Текст книги "Разговор с незнакомкой"

Автор книги: Николай Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

Рядом с носилками сержантов Малютина и Ключникова расположились на траве все, кто вернулся на рассвете с задания. Сержант Малютин впал в забытье, и над ним склонилась медицинская сестра. Ключников приподнял голову.

– Медленно идут, плавно… – чуть, слышно проговорил он, провожая взглядом самолеты.

– С большим грузом пошли, с подарком! – ефрейтор Козленко, придавив самокрутку пальцем, ловко лизнул ее по шву. Рядом дымили Власов и Ровных.

– А меня, братцы, такая досада взяла, опять, думаю, не повезло… – Ключников прикрыл устало глаза, полежал так с минуту и с трудом повернул голову к разведчикам. – Ну, думаю, дай хоть я отведу душу, успокою хоть десяток-другой гадов, утешу… а вон как обернулось. Что за фрица-то взяли?

– Сапера приволокли, – отозвался Козленко. – Обжег его малость Юра Власов, да отошел немчура, оклемался…

– Дай-ка потянуть немного, Козлик, – попросил Ключников.

Козленко, откусив кусочек цигарки, осторожно вставил ее в рот Ключникову, и тот жадно, с аппетитом затянулся терпким махорочным дымом.

Вскоре Ключников задремал. Рядом молча курили уставшие бойцы. Легкий ветерок будоражил нежные, недавно родившиеся листья осинника.

НЕОЖИДАННЫЙ ТРОФЕЙ

Ноябрь 1943 года. После взятия нашими войсками Киева враг ожесточился. Едва оправившись от шока, немецкое командование приняло крайние меры, чтобы остановить дальнейшее наступление армий 1-го Украинского фронта, чтобы восстановить положение в районе Киева. К Киеву спешно была направлена 25-я танковая дивизия, прибывшая из Франции, с другого участка фронта снята танковая дивизия СС «Адольф Гитлер», в район Белой Церкви прибыли части 198-й пехотной дивизии, сюда же с Букринского плацдарма переброшена танковая дивизия СС «Рейх».

Стоя насмерть, части 38-й армии, действовавшие на участке Житомир – Фастов, отражали удары озверевших фашистов. Атаку за атакой отбивали в районе шоссе Житомир – Киев подразделения 237-й стрелковой дивизии.

25 ноября. В течение суток гитлеровцы предприняли три атаки. В последней участвовало свыше сорока танков и два полка пехоты. С наступлением темноты части 237-й и 211-й стрелковых дивизий сокрушительным ударом отбросили противника. Так закончились попытки гитлеровцев прорваться к Киеву на участке обороны 38-й армии. Фронт перешел к временной обороне. Готовилась новая операция, известная в истории войны как Житомирско-Бердичевская.

Из записей начальника оперативного отдела штаба 237-й стрелковой дивизии полковника Афонина

– Да… ровно тридцать семь лет тому, – раздумчиво говорит полковник Афонин. – Конец ноября, можно сказать, день в день. Так же по прелым листьям стучал дождь…

Мы сидим в небольшом стеклянном кафе. За окном моросит. Из-под рамы широкого оконного звена сочится влага.

– Наша дивизия обороняла Житомирское шоссе. Интересно располагались. Село Ставище протянулось вдоль шоссе далеко – километра на четыре, не меньше. И вот, как сейчас помню, часть села занята немцами, часть – нами, посредине нейтральная полоса… Временное затишье – к наступлению готовились. И у разведчиков передышка наступила…

– Что, Николай Александрович, ни одного поиска?

– До самого декабря без «языка» обходились, позиции немцев, группировки их были в основном известны по контрнаступлению на Киев. Разведка работала, конечно, не без того. И к поиску готовились. Тогда же, помню, был один любопытный случай. И любопытный, и печальный…

В то пасмурное сырое утро четверо разведчиков возвращались с передовой, из боевого охранения. Долгую напряженную ночь провели они у нейтральной полосы, готовясь к предстоящему поиску. Свинцовый туман плотным пологом накрыл пожухлую траву и придорожные кусты, повис, будто зацепившись за ветки деревьев. На ветках сидели вороны. За туманом и ворон было не разглядеть, но их протяжное, зычное карканье разносилось далеко над мокрой дорогой и притихшим лесом. Разведчики кутались в отсыревшие плащ-палатки и жадно потягивали зажатые в кулаки цигарки.

– И откуда он взялси́? – недоумевающе спросил рядовой Коротков. – Ночью-то ишь как вызвездило, как в августе – в звездопад…

– Да, причуды небесной канцелярии, – согласился младший сержант Давыдков.

– Минуток шестьсот бы сейчас… вздремнуть, – вздохнул ефрейтор Козленко.

– А я бы сейчас у костерка посидел или у печки. – Ефрейтор Бойко, поеживаясь, пристукнул рукавицей о рукавицу. С дерева вспорхнула ворона и, недовольно каркнув, опустилась где-то рядом.

– Тише ты… – Давыдков остановился, прислушиваясь. – Тише! – повторил он требовательно.

Сзади, со стороны нейтральной зоны, послышался шум мотора.

– Что бы это могло быть?..

– Гляди-ко, близится… – насторожился Коротков.

Шум быстро нарастал, приближался.

– Мабуть, стюдебекер…

– А ну, расступись! Бойко и Козленко налево, Коротков – ко мне! – скомандовал Давыдков. – Без команды не стрелять.

Разведчики залегли по обе стороны шоссе и буквально через минуту увидели вынырнувший из тумана санитарный немецкий автобус, на предельной скорости мчавшийся на них.

Размышлять было некогда. Давыдков выбежал на дорогу и, пытаясь остановить машину, поднял над головой автомат. Автобус проскочил мимо, едва не сбив младшего сержанта. Разведчики бросились вслед, но впереди раздался пронзительный, душераздирающий скрип тормозов. И почти сразу же сбоку, мимо них, ломая кусты, покатилось, понеслось в бешеном темпе что-то громадное и неуклюжее.

Козленко выпустил наугад в туман короткую очередь.

– Не стрелять! – Давыдков, перепрыгивая через кусты, бросился за немцем. – Кто-нибудь – к машине! – успел крикнуть он на ходу.

Коротков, сорвав с шеи автомат, бросился наперерез немцу. Широкая квадратная фигура фашиста вынырнула на секунду из-за островка орешника и опять исчезла.

Давыдков снова выскочил на шоссе, стремясь на ровном месте обогнать немца, автомат он бросил на обочину, выхватил из-под плащ-палатки парабеллум.

– Отсекай его слева, слева отсекай его от «нейтралки», Коля! – кричал он Короткову через кусты.

Коротков на мгновение увидел крутую спину немца в грязно-зеленой шинели прямо перед собой – метрах в пяти. Взял чуть правее, рассчитывая из-за куста броситься немцу наперерез. Но тот шарахнулся в сторону и побежал на Давыдкова.

Кончился кустарник, пошла нейтральная полоса. Здесь перед Коротковым вновь мелькнула фигура немца, и одновременно с этим он услышал взрыв, грохнувший позади и левее немца. Взрывом разорвало пелену тумана, и Коротков увидел скорчившегося на земле Давыдкова. Со стороны немцев ударили пулеметы. Наши ответили широкой размашистой очередью трассирующих…

Бойко и Козленко, услышав взрыв, ринулись в сторону нейтральной. Бойко на бегу подхватил с земли автомат Давыдкова, замешкался немного, а когда догнал Козленко увидел медленно идущего им навстречу Короткова с безжизненным, обмякшим Давыдковым на закорках.

– Как же это, Коля? – сникшим голосом спросил Бойко.

– Удрал, гад! – сплюнув, ответил Коротков. – А младшому бедро разворотило и бок. На противопехотной подорвался…

Они опустили Давыдкова на плащ-палатку возле заднего ската машины. Бойко достал индивидуальный пакет, подвернул окровавленную гимнастерку Давыдкова.

– Удрал, гад! – повторил Коротков. – Да трофей вот оставил.

– Шлепнут ведь все равно за машину, и вообще… – Козленко открыл дверцу кабины.

– А нам от этого не легче, – вздохнул Бойко. – Ты, Коль, заведешь ее, ты же ездил раньше?

– Ездил-ездил… на тракторе ездил я. На полуторке, правда, пыталси. Глянь, ручка есть у него в кабине, попробуем…

Шевельнулся очнувшийся Давыдков.

– Ребята, водички… – попросил он. – Проваливаюсь я куда-то… Вы того, – не давайте мне спать, не надо… я жить хочу. Я еще им, мать иху… покажу…

Бойко помочил в луже смятый платок, положил на лоб Давыдкову, снова впавшему в забытье.

– В машине погляди, – подсказал Коротков. – «Санитарка» ведь, все небось есть – и вода и спирт.

– Где тут чего поймешь! Заводи быстрее, че тянешь?! – прикрикнул Козленко.

– Заводи-заводи, не заводится! Толкнем давай сперва, как раз малость под уклон.

– Младшого сначала положим…

Через несколько минут машину все-таки завели, и она медленно, на первой скорости, двинулась в расположение 838-го стрелкового полка.

Полковник отпил глоток остывшего кофе и отодвинул чашку в сторону.

– Младший сержант Давыдков выжил. Тяжелое ранение получил, правда, тяжелое… Долго лечился в госпитале. Дорого та машина досталась, ничего не скажешь, хотя и трофей получился нежданный. Как того фрица к нам занесло – так никто и не понял. Через свое минное заграждение прошел, через наше – не подорвался, должно быть, с испугу. Ну это все, как говорится, присказка, предисловие вроде. А настоящий, так называемый глубокий поиск у нас был позднее, в декабре…

В ГЛУБОКОМ ПОИСКЕ – ЮНЫЕ

Декабрь 1943 года. Данные авиационной разведки и результаты артиллерийских наблюдателей показали в районе Житомира большое скопление танков противника. Похоже, что немцы начали подготовку к контрнаступлению на Фастов и Киев. Необходимо срочно уточнить их группировку не только перед фронтом нашей 237-й стрелковой дивизии, но и в его ближайших тылах. Нужен глубокий поиск: проникнуть придется не менее чем на 10—15 километров в глубь расположения немцев.

…После долгих раздумий, посовещавшись, решили послать в тыл врага самых юных наших разведчиков – тринадцатилетнего сына полка Колю Соколова и восемнадцатилетнюю разведчицу Веру Куликову.

Из дневников капитана Ротгольца

Однажды, работая над материалом рукописи, я позвонил полковнику Филатову домой.

– Николай Петрович, к сожалению, Андрей Васильевич Ротгольц в Ленинграде, а мне необходимо срочно уточнить кое-какие детали, связанные с работой над книгой. Дело, собственно, вот в чем: он пишет в дневниках о юных разведчиках Коле и Вере. Помнится, я и от вас слышал о них. Интересно, как они попали в дивизию?

– Это вы о сыне полка Коле Соколове? Сейчас-сейчас… Это было, дай бог память, где-то в июне сорок второго года. Наша дивизия, прибыв на фронт, выгрузилась на одной из небольших станций. Затем походным маршем мы направились к Северному Донцу. И вот, даже название запомнил, – в селе Хлевном дивизионные разведчики увидели двух мальчишек, лет по одиннадцати – двенадцати каждому, не больше. Пацаны сидели на крыльце разрушенного дома и горько плакали. Это были осиротевшие братишки Соколовы – Коля и Витя. Разведчики, понятно, решили их «усыновить», взяли с собой. Однако через неделю одного парнишку «увели» танкисты. Заманили в танк, да и увезли. Им, понимаешь, тоже воспитанник понадобился. И остался у нас один Коля, которого приписали к разведроте. Ну, а что касается Веры Куликовой… Примерно в январе сорок третьего года, когда мы освободили город Суджу, в разведроту привели девочку. На взгляд ей было лет пятнадцать, на самом же деле – уже исполнилось восемнадцать, можно сказать, совершеннолетняя. Вера Куликова рассказала нам, что она родом из Москвы, что осенью сорок второго года как радистка выполняла ряд заданий командира партизанского отряда. Но однажды так случилось, что рация у Веры была повреждена, и ей пришлось несколько месяцев прятаться на чердаке дома одного крестьянина, связанного с партизанами. Когда стал приближаться фронт, Вера, по-прежнему маскируясь, где только можно, пошла навстречу ему. Последние три дня скрывалась в Судже, пока не нашла нас.

– Там же она познакомилась и с Колей?

– Да, они даже успели подружиться. Их вдвоем и решили тогда, переодев в гражданскую одежду, отправить в глубокий поиск в район населенных пунктов Кочерово, Воротный и Брусилов…

В чугунной печке с шипением потрескивал сырой хворост. На сосновом чурбаке возле печки, согревая об алюминиевую кружку с кипятком руки, сидел начальник дивизионной разведки майор Мартынов. По правую сторону от него Вера и Коля, слева – дымил толстой самокруткой пожилой обросший крестьянин. На земляной приступке у выхода из землянки сидели трое разведчиков.

– Пейте, друзья, чай, дорога-то дальняя. А ты, Евтихий Иванович, продолжай, – обратился майор к крестьянину.

– Ну дак вот… Минуете лесок, а там по большаку, а лучше-то полем, обочь дороги – по бурьяну да бустылам. Таким макаром еще верст семь прошагаете – и Кочерово. Ну а куму мою Маланью там все знают, скажете только, от дядьки Евтихия, мол, из Макаровки…

– Все понятно, Вера? – майор повернулся к девушке. Та молча кивнула.

– Сержант Симоненко! – позвал майор.

– Слушаю, товарищ майор.

– Как с одеждой для разведчиков?

– Почти готова. Девчата-связисты телогрейку Коле подгоняют. Дуже малы ростом оба…

– Ничего, подрастут, поторопите там их.

Сержант вышел и через несколько минут вернулся вместе со стройной темноволосой девушкой-связисткой, державшей в руках узелок.

– Так, хорошо, – майор встал, взял из рук девушки одежду. – Младший сержант Однолько?

– Так точно, товарищ майор, – улыбнулась связистка. – Однолько.

– Помогите-ка одеться им. Проверьте, все ли так. Где-то надо распороть, разорвать немного. Вату в дырках помажьте землей, подпалите кое-где. Что поделаешь, плохо у нас с гражданской одеждой, и взять негде – населения рядом с нами нет. Вон за Евтихием Ивановичем аж в Макаровку пришлось посылать – не ближний свет…

– Это так, – согласился крестьянин.

Глубокой ночью Вера и Коля были уже за передним краем. Их сопровождали трое разведчиков и сапер. Позади осталась нейтральная полоса.

– Ну добре, хлопцы, – тихо сказал сержант Симоненко, – дальше нам нельзя… Действуйте осторожнее, ховайтесь где только можно, на глаза немчуре меньше лезьте. Ждем вас здесь же через трое суток. Вернетесь, новый рок справим, богато отдохнем. Ну – с богом!

Разведчики исчезли в темноте. Ночь была ветреной. Коля, натянув поглубже малахай, пошел впереди. Вера чуть поодаль от него. Как ни осторожно они шли, под ногами похрустывали корочки льда. Подмораживало.

Пройдя около километра, они остановились у сваленного дерева. Отсюда начиналась роща.

– Пошли, Коля, здесь потише будет, – Вера свернула к деревьям.

– Не засекли, нет… прошли, чего там говорить… – довольно сказал Коля, когда они оказались среди деревьев.

– Не оправились еще немцы после неудачного контрнаступления. Заграждения, видно, только начинают восстанавливать.

– Здорово мы их!

– Тише, Коля, тихонько. Замерз?

– Есть малость, – Коля потер рукавицей щеку.

– Давай еще немного пройдем и попробуем укрыться где-то. Скоро уже рассвет. А там – прибавим шагу, согреемся.

Они пробирались от дерева к дереву, держась за руки. Высоко вверху, где смыкались темные мохнатые верхушки деревьев, мерцали редкие звезды.

Вера вспоминала карту, которую они изучали вместе с разведчиками, вспоминала рассказ деда. «Значит, мы находимся в рощице, что восточнее Кочерова. Когда она кончится, нам надо пересечь дорогу, а там – полем…»

Они вышли на дорогу, когда на востоке за дальними деревьями заалела полоска неба.

– Веруш, пока никого нет, давай по дороге, а? – предложил Коля. Вера нехотя согласилась. Но не успели они пройти и сотни метров, из-за поворота, натужно урча, вынырнула машина.

– Вот видишь… – Вера подхватила мальчика под руку. – Скорее…

Они выскочили на обочину, прижались к одинокой сосне. Укрыться было негде.

Крытый брезентом грузовик на предельной скорости промчался в нескольких метрах от них.

– Все, Коля, слушай меня лучше. И подчиняйся… – Вера решительно повернула прочь от дороги.

Коля, обиженно посапывая, поспевал сзади.

Когда они миновали поле, совсем рассвело. В конце пашни приютились два скособочившихся амбара, по-видимому, бывший зерноток. За ними, срезая уголок поля, протянулась неширокая колея.

Шум, голоса, крики они услышали издалека и на минуту остановились в нерешительности. Вера потянула мальчика в сторону, надеясь обойти эти нежданные-негаданные амбары. Они быстро зашагали, круто повернув направо и едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Но было поздно. Их заметили.

– Ого-го-о! – кричал и махал им солдат, стоявший у амбара, возле брошенной телеги.

Они продолжали идти, делая вид, что не слышат.

– Комм, комм! – надрывался солдат.

Вера остановилась. Солдат сделал несколько шагов им навстречу и требовательно взмахнул рукой, приказывая подойти.

«Бежать некуда и нельзя, – промелькнуло в голове Веры. – Что-то они не учли… Проклятые амбары! И до села осталось – рукой подать, километра три…»

– Коммен, коммен, – приглашал белобрысый круглолицый фельдфебель, показывая рукой на дверь. – Битте…

Когда они подошли, он ткнул пальцем Колю в бок и захохотал.

– Партизан?..

– Здесь нет партизан, – насупившись, ответил Коля.

– Найн? Гут, гут! Битте…

Взяв под руки, он повел их к двери, откуда доносились возбужденные голоса, немецкая речь. У входа в амбар стоял зеленый мотоцикл с коляской.

Перешагнув порог, они увидели сидящих на корточках двух немецких солдат, а в углу… черную с белым пятном на лбу козу.

Немцы, поднявшись, удивленно уставились на ребят.

– Битте, арбайт… – указав на козу, фельдфебель легонько подтолкнул Веру к ней. – Мильх, млеко, млеко…

Вера оторопела. «Они заставляют доить козу. Но мне ни разу в жизни не приходилось этого делать!» Правда, когда-то в подмосковном пионерском лагере у них была коза Мурка и повариха тетя Поля доила ее по вечерам. А еще их водили на ферму. Но там – коровы.

Она присела перед козой. На полу стоял алюминиевый фасолеобразный котелок.

Вера погладила козу по шее, потрепала ее за шерстку. Коза потерлась бородой о ее локоть и вдруг… лизнула шершавым языком запястье ее руки. Вера подвинулась ближе. Тяжелое вымя козы едва не касалось сосками пола.

«Видно, заблудшая, бедняга», – подумала Вера и потрогала козу за вымя. Коза подхватила с полу какую-то сухую веточку, зажевала. Вера подставила котелок и попробовала потянуть за соски. Коза переступила задними ногами, и рука Веры сорвалась.

Немцы, притихнув, наблюдали за Верой.

– Не может она при вас, что уставились! – недовольно пробурчал Коля, загораживая Веру.

Немцы поняли.

– Гут, гут… – согласился фельдфебель, отступая к двери.

– Веруша, сзади надо. Так не доят коз… – прошептал Коля.

«Ну, молодец мальчишка!» – подумала Вера и передвинулась. Затем нерешительно, робко потянула за соски. Тонкая, упругая струйка молока стукнулась о стенку котелка и пролилась на пол. Коля поднял котелок, подставил его на весу под руки Вере. Вера потянула за соски увереннее.

«Господи, чего только не сделаешь с испугу», – думала Вера, передавая котелок фельдфебелю.

– Данке шен, – довольно хохотнул тот и поставил котелок на край шершавой заплесневелой столешницы. Немцы сгрудились у стола, забыв о разведчиках.

– Пошли, – шепнул Коля и толкнул дверь. Вера двинулась было за ним.

– Цурюк! – остановил их голос фельдфебеля. Подойдя, он ощупал их карманы, взял из рук Коли узелок, вытряхнул из него сухари, повертел один, понюхал и, сморщившись, вернул все назад.

Опомнились они уже тогда, когда оказались далеко от амбара.

– Ну и ну… – вздохнула Вера, поеживаясь. – Нечасто видела я их так близко.

– Здесь где-то гарнизон ихний, – предположил Коля.

– Да, ты прав. И скорее всего он – в Кочерово…

Они снова вышли к дороге. По придорожным кустам, перелескам, ложбинами осторожно двинулись дальше.

В Кочерово они попали только в полдень. Село было наполовину разрушено. Жителей не оказалось. По-видимому, в уцелевших домах разместилась одна из немецких частей.

– Ни танков, ни пушек, одни машины… – Коля, забравшись на чердак брошенной избы, наблюдал за центром села. – Много санитарных машин… нет, крытые легковушки еще стоят, – небось штабные.

– Основное у них, по-видимому, не здесь, – сказала Вера.

– Подойдем поближе, Веруш…

Однако поближе подойти им не удалось. Едва они вышли из деревни, их заметили. Около одного из домов стояла черная легковая машина. Возле нее, вероятно в ожидании кого-то, прохаживалось двое солдат, жестами приказавших им убираться прочь.

– Подожди, Коля, – придержала мальчика Вера, когда они вышли за околицу, – давай подумаем, что делать дальше.

За дорогой начинался луг, топорщились островки тальниковых зарослей. Пропустив два длинных, крытых пятнисто-зеленым маскировочным брезентом фургона, они перебежали дорогу. На пути оказался неширокий извивающийся ручеек, сверкающий бутылочно-зеркалыюй поверхностью льда. Разбежавшись, Коля соскользнул на глянцевую кромку его, плавно проехался на подошвах. Ледок звонко прогнулся под ним, хрустнул и… Коля оказался по пояс в воде.

– Горе ты мое горькое! – сокрушенно сказала Вера, помогая ему выбраться.

Они вовремя успели схорониться в тальнике. Со стороны дороги послышался гулкий рокот моторов. Из-за поворота выплыла колонна крытых грузовиков, сопровождаемых десятком мотоциклов.

– Боеприпасы, п-похоже… – проговорил Коля, постукивая зубами и дрожа.

– Вот тебе и боеприпасы! – Вера стянула с него сапоги, вылила воду. – Что теперь делать? Так мы задание не выполним…

Коля поник головой, приумолк, Вера собрала оброненную кем-то возле кустов подмерзшую, но сухую солому, натолкала внутрь его сапог.

Переждав, пока стихнет на дороге, они вернулись к домам. Попытались проникнуть в одну из крайних изб. Запертая на замок дверь к тому же была крест-накрест заколочена досками. По счастью, во дворе оказался коровник. Дверь с него, правда, была сорвана, и сильно сквозило в разбитое оконце под потолком. Но сейчас и это было спасением. Вера сняла с себя кофту, платок, как могла укутала мальчика.

– Ну-ка, давай шевелись! Пятьдесят приседаний и передышка. Пятьдесят наклонов – и снова передышка, – приказала она.

Только в сумерках они смогли выбраться на дорогу. И пошли по ней в сторону села Воротного, куда направлялись днем замеченные ими колонны машин.

Одежда на мальчике так и не просохла. Вера подгоняла его, заставляла делать пробежки, если не маячил поблизости свет фар проносящейся машины.

– Все, Веруша, вспотел даже, хватит! – сопротивлялся Коля.

– Хорошо, идем шагом. Но до трехсот досчитаешь, опять небольшую зарядочку сделаем.

Когда они порядком утомились, Вера потрогала штанины Колиных брюк.

– Как будто – порядок, передохнем немного, километров пять уже отмахали. А как думаешь, который теперь час?..

– Скоро, наверное, полночь, – ответил Коля.

– Судя по звездам – это так. Ну-ка посмотри, сколько сухариков у нас осталось.

– Есть немного… – Коля достал из кармана сухари.

– Целых четыре. Два мы съедим сейчас, а два – на завтра. Хотя завтра уже вот-вот наступит… Ты знаешь, какое число сегодня?

– Тридцать первое вроде с утра было.

– То-то и оно, что было. С Новым годом тебя, с новым счастьем! – Вера поцеловала мальчика.

– Ой, а я и забыл!

– Ничего. Скоро придет время, и мы будем встречать праздники по-настоящему…

Они аппетитно захрумкали сухарями.

– Как мы ждали этого дня до войны, – вспоминала Вера. – Вернее, этой ночи… Елка, запах смолы и свечей, огни… Утром просыпаешься, а под подушкой у тебя – гостинцы, подарки… Ну, не буду тебя расстраивать.

– Нет, ты расскажи еще… про Москву.

– Красиво было в Москве, Коля, непередаваемо красиво. Праздничная иллюминация, в Сокольниках, в парке Горького – громадные елки, Дед Мороз, Снегурочка. А в школе – новогодний бал, маски… – Вера задумалась, замолчала.

К утру, когда на дороге появились первые машины, повозки, груженные мешками, разведчикам снова пришлось схорониться в роще. Они спустились в небольшую балку, заросшую по бокам ольховником, молодыми кряжистыми дубками. Прошли по ней с полкилометра.

– Стоп, Веруша. Что-то здесь такое, не поймешь… какой-то шум, слышишь? – Коля быстро, держась за кусты, стал карабкаться вверх.

– Осторожнее, – только и успела сказать Вера.

Но Колю не надо было предупреждать. На четвереньках, почти ползком, он добрался до кромки оврага, осторожно высунул голову.

«Что он так долго?» Вера не решалась позвать его. Волновалась, нервничала, ждала.

Наконец он спустился. Не говоря ни слова, поманил Веру за собой. Они пошли назад. Метров через сто Коля завел ее в полуобвалившуюся нишу в стенке оврага. Здесь, видимо, когда-то добывали глину.

– Что там творится! Самоходки, танки, тягачи, машины разные уезжают-приезжают…

– Молодец, Коля! Это то, что надо. Сколько примерно, не запомнил?

– Надо опять идти. Все сразу не схватишь. Танков штук тридцать насчитал, да за деревьями еще есть, плохо видно оттуда…

Вера задумалась.

– Я пойду, Веруш? Подальше проберусь… А ты здесь жди.

– Хорошо. Только тихо, как мышь, понял? Не забыл, как тебя дядя Вася Малин учил по-пластунски?..

– Будь спокойна… – обиделся было Коля.

На этот раз он не появлялся дольше. Сердце Веры тревожно сжималось. Сверху доносился мерный, давящий на уши шум, вибрировала земля над головой.

«Конечно же – танки! И, видимо, много…»

Она уже совсем отчаялась, когда вернулся перепачканный в земле и глине Коля.

– Все запомнил, все… – радостно зашептал он, – только назад нам надо, здесь не пройти – немцы кругом.

– Ты прав. Пошли назад, на дорогу. Будь что будет – станем пробираться к Воротному.

Они вернулись к дороге. Не обращая внимания на проносившиеся мимо машины, двинулись вперед. Никто их словно бы не замечал. Возчики, равнодушно скользнув по ним взглядом, проезжали мимо, машины не сбавляли скорости. И только у самого входа в село их остановил патруль – двое солдат и офицер в форме танковых войск.

Вера, как могла, старалась объяснить офицеру, кто они и почему пришли. Коля заплакал.

– Отпустите нас, господин офицер. Тетенька Маланья нас ждет, пожалуйста, отпустите.

– Найн! – офицер покачал головой. – Следовайт за мной!

Пришлось повиноваться. Офицер пошел впереди, сзади, подталкивая Колю и Веру в спины, следовали солдаты.

Коля не переставая хныкал. Вера лихорадочно искала выход из положения, примечая между тем все, мимо чего вели их: и скопление автомашин за высоким штакетником, роту солдат, строем пересекшую им путь в центре села, и новенький «оппель», примостившийся возле высокого дома в конце улицы.

Их провели через все село. На окраине ввели во двор, по крутой лестнице спустили в темный подвал. Один из солдат, лязгая тяжелым кованым запором, замкнул дверь.

– Господи, пресвятая богородица, детей-то пошто ведут?! – послышалось из глубины подвала. Там, в углу, через крохотный решетчатый квадрат окна падала сверху полоска света. Почти по всему периметру небольшого сырого помещения у стен сидели и лежали люди.

– Бабушка, за что же это вас?.. – Вера опустилась около маленькой щуплой старушки, кутающейся в короткополую кацавейку. Коля пристроился рядом.

– Дак за что, милая… хворосту запасть хотела. Они меня и цап! Дядько Михай вон в Брусилов на коняге поехал продать ли, купить ли чего, и его – сюда. Всяк по-своему тут оказався.

Вера прислонилась затылком к холодной стене. Надо было что-то придумывать, выкручиваться. А глаза слипались. Сказывались две бессонные холодные ночи. Она закрыла глаза, почувствовав, как Коля, прижавшись к ней, горячо шепчет ей на ухо:

– Убежим, Веруш! Увидишь – убежим. Я не я буду…

Удивительно, но ей сразу же стало легче от этой мальчишеской отчаянной уверенности, поддержки. К тому же – кругом были люди, они не одни. Но кто знает, сколько их здесь продержат. А ведь там ждут…

Наутро она очнулась от гулкого стука тяжелых сапог по ступеням. Протяжно заскрипев, отворилась дверь. Вера поднялась.

– Дяденька, дяденька, не уводите ее-о-о! – Коля с плачем бросился офицеру под ноги.

Тот грубо оттолкнул его и пропустил Веру впереди себя. Снова скрипнула тяжелая дверь.

Прошло около часа с тех пор, как увели Веру. Мальчика одолевало беспокойство. Словно загнанный зверек, метался он от узкой голубоватой полоски света к массивной оцинкованной двери. Ах как неуютно он чувствовал себя здесь, среди скорчившихся на полу замерзших людей, схваченных в разных концах округи и почти замурованных в этом ледяном склепе.

– Брось, сынок, не крутись… – натужно закашлявшись, выдохнул однорукий мужчина в потертом кожушке. – Ничего тут не придумаешь… Клетка!

Снова раздался грохот сапог на ступенях. Вошли двое солдат. Покрикивая, торопя, щелкая подковами по цементному полу, они начали выводить людей наверх.

Весь двор, крышу дома, пристроек, сарая запорошило мягким снежным пухом. Ноздри пощипывало крепким утренним морозцем. Солдаты выстроили возле стены около двух десятков человек.

– Господи, свят-свят-свят, что же это будет-то?.. – охала бабка, оказавшаяся опять рядом с Колей.

Коля пытался определить, куда могли увести Веру. За плотными занавесками высоких окон что-либо разглядеть было невозможно.

Вскоре тот же обер-лейтенант вывел Веру из дома, молча подтолкнул к группе людей. Коля перебежал к ней. Один из солдат хотел было остановить его, но лишь лениво переступил на месте, хрустнув снегом, задымил сигаретой.

Замерзших перепуганных людей продержали еще около двух часов на морозе в углу двора. Затем загнали во двор крытую машину «фомаг» и приказали всем грузиться. Вместе с задержанными в кузов забрались четверо солдат-охранников.

– Они не поверили нашей легенде, Коля, – когда взревел мотор, шепнула Вера.

– Из «шмайсера» бы их всех или из ППШ! – сквозь зубы ответил Коля, косясь на оружие охранников.

Выехав за ворота, машина миновала село, взбрыкивая колесами на ухабистой проселочной дороге, двинулась вдоль леса.

– На Коростышев, однако, едем. В комендатуру небось… – проговорил однорукий мужчина.

– Мольчать! – прикрикнул на него, замахнувшись, охранник.

То и дело машина притормаживала, съезжала на обочину, пропуская проносящиеся на большой скорости мимо грузовики и фургоны. У поворота начался подъем, и машина забуксовала. Двое солдат вылезли из кузова, притопывая, похлопывая рукавицами, стали проминаться вокруг машины, время от времени гнусаво переругиваясь с шофером, копавшимся под капотом машины. Часы тянулись медленно. Окоченевшие люди в кузове автомашины жались друг к другу. А по дороге мимо застрявшего «фомага», монотонно и глухо урча и выдыхая тяжелый, едкий запах горючего, потянулась очередная колонна крытых серым брезентом грузовиков.

– До этого тридцать четыре прошло, – осторожно шепнул на ухо Вере Коля.

– Как ты узнаешь, не видно же? – удивилась она.

– По звуку…

Внезапно к урчанию грузовиков добавился еле различимый вначале, затем все нарастающий и, наконец, заглушивший все и всякие звуки гул самолетов.

– Наши! Наши же, честное пионерское! – забывшись, вскрикнул Коля.

– Мольчать! – завопил сидевший с краю скамейки немец. – Зе-с-сен!

И сразу же впереди ударили взрывы. Машину встряхнуло. Снаружи послышались вой сирен, отчаянные крики, гортанная немецкая ругань, потянуло горелым. И сквозь все это проносился, все приближаясь, и вдруг повис совсем где-то над головой пронзительный и чистый рев самолета. Снова ударил взрыв. Машину вдруг понесло назад и развернуло поперек дороги.