Текст книги "Словесное древо"
Автор книги: Николай Клюев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 46 страниц)
знакомы тебе. Пиши свое – телеграфное или домашнее, или бухарское. Брихничев и я
хотели ехать по осени в Ташкент, но война помешала, Присылаю тебе вид одного из
погостов Олонии. Неизъяснимым очарованием веет от этой двадцатичетырехглавой
церкви времен Ивана Грозного. Фотография моего петроградского знакомого и в
продаже навряд ли есть. Клюев.
Всмотрись, милый, хорошенько в этот погост, он много дает моей душе, еще лучше
он внутри, а около половины марта на зорях – кажется сказкой. У нас давно зима,
сутёмки. Светло только около полудня, а в два часа дня достаем огонь. Кланяется тебе
мой отец. Он читал тебя.
19 ноября – 1913 года
Хорошо ввечеру при лампадке Погрустить и поплакать втишок,
Благодарю Вас, г. Измайлов (имени и отчества Ваших я не знаю), за добрые слова.
– Они такие же, как и в 1907 году, когда Вы написали мне ответ на мое письмо к Вам.
Считаю за великую честь иметь от Вас Ваши «Осени мертвой цветы запоздалые».
Уверьтесь в этом.
Живу в бедности и одиночестве в лесной деревушке, около пятисот верст от
чугунки, еще дальше водою, не близко и от почтового отделения, и рад всякой книге,
тем более Вашей, к тому же связанной с воспоминаниями о моих песенных зачалах.
Низко Вам кланяюсь и благодарно благодарю.
Николай Клюев.
Из резной низколобой укладки Недовязанный вынуть чулок.
Ненаедою-гостем за кружкой Усадить на лежанку кота, И следить, как лучи над
опушкой Догорают виденьем креста.
Как бредет позад дремлющих гумен, Оступаясь, лохмотница-мгла... Всё по-
старому. . Дед, как игумен, Спит лохань и моргает метла.
Лишь чулок, как на отмели верша, И с котом раздружился клубок; Есть примета, —
где милый умерший. Там пустует кольцо иль чулок.
Там божничные сумерки строже, Дед безмолвен, провидя судьбу, Глубже взор и
морщины... О Боже! Завтра год, как родная в гробу!
Это мое последнее стихотворение. Напиши, как оно тебе покажется, сладостным
или недоуменным?
Твоя баская занавеска вся пошла на блёзны, т. е. на прорехи, и висит-то, кажется,
недвижимо... прямо что-то зловещее. Я каждый день хожу в рощу – сижу там у
часовенки – а сосны столетние, в небе вершок, думаю о тебе: какой ты горячий да
<к>руглоголовый -и хочешь стать памятником в Жигулях...
Целую тебя в очи твои и в сердце твое – милое. Сегодня такая заря сизоперая
смотрит на эти строки, а заяц под окном щиплет сено в стогу. О матерь пустыня! рай
душевный, рай мысленный! Как ненавистен и черен кажется весь так называемый
Цивилизованный мир, и что бы дал, какой бы крест, какую бы Голгофу понес, чтобы
Америка не надвигалась на сизоперую зарю, на часовню в бору, на зайца у стога, на
избу-сказку...
87. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
26 ноября 1914 г. Мариинское, Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Глубокоуважаемый Александр Алексеевич! Присылаю Вам пять своих
стихотворений. Они написаны с ошибками в словах и знаках, так уж Вы сами
потрудитесь исправить.
Если стихи окажутся годными для «Бирж<евых> вед<омостей>», то нельзя ли
выслать мне хотя эти номера, где они (стихи) будут помещены.
Низко Вам кланяюсь
145
Николай Клюев.
26 ноября 1914 г.
88. В. С. МИРОЛЮБОВУ
Ноябрь—декабрь 1914 г. Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Дорогой Виктор Сергеевич! Получил ноябрьский № журнала. Как он меня радует,
Ваш журнал! Какие чудесные вещи у Гребенщикова! А я вот всё не могу написать Вам
рассказа, хотя и копошится в голове кой-что, но так много уходит ясных, свежительных
дней на черный труд, что немного остается времени на писанье стихов, к которым есть
любовь. Очень бы желательно, чтобы Вы прочитали мои стихи в № 5 «Северных запи-
сок». От Иванова-Разумника получил письмо – очень хвалит мои новые стихи. За этот
год я получил больше 70-ти вырезок о себе и о «Лесных былях» и десятка три писем. -
Вот только Городецкий, несмотря на то, что чуть не собственной кровью дал мне
расписку в братстве – молчит и на мои письма ни гу-гу... Или это и есть тот сорт
публики, которая увлекается и братством лишь на полчаса времени? Дорогой Виктор
Сергеевич! Нет ли в редакции книги «Звенья» Бальмонта, я до сих пор его не читал
толком. Всех книг мне не купить – а в этой его избранные стихи – если возможно, то
нельзя ли мне эту книгу прислать – стоимость вычтя из моих стихов. Очень буду бла-
годарен.
Опечатки.
В первой песне —
Строка 17-ая сверху напечатано – «коротать», надо «коротати». Строка 2-ая снизу
напечатано – «пугавица», надо «пугвица» .
Во второй песне —
Строка 23-я сверху – напечатано «мелкосборчатая», надо «мед-носборчатая».
Строка последняя – напечатано «кипучая», надо «ка-пучая».
В пятой песне – Строка 15-ая – напечатано «крылечко», надо «крылечико».
Это опечатки в «Песнях из Заонежья» – быть может, можно будет оговорить их в
декабрьской книжке, – потому что искажены нужные и характерные слова.
Вскоре пришлю Вам «Избяные песни». А. Ширяевец – мой знакомец и, по-моему,
подвига<е>тся вперед. Душа у него хорошая, он молоденький и собой пригожий, а это
тоже хорошая примета. От всего сердца желаю Вам здравия и успеха. Нельзя ли мне
написать адрес Гребенщикова, так тянет поговорить с ним – милым и таким могучим.
Николай Клюев.
89. В. С. МИРОЛЮБОВУ
Январь (до 23-го) 1915 г.
Олонецкая губ.
Дорогой Виктор Сергеевич!
Шлю Вам «Избяные песни». Радостно бы увидеть их в «Ежемесячном журнале».
Песни немногословные и потому желательно бы их напечатать в одном № в указанном
порядке, который имеет смысл и, по-моему, обостряет впечатление.
Какая чудесная декабрьская книга журнала! И как хорошо, что в отделе поэзии не
встречается Година, Вяткина, Галиной и т. п. до Ан-друсона включительно. Какая
строгость линий намечается у Анны Ахматовой:
«Божественна, спокойна и легка, Допишет Музы смуглая рука».
Я знаю, что Ахматова и компания не верят в мое понимание искусства, думают, что
под искусством я подразумеваю прикладное искусство, слышал я, что они фыркают на
мои писания, так как, видите ли, у меня истощился «запас культурных слов», что, по их
понятию, является показателем скудости душевной – на всё это претит возражать.
Дай, Господи, жизнь Вашему журналу!
146
В предыдущем письме я беспокоил Вас просьбами – простите за них и если они
Вам неприятны, то предайте их забвению. Приветствую Вас поцелуем живым и
искренним.
Н. Клюев.
90. Л. В. БЕРМАНУ
Милостивый Государь, господин редактор, благодарю Вас за извещение о том, что
мои стихотворения «Рыжее жнивье» и «Судьба» приняты Вами в «Голос жизни».
Присылаю Вам еще несколько своих произведений, которые нуждаются в
предварительном исправлении, так как написаны с ошибками в словах и знаках.
Извиняюсь за беспокойство, почтительнейше прошу Вас о следующем: живу в
бедности и одиночестве и был бы обрадован несказанно, если бы Вы нашли
возможность выслать мне Ваш журнал. Я же со своей стороны обещаюсь
предоставлять на Ваше усмотрение всё лучшее, что мною будет написано.
Усердно прошу известить о судьбе настоящих стихотворений и в случае
напечатания их не задержать авторских по 50 коп. за строчку.
Примите уверение в совершенном к Вам уважении -Николай Алексеевич Клюев.
Адрес: Мариинское почтовое отделение Олонецкой губернии, Вытегорского уезда.
91. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
Февраль 1915 г. Мариинское, Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Дорогой Александр Алексеевич, низко кланяюсь Вам и присылаю две песни. Они
написаны для деревни, но шлю их Вам. Если приглянутся, то пусть «Бир<жевые>
вед<о-мости>» печатают по 50 коп. за строчку, так как везде, где я печатаюсь, мне
платят не меньше.
Будьте милостивы, пришлите мне вырезки с моими первыми к Вам стихами – их
всего четыре, из которых одно – «В родном углу» я получил при Вашем ко мне
письме. О пятом же стихотворении «Ночь на Висле», посланном вместе с упомянутыми
четырьмя, я никаких сведений не имею. Если оно забраковано, то мне необходимо
знать это, чтобы при наличности свободного стихотворения не огорчать отказом
любимые журналы.
Жизнь нам невольно идущая.
Николай Клюев.
Февраль 1915 г.
92. Л. А. ИЗМАЙЛОВУ
Дорогой Александр Алексеевич! Я давно послал Вам письмо со стихами «Гей,
отзовитесь, курганы» и «Рыжее жнивье» – погодились ли для газеты? Посылаю Вам
еще песню, буде годится, то побеспокою Вас просьбой выслать мне деньги. Мука у нас
20 руб. куль, пшено 15 коп. фунт, не знаю, как перебьемся этот год. Будьте добры и
милостивы, не задержите денег за стихи. Адрес старый. Низко кланяюсь.
Николай Клюев.
93. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
Февраль? 1915 г. Мариинское, Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Дорогой Александр Алексеевич, благодарю Вас за извещение о моих стихах
последнего присыла. Стихот<ворений> было два – одно «Как у кустышка» и другое
про солдатку, как Вы сообщаете, похеренное цензурой. Значит ли это, что первое
стихотворение «Как у кустышка» принято Вами для «Бир<жевых> вед<омостей>»?
Присылаю Вам еще два стихот<ворения> – одно из них как будто и не военное, но
навеяно оно переживаемым временем. Никакого Вашего письма с предложением
писать о себе я не получал. Почтовое отд<еление> от меня далеко, письма идут через
волостное правление, а там много всякого любопытствующего начальства, у которого я
на дурном счету, так что Ваше письмо, верно, попало Попу или Уряднику, а не то и
147
самому Становому. Но уже и то, что Вы написали обо мне в «Биржевых» – прибавило
мне врагов из лиро-эпических и разных протчих столичных поэтов. Так что не лучше
ли быть подальше от греха?
Низко Вам кланяюсь и извиняюсь за беспокойство.
Николай Клюев.
94. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
Февраль? 1915 г. Мариинское, Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Дорогой Александр Алексеевич, беспокою Вас вновь своим письмом с
приложением «Поминного причита», который очень желательно мне пропечатать и за
который больно, если он окажется негодным для «Бирж<евых> ведомостей».
Усердно прошу Вас посоветовать мне о следующем: стоит ли издавать мне мои
песни о теперешних событиях отдельной книжкой и если стоит, то не укажете ли Вы
мне подходящего издателя, т. е. такого, который бы мне заплатил за книгу и взял бы на
себя корректуру.
Кроме настоящего письма я послал Вам два предварительных со стихами: «Гей,
отзовитесь, курганы», «Рыжее жнивье» и «Кабы я не Акул иною была».
С искр<енним> уваж<ением> Николай Клюев.
Мариинск<ое> Олонецкой губ., Вытегорского уезда.
95. В. С. МИРОЛЮБОВУ
17 марта 1915 г. Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Дорогой Виктор Сергеевич, напишите два слова, – я болен и одинок – давно
послал Вам письмо со стихами под названием «Избяные песни». Как Вы живете? Как
журнал? Мне страшно тяжело, дорогой Виктор Сергеевич! В последних моих к Вам
письмах были нехорошие строки – в них я любовался собой как поэтом – простите
меня, Бога ради, за них – они написаны не из совести, а по подсказу со стороны —
людьми жестокосердными и стоящими вне матери-жизни. Я во многом провинился в
последнее время, но теперь болен и казню вдобавок себя за провинки – за измены своей
природе ради похвалы глупых – ничего не смыслящих в жизни – людей. Если
теперешнее мое состояние пройдет болезнью – то я спасен, если же и болезнь не
выручит, то надеяться не на что – больше меня как поэта существовать не будет. Еще
раз усердно прошу об ответе. Целую Вас, как отца родного.
Николай Клюев.
96. А. В. ШИРЯЕВЦУ
4 апреля 1915 г. Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Любезный друг и поэт любимый! Сегодня узнал, что письмо, посланное тебе
недавно по бабе для отправки на почту, утеряно бабой, и вот пишу вновь. Так тяжело
себя я чувствую за последнее время, и тяжесть эта особенная, испепеляющая, схожая
со смертью: не до стихов мне и не до писем, хотя и таких дорогих, как твои. Измена
жизни ради искусства не остается без возмездия. Каждое новое произведение —
кусочек оторванного живого тела. И лжет тот, кто книгу зовет детищем. Железный
громыхающий демон, а не богиня-муза – помо-га поэтам. Кто не молится демону, тот
не поэт. И сладко и вместе нестерпимо тяжело сознавать себя демонопоклонником.
Твоей муке я радуюсь – она созидающая, Ванька-Ключник сидит в тебе крепко, и если
он настоящий, то ты далеко пойдешь. Конечно, окромя слов «боярин, молодушка, не
замай, засонюшка» необходимо видеть, какие пуговицы были у Ванькиной однорядки,
каков он был передом, волосаты ли у него грудь и ляжки, были ль ямочки на щеках и
мочил ли он языком губы или сохли они, когда он любезничал с княгиней? Каким
стёгом был стёган слёзный ручной платочек у самой княгини и употреблялись ли
гвозди при постройке двух столбов с перекладиной? И много, страшно много нужно
148
увидеть певцу старины... У нас теперь весна, жавор<о>нки поют, уток налетело на
плёса дочерна.
Как у вас в Бухаре? Выезжаешь ли ты в Россию? Если выезжаешь, то когда будешь
в Петрограде? Приблизительно с половины мая меня не будет тоже в здешних местах, и
если ты будешь писать, то адрес: Чуровское, Новгородской губернии, Елене Голубовой
для Н. А. Клюева. Н. А. необходимы.
Читал ли ты «Ананасы в шампанском» Игоря Северянина? И что про них скажешь?
Многие его стихи в «Громокипящем кубке» мне нравятся. Не слышал ли ты п<р>о
Константина Липскерова – он живет где-то в Бухарщине, кажется, в Самарканде, и
пишет чудесные стихи про Азию – и печатает в «Северных записках». В стихах Лип-
скерова истинная красота и истинная оригинальность. Как тебе показались «Избяные
песни» в мартовском № «Ежем<емесячного> жур<-нала>»? В твоем последнем письме
есть слова про Невский проспект, что не скит, а он прельщает тебя. Слова эти родили
во мне что-то недоброжелательное, что-то... но неужели это ревность? И неужели ты
становишься моей новой болью? Если это так, то в этом есть опасность, но есть и
возможность испить восторг горький. Сейчас нет слов во мне передать это, и не всё
принимает бумага. Присылай свои песни – но издавать их, пока война, я не советую.
Мои военные песни имеют большой успех и почти каждая вызывает газетные обсуж-
дения, но издателя им как в столицах, так и в провинции, я не нашел. Желаю тебе песен
могучих и молодых красных улыбок и ярых кудрей – мой Александр, мой братик, мой
поэт кровный!
Твой искреннейший друг и ласково любящий брат
Николай Клюев.
4 апреля. 1915 год.
Напиши мне, что за сапоги у сарта, что сидит на осле – на открытке? Они поразили
меня сходством с сапогами царя Алексея Михайловича, что я видел в Москве в палатах
бояр Романовых. Цветные ли эти сапоги али черные? Ес<ть> ли на переде шнуровка?
Они удивительно татарско-русские. И если возможно, то пришли мне такие с
загнутыми носами подлинно сартские сапоги, конечно, если они не дороже 8 руб. и не
имеют шнуровки. Деньги я могу выслать наперед, если что или налож<енным>
плат<ежом>. Мерка на калоши № 11. Буду ждать ответа.
97. В. С. МИРОЛЮБОВУ
16 апреля <1915 г> Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Дорогой Виктор Сергеевич! Спасибо и спасибо за весточку! Услышать от Вас
несколько слов для меня приобретение. Усердно прошу и впредь не оставлять моих
писем без ответа, особенно тех, которые порождены сомнениями о моем творчестве.
«Нездоровая суета», которой я, как Вы пишете, должен остерегаться – мне ненавистна
и никогда не обольстит меня, как и город, и люди, оббжившие «Бродячую собаку».
Совет же Ваш «гордо держать сердце» давно доказан мною делами, хотя бы, например,
моим отношением к князьям поэзии. Еще Вы советуете не «уснащать местными
словами общих мотивов» – и этот совет лишь подтверждает мои розмысли «об общих
мотивах», и до сих пор мною не написано ничего на общие мотивы, что бы было
уснащено местными словами. – Самое большое, что я себе позволяю, это четыре
народных слова на 32 строчки стихотворения, и то поясняя упомянутые слова
предыдущим содержанием, в строгом согласии с формой и с замыслом стихотворения,
т. е. так, чтобы не требовалось никаких пояснительных сносок.
В меня не вмещается ученое понятие о том, что писатель-певец дурно делает и
обнаруживает гадкий вкус, если называет предметы языком своей родной местности, т.
е. все-таки языком народным. Такое понятие есть лишь недолговечное суеверие.
Народная же назыв-ка – это чаще всего луч, бросаемый из глубины созерцания на тот
149
или иной предмет, освещающий его с простотой настоящей силы, с ее огнем-молнией и
мягкой росистой жалостью, и не щадить читателя, заставляя его пробиваться сквозь
внешность слов, которые, отпугивая вначале, мало-помалу оказываются обладающими
дивными красотами и силой, – есть для поэта святое дело, которое лишь обязывает
читателя иметь больший запас сведений и обязывает на большее с его стороны
внимание. В присланном Вам мною моем «Беседном наигрыше», представляющем из
себя квинтэссенцию народной песенной речи, есть пять-шесть слов, которые бы можно
было объяснить в подстрочных примечаниях, но это не только изменяет мое отношение
к читателю, но изменяет и самое произведение, которое, быть может, и станет
понятнее, но в то же время и станет совсем новым произведением – скорее
нарушением моего замысла произвести своим созданием известное впечатление.
Поэтому будьте добры и милостивы не делать никаких пояснительных сносок к
упомянутому «Беседному наигрышу» и оставить его таким, каким я Вам его передал,
причем напечатать его в майской книжке журнала, но не летом в июне, когда (как
принято думать) пускаются вещи более слабые и бочком протискиваются папиросные
стишки. Если же сие моление мое неприемлемо и трикрато помянутый «Наигрыш» не
заслуживает майской или осенней книжки, нуждаясь к тому же в пояснительных
примечаниях, то паки молю сообщить мне о сем, за что заранее приношу мою Вам
благодарность.
Дорогой Виктор Сергеевич! Я подавал прошение о желании моем поступить братом
милосердия, но помехой послужило мое увольнительное свидетельство по тяжкой
болезни от солдатчины, то я думаю ехать в Петроград на переосвидетельствование, как
Вы посоветуете – Ваше слово мне и в этом деле поможет. Брат у меня бросил всю
домашность и ушел добровольцем. В первых числах мая к Вам зайдет Алек<сандр>
Ширяевец, к тому времени, может, и я буду в Петрограде, то Вы пошлите Ширяевца ко
мне по адресу: Усачев переулок, дом № 11, кв. 1, спросить Ращеперину.
Желаю Вам здравия душевного и телесного. Христос Воскресе. Своими тяготами не
буду Вам надоедать. Ваш, крепко любящий брат Н. Клюев.
16 апреля. Жду ответа жадно.
98. К. Ф. НЕКРАСОВУ
23 апреля 1915 г. Мариинское, Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Дорогой Константин Федорович, будьте милостивы сообщить, как мои «Лесные
были»? и еще моя нижайшая просьба к Вам: не найдете ли возможным прислать мне
стихи Сухотина и Натали Крандиевской безвозмездно, чем обрадуете меня несказанно.
Низко Вам кланяюсь. Николай Алексеевич Клюев. Адрес: Мариинское почт<овое>
отд<еление> Олонецкой губ., Вытегорского уезда.
99. А. А. ИЗМАЙЛОВУ
Апрель-июнь? 1915 г. Мариинское, Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Дорогой Александр Алексеевич, благодарю Вас за добрый совет о предполагаемой
книге моих военных песен. Я обрадован Вашей похвалой песни «Кабы я не Акул иною
была».
Еще до выступления моего в печати Вы написали мне о моих песнях следующее:
«Всё это настоящая лирика, земная, свежая, национальная, сильная», и я верю Вам, как
отцу родному. Вы и В. С. Ми-ролюбов говорите о моих песнях одинаково, почитай что
одними и теми же словами. Дай Вам Бог здоровья и отгони от Вас Господь Духа
уныния и холодности. Окромя прилагаемой «Мирской думы» Вам послал «Поминный
причит», сверху его я упустил поставить «Из песен о войне».
Деньги 51 руб. 80 коп. я получил, за что премного благодарю. Жизнь Вам и
крепость!
150
Остаюсь известный Вам Николай Клюев. «Речную сказку» посылаю для «Огонька»,
быть может, погодится.
100. К. Ф. НЕКРАСОВУ
2 мая 1915 г. Мариинское, Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Дорогой Константин Федорович! Не угодно ли Вам издать мои песни о войне,
которые в печати имеют большой успех, и почти каждая вызывает газетные обсужде-
ния, что подтверждает прилагаемое письмо А. Измайлова, отзыв которого для
книгопродавца действеннее, чем отзыв Вячеслава Иванова и т. п.
С выходом новой книги неизбежно увеличится спрос и на мои прежние книги
«Лесные были» и «Сосен перезвон», потому что новая моя книга под названием «За
родину» не может пройти незамеченной.
За «Полынь» Сухотина мое Вам глубокое благодарение. Жду скорого и
благоприятного от Вас ответа и еще раз усердно благодарю за доброе Ваше ко мне
отношение.
Н. Клюев.
Адрес: Мариинское почтовое отделение Олонецкой губернии.
У меня на примете есть несколько икон, по-моему, 14 или начала 15 века
«Восхищение пр. Илии», «Воскрешение мертвых» и несколько однощельных медных
складней. Как поеду в Москву, то завезу их Вам.
101. С. А. ЕСЕНИНУ
2 мая 1915 г. Мариинское, Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Милый братик, почитаю за любовь узнать тебя и говорить с тобой, хотя бы и не
написала про тебя Гиппиус статьи и Городецкий не издал твоих песен. Но, конечно,
хорошо для тебя напечатать наперво 51 стихотворение.
Если что имеешь сказать мне, то пиши немедля, хотя меня и не будет в здешних
местах, но письмо твое мне передадут. Особенно мне необходимо узнать слова и
сопоставления Городецкого, не убавляя и не прибавляя их. Чтобы быть наготове и
гордо держать сердце свое перед опасным для таких людей, как мы с тобой, соблазном.
Мне много почувствовалось в твоих словах, продолжи их, милый, и прими меня в
сердце свое.
Н. Клюев.
102. В. С. МИРОЛЮБОВУ
5 мая 1915 г. Мариинское, Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Мир Вам и жизнь, возлюбленный Виктор Сергеевич. На Ваше горе имеем в сердцах
восклицаю умильно: благодарим Господа!
Предаюсь Вам весь и верю Вам, как отцу родному. Простите за беспокойное
заказное письмо, но я переживаю тяжкое время – и что это выдумал Городецкий? Как
я просил всех не писать обо мне, а если и писать, то касательно лишь моих
произведений. Меня теперь не будет дома, буду в другом уезде по сплаву лесных
материалов – но письма можно писать по-старому, лишь подольше придется ждать
ответа.
103. С.А.ЕСЕНИНУ
104. В. С. МИРОЛЮБОВУ
22 июля 1915 г. Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Дорогой Виктор Сергеевич.
Низко Вам кланяюсь, желаю здоровья и в делах Ваших скорого успеха, журнал
получаю и восхищаюсь им каждономерно. Какие простые неискусные песенки
Есенина в <и>юньской книжке, – в них робость художника перед самим собой и
детская, ребячья скупость на игрушки-слова, которые обладателю кажутся очень
серьезной вещью. Когда пойдет мой «Беседный наигрыш» и пойдет ли вообще? Мне
151
нужно это знать. По осени думаю издать книжку про то, что волнует теперь всех – не
знаю, найдется ли издатель, а стихи, навеянные событиями, хвалят и газеты, и
книжники.
Шлю Вам три стихотворения под общим заголовком «Лесная пороша». Про
«Избяные песни» я получил большую статью, где я сравнен ни много ни мало как с
Метерлин<к>ом – но по прочтении упомянутой статьи во мне осталась какая-то
обида, род презрения к себе. Как Вы поживаете? Как журнал?
Жизнь Вам и крепость.
Остаюсь с любовью к Вам
Н. Клюев.
22 июля.
Что же ты, родимый, не отвечаешь на мои письма? Мне бы хотелось узнать,
согласен ли ты с пониманием моим твоих стихотворений: я читал их в «Голосе жизни»
и в «Еже<месяч>ном журнале»... Читал ли ты в № 20 «Голоса жизни» мои стихи и что
про них скажешь? Я очень люблю тебя, Сережа, заочно – потому что слышу твою
душу в твоих писаниях – в них жизнь, невольно идущая. Мир тебе и любовь, милый.
Адрес: Мариинское почтовое отделение Олонецкой губ., Вытегорского уезда, Николаю
Клюеву.
Любящий тебя светло, остаюсь в ожидании.
Я живу в большой скорби.
Дорогой Александр Алексеевич, извините, что долго не отвечал на Ваше письмо,
где Вы упоминаете о моем портрете.
Не отвечал я потому, что был в отлучке в другом уезде по сплаву лесных
материалов, а теперь сенокос – всё недосуг, да к тому же я один по избяным и по
протчим делам, а портретов у меня нет. Приеду в Петроград в сентябре, снимусь и
почту за удовольствие преподнести Вам свой портрет – за великую честь считаю
иметь в свою очередь и Ваш.
Я писал в контору «Бирж<евых> вед<омостей>», чтобы мне выслали деньги за
стихи: «Мирская дума», «Кабы я не Акулиною была», «Поминный причит», «Речная
сказка», «Слезный плат» и «Рыжее жнивье», но оттуда ни слуху ни духу, а деньги мне
нужны – они дадут мне возможность съездить в Питер – на эту получку вся моя и
надежда.
Мне стыдно Вас беспокоить, но и на этот раз будьте добры посодействовать
высылке мне за упомянутые стихи по 50 коп. за строчку. Страшно бы хотелось
повидаться с Вами.
Известный Вам Николай Клюев.
Мариинск<ое> Олонецкой губ., Вытегорского уезда.
Присылаю Вам песни под тальянку, быть может, они представляют некоторый
интерес.
106. С. А. ЕСЕНИНУ
Август? 1915 г. Олонецкая губ., Вытегорский уезд
Голубь мой белый, ты в первой открытке собирался о многом со мной поговорить и
уже во втором письме пишешь через строчку и то вкратце – и на мои вопросы не
отвечаешь вовсе. Я собираюсь в Петроград в конце августа, и ты, может быть, найдешь
что-либо нужным узнать про тебя, но я не знаю, что тебя больше затрагивает, и наберу
мелочей, а нужное и полезное тебе упущу. Ведь ты знаешь, что мы с тобой козлы в
литературном огороде и только по милости нас терпят в нем и что в этом огороде есть
немало ядовитых и колючих кактусов, избегать которых нам с тобой необходимо для
здравия как духовного, так и телесного. Особенно я боюсь за тебя: ты как куст лесной
щипицы, который чем больше шумит, тем больше осыпается. Твоими рыхлыми
152
драчёнами объелись все поэты, но ведь должно быть тебе понятно, что это после
ананасов в шампанском. Я не верю в ласки поэтов-книжников и не лягать их тебе не
советую. Верь мне. Слова мои оправданы опытом. Ласки поэтов – это не хлеб живот-
ный, а «засахаренная крыса», и рязанцу, и олончанину это блюдо по нутру не придет и
смаковать его нам прямо грешно и безбожно. Быть в траве зеленым и на камне серым
– вот наша с тобой программа, чтобы не погибнуть. Знай, свет мой, что лавры Игоря
Северянина никогда не дадут нам удовлетворения и радости твердой, между тем как
любой петроградский поэт чувствует себя божеством, если ему похлопают в ладоши в
какой-нибудь «Бродячей собаке», где хлопали без конца и мне и где я чувствовал себя
наинесчастнейшим существом из земнородных. А умиляться тем, что собачья публика
льнет к нам, не для чего, ибо понятно и ясно, что какому-либо Кузьмину или графу
Мон-те-тули не нужно лишний раз прибегать к шприцу с морфием или с кокаином,
потеревшись около нас. Так что радоваться тому, что мы этой публике заменили на
каких-либо полгаса дозу морфия – нам должно быть горько и для нас унизительно. Я
холодею от воспоминаний о тех унижениях и покровительственных ласках, которые я
вынес от собачьей публики. У меня накопилось около двухсот газетных и журнальных
вырезок о моем творчестве, которые в свое время послужат документами,
вещественными доказательствами того барско-интеллигентского, напыщенного и
презрительного взгляда на чистое слово и еще того, что салтычихин и аракчеевский дух
до сих пор не вывелся даже среди лучших из так называемого русского общества. Я
помню, как жена Городецкого в одном собрании, где на все лады хвалили меня, выждав
затишья в разговоре, вздохнула, закатила глаза и потом изрекла: «Да, хорошо быть
крестьянином». Подумай, товарищ, не заключается ли в этой фразе всё, что мы с тобой
должны возненавидеть и чем обижаться кровно. Видите ли – не важен дух твой,
бессмертное в тебе, и интересно лишь то, что ты холуй и хам Смердяков, заговорил
членораздельно. Я дивлюсь тому, какими законами руководствовались редакторы,
приняв из 60-ти твоих стихотворений 51-но. Это дурная примета, и выразить, вскрыть
такую механику можно лишь фабричной поговоркой «За горло, и кровь сосать», а
высосавши, заняться тщательным анализом оставшейся сухой шкурки, чтобы лишний
раз иметь возможность принять позу и с глубомысленным челом вынести решение:
означенная особь в прививке препарата 606-ть не нуждается, а посему изгоняется из
сонма верных.
Мне очень приятно, что мои стихи волнуют тебя, – конечно, приятно потому, что
ты оттулева, где махотка, шелковые купыри и щипульные колки. У вас ведь в Рязани —
пироги с глазами, – их ядять, а они глядять. Я бывал в вашей губернии, жил у хлыстов
в Даньковском уезде, очень хорошие и интересный люди, от них я вынес, братские
песни. Напиши мне, как живешь, какое ваше село -меня печалили рязанские
бесконечные пашни – мало лесов и воды, зимой всё как, семикопеечным коленкором
потянуто. У нас на Севере – воля, озера гагарьи, ельники скитами украшены... О, как я
люблю свою родину и как ненавижу Америку, в чем бы она ни проявлялась. Вот нужно
ехать в Питер, а я плачу горькими слезами, прощаясь с рекой окуньей, с часовней на
бору, с мошничьим перелетом, с хлебной печью... Адрес мой: Петроград, Фонтанка, №
149, кв. 9. К. А. Ра-щепериной. Бога ради, не задержи ответ. Целую тебя, кормилец,
прямо в усики твои милые.
Н. Клюев.
Что скажешь о стихах в 20 № «Голоса жизни»?
107. С. А. ЕСЕНИНУ
6 сентября 1915 г. Петроград
153
Милый мой! Я получил твое письмо и рад ему несказанно. Я пробуду в Петрограде
до 20 сентября, хорошо бы устроить с тобой где-либо совместное чтение моих военных
песен и твоей белой прекрасной Руси.
Жду на это ответ.
Коля.
108. Ж. М. БРЮСОВОЙ
9 сентября 1915 г. Петроград
Глубокоуважаемая Жанна Матв<еевна>!
Убедительно прошу Вас известить меня о следующем: можно ли надеяться на
устройство чтения новых произ<ведений> в Обществе свободной эстетики – но только
на чтение немедленное по моем приезде в Москву. Низко Вам кланяюсь с Валерием
Яковлевичем вкупе.
Адрес: Петроград, Фонтанка 149, кв. 9. Николаю Клюеву.
С искрен<ним> ув<ажением>
Н. Клюев
109. А. М. РЕМИЗОВУ
10 сентября 1915 г. Петроград
Извините за беспокойство, но мне очень бы хотелось показать Вам досюльный
рукописный Требник. Я приехал на малое время и никого знающего старое письмо не
знаю.
Адрес: Фонтанка 149-9, телефон 609-81.
Николай Клюев.
110. С.А.ЕСЕНИНУ
23 сентября 1915 г. Петроград
Я получил твою открытку, но как быть? Я смертельно желаю повидаться с тобой —
дорогим и любимым, и если ты – ради сего – имеешь возможность приехать, то
приезжай немедля, не отвечая на это письмо. Я пробуду здесь до 5 октября.
Я слышал, что ты хочешь издать свою книгу в «Лукоморье» – это меня убило:
преподнести России твои песни из кандального отделения «Нового времени!»
Н. Клюев.
23 сентября.
111. А. А. БЛОКУ
Конец сентября 1915 г. Петроград
Дорогой Александр Александрович! Я приехал в град Петра на малое время —
уехать вновь года на три, не взглянув на Вас, мне тяжело...
Н. Клюев.
Адрес: Фонтанка 149-9, для Н. К. тел. 609-81.
