбочки наушник и вставил его в ухо, лишь бы Грозоблако отвязалось.
●●●
Набата всегда держали на некоторой дистанции от прислуги. Моррисон подозревал, что тот и понятия не имеет, сколько народу работает за кулисами его «простой» жизни – ведь при приближении пророка слуги разбегались как мыши. Крепость, населенная десятками людей, для Набата выглядела почти пустой. Так хотелось его куратам. «Набату нужно личное пространство. Набату нужен покой, чтобы побыть наедине со своими великими мыслями».
Каждый вечер Моррисон допоздна торчал на кухне: готовил желе, ставил тесто для утренних пирогов и прочее в этом же роде, но истинная причина его рабочего рвения состояла в том, чтобы оказаться на кухне, когда туда придет Набат за ночным перекусом.
Прошло пять дней, и он дождался.
Приготовив жидкое тесто для утренних блинчиков, Моррисон выключил свет и принялся ждать в уголке, то задремывая, то просыпаясь. И вот глухой ночью по лестнице спустился некто в атласной пижаме и открыл холодильник. В слабом свете лампочки Моррисон рассмотрел молодого человека, на вид не сильно старше его самого – двадцать один или, может, двадцать два, не больше. Ничего особенного в нем не было. Не походил он на «святого», о котором все шепчутся, трясясь от страха. Моррисон ожидал увидеть у Набата спутанную бороду, всклокоченные космы и сумасшедшие глаза. Из этого набора у парня были только сбившаяся шевелюра да «сухарики» в глазах, как у человека, только что вставшего с постели. Моррисон выступил из тени.
– Ваша звучность, – произнес он.
Набат отшатнулся, чуть не уронив тарелку с чизкейком.
– Кто здесь?
Моррисон подошел туда, где на него упал свет из холодильника.
– Всего лишь кондитер, ваша звучность. Не хотел вас напугать.
– Да ничего, – сказал Набат. – Просто вы застали меня врасплох. Я вообще-то даже рад встретиться с вами. Хотел сказать, что вы мастер своего дела. Уж конечно получше прежнего.
– Ну, – сказал Моррисон, – я долго учился.
Было очень трудно поверить, что Грозовое Облако выбрало этого заурядного, ничем не примечательного парнишку в качестве своего голоса на земле. Может, скептики правы, и вся эта суета с «пророком» – чистой воды мошенничество. Еще одна причина, чтобы помочь ему покинуть сей бренный мир.
Моррисон шагнул ближе, открыл ящик стола и вытащил вилку. Протянул ее Набату. Это, по его разумению, будет выглядеть как чистосердечный жест. И к тому же позволит подойти ближе к «пророку». Достаточно близко, чтобы схватить его и сломать шею.
– Рад, что вам нравится моя стряпня, – сказал Моррисон, вручая ему вилку. – Ваша похвала для меня бесценна.
Набат подцепил вилкой кусочек чизкейка, положил в рот и посмаковал.
– А я рад, что ты рад, – проговорил он.
А потом поднял вилку и вонзил ее Моррисону в глаз.
●●●
Грейсон знал.
Он понял всё. Его выводы основывались не на том, чтó Грозовое Облако ему сказало. Он все понял как раз потому, что оно молчало.
Фрагменты пазла вдруг легли на свои места. Все это время Грозоблако пыталось предупредить его, фактически не предупреждая. «Отправиться в странствие»… Речь шла не о путешествии, а о бегстве. А ванна почти что с кипятком! Поговорка «попасть в горячую воду» означает «ты в беде». Грейсон обругал себя за то, что не понял намека сразу. Грозовое Облако не могло предупредить его напрямую – это стало бы вмешательством в дела серпов, что противозаконно. Грозоблако способно на многое, но нарушить закон – никогда. Все, что ему оставалось, это беспомощно наблюдать за тем, как Грейсона выпалывают.
Молчание в наушнике! Оно вопило громче любой сирены.
Когда кондитер выступил из тени, Грейсон шарахнулся, но в этом движении было нечто большее, чем просто реакция на неожиданность. У него подпрыгнуло сердце и почти что включился механизм «бей или беги». Когда что-то подобное случалось в прошлом, Грозоблако было тут как тут, чтобы успокоить его. Сейчас оно должно было прошептать ему на ухо: «Это всего лишь кондитер. Он надеялся хотя бы одним глазком взглянуть на тебя. Будь с ним поласковее».
Но Грозоблако ничего такого не сказало. Оно вообще ничего не сказало. И это значило, что «кондитер» на самом деле – серп, готовый выполоть Грейсона.
Грейсон никогда в своей жизни не совершал такого жестокого поступка, как сейчас. Броситься на человека с острым предметом – этого он не делал даже в свою бытность Рубцом Мостигом. Но он знал, что его нынешнее действие оправданно. Грозоблако его поймет.
И, свершив сей подвиг, Грейсон сломя голову бросился бежать.
●●●
Серп Моррисон заорал бы громче Великого Резонанса, если бы позволил себе это. Борясь с болью, он только тихонько взвизгнул и выдернул вилку из глаза. В отличие от других серпов нового порядка он не скрутил свои наниты, поэтому они мгновенно впрыснули в его кровоток слоновьи дозы болеутоляющего, отчего Моррисона зашатало, а голова закружилась. Пришлось бороться еще и с этим, потому что, если он намерен исправить свой промах, его ум должен оставаться острым.
Черт, у него же почти получилось! Если бы он не пустился в разговоры, а сразу перешел к делу, Набат был бы уже мертв. И чего это он так разнюнился?
«Святой» раскусил намерения серпа. Либо он и вправду ясновидящий, либо ему сообщило Грозоблако. А может, Моррисон как-то выдал себя. Ну почему он не составил план на случай разоблачения?!
Прикрыв рукой поврежденный глаз, серп пустился вслед за Набатом. Повторной ошибки он не совершит. Он исполнит свою миссию. Получится не так чисто, как планировалось, – вообще-то, будет очень даже грязно – но он добьется своего.
●●●
– Серп! – крикнул Грейсон, выбегая из кухни. – На помощь! Здесь серп!
Кто-то, возможно, его услышал, ведь каменные стены отражают звук, однако они посылают его в самых неожиданных направлениях. Вся стража размещалась снаружи здания и на крышах, внутри ее не было. К тому моменту, когда охранники услышат и бросятся на подмогу, может оказаться поздно.
– Серп!
Шлепанцы мешали бежать быстро, поэтому он сбросил их. Единственным преимуществом Грейсона было то, что он знал Клойстерс намного лучше своего преследователя, к тому же у него было Грозовое Облако.
– Я знаю – ты не можешь мне помочь, – сказал он Облаку. – Это противозаконно, но ведь что-то же ты можешь сделать!
Но оно по-прежнему молчало.
Грейсон услышал, как где-то позади открылась дверь. Кто-то вскрикнул. Он не мог оглянуться, чтобы посмотреть, кто это и что с этим человеком случилось.
«Я должен мыслить как Грозовое Облако. Оно не имеет права вмешаться. По собственной воле оно мне помочь не может. Итак, что же оно тогда может?»
Стоило ему поставить себя на место Облака, и ответ пришел сразу. Грозовое Облако – слуга человечества. А это значит, что оно должно выполнять команды.
– Грозовое Облако! – сказал Грейсон. – Я готов отправиться в путешествие прямо сейчас. Разбуди персонал и скажи, что мы немедленно уезжаем.
– Конечно, Грейсон, – отозвалось Облако. И в то же мгновение по всему комплексу взвыли будильники. Зажглись все лампы. Коридоры залило ослепительным сиянием, дворики утонули в свете прожекторов.
Грейсон услышал позади себя еще один вскрик. Обернувшись, он увидел, как какой-то человек упал, сраженный рукой серпа. Тот уже нагонял Грейсона.
– Грозовое Облако, свет слишком яркий, – выдохнул Грейсон. – Глазам больно. Выключи свет во внутренних коридорах.
– Конечно, – спокойно сказало Облако. – Сожалею о причиненных неудобствах.
В коридорах опять стало темно. Теперь Грейсон ничего не видел, поскольку его зрачки сократились на ярком свету. Но ведь и с серпом произошло то же самое! Сначала его ослепил свет, потом – тьма.
Грейсон подбежал к Т-образному пересечению – отсюда коридоры уходили влево и вправо. Даже в темноте он знал, что серп приближается, – и сообразил, в какую сторону ему направиться.
●●●
Выбегая из кухни, Моррисон видел, как мчащийся впереди Набат сбросил шлепанцы. Парень призывал на помощь, но Моррисон знал: он настигнет свою жертву раньше, чем кто-либо успеет вмешаться.
Рядом открылась дверь, вышла женщина. Черт ее знает, кто она такая. Плевать. Прежде чем она успела что-то сказать, он ударил ее ребром ладони по носу, сломав его и вогнав кости глубоко в мозг. Женщина закричала и рухнула замертво. Первая прополка за сегодняшнюю ночь и, он был уверен, не последняя.
И тут весь коридор залило светом. Внезапное сияние ослепило Моррисона, он сощурился. Открылась еще одна дверь. Из комнаты, в которой заливался будильник, выскочил су-шеф.
– Что здесь происходит?
Моррисон двинул его в грудь своим фирменным ударом, останавливающим сердце, но из-за того, что он смотрел только одним глазом, расстояние было рассчитано неточно. Пришлось нанести второй удар. Поскольку большинство тонистов удаляло наниты, запустить сердце снова было некому. Моррисон столкнул умирающего с пути и продолжил было погоню, но тут лампы погасли. Упала непроглядная темень. Отказываясь замедлить скорость, Моррисон рванулся вперед и налетел на каменную стену. Тупик? Нет. Глаза начали приспосабливаться, и он увидел, что коридор разветвляется влево и вправо. Но в какую сторону направился Набат?
За его спиной поднялась суматоха: комплекс проснулся, забегали охранники. Теперь все знали, что в Клойстерс ворвался враг. Моррисону надо пошевеливаться.
Куда же идти – налево или направо? Он выбрал налево. Пятьдесят процентов вероятности, что угадал. Бывало, ему выпадали шансы и похуже.
●●●
Грейсон слетел вниз по лестнице и толкнул дверь в гараж, где стоял десяток автомобилей.
– Грозовое Облако! – сказал он. – Я готов ехать. Открой дверь ближайшей машины!
– Открываю дверь, – сказало Облако. – Счастливого пути, Грейсон.
Дверца открылась. В салоне машины зажегся свет. Грейсон не имел ни малейшего намерения покинуть гараж; все, чего ему было надо, – это забраться в машину и заблокировать двери. Стекла автомобиля разбить было невозможно. Поликарбонатный кузов был пуленепробиваемым. Стоит только попасть внутрь, и Грейсон будет как черепаха в панцире – серпу до него не добраться, как ни старайся.
Грейсон бросился к дверце…
Но серп сзади рванул его за ногу. Грейсон упал в дюйме от спасения.
– Отличная попытка, – прохрипел серп. – У тебя почти получилось!
Грейсон принялся выкручиваться и изворачиваться. Он понимал: стоит только врагу ухватиться понадежней – и всё, конец. К счастью, его пижама из скользкого атласа не позволяла серпу удержать свою жертву.
– Одумайся, не делай этого! – крикнул Грейсон. – Как только ты меня выполешь, Грозовое Облако будет потеряно для человечества. Я единственное связующее звено!
Серп обхватил рукой шею Грейсона.
– А мне плевать!
Однако в голосе его прозвучала еле заметная неуверенность, и Грейсон понял – плевать-то ему плевать, да не совсем. Для Грейсона эта капля сомнения могла означать жизнь или смерть.
– Оно видит, что ты делаешь, – еле слышно просипел Грейсон – серп сдавил ему трахею. – Оно не может тебя остановить, не может нанести вред, но оно накажет всех, кто тебе дорог!
Давление на трахею чуть ослабло. Грозовое Облако никогда не стало бы мстить, но серп-то этого не знал. В конце концов – и, возможно, совсем скоро, через секунду или две – он поймет, что это блеф, но для Грейсона каждое выигранное мгновение было победой.
– У Облака на тебя великие планы! – продолжал он. – Оно хочет, чтобы ты стал Верховным Клинком.
– Да ты даже не знаешь, кто я такой!
– А если знаю?
– Врешь!
И внезапно в ухе Грейсона заиграла музыка. Песня смертного времени, которой он не знал, но понимал: она играет неспроста. Грозоблако было не в силах помочь, но оно могло дать ему инструмент, чтобы он помог себе сам.
– «Ты знаешь, это было бы нечестно!» – Грейсон повторял слова песни, не уверенный, что делает это правильно. – «Ты знаешь, что я был бы лжецом!»
Глаза серпа расширились. Это же «Зажги мой огонь»[12]12
Light My Fire – песня группы The Doors, солистом которой был Джим Моррисон.
[Закрыть]! Он застыл, не веря ушам, как будто эти слова прозвучали магическим заклинанием.
И в этот момент охрана наводнила гараж и схватила серпа. Он ухитрился выполоть двоих голыми руками, но остальные опрокинули его и пригвоздили к полу.
●●●
Все было конечно. Серп Моррисон отдавал себе в этом отчет. Они убьют его, и единственным огнем, который загорится, будет тот, на котором сожгут его тело, чтобы его нельзя было оживить. Сегодня он умрет от рук тонистов. Более унизительной смерти и быть не может!
Может быть, это и хорошо, думал он. Лучше, чем предстать перед Годдардом после такого позорного провала.
И тут Набат выступил вперед.
– Остановитесь! – приказал он. – Не убивайте его.
– Но ваша звучность! – сказал мужчина с редеющими седыми волосами. Не охранник. Может, один из священников их странной религии. – Мы должны убить его, причем немедля. Это послужит уроком тем, кто попробует повторить его попытку.
– Если мы заберем его жизнь, начнется война, к которой мы пока не готовы.
Седой явственно рассердился.
– Ваша звучность, я настоятельно советую вам…
– Вас не спрашивают, курат Мендоса. Советы здесь раздаю я.
Затем Набат обратился к охранникам:
– Заприте серпа где-нибудь, пока я не решу, что с ним делать.
Курат еще раз попытался протестовать, но Набат не обратил на него внимания. Моррисона потащили прочь. Странно, но больше Набат с его атласной пижамой не казался смешным, как это было всего несколько мгновений назад. Он и впрямь походил теперь на святого.
●●●
– О чем ты только думал?!
Курат Мендоса метался по комнатам Набата, кипя от злости. Теперь около всех окон и дверей торчали охранники – как говорится, лучше поздно, чем никогда. Глупый мальчишка, думал Мендоса. Ведь предупреждали же: никуда не ходить в одиночку, тем более ночью! Сам виноват.
– И почему ты оставил его в живых? Если бы мы убили и сожгли этого серпа, это послужило бы предостережением для Годдарда!
– Да, – согласился Набат. – И предостережение гласило бы: тонисты стали слишком строптивыми, их надо уничтожить!
– Он и так хочет нас уничтожить!
– Хотеть и в действительности мобилизовать своих серпов на это дело – огромная разница, – возразил Набат. – Чем дольше мы удерживаем Годдарда ниже точки кипения, тем больше времени мы выиграем, чтобы подготовиться к борьбе с ним. Неужели это не понятно?
Мендоса скрестил руки на груди. Ему было ясно, что происходит.
– Ты трус! – заявил он Набату. – Ты просто боишься совершить по-настоящему храбрый поступок – например, убить серпа.
Набат подступил ближе к нему и расправил плечи.
– Если ты еще раз назовешь меня трусом, отправишься обратно в монастырь, и на этом твоя служба мне закончится!
– Ты не посмеешь!
– Охрана! – Набат махнул ближайшему стражнику. – Будьте добры, проводите курата в его комнату. Пусть до полудня посидит взаперти за неуважение ко мне.
Охранник без колебаний шагнул вперед и схватил курата, тем самым ясно давая понять, чьим приказам подчиняется охрана.
Мендоса стряхнул руку охранника с плеча:
– Сам пойду!
Но прежде чем уйти, он остановился, набрал в легкие воздуха и повернулся обратно к Набату:
– Простите меня, ваша звучность. Я переступил черту.
Но даже ему самому в этой реплике слышалось больше угодливости, чем искренности.
●●●
Как только курат ушел, Грейсон рухнул в кресло. Впервые за все время он дал отпор Мендосе. Но Набат не должен позволять, чтобы кто-то разговаривал с ним так бесцеремонно. Даже человек, который его создал. Наверно, то, что он поставил курата на место, должно было принести ему удовлетворение, – но не принесло. Возможно, именно поэтому Грозоблако выбрало среди всех именно его. Тогда как других власть развратила бы, Грейсону ее вкус не понравился.
Хотя, может, стоило бы развить этот самый вкус? Может, ему даже будет необходимо это сделать.
●●●
В Клойстерсе не существовало подземной темницы. Здание лишь подражало средневековому замку, но никогда им не было. Поэтому Моррисона заперли в комнате, видимо, служившей кому-то кабинетом, когда комплекс был музеем.
Охранники не знали, как действовать в подобной ситуации, их этому не учили. И чем обездвижить пленника? Ни тебе наручников, ни кандалов – что-то подобное можно было найти разве что в музее, причем не в таком, как Клойстерс. Поэтому они связали Моррисона пластиковыми садовыми стяжками, предназначавшимися для подвязывания бугенвиллеи. Да и охранников, отряженных для этой работы, было слишком много: с каждой рукой и ногой возилось по пять-шесть человек, хотя хватило бы и одного. Они затянули путы так туго, что руки Моррисона посинели, а ноги стали ледяными. Все, что оставалось серпу, – это ожидать решения своей судьбы.
Уже под утро он услышал разговор снаружи, за запертой дверью:
– Но ваша звучность, – говорил охранник. – Вам не следовало бы ходить туда, он опасен!
– Разве вы его не связали? – услышал Моррисон голос Набата.
– Связали.
– Он может вырваться?
– Нет, мы уверены, не может.
– Тогда какие проблемы?
Дверь отворилась. В комнату вошел Набат. Закрыл дверь. Волосы аккуратно причесаны, вместо пижамы ритуальное облачение, на вид очень неудобное.
Серп Моррисон не знал, что делать: то ли поблагодарить Набата за подаренную жизнь, то ли обматерить за унижение.
– Так-так, – угрюмо буркнул Моррисон. – Значит, у Грозоблака на меня великие планы?
– Я соврал, – признался Набат. – Ты серп, Грозоблако не может иметь на тебя планы. Оно вообще не может иметь с вами никаких дел.
– Но оно же сказало тебе, кто я!
– Не совсем. Я сам в конце концов догадался. Серп Моррисон, так? Твой исторический покровитель написал слова той песни.
Серп не ответил, ожидая, что последует дальше.
– Твой глаз вроде уже зажил.
– Почти, – проронил Моррисон. – Видит пока еще плохо.
– Ты знаешь, что большинство тонистов удаляют свои наниты-целители? Я считаю, это чертовски глупо.
Моррисон встретился взглядом с Набатом, поморгал, чтобы видеть яснее. Духовный лидер тонистов считает их поведение глупым? Это что – проверка? И как прикажете на это отвечать? Соглашаться? Не соглашаться?
– Кажется, для того, что ты говоришь, есть слово из смертных времен, – проговорил он. – Копунство… колдунство… А, вот – кощунство!
Прежде чем ответить, Набат окинул его внимательным взглядом.
– Ты веришь, что Грозовое Облако разговаривает со мной?
Моррисону не хотелось отвечать, но что оставалось делать?
– Да, верю, – признался он. – И хотел бы не верить, но… верю.
– Хорошо. Тогда дело пойдет легче. – Набат уселся в кресло напротив пленника. – Грозоблако выбрало меня не потому, что я тонист. Я не тонист. Не по-настоящему. Оно выбрало меня потому, что… словом, потому, что надо же было кого-то выбрать. Просто тонисты поверили в это первыми. Внешне я подхожу для их доктрины. Вот я и стал Набатом – Тоном во плоти. Самое смешное, что я когда-то хотел стать агентом Нимбуса. А теперь я и правда агент Нимбуса – единственный на земле.
– Зачем ты все это мне рассказываешь?
Набат пожал плечами.
– Потому что мне так вздумалось. Ты разве не слышал? Набат может делать что вздумается. Почти как серп.
Наступила тишина. Для Моррисона она была неловкой, но Набат, очевидно, неловкости не испытывал. Он лишь пристально смотрел на серпа – размышляя, взвешивая, прикидывая… Интересно, насколько глубоки думы святого, который вообще-то не совсем святой?
– Мы скроем от Годдарда, что ты провалил задание.
Такого Моррисон не ожидал.
– Как?
– Видишь ли, никто, даже серпы, не знает, кто такой Набат на самом деле. Сегодня ночью ты выполол четверых. Предположим, Набат – один из них. Кто сможет это опровергнуть? И если я внезапно, необъяснимо исчезну из всеобщего поля зрения, то кто сможет утверждать, что ты не достиг успеха?
Моррисон потряс головой.
– В конце концов Годдард все равно узнает.
– «В конце концов» – это ты верно подметил. Он не узнает, пока мы не будем готовы ему противостоять. До этого момента, возможно, пройдут годы.
– Он поймет, что что-то не так, когда я не вернусь обратно.
– Нет, он подумает, что тебя поймали и сожгли. Что самое обидное – ему это будет до лампочки.
Набат был прав – этого Моррисон не мог отрицать. Годдарду действительно будет до лампочки. Даже больше – до фонаря.
– Как я сказал, у Грозоблака нет на тебя планов, – добавил Набат, – зато они есть у меня.
●●●
Грейсон понимал: ему нужно продать товар, и продать хорошо. Надо просчитать этого серпа так, как он никого никогда в жизни не просчитывал. Потому что если он ошибется, катастрофа неизбежна.
– Я читал кое-что про обычаи смертных времен – в частности, про вождей, попавших в тяжелую ситуацию, – проговорил Грейсон. – В некоторых культурах правителей и духовных лидеров охраняли люди, специально обученные искусству убивать. Если бы у меня был такой человек, я чувствовал бы себя в большей безопасности. А то все эти тонисты только воображают, будто они охрана.
Серп помотал головой, не веря своим ушам:
– Ты выколол мне глаз, а теперь хочешь, чтобы я работал на тебя?!
Грейсон пожал плечами.
– Во-первых, глаз у тебя уже восстановился, а во-вторых, тебе нужна работа. Или ты предпочитаешь вернуться к Годдарду и рассказать о своем фиаско? О том, что хлюпик в пижаме ткнул тебя вилкой в глаз и сбежал? Не думаю, что Годдард придет в восторг.
– Почему ты так уверен, что я не выполю тебя, как только ты меня освободишь?
– Потому что я не считаю тебя дураком. Ты станешь личным серпом Набата. Это гораздо лучше всего, что мог бы предложить тебе Годдард, и ты это прекрасно понимаешь.
– Но я же стану посмешищем для серпов!
Грейсон одарил его тончайшей улыбкой:
– А разве ты уже не посмешище, серп Моррисон?
●●●
У Моррисона не было никакой возможности узнать, насколько Набат осведомлен о его жизни. Однако попадание было верное: авторитетом в среде серпов Моррисон не пользовался, и что бы он ни совершил, это положения не исправит. Если он останется здесь, остальные серпы даже знать не будут, что он все еще жив. К тому же он обретет уважение. Пусть только от тонистов, но все равно – признание есть признание, а его Моррисону отчаянно хотелось.
– А знаешь что? – продолжал Набат. – Давай-ка я рискну первым.
С этими словами он взял ножницы и принялся резать путы Моррисона. Начал с ног, потом перешел к рукам, медленно, аккуратно разрезая одну пластиковую стяжку за другой.
– Кураты будут очень недовольны, – сказал Набат, щелкая ножницами. – Ну и пошли они к черту.
Но вот упала последняя стяжка – и Моррисон мгновенно схватил Набата за горло.
– Ты только что совершил самую большую ошибку в своей жизни! – прорычал серп.
– Ну давай, выполи меня, – поддразнил Набат без капли страха в голосе. – Тебе отсюда не сбежать. Хоть эти охранники и увальни, но их слишком много, всех не одолеешь. Ты же не серп Люцифер.
При этом имени Моррисон сжал пальцы еще сильнее – достаточно, чтобы его противник замолчал. Набат был прав, прав во многом. Если Моррисон выполнит свою миссию, тонисты, стерегущие за этой дверью, убьют его и сожгут. Оба – и он, и Набат – будут мертвы, а в выигрыше останется один Годдард.
– Да кончай уже скорей! – просипел Набат.
И каким-то непонятным образом осознание того, что Набат беззащитен перед ним, что он может выполоть его в любую секунду, когда только ему захочется, принесло Моррисону такое же удовлетворение, как если бы он и вправду его выполол. Причем без неприятных последствий в виде собственной безвременной кончины. Моррисон убрал руку, и Набат глубоко втянул в себя воздух.
– И что я теперь должен сделать? Принести присягу на верность? – спросил Моррисон, и это была шутка лишь наполовину.
– Хватит простого рукопожатия, – ответил Набат. И протянул ему руку. – Мое настоящее имя Грейсон. Но тебе придется называть меня «ваша звучность».
Моррисон пожал Набату руку той же ладонью, которой только что стискивал его горло.
– А мое настоящее имя Джоэл. Но тебе придется называть меня Джим.
– Приятно познакомиться, Джим.
– Взаимно, ваша звучность.
Серп Моррисон вынужден был признать, что такого окончания этого дня он никак не ожидал, однако жаловаться, принимая во внимание обстоятельства, не стоило.
Он и не жаловался. Целых два с лишним года.
