Текст книги "Набат (ЛП)"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

Часть 3
●
Год Кобры

●●● ●●● ●●● ●●● ●●●

Я верю, что у нас есть предназначение. Величественная кульминация того смысла, который мы вкладываем в слова «человек» и «бессмертие». Однако предназначение не исполнится, если не приложить максимум усилий и не следовать четкому руководству.

Год Раптора был годом тяжких испытаний для всех нас, но к исходу Года Ибекса мы стали приходить в себя. В Год Квокки мы еще крепче сплотились вокруг идеалов и приоритетов нашего Ордена. Сегодня, в первый день нового года, я преисполнен самых светлых надежд.

На этом первом континентальном конклаве я хотел бы публично поблагодарить Верховных Клинков: Западмерики – Пикфорд, Востмерики – Хаммерстайна, Мекситеки – Тисока и Северопредела – Макфейл за их веру в меня. Тот факт, что они – и вы, серпы под их началом, – выбрали меня Сверхклинком, пастырем всей Северной Мерики, невозможно переоценить. Я воспринимаю это как очевидный мандат на дальнейшее продвижение нашего нового порядка. Вместе мы создадим мир не только совершенный, но и первозданно чистый. Мир, в котором широкий, мощный взмах каждого серпа станет приближать нас к этой заветной цели.

Я знаю, среди вас все еще есть те, кто подобно строптивцам из региона Одинокой Звезды, сомневается, что мой путь единственно верный. Эти серпы пытаются отыскать «порядок в безумии», как они это называют. Но я спрашиваю вас: разве это безумие – стремиться поднять человеческую расу на новые высоты? Разве это ошибка – видеть будущее таким же чистым, тонко отшлифованным кристаллом, как бриллианты на наших пальцах? Конечно нет!

Я хочу, чтобы вы четко понимали: ваши Верховные Клинки не слагают с себя руководящих полномочий. Они продолжат управлять соответствующими регионами, отвечать за администрирование на местах, однако с них будет снят груз ответственности за трудные политические решения. Это бремя я возьму на себя. И клянусь: в моей жизни нет иной цели, кроме как неустанно вести вас в будущее.

– Из инаугурационной речи Его Превосходительства Сверхклинка Роберта Годдарда, 1 января Года Кобры

24 ● Крысы в развалинах

Крепости Сен-Жан и Сен-Николя с двух сторон охраняли вход в гавань Марселя – города во Франкоиберийском регионе Европы. Выстроенные королем Людовиком XIV, они имели одну странную особенность: их огромные пушки смотрели не на море, откуда могли прийти захватчики, а на сушу, в сторону города, и были призваны защищать интересы короля от восставшего народа.

Роберт Годдард, Сверхклинок Северной Мерики, последовал примеру короля Людовика и установил в саду, окружающем хрустальное шале на крыше небоскреба, батарею тяжелой артиллерии, чьи стволы держали под обстрелом улицы Фулькрум-сити. Орудия установили здесь еще до того, как Годдард возвысился до Сверхклинка, – сразу после объявления о смерти Набата.

Годдард полагал, что выполов этого так называемого «пророка», он послал тонистам всего мира ясное предупреждение: если серпов не уважать, их придется бояться. В ответ тонисты выросли из назойливой мелкой неприятности в настоящую угрозу.

– Ну что ж, мы этого и ожидали! – провозгласил Годдард. – Перемены всегда сталкиваются с сопротивлением. Мы должны двигаться вперед, несмотря ни на что.

Годдарду и в голову не приходило, что эскалация насилия против серпов во всем мире была вызвана его собственным приказом выполоть Набата.

– Твой самый большой промах, – осмелился указать серп Константин, – состоит в том, что ты недооцениваешь концепцию мученичества.

Годдарда так и подмывало выгнать Константина из команды помощников, но алый серп был ему нужен, чтобы встроить упрямый регион Одинокой Звезды в ровненький ряд остальных северомериканских регионов. Теперь Техас стал убежищем для тонистов. «И поделом им всем! – заявлял Годдард. – Пусть эти ненормальные кишат там, как крысы в развалинах!»

Хрустальное шале Сверхклинка за прошедшие несколько лет изменилось. Дело не только в нацеленных на город пушках – сам его материал стал теперь другим. Годдард распорядился усилить внешнее стекло и подвергнуть его обработке кислотой, так что теперь сквозь него ничего не было видно. В результате тому, кто находился внутри шале, представлялось, будто город ночью и днем окутан сплошной пеленой тумана.

Годдард был убежден, что тонисты шпионят за ним с помощью дронов. Он был убежден, что на него ополчились и другие силы, помимо тонистов. Он был убежден, что недружественные регионы помогают всем этим силам.

И не важно, верно это или нет. Он действовал так, словно это неоспоримая истина. У Годдарда своя правда, а правда Годдарда – правда для всего мира. Или, во всяком случае, для тех его частей, на которых он оставил несмываемый отпечаток своего пальца.

– Все образуется, – внушал он паре тысяч серпов, собравшихся на Первый континентальный конклав. – Народ привыкнет к новшествам, увидит, что все к лучшему, и смирится.

Но до этого знаменательного момента стекла будут оставаться непрозрачными, мятежники будут выпалываться, а молчаливые пушки будут решительно направлены на город внизу.

●●●

Годдард все еще клокотал после неудачного рейда на Амазонию. Неудачного, потому что Верховный Клинок Пикфорд не сумела захватить серпа Анастасию. Пикфорд уже не впервые разочаровывала его, но он ничего не мог с ней поделать. По крайней мере, пока. Годдард предвкушал времена, когда он сам станет назначать Верховных Клинков, вместо того чтобы оставлять это на волю непредсказуемых выборных процессов.

Единственным, что хоть как-то оправдывало Пикфорд, была поимка Роуэна Дамиша, который сейчас находился на пути в Фулькрум. Ладно, на сегодня и этого достаточно, девчонку они захватят рано или поздно. Остается надеяться, что у Анастасии, пока она убегает и прячется, не будет ни времени, ни сил на подрывную деятельность. Оглядываясь назад, Годдард понимал: не стоило ему учреждать Священный Периметр вокруг места гибели Твердыни. Он тогда беспокоился, как бы заодно с поднятыми со дна реликвиями не всплыла правда о катастрофе. Сверхклинку и во сне не приснилось бы, к чему приведут его усилия.

Утро принесло с собой другие дела, и Годдарду пришлось отодвинуть свою досаду в сторону, что было сделать гораздо труднее, чем обычно.

– К вам поднимается Верховный Клинок Россшельфа Сирасэ с многочисленной свитой, – сообщила серп-помощник Франклин.

– И как, – саркастически усмехнулась Рэнд, – у них и правда один разум на всех?

Годдард еле слышно усмехнулся, но Франклин никогда не смеялась над шуточками Рэнд.

– Какой там у них разум – это гораздо менее важно по сравнению с ящиками, которые они сюда несут, – отбрила она.

Годдард встретил гостей в конференц-зале, но сначала заставил их прождать минут пять, изображая, будто страшно занят. Годдард не упускал случая показать посетителям – даже самым значительным из них – что его расписание важнее их расписания.

– Нобу! – воскликнул он, кидаясь навстречу Сирасэ, точно тот был его старым другом. – До чего же приятно тебя видеть! Как дела в Антарктике?

– Хорошо, – проронил Сирасэ.

– Жизнь всего лишь сон? – подначила Рэнд.

– По временам, – ответил Сирасэ, не реагируя на издевку, намекавшую на уникальный характер его региона. – Но, видимо, только тогда, когда мы сами ведем свои челны[13]13
  Отсылка к популярной детской песенке Row, row, row your boat:
  «Вниз, вниз по реке
  ты веди свой челн
  весело, весело, весело, весело —
  жизнь всего лишь сон».


[Закрыть].

Вот теперь Франклин из вежливости хохотнула, но это еще больше сгустило атмосферу напряженности.

Годдард скользнул взглядом по ящикам в руках гвардейцев Клинка. Как, всего восемь штук? Другие регионы притаскивали по десять! Хотя, может, просто камни плотнее упакованы.

– Чему обязан вашим визитом, ваше превосходительство? – осведомился Годдард, как будто никто из присутствующих уже этого не знал.

– От имени региона Россшельфа я бы хотел поднести вам подарок. Мы надеемся, что это поможет официально оформить наши отношения.

Сирасэ кивнул гвардейцам, те водрузили ящики на стол и открыли их. Как и ожидалось, ящики были наполнены бриллиантами.

– Камни, поднятые с места гибели Твердыни, – сказал Сирасэ. – Это доля Россшельфа.

– Потрясающе! – промолвил Годдард. – Здесь все?

– Да, все.

Годдард полюбовался сверкающими россыпями, затем обернулся к Сирасэ:

– Принимаю ваш дар со смирением и почтением во имя дружбы, с которой он был поднесен. И когда бы вам ни понадобились камни для назначения новых серпов, они будут в вашем распоряжении. – Он сделал приглашающий жест рукой в сторону двери: – Будьте любезны, проследуйте за серпом Франклин – она проводит вас в столовую, где накрыт бранч. Традиционная кухня Антарктики наряду со средмериканскими деликатесами. Устроим пир в ознаменование нашей дружбы! Я вскоре присоединюсь, и мы обсудим вопросы, имеющие значение для обеих сторон.

Франклин повела гостей в столовую, и в этот момент в конференц-зал вошел серп Ницше.

– Надеюсь, ты принес добрые вести? – сказал Годдард.

– В общем… – протянул Ницше. – Мы проследили путь Анастасии – он ведет на юг. А значит, дальше Tierra del Fuego она не зайдет.

Годдард вздохнул.

– Огненная Земля отказывается сотрудничать. Приложите все усилия, чтобы поймать девчонку до того, как она попадет туда.

– Мы делаем все возможное, – заверил его Ницше.

– Тогда делайте невозможное! – рявкнул Годдард.

Он повернулся и увидел, как серп Рэнд проводит рукой по камням в одном из ящиков.

– Пересчитаем их, или ты веришь Сирасэ на слово? – спросила Рэнд.

– Дело не в количестве, Айн, а в жесте доброй воли. Сокровищница, которую мы создаем, – это лишь средство для достижения цели. Символ кое-чего гораздо более ценного, чем бриллианты.

И все же Годдард швырнул бы все драгоценности обратно в море, если бы взамен ему отдали серпа Анастасию.

25 ● Солнце и тень

Хотя помощь в побеге серпа Анастасии из Амазонии вызвала споры и препирательства, все это осталось за кормой «Спенса», который теперь, как подумалось Джерико, из охотника за сокровищами превратился в настоящее спасательное судно.

Амазония уходила за горизонт, море вело себя тихо, а прямо по курсу вставало солнце. К девяти часам все признаки суши исчезли, ясное утреннее небо украсилось редкими пушистыми облачками. Вот только Джери хотелось бы, чтобы небо заволакивали сплошные низкие тучи, а еще лучше, чтобы море окутал густой, словно суп, туман. Потому что если северомериканские серпы каким-то образом узнают, что Анастасия находится в море, они запросто разыщут «Спенса» и потопят.

– Не стоит волноваться, – говорил Поссуэло Джери, когда они отчаливали. – Они за вами не увяжутся. Я подсунул им наживку – «секретное» сообщение, сфабрикованное специально для них. Северомериканцы думают, что Анастасия отправилась на поезде обходным маршрутом на юг, до самой Огненной Земли, – тамошний Верховный Клинок якобы предложил ей убежище. А чтобы они не усомнились в этой легенде, мы повсюду на пути следования оставляем кричащие следы ее ДНК. Пройдет много дней, прежде чем они поймут, что гоняются за призраком.

Умный план. Северные серпы считали амазонийцев олухами, не способными придумать такой сюжет, а Огненная Земля, насколько было известно Джери, на сотрудничество с северомериканцами не шла. Серпы-южане были людьми чрезвычайно мало сговорчивыми.

Идя полным ходом, «Спенс» достигнет безопасной гавани всего через три дня.

С мостика Джери была видна бирюзовая фигурка – серп Анастасия стояла у перил правого борта и смотрела на море. Ей не следует оставаться одной. Поссуэло четко дал это понять, и его паранойя, возможно, была оправданна, ведь их предал один из своих. Джери доверял/а своей команде целиком и полностью, моряки «Спенса» были беззаветно преданы капитану. И все же принять меры предосторожности никогда нелишне.

Тем не менее, раз Анастасия стоит там одна, значит, она приказала сопровождающему ее моряку уйти. Приказ серпа выше приказа капитана. Само собой, без присмотра она все равно не осталась: этот самый моряк стоял сейчас на верхней палубе, не спуская со своей подопечной глаз. Похоже, единственный способ эффективно охранять своевольную Анастасию – это следить за ней самолично.

– Достанется нам с ней, – посетовал чиф Уортон.

– Это точно, – ответил/а Джери. – Вот только что именно нам достанется?

– Неприятности, – буркнул чиф.

– Может быть. А может быть и нет. – И Джери покинул/а мостик, чтобы присоединиться к Анастасии.

Та не смотрела на воду. Она не смотрела и на горизонт. Было похоже, будто она рассматривает что-то, чего на самом деле нет.

– Собираешься прыгнуть? – спросил/а Джери, пытаясь пробиться сквозь толстый слой льда, словно бы окутывающий Анастасию.

Девушка воззрилась на Джери, затем вновь уставилась куда-то в море.

– Надоело сидеть там, внизу, – проговорила она. – Думала, выйду на палубу, успокоюсь. От Поссуэло ничего не слышно?

– Слышно.

– Что он сообщает о Роуэне?

Джери ответил/а не сразу:

– Сам он ничего не сказал, а мы не спрашивали.

– Значит, Роуэна поймали, – сказала Анастасия и с гневом ударила кулаком по перилам. – Я плыву к свободе, а его поймали!

Кажется, сейчас она прикажет развернуть судно и отправляться на выручку. Если она это сделает, «Спенсу» придется подчиниться. Но Анастасия этого не сделала. Ей достало мудрости сообразить, что так будет только хуже.

– Вот хоть убей, не могу понять твоих чувств к серпу Люциферу, – осмелился/ась проговорить Джери.

– Да что ты об этом знаешь!

– Знаю больше, чем ты думаешь. Когда мы с Поссуэло открыли сейф, вы лежали в объятиях друг друга. Такую близость не в силах скрыть даже смерть.

Анастасия отвела глаза.

– Мы сняли одежду, чтобы холод убил нас до того, как мы задохнемся.

На лице Джери появилась улыбка:

– Подозреваю, это правда лишь наполовину.

Анастасия повернулась и долго изучающе всматривалась в капитана, после чего сменила тему.

– Джерико – какое необычное имя! Иерихон – так назывался один древний город. Припоминается легенда смертного времени про упавшую стену… Ты разрушаешь стены?

– Скорее я нахожу всякие вещи в упавших стенах, – ответил/а Джери. – Только, если честно, это семейное имя, никакого отношения к истории с Иерихоном не имеет. Но если оно тебе не нравится, можешь говорить просто Джери. Меня все так называют.

– Хорошо. А какие местоимения употреблять по отношению к тебе, Джери?

Какая молодец – спросила напрямую, без церемоний! Ведь по-прежнему встречались люди, которые стеснялись спросить. Наверно, полагали, что Джери стал существом двойственным по несчастью, а не выбрал двойственность намеренно.

– Он, она, они… – протянул/а Джери. – Местоимения – штука жутко скучная. Для лентяев. Предпочитаю называть людей по имени. Но если ответить на твой истинный, глубинный вопрос, то я и мужчина, и женщина. Уж так заведено у нас на Мадагаскаре.

Анастасия понимающе кивнула:

– Наверно, ты считаешь нас, бинаров, странными и непонятными.

– Да, в моем детстве так и было. Мне исполнилось то ли шестнадцать, то ли семнадцать, когда мне впервые встретился человек, рожденный с одним полом. Но теперь я понимаю и даже ценю вашу забавную негибкость.

– Значит, ты считаешь себя и мужчиной, и женщиной… Но, наверно, бывают моменты, когда ты больше чувствуешь себя чем-то одним?

«Не только прямая, но и проницательная, – подумал/а Джери. – Задает правильные вопросы». Эта воскресшая девушка-серп нравилась капитану все больше и больше.

– Можно сказать, – проговорил/а Джери, – я следую велениям свыше. Когда небо ясное, я женщина. Когда нет – мужчина. – Джери повернулся/ась, чтобы полюбоваться солнечными бликами, искрящимися на волнах. Кое-где по морю скользили тени от облачков, но как раз сейчас тень на судно не падала. – В настоящий момент я женщина.

– Понятно, – сказала Анастасия без малейших признаков той моральной оценки, какая частенько звучала в тоне других людей. – Мой отец, историк Эпохи Смертности, говорил, что солнце всегда рассматривалось в мифологии как символ мужественности. Так что чувствовать себя женщиной при солнечном свете естественно – это создает баланс. Природные инь и ян.

– Ты сама олицетворение баланса, – заметил/а Джери. – Бирюза – это символический цвет равновесия.

Анастасия улыбнулась:

– А я и не знала. Выбрала его, потому что так захотел мой братишка.

Ее лицо помрачнело – Анастасии стало больно при воспоминании о брате. Джери решил/а, что это слишком личное чувство, чтобы совать в него нос, и не стал/а расспрашивать.

– А это ничего, что ты так зависишь от милости погоды? – поинтересовалась Анастасия. – Мне кажется, такой человек, как ты, ценит свою независимость превыше всего. И потом, наверно, это же страшно неудобно при переменной облачности, как сегодня?

И словно по заказу, солнце скользнуло за облачко, а потом вынырнуло снова. Джери засмеялся/ась:

– Да, бывает неудобно, но для меня это дело привычное. Непредсказуемость стала неотъемлемой чертой моей личности.

– Я часто раздумывала, каково это – родиться в регионе Мадагаскара, – поделилась Анастасия. – Нельзя сказать, что мне так уж хочется быть мужчиной, но, наверно, было бы здорово исследовать обе стороны. Особенно когда я была слишком мала, чтобы понимать разницу.

– В точку! – сказал/а Джери. – Вот почему столько народу выбирает Мадагаскар местом для воспитания своих детей.

Анастасия поразмыслила над этим еще некоторое время.

– Думается, если бы я проводила жизнь, как ты – то на море, то на суше, – критерием для перемены я выбрала бы местонахождение, то есть менялась бы в зависимости от того, где нахожусь – на воде или на земле. И тогда мой пол не зависел бы от воли ветра.

– Мне твоя компания была бы приятна в любом случае.

– Хм, – лукаво прищурилась Анастасия. – Флиртуешь со мной при солнечном свете. Интересно, а в шторм будешь флиртовать или как?

– Знаешь, какое у нас, уроженцев Мадагаскара, преимущество? Мы смотрим на людей просто как на людей. А что касается притягательности, то пол вообще не имеет никакого значения. – Тут солнечный свет слегка потускнел, и Джери взглянул/а вверх. – Видишь – солнце зашло за тучку, а ничего не изменилось.

Анастасия отошла от перил, сохраняя на лице все ту же тонкую усмешку.

– Кажется, с меня на сегодня хватит как солнца, так и тени. Доброго дня, капитан!

И она пошла к себе на нижнюю палубу. Бирюзовая мантия развевалась за ней, словно парус на легком ветерке.

26 ● Вместилище мировой ненависти

Роуэн не знал практически ничего о том, что происходило в его трехлетнее отсутствие – в отличие от Цитры, ему никто об этом не рассказывал. Кое-что он ухватил из разговоров мимоходом. Выяснилось, что Годдард теперь управляет почти всей Северной Мерикой, – плохая новость для любого человека и совсем отвратительная для Роуэна.

Сейчас он стоял, привязанный к стеклянной колонне в центре Годдардова хрустального шале. Что там за пословица насчет стеклянного дома и камней?.. Во всяком случае, будь у Роуэна камень, он бы его не бросил. Припрятал бы на случай, когда представится возможность воспользоваться им с большей пользой.

Накануне его оживили, как и планировала Верховный Клинок Пикфорд. Простая смерть для серпа Люцифера слишком хороша. Зная Годдарда, Роуэн понимал, что его кончину обставят со всеми возможными помпой и блеском.

Годдард пришел его проведать. Серп Рэнд, как всегда, держалась рядом. На лице Верховного Клинка не читалось злобы. Наоборот, оно лучилось радушием. Теплотой – если, разумеется, допустить, что у чудовища с холодной кровью может быть теплое выражение лица. Роуэн не знал, что и подумать. А вот Рэнд явно психовала, и пленник хорошо знал почему.

– Мой драгоценный Роуэн! – промурлыкал Годдард, подходя к нему с широко раскинутыми, словно для объятия, руками и все же останавливаясь в нескольких ярдах.

– Удивлен, что видишь меня? – спросил Роуэн со всем сарказмом, на который был способен.

– В тебе, Роуэн, меня ничто не удивляет, – парировал Годдард. – Но, должен признать, меня весьма впечатлило, что ты сумел вернуться после гибели Твердыни.

– Которую ты утопил.

– О нет, – отмахнулся Годдард. – Которую утопил ты. Это утверждают и будут утверждать все записи и протоколы.

Если он хотел вывести Роуэна из себя, цели он не достиг. Парень смирился со своей репутацией злодея. Уже в самом начале, выбирая для себя путь серпа Люцифера, он понимал, что станет объектом ненависти. Разумеется, он ожидал такого отношения только со стороны серпов. Ему и в голову не приходило, что его возненавидит весь свет.

– Кажется, ты счастлив меня видеть, – заметил Роуэн. – Наверно, это реакция тела, которое ты украл. Тайгер и правда рад встретить своего лучшего друга.

– Возможно, – согласился Годдард и взглянул на руку Тайгера, будто ожидая, что у той прорежется рот и она заговорит. – Но и остальная часть меня тоже очень рада тебя видеть! Видишь ли, покуда серп Люцифер всего лишь бука, которым пугают детишек, – он просто досадная неприятность. Но когда он человек во плоти, тогда совсем другое дело! Тогда я могу использовать его на благо человечества.

– Ты имеешь в виду на благо Годдарда.

– Что хорошо для меня, то хорошо для всего мира – это-то ты должен был уже уразуметь, – проговорил Годдард. – Я вижу всю большую картину, Роуэн. Я всегда смотрел на вещи широко. А теперь я покажу всей земле суд над серпом Люцифером и тем самым дарую людям спокойный сон.

Серп Рэнд до сих пор не проронила ни слова, лишь сидела в кресле и наблюдала за происходящим. Ждала, что сделает Роуэн. Какие обвинения предъявит. Как бы там ни было, именно она помогла ему сбежать там, на Твердыне. Он мог бы испортить ей жизнь. Правда, это было бы не лучше, чем бросить камень в стеклянный дом.

– Если ты надеешься, – продолжал Годдард, – что люди будут помнить тебя, то не волнуйся – будут. Как только мы тебя выполем, твое имя навечно станет вместилищем мировой ненависти. Во всеобщем мнении ты преступник, Роуэн, – привыкни к этой мысли! Другой славы ты не дождешься, но и она для тебя, пожалуй, слишком хороша. Считай ее моим подарком тебе.

– Да ты и правда наслаждаешься моментом!

– О, безмерно! – признался Годдард. – Ты даже представить себе не можешь, сколько раз я стоял здесь, воображая все те способы, которыми буду тебя мучить!

– А кого ты будешь мучить, когда меня не станет?

– Уверен – найду кого-нибудь. А может, мне никто больше не понадобится. Возможно, ты последняя заноза у меня в боку. Вытащу – и дело с концом.

– Ну уж нет. Ты всегда найдешь какую-нибудь новую занозу.

Годдард довольно потер руки.

– Как же мне не хватало этих перепалок с тобой!

– Имеешь в виду, когда я был связан по рукам и ногам и тебе ничто не мешало злорадствовать?

– Вот видишь – ты всегда смотришь в корень, и это так бодрит! Великолепное развлечение. Я бы оставил тебя в качестве домашнего питомца, если бы не боялся, что ты сбежишь и сожжешь меня, пока я сплю.

– Правильно боялся бы, – сказал Роуэн.

– Кто б сомневался! Ну да сегодня ты никуда не денешься. Серп Брамс больше не совершит нелепых ошибок.

– Почему? Его тоже сожрали акулы, как и всех прочих?

– Не сомневаюсь – конечно, сожрали, – усмехнулся Годдард. – Правда, он помер еще до того, как попасть к ним на обед. Он получил свое за то, что позволил тебе сбежать.

– Ах вот оно что. – Больше Роуэн на сей счет ничего не сказал. Но краем глаза он заметил, как серп Рэнд заерзала в кресле, словно ей внезапно стало жарко.

Годдард подступил ближе к пленнику и тихо проговорил:

– Ты, скорее всего, не поверишь, но я и правда скучал по тебе, Роуэн. – В этом простом высказывании прозвучала искренность, пробившаяся сквозь привычное Годдардово позерство. – Ты единственный, кто отваживается возражать мне. Да, у меня достаточно противников, но все они слабаки. Я легко одерживаю над ними верх. Ты с самого начала был другим.

Он сделал шаг назад и окинул пленника оценивающим взглядом, каким знаток оглядывает выцветшую картину, потерявшую свое обаяние.

– Ты мог бы стать моим первым серпом-помощником. И наследником всего Ордена. Да-да, ты не ослышался. Когда я закончу свою работу, на всей земле останется только одна коллегия серпов. И это могло бы быть твое будущее!

– Если бы только я наплевал на собственную совесть.

Годдард с сожалением покачал головой:

– Совесть – это всего лишь орудие, как и любое другое. Если ты не умеешь с ним обращаться, оно оборачивается против тебя; и, насколько я могу видеть, эта самая совесть отбила тебе все, что можно отбить. Нет, единение, которое я несу земле, необходимо ей гораздо больше, чем добро и зло в твоем примитивном понимании.

Годдард всегда умел подойти к истине достаточно близко, чтобы деморализовать соперника. Он мог так перекрутить твои же собственные мысли, что они из твоих становились его мыслями. Именно это умение делало Годдарда столь опасным.

Роуэн почувствовал, как мужество и готовность противостоять покидают его. Неужели Годдард прав? «Нет!» – твердил Роуэну внутренний голос, но он становился все слабее, уходил куда-то в глубину, словно закутываясь в кокон.

– Что ждет меня теперь? – спросил Роуэн.

Годдард наклонился низко-низко и прошептал ему в ухо:

– Расплата.

●●●

Серп Рэнд думала, что все это осталось далеко позади. Она в очередной раз направлялась в святилище конструктов, когда до нее донеслась весть, что серп Люцифер жив и находится в Амазонии. Акция серпов по поимке знаменитого преступника прошла без ее ведома. Когда Годдард сообщил ей «прекрасную новость», Роуэн уже был на пути в Средмерику.

До ужаса неудачное стечение обстоятельств! Узнать бы раньше, так она нашла бы способ выполоть Роуэна до того, как тот попал в руки Годдарду, и рот мятежного серпа закрылся бы навсегда.

Но вот он здесь, в этой комнате, и все равно его рот на замке. Во всяком случае, про нее он так ничего и не сказал. Может, сохраняет тайну лишь затем, чтобы полюбоваться, как Айн корежит? Какую игру он ведет?

На этот раз Годдард не был так беспечен, чтобы оставить Роуэна одного в комнате. Вместе с пленником здесь торчали два охранника. Им приказали держаться от него подальше, но глаз не сводить.

– Будешь приходить к нему раз в час, Айн, – распорядился Годдард, – проверять, не ослабли ли путы и не совратил ли он охрану.

– Тебе стоило бы лишить их слуха, чтобы он не смог перетянуть их на свою сторону, – предложила Рэнд. Это она так пошутила, но Годдард воспринял всерьез.

– К сожалению, они исцелятся в течение часа.

Поэтому вместо того, чтобы лишать охранников слуха, они прибегли к старому испытанному способу – заткнули рот пленника кляпом. И тем не менее, когда Айн пришла на проверку во второй половине дня, выяснилось, что Роуэн умудрился вытолкнуть кляп изо рта. Пленник цвел улыбками, несмотря на то, что был перетянут веревками, словно окорок.

– Привет, Айн! – жизнерадостно воскликнул он. – Как прошел твой день – удачно?

– Ты разве не слышал, – презрительно усмехнулась она, – что с тех пор как Годдард стал Сверхклинком, у нас все дни удачные?

– Просим прощения, ваша честь, – проговорил один из охранников. – Поскольку нам велели держаться от него подальше, мы не могли забить кляп обратно. Может, вы сами?

– Что он вам наплел?

– Ничего, – ответил другой охранник. – Пел песню, популярную несколько лет назад. Пытался подбить нас спеть вместе с ним, но мы не поддались.

– Отлично, – сказала Айн. – Аплодирую вашей выдержке.

В течение этой беседы с лица Роуэна не сходила улыбка.

– Знаешь, Айн, а я мог бы рассказать Годдарду, что это ты освободила меня там, на Твердыне.

Опа! Вот так вот запросто выложил это перед двумя охранниками.

– Вранье тебе не поможет, – сказала она, предназначив реплику для ушей охранников, а затем приказала им выйти и ждать снаружи. В стеклянном доме все просматривалось насквозь, но по крайней мере стены были звуконепроницаемые.

– Не думаю, что они купились, – сказал Роуэн. – Ты была не очень убедительна.

– Ты прав, – согласилась она. – И это значит, что мне придется сейчас их выполоть. Их гибель – на твоих руках.

– Нож-то будет твой, а не мой, – возразил он.

Она бросила взгляд на ничего не подозревающих охранников за стенкой. Проблема была не в том, чтобы их выполоть, а в том, как скрыть, что это ее рук дело. Надо бы приказать какому-нибудь рядовому серпу управиться с олухами, а потом убедить его самовыполоться, причем так, чтобы не возбудить подозрений. Вот вляпалась!

– Я тогда совершила самую большую ошибку в своей жизни.

– Не самую, – возразил Роуэн. – Далеко не самую.

– Но почему ты не рассказал Годдарду? В чем причина, ума не приложу?

Роуэн пожал плечами:

– Ты оказала мне услугу, и я ответил тем же. Теперь мы квиты. И потом, – добавил он, – ты пошла против него один раз. Возможно, ты сделаешь это снова.

– Обстоятельства изменились.

– Допустим. Но я по-прежнему не вижу, чтобы он относился к тебе так, как ты того заслуживаешь. Он хоть когда-нибудь говорил тебе то, что сказал мне сегодня? Что ты унаследовала бы власть над всем Орденом серпов. Нет, не говорил? Сдается мне, он никак не выделяет тебя среди прочих. Ты для него всего лишь служанка.

Айн глубоко вдохнула и вдруг остро почувствовала свое одиночество. Вообще-то, она всегда предпочитала собственную компанию чьей-либо другой, но в данном случае дело было в ином. У нее нет союзников – вот что она сейчас осознала. Казалось, будто весь мир населен врагами. И, возможно, так оно и есть. Ей был ненавистен сам факт, что этот самодовольный наглец заставил ее испытать это чувство.

– Да ты куда опаснее, чем считает Годдард! – проговорила она.

– Но ты все еще здесь и слушаешь меня. Почему?

Рэнд не стала даже задумываться над ответом. Вместо этого она перебирала в уме все способы, какими могла бы его выполоть прямо здесь и сейчас, и плевать на последствия. Но даже если она его выполет, толку от этого не будет никакого. Здесь, в пентхаусе, ей не удастся устроить так, чтобы Роуэна невозможно было воскресить. А это значит, что Годдард вернет пленника к жизни, чтобы подвергнуть своему весьма специфическому правосудию. И после оживления этот наглец вполне может рассказать все Годдарду. Да, Рэнд связана по рукам и ногам – в точности, как сам Роуэн.

– Не то чтобы это было важно, – сказал Роуэн, – но мне все же хочется узнать кое-что. Ты одобряешь все, что он вытворяет? Ты и вправду думаешь, что он ведет мир в верном направлении?

– Нет никакого верного направления. Есть только направления, которые позволяют улучшить нашу жизнь, и те, что этого не позволяют.

– Под «нами» ты имеешь в виду серпов?

– А кого же еще?

– Но ведь предполагалось, что серпы сделают мир лучше для всех! А у тебя все наоборот.

Если он думает, что это ее заботит, то он лает не на то дерево. Этика, мораль – это жупелы старой гвардии. Совесть Рэнд чиста, потому что у нее нет совести. Она всегда этим гордилась.

– Годдард собирается покончить с тобой публично, – сказала Айн. – И под «публично» я подразумеваю – таким образом, чтобы ни у кого не осталось сомнений в окончательной гибели серпа Люцифера. Он побежден и уничтожен на вечные времена.