Текст книги "Словесное древо"
Автор книги: Николай Клюев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 46 страниц)
искушениями за самый грех. Будьте в покое, и раскаленные стрелы сатаны возвратятся
туда, откуда они прилетели! Ибо ведь «Христос есть мир (в английском переводе -
покой) наш» (Ефес. II, 14). Никогда не выходите из этого покоя, если Вы хотите
возрастать в очищении. Тогда исчезнет и смущение Ваше. «Что скажет Он, то и
сделайте» (Иоанн. II, 5). Ожидайте всякий день избавления от греха: «Сие пишу вам,
чтобы вы не согрешили» (Иоанн. И, 1). Я же скажу вместе с апостолом Павлом: «Хотя
я ничего и не знаю за собою, но тем не оправдываюсь: судия же мне Господь».
224
Возьмите человека, который по причине многогранности своей души не может жить
среди официальных праведников, выкиньте его из общественных предприятий,
изгоните из общества, – и Христос скажет: «Вот человек, которого Я ищу! Я пришел
взыскать и спасти погибшее!» Еще раз прошу Вас пребывать в покое, дабы не
затемнить уверенности, что «Возвеселится пустыня и сухая земля, и возрадуется
страна необитаемая, и расцветет, как кипарис» (Ис. XLII, 1).
О Ты, дыханье вечности, Дохни на сушь души моей, И мирта цвет, и кипарис
Поднимутся в песках сухих, И у потоков вод Твоих Пустыня станет, как нарцисс!..
Мой дух к Тебе весь обращен, Я всё забыл, стремлюсь к Тебе, Я чудной мыслью
поглощен, Что ты, Нарцисс, теперь во мне! Дождь благодатный и живой – Не тщетно
ждал Тебя душой!
Простите, прощайте! Прошу о письме и милостыне. Душа моя с Вами.
Н.К.
Переулок Красного Пожарника, изба № 12. 1 января 1935 г.
230. Л. Э. КРАВЧЕНКО
20 января 1935 г. г. Томск
Потрясли Вы мне душу, дорогая Лидия Эдуардовна, Вашей заботой обо мне и
милой посылкой.
Поплакал я всласть над Вашими мешочками, так пахнуло мне на сердце чем-то
родным. Вижу Вашу жизнь до последней солонки, до пуговки. Ах, если бы имел я
возможность припасть к ногам Вашим и выплакать мое страдание. Я на чужой стороне
среди двуногого дикого зверья – без угла, без куска хлеба, больной, изъеденный
вшивыми лишаями, от которых я очень страдаю. Лишай покрывает полголовы, весь
живот и обе голени, но я не всегда могу купить даже свежий бинт. Живу в общей избе с
жестяниками – часто пьянка, смрад, страшные морды...
Только за последние дни слухи обо мне начали доходить до местной
интеллигенции. Пришли ко мне местные писатели – в хорьковых шубах, раздушенные,
но скучно провинциальные – морщили нос на мою долю, по-видимому, моя судьба
потрясла их до крови. Они сидели на треногой лавке у вонючей лохани, как истуканы.
Я говорил им об узком, тернистом, но спасительном пути, на который поставила меня
история и по которому ведет меня Провидение. Один из них, самый юный, вдруг
разрыдался...
Томск – город суровый, ко всему привычный. Появился хлеб без карточек, но вот
уже несколько дней его нет нигде, ни даром, ни за деньги. Я так радовался вольной
хлебной продаже, до нее приходилось хлеб просить на базаре у приезжих крестьян
Христа ради. Я знаю, Вы, как никто, почувствуете мои кровавые слезы, когда я, мокрый
от волнения, со страшно бьющимся сердцем, дожив до седин, в первый раз в жизни,
протянул руку за милостыней... Но слава Богу за всё! До меня доходят слухи из столиц,
что всё самое лучшее и мыслящее не осудило меня. Но никто не верит в мои
преступления. Мои книги, портреты, частые письма – поднялись даже в оценке на со-
временный рубль. Так, например, моя книга «Песнослов» дошла до ста рублей и т. п.
Всё это меня, хотя и мало, но утешает.
Прошлую зиму и всю весну я болел цингой. Выпало восемь зубов, я был так худ,
что обшивка прежних кальсон обвивалась два раза кругом пояса. Теперь на воздухе я
немного окреп. Мою седую бороду треплет сибирский ветер. Время и вера понемногу
умягчают раны. Я безумно, с неиспытанной никогда жаждой, – люблю жизнь, небо,
солнце, человеческое сердце!.. От всего своего существа желаю Вам благополучия на
новом месте. От Толи четвертый месяц не получаю никакой весточки. Его любовница
слишком опытна, чтобы выпустить добычу из своих когтей. Но я надеюсь на
225
природный ум нашего горячего художника. В его годы человек меняет не только кожу,
но и душу.
❖❖❖
Посылка пришла в целости. Яблочки, конечно, поморозило, но я сварил их, остудил
и съел. Рубашка очень нравится. Жаль, что нет цикория и кофе. Чай прямо клад.
Местные цены на продукты: мясо от 4 до 6 р. кило. Свинина 5—6 руб., картофель 1 р.
50 к. ведро. Молоко 4 р. 50 к. четверть. Мороженое дешевле. На базаре есть всё, но я
нищий, целыми неделями сижу на хлебе с кипятком. Мука весной была 60 р. пуд,
осенью 30 руб. Сеянка 40—50 р., дрова берез<овые> 20-30 рублей воз, дешево капуста
и всякая огородина. Постараюсь разыскать Ваших знакомых. Простите. Прощайте.
Горячо благодарю. Сердцем со всеми вами.
Н.К.
Адрес прежний.
231. В.Н.ГОРБАЧЕВОЙ
21 или 22 января 1935 г. Томск
22 января.
Получил Ваш перевод 40 руб. Кланяюсь Вам за эту помощь земным поклоном.
Всякая милостыня более или менее отсрочивает мой конец. Обливаясь слезами, смотрю
на четыре десятирублевки и не верю своим глазам. Ведь целый месяц у меня будет хлеб
и брусника с кипятком! Прошу Вас о письме – каждое наше слово для меня значи-
тельно. Как моя доверенность? Как заявление, которое передано в Оргкомитет? Стоит
ли мне цепляться за жизнь или поторопиться закрыть глаза гробовой доской?
Простите! Прощайте!
Н. Клюев.
Адрес прежний.
232. Н. Ф. ХРИСТОФОРОВОЙ
22 февраля 1935 г. Томск
Ты был убежищем бедного, убежищем нищего в тесное для него время, защитою от
бури, тенью от зноя.
Исайя, XXV, стих 4
Милосердие Божие обновляется каждое утро.
Плаг Иеремии, III, 22-23
И знамя его надо мною – любовь.
Дорогая Надежда Федоровна!
В острожной больнице одна сиделка принесла арестанту-уголовнику сваренное
яйцо. «Слишком круто сварено», – сказал больной и оттолкнул его. Сиделка удалилась
так же спокойно, как если бы арестант прилично поблагодарил ее... Вскоре она
вернулась со вторым яйцом и ласково предложила больному... «Оно недостаточно
сварено», – проворчал он с досадой. Женщина ушла, ничуть не изменившись, и
пришла в третий раз, держа в руках кастрюльку с кипящей водой, сырое яйцо и часы.
«Подержите, дорогой, – сказала она ласково, – теперь у вас под рукой всё, что нужно,
чтобы сварить яйцо так, как вам хочется...» – «Позовите ко мне батюшку», – сказал
преступник и приподнялся. Сестра с удивлением, недоумевая, посмотрела на этого
зверя. «Я не шучу, – ответил он на немой вопрос сиделки. -Я желаю причаститься... Так
как на земле существует такой ангел терпения, как вы, то я теперь верю, что и на небе
существует милосердный Бог».
Ваше отношение ко мне целиком повторяет этот случай, захлебываясь слезами, я
прочитал Ваше письмо. Никакой богословский реферат не дал бы моему сердцу
столько убеждения и свежести душевной – сколько дают Ваши простые строки, – в
которых журчит и струится глубочайшая человечность.
226
Елиазар – слуга Авраама – просит у девушки, пришедшей из города, почерпнуть
воды напиться. «Пей, господин, и верблюдов твоих я напою». Это была Ревекка – мать
всех плачущих матерей.
Я прошу у Вас кусок хлеба, а Вы обслуживаете и верблюдов моих – мои грубые
телесные нужды. Вот уж истинно: «Плод ваш есть святость, а конец – жизнь вечная»
(Послание Павла к Римлянам, VI, 22). «Когда я немощен, тогда силен» (2 <послание> к
Коринфянам, XVII, 10).
Когда деревья стоят в густом зеленом уборе, то нелегко находить на них плоды, – и
многие из них остаются незамеченными. Когда же наступает осень и оголяет деревья,
то плоды все обнаруживаются. В сутолоке жизни человек едва узнаваем. Его
сокровенная жизнь сокрыта в этой чаще. Когда же вторгаются страдания, мы узнаем
избранных и святых по их терпению, которым они возвышаются над скорбями. Одр
болезни, горящий дом, неудача – всё это должно содействовать тому, чтобы вынести
наружу тайное. У некоторых души уподобляются духовному инструменту, слышимому
лишь тогда, когда в него трубит беда и ангел испытания. Не из таких ли и моя душа?
Я известил Вас телеграммой, что все переводы я получил в целости. Кажется,
сообщал о каждом из них открыткой при получении, не выходя из здания почты. Но в
Сибири все порядки несколько другие, чем в Москве, иногда кучу писем находят в
овраге – потому что рассыльный исчез неизвестно куда. Простираюсь сердцем в Ваш
уголок за шкафом. Кланяюсь всем милосердствующим мне недостойному. Я теперь не
в общей избе – у меня угол за заборкой, хотя дверь в общую избу не навешена. Но у
меня чисто. Купил кровать за 20 руб., есть подушка и одеяло, чайник для кипятка,
деревянная чашка для еды с такой же ложкой. Люди, которые меня приветили, ушли не
сказавшись. За заборкой живет мужик с бабой и с двумя ребятами – выселенцы из
Вятской губер<нии>. В боковой половине живут две старухи, старик и девка-
поломойка. Наезжают с базара колхозники, пьют водку, жрут сырой лук от цинги,
которой здесь по зимам болеют повально. Я познакомился с одной очень редкой семьей
– ученого-геолога. Сам отец – пишет какое-то удивительное произведение, ради
истины зарабатывает лишь на пропитание, но не предает своего откровения. Это люди
чистые и герои. Посидеть у них приятно. Я иногда и ночую у них. Поедет сам хозяин в
Москву, зайдет к Вам -он очень простой – хотя ума у него палата. Я написал Вам свои
мысли об очищенном сердце – вышлю большое сочинение. Много в нем сердечного
волнения, но боюсь послать его почтой, чтоб не затерялось, как затерялось безмерно
красивое и душистое письмо к Н<а-дежде> А<ндреевне>, посланное ей на Рождество.
Постараюсь свое писание о чистом сердце послать с оказией. 2-го февраля исполнился
год как я в изгнании, впереди еще годы... «Но для всех благоговеющих перед именем
Моим взойдет Солнце правды и исцеление в лучах Его» (Пророк Малахия, глава IV, ст.
2). Доверенность на мое имущество я послал Сергею Клычкову, но еще ничего
определенного не добился. Толечка женился на особе за 30-ть лет. Очень опытной
житейски. Занят своею любовью по уши и даже матери в Севастополь не пишет ни
строчки. Время покажет, что с ним будет дальше. Он в Академии учится и еще ничего
не зарабатывает. Клычкова не печатают. Это добрый, хотя и рассыпанный человек —
иногда его жена мне посылает милостыню. И я кланяюсь земным поклоном ночным
тучам и вершинам сибирских сосен за ее милосердие.
Ходит ко мне в год кот Рыжик, – туземный, с глазами рыси и пушистым хвостом.
Хлеба не ест, а мяса у меня нет. Угощаю его жвачкой изо рта.
В театре здесь идет оперетта «Цыганский барон», «Марица» и т. п. Поет Дарский,
Лидарская – что-то я слышал краем уха о них – но не знаю их как артистов.
Университетская библиотека здесь богатая. Заведует ею Наумова-Широких. Женщина
из редких по обширному знанию. Она меня приглашала к себе – хорошо знает меня как
227
поэта. Но, признаться, мне на люди выйти не в чем. Моя синяя рубаха прирвалась и
полиняла, кафтанец же украли в этапе, сапоги развалились – и во всем Томске нет
кусочка кожи их починить. Н<а-дежда> А<ндреевна> прислала мне в посылке
бумазейную рубаху – но она к горю моему оказалась тесной и короткой. А без этой
маленькой декорации я не могу читать своих русских стихов. Особенно людям,
которые меня не знают. Кланяюсь еще раз всем – кто меня жа-
леет и кому моя судьба не кажется скучной. Многих я веселил в жизни – и за это
плачусь изгнанием, одиночеством, слезами, лохмотьями, бездольем и, быть может,
гробовой доской, безымянной и затерянной.
Простите. Целую порог жилища Вашего. (В письмах не нужно адрес на Кузнецова,
а прямо на меня.)
22 февраля 1935 г.
233. В. Н. ГОРБАЧЕВОЙ
Не позднее 2 марта (?) 1935 г. Томск
...Не сообщите ли мне, сколько икон сохранилось? Складня было три. Успение
большое, два аршина высоты, на полуночном фоне -черном. Икона весьма истовая:
Спас стоит – позади его олонецкая изба – богатая крашеная – с белыми окнами. Спас по
плечи – большой на черном фоне. Ангел хранитель аршинный. Зосим, Савватий
семивершковая икона. Ангел хранитель икона девятивершковая с тропарем, писанным
вокруг лика. Корсунская с большим ликом. Явление Богородицы пр<еподобному>
Сергию – икона семь вершков, с нею в руках умерла моя мать. Книга Псалтырь с
серебряными уголками – очень для меня дорога. Евангелие, рукописное новгородское.
Толковое Евангелие, рукописное. Книга «Поморские ответы», рукописная. Крест
деревянный (следует рисунок. – Г. К., С. С.) такой формы. Лампадка стоячая медная
(следует рисунок. – Г. К., С. С.) гладкая, без птички (было еще две с ножкою в виде
птицы). Из всего перечисленного я хотел бы сохранить Псалтырь с серебряными угол-
ками, изображенный крест, икону Явление Сергию, гладкую лампадку и складень с
Богородицей посредине, левая сторона расписана у складня белым узором (у второго
же складня боковые створки подбиты кожей). Особенно прошу о книге Псалтырь!
Впрочем, всё в Вашей воле. За всё благодарю со слезами. Все ваши заботы обо мне
недостойном слагаю в сердце своем. Не удосужитесь ли передать поклон, хотя бы по
телефону, Георгию Чулкову и сообщить мне его адрес? У меня есть несколько нужных
слов к нему. Кланяюсь Гранатному пе-р<еулку>. Там я пережил много прекрасного.
Простите. Не осудите.
Адрес прежний.
234. А. А. РУДАКОВОЙ
2 марта 1935 г. г. Томск
Здесь еще глубокие мелов<ые> снега и по ночам белые ледовитые звезды. Изба, в
которой я коротаю свое изгнание, уцепилась бревенчатыми лапами за край обрыва. В
овраге глухо ворчит вода. Изба располосыми остяцкими глазами зорит в поле, где
сибирские ветро-свисты, и в снеговых саванах и балахонах кружатся в мертвой безум-
ной пляске снеговые столбы. В такие часы я часто вижу своих друзей и Вас, Ада
Алексеевна, похожую на речную золотистую кувшинку, и желтая купальская
влюбленная в Вас. Она льет на Ваши одежды червонный мед, и вся Вы сладостная и
всегда юная, и комната Ваша не подвержена власти времени, в ней живут мечты и
томность девушки, которая только что окончила пансион. Господи, почему я этого не
сказал Вам вслух, когда я был гостем в Вашем доме и меня принимали и, быть может,
даже уважали?? Приношу к Вашим ногам пригоршню слез. Знаю, что это скучно и,
может быть, объяснено недостатком мужества в моем страдании, но это немного и
даже совсем не так! Вы из тех душ, которые никогда не скажут про меня: «Бедняк, мы
228
думали о нем гораздо лучше». И не оставите меня в нужде, не перевязав моих ран! Вот
уже со 2 февраля прошел второй год, как я в изгнании. Впереди еще тысяча дней и
долгих ночей одиночества, потерь и распятия сердечного. Помогите, если кто есть жив
человек! Удивительнее всего, что моя славянская муза не покидает меня. Ее тростнико-
вые свирели – много образней и ярче всех прежних. Я написал две больших поэмы —
потрясающих по чувству и восточной красоте.
Как бы мне хотелось прочитать их доброму и в тайне любимому Валериану
Рудакову! (У меня туманится память на имена.)
Кланяюсь прекрасному Петербургу!
Благодарю горячо того доброго человека, который по Вашему поручению выслал
мне 20 руб. На переводе нет адреса, а фамилии я не мог, несмотря на все старания,
разобрать.
Дяде Пеше писал два письма, но ответа не получил, очень бы хотел с ним изредка
переписываться.
Если возможно, не оставьте меня милостыней и впредь. Будет время – отблагодарю
сторицей. Поцелуйте от меня Рудакова.
Сердце мое нежно удерживает его образ. Кланяйтесь, если найдете не досадным,
Печковскому. В моей поэме в урагане музыки проходит и он – прекрасным Германом!
Простите! Прощайте!
Адрес: г. Томск, пер. Красного Пожарника – мне.
(Клюев.)
14 марта 1935 г. г. Томск
Ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила всё, что имела,
всё пропитание свое.
<Евангелие> от Марка, гл. XII, ст. 44
Благодарю Вас земным поклоном за Ваше милосердие ко мне недостойному, —
дорогая Лидия Эдуардовна. 15 руб. я получил в очень тяжкий час, когда у меня в
кошельке оставался один двугривенный. Мое здоровье быстро идет под гору. Целыми
днями я лежу неподвижно в общей избе, где четырнадцать человек двуногого зверя, —
смотрю в ледяное окно, где пляшут снеговые призраки. Сибирская зима не сдается.
Стоят вьюги и морозы до 40 гр<адусов>. Печь топят в избе каменным углем – в воздухе
угар и черная пыль. Она ложится мне на лицо, руки и нос у меня всегда в саже. В
Москве у меня всё погибло. Зизи – по доверенности не смогла, скорей, не захотела ни-
чего сделать. Толя настаивал на такой доверенности на имя своей любовницы. Я
немедленно ее выслал – даже два раза. Но Зизи не собралась предъявить ее свыше
восьми месяцев. За такой срок – всё, что было ценного в моей келье, – разворовано.
Когда вовсе чужой и посторонний человек, который (я потерял терпение и всякую
надежду на Толю) предъявил куда надо мою новую доверенность, то вещи немедленно
выдали. Погибли все иконы, картины, шелковый и гарусный ковер стоимостью тысячи
на две, серебро и всякие редкие мелочи. Теперь я вовсе нищий. Впереди же ждать
хорошего вряд ли разумно. И я готовлю свое тело на новые страдания, а душу к исходу
в царство небесное!
Вашу подругу Гладиеву – я отыскивал тщательно, адресные справки держат
почему-то очень долго. По справке Гладиевы живут в настоящее время в Новосибирске.
Доктор Сибирцев – в Томске очень популярный, но поймать его и лично поговорить
весьма трудно. Его приводили ко мне во время моего тяжелого состояния, но я уже
потом узнал, что это Сибирцев. Высокий, с седой головой, мужественный и большой
деляга. Написал письмо на имя Валерии Антоновны – заказное – умолял об ответе.
Какой бессмыслицей охвачены наши ребята, – почему они так обалдели – ума не
приложу. Бояться им нечего, всё само собой понятно. <...>
229
Борис прислал мне еще летом карточку своего первенца. Удивительный ребенок —
такой пузан и очень красивый. Вот уж не ждал такого ювелирного искусства от Бори!
Н. П. пишет, что может служить в Сочи. Не знаю, какие там бытовые условия, но
местность райская, двести восемьдесят дней в году солнце – ни одного нет облачка на
небе, в 7 верстах Мацеста, где ему можно наверняка вылечить или основательно
задержать развитие склероза. Жизнь так коротка, и на том свете еще всякий из нас
успеет належаться.
Вы пишете мне, что Толя заботится обо мне. Я недоумеваю, в чем выражается его
забота! Я ничего от него не прошу – кроме доброго слова. Скучаю по его искусству и
желал бы послужить сам ему. Больше мне ничего не было нужно от Толечки – ни в
прошлом, ни в настоящем. Кланяюсь прекрасному Севастополю. Желаю Вам милости
небесной и доброго человеческого отношения к Вам.
Кланяюсь Володе и его жене.
Если я умру, и Вы узнаете о моей гибели, прошу Вас отслужить по мне панихиду с
кутьей и чтобы в нее была поставлена свеча и нищим чтобы было подано по силе
возможности в этот день.
Повторяю: я очень слаб.
Ноги сильно распухли, по ночам кошмары. Изба просыпается часов в 5-ть утра.
Приходится и мне с кровавыми слезами вставать, дрожа от холода, а частенько и от
голода.
Простите. Прощайте.
Всегда буду рад от Вас весточки.
Адрес прежний.
236. В. Н. ГОРБАЧЕВОЙ
28 марта 1935 г. Томск
Горячо благодарю за хлопоты. Свиде<те>льство получил. Приветствую Сережу.
Благословляю Георгия. Простите. Н. К.
28 марта.
237. В. Н. ГОРБАЧЕВОЙ
1 апреля 1935 г. Томск
...сломаны, а потому они отваливаются. Складень находился в сундуке, перевязан
веревочкой. С левой стороны он расписан беловатыми узорами. Форма: (следует
рисунок. – Г. К., С. С). Самовар маленький с четыреугольным подносиком – красной
меди, щипцы сахарные большие, чашку синюю, шестигранную с таким же блюдцем,
сахарницу белого металла с крышкой (следует рисунок. – Г. К., С. С). Сахарницу
красной меди с крышкой. Братину деревянную с крышкой и ручкой (следует рисунок.
– Г. К., С. С). Четыре деревянных ковшичка для питья вина (следует рисунок. – Г. К.,
С. С). Скатерть из белых льняных квадратов вышита синим и красным работы моей ма-
тери. Два плата шелковых маминых, повойник черный атласный. (Бога ради, прошу
сохранить!) Две лестовки кожаных, одна вышита жемчугом, другая более новая,
лебедиными перышками (следует рисунок. – Г. К., С. С). Если когда-либо соберется
посылка, то прошу эти лестовки послать мне. Вот и всё мое имущество, которое я
прошу пока сохранить. Остальное всё можете продавать (забыл еще прошву из
старинных лоскутков, которая покрывала верхний край завесы, разделяющей мою
комнату). Если уцелели мои белые брюки и хол-щёвая рубаха с пояском из шерсти, на
кисточках стеклярус (поясков было много, в том числе шелковый лиловатый, мой
крестильный, и голубой, затканы молитвой – очень для меня дорогие). Сандалии
–здесь я их починю. Шляпа русская – грешневик – серовато-белая вятской валки —
очень прошу всё послать. Если сохранились полотенца – то прошу сохранить одно: на
конце вышит зверь, на другом двуглавый орел – шитье моей матери: подарен мне ею
230
на именины, когда я выучился грамоте. Всё дорогое, всё милое! Всё жестоко оскорб-
ленное! Простите, Бога ради, за беспокойство. Но иначе пока нельзя! Что хорошего у
Сережи? и вообще у писателей? Что слышно из Оргкомитета о моем заявлении. Писал
я туда просьбу сохранить мои рукописи. Нельзя ли узнать, принято ли это к сведению?
<Будет> больно за свои писания, если они пропадут раньше меня самого. Хотя бы
осталось кое-что из песен моих последних лет. Так иногда думается, не для
честолюбия, а для истины. Мой друг Лев Иванович Пулин, который жил у меня, сослан
в Сибирь же в Мариинский лагерь на три года, – пишет мне удивительные
утешающие письма, где нет ни слова упрека за загубленную прекрасную юность. Вы
его не знаете, но, быть может, видели когда-либо. Упоминаю об этом юноше как об
исключительном событии в моей жизни поэта.
Горькому я не писал – потому что Крючков всё равно моего письма не пропустит.
Нельзя ли поговорить с писателем Треневым о ковре, который хвалил Игорь
Грабарь, не купит ли он сам его – или не укажет ли покупателя и не узнает ли цены у
Грабаря?
Виру – ковер из вогульских вышивок можно бы предложить Кустарному или
Этнографическому музею. В глиняной керамической курице, которая стояла у меня на
печке – положены в бумаге – серебряные кресты и медный тельник с изображением
Егория Побе<до>носца. Уцелела ли курица? Если да, то один круглый крест я
благословляю Егорушке, а медный тельник и простой крест с толстым ушком положите
в посылочку! Очень об этом прошу! Что пишет Сережа? Как он себя чувствует? Пусть
утешится, правда ведь всегда круглая! Я скучаю о нем часами остро и невероятно.
Итак, я остаюсь в Сибири. «Вот ссыльный дедушко идет», – покажут мне вослед ре-
бята – на нашем переулке, когда я понесу это письмо на почту. Да, ссыльный дедушко!
Так велит судьба. Ни о чем не сожалея, страдною тропою проходит душа.
Ценное письмо получил. Благодарю.
Простите. Не забывайте!
Здоровье мое тяжкое.
1 апреля.
Посылку пока еще не получил.
238. В. И. ГОРБАЧЕВОЙ
Первая декада апреля 1935 г. Томск
...с малиновой бахромой. Платок желтовато-золотистый без кисточек и повойник
черный атласный. Гребешок костяной: вырезан посреди двуглавый орел, по бокам его
единороги. Чашку синюю с блюдцем, граненую. Скатерть из холщёвых квадратов —
вышитую синим и красным, и полотенце – на одном конце двуглавый орел, на другом
зверь – вышиты в пялах красным. Икону-складень Неопалимая Купина, по краям
медная оковка, и к нему лампадка – ушки херувимами, – вся прорезана в узор, цепочки
такие же, внизу подвешено фарфоровое яичко. Книгу Псалтырь – в коричневой гладкой
коже, уголки и средник серебряные, в толщину листы золоченые. Всё это
принадлежало моей матери. По Псалтырю этому я учен мамой грамоте. Псалтырь -
книга в длину три, а ширину 1/2 четверти. Вот и всё, что я умоляю Вас спасти.
Остальное, если есть возможность, – продавайте. Я напишу одному человеку об
иконах, он придет к Вам с моим письмом и, быть может, купит иконы. Какая бы была
радость раздобыть деньжонок! Сообщите мне – передал ли Оргкомитет мое заявление в
ЦИК? Как, возможно ли подать заявление о помиловании? Сообщите мне адрес
Пришвина – я попытаюсь поговорить с ним. Очень прошу об этом! Как живет П.
Васильев, крепко ли ему спится? Где пьянист – Оборин? Это мне – любопытно. Еще
раз прошу потерпеть меня и мою беду. Кланяюсь земным поклоном Сереже,
благословляю Вашего первенца. Простите. Прощайте! Посылку и деньги 20 руб.
231
получил – Жизнь Вам и свет за сердце милующее. Адрес прежний: переулок
Крас<ного> Пожар<ника>, изба 12 – мне. Кланяюсь весенней Москве!
239. Н. Ф. ХРИСТОФОРОВОЙ
21 апреля 1935 г. Томск
Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос.
Из книги «Одиссея» Гомера
Так ослепительно воспевал зарю мой древний брат Гомер. Вся жизнь – солнце, пир
солнца, где потоками льется лучистое и светозарное вино. Вино новое, как поют
ангелы в новых временах. Эти слова дошли до нас. Мы слышим их в предвесеннюю
неделю – после глубокого вербного вечера. Воскресшее солнце попрало смерть. С
праздником, красное солнышко! Мысленно вхожу в жилище Ваше с охапкой горных
лилий, чтобы сложить их у Ваших ног. На лилиях не роса, а слезы. И тают житейские
тучи, – открывая незабудковое небо, как бы омытое слезами:
С Праздником!
Я уже не считаю дней и месяцев. Жизнь проходит, уплывают, как волны, душа и
тело. Только ты одна живешь вечно, бессмертная музыка! Ты – внутреннее море. Ты
– глубокая душа. Угрюмое лицо жизни не отражается в твоих ясных зрачках. Далеко
от тебя бегут вереницей дни знойные и ледяные, как стадо облаков по небу, быстро
сменяя друг друга. Только ты одна живешь вечно. Ты – вне мира. Ты сама – целый
мир. У тебя – свое солнце, свои законы, свои приливы и отливы! Музыка —
девственная мать, несущая в бессмертном лоне своем все страсти человеческие,
скрывающая добро и зло в лоне своих очей цвета тростника и бледно-зеленой воды
тающих горных ледников. Тот, кого ты приютила, живет вне веков; цепь его дней будет
только одним днем, и смерть пожирает всех и всё, сломает себе зубы!
Смертию смерть поправ!
Музыка – любовь моя и счастье, я лобзаю твои чистые уста, я прячу лицо мое в
твоих медовых волосах и прижимаю мои воспаленные веки к нежной ладони твоих
рук! Блаженны те, кого приютило твое крыло!
Дорогая Надежда Федоровна – простите за эту лирику, но я желаю Вам только
праздника и в праздничном письме стараюсь избегать будничных серых слов.
Кланяюсь от сердца всем, кто знает меня. Ради воскресшего солнца прошу не
забывать меня. Ваш раб и поэт.
• Н. К.
21 апр<еля> 1935.
240. Н. Ф. ХРИСТОФОРОВОЙ
1934 г. – 30 апреля 1935 г. Томск
Очищение сердца
Сердце чистое сотвори во мне, Боже!
Пс<алтырь> L, 12
Существует три категории людей:
1) Люди, имеющие только природное сердце ветхого человека; 2) Люди с сердцем
обновленным и 3) Люди с очищенным сердцем.
Природное сердце. Марк VII, 21-23: «Ибо извнутрь, из сердца человеческого,
исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство,
злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство.
Всё это зло извнутрь исходит и оскверняет человека». Люди, у которых такое сердце,
совершают грех добровольно, по влечению сердца и обычаю мира сего (Еф. II, 1—3).
Совесть их не пробуждена. Они страшатся суда и смерти, но не боятся греха. В сердце
у них нет борьбы. Если таково состояние моего сердца, то я человек необращенный и
232
сердце мое плотя-ное. Одно для меня есть спасение – поверить Богу на слово: «Не
бойся. Я искупил тебя» (Ис. XLIII, 1).
Обновленное сердце. 1 Кор. III, 2-3: Таково состояние сердца человека
обращенного. Тогда духовный опыт мой следующий: я не хочу грешить, но не могу
избежать греха. Подобно учащемуся ходить ребенку – я то встаю, то падаю. Иногда —
я беру верх над грехом, иногда меня грех побеждает. То я стою на высокой горе, то в
глубокой долине. В сердце происходит непрерывная борьба. Я стараюсь не грешить, но
это мне не удается.
Очищенное сердце. Очищено оно кровью Иисуса Христа, сделавшего его
собственностью Своею. Вот тогда-то я уже не уклоняюсь от прямого пути, жизнь моя
течет, как река. Новые песни вложены в уста мои. Достигли ли Вы этого? Если нет —
читайте дальше, дабы Вы не потеряли благословения, которое Господь через меня
грешного хочет Вам даровать. Читайте без предубеждения, читайте не с желанием
найти в словах моих ошибки или критиковать их. Сообразуйтесь только с Богом и с
книгой Его, тогда только душа Ваша получит уготованное Вам Богом благословение от
чтения этих строк.
Многие проверяют Писание своим опытом, вместо того чтобы проверять свой опыт
Писанием. Многие объясняют Слово Божие согласно с своими мыслями, чтоб
успокоить совесть. Не верьте ни своему, ни чужому, опыту: верьте тому, что говорит
Бог о благословении, Им даруемом. Видят ли это другие или нет, я лигно могу
получить это благословение. Если я не докажу всего, что я говорю, – Словом Бо-
жиим, не принимайте слов моих как произвольных; но я уверен, что через это письмо
Господь говорит Вам, и Он побудил меня его написать. «Бог верен, всякий человек
лжив» (Рим. III, 4). В своем последнем письме ко мне Вы несколько раз советуете мне
обратиться и очиститься. Но при обращении душа не получает очищения – она только с
момента обращения становится собственностью Христовой, но еще не получает
очищения, о котором говорит Иоанн, XV, 2: «Всякую ветвь, приносящую плод, Он
очищает». Итак – очищению подвергается ветвь, уже находящаяся на лозе. Во мне
есть уверение, что я на лозе, что душа моя искуплена и что только при этом условии я
буду очищен, дабы сделаться сосудом, «благопотребным Владыке» (2 Тим. II, 21).
Потому что сосуд нечистый не может быть наполнен таким драгоценным даром, как
Дух святой. Только очищенный делается сосудом «для почетного употребления».
Очищение необходимо для того, чтобы можно было духовно возрастать и приносить
больше плода. Ветвь находится на лозе; она приносит плод; но Бог ее очищает, чтобы
она более принесла плода (Иоанн. XV, 2). Я нуждаюсь в очищении, потому что иначе
люди увидят несоответствие между моею жизнью и моими верованиями – и
соблазнятся этим, как сказано в Иак. III, 11: «Течет ли из одного отверстия источника
сладкая и горькая вода?» Пока сердце Ваше не очищено, Вы не можете ощущать
присутствия Бога в душе своей, хотя бы и веровали в Него. Потому что храм должен
быть очищен прежде, нежели он наполнится славою Бога – Самим Господом Иисусом
Христом и силою Духа Св<ятого>. Это совершает Сам Бог, делая Вас своим сосудом.
Пока человек не осуществит этого очищения от всякой неправды, он не может ощутить
Господа Иисуса в себе. «Духа истины... мир не может принять, потому что не видит Его
