Текст книги "Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Письма"

Автор книги: Николай Гумилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 45 страниц)

После скоропостижной кончины старшего поэта (30 ноября 1909 г.) Гумилев становится деятельным пропагандистом его наследия, трактуя фигуру Анненского как непосредственного предтечи акмеизма (прежде всего нужно назвать в этой связи гумилевскую рецензию на «Кипарисовый ларец» (№ 26 в т. VII наст. изд.) и ст-ние 1911 г. «Памяти Анненского» (№ 66 в т. II наст. изд.). Следует отметить, что процесс «мифологизации» Анненского в гумилевских произведениях был начат еще при его жизни, в рассказе «Последний придворный поэт» (см. № 8 в т. VI наст. изд. и комментарии к нему)). «Анненская» тема звучит в целом ряде литературно-критических статей Гумилева (№№ 15, 21, 24, 28, 63 в т. VII наст. изд.), а его реминисценции присутствуют в целом ряде гумилевских произведений разных лет (из так или иначе уже отмеченных в научной литературе см. № 168 в т. I, № 18, 21, 28, 35, 108, 114 в т. II, № 63 в т. III, № 39 в т. IV, № 4, 6 в т. V наст. изд.). Из основных работ об отношениях Гумилева и Анненского см., прежде всего: Струве Г. П. Иннокентий Анненский и Гумилев. «Неизвестная» статья Анненского // Новый журнал (Нью-Йорк). Кн. 78. 1965. С. 279–285; Тименчик Р. Д. Иннокентий Анненский и Николай Гумилев // Вопросы литературы. 1987. № 2. С. 271–278; Баскер М. (гл. «О Царском селе, Иннокентии Анненском и «царскосельском круге идей» Гумилева»; Приложение к гл. об «Актеоне»); Лекманов О. Книга об акмеизме и другие работы. Томск, 2000. С. 106–113). Легенда Анненского, созданная акмеистами, сама по себе порождала множество легенд вокруг взаимоотношений поэтов, широко отображавшихся в мемуарных и биографических источниках.

Стр. 3–5. – Имеется в виду рецензия Анненского на РЦ 1908 (Речь. 15 декабря 1908. № 308). Об истории возникновения этой статьи сообщает Р. Д. Тименчик: «7 декабря 1908 года вступивший в заведование критико-библиографическим отделом газеты “Речь” публицист Л. Галич направил Анненскому предложение участвовать в этом отделе. Анненский быстро откликнулся статьей о гумилевской книжке, подписав ее инициалами “И. А.”. 13 декабря он получил телеграмму: “Если разрешите поставить имя полностью, буду крайне благодарен. Очень важно для газеты. Галич”. Однако Анненский настоял на криптониме. Возможно, что об этой публикации он писал год спустя в автобиографии: “<...> анонимно напечатал за всю мою жизнь одну только, и то хвалебную заметку”» (Тименчик Р. Иннокентий Анненский и Гумилев // Вопросы литературы. 1987. № 2. С. 274). Стр. 6–9. – В РЦ 1908 №№ 81, 93, 95 в т. I наст. изд. были объединены в цикл под названием «Озеро Чад». Об этом цикле Анненский писал: «Хорошо и «Озеро Чад», история какой-то африканки, увеселяющей Марсель. Тут целый ряд тропических эффектов, и все, конечно, бутафорские: и змеи-лианы, и разъяренные звери, и «изысканный жираф», жираф-то особенно, – но все чары африканки пропитаны трагедией. Н. Гумилев не прочь был бы сохранить за песнями об этой даме – их, т. е. песен, у него три – всю силу экзотической иронии, но голос на этот раз немножко изменил Анахарсису XX века, ему просто жаль дикарки, ему хочется плакать». Ср. также следующее место из черновиков этой рецензии: «Нравится мне еще, что у молодого автора в его маскарадном экзотизме чувствуется иногда не только чисто славянская мрачность, но и стихийно-русское «искание муки», это обаятельно-некрасовское «мерещится мне всюду драма», наша, специально наша «трагическая мораль». Не то чтобы я всем этим очень уж гордился, но комбинация интересна: Буль-Миш и Некрасов, и даже посерьезнее Некрасова. Помните, в «Романцеро» Гейне, уже умирающего, его Помаре. Завтра повезут ее анатомировать. Но поэту вспомнилась сегодня ее пляска, и фантазия его жадно ищет упоения, танца, ноющей скрипки, блеска... о... расплата завтра, потом, когда-нибудь... Теперь блеск, хмель, красота quand-meme. Не то у Гумилева» (цит. по: Р. Тименчик. Иннокентий Анненский и Николай Гумилев // Вопросы литературы. 1987. № 2. С. 276–277). Стр. 9–11. – «Если вспомнить, что ирония как художественный прием <...> выражается обозначением чего-либо в смысле, обратном буквальному <...> то слова Гумилева об «иронии» как сущности «романтизма» значат то, что романтическая проблематика – сильные, необыкновенные герои, экзотический мир, окружающий их, удивительные события – должны, по замыслу автора, быть объектами осмеяния. Другими словами, «Романтические цветы» оказываются – исходя из оценки самого автора – сборником пародий на «неоромантические» произведения символистов» (Зобнин Ю. В. Воля к балладе (Лиро-эпос в акмеистической эстетике Гумилева) // Гумилевские чтения. Материалы международной конференции филологов-славистов. СПб., 1996. С. 113). По мнению Н. А. Богомолова: «...третья редакция сборника (т. е. РЦ 1918. – Ред.) была скорее всего ориентирована на то понимание смысла книги, которое было подсказано Анненским, видевшим в нем ироническое начало. Именно в свете этого обретает особое значение и перенесение в начало книги юношески наивных стихотворений из ПК, и завершение книги «Неоромантической сказкой», где ирония выражена с особой силой» (Богомолов Н. А. Гумилев и оккультизм // Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм. М., 1999. С. 125). Сходную мысль высказал и Ю. В. Зобнин, трактовавший «Неоромантическую сказку» как «своеобразную «самопародию» – в духе соответствующих опусов Андрея Белого, – где под «юным принцем» выведен сам Гумилев, «мудрый дворецкий» обозначает «учителя и наставника» Брюсова, «людоедом» оказывается Бальмонт, обидевший Гумилева в Париже...» (Зобнин Ю. В. Указ. соч. С. 114). Иную трактовку «Неоромантической сказки» – и «романтизма» гумилевского сборника – см.: Баскер. С. 40, 16). О «названии книги» Анненский отозвался в самом начале своей рецензии: «В последнее время не принято допытываться о соответствии стихотворного сборника с его названием. В самом деле, почему одну сестру назвали Ольгой, а другую Ариадной? Романтические цветы – это имя мне нравится, хотя я не знаю, что собственно оно значит. Но, несколько тусклое как символ, оно красиво как звучность, – и с меня довольно». Ср., по контрасту, мнение современного исследователя: «...в самом названии книги скрыта оценочная двойственность, порождаемая двойной аллюзией – на «Цветы зла» Ш. Бодлера, с одной стороны, и на «Цветочки» Франциска Ассизского, с другой» (Зобнин Ю. В. Указ. соч. С. 113). Стр. 11–14. – На самом деле, «вопрос о влиянии Парижа на <свой> внутренний мир» был для Гумилева совсем не новым: см. его письмо к Брюсову от 29 октября / 11 ноября 1906 г. (№ 7 наст. тома) и комментарий к нему. В любом случае его хоть и осторожное «несогласие» с тем, что он называет «главной мыслью» статьи Анненского, достаточно «иронически» контрастирует с выражениями в этом письме «бесконечной» благодарности. Действительно, в определение Анненским «парижского» входят такие понятия, как «бутафорское», «маскарадно-неподлинное», «искусственно-нежизненное», красота, которая «боится солнечных лучей». Ср. по поводу стихотворения «Заклинание» (№ 63 в т. I наст. изд.): «...Днем черты экзотической царицы кажутся у спящей точно смятыми, да и у мага по лицу бродят синеватые тени. Но вчера в café-concert они оба были положительно красивы, размалеванные. Никакого тут нет ни древнего востока, ни тысячелетнего тумана: бульвар, bec-Auer, кусок еще влажного от дождя асфальта перед кафе – вот и вся декорация «ассирийского романа»...». Нет сомнения, что оценка Анненского сильно задела Гумилева. Как указывает Р. Д. Тименчик, слова о «куске еще влажного от дождя асфальта» обыгрывались Гумилевым в его рецензии на вторую книжку журнала «Остров», в которой он «возвращал Анненскому упрек в “парижанстве”» (см. стр. 36–40 № 21 в т. VII наст. изд. и комментарий к нему). К теме «декораций» (ср. также в статье Анненского «О современном лиризме»: «<Гумилев> любит все изысканное и странное, но верный вкус делает его строгим в подборе декораций» (Анненский И. Книги отражений. М., 1979. С. 378)). Гумилев вернулся к этому в своем отзыве об Анненском в «Жизни стиха»: «Он любит исключительно «сегодня» и исключительно «здесь», и эта любовь приводит его к преследованию не только декораций, но и декоративности...» (стр. 223–225 № 24 в т. VII наст. изд.; анализ этого места см.: Баскер. С. 16–17). Даже в рецензии на «Кипарисовый ларец» содержится полемический отклик на заключительные мысли рецензии Анненского: «...я рад, что романтические цветы – деланные, потому что поэзия живых <...> умерла давно. И возродится ли?»; ср. у Гумилева: «...теперь, когда поэзия завоевала право быть живой и развиваться...» (стр. 20–21 № 26 в т. VII наст. изд.).

58

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, ЛН.

Автограф – РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 19.

Дат.: 15 декабря 1908 г. – по почтовому штемпелю.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». Штемпель почтового отделения Царского села – 15.12.08. Штемпель московской экспедиции городской почты – 16.12.08.

Стр. 3–4. – О неосуществленном замысле «параллельной» публикации статей Гумилева и М. В. Фармаковского см. стр. 12–13 № 56 наст. тома и комментарии к ним. Что же касается «готовящегося цикла», то вслед за партией стихов, вошедшей в «Альманах 17» под заглавием «Из цикла “Жизни веков”» (см. комментарий к стр. 15–16 № 54 наст. тома), Гумилевым в скором времени были созданы циклы «Беатриче» (Италии. Сборник. СПб., 1909) и «Возвращение Одиссея» (Весы. 1909. № 6). Летом 1909 г. последовал цикл «Капитаны». Стр. 4–6. – В 1909 г. в «Весах» не появилось ни одной статьи Гумилева. Стр. 6–9. – Повесть Гумилева с таким названием неизвестна. П. Н. Лукницкий считал, что повесть была закончена, а рукопись утеряна (Жизнь поэта. С. 72) – Ахматова говорила ему о романе, «с которым <Гумилев> носился всю жизнь, сначала он назывался “Девушка с единорогом”, потом – “Ира”» (подробнее см. см. вступительную статью к разделу «Комментарии» в т. VI наст. изд., а также № 135 наст. тома и комментарии к нему). Об увлечении Гумилевым автором «Портрета Дориана Грея» Оскаром Уайльдом см. комментарии к стр. 13–16 № 44 наст. тома. Стр. 9–12. – Гумилев впоследствии отказался от перемены названия сборника (которое, как отметил Н. А. Богомолов, имело явные оккультные ассоциации (Богомолов Н. А. Гумилев и оккультизм // Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм. М., 1999. С. 126)). Объявление о том, что «весной 1910 г. выходит сборник «Жемчуга». Вторая книга стихов. Обложка Д. Н. Кардовского», появилось в «Весах» лишь в конце следующего 1909 года (1909. № 12. С. 200). О сроках публикации Брюсов спрашивал у владельца «Скорпиона» С. А. Полякова в марте 1909 г. «...От обещанного я не отказываюсь никогда, – ответил Поляков в письме к Брюсову от 13 марта 1909 г., – и книжку Гумилева «Скорпион» издаст, но назначить срок я могу лишь по выяснении точном ближайших предполагаемых изданий «Скорпиона», что надеюсь сделать к лету» (Переписка <Брюсова> с С. А. Поляковым (1899–1921) / Вст. статья и комментарии Н. В. Котрелева. Публ. Н. В. Котрелева, Л. В. Кувановой и И. П. Якир // Валерий Брюсов и его корреспонденты. (Литературное наследство. Т. 98). Кн. 2. М., 1994. С. 123). Стр. 13–14. – О рецензии И. Ф. Анненского на РЦ 1908 см. комментарий к № 57 наст. тома. Стр. 15–16. – О несостоявшемся визите Гумилева в Москву см. №№ 56 и 59 наст. тома.

59

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин (без стихов), ЛН.

Автограф – РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 19.

Дат.: 19 декабря 1908 г. – по почтовому штемпелю.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». Штемпель почтового отделения Царского села – 19.12.08. Штемпель московской экспедиции городской почты – 20.12.08.

Стр. 3–4. – Ср. письмо Брюсова к Н. И. Петровской, написанное между 6 и 9 декабря 1908 г.: «...Во внешнем, жизнь моя – одно сплошное «дело», «работа». Я совершенно уклонился от всех ненужных занятий: в Кружке на разных заседаниях бываю не чаще двух раз в месяц; во всяких других обществах не бываю вовсе. Даже эти последние дни, когда везде читали Мережковские и Белый, не слушал ни одной из их лекций. Но над «Весами», над несколькими печатаемыми книгами (одновременно), над обещанными в разные издания статьями – провожу опять 15–16 часов в сутки. Устаю смертельно, и опять вернулись ко мне мои прошлогодние головные боли» (Брюсов Валерий, Петровская Нина. Переписка: 1904–1913. М., 2004. С. 362). В «Дневниках» Брюсова – лаконичная запись: «Три тягостных месяца в Москве» (Брюсов В. Дневники. Автобиографическая проза. Письма. М., 2002. С. 161). Стр. 4–6. – О посылке данного варианта рассказа см. комментарии к № 55 наст. тома и к стр. 6–7 № 56 наст. тома. Стр. 11–12. – Имеются в виду ст-ния, посланные в № 55 наст. тома; они не были приняты Брюсовым для публикации. Стр. 13–15. – Углубленный интерес Брюсова к анализу разных аллитераций («анафора, эпифора, зевгма, цикл; по составным элементам; по месту в слове; по расположению; по числу; по месту в звукоряде» и т. д.) наглядно проявляется в его лекциях по теории стихосложения (см.: Гаспаров М. Л. Брюсов-стиховед и Брюсов-стихотворец (1910–1920-е годы) // Брюсовские чтения 1973 года. Ереван, 1976. С. 27–28). Однако на поиски «новых размеров» Гумилева мог подтолкнуть и В. В. Гофман, отметивший в своей рецензии на «Романтические цветы» «однообразность» ст-ний сборника (Гофман В. В. Н. Гумилев. Романтические цветы // Русская мысль. 1908. № 7. С. 144. 3-я пагинация). Стр. 15–16. – Гумилев цитирует слова брюсовской рецензии на РЦ 1908 (Весы. 1908. № 3): «...«Романтические цветы» – только ученическая книга. Но хочется верить, что Н. Гумилев принадлежит к числу писателей, развивающихся медленно и по тому самому встающих высоко. Может быть, продолжая работать с той упорностью, как теперь, он сумеет пойти дальше, чем мы то наметили, откроет в себе новые возможности, нами не подозреваемые...» Стр. 17–18. – К письму было приложено (стр. 22–44) ст-ние «Охота» – № 129 в т. I наст. изд., автограф 1. Ст-ние было впервые опубликовано в Ж 1910, где было разбито на двустишия. Стр. 19. – Замысел «Учебника поэзии» вынашивался Брюсовым очень долго, но к работе над ним поэт приступил только в 1914 г. В 1919 г. был опубликован «Краткий курс науки о стихе. Ч. 1», а затем – окончательный вариант «Основы стиховедения. Общее введение. Метрика и ритмика. Ч. 1-я и 2-я» (М., 1924). В качестве «практического пособия» к этому «курсу стиховеденья» была издана также брюсовская книга «Опыты по метрике и ритмике, по евфонии, созвучиям и формам. Стихи 1912–1919 гг. Со вступ. ст. “Ремесло поэта”» (М., 1918). Подробнее об этой стороне литературной деятельности Брюсова (имевшей явные и весьма существенные параллели у Гумилева) – см.: Гаспаров М. Л. Указ. соч. С. 12–19. Стр. 21. – К сожалению, замечания Брюсова по поводу этой рецензии неизвестны.

60

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Полушин, НП (публ. Р. Д. Тименчика).

Автограф – РГАЛИ. Ф. 227. Оп. 1. Ед. хр. 27.

Дат.: 9 февраля (?) 1909 г. – по содержанию и дате письма А. М. Ремизова от 8 февраля 1909 г. (№ 10 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома).

Ответ на письмо А. М. Ремизова от 8 февраля 1909 г. (№ 10 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома).

С писателем Алексеем Михайловичем Ремизовым (1877–1957) Гумилев познакомился, вероятно, 26 ноября 1908 г. на «среде» В. И. Иванова (см. комментарий к № 54 наст. тома); до этого он уже отозвался в печати о романе Ремизова «Часы» (№ 8 в т. VII наст. изд.). К моменту их знакомства у Ремизова был позади тяжелый «революционный» опыт тюрьмы и ссылки в Пензенской и Вологодской губерниях: разрешение на жительство в Петербурге он получил только в 1905 г. Писать он начал с 1896 г., печататься с 1902-го, но популярность к нему пришла после публикации цикла сказок «Посолонь» в «Золотом руне» в течение 1906 г. (отдельное издание – 1907 г.). В пору острой полемики «петербургских» и «московских» символистов Ремизов, наряду с Кузминым, был, по формулировке В. Ф. Нувеля, «единственный петербуржец, пользовавшийся московскою благосклонностью» (Письмо к Л. Д. Зиновьевой-Аннибал от 11 июля 1907 г. // Богомолов Н. А. Михаил Кузмин. Статьи и материалы. М., 1995. С. 303). С Гумилевым Ремизов сходится быстро: на святках, 26 декабря 1908 г., он уже гостил вместе с А. Н. Толстым и В. И. Кривичем у Гумилева в Царском селе (см.: Соч III. С. 358). В первые месяцы 1909 г. поэт часто бывал у Ремизовых в Петербурге. Ремизов охотно содействовал гумилевским начинаниям и, признавая организационные и «наставнические» способности Гумилева, направлял к нему «неофитов» – М. А. Зенкевича (в мае 1909 г., см.: Труды и дни. С. 191) и Н. Д. Бурлюка (в сентябре 1909 г., см. № 14 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома). Что же касается «внутреннего» характера общения Гумилева с Ремизовым, то, как отмечает Р. Д. Тименчик, «хотя и без всяких конфликтов и взаимных разочарований», их жизненные и творческие пути скоро начали расходиться (см.: НП. С. 51). Ремизову был чужд «кларизм», провозглашенный М. А. Кузминым и подхваченный сотрудниками новорожденного журнала «Аполлон» («Мне читать было жутко <...>. Прекрасная ясность по Гроту и Анри де Ренье»). «...А как меня слушал Кузмин? – вспоминал позже Ремизов. – <...> Да так же слушал, как и все петербургские «аполлоны», – снисходительно. Природа моего <...> «вербализма» была им враждебна: все мое не только не подходило к «прекрасной ясности», а нагло перло, разрушая до основания чуждую русскому ладу «легкость» и «бабочность» для них незыблемого «пушкинизма». <...> Так было оттолкновение «формально», но и изнутри я был чужой. Вся моя жизнь была непохожей» (Ремизов А. М. Встречи. Петербургский буерак. Париж, 1981. С. 181–182). Именно в это время черты Гумилева получили достаточно нелестное отображение в художественной прозе Ремизова – в образе учителя-словесника Лещева, персонажа одного из его наиболее значительных произведений – повести «Крестовые сестры» (1910) (см.: Данилевский А. А. Велимир Хлебников в «Крестовых сестрах» А. М. Ремизова // Мир Велимира Хлебникова: Статьи. Исследования (1911–1998). М., 2000. С. 390). Однако личные отношения двух художников оставались все время уважительно-приязненными. В «Цехе поэтов» Ремизова неизменно «чтили» (см. комментарий к № 8 в т. VII наст. изд.), ремизовские реминисценции возникают в произведениях Гумилева на «русские темы» (см. комментарий к № 18 в т. VI наст. изд., а также: Михайлов А. И. Николай Гумилев и Николай Клюев // Исследования и материалы. С. 68). Отношение же Ремизова к Гумилеву демонстрирует сцена «инаугурации» Гумилева в «графы» ремизовской «Великой и вольной обезьяньей палаты» зимой 1919 г.: «Поздно вечером шел я по трамвайным рельсам по Невскому – Невский раскатистый с ухабами большой дороги. <...> В необыкновенной шубе выше, чем в действительности, держась чересчур прямо, навстречу мне по рельсам же и не шел, а выступал Гумилев.

Я очень ему обрадовался: с ним у меня связана большая память о моей литературной “бедовой доле” и о его строгой оценке “слова”: он понимал такое, чего другим надо было растолковывать.

Гумилеву в противоположную сторону, но он пошел меня проводить.

Он говорил необыкновенно вежливо и в то же время важно, а дело его было просительное и совсем не литературное, а “обезьянье”:

– Нельзя ли произвести меня в обезьяньи графы: я имею честь состоять в “кавалерах”, мне хотелось бы быть возведенным в графы.

– Да нету такого, – ответил я, – чего вам, вы и так как Блок и Андрей Белый, “старейшие кавалеры”, и имеете право на обезьянью службу.

– Нет, я хочу быть обезьяним графом.

“А и в самом деле, – подумал я, – графов не полагается, но если заводить, то только одного, и таким может быть только Гумилев”» (Ремизов А. М. Взвихренная Русь. Париж, 1927. С. 338–339). Ремизов навсегда покинул Россию через несколько дней после ареста Гумилева, в начале августа 1921 г. В эмиграции он много раз оплакивал его гибель: «Гумилева – расстреляли! – Николай Степанович – покойник теперь – и Горький не всегда может, стало быть» (Там же. С. 505. См. также: Ремизов А. М. Крюк (память петербургская) // Новая русская книга. 1922. № 1. С. 8; Ахру. Повесть петербургская. Берлин, 1922. С. 13, 40, 43; Встречи. С. 187; о выставке его портрета Гумилева в 30-е гг. см.: Письма А. М. Ремизова к В. В. Перемиловскому / Подгот. текста Т. С. Царьковой. Вст. статья и примеч. А. М. Грачевой // Русская литература. 1990. № 2. С. 199).

Стр. 5–6. – Борис Сергеевич Глаголин (настоящая фамилия Гусев, 1879–1948) – актер, драматург, театральный критик, с 1906 г. режиссер петербургского Малого (Суворинского) театра. В 1909 г. Б. С. Глаголин издавал «Журнал Театра Литературно-художественного общества», в котором сотрудничали Ю. Беляев, М. Волошин, Б. Глаголин, Н. Гумилев, М. Кузмин, В. Протопопов, В. Розанов, А. Ремизов, Б. Садовской, А. Толстой (см.: Новое время. № 11852. 11 марта 1909). Гумилев, по-видимому, в какой-то момент пытался определить политику его литературного отдела и вошел в конфликт с Глаголиным. По детальному изложению Р. Д. Тименчика: «О <...> конфликте с Гумилевым Глаголин сообщал в одном из писем 1909 г. к Мейерхольду: «...пишу, возмущенный поведением Гумилева, который пришел ко мне сейчас и устроил мне представление со своим цилиндром. Прочел целое поучение о традициях русской журналистики, говорил о Вашем обещании поместить его стихи в этом № в таком тоне, обидном для меня, что я, наконец, потеряв терпение, сказал ему несколько горьких истин. Но главное, что возмутило меня, это его требование денег авансом, которое сопровождалось даже констатированием «значит, и впредь гонорар будет задерживаться?» Это черт знает что такое. И с этими людьми я носился, как с писаной торбой. <...> И это за то, что я так терпеливо выносил его горделивый тон и самомнение. Он талантливый человек, но он не ставит меня ни в грош, не считая даже нужным быть вежливым со мной (понимаю вежливость без цилиндра и внешнего ее вида) <...> И все из-за того, что я не мог дать ему 12 р. за стихи, которые еще и не напечатаны» (РГАЛИ. Ф. 998. Оп. 1. Ед. хр. 1376. Л. 5–6). Гумилев и его друзья широко печатались в этом издании, которое фактически было программкой («афишкой») театра. В номерах, обозначенных «1908/09. Вторая половина сезона», было напечатано: № 5 – «Любил тебя в грозе под вечер» и «Темнеет степь, и нет прохлады» Толстого, «Колокол» и «На льдах тоскующего полюса» Гумилева, № 6 – «Спорыш» Ремизова, пьеса «Дочь колдуна» Толстого, «Поединок» Гумилева и его же статья «По поводу «Салона» Маковского», № 7 – «О тихий край» и «Не могу я вспомнить без волненья» Кузмина, «Разбойник» Толстого, № 8 – «Когда и как приду к тебе я» Кузмина, № 9–10 – «Мальчик верхом едет в куртке зеленой» Кузмина и «Ведьма-птица» Толстого. В номерах за 1909/10: № 1 – «Что сердце? Огород неполотый...» Кузмина, № 2 – «Выбор» Гумилева, № 5 – «Лель» Толстого и «Воспоминание» Гумилева, № 9 – «Свидание» Гумилева» (НП. С. 58). В конце января 1910 г. Глаголин по личным причинам уезжал на время в заграничный отпуск и окончательно покинул Суворинский театр в октябре следующего, 1911 г.

По всей видимости, речь в письме идет о выплате гонорара от глаголинского журнала («Никто ко мне не приходил, никто мне никаких денег не дал» – см. № 10 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома). Через два дня после настоящего письма, 11 февраля 1909 г., М. А. Кузмин отметил в своем дневнике: «Денег нет. Божерянов принес 3 р., занятые на кальку <...> Тот же Ал<ександр> Ив<анович> принес от Глаголина 12 р. Поехали к Ремизовым, где Сер<афима> Павл<овна> в первый раз выходит» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 108). Александр Иванович Божерянов (1882–1961 (?)) – художник-график, театральный художник и иллюстратор; сотрудник Гумилева по первым двум номерам журнала «Сириус» (см. комментарии к стр. 46–53 № 10 наст. тома). Гумилев был дружен с А. И. Божеряновым в «парижские» годы, некоторое время они вместе снимали квартиру на rue de la Gaité, 25 (см.: Труды и дни. С. 171), однако затем их отношения испортились. В Петербурге Гумилев и Божерянов сотрудничали в «Журнале Театра Литературно-художественного общества». В 1910-е годы Божерянов входил в «круг Кузмина», иллюстрировал его книги «Глиняные голубки» (СПб., 1914), «Покойница в доме. Сказки» (СПб., 1914), «Лесок» (Пг., 1922). В 1925 году А. И. Божерянов уехал из СССР. Умер в эмиграции. Стр. 7–8. – Гумилев рецензировал сборник Кузмина «Сети» в мае 1908 г. (№ 5 в т. VII наст. изд.; см. также №№ 42, 43 наст. тома). Следующая гумилевская статья о Кузмине – рецензия на «Первую книгу рассказов» (№ 22 в т. VII наст. изд.) – появилась в печати только через год после настоящего письма, в № 5 «Аполлона» (февраль 1910 г.). Стр. 9–10. – См. письмо Ремизова от 8 февраля 1909 г. (№ 10 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома). Стр. 13. – Серафима Павловна Ремизова-Довгелло (1876–1943) – жена Ремизова. Стр. 15–17. – Речь идет о замысле поэтического журнала «Остров». Об этом издании см. № 21 в т. VII наст. изд. и комментарий к нему, а также №№ 63, 64, 65, 69 наст. тома. Не будучи поэтом, Ремизов в «Острове» не печатался, но оказывал «редакции» – Гумилеву, А. Н. Толстому, П. П. Потемкину – активную поддержку: «Я очень одобряю их план – и то, что строгость будет, и то, что учиться будут» (см.: Второй номер журнала «Остров» / Публикация А. Г. Терехова // Исследования и материалы. С. 324). В № 1 журнала был опубликован цикл ст-ний М. А. Кузмина «Праздники Пресвятой Богородицы», – очевидно, это и была «рукопись», о которой упоминает Гумилев.

61

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, ЛН.

Автограф – РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 20.

Дат.: 26 февраля 1909 г. – авторская датировка.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову. От Н. С. Гумилева». Штемпель почтового отделения Царского села – 01.03.09. Штемпель московской экспедиции городской почты – 02.03.09.

Стр. 4–5. – Пауза в переписке возникла, прежде всего, из-за исключительной загруженности Брюсова работой. Некоторое представление об интенсивности его занятий в этот период дает переписка с Ниной Петровской – см., напр.: Брюсов Валерий, Петровская Нина. Переписка: 1904–1913. М., 2004. С. 412, 421, 437, 443, 457–458. Стр. 5–7. – По несколько категоричному утверждению П. Н. Лукницкого, Брюсов «не мог принять сближения Гумилева с Вячеславом Ивановым. Предупреждал его об этой «опасности» задолго» (Жизнь поэта. С. 73). Судя по данному письму, источником грозящей «ученику» опасности «учитель» считал ивановскую «дионисианскую ересь». Вяч. И. Иванов, действительно, был очень увлечен идеями Ф. Ницше о «вакхической природе» творчества, которые являются смысловым средоточием книги «Рождение трагедии из духа музыки». Вслед за Ницше, Иванов утверждал, что любой подлинно творческий акт исходит из эмоционального импульса, который преодолевает в человеческом существе сдерживающие «доводы разума». Рациональное начало виделось Ницше и Иванову творчески «бесплодным», замыкающим волю человека в порочный круг запретов «здравого смысла», разорвать который и призвано «созидающее безумие» гения. Отсюда и миссия подлинного искусства, эталоном которого является греческая трагедия, оказывалась в пробуждении экстатических эмоций, сметающих разумную мотивацию в поведении человека и провоцирующих его на безрассудные «дерзновения». Время Сократа и Еврипида, когда искусство перестало «опьянять» и стало «учить», Ницше считал началом «упадка» античности (и началом деградации вида homo sapiens). «Дионисийская проповедь» Иванова заключалась в пропаганде необходимости реанимации «творческих потенций» современной европейской цивилизации путем «возрождения античности», прежде всего в сфере новейшего искусства. В 1903 г. Иванов прочел в Париже цикл лекций о Дионисе. Брюсов присутствовал на парижских лекциях Иванова и внимательно следил за его публикациями, однако сочувствия «проповеднику священного безумия» не высказывал, а, напротив, ратовал за строгий, «классический» подход к эстетическим ценностям, в большой степени связанный как раз с «рациональным» началом в художественном мировосприятии. Об ивановском «дионисианстве» писали в связи с настоящим письмом Р. Д. Тименчик и Р. Л. Щербаков: «Валерий Брюсов, познакомившийся с Вяч. Ивановым 29 апреля 1903 г. в Париже, отметил эту встречу среди других парижских впечатлений: «Но самое интересное было, конечно, Вяч. Иванов. Он читал в русской Школе общественных наук о Дионисе. Это настоящий человек, немного слишком увлечен своим Дионисом. Мы говорили с ним, увлекаясь, о технике стиха...» (Брюсов В. Дневники. Автобиографическая проза. Письма. М., 2002. С. 151). В журнале «Новый путь» (1904. № 1–4, 8, 9) Вяч. Иванов опубликовал в переработанном виде курс своих парижских лекций под заглавием «Эллинская религия страдающего бога». Заключительная часть курса под заглавием «Религия Диониса. Ее происхождение и влияния» напечатана в «Вопросах жизни» (1905. № 6, 7). В этот же период появилась статья Вяч. Иванова «Ницше и Дионис» (Весы. 1904. № 5)» (ЛН. С. 491. См. также комментарий к № 8 наст. тома). Следует отметить, что отказ от «дионисианства», хоть в несколько уклончиво-вежливой форме, содержался несколько месяцев спустя в редакционном вступлении к первой книжке журнала «Аполлон» («Мы <...> пережили эпоху увлечения Дионисом <...> Слишком уж привыкли мы верить в «наитие свыше», забывая, что искусство прежде всего – вдохновенное и веселое ремесло»), а сам Гумилев впоследствии непосредственно полемизировал с «дионисианской ересью» Иванова в своей пьесе «Актеон» (1913 г.; № 4 в т. V наст. изд.; см.: Баскер М. Ранний Гумилев: путь к акмеизму. СПб., 2000. Гл. 4). Но до этого, по словам П. Н. Лукницкого, «общительный, жаждущий знаний Гумилев погрузился в атмосферу «башни», сблизился со многими ее обитателями» (Жизнь поэта. С. 73; см. также комментарий к № 72 наст. тома). О Царице Савской, пытавшейся соблазнить Соломона коварными загадками, отвращающими от истинного Бога см.: 3 Царств. 10:1–13. Полемика с «дионисианской ересью» Иванова стала содержанием гумилевской пьесы «Актеон» (№ 4 в т. V наст. изд.; см.: Баскер М. Гл. 4) и во многом определила гумилевскую критику символизма в годы «акмеистического бунта». Стр. 7–8. – По всей вероятности, речь здесь не идет о каких-либо конкретных «собраниях», а о необходимости уклоняться от того, что Брюсов называл «редакционными дрязгами» (см.: Переписка <Брюсова> с К. Д. Бальмонтом (1894–1918) / Вст. статья и подгот. текстов А. А. Нинова. Комментарии А. А. Нинова и Р. Л. Щербакова // Валерий Брюсов и его корреспонденты. Кн. 1. М., 1991. С. 207. (Литературное наследство. Т. 98)). Столь мудрая забота Брюсова (далеко не чуждого литературных интриг) о нравственно-духовном комфорте «ученика» была вызвана, по всей вероятности, целым рядом крайне неудачных для редактора «Весов» столкновений и конфликтов, завершившихся, в конце концов, крахом журнала. Стр. 12–13. – Ср. в письме к А. М. Ремизову от 9 февраля 1909 г.: «Я в периоде полного унынья. Ничего не пишу и не собираюсь» (стр. 7–8 № 60 наст. тома). Е. Е. Степанов пишет по этому поводу: «Эти слова – не игра. Осознав недостаток знаний в области теории поэзии, Гумилев с поддержавшим его П. П. Потемкиным и А. Толстым обратился к Вяч. Иванову с просьбой прочитать цикл лекций о поэзии. Иванов согласился, и у него на “башне” начались регулярные занятия т. н. “Про-Академии”». Как раз эти занятия, по мнению исследователя, и подразумевал Гумилев, написав в данном письме о «трех встречах» с Ивановым (Соч III. С. 359–360). Стр. 17–20. – «В объявлении “От редакции и конторы” (Весы. 1908. № 3) сообщалось: “Лица, не получившие в течение 3 месяцев извещения о принятии их рукописи к печати, могут располагать ею по своему усмотрению”» (ЛН. С. 491). Следует отметить, что к этому времени ситуация в редакции «Весов» изменилась, и окончательное редакторское решение уже принадлежало не Брюсову. «...Положение определилось такое, – писал Брюсов Н. И. Петровской 25 января 1909 г. – “Весы” издаваться будут, но я не буду их редактировать. Остаюсь лишь одним из “ближайших сотрудников”. Редактировать официально будет сам С. А. <Поляков>, но сведется это, конечно, к тому, что “Весы” будут выходить под редакцией М. Ф. Ликиардопуло. <...> Более я не могу приносить себя, свою душу, свою деятельность и свою гордость в жертву “Весам”» (Брюсов Валерий, Петровская Нина. Переписка. С. 430; ср. также брюсовское «Письмо в редакцию»: Весы. 1909. № 2. С. 89). Стр. 20–22. – О судьбе рассказа Гумилева Брюсов справлялся у С. А. Полякова. «Относительно <...> рассказа Гумилева, – отвечал Поляков в письме от 13 марта 1909 г., – я ничего не знаю и передал жалобы по назначению. Гумилев, между прочим, уже после Вашего письма писал М. Ф. [Ликиардопуло], что рассказ его был Вами принят в свое время, и тем самым, мне кажется, вопрос решается, так как на наших с Вами последних совещаниях было постановлено, что материал, принятый для предполагавшихся «новых» «Весов», останется принятым и для старых» (Переписка В. Брюсова с С. А. Поляковым (1899–1921) / Вст. статья и комментарии Н. В. Котрелева. Публ. Н. В. Котрелева, Л. В. Кувановой и И. П. Якир // Валерий Брюсов и его корреспонденты. (Лит. наследство. Т. 98). Кн. 2. М., 1994. С. 123). «Скрипка Страдивариуса» была помещена в № 7 «Весов» за 1909 г. О встрече Брюсова с А. Н. Толстым см.: Брюсов В. Дневники... С. 161). Стр. 22–23. – В этот – последний – период существования «Весов» произошел целый ряд конфликтов старых сотрудников с обновленной, «безбрюсовской» редакцией. 19 апреля 1909 г. Брюсов писал Бальмонту: «...Все, что ты сообщаешь об отношении к тебе конторы «Весов», ужасно, даже чудовищно. Но должен сознаться, что удивить – меня твое письмо не удивило. Почти то же писали мне раньше З. Гиппиус, Н. Лернер, А. Элиасберг и другие. Наконец, я сам испытал нечто подобное, когда я жил в Петербурге. <...> я написал в «Весы» пять писем (два – Сергею Александровичу, три – Ликиардопуло) и получил в ответ одно <...> Отношение к сотрудникам в «Весах» и «Скорпионе» похоже на отношение к пиратам или, точнее (ибо с пиратами ведется открытая и порой красивая борьба), на отношение какой-то высокой особы к надоедливым просителям» (Переписка <Брюсова> с К. Д. Бальмонтом. С. 204)). Стр. 24–25. – После «Скрипки Страдивариуса» никаких рассказов Гумилева в «Весах» не появилось. Стр. 25–27. – Альманах «Акрополь» в свет не вышел (см. № 54, 56 наст. тома и комментарии к ним). Об издательских начинаниях С. К. Маковского в «доаполлоновский» период см. также: Лавров А. В., Тименчик Р. Д. Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1981. Л., 1983. С. 140 (прим. 250)).