Текст книги "Набат (ЛП)"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

– А ты – ты этого хочешь?

– Уж плакать-то по тебе я не собираюсь! – процедила Рэнд. – А когда тебя не станет, вздохну с облегчением.

Он понял, что сейчас она говорит правду.

– Знаешь, Рэнд, настанет время, когда эго серпа Годдарда вырастет до таких размеров, что даже ты осознаешь, насколько оно опасно. Но к тому времени он сделается настолько могущественным, что не останется никого, кто осмелился бы бросить ему вызов.

Айн хотела было возразить, но почувствовала, как ее кожа покрывается пупырышками. Собственная физиология говорила ей, что Роуэн безусловно прав. Нет, скорбеть над серпом Люцифером она не будет. Но когда он уйдет, у нее еще останется множество поводов для беспокойства.

– На самом деле ты точно такой же, как и Годдард, – произнесла она. – Вы оба мастера выкручивать сознание людей, так что они перестают отличать верх от низа. Так что уж извини, больше я с тобой разговаривать не буду.

– Будешь, – без тени сомнения заявил Роуэн. – Потому что, покончив со мной, он заставит тебя избавиться от моих останков – точно так же, как ты избавилась от останков Тайгера. И тогда, убедившись, что никто не слышит, ты примешься осыпать ругательствами мои почерневшие кости – просто чтобы за тобой осталось последнее слово. Может, даже плюнешь на них. Но тебе от этого не полегчает.

Айн пришла в ярость. Потому что знала – он прав. Прав во всех отношениях.

27 ● Храм удовольствий серпа Тенкаменина

«Спенс» с Анастасией на борту пересек Атлантику прямым курсом на регион Субсахары. Расстояние, которое разделяет Мерику и Африку, гораздо короче, чем представляет себе большинство людей, – его можно пройти меньше чем за три дня. Судно уже прибыло в Гавань Памяти, а северомериканские серпы все еще искали Анастасию где-то на дальнем конце Южной Мерики.

В смертную эпоху Гавань Памяти называлась Монровией, но Грозовое Облако решило, что мрачное прошлое этого региона – времена кабалы и рабства, а затем плохо спланированной репатриации – требует нового имени, которое не оскорбляло бы никого. Само собой, люди сочли себя оскорбленными. Но Облако настояло на своем и, как это случалось со всеми его решениями, оказалось право.

Серпа Анастасию встретил сам Верховный Клинок Тенкаменин. Будучи ярым противником Годдарда, он согласился предоставить ей тайное убежище.

– Столько шума из-за серпа-юниора! – добродушно загремел он, приветствуя гостью. Его мантия, яркая, разноцветная, была искусно смоделирована так, чтобы символически отображать все многообразие исторических культур его региона. – Не волнуйся, малышка, ты в безопасности и среди друзей!

«Малышка»?! Поссуэло называл ее meu anjo – «мой ангел», что было весьма приятно. Но «малышка» звучало уничижительно. Анастасия дипломатично промолчала, но при этом выпрямилась и высоко подняла голову, как подобает почтенному серпу. Вместо нее высказался/ась Джери:

– Не такая уж она и маленькая.

Верховный Клинок окинул Джери подозрительным взглядом:

– А ты еще кто?

– Я Джерико Соберани, капитан судна, успешно доставившего серпа Анастасию в ваши гостеприимные объятия.

– Я о тебе слышал, – сказал Тенкаменин. – Ты весьма известная личность. Старьёвщик.

– Я спасатель, – поправил/а Джери. – Нахожу потерянное и исправляю безнадежно сломанное.

– Учту, – сказал Тенкаменин. – Благодарю за отличное обслуживание.

Верховный Клинок обнял Анастасию за плечи и повел прочь с причала. Свита последовала за ними.

– Ты, наверное, устала и голодна? – проговорил Тенкаменин. – В море, поди, разносолов не дождешься. Мы тут всё приготовили для твоего удобства.

Джери, однако, увязался/ась следом, и Тенкаменин спросил:

– Тебе разве не заплатили? Я полагал, Поссуэло об этом позаботился.

– Прошу прощения, ваше превосходительство, – сказал/а Джери, – но серп Поссуэло велел мне неотлучно находиться при серпе Анастасии. Я искренне надеюсь, что вы не заставите меня нарушить его приказ.

Верховный Клинок театрально вздохнул:

– Очень хорошо. – Затем обратился к своей свите: – Поставьте на стол еще один прибор для нашего бравого мадагаскарского капитана и приготовьте подходящую комнату.

Тут вмешалась Анастасия:

– «Подходящая» нам не подходит, ваше превосходительство. Для Джерико задача моего спасения была сопряжена с огромным риском. Поэтому капитану следует оказывать такое же гостеприимство, как и мне.

Свита насторожилась: кажется, сейчас произойдет извержение вулкана. Но через мгновение Верховный Клинок чистосердечно расхохотался:

– А ты храбрая! Здесь это качество высоко ценится. Мы поладим. – Он обернулся к Джери: – Капитан, виноват, люблю пошутить. Не хотел вас обидеть, простите. Вы наш почетнейший гость, и к вам будут относиться соответственно.

●●●

Никакого такого приказа Поссуэло Джери не давал. Капитана попросили доставить Анастасию в Гавань Памяти, на чем миссия Джерико заканчивалась. Однако капитану пока еще не хотелось расставаться с серпом в бирюзовой мантии, к тому же команда «Спенса» нуждалась в отдыхе на берегу. Западное побережье Субсахары подходило для этой цели как нельзя лучше. И потом, это давало возможность Джери следить за безопасностью Анастасии, а заодно и за Верховным Клинком, который, похоже, уж слишком старался ей понравиться.

– Ты ему доверяешь? – спросил/а Джери у Анастасии, прежде чем вся компания расселась по автомобилям, чтобы ехать во дворец Тенкаменина.

– Раз Поссуэло доверяет, то и я тоже.

– Поссуэло доверял и тому сопляку, что продал вас Годдарду, – напомнил/а Джери. Анастасии было нечем крыть. А Джери добавил/а: – Я послужу тебе второй парой глаз.

– Возможно, это ни к чему, но все равно я высоко ценю твою помощь.

Джери всегда следил/а, чтобы гонорар соответствовал приложенным усилиям, но сейчас решил/а, что благодарность Анастасии – достаточная плата за предоставленные услуги.

●●●

Тенкаменин (для друзей просто Тенка) вдобавок к своему голосу – глубокому басу, гулкому даже тогда, когда он говорил шепотом, – обладал подкупающим и необузданным характером. Цитра находила Верховного Клинка обаятельным и одновременно устрашающим. Она решила отставить Цитру Терранову в сторону и по отношению к Тенкаменину вести себя как серп Анастасия.

Она заметила, что в генетическом индексе Тенкаменина есть небольшой перевес африканских генов, что не удивительно – таков был вклад Африки в биологическую смесь человечества. У самой Анастасии тех же генов тоже было чуть больше, чем паназиатских, кавказских, мезолатинских и прочих, которые в индексе так и обозначались – «прочие». Пока они ехали в машине, Тенкаменин разгадал ее индекс и не преминул прокомментировать:

– Предполагается, что никто не замечает такие вещи, но я замечаю. Это всего лишь означает, что мы с тобой чисто по-родственному чуть ближе друг к другу.

Резиденция Верховного Клинка представляла собой нечто большее, чем просто жилье. Тенкаменин выстроил для себя пышный дворец, увенчанный величественным куполом.

– Я не называю его «Занаду», как у Кублай-хана[14]14
  Зáнаду (англ. Xanadu) – традиционное англоязычное название Шанду – летней резиденции монгольского императора Хубилая. Первоисточник этого написания – книга Марко Поло, однако в англоязычной традиции увековечено оно было стихотворением британского романтика С. Т. Кольриджа «Кубла-Хан» (1797 год). Встречается также неправильная транскрипция «Ксанаду».


[Закрыть], – поведал он Анастасии. – И потом, у серпа Кублай-хана был отвратительный вкус. Недаром монгольские серпы сровняли его дом с землей, как только он выполол себя.

Дворец, как и сам Тенка, отличался изысканностью стиля.

– Я не паразит какой-нибудь, чтобы забирать чужие поместья и особняки, а хозяев выгонять на все четыре стороны! – с гордостью заявил он Анастасии. – Я построил этот дворец от фундамента до крыши! Привлек к строительству местные сообщества, и народ, вместо того чтобы бездельничать, занялся полезным трудом, к тому же хорошо оплачиваемым. Кстати, эти люди продолжают работать у меня. Каждый год ко дворцу прибавляется что-нибудь новенькое. Не потому, что я их прошу, а потому, что это доставляет им удовольствие.

Анастасия поначалу отнеслась к словам Тенки скептически, но впоследствии, поговорив с работниками, поняла, что ошибалась. Народ и впрямь любил своего Верховного Клинка и работал в его усадьбе по доброй воле. К тому же он платил намного больше гарантированного базового дохода.

Дворец, этот истинный храм удовольствий, был полон всяких древних диковинок, добавлявших ему изысканности. Сшитые на старинный фасон ливреи прислуги относились к разным историческим эпохам. В коллекции классических игрушек имелись экспонаты, насчитывавшие сотни лет. А еще тут были телефоны. Угловатые пластиковые штуковины стояли на столиках и висели на стенках; трубки многих были подсоединены к аппаратам длинными, закрученными в спираль шнурами, которые вечно перепутывались.

– Мне импонирует сама идея средства коммуникации, которое привязывает тебя к месту, – пояснил Тенкаменин Анастасии. – Тогда тебе ничего не остается, как отдать все свое внимание беседе.

Но поскольку все эти телефоны предназначались для личных разговоров Верховного Клинка, они никогда не звонили. Анастасия предположила, что в жизни Тенкаменина было очень мало личного – он жил словно на витрине.

На следующее утро после прибытия Анастасию позвали на совещание с Тенкаменином и серпами Бабá и Македой. Последние составляли неизменную свиту Верховного Клинка, и смысл их жизни, казалось, заключался в том, чтобы служить ему благодарной аудиторией. Серп Бабá обладал завидным остроумием и любил сыпать шутками, которые понимал только Тенка. А самая большая радость в жизни Македы, похоже, состояла в том, чтобы дразнить Баба.

– А вот и наша владычица глубин пожаловала! – воскликнул Тенка. – Садись, нужно многое обсудить.

Анастасия села, и ей предложили маленькие сэндвичи, выложенные на блюде так, что они образовывали колесо со спицами. Внешний вид имел для Верховного Клинка первостепенное значение.

– Насколько я знаю, слухи о твоем воскрешении уже разлетелись по свету. Прислужники Годдарда замалчивают этот факт, друзья из старой гвардии, наоборот, трубят вовсю. Мы накрутим общество так, что, когда ты выступишь официально, к тебе прислушается весь мир!

– Если меня будет слушать весь мир, мне нужно иметь что сказать.

– У тебя будет что сказать, – заверил Тенка. – Мы наткнулись на весьма интересную информацию. Разоблачение!

– Скажешь тоже! – фыркнул Баба. – И не подумаю. Не время и не место разоблачаться.

Тенкаменин захохотал, а Македа закатила глаза. Отсмеявшись, Верховный Клинок перегнулся через стол и положил маленького бумажного лебедя-оригами на пустую тарелку Анастасии.

– Тайны, завернутые в другие тайны, – сказал он с улыбкой. – Скажи-ка, Анастасия, ты умеешь копаться в заднем мозге Грозового Облака?

– Еще как! – ответила та.

– Отлично. Разверни лебедя – и найдешь кое-что, могущее послужить тебе отправной точкой.

Анастасия повертела птичку в пальцах.

– И что же мне искать?

– Этот путь ты должна проторить сама. Если я подскажу, ты пропустишь то, что могла бы найти интуитивно.

– Вещи, которые мы, возможно, упустили, – пояснила Македа. – Нам нужен незамыленный глаз.

– И потом, – подключился серп Баба, – недостаточно, чтобы ты просто узнала. Надо, чтобы ты нашла сама. Тогда ты сможешь и других научить, как это найти.

– Вот именно, – подтвердил Тенкаменин. – Успех любой лжи зависит не от искусности лжеца, а от готовности слушателя поверить. Нельзя разоблачить ложь, если сначала не сокрушить эту самую готовность. Вот почему следует учить людей самостоятельно находить дорогу к правде. Так можно добиться намного более сильного эффекта, чем если просто рассказать им.

Слова Тенкаменина повисли в воздухе. Анастасия еще раз посмотрела на лебедя. Ей не хотелось испортить фигурку, развернув ее изящные крылья.

– Как только ты сделаешь собственные выводы, мы расскажем, что нам известно, – сказал Тенкаменин. – Гарантирую – путешествие в задний мозг раскроет тебе глаза на многое.

28 ● Темная звезда

Приглашения получили все. А когда приглашение исходит от Сверхклинка, никто не рискнет его проигнорировать. Значит, стадион будет переполнен.

Годдард публично обратился ко всем, кто находился в орбите его влияния. Вообще-то серпы – особенно серпы, обладающие большой властью, – крайне редко снисходили до взаимодействия с обычными людьми. Способы общения с остальным человечеством у серпов сводились к пуле, ножу, дубине и по временам яду. Серпы попросту не испытывали потребности в разговорах с массами. Они не были избранными должностными лицами и не отчитывались ни перед кем, кроме своих коллег. Ни к чему завоевывать сердца людей, когда твоя единственная задача – останавливать биение этих самых сердец.

Поэтому когда Сверхклинок Годдард лично обратился к народу с приглашением, люди повсеместно пришли в восторг. Несмотря на свою превращенную в крепость башню, Годдард называл себя «народным серпом», – и вот вам подтверждение. Он хочет разделить свой триумф с обычными людьми, представителями всех слоев общества. Так и получилось, что желание народа оказаться поближе к самым знаменитым серпам континента пересилило страх перед ними. Билеты разлетелись за пять минут. Тем, кому не повезло, придется наблюдать за действом дома или на работе.

Счастливчики, заполучившие билет, понимали, что на их глазах будет вершиться история. Они станут рассказывать своим детям, и внукам, и правнукам, и пра-правнукам, и пра-пра-правнукам, что лично присутствовали при прополке самого серпа Люцифера.

В отличие от серпов, люди не испытывали страха перед серпом Люцифером, но все равно ненавидели его – не только потому, что винили в гибели Твердыни, но и за молчание Грозового Облака, и за свой статус негодных. Целый свет понес наказание за преступления серпа Люцифера. Роуэн, по точному определению Годдарда, стал «вместилищем мировой ненависти». А значит, это только естественно, что все как один придут, чтобы стать свидетелями его ужасной кончины.

●●●

Такая штука как бронированный транспорт давно ушла в прошлое. Большинство средств передвижения были сверхнадежными по умолчанию. И все-таки для серпа Люцифера за несколько дней соорудили специальный фургон с приметными стальными заклепками и решетками на окнах. Из Фулькрума в Высокоград[15]15
  В наше время это город Денвер. Денвер называют «Городом на мильной высоте» (Mile High City), потому что он находится на высоте в одну милю (1609,344 м) над уровнем моря.


[Закрыть], где должна была состояться прополка, вела прямая скоростная магистраль, однако маршрут годдардовского кортежа змеился причудливыми загогулинами через множество средмериканских населенных пунктов. Путешествие, которое обычно заняло бы один день, растянулось почти на неделю.

Роуэн предвидел, что его смерть распиарят по полной программе, но такого хайпа все-таки не ожидал.

Кортеж насчитывал больше десятка разных транспортных средств. За громоздким бронированным фургоном следовали гвардейцы Клинка на мотоциклах, за ними ехали высокопоставленные серпы в лимузинах того же цвета, что их мантии, и еще несколько гвардейцев на мотоциклах замыкали процессию, похожую на свадебный поезд.

Сам Сверхклинок в действе не участвовал, хотя первый лимузин в кортеже был королевского синего цвета и сверкал звездами. Лимузин был пуст – но народ-то этого не знал. Дело в том, что Годдарду не улыбалось долго и уныло тащиться по городам и весям, когда он мог достичь того же эффекта, лишь создав видимость своего присутствия. Он появится перед чернью только в день прополки.

Доставить ужасного серпа Люцифера к месту казни он поручил серпу Константину, коего назначил начальником кортежа вместо себя.

Как было известно Роуэну, именно на Константина три года назад была возложена задача по его поимке. Мантия серпа и его лимузин были того же алого цвета, что и надпись «Враг общества» на боку фургона, в котором везли Роуэна. Интересно, так задумано или это просто удачное совпадение?

Перед тем как покинуть Фулькрум-сити, Константин пришел к Роуэну. Пленника к этому времени уже водворили в бронированный фургон и заковали в кандалы.

– Все эти годы я мечтал увидеть тебя лицом к лицу, – сказал Константин. – И сейчас, наконец увидев, должен сказать, что глубоко разочарован.

– Спасибо, – ответил Роуэн. – Я тоже от вас в бешеном восторге.

Рука Константина нырнула в складки мантии – очевидно, за ножом, но серп сдержался.

– Я мог бы выполоть тебя здесь и сейчас, – процедил он. – Но лучше не возбуждать гнев Сверхклинка Годдарда.

– Понятное дело, – сказал Роуэн. – Если это вас утешит, я бы предпочел, чтобы меня выпололи вы, а не он.

– Это еще почему?

– Потому что для Годдарда моя смерть – это месть. Для вас она успешное завершение трехлетней миссии. Для меня пасть от вашей руки лучше, чем утолить его жажду крови.

Константин принял это признание как должное. Он ничуть не смягчился, но, похоже, угроза взрыва, в котором серп позже раскаялся бы, миновала.

– Прежде чем ты отправишься к своему заслуженному концу, я хотел бы кое о чем спросить, – проговорил он. – Я хочу знать, почему ты это сделал.

– Почему я прикончил серпов Ренуара, Филмора и прочих?

Константин пренебрежительно отмахнулся:

– Да нет, я не об этом. Хоть мне и отвратительны твои расправы над моими коллегами, я понимаю, почему ты выбрал именно этих людей. Их репутация как серпов была весьма сомнительной, и ты судил их, хоть и не имел на это права. Свершенных тобой преступлений более чем достаточно, чтобы выполоть тебя. Но я хотел бы знать, почему ты убил Великих Истребителей? Они-то все были порядочными людьми! Ксенократ был хуже прочих, но даже он просто святой по сравнению с теми, кого ты казнил. Что толкнуло тебя на такой чудовищный шаг?

Роуэн устал опровергать эти обвинения. Да и к чему это теперь? Поэтому он выдал Константину ложь, которой и так уже верил весь свет:

– Я возненавидел серпов за то, что они не дали мне кольцо. Поэтому решил нанести им как можно больше вреда. Я хотел, чтобы все серпы мира поплатились за то, что средмериканская коллегия отказалась сделать меня настоящим серпом.

Пламя в глазах Константина, кажется, могло прожечь стальную обшивку фургона.

– И ты думаешь, я поверю, что ты такой мелочный и недалекий?

– А какой же я, по-вашему? – скривился Роуэн. – По какой еще причине я утопил Твердыню? – И, помолчав, добавил: – А может, я просто злодей по натуре, вот и все.

Константин понял, что над ним издеваются, и это ему очень не понравилось. Перед тем как уйти, алый серп выстрелил в противника убойным сообщением:

– Рад довести до твоего сведения, что твоя прополка будет очень, очень болезненной. Годдард намерен поджарить тебя живьем.

Он ушел и за все странствие больше не сказал Роуэну ни слова.

●●●

Кандалы Роуэна, новенькие, сияющие – их выковали специально для него – звенели о пол фургона, когда узник двигался. Цепи были достаточно длинны, чтобы дать ему свободу передвижения, но при этом достаточно тяжелы, чтобы всячески этой свободе мешать. Тут тюремщики сильно перестарались. Да, до сих пор у Роуэна получалось ускользать от ловцов, но это не делало его фокусником, способным выбраться откуда угодно. Все его предыдущие побеги стали возможными либо благодаря чьей-то помощи, либо из-за некомпетентности тех, кто его сторожил. Вряд ли Роуэну удалось бы перекусить зубами цепи и выбить ногой стальную дверь, однако все окружающие относились к нему так, будто он какое-то потустороннее существо со сверхчеловеческими способностями. Но опять же – может, это было как раз то, что Годдард хотел внушить людям, ибо если твою добычу следует держать в цепях в бронированном ящике, то ты чертовски крутой охотник!

В каждом городе и поселке на пути кортежа народ валом валил посмотреть на процессию, как будто это был праздничный парад. Забранные решетками окна фургона располагались на разной высоте и были довольно большими; внутренность экипажа заливал яркий свет. Роуэн вскоре понял, зачем так было сделано. Сквозь разновысокие окна публика могла видеть узника, куда бы тот ни переместился внутри фургона, а освещение не позволяло ему спрятаться в темноте даже ночью.

Они катили по бульварам и проспектам, и у зевак по обе стороны дороги всегда был отличный вид на преступника. Время от времени Роуэн выглядывал в окно, и тогда толпа приходила в раж. Зрители указывали на него пальцами, фотографировали, поднимали на руках детей, чтобы те получше рассмотрели молодого парня, ставшего темной звездой. Иногда он махал толпе рукой, и публика хихикала. Бывало, когда они тыкали в него пальцем, он тыкал в ответ, и тогда зрители пугались, словно представив, как после казни его неприкаянный дух будет преследовать их по ночам.

Что бы ни происходило в дороге, Роуэн постоянно возвращался мыслями к туманному сообщению Константина о способе его казни. Разве прополка огнем не запрещена? Кто знает, может, Годдард вновь разрешил ее. Или, скорее, вернул только ради этого случая. Сколько бы Роуэн ни твердил себе, что ему не страшно, он боялся. Боялся не смерти, но боли, а ее предстоит испытать предостаточно, потому что Годдард наверняка скрутит его наниты на нуль, чтобы помучить на полную катушку. Роуэну предстоит на себе прочувствовать страдания, сквозь которые в давние невежественные времена проходили еретики и ведьмы.

Сама идея конца жизни не составляла для него особой проблемы. По сути, она стала для него странно привычной. Роуэн умирал столько раз, такими разными способами, что привык к смерти. Перед ней он испытывал не больше ужаса, чем перед обычным отходом ко сну. Кстати, последнее зачастую бывало хуже смерти, потому что его одолевали кошмары. Квазитруп, по крайней мере, не видит снов, а единственная разница между квазисмертью и настоящей смертью – это длительность состояния. Возможно, как верили многие, истинная кончина ведет человека в какое-то новое, чудесное место, которое живые и представить себе не могут.

С помощью таких рассуждений Роуэн пытался примириться с ожидавшей его участью.

И еще он думал о Цитре. При нем о ней не говорили, а Роуэн был не настолько глуп, чтобы самому расспрашивать Константина или кого-либо другого. Ведь неизвестно, кто знает о том, что она жива. Годдард наверняка в курсе, недаром же он послал Верховного Клинка Западмерики, чтобы поймать их обоих. Но если Цитра сбежала, то наилучшим способом помочь любимой было не говорить о ней в присутствии недругов.

Принимая во внимание, куда кривая дорожка завела Роуэна, он мог только надеяться, что у Цитры дела сложились лучше.