Текст книги "Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Письма"

Автор книги: Николай Гумилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 45 страниц)

О смерти Андрея Горенко Гумилев узнал во время своей последней поездки в Крым в июне 1921 г., за несколько недель до собственной трагической гибели: «В Севастополе, в 10-х числах июня, случайная встреча с Ией Андреевной Горенко, и на следующий день – визит к семье И. Э. Горенко. Сообщил им о своей женитьбе на А. Н. Энгельгардт, о том, что А. А. Ахматова вышла замуж за В. К. Шилейко, узнал от них о смерти Андрея Андреевича Горенко» (Труды и дни. С. 322). Вернувшись в Петроград, Гумилев пришел с печальным известием к бывшей жене. Это было их последнее свидание: именно тогда она, как многократно потом вспоминала, вывела его по темной, винтовой лестнице и сказала на прощание: «По такой лестнице только на казнь ходить...» (см.: Acumiana. Т. 1. С. 161–162, 165–166, 269). Шесть лет спустя Ахматова получила письмо от матери с копией предсмертного письма брата Андрея: «о тяжестях жизни, об имении Литки (имение М. А. Змунчиллы-Горенко – Ред.) – отдает свое Инне Эразмовне, незамужней сестре АА, и “Ане, если она в этом будет нуждаться”» (Acumiana. Т. 2. С. 268).

Стр. 3–5. – Какой «план» имеет в виду Гумилев и в чем была причина его размолвки с Андреем Горенко, неизвестно. О. В. Червинская связывает их временное расхождение с разрывом Гумилева с Ахматовой в апреле 1908 г., когда те вернули друг другу все подарки и письма и «решили больше не переписываться и не встречаться» (De Visu... С. 66). Однако следует учесть, что и после этого эпизода Гумилев в 1908 г. виделся с Ахматовой: в августе в Петербурге и в сентябре-ноябре в Киеве, по пути в Египет и обратно, осенью 1908 г. (см. комментарий к № 47, 48 наст. тома). В ноябре же 1908 г., на обратном пути в Петербург, между ними опять произошел «“полный” разрыв и прекращение переписки», – которая снова возобновилась в январе или феврале 1909 г., с присылки Гумилевым письма, к которому он приложил ст-ние «Орел» (Степанов Е. Е. Н. Гумилев. Хроника // Соч III. С. 358). Согласно записям П. Н. Лукницкого, переписка Гумилева с Андреем Горенко продолжалась по крайней мере до возвращения Гумилева из Египта в ноябре (Труды и дни. С. 187). Стр. 6–7. – Покинув Коктебель – и Волошина с Дмитриевой (см. комментарий к № 66 наст. тома) – в первых числах июля 1909 г., Гумилев отправился морем в Одессу и, действительно, заехал на несколько дней в Люстдорф (у Гумилева – Лустдорф, ныне – Черноморка Одесской области), где к тому времени проводили лето Горенко. Известно, что во время этой встречи он звал Ахматову в африканское путешествие; но «ему было отказано не только в этом, но и в надеждах на руку и сердце» (Тименчик Р. Д. «Остров искусства»: Биографическая новелла в документах // Дружба народов. 1989. № 6. С. 248). К пребыванию Гумилева в Люстдорфе относится воспоминание И. Э. Горенко о том, как «АА провожала Николая Степановича в Одессу в трамвае или в конке. [Инна Эразмовна] говорит, что в вагоне с ними ехала Мария Федоровна Бальцер – крестная мать АА, которая слышала, как Николай Степанович по-французски пикировался с АА, причем АА молчала. Николай Степанович казался очень недовольным, печальным и удрученным. АА замечает, что, вероятно, она видела М. Ф. Бальцер, и поэтому ничего не возражала Николаю Степановичу» (Acumiana. Т. 2). Ахматова также рассказывала Лукницкому об этом эпизоде: «В 1909 г. АА, провожая Николая Степановича, ездила с ним из <Люстдорфа> в Одессу (на трамвае). Николай Степанович все спрашивал ее, любит ли она его? АА ответила: “Не люблю, но считаю Вас выдающимся человеком...” Николай Степанович улыбнулся и спросил: “Как Будда или как Магомет?”» (Acumiana. Т. 1. С. 189). К 9 июля 1909 г. Гумилев вернулся в Царское село (см.: Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 151), а осенью, по-видимому, написал то письмо, которое, по словам Ахматовой, «убедило» ее согласиться стать женой поэта: «Я запомнила только одну фразу: «Я понял, что в мире меня интересует только то, что имеет отношение к вам...» Это почему-то казалось мне убедительным» (Записные книжки Анны Ахматовой (1958–1966). Москва; Torino, 1996. С. 275; см. также комментарий к № 71 наст. тома). Стр. 12–14. – «108 строк» имеет поэма «Сон Адама» (№ 161 в т. I наст. изд.), которую Гумилев читал на киевском вечер «Острова искусств» в ноябре 1909 г. (датировка в т. I наст. изд. основывается на этом факте). Можно предположить, что Гумилев имел в виду как раз «Сон Адама», сообщая, вернувшись из крымской поездки в конце августа 1909 г., что он имеет «новую вещь для прочтенья» на вечере, на который он пригласил И. Ф. Анненского и Вяч. И. Иванова (см. № 70 наст. тома и комментарий к нему), однако это противоречит упоминанию об уже имевшем место «одобрении» поэмы не только двумя «петербургскими» мэтрами, но и Брюсовым (с которым Гумилев виделся в Москве по путь в Крым в конце мая 1909 г. (см. № 65 наст. тома и комментарий к нему)). Так что «Сон Адама» (по крайней мере, вчерне) был написан в апреле-мае 1909 г. Впрочем, с пребыванием Гумилева в Коктебеле Е. И. Дмитриева связывает и создание «Капитанов» (если этот цикл можно назвать «поэмой»), и некий безымянный недошедший до нас текст, четыре строчки из которого она привела по памяти П. Н. Лукницкому в 1925 г. (см.: Жизнь Николая Гумилева. С. 60; Жизнь поэта. С. 92). Что же касается «Сна Адама», то поэма Ахматовой не понравилась: «Что-то такое Виньи... он очень увлекался Виньи... Я считала, что это очень скучно» (СП (Тб). С. 476).

69

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин.

Автограф – РГАЛИ. Ф. 147. Оп. 1. Ед. хр. 28.

Дат.: 4 августа 1909 г. – по почтовому штемпелю.

Почтовая открытка, адресованная: «Киев. Типография «Петр Барский». Крещатик 40. Федору Михайловичу Самоненко» (адрес написан не рукой Гумилева). Штемпель почтового отделения Царского села – 04.08.09. Второй штемпель неразличим.

Федор Михайлович Самоненко был редактором-издателем популярного киевского периодического издания «Чтец-декламатор» (1908–1914). Четвертый том, в котором появились стихи Гумилева (и который был отрецензирован им – см. № 59 в т. VII наст. изд. и комментарии к нему), имел подзаголовок «Антология современной поэзии» и вышел в октябре 1909 г. под совместной редакцией Самоненко и киевского поэта и переводчика Владимира Юрьевича Эльснера. Именно В. Ю. Эльснер, познакомившись с П. П. Потемкиным летом 1908 г., привлек к участию в «Антологии» молодых петербургских модернистов из тогдашнего окружения Гумилева (см.: Тименчик Р. Д. «Остров искусства»: Биографическая новелла в документах // Дружба народов. 1989. № 6. С. 248–249, а также письмо Потемкина к Эльснеру в комментариях к № 8 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома. С Гумилевым Эльснер встречался в Киеве в ноябре 1909 г. и был шафером на его свадьбе в апреле 1910 г.). По мнению Г. П. Струве, настоящее письмо было связано с тем, что Самоненко занимался распространением в Киеве журнала «Остров» (Неизд 1980. С. 201). Однако «Остров» распространялся через книжные магазины М. О. Вольфа (см.: Гумилевские чтения. Wien, 1984. С. 140), и можно скорее предположить, что номер журнала был затребован киевлянами для подготовки «Антологии современной поэзии». Весьма вероятно, что данное письмо было также связано с недавней присылкой Гумилевым его собственных материалов к предстоящей «Антологии»: летом 1909 г. А. Н. Толстой тоже послал Самоненко формально-деловое письмо, – очевидно, в ответ на его просьбу, – в котором мотивировал решение не присылать ему уже опубликованные в книге 1907 г. произведения и перечислял те новые стихи, которые «желал бы видеть напечатанными в <...> “Антологии”; к письму Толстой приложил краткие биографические сведения о себе, Ю. Н. Верховском и А. М. Ремизове и фотокарточки – свою и П. Потемкина» (см.: Переписка А. Н. Толстого. 2 тт. Т. I. М., 1989. С. 156–158).

Стр. 3–5. – В № 1 «Острова» адресом редакции журнала был указан петербургский адрес А. Н. Толстого (Глазовская ул., 15-18), но уже на ряде экземпляров первого номера появилась наклейка, указывающая другой адрес: «Редакция: Царское село, Бульварная ул., дом Георгиевского, Н. С. Гумилев...» Хотя предварительная работа над журналом и проводилась на квартирах Толстого и Потемкина (см.: Второй номер журнала «Остров» / Публикация А. Г. Терехова // Исследования и материалы. С. 320), ко времени выхода первого номера Гумилев уже взял на себя главные административно-издательские функции. Об этом свидетельствует, к примеру, история конфликта с Котылевым (см. комментарий к № 64 наст. тома); см. также письмо Ремизова В. Ф. Ходасевичу от 15 марта («тут у нас будет журнал поэтов <...> Вести его будут <...> Потемкин, Гумилев и гр. А. Толстой») и 31 мая 1909 г.: «хочу поскорее известить Вас об «Острове». Вас очень ценят и Гумилев и Потемкин. Гумилев у них главный. Ему и стихи надо послать и <о> № 1 «Острова» написать. Гумилев сейчас же Вам ответит...» (Второй номер журнала «Остров»... С. 324). Стр. 6–7. – Второй номер «Острова» воспроизведен в публикации А. Г. Терехова (Исследования и материалы. С. 326–346). На этом номере издание прекратилось, хотя в октябре 1909 г., как отмечают Р. Д. Тименчик и Р. Л. Щербаков, «в печати <...> появлялись сообщения о том, что “основанный весною молодыми поэтами журнал «Остров» переходит в редактирование от Н. Гумилева к П. Потемкину”» (ЛН. С. 493).

70

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1986 (публ. М. Баскера и Ш. Грэм), Полушин.

Автограф – РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 316.

Дат.: до 30 августа 1909 г. – по датировке М. Баскера и Ш. Грэм (Неизд 1986. С. 250).

Стр. 3–4. – Речь идет о воскресенье 30 августа 1909 г., – когда все приглашенные Гумилевым писатели, не сговариваясь, манкировали визит. См. письмо Анненского С. К. Маковскому от 31 августа 1909 г.: «Жалею, что вы больны. Я и сам расклеился и несколько дней не буду выезжать. <...> Гумилеву мы бедному вчера все faux bond сделали (подвели – Ред.) – и Вы, и я, и Вяч<еслав> Ив<анович>. Вышло уже что-то вроде бойкота. Если бы я получил Вашу телеграмму до отправки своей, то, пожалуй, и потащился бы к нему есть le veau gras (je l’execre... le veau) и больной» (Анненский И. Ф. Письма к С. К. Маковскому. Публ. А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1976. Л., 1978. С. 236). Вторая французская фраза (в буквальном переводе – <есть> «жирную телятину (я чувствую отвращение... к телятине)») восходит к Евангельской притче о блудном сыне и имеет переносный смысл «радостной и долгожданной встречи», «пира, заданного в честь кого-либо». По мнению публикаторов письма, эта фраза «в какой-то мере отражает отношение к Гумилеву Анненского и других “старших” “аполлоновцев”» (Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1976... С. 237); но, скорее всего, она должна быть воспринята как выражение скромности самого Анненского, не пожелавшего «потащиться» на званый прием, устроенный в свою честь. Стр. 4–5. – О причинах «бойкота» Гумилева со стороны Кузмина и Вяч. И. Иванова см. дневниковую запись Кузмина от 29 августа 1909 г. («Всего ломает, дремлется, озноб <...> Ко мне пришли Вал<ечка> и Потемкин. <...> вышли к Вяч<еславу>, где еще пели; мне очень нездоровится <...> Легли очень поздно. Завтра в Царское не поеду. Собираемся на Островского и, может быть, на балет» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 162–163)), – и дневниковые записи Иванова от 24 августа («...Судейкин, Гумилев, С. Маковский. Первый просит прочесть перевод жены; второй зовет в Ц<арское> село в воскресенье; последний – все об Аполлоне, аполлонийстве, аполлонийцах журнала») и 30 августа 1909 г. («...Вчера послал телеграфные извинения в Царское, чтобы не ждали к обеду. Читаю, как и вчера, с Кузминым перевод Принцессы Малэны Судейкиной» (Иванов В. Собрание сочинений. Т. II. Брюссель, 1974. С. 795, 797)). В следующий четверг, 3 сентября, Кузмин отметил: «Никуда не выходил. Приехал Гумилев, слегка надутый и кислый...» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915... С. 163). Стр. 7–8. – В свете № 68 наст. тома следует признать маловероятным предположение, высказанное в свое время А. В. Лавровым и Р. Д. Тименчиком, что подразумевается здесь поэма «Сон Адама» (см.: Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1976... С. 237). Возможно, что под «новой вещью» Гумилев мог иметь в виду созданный в Коктебеле цикл «Капитаны», вошедший в скором времени в № 1 «Аполлона».

71

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Автограф – РГБ. Ф. 109. К. 17. Ед. хр. 33.

Дат.: 20-е числа октября 1909 г. – по содержанию письма.

Оригинал письма написан на бланке журнала «Аполлон» (оттиск: «Ежемесячник «Аполлон». 190... С.-Петербург, Мойка, 24. Кв. 6. Тел. 109-12»). Письмо вложено в фирменный конверт журнала без штемпеля и марок (вручено нарочным).

Замятнина Мария Михайловна (1865–1919) – подруга второй жены Вяч. И. Иванова Л. Д. Зиновьевой-Аннибал, до 1901 г. – библиотекарь Высших женских курсов, потом – домоправительница и секретарь Вяч. Иванова. «Замятнина была старая девушка, вложившая все свое любовное и материнское чувство в семейство Ивановых, – писал М. А. Кузмин. – <...> Она не только вела хозяйство, следила за детьми, правила корректуры, подготовляла рукописи, репетировала с Лидочкой, но чуть ли не готовилась к лекциям, которые должен был читать Вяч<еслав> Ив<анович>. И самопожертвование, и требовательность, и смирение, и обидчивость, и благодарность за малейшее внимание – все соединялось в образ <...> мироносицы» (Кузмин М. Дневник 1934 года. СПб., 1998. С. 106). Ей посвящено шесть стихотворений Иванова (в сборниках «Кормчие звезды» (2 ст-ния), «Cor Ardens» (3 ст-ния); ст-ние 1917 г. «Из сонного Сочи»). М. М. Замятнина оказала большую поддержку Иванову в труднейший для поэта период после смерти Л. Д. Зиновьевой-Аннибал и его третьей женитьбы на падчерице, В. К. Шварсалон. В мае 1912 г. Замятнина уехала с Ивановыми за границу, по возвращении в Россию (август 1913 г.) поселилась с ними в Москве, где и умерла от сыпного тифа 7 апреля 1919 г.

У Замятниной были достаточно теплые отношения с Гумилевым в течение 1909 г., когда он стал частым посетителем ивановской «башни». 10 июля 1909 г. она даже гостила в Царском селе вместе с младшей дочерью Иванова Лидией и Кузминым («Провели мирно время, гуляли по парку, кат<аясь> по пруду, читая стихи, болтая» – см.: Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 151). Гумилев часто виделся с М. М. Замятниной на башне (где в то время также проживал Кузмин) и на заседаниях «Общества ревнителей художественного слова», упоминал о ней в декабрьских письмах 1909 г. по дороге в Абиссинию, и послал ей тогда же по крайней мере одно (несохранившееся) письмо в первой половине декабря 1909 г. (см. упоминание об этом в стр. 26 № 77 наст. тома). В письме к В. К. Шварсалон от 16 июня 1910 г. Замятнина описала дебют Ахматовой на «башне»: «В воскр<есенье> вечером были Гумилев с Гумильвицей (острота Юрия Ник<андровича> (Верховского – Ред.)), они на днях вернулись из Парижа. Она пишет стихи немножко под Гумилева по неизбежности, а старается писать под Кузмина. <...> Вячеслав очень сурово прослушал ее стихи, одобрил несколько одно, об остальн<ых> промолчал, одно раскритиковал <...> Гумилев б<ыл> несколько менее чопорный. У него есть хорошие стихи» (см.: Суперфин Г. Г., Тименчик Р. Д. Письма А. А. Ахматовой к В. Я. Брюсову // Cahiers du Monde russe et soviétique. XV/1–2. 1974. P. 191). Впрочем, с начала 1910 г., в связи постепенным расхождением с Вяч. И. Ивановым, общение Гумилева с Замятниной стало редким.

В записке идет речь о редактировании «протоколов» Замятниной, которые она вела во время заседаний «Академии стиха» весной 1909 г., когда Вяч. И. Иванов выступал с лекциями по теории стиха (под «прошлогодними лекциями» Гумилев имеет в виду «лекции, прочитанные в прошлый – 1908/1909 гг. – сезон»). Эти «протоколы» требовали переработки, ибо записи Замятниной были «крайне неразборчивые и невразумительные», ибо «предмет она понимала плохо и, как непривычный студент, конспектирующий лекцию, сплошь и рядом записывала не то, что важнее, а то, что легче улавливается» (см.: Гаспаров М. Л. Лекции Вяч. Иванова о стихе в Поэтической академии 1909 г. // Новое литературное обозрение. 1994. № 10. С. 90). Между тем, уже в сентябре 1909 года участники «Академии...» активно обсуждали вопрос об ее продолжении и «расширении»: помимо Вяч. И. Иванова в качестве «лекторов» планировалось участие И. Ф. Анненского и В. Я. Брюсова (в отношении последнего эти планы остались неосуществленными). В октябре, как отмечено в дневниках М. А. Кузмина (записи от 18, 19 октября 1909 г.) Гумилев и Иванов имели продолжительные беседы о дальнейшей работе «Академии стиха», а 21 октября 1909 г. состоялось заседание, открывшее «второй сезон» ее работы (см.: Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. С. 178). Неизвестно, когда именно возникла идея «восстановления текста прошлогодних лекций», о которой идет речь в настоящем письме (не исключено, что она предварительно обсуждалась еще летом, во время визита Замятниной к Гумилеву в Царское село), однако собственно ее реализация приходится на это «страдное» для участников «Академии...» время. Для содействия в «восстановлении» лекций Иванова по конспектам Замятниной Гумилев предполагал привлечь троих из постоянных слушателей «Академии...»: литератора и режиссера Бориса Сергеевича Мосолова (1888–1941), который учился в это время на романо-германском отделении Петербургского университета и ранее участвовал в «Кружке молодых» (см. комментарий к № 54 наст. тома), поэта и литературоведа Владимира Николаевича Ивойлова (1883–1942, псевдоним – В. Княжнин) и Е. И. Дмитриеву, вернувшуюся к этому времени вместе с Волошиным из Коктебеля (см. комментарий к № 66 наст. тома). Как и Гумилев, Ивойлов и Дмитриева присутствовали на всех «запротоколированных» лекциях 1909 г., а Мосолов пропустил только одно заседание (см.: Гаспаров М. Л. Указ. соч. С. 91–104). В дневнике М. А. Кузмина имеются записи, что Гумилев, Мосолов и Дмитриева, действительно, собрались на «башне» «в субботу» 24 октября 1909 г., затем они втроем «работали» во вторник 27-го и субботу 31-го октября (Ивойлов нигде не упоминается, вероятно, он «взял самоотвод»). Согласно записям Кузмина, совместные «занятия» Гумилева, Мосолова и Дмитриевой, иногда вдвоем, иногда втроем, продолжались всю первую половину ноября (см. записи от 3, 6, 10, 11 ноября), но затем грянул скандал, связанный с разоблачением «Черубины де Габриак» (см. комментарий к № 66), и «триумвират», естественно, распался. 17 ноября Кузмин многозначительно отметил: «Дома еще был Гумми и Бородаевский, вскоре явился и Мосолов, но не Дмитриева, которая была крайне расстроена сообщением <Гюнтера>» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915... С. 186).

На основе воспоминаний В. Пяста можно, однако, предположить, что работа по восстановлению лекций была все-таки доведена до конца Б. С. Мосоловым. В передаче Пяста (не упоминавшего в этой связи Гумилева или Дмитриеву), «Мария Михайловна Замятнина, интересуясь решительно всем в полной мере молодо, живо и понятливо, – несмотря на свои хозяйственные заботы, ставшие более тяжелыми после смерти хозяйки дома, помогала Б. С. Мосолову в составлении лекционных записей», и в результате «лекции «Про-Академии», записанные целиком Б. С. Мосоловым, составили бы превосходное введение в энциклопедию русского стиха...» (см.: Пяст В. Встречи. М., 1997. С. 100–101). Эти, увы, утерянные ныне записи, возможно, оставшиеся где-то в бумагах Мосолова, и явились по всей вероятности конечным плодом инициативы, о которой идет речь в письме Гумилева.

72

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Автограф – РГБ. Ф. 109. К. 17. Ед. хр. 33.

Дат.: 14 ноября 1909 г. – по содержанию письма.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Ея Высокородию Марье Михайловне Замятниной. Таврическая, 25, кв. Иванова». Штемпеля и марок нет (вручено нарочным).

Письмо написано в самый разгар финала «черубинианы» и относится по содержанию к 10-м числам ноября 1909 г. (см. ниже). Хронология событий, сохраненная в дневниковых записях М. А. Кузмина, следующая. 11 ноября Гумилев был на башне, где переводчик И. фон Гюнтер «выдал, что de Габриак – не более как Дмитриева, и еще разные разоблачения» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 184). Через четыре дня после этого, 15 ноября, Кузмин отметил в своем дневнике, что «Гумми пропал куда-то» (Там же. С. 186); но 16 и 17 ноября Гумилев снова появился у Иванова, а 18-го, после драматического объяснения с Е. И. Дмитриевой у Брюлловых (см. комментарий к № 66 наст. тома) – «сидел сам не свой в недрах “башни”» (С. 187). 19-го произошла стычка Гумилева с Волошиным в мастерской Головина и вызов на дуэль, которая состоялась 22 ноября 1909 г. Естественно предположить, что письмо было написано во время четырехдневной «пропажи» Гумилева, т. е. между 12–15 ноября – когда он решил «не показываться» в Петербурге, – то ли в результате последнего «отказа» Дмитриевой, то ли после общения с Гюнтером, опасаясь сплетен и уже неминуемого «скандала» (см. комментарий к № 66 наст. тома). Если также учесть, что день 13 ноября был для Иванова и Кузмина «театральным», а 15 ноября М. М. Замятнина уходила с Ивановым в Литературный фонд, то письмо Гумилева, скорее всего, можно отнести к 14 ноября – субботе, уже привычному дню совместной работы по лекциям «Академии стиха» (см. комментарий к № 70 наст. тома).

Стр. 3–4. – Как и в предыдущем письме к М. М. Замятниной, речь идет о коллективной реконструкции текста весенних лекций в «Академии стиха» (именно поэтому Гумилев отправляет свой текст на поправку «комиссии» – см. комментарий к № 71 наст. тома). Возможно, к тому же, что «восстановление» лекции о рифме представляло собой особенно сложную задачу. Рифма обсуждалась на двух заседаниях «Академии стиха» 14 и 23 апреля 1909 г., причем на первом из них выявились существенные теоретические разногласия между докладчиком Ю. Н. Верховским и Вяч. И. Ивановым, вызванные «противоречивостью высказываний Иванова». Лекция же о рифме, прочитанная Ивановым 23 апреля, носила «технически и теоретически сложный характер» (см.: Гаспаров М. Л. Лекции Вяч. Иванова о стихе в Поэтической академии 1909 г. // Новое литературное обозрение. 1994. № 10. С. 91–97). Стр. 6–7 – Осенью 1909 г., готовясь к первой поездке в Абиссинию, Гумилев искал попутчиков. 9 ноября он поговорил об этом с Ивановым в присутствии адресата настоящего письма М. М. Замятниной и М. А. Кузмина: «Гумилев уговорил Вяч<еслава> ехать с ним, но даже убедил М<арию> М<ихайловну> в полезности этого. Mais il est farce («Но он же очень смешон» (франц.)), Вячеслав!» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915... С. 183). Намерение Иванова поехать в Абиссинию, по-видимому, получило поддержку со стороны не только Замятниной, но и падчерицы Иванова и его будущей жены В. К. Шварсалон, которая была обеспокоена состоянием поэта в «мучительное, трудное» для него время: «Ведь выход же есть один – уехать. Но туристами не хочу, не могу, слишком душа против этого <...> – а в Рим он сейчас не соберется – значит, он должен ехать в Абиссинию, дальше от союза и всего» (Дневниковые записи В. К. Шварсалон // Богомолов Н. А. Михаил Кузмин: Статьи и материалы. М., 1995. С. 331). 16 ноября 1909 г., как записывал Кузмин, «Гумми без конца толковал с Вяч<еславом> о путешествии...», причем к этому времени «абиссинский» замысел у Иванова уже несколько видоизменился: «Теперь Вяч<еслав> хочет ехать в Нубию и по Нилу...» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. С. 186). В течение следующих двух-трех недель Иванов колебался, но в конце концов, как известно, все же не поехал. 3 января 1910 г. он сообщил Брюсову: «Чуть-чуть было не уехал с Гумилевым в Африку... но был болен, оцеплен делами и – беден, очень беден деньгами» (Переписка <Брюсова> с Вячеславом Ивановым (1903–1923) / Предисловие и публикация С. С. Гречишкина, Н. В. Котрелева и А. В. Лаврова // Валерий Брюсов. (Лит. наследство. Т. 85). М., 1976. С. 523). Возможно, окончательный отказ Иванова был как-то связан и со смертью И. Ф. Анненского. 2 декабря 1909 г., вернувшись из Киева, Кузмин записал: «Вяч<еслав> болен, Анненский умер на вокзале от разрыва сердца. Как неожиданно!». В день похорон, 4 декабря: «Вяч<еслав> все болен <...> Картолинку получил от Гумилева из Одессы. Жаль все-таки, что он уехал» (Кузмин М. А. Дневник... С. 191, 192). В это время Гумилев подплывал к Константинополю, ничего не зная о смерти своего «Учителя».

73

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1986 (публ. М. Баскера и Ш. Грэм), Полушин, НП.

Автограф – РГАЛИ. Ф. 5. Оп. 2. Ед. хр. 2.

Дат.: 24 ноября 1909 г. – по датировке Р. Д. Тименчика (НП. С. 56).

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Его Высокородию Валентину Иннокентиевичу Анненскому». Штемпеля и марок нет (вручено нарочным).

Стр. 3–4. – Ср. дневниковую запись М. А. Кузмина от 24 ноября 1909 г. о поездке в Царское село: «...Ехали со Зноской; он показывал письмо к Маковскому, <...> которое его будто несколько расстроило. Были Чулков, Мейерхольд, Бородаевский и Потемкин. Женя читал свою вещь, кажется, не очень понравившуюся. Потом ужинали и дивагировали. Коля поехал нас провожать, чтобы делать мне конфиденции, но я был так расстроен Женей, что не был склонен их выслушать...» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 189). Евгений Александрович Зноско-Боровский (о нем см. комментарий к № 78 наст. тома), читал на этом вечере пьесу «Крейсер «Алмаз» (Цусима). Сцены из войны» (вышла отдельной книжкой в 1910 г.). Адресат данного письма, Анненский-Кривич, Кузминым не упоминается, и можно предположить, что он на вечере не присутствовал. «Конфиденции» Гумилева, по всей видимости, касались В. К. Шварсалон (см. о ней комментарий к № 77 наст. тома). Стр. 4–5. – 27 ноября 1909 г. Гумилев выехал из Петербурга в Киев, где вместе с Кузминым, А. Н. Толстым и П. П. Потемкиным выступал на вечере «Остров искусства» 29 ноября 1909 г. После окончания вечера Гумилев пригласил учившуюся тогда на киевских Высших женских курсах А. А. Горенко в гостиницу «Европейскую» пить кофе и получил ее «последнее и окончательное» согласие на брак (подробнее см.: Тименчик Р. Д. «Остров искусства»: Биографическая новелла в документах // Дружба народов. 1989. № 6. С. 244–253; а также: Кузмин М. А. Дневник 1908–1915... С. 190–191, 655–657; Черных В. А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. Ч. 1. М., 1996. С. 32–33). В следующий день, 30 ноября (день кончины И. Ф. Анненского), Гумилев отправился из Киева в Одессу и оттуда на два месяца в Абиссинию.

74

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1986 (публ. М. Баскера и Ш. Грэм), Полушин, НП.

Автограф – РГБ. Ф. 109. К. 17. № 28.

Дат.: 1 декабря 1909 г. – по почтовому штемпелю.

Почтовая открытка с видом Одессы. Штемпель почтового отделения Одессы – 01.12.09.

Стр. 1. – В Одессу Гумилев приехал из Киева 1 декабря 1909 г. На следующий день он сел на пароход через Варну в Константинополь (см. ниже); перед отъездом он еще побывал в сопровождении художницы А. А. Экстер (в мастерской которой он вместе с Кузминым остановился в Киеве – см.: Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 190; Тименчик Р. Д. «Остров искусства»: Биографическая новелла в документах // Дружба народов. 1989. № 6. С. 251; добавим, что ее муж, «декадентский меценат» Н. Е. Экстер финансировал издание «Чтеца-декламатора» – см. комментарий к № 69 наст. тома) на готовившейся к открытию художественной выставке «Салон» и там же, спеша «на пароход, идущий в Африку», познакомился с Д. Д. Бурлюком (см.: ЛН. С. 494). Из Одессы Гумилев также послал открытку М. А. Кузмину (см. комментарий к стр. 6–7 № 72 наст. тома). Стр. 3–5. – Сведения о путешествии Гумилева в Абиссинию зимой 1909/1910 гг. крайне ограничены: фактически единственный источник достоверной информации представляют собой опубликованные в наст. томе письма. Из данного письма Иванову выясняется, что первоначально, как и в прошлом году, Гумилев собирался отправиться пароходом в Константинополь через турецкий порт Синоп, где он в сентябре 1908 г. застрял на 3–4 дня в карантине (см. комментарий к № 48 наст. тома). Но в этот раз – по-видимому, уточнив пароходные рейсы уже после отправления открытки, – он поехал в Константинополь «альтернативным» маршрутом через Варну. Из Одессы он отправился, действительно, «в среду» – однако 2-го, а не 3-го декабря, как он ошибочно писал Иванову (после бурных событий предыдущих двух недель Гумилев путался в датах: следующий вторник был соответственно 8-е декабря, а не 9-е). Днем в четверг, 3-го декабря, он прибыл в Варну, где тоже оказался карантин, однако Гумилев на несколько часов «сбежал» на берег. В полночь он отплыл в Константинополь; туда, как он и предполагал в открытке приятелям из Варны, он приехал, скорее всего, утром, в субботу 5/18 декабря (№ 76 наст. тома). Судя по той же открытке, он в тот же день сел на «румынский пароход», делавший остановку в Пирее по пути в Александрию, куда он доехал во вторник, 8/21 декабря. Вероятно, на следующий день он поехал поездом в Каир (см. №№ 76, 77 наст. тома) и провел там 5–6 дней (12/25 декабря он ездил «в пустыню на охоту»). К 16/29 декабря он перебрался поездом в Порт-Саид – отправочный пункт по Суэцкому каналу и Красному морю в Джибути (24 декабря 1909 / 6 января 1910 г. – см. №№ 80, 81, 82 наст. тома), исходную точку всякого путешествия вглубь Абиссинии. Из Джибути (25 декабря 1909 г. / 7 января 1910 г.) Гумилев добрался до Дыре-Дауа и Харэра, но дальше, в Аддис-Абебу (№№ 81, 82), не поехал (подробнее см. № 83 наст. тома). Даты его обратного маршрута из Абиссинии не зафиксированы, однако П. Н. Лукницкий сообщает, что Гумилев заехал в Киев около 2 февраля 1910 г. («Ночевал у В. Эльснера. В Киеве был у Анны Андреевны Горенко») и прибыл в Петербург и Царское село 5 февраля (Труды и дни. С. 199; на следующий день, 6 февраля 1910 г., неожиданно скончался его отец). Если предположить, что он вернулся в Россию прямым рейсом из Джибути (см. № 83), то, должно быть, он отплыл не позже 2/15 января и приплыл в Одессу не позже 1 февраля 1910 г. Стр. 5. – Упоминание о Триесте, по-видимому, относится непосредственно к Вяч. Иванову, который к моменту отъезда Гумилева из Петербурга, как будто бы, все еще намеревался присоединиться к нему в Африке (см. № 72 наст. тома и комментарий к нему). Иванов, должно быть, думал поехать через Триест (по давно ему знакомой дороге в Италию) и оттуда морем в Египет: Гумилев, уточняя вопрос о карантине на Черном море, указывает ему на более удобный маршрут. На настоящее письмо Иванов, очевидно, не отреагировал.