Текст книги "Словесное древо"
Автор книги: Николай Клюев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 46 страниц)
Но вслух об этом пока говорить жестоко и бесполезно.
Радуйся, возлюбленный, красоте своей, радуйся обретший жемчужину родимого
слова, радуйся закланию своему за мать-ковригу. Будь спокоен и счастлив.
Твой брат и сопесенник.
Приведет ли Бог встретиться? Умоляю о письме, хотя бы кратком. Кланяюсь
Клычкову, Ивневу. Не пришлют ли они мне своих книжек? Читал ли ты второй
«Песнослов»? Как тебе он кажется? Прав ли Брюсов, отрекаясь от меня в журнале
«Лито»? Каков «Четвертый Рим»? Что мне делать с новой книгой? Она в Москве в
«Знамени». Есть еще такой эс-эровский журнал. Это, вероятно, одно и то же. Скоро ли
я буду твоим кумом, по обету твоему? Целую тебя в сердце твое. Прощай.
Адрес: г. Вытегра Олонецкой губ<ернии>. Н. К.
Пришли новое стих<отворение>, посвященное мне, если есть.
28/1-1922.
136. Н. И. АРХИПОВУ
2 ноября 1923 г. Москва
Сейчас узнал, что телеграмму тебе не послал камергер Есенина. Я живу в
непробудном кабаке, пьяная есенинская свалка длится днями и ночами. Вино льется
рекой, и люди кругом без креста, злые и неоправданные. Не знаю, когда я вырвусь из
этого ужаса. Октябрьские праздники задержат. Вымойте мою комнату, и ты устрой ее,
как обещал. Это Дункан. Я ей нравлюсь и гощу у нее по-царски.
Кланяюсь всем.
Н. Клюев.
Брюсовский пер., 2, 27, дом «Правды».
137. П. В. СОКОЛОВОЙ
21 августа 1924 г. Вытегра
От тихих богородичных вод, с ясных, богатых нищетой берегов, от чаек, гагар и
рыбьего солнца – поклон вам, дорогие мои! Вот уже три недели живу как во сне,
переходя и возносясь от жизни к жизни.
Глубоко-молчаливо и веще кругом. Так бывает после великой родительской
панихиды... Что-то драгоценное и невозвратное похоронено деревней – оттого глубокое
утро почило на всем – на хомуте, корове, избе и ребенке. Со мной беленький, как
сметана, Васятка, у него любимая игрушка лодка, возит он меня на окуний клёв по
богородичным водам к Боровому носу, где живет и, немучаясь ясно, двенадцатый век,
льняная белизна и сосновая празелень с киноварью и ладаном. Господи, как священно-
164
прекрасна Россия, и как жалки и ничтожны все слова и представления о ней, каких
наслушался я в эту зиму в Питере! Особенно меня поразило и наполнило острой
жалостью последнее свидание с Есениным, его скрежет зубный на Премудрость и Свет.
Об этом свидании расспросите Игоря – он был свидетелем пожара есенинских
кораблей. Но и Есенин с его искусством, и я со своими стихами, так малы и низко-
презренны перед правдой прозрачной, непроглядно-всебытной, живой и прекрасной.
Был у преподобного Макария – поставил свечу перед чудным его образом – поплакал
за вас и за себя, сегодня ухожу в Андомскую гору к Спасу – чтоб поклониться
Золотому Спасову лику – Онегу, его глубинным святыням и снам.
Погода всё время – синь и сизая легкая дымь – ни облачка на небе. Рыба сетями
идет плохо. Рыбаки мутят неводами мольё – мелочь, сушат сущик по печам избяным,
– подушка и та дышит рыбой. Коленька, потрудись, доставь Есенину недописанное из
«Львиного хлеба» стихотворение и еще «Вернуться с оленьего извоза» – оно
напечатано в «Ленинграде». Да исправь «безбрежность» на «безбрежье» в
стихотв<орении> «Я знаю, родятся песни». Пожалуйста. Проси Есенина выдать тебе
три червонца, чтобы выслать их Ручьеву для меня. У меня всего 20 рублей – Есенин
пропил мой червонец – провожая меня на пароход. Я после дороги лежал два дня у
Кирьянова, страдал страшным поносом. На третий день приехал Н. Е. Шелепин из
Кондуш и отвез меня к Щекиным, так я Ручьева и не видел – он был на сенокосе в
деревне, но родным его всё рассказал о шкафах -сколько их – я не знаю.
Писать непосредственно мне – письма идут в Андомский погост – потом с
попутчиками рассылаются по волостям – это долго и волокитно. Пишите Кирьянову,
он передаст мне с заезжими в город ближайшими мужиками – он знает кой-кого
приозерских. Вот человек – золотой, покоил и меня и принял радостно и любовно, как
кровного – даже стыдно за такую ласку. Я здоров, но похудел заметно. Устаю к вечеру
от солнца, от сосен и озера – правда сладкой усталостью. Кланяйтесь Игорю больше,
целую я его и благословляю великим онежским крестом... Мансурову привет – если он
в СПб.
Не забывайте! С любовью кровной остаюсь Н. Клюев. Канун Спасова дня.
138. Е. П. ИВАНОВУ
1924 или 1925 г. Ленинград
Дорогой Евгений Павлович!
Низко Вам кланяюсь и всему вашему семейству. Милость Божия да будет с вами.
Очень сожалею, что Вы не удосужитесь прийти ко мне поглядеть икон. Мне нужна
Богородичная икона украшенная. У Вас таковых имеется несколько. Я бы Вам
благословил редчайшего выговского Деисуса, что из моленной Андрея Денисова,
медный новгородский складень и икону Архистратига Божия Михаила в рост, не в
доспехах, а в далматике со с<ф>ерами в руках – XV-ro века, чудной сохранности -
весьма редкий, размер аршин с четвертью. Всё это на деньги стоит гораздо дороже
Вашей св. <ижоны, именуемой «Страстная», которую я имею в виду. Усердно прошу
дать ответ по адресу: ул. Герцена, дом № 45, кв. 7. Приобрести такие веши, какие я
предлагаю Вам, случается раз в жизни.
Мир Вам и любовь.
Николай Клюев.
139. Т. П. АРХИПОВОЙ
31 июля 1926 г. Новый Петергоф
Дорогая Таисия Павловна, наконец я в больнице Мечникова, – очень тяжело болен,
будет скоро операция, след<ующие> месяцев шесть придется страдать, но большего
страдания, чем я перенес в Марьине, не могу себе представить. Нашлись чужие люди,
которые пожалели меня и вькнеоли из рва львиного. Ногу я очень повредил
165
деревенским лечением, но это долгая история... Деньги мне если не отосланы, то и не
отсылайте, но получите. Дорога мне стала больше 50 р. Умоляю ответить.
Напишите, как Коля?
140. С. А. КЛЫЧКОВУ
Декабрь 1926 г. Ленинград
Милый друг!
Благодарю тебя за письмо, за память и добрые слова. Я очень болен. Пять месяцев
пролежал в больнице, вынес две крайне болезненные операции. Был нарыв в кишках,
потом заражение крови. Страшно и вспоминать. Много пролито слез за это время: за
бедность, за сиротство очень обидно. Вышел из больницы едва жив – черные круги в
глазах, – притащился в свой угол – первой заварки чаю и то нет.
Теперь я очень слаб. Денег нет, и есть нечего. За «Плач» о Сереженьке «Прибой»
заплатил двести рублей. Из них одному санитару за ночные дежурства у моей кровати
пришлось заплатить 93 руб. за месяц и один день – считая по три руб. в сутки. Я
обращался за милостью в Московский союз писателей. Но вот уже больше двух меся-
цев прошло после посылки заявления, но ответа нет никакого. Усердно прошу тебя
узнай и поспрашивай – почему союз, уважая все просьбы даже людей, к искусству не
причастных, – пренебрег моим насущным и удостоверенным надлежащими подписями
и печатями заявлением?
Я никогда не обращался в союз за помощью, я горд был этим. В страшные голодные
годы от меня никто не слышал просьб. Но сейчас я очень слаб. Ходить не могу, – а
если и хожу, то это мне дорого обходится. Помоги, Сергей Антонович. Пострадай за
меня маленько. Век не забуду. От многих умных и уважаемых людей я слышу
негодование на статью Городецкого в «Новом мире» об Есенине и обо мне. Следовало
бы «Новому миру» отнестись осторожнее к писаниям Городецкого и, глубоко уважая
его честность и преданность красному знамени, принять во внимание и мое
распутинское бытиё. Я еще по<ка> не повесился и не повешен, и у меня есть перо и
слова более резонные и общественно нужные, чем статья Городецкого. Или «Новый
мир» этого не допускает и считает мое убожество неспособным тягаться с такими
витязями, как Городецкий? Или всё это вытекает из общего понимания, что шоферы
нужнее художников? Я бы сердечно хотел с тобой повидаться, ты ведь остался из
родных поэтов для меня последним, но у меня нет денег на проезд в Москву – нужно
рублей 1520 – билет стоит 12-ть руб., да извозчик, да от вокзала до тебя – прямо. У
меня в Москве негде головы преклонить. Прошу тебя – поговори с «Огоньком», не
издаст ли он книжечки моих стихов. Дал бы любопытный материал, под интересным
названием. Умоляю тебя сделай это и напиши ответ! Пришли мне свой новый роман, я
им очень – по отрывкам – обрадован. Извини, что всё письмо пересыпал просьбами, но
видишь, как я встревожен. Есть нечего. Из угла гонят. Весь износился. Хожу в подолгу
нестиранных и по сто раз заплатанных рубахе и подштанниках. Смотреть противно. И
болен, болен.
141. С. А. КЛЫЧКОВУ
Наголо 1927 г. Ленинград
Милый друг!
Сердечно благодарю тебя за добрые слова и за твои хлопоты! Низко тебе кланяюсь
за твою прекрасную книгу «Балакирь». После «Запечатленного ангела» это первое
писание – и меч словесный за русскую литературу. Радуюсь и величаюсь тобой!
Усердно прошу и молю тебя не охладеть в желании устроить вечер в мою пользу (если
на самом деле ты уверен в этой пользе для меня). Когда будет всё налажено, как-то -
оповещение Москвы о вечере, афиши, писатели и т. п., то я немедленно приеду.
166
Союз действительно мне выслал, по Кириллову, 50 руб., но это было в прошлом
году в конце марта—апреля. А теперь я не получал ничего от него, окромя тв<о>их 25
руб. Приветствую, благодарю, люблю и всегда ношу в сердце своем образ твой.
Н. Клюев.
Жадно, нетерпеливо жду ответа о вечере. Умоляю его устроить, это смертельно
нужно.
Кто ненавидит или любит меня – помогите!
142. С. А. ТОЛСТОЙ-ЕСЕНИНОЙ
Первая половина 1927 г. Ленинград
Дорогая Софья Андреевна, скульптор Золотаревский изъявил желание одолжить
Вашему музею сто рублей, чтобы ускорить издание моего «Плача о Сергее Есенине» -
и дать возможность уплатить Вам мне хотя бы половину гонорара. Золотаревский
вскорости будет в Москве, свидится с Вами, и я советовал бы Вам не отказываться от
его ста руб. Если издание для Вас еще представляется смутным, то Вы все-таки
воспользуйтесь милосердием Золотаревского, так как ближайшее будущее покажет и
выяснит дело издания, и с возвращением долга Золотаревский до выпуска книги Вас
беспокоить не будет.
Я тяжело бедствую, и на мне нет живого места, не изъязвленного городом за эту
зиму. Ваша сообразительность поможет мне уехать в деревню. За что сердце мое и
песни будут Вам благодарны. Низко Вам кланяюсь.
Н. Клюев.
СПб., Б. Морская, 45, кв. 8, тел. 501-07.
143. М. Л. СЛОНИМСКОМУ
9? августа 1927 г. Дер.Клишино, ст. Идрица Псковской губ.
Усердно прошу к-во «Прибой» выслать мне следуемые по договору 15 руб. за книгу
– избранные стихотворения! Усердно прошу об ответе!
Адрес: ст. Идрица Псковской губ., деревня Клишино, двор Перепечь, Николаю
Клюеву. Крайне нуждаюсь.
144. Э. Ф. ГОЛЛЕРБАХУ
12 января 1928 г. Ленинград
Извините за беспокойство, но Вы в Камерной музыке говорили, что любите древние
вещи. У меня есть кое-что весьма недорогое по цене и прекрасное по существу. Я
крайне нуждаюсь и продаю свои заветные китежские вещи: книгу рукописную в две
тысячи листов со множеством клейм и заставок изумительной тонкости – труд помор-
ских древних списателей; книга, глаголемая «Цветник», рукописная, лета 1632-го'с
редкими переводами арабских и сирских сказаний в 750 листов, где каждая буква
выведена от руки прекрасного и редкого мастерства; ковер персидский столетний,
очень мелкого шитья, крашен растительной краской – 6-ть аршин на 4 ар<шина>;
древние иконы 15-го, 16-го и 17-го веков дивной сохранности; медное литьё; убрус —
шитый шелками, золотом и бурмитскими зернами – много-листный, редкий. Всё
очень недорого и никогда своей цены не потеряет. И даже за большие деньги может
быть приобретено только раз в жизни. Если Вы возымете благое намерение посетить
меня, то потрудитесь сообщить день и час Вашего прихода ко мне по телефону № 501-
07. Просьба приходить без посторонних, чужих людей!
Ваш покорнейший слуга Николай Клюев.
Адрес: Морская, 45, кв. 8.
145. А. П. ЧАПЫГИНУ
Январь 1928 г. Ленинград
Дорогой Алексей Павлович, извини за беспокойство, но я в смертельной нужде
продаю свои заветные китежские вещи. Деисус – три
167
отдельные иконы: Спас – Богородица – Иван-поститель в серебряной басме, с
подвесными (любимыми тобою) убрусами дивной сохранности и работы времен Ивана
Грозного. К иконам шитую ширинку шелками – золотом и бурмитскими зернами —
по преданию, труд царевны Ксении – дочери Годунова.
Вещи музейные, в мирное время стоящие пять тысяч рублей (я предлагал их в музее
Александра Ш-го, но там нет никаких ассигновок на какие-либо приобретения), для
горницы в твоей избе на Моше более прекрасного и глубокого украшения не найти.
Чем дольше они будут лежать, тем будут дороже и никогда не потеряют своей цены. Раз
в жизни такая красота и редкость и встречается и дается в руки. Мне обидно и горько
пустить святое для меня на рынок. Быть может, ты сможешь дать мне за всё двести
рублей – и я утешился бы сознанием, что мой Китеж в руках художника.
Сердце мое и русская поэзия будут тебе благодарны.
Николай Клюев.
Морская, 45, кв. 8.
Дома каждый день до 2-х часов. Жду положительного или отрицательного ответа
немедля.
146– М. ГОРЬКОМУ
Август? 1928 г. Ленинград
Алексей Максимович – я погибаю от нищеты, помогите мне. Справедливость и
русская поэзия будут Вам благодарны.
Николай Клюев.
Адрес: Ленинград, Морская ул., дом 45, кв. 8.
147. М. ГОРЬКОМУ
Наголо сентября 1928 г. Ленинград
Я глубоко взволнован Вашей помощью, Алексей Максимович, -получил двести
рублей и Ваше письмо. В письме Вы спрашиваете, каким способом можно помочь мне
более солидно и чтобы я об этом подумал.
Скажу Вам как перед смертью: прежде всего непосредственной денежной помощью
в таком размере, чтобы я пережил эту зиму – считая хотя бы по пятидесяти руб. в
месяц, мог купить себе теплую одежду, сапоги, шапку, белье и поставить печку в своем
углу.
Считая восемь месяцев зимних и расходы, как указываю, нужно денег руб. 500-800-
т. Вторая возможность помощи может быть следующая:
По Вашему одобрению Халатов может издать полное собрание моих стихов в
количестве не менее пяти тысяч экземпляров каждой книги (всего три тома
стихотворений), с выплатой мне половины продажной стоимости издания, чего в
других случаях Госиздат не допускает. И третья возможность – это приобретение
лично Вами в вечную собственность моих сочинений, конечно, с правом передачи прав
издания каждому, кому Вы пожелаете (сыну, жене и т. п.).
Я знаю, что Халатов может Вам выложить резоны временные и злободневные, но
лучшие цветы с русских полей, собранные в мои книги, такой стране, как наша, рано
или поздно понадобятся. Халатову небезызвестно, что ни одна лекция по русскому
языку в вузах, семинариях и школах не обходится без моих стихов как пособия и что
есть хрестоматийные руководства, где приводится целиком по тридцать моих
произведений. Следовательно, польза от меня налицо. Но я умер бы счастливым, если
бы самое любимое и прекрасное в народной жизни (что составляет суть моего
творчества) оказалось в Ваших руках. В настоящем это было бы истинной
человечностью, время же овеяло бы Вашу такую помощь глубокой нежностью и
поэзией.
Кланяюсь Вам земно и люблю крепко.
168
Н. Клюев.
Ленинград, Морская, 45, кв. 8.
148. М. ГОРЬКОМУ
16 сентября 1928 г. Полтава
Алексей Максимович, простите меня за собачий голодный вой – мои письма к
Вам. Но всё это от бедности. Ах, если бы не сознавать ее, не обладать жгучей спо-
собностью радования и наслаждения хорошими вещами в мире. Тогда было бы легче.
Но моя боль по земле, по сосновой поморской избе, которых за последние годы я
лишился, двигает и моим поведением.
С надеждой на Вашу помощь было связано и сладкое упование -возвратиться к
земле в родную избу, без чего я не смогу существовать. Мне нет еще и сорока лет, но
нищета, скитание по чужим обедам разрушают меня как художника. Такие чистые
люди, как напр<и-мер>, В. С. Миролюбов, хорошо осведомлены о мире, из которого я
вышел, сердечно разделяют мою печаль. Но жизнь Вам и крепость.
Книжка моих избранных стихов два года лежала в издательство «Прибой» и,
наконец, вышла в марте этого года. В книге не хватает девяноста страниц, не
допущенных к напечатанию. Гонорар же 400 руб., выплачиваемый «Прибоем» в
течение такого долгого времени, конечно, давно проеден.
Есть у меня книга поэм. Написана новая поэма из двенадцати песен под названием
«Погорельщина». На издание Халатовым полного собр<ания> я согласен – на каких
угодно условиях. В настоящее время я живу в Полтавщине у добрых людей. Кланяются
Вам река Тагамлык и пятисотлетний дуб, такой прекрасный и огромный, что дух
захватывает. Еще раз прошу простить за беспокойство. Николай Клюев. 16 сентября.
Адрес: г. Полтава, Садовая улица, 5.
149. В. Л. ЛЬВОВУ-РОГАЧЕВСКОМУ
Октябрь 1928 г. Полтава
Извините за беспокойство. Я болен, в чужом городе, крайне нуждаюсь. Помогите
мне выехать в Ленинград! Билет стоит 19 руб. с копейками, умоляю Вас об этом.
Сердце мое и русская поэзия будут Вам благодарны. Адрес: Полтава, Садовая ул., дом
№ 5, квар<ти-ра> Приходько. Н. Клюеву. Приветствую Вас.
Николай Клюев.
150. М. А. ЗЕНКЕВИЧУ
Ноябрь—декабрь 1928 г.
Ленинград
Милый друг, я погибаю в нищете – помоги мне. Изыщи возможность издать мою
книгу стихов в «Земле и Фабрике». Справедливость и русская поэзия будут тебе
благодарны.
С сердечным приветом Николай Клюев.
Адрес: Ленинград, Морская, 45, кв. 8.
Предлагаемые стихи близки «Земле и Фабрике».
151. А. Н. ЯР-КРАВЧЕНКО
18 декабря 1929 г. Москва
Дитя мое родное! Посылаю тебе свое благословение и желаю крепости душевной и
стойкости в искушениях и соблазнах греховных. Умоляю тебе, храни себя от тьмы
житейской!
Я невыразимо тоскую по ангелу в тебе и всегда на руках огненных в молитве
возношу тебя к престолу Святой Троицы. У меня в Москве есть благоуханные и святые
встречи, – но темная жизненная суета иногда повергает меня в боль не только
душевную, но и телесную. – Я два раза лежал больным от сердца и от простуды. Всё
хлопочу о пенсии и издании «Погорельщины». Рукопись в издательстве лежит уже две
169
недели, но около ее происходит большая драка. Ответа еще окончательного нет.
Хотелось бы его дождать, чтобы получить деньги, чтобы нам с тобой прожить зиму без
нужды. Я рвусь к тебе, но чисто деловые соображения держат меня в Москве. Мне
очень тяжело от одиночества без милого голоса и ласки. Был у Нестерова, читал ему
«Погорелыцину». Он содрогался и проливал слезы, слушая.
Ты прости меня, что я не писал тебе! Прости! Сообщи в Петергоф письмом – обо
мне, думаю, что через неделю я буду в Питере. Хорошо бы с деньгами. Но уверенно об
этом не говорю. Мы с тобой обсуждали под саратовскими кленами, какой тон тебе
нужно и необходимо взять в этот год, чтобы тебя не обворовывали разные, в конце
концов, не нужные тебе друзья. Стараешься ли ты во имя своего дивного искусства
хоть сколько-нибудь выполнить это? Извини, мой любимый, что говорю тебе об этом,
но эти слова я обращаю к тебе не в форме приказа, а только в форме бровной заботы.
Постарайся побывать у Ма< н>суровой, кланяйся от меня и узнай, что нового? Был ли
у кумы? Что у них хорошего?
Минх получил твое письмо. Его почти не бывает дома... Что в Саратове?
Кланяюсь земно.
Целую со слезами!
Всегда с тобой, сердце мое!
Н. Клюев.
152. А. Н. ЯР-КРАВЧЕНКО
2 января 1930 г. Москва
Ласточка моя светлая, посылаю тебе письмо профессора Аниси-мова к Матвееву в
Академию. Постарайся его использовать. Как видишь, у меня болит сердце о тебе. Рад
бы на большее – если бы было это для тебя полезно.
Меня очень просят Садомовы провести с ними Рождество – огорчить их
неблагодарно. Я у них живу в полном достатке и уходе.
Сегодня ставлю себе на кобчик 8 пиявок.
Прописал Плетнев. Говорит, что моя болезнь от половой неудовлетворенности и
посылает к бабе – но я уж лучше поставлю себе пиявки – пусть сосут мою грешную
кровь – быть может, будет легче и мои чувства прояснятся.
Только что послал тебе письмо.
Прошу тебя, береги себя, скоро увидимся. Не верь Петру из Полтавы. Это сволочь и
предатель. О получении писем сообщи немедля. Кланяюсь землекасательно.
Н.К.
Письма к Матвееву не заклеивай.
153. Н. И. АРХИПОВУ
Наголо 1930 г. Ленинград
Коленька!
Настаивай упорно на первом основном рисунке обложки, он подлинный и по
гармоничности и легкости – редкость, интригующая и завлекательная – больше
всякого Самсона. Особенно для приезжего посетителя – купит всякий хотя бы смутно
чувствующий скульптуру и ее эротику. Очень и очень прошу пощадить первый
образец, которому завидую как обложке. Такая обложка достойна украшать любого
поэта. Я удивлен этому рисунку и Толечкину искусству. Варварством будет и
пошлостью поместить на путеводителе Самсона – т. е. всё от Петергофа. На всех
лучших путеводителях в Европе требуют штрихующего рисунка, это всё великолепно и
полно, красиво и гармонично выполнено Толечкой. Твой долг отстоять этот первый
рисунок – он редкий как обложка и прекрасен как украшение.
Н. Клюев.
154. С.А.ТОЛСТОЙ-ЕСЕНИНОЙ
170
27 января 1930 г. Ленинград
Дорогая Софья Андреевна. Низко Вам кланяюсь и желаю от Господа Бога здравия и
благополучия, и крепости душевной. Еще извещаю
Вас, что Толечка закончил эскиз портрета Есенина и желает его устроить в музее,
так как это сделать? По почте переслать рисунок весьма опасно, ибо рисунок большой
и очень нежный. Глядели знающие люди, говорят, что это истинный Есенин. Я увидел,
заплакал, до того нарисовано хорошо и душевно и по замыслу, и по простоте, чистоте
линии близко Сереженьке! Быть может, Вы сообщите адрес близких Вам и верных
людей в Петербурге – Толечка бы доставил рисунок им – это было бы безопасно. Или
как еще – посоветуйте! А потом бы с человеком отвезти в Москву меж двух листов
картона. Есенин изображен во весь рост, под плакучей березой, где каждый листик со
смыслом. По рисунку вещь изумительная. Прекрасны задумчивые облака, плакучая
березынька на заднем плане и какое-то бёклинов-ское очертание дальнего леса...
Ждем от Вас письма с указанием, как поступить?
Свет Вам и жизнь.
Н. Клюев и А. Яр-Кравченко.
155. С. А. ТОЛСТОЙ-ЕСЕНИНОЙ
3 февраля 1930 г. Ленинград
Дорогая Софья Андреевна, посылаю Вам фотографию с эскиза к портрету Есенина.
Как видите, в этом рисунке много прекрасного. Он затмевает все карточки с Есенина,
нежен, лиричен и глубок русской роковой глубью. Глядя на этот рисунок, по-новому и
полно осознаешь великую трагедию и родины, и ее поэта-сына.
Приезжала в Питер Зинаида Райх, говорила Разумнику Иванову, что выходит книга
избранных Сережиных стихов. Приложите силы и рвение к тому, чтобы поместить
рисунок Яр-Кравченко в книгу. Это будет свежо и радостно, неожиданно для врагов и
друзей Есенина. Усердно и настойчиво прошу Вас об этом. Я придаю большую цен-
ность работе Яр-Кравченко. Хвалят его и другие достойные и понимающие рисунок
люди – Савинский, Рылов, Власов... Очень просим Вас ответить на это письмо: СПб.,
канал Грибоедова, 8, кв. 8. Яр-Кравченко. Низко Вам кланяюсь и приветствую
сердечно.
Николай Клюев.
Кравченко говорит, что линия плеч Есенина соответствует анатомии дерева-березы
и эта линия не должна вызывать смущения.
156. С. А. ТОЛСТОЙ-ЕСЕНИНОЙ
Февраль? 1930 г. Ленинград
Дорогая София Андреевна, писал Вам два письма с приложением фотографии с
эскиза к портрету Есенина работы Яр-Кравченко. Прошу Вас ответить, возможно ли
поместить этот рисунок в сборник стихов Есенина, который, как я наслышан, выходит
в Москве? Мне очень нужно узнать. Костя расскажет Вам подробности о приобретении
портрета, чтобы он не ушел в чужие руки.
Сейчас он на выставке.
Кланяюсь низко Н. Клюев.
157. А. Н. ЯР-КРАВЧЕНКО
26 июля 1930 г. Мацеста
Толечка, приедешь, сходи в мою комнату и вылей воду из самовара, а то сильно
заржавеет. Жду писем. 3-го августа выезжаю из Сочи.
Н.К.
158. А. Н. ЯР-КРАВЧЕНКО
27 июля 1930 г. Соги
Милый мой!
171
Получил твое письмо – тебе посылаю третье. Аккуратно, как надо, поезжай в
Академию на экзамен по искусству – кланяйся тому человеку, которому ты передал из
Москвы письмо от Александра Ивановича Анисимова – скажи, что он теперь в
Новгороде, а оттуда проедет в Ферапонтов монастырь, что близ г. Кириллова —
обозреть фрески... Кланяйся Гончарову от Льва Бруни – похвали его графику и выскажи
пожелание приблизиться к его пониманию искусства... Всё это тебе не повредит – но
это нужно сделать до начала твоего экзамена.
Я третьего августа выезжаю в Вятку. Можно бы ехать в Курскую губ. Это самая
дешевая губ<ерния> по продуктам. Быть может, остановлюсь в Москве дня три. По
приезде в Питер – не забудь привезти мой ватный кафтан, шляпу и галоши; галоши
поищи около камина в барахле. Помни, что ехать обратно будет холодно.
Здоровье мое улучшилось, но запрещено есть не только мясо, но и масло, и яйца.
Сладкое, соль, чай – несвежий, а мясного так и не велено и в рот брать...
Ты в Питере бери билет до Котельнича – с Вятки река обмелела, и пароходу трудно
двигаться...
Ни за что не оставляй ключей дяде Пеше, если его повстречаешь, скажи, что ездил
в Саратов и забыл их там и что придется высылать особо. Лидии Александровне —
моим соседям по квартире – скажи, что я из Сочи – уехал в Эривань к своему другу, а
правды ни гу-гу. . Место, где я живу, чудное – по климату, по ровности воздуха – но
публика в доме лишена какого бы то ни было чувства природы и красоты – только
заботятся о своей задней части, чтоб они были толще—и горели апельсинно – скорее
окорочно. Кланяйся маме – я ей ответил на все письма, но теперь почта перегружена и
неверна. Про папу я говорил с Бычковым, инженером – встретил его по дороге —
прямо и окончательно обещал всё хорошее, и пусть папа воспользуется этим
обязательно.
Продукты в Сочи вообще отсутствуют – зеленый маленький яблок 10 к. штука —
это самый плохой. Армяне плачут, что поесть вообще нечего. Говорят, что <в>
Пятигорске было масло 5 руб. фунт, так об этом говорят, как о сказочном событии.
Береги деньги для Вятки – каждый гривенник там обернется в рубль. Быть может,
удастся прожить там месяц, судя по твоим делам. Шляпы, очень плохие, стоят – 7—10
руб. Извини, но таких денег у меня на шляпу не находится. Каждый день мои расходы
на лечение – проезд в Мацесту доходят до трех-четырех рублей. Оказывается, что
ванна, вода и лекарства на свой счет. Постарайся в день приезда в Питер – сходить
Мойка, 31, кв. 4, к Зое Александровне Никитиной, напомнить ей о деньгах на обратный
проезд – мол, едет в Питер, а про остальное молчи. Покрепче настаивай. Если Зои по
этому адресу нет, то спроси ее адрес Знаменская, 19 – какая квартира и там уже другая
фамилия – всё это я забыл – Сережа знает.
Радость моя – поправляйся, ложись спать пораньше и приучай себя быть
спокойным. Богородица всё устроит. Если будешь бегать сломя голову – никакого
доверия к себе не вызовешь у людей. Все люди сами про себя за бесценный дар
считают спокойствие. Благословляю, лобызаю, причащаюся незримо тобой и сердцем
твоим.
Н. Клюев.
159. А. Н. ЯР-КРАВЧЕНКО
1930 г. Москва
Мир тебе и любовь, дитя мое! Пусть лебедь тишины и покоя бороздит лед и яхонт
твоих зрачков милых. Да будет! Да будет!
Мы заболели с тобой одинаковой болезнью – у меня кашель не дает покоя —
особенно ночью. Нужно молоко горячее с маслом и с содой, но где их взять? Везде
продают масло с маргарином, что крайне вредно при болезни гортани. Спаси Христос
172
твою печальницу маму за хлеб-соль! Вот уж рыбица на мели: бьется – и тяжело
дышит за всех. Меня очень обижает дядя Пеша – с утра до двух-трех часов ночи
осыпает бранью и издевательствами. Пока я был здоров – то он воздерживался, но
лишь только догадался, что я немного не могу обойтись без его ничтожных услуг, как
показал свои когти. Как только поправлюсь, нужно принять меры, чтобы от него
отделаться, но – Бога ради, побереги себя – отлежись и окончательно поздоровей —
каждый твой час жизни и моей час жизни – здоровья и счастья. Ты это как-то должен
утвердить себе потверже. Я знаю внутренне, что уже три-четыре года назад лежал бы я
на Волковом кладбище, если бы не было в моем сердце тебя – моего индийского
царевича – твоих слов и дыхания. Вот почему и враждебны душе моей чужие втор-
жения (и чужие руки) в любовь нашу. Ненавистью к чужим я защищаю свою жизнь и
самого себя.
Знаю, что такими признаниями я даю тебе полную власть над собой, но сохранит
тебя лебединый ангел от злоупотребления ею. Но когда ты захочешь сознательно и
холодно трезво, чтобы я снял себе угол с (пропуск в машинописи) у безносой хозяйки
Волкова кладбища, ты можешь сделать это почти одним словом. В болезни своей я
жалостно, как озябшая бездомная собака, горько понял это. Еще недавно Коленька
уговаривал меня и предостерегал от этой мысли, но наперекор рассудку я сладко
взрастил ее в своем сердце. Я прошу тебя помолиться Христу за меня, не подбирая
слов, а признаваясь ему в чувствах до конца. Поправляйся – милый.
Н. Клюев.
160. А. Н. ТИХОНОВУ
1930 г. Ленинград
Александр Николаевич! Врачебная экспертиза нашла меня тяжело больным, выдала
мне свидетельство на пожизненную инвалидность по второй группе. Документы, в
ответ на особый запрос Наркомпроса Ленинградскому от-д<елению> Союза писателей,
высланы через Ленсовет по назначению. Московский Союз писателей обещал мне
приложить к моей просьбе о персональной пенсии общее ходатайство, но вот уже пол-
года из Наркомпроса ни дыхания.
Я погибаю от нищеты и тяжелой болезни – помогите мне – справкой или
напоминанием обо мне в Наркомпросе и в Московском Литфонде или где найдете
полезным. Ваши подлинные друзья указывают мне на Вас как на помощь! Сердце мое
и русская поэзия будут Вам благодарны. Низко Вам кланяюсь
Николай Клюев.
1930 г.
161. А. Н. ЯР-КРАВЧЕНКО
4 октября 1931 г. Москва
Пишу второе письмо, дорогой мой. Что с тобой? Очень беспокоюсь. Я приехала
благополучно. Но здесь очень трудно, даже чрезвычайно тяжело устроиться с
комнатой. Можно наудачу в пригородах. Знакомые говорят, что есть красивые места и
зимние теплые дачи. На одну комнату в Москве или иногда в Ленинграде меняют две-
три комнаты с балконом, огородом, деревья под окнами, но очень тяжело с дровами. Я
поместила объявление, было одно предложение на комнату в десять метров – это не
комната, а западня какая-то. И мне стало грустно. Дела мои по-старому. У Керосинкина
гостья из Саратова. Я больше у Нади – у остальных с ночлегом не выходит. Жду
спешно твоего ответа. Вышли первым медицинское свидетельство и посылкой книгу, о
которой мы говорили. Посылай на Керосинкина. Уплати за комнату. Как ты провел
время с химической барашней? Ее ухаживания за тобой, я уверена, не без результатов.
Финал вашего знакомства меня режет на куски. Но что делать? Нужно было ждать
этого. Сейчас я тревожна как никогда. Дров в Москве нет. Обмена нужно ждать, как
