Текст книги "Разгневанная река"

Автор книги: Нгуен Динь Тхи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

24

В дождливой ночи звучали тревожные удары барабана. Их заглушали шум ливня и глухие раскаты грома, но снова и снова вдали над берегами Лыонга неслись дробные звуки.

Всю ночь совещались люди в бамбуковой хижине на склоне холма. Они сидели на циновке кругом, в центре которого стояла керосиновая лампа, чайник и несколько чашек. Иногда головы наклонялись к самой лампе, отчего в хижине становилось совсем темно и колеблющиеся тени разрастались на стенах. Голоса звучали негромко, прерываясь иногда тихим смехом. Когда голоса смолкали, со стороны реки особенно отчетливо доносились глухие призывные удары.

– Опять, наверное, на участке Кот…

– Утром я был там, вода спала больше чем на два метра!

– Там уже несколько раз прорывало, сколько ни укрепляли дамбу, все равно в этом месте она никуда не годится.

– Если прорвет, всему району туго придется. Главное, движение только развернулось, теперь опять, наверное, пойдет на спад.

– Что бы ни случилось, а подниматься надо! Я считаю, обстановка обязывает нас действовать особенно быстро, захватим власть и тут же соберем народ укреплять дамбу. А если прорвет, сообща легче выходить из положения!

Куен приблизилась к лампе, заглянула в записную книжку.

– Итак, повторяю. Предлагаю послать Мама. Пусть он доложит обстановку и попросит, чтобы из военной зоны прислали отделение. Покончим с постом у До, отошлем отделение назад.

– Да, я думаю, можно.

– Ну что ж, тогда сделаем перерыв и перейдем ко второму вопросу: борьба против японских карательных отрядов.

Пока мужчины курили, передавая из рук в руки кальян, Куен, улыбаясь, обратилась к девушке лет восемнадцати-девятнадцати с живыми блестящими глазами.

– Как же тебе, Хонг, удалось так быстро просветить парня?

– Только благодаря стихам из газеты «За спасение Родины»!

– Каким стихам?

– А разве вы не помните того поэта, который хотел «запеть вместе с ветром» и «развесить душу на ветвях дерев»? Дело в том, что парень этот все слал мне письма, и что ни письмо, то отрывок из «Кьеу». Ну и морока была с ним. Стихов-то я не знаю, как отвечать? Вспомнила про эти стихи, переписала и послала ему. А когда встретились, смотрю, что-то не то, все он поглядывает на меня как-то странно. Я стала выпытывать, в чем дело, а он и говорит: «Прочел я твое письмо, и даже в жар бросило. Все понял. Ты ведь революционерка?» Вот и вся история…

Ребята расхохотались.

– А теперь этот паренек нам и пригодился!

– Ладно, давайте продолжать, товарищи, – предложила Куен.

Заседать кончили под утро. Когда все поднялись, Мам прислушался:

– Что-то не слышно барабана. Может быть, все уже успокоилось.

Под видом двоюродной сестры своего поклонника Хонг прошла на территорию поста у подножия До. Солдаты из вооруженных сил партии «Великий Вьетнам», увидев хорошенькую «сестренку» своего однокашника, тотчас же столпились вокруг и принялись болтать с ней. Даже японский офицер, начальник поста, подошел с ней познакомиться. Пока она была в посту, Хонг успела рассмотреть, где находятся выходы, где располагается начальство, где склады с оружием и боеприпасами. Фактически этот пост был превращен японцами в военную школу для подготовки младшего командного состава в войска прояпонской партии «Великий Вьетнам». Курсанты набирались частью из членов партии, частью из всякого сброда, а в основном из городской молодежи – юноши, которые слонялись без дела, не зная, куда применить свои силы, и, встретив вербовщиков, записались в военную школу. В казармах поста размещалось более полусотни таких курсантов под началом японского лейтенанта, который был у них одновременно и главным инструктором. Кроме них, в расположении поста время от времени находилось то отделение, то взвод японских солдат, в основном для устрашения жителей.

Вернувшись, Хонг подробно доложила обо всем Куен. Один парень сказал ей, что дня через два, то есть в начале месяца, лейтенант поедет в Хайфон с очередным рапортом и за деньгами. Там он пробудет несколько дней. Если что-либо предпринимать, то лучше всего использовать этот момент. Кроме того, взвод японских солдат недавно ушел, а новые еще не прибыли.

Ночь стояла такая темная, что в двух-трех метрах уже ничего не было видно. Отделение партизанских войск – около десятка бойцов из отрядов самообороны, – имея на всех семь винтовок, тихо пробиралось в темноте, бойцы старались держаться ближе друг к другу, чтобы не растеряться. Иногда поля и холмы кончались, и они входили в лес, и тогда они шагали, держась друг за друга, но обращая внимания на острые колючки, которые царапали лицо и руки. Через залитые водой рисовые поля они шли, проваливаясь в ил, падали, вставали и снова шли, стараясь не шуметь. К полуночи удалось пройти больше десятка километров, и наконец, совершенно выбившись из сил, они вышли в район поста – на холмистую равнину, покрытую хвойным лесом.

– Здесь передохнем, – распорядился Мам.

Растянувшись длинной цепочкой по склону, они присели отдохнуть.

– Надеюсь, мы правильно идем, Хонг?

– Конечно. Еще километра полтора осталось.

– Скоро подойдем к посту, кто хочет курить, осторожней с огнем!

– Кому нужно сбегать кое-куда, пользуйтесь случаем. Дальше останавливаться не будем. По дороге – ни слова!

– Проверьте: никто не отстал…

Как только Куен опустилась на землю, она почувствовала страшную усталость, перед глазами поплыли круги. Последнее время ей почти не приходилось спать по ночам.

– Слушай, Хонг, толкни меня, когда нужно будет идти.

Мам тоже было задремал, но через несколько минут вздрогнул и вскочил на ноги. Ему вдруг показалось, что он проспал все на свете. «Хорош командир!» Он обернулся, прислушался. Кажется, все уснули. Рядом с ним спала Хонг, уткнувшись лицом в колени. Будить ребят или дать им еще немного поспать?

В лесу раздался крик совы, и Мам окончательно проснулся. Он потряс за плечо командира отделения.

– Слушай, буди людей.

Один за другим бойцы поднялись.

Дальше дорога стала просторнее и суше, они пошли побыстрее. За лесом показалась белая полоса шоссе.

– Это там, за холмом, – сказала Хонг Маму, вытянув вперед руку.

– Передайте по цепи: подходим к посту, соблюдать тишину и осторожность.

– Где, где?

– Прекратить разговоры!

Они вышли к прямому широкому шоссе.

– Вы подождите здесь, – зашептала Хонг, – а я пойду вперед, поищу парня, который должен встретить и проводить нас.

– Я пошлю с тобой одного бойца.

– Не нужно. Одной мне удобнее.

Девушка проворно зашагала и через секунду растворилась в темноте.

Они ждали долго. Мам не отрываясь смотрел в сторону шоссе, но никто не появлялся.

– Черт, уж не случилось ли чего с ними! Шау, я пойду взгляну, что там.

– Нет, жди здесь, ты не знаешь дороги.

Вдруг в ночной тишине послышались отчетливо прозвучавшие три сухих удара в мо.

– Это на посту!

– Значит, три часа.

– Кажется, идут!

В темноте мелькнули две тени. Подошла Хонг с парнем в пилотке.

– Вы что так долго?

– Вот, Шау, это Тхе.

– А! Ну как там в посту?

– Они ничего не подозревают.

– Тогда нам можно идти?

– Боюсь, вас слишком много, могут заметить.

– А как дорога?

– Я проделал проход в ограде, но, пока мы туда доберемся, рассветет, наверное. Лучше идти прямо к воротам, правда, там часовой, но недалеко есть место, где можно подлезть под ограду. Только придется пролезать по одному, всем сразу нельзя.

– Ну, Мам, что будем делать?

Они отошли и шепотом посовещались.

– Хорошо, – сказал Мам, – веди нас всех, подойдем поближе, а там разделимся. Батальон партизан пойдет с тобой, остальные останутся. Услышат выстрелы – придут на помощь.

– Пожалуй, верно.

– Ну, а в самом посту обстановка не изменилась? Как там японцы?

– Там все в порядке. Четверо японцев спят в здании, что находится в центре поста. Когда войдем, я покажу его.

– Ладно, пошли.

Солдат пошел вперед, партизаны молча тронулись следом. Они обогнули несколько полей у подножия холма.

– Вот он, пост, на этом склоне.

Они напрягали зрение, стараясь разглядеть что-нибудь в темноте, но ничего, кроме темного склона, не видели.

– Да, скоро начнет светать.

Куен посмотрела на небо. Большая Медведица уже наклонилась вниз. Земля казалась теперь совсем черной.

– Товарищи, спрятаться в кустах и ждать команды! – И Куен сама пригнулась к земле.

Мам во главе отделения партизан ушел, их сопровождали Тхе и Хонг.

Стало светать. На холме по-прежнему все молчало. Стража дважды ударила в мо, отметив четыре часа.

Сейчас, когда стало светлее, Куен увидела в предрассветной мгле смутные очертания высокой бамбуковой изгороди. С поста не доносилось ни единого звука.

Рассвет близился, наступал, ночные тени исчезали. Куен не покидала тревога. С одним отделением и несколькими винтовками против целого поста! А что, если этот парень провокатор, тогда, выходит, они сами полезли в ловушку! Кто знает, что за человек этот Тхе. Хотя вряд ли… Если бы он был провокатором, то не сидеть бы ей сейчас здесь. Наверное, партизаны уже там. Скоро начнется! Вот уж и совсем рассвело!

Выстрелы, раздавшиеся наверху, на склоне холма, заставили Куен вздрогнуть от неожиданности. Потом донеслись крики, их заглушила автоматная очередь. Может быть, это солдаты поста завязали с партизанами перестрелку? Надо спешить! Куен взмахнула свернутым флагом, подзывая к себе командира бойцов самообороны. Он был с винтовкой, с ним подошел еще один боец.

– Немедленно к воротам, снимите часового, а потом возвращайтесь сюда, проведете нас. Винтовка заряжена?

Командир лязгнул затвором, но продолжал сидеть за кустом.

– Дай сюда винтовку! – протянула руку к стволу Куен.

Но парень выдернул у нее винтовку и, пригнувшись, рванулся вверх по склону холма. За оградой снова раздались автоматные очереди и одиночные выстрелы. Куен едва сдерживала нетерпение. Она выпрямилась почти во весь рост, стараясь рассмотреть, что происходит на холме.

– Беги, – приказала она бойцу, – посмотри, что там!

Боец подхватил свой старинный меч и помчался выполнять приказание, но сверху уже спускался командир. Добежав до середины склона, он сделал два выстрела в воздух и заорал:

– Скорее, входите! Входите!

Бойцы выскочили из укрытий, побежали по склону. Куен едва поспевала за ними. Миновав два ряда изгороди, они оказались возле вышки перед воротами.

– Часовой куда-то делся: или сбежал, или скрылся внутри поста.

– Ладно, входите! – крикнула Куен, она бросилась к воротам и распахнула одну створку. Бойцы отряда самообороны, кто с копьем, кто с ножом, кто с трезубцем, вбежали в ворота.

Куен быстро огляделась, но в этой суматохе трудно было сориентироваться. На самой вершине холма стоял одноэтажный кирпичный дом. Двери были плотно заперты, только в одном окне чуть-чуть приоткрылась ставня. Вдоль изгороди по одну сторону тянулись глинобитные казармы, крытые соломой. Все ясно – в этом кирпичном доме и укрылись японцы!

Куен едва успела заметить нескольких партизан, которые бежали вдоль казармы, как раздался выстрел и над ухом у нее просвистела пуля.

– Они отстреливаются! – крикнул кто-то.

И тут же затрещала автоматная очередь. Куен поняла, что стреляют из того самого приоткрытого окна.

– О-о-о!..

Стоявший рядом с ней боец вскрикнул и рухнул ничком на землю. Из рук его выпал старинный меч.

– Шау! Японцы стреляют из дома! Не торчите на открытом месте, веди ребят в укрытие! – закричал Мам.

Куен пробежала через двор и спряталась за дерево. Перед домом остался лежать только сраженный автоматной очередью боец, никто не знал, ранен он или убит.

Теперь она увидела Мама и Тхе, которые спрятались за углом каменной стены. Вдруг Тхе быстро выглянул из-за угла, приложив автомат к плечу, дал очередь по окну и тут же спрятался. Так вот, оказывается, чьи автоматные очереди она слышала!

А где же Хонг? Куен перебежала к казармам. Там на разбросанных в беспорядке постелях сидели курсанты, как были после ночи – в трусах и майках. Бледные, взъерошенные, они высоко подняли руки, боясь пошевелиться под дулами партизанских винтовок.

Мам перебежал через двор и подошел к Куен, держа в руках револьвер.

– Где Хонг? – спросила Куен.

– Там, на складе. Пошли ребят забрать винтовки, а потом пусть придут, помогут уничтожить японцев. Они засели в этом доме, и никак их оттуда не выкуришь. Запор на двери прочный, и стреляют они все хорошо!

– Почему не взломаете дверь?

– Людей мало. Кому-то нужно еще и курсантов сторожить.

– Гранаты есть?

– Да! А я о них и забыл…

– Надо кончать с японцами. Курсантами я сама займусь.

Куен помахала свернутым знаменем:

– Все ко мне, быстрее!

Когда подошли бойцы самообороны, Куен приказала:

– Бегите на склад, возьмите у Хонг оружие, патроны и сразу же возвращайтесь сюда!

Курсанты только глаза таращили, видя, как командует эта босоногая женщина в коричневом крестьянском платье.

Бойцы ушли, Куен повернулась к партизанам:

– Если кто-нибудь из этих вздумает пошутить, пристрелите на месте! У кого есть гранаты?

– У меня!

– Иди к Маму.

Партизан убежал, придерживая гранаты на поясе.

Вскоре стали возвращаться бойцы самообороны с оружием и патронташами. Куен приказала вывести курсантов во двор и усадить под дерево. Не понимая еще, в чем дело, курсанты выходили по одному без единой кровинки в лице.

– Все, у кого есть хоть одна граната, идите к Маму!

Около кирпичного здания трещали автоматные очереди, потом донесся сильный взрыв.

Куен посмотрела туда. Стены дома заволокло дымом.

– Бросай еще! – кричал Мам. – Бросай в окно!

Снова затрещал автомат, и тут же громыхнули еще два взрыва. Не обращая внимания на густой дым, Мам бросился к дому, Тхе подскочил к окну и дал длинную очередь.

Выстрелы стихли. Над постом повисла тишина. Потом послышался голос Мама:

– Ломай дверь!

В деревянную дверь застучали топоры.

– Вот дьявол, мы же совсем забыли о бойце, который лежит во дворе!

Куен распорядилась перенести его в безопасное место. Через минуту на пороге дома возник Мам:

– Конец. Все четверо убиты. Туда им и дорога!

– Взгляни, Мам, что с тем бойцом.

Куен развязала знамя и взмахнула коротким древком. Алое полотнище расправилось, затрепетало. Курсанты опустили головы. Тхе, продолжая сжимать в руках автомат, стоял бледный, взволнованный, он не мог отвести взор от алого полотнища. Куен шагнула вперед:

– Мы – революционная армия Вьетминя, мы ведем борьбу против японских захватчиков, за спасение своей родины! Вы, сидящие здесь, вы ведь тоже вьетнамцы. Вас обманули вербовщики из партии «Великий Вьетнам», сделали вас своими солдатами, заставили служить японцам. Одумайтесь! Мы не собираемся вас убивать, напротив, того, кто хочет вернуться к мирной жизни, мы отпустим и даже дадим денег. А если кто захочет сражаться вместе с нами против японцев, мы будем это только приветствовать! Встаньте, постройтесь в ряды!

Куен подозвала одного из своих бойцов:

– Укрепи это знамя вон на той высокой вышке.

Вернулся Мам:

– Боец умер, Шау.

Мам вдруг вгляделся в лицо одного из курсантов и изменился в лице. Выхватив револьвер, он, подскочив к курсанту, выволок его из ряда.

– Это Тыонг! Ну да, это он!

Курсант, белый от страха, лепетал что-то заплетающимся языком.

– В чем дело, Мам? – к ним подошла Куен.

– Это же сын депутата Кханя!

– Ах, вон оно что… Ладно, иди на склад, скажи: пусть ребята заберут все боеприпасы. А я распоряжусь, чтобы здесь сделали носилки, надо вынести нашего погибшего товарища.

Солнце поднялось уже высоко. Отряд возвращался домой. Бойцы были увешаны оружием. Четверо несли на носилках тело бойца. Позади плелись курсанты, сгибаясь под тяжестью ящиков с патронами.

Несмотря на гневные окрики Мама, то один, то другой поднимал к небу винтовку и палил в воздух, не зная, как выразить свою радость.

Наконец они подошли к лесу, и нестройная цепочка людей исчезла среди высоких деревьев.

– Придем в село До, устроим привал, – предложила Куен Маму. – А об этих курсантах надо поговорить с Тхе, того, кто не опасен, можно отпустить прямо сейчас. Погоди, я что-то не вижу этого Тыонга!

Куен и Мам остановились и пропустили мимо себя колонну курсантов. Тыонг и в самом деле исчез.

25

Когда поднявшаяся река затопила всю пойму, Соан перебралась в село и поселилась в давно заброшенном доме тетушки Дьеу, по соседству с Хоем. После гибели старого Ты Гатя Ка больше не уходил из дому, теперь он жил с сестрой.

Кой часто появлялся в селе и каждый раз навещал Соан и Ка. Приходил он обычно, когда уже смеркалось, ужинал вместе с ними и шел проведать односельчан, навещал то одну семью, то другую, возвращался поздно ночью, а утром чуть свет уходил. Иногда к нему приходил Хой и они засиживались за полночь, обсуждая какие-то свои дела. Услышав однажды краем уха их разговор, Соан догадалась, чем они заняты, но, разумеется, никому об этом не говорила. Она знала, например, что Кой создал тайный отряд самообороны из своих же, жнецов-поденщиков и нескольких учеников Хоя. Они часто уходили за село Кот и там учились стрелять, владеть холодным оружием.

Как-то Соан возвращалась от тетушки Дон, шла, задумавшись, по дамбе и вдруг лицом к лицу столкнулась с Тыонгом. Вид у него был какой-то странный, он был без головного убора, босой и весь перепачканный глиной. Натолкнувшись на Соан, он сделал вид, что не узнал ее, быстро спустился с дамбы и исчез.

На следующий день Соан узнала, в чем было дело. В сумерки, как всегда, пришел Кой, он был вне себя от радостного возбуждения.

– Слышала, наши взяли пост До? Там конфисковали плантацию и роздали землю. Настоящий праздник!

«Ах, вот оно что! – подумала про себя Соан. – Тогда все понятно». Она хотела рассказать Кою о встрече с Тыонгом, но потом передумала. Одно упоминание имени этого подлеца было ей невыносимо.

Кой коротко рассказал Соан, как брали пост, и поспешил к Хою.

Спустя несколько дней вечером явился Ка и, округлив глаза, сообщил:

– Знаешь, сегодня депутатша вернулась из Ханоя!

– Плевать мне на них.

– Но они вернулись все, сама депутатша, и дочка, и зять!

Соан, как ни была зла, расхохоталась:

– Ну до чего ты смешной! Откуда ты знаешь, что это зять?

– Тетушка Ден сказала! А знаешь, депутатша насовсем переехала в деревню.

– У них здесь дом, пусть себе живут!

– Да нет, ты не понимаешь! Она говорит, что этот ее зять окончил школу и поддерживает Вьетминь.

– Подумаешь, все теперь только и говорят о Вьетмине!

Хотя Соан и возражала брату, однако ей самой все это показалось довольно странным. С самых новогодних праздников семья депутата перебралась в Ханой и ни разу не показывалась здесь, и вот теперь они почему-то снова вернулись в деревню.

На следующий день депутатша появилась в селе, она зашла в дома нескольких батраков. Посидела, повздыхала, посочувствовала тем, у кого родные погибли от голода. Сказала, что в этот урожай ни о каких налогах и долгах нечего и думать, все платежи нужно отложить, ведь главная ценность – это люди, а богатство – от бога, сегодня оно есть, завтра нет. Хвалилась, что дочке повезло, муж попался хороший, образованный человек, сотрудничал в какой-то ханойской газете. Японцы поняли, что он «политик» – слишком хорошо он разбирается в обстановке, – ну и стали за ним следить. Пришлось срочно покинуть Ханой. Потом она жаловалась на депутата, завел, дескать, женщину в Хайфоне, глаза бы на него не смотрели, и Тыонг туда же, развратничает, впрочем, бог с ними, пусть живут себе в Ханое, делают что хотят, она теперь будет жить с дочерью и зятем, вернулась в свои родные края и никуда отсюда больше не уедет.

То, что рассказывала депутатша, сразу стало известно всему селу Гань. Люди внимательно приглядывались к зятю депутата, узнали, что его зовут Хоанг Ван Нгуен. Родом он был из Центрального Вьетнама, из Хюэ, вроде бы даже из знатной семьи.

Соан обо всем этом рассказал Ка. Девушка подумала; «Да, они ведут себя умно!»

А через несколько дней в селе Гань и думать забыли о семье депутата Кханя. Как-то вечером налетели черные тучи, загрохотал гром, и целые сутки шел страшный ливень, а когда небо очистилось и показалось солнце, воздух раскалился так, что трудно стало дышать. Все поля были затоплены, а река все продолжала прибывать. За одно утро вода поднялась на уровень дамбы. Снова, надрывая душу, тревожно зазвучал барабан. С дамбы на реку было просто страшно смотреть! Казалось, это не река, а какое-то огромное чудовище и стоит ему шевельнуться, как дамбы по обоим берегам будут снесены. Дамба, которая прежде внушительно высилась вдоль берега, сейчас превратилась в тоненькую черную полоску между мутно-кирпичным потоком и необозримой водной гладью, под которой скрылись затопленные рисовые поля.

Угроза наводнения подняла на ноги все село. Кто снимал с петель двери, кто вылавливал доски, крестьяне строили высокие помосты вровень с крышей дома, пытаясь спасти рис, особенно семенной. Из домов рядом с дамбой вытаскивали кровати и топчаны, алтари и глиняные кувшины, чаны для воды, клетки с птицей, с поросятами и выставляли все это на дамбу, не думая о том, что дождь и солнце могут попортить вещи.

К счастью, дожди прекратились, но вода в реке не спадала. Бурный, пенящийся поток нес поленья, иногда проплывало огромное, в несколько обхватов, дерево, протягивая к небу растопыренные корни. А тут явилась еще одна напасть – крысы. Иногда по реке приплывали целые поля болотной чечевицы, и, когда их прибивало к берегу, там копошилось что-то черное – это крысы прыгали на землю и разбегались во все стороны.

А тут вдруг из уездного центра в село Гань долетели волнующие вести: в уезде Хайван бойцы Вьетминя заняли военный пост! В уездном центре народ поднялся, устроил ночное факельное шествие и захватил городок. Перед народом выступила какая-то женщина, после чего из здания уездного правления вынесли все документы, сложили в кучу и сожгли. Потом несколько сот человек с факелами подожгли здание, где был кабинет уездного начальника, и блокгауз. Уездный начальник Мон пытался удрать на машине, но кто-то успел проколоть шины, и тогда насмерть перепуганный Мон выхватил револьвер и тут же в машине покончил с собой.

Соан с нетерпением ждала Коя, догадываясь, что он принесет важные новости. И действительно, он рассказал, что в районе причала Гом создан комитет Вьетминя, который следит за тем, чтобы не допускали вывоза риса. Все проезжавшие по реке должны были приставать здесь и предъявлять документы. В селе Кот тоже был создан комитет, а кроме того, союзы молодежи и женщин… Каждый день поступали все новые известия. Тихое село Гань пришло в движение.

В бывшем доме тетушки Дьеу двое суток лампа не гасла до рассвета. Люди приходили, совещались, наскоро перекусывали и исчезали куда-то. Соан видела, что у Коя от недосыпания и усталости глаза ввалились. Однажды он сказал ей; «Теперь нам понадобится твоя помощь!»

В ту же ночь Соан с братом отправилась на кладбище близ пагоды Гань. Там собралась толпа, все чего-то ждали. Кой переходил от одной группы к другой, шепотом говорил что-то. А люди все продолжали прибывать. Теперь уже было не меньше сорока человек. Соан увидела здесь и Хоя, и Бао, и Лиена, сына сельского писаря, и многих других односельчан. Но были и незнакомые. Человека два-три были вооружены винтовками, у остальных только палки, ножи, мечи и копья.

Кой пошептался с Хоем и, повернувшись ко всем, громко сказал:

– Товарищи, соберитесь у баньяна и постройтесь по группам!

Соан шла рядом с Коем в голове колонны, которая направилась к имению депутата. Было уже за полночь, село спало, погруженное в темноту.

Шагали быстро, никто не произносил ни слова. Когда свернули на дорогу, усаженную казуариной, впереди выросла высокая мрачная стена с торчащими наверху осколками стекла. Соан было хорошо известно, что главный вход охраняют вооруженные сторожа и целая свора огромных псов. Дом этот был настоящей крепостью и не уступал военному посту, проникнуть в него было не так-то просто.

Колонна бесшумно свернула с дороги и напрямую, через поле, подошла вплотную к стене.

– Здесь, – прошептала Соан. – Это ворота для скота. Вы подождите, я сначала сама попробую.

Соан нащупала створки ворот, приблизила лицо к щели и тихонько позвала:

– Тетушка Ден, откройте, это я, Соан!

За воротами было тихо.

– Откройте, тетушка Ден, это я, Соан!

Подошел Кой, приложил ухо к воротам и прислушался.

– Ладно, давай ломать.

– Подожди. Я же уговорилась с тетушкой, что буду звать несколько раз.

Послышались шаги. Соан тихонько сказала:

– Тетушка Ден, это я, Соан.

– Соан?.. – переспросил дрожащий старческий голос.

– Да, да, Соан.

Послышался лязг отодвигаемого засова, и створка ворот приоткрылась.

– Где же ты?

– Я здесь.

– Ох ты, девочка моя, ночь-то какая! – Старуха, как всегда, провела рукой по голове и лицу девушки. – Ну входи, я запру ворота, ведь с вечера я тебя поджидаю.

– Не надо закрывать, тетушка, со мной пришли люди Вьетминя.

Из темноты появился Кой:

– Вы не волнуйтесь. Мы революционеры, а не грабители.

Старушка, оторопев, смотрела, как из ворот появляются все новые и новые люди.

Кой прошел прямо в большой заросший сад. Ему не раз приходилось бывать раньше в имении депутата Кханя, да и большинству пришедших с ним тоже, поэтому, разбившись на группы, они быстро разошлись кто куда. Ка пристроился к отделению бойцов самообороны, которое направилось к главному входу.

Кой с ребятами бросился к флигелю, где жили Прыщавый Лонг со своими братьями. Послышался лай собак. Кой рывком распахнул дверь и крикнул:

– Не двигаться, не то пристрелю на месте!

Ярко вспыхнули факелы, смоченные керосином, Бао поднял винтовку и дважды выстрелил в воздух. Эхо гулко раскатилось в ночной тишине, прозвучав зловещим предупреждением.

Прыщавый Лонг и его родственники повскакали с постелей, перепуганные, не понимая, что происходит.

– Мы – бойцы Вьетминя! Всем оставаться на месте! Кто поднимется – застрелим!

Едва услышав слово «Вьетминь», Прыщавый Лонг вскочил, но острие длинного копья преградило ему путь. Громко вскрикнув, он зажал руку, из которой брызнула кровь, и плюхнулся на землю. Двое бойцов бросились к нему и скрутили веревкой. Управляющий зарыдал, умоляя о пощаде, остальные, глядя на него, тряслись от страха. Со стороны главных ворот донеслись выстрелы.

– Заходите, ребята! – громко крикнул Кой своим бойцам.

В дом ворвались около десятка бойцов, они стали собирать оружие и патроны. Кой распорядился отвести всю шайку Лонга в отдельную комнату и приставить к ним часовых. Потом, не обращая внимания на слуг, высыпавших из комнат и столпившихся в конце веранды, он стал быстро подниматься по лестнице на второй этаж.

Шипящее пламя факелов освещало бойцов, стоявших в просторном, мощенном кирпичом дворе. Сколько лет приносили они сюда зерно со своих полей и знали лишь одно – брань и побои. Багровое колеблющееся пламя бросало блики на трупы собак с разбитыми черепами. Двухэтажный дом депутата был погружен в темноту, все ставни оставались наглухо закрытыми.

Где-то возле главных ворот снова раздались выстрелы. Маленькая фигурка вынырнула из сада. Это опять Ка! Мальчик отыскал Коя и, задыхаясь, сказал:

– Кой, ребята просили еще людей на подмогу!

– А что такое?

– Спокойно, товарищи! Пусть поговорят.

В окнах второго этажа зажегся свет. Потом вдруг ослепительно вспыхнула бензиновая горелка. Видно было, как белое пятно спускается со второго этажа вниз, наконец дверь открылась и на пороге появился Нгуен.

– Прошу, пройдите, объясните, что вам угодно, – любезно пригласил он, стараясь не терять достоинства.

Кой приказал бойцам не отходить от двери, а сам, захватив двоих, прошел в просторную гостиную. Нгуен поставил горелку на камин, искоса бросил взгляд на старенькую крестьянскую одежду и босые ноги представителей Вьетминя и указал на кресла из черного дерева.

– Прошу, присаживайтесь.

– Мы пришли сюда не для того, чтобы рассиживать в креслах. Поднимитесь и пригласите сюда хозяйку. И вообще все, кто находится в этом доме, должны явиться сюда.

– Если у вас какое-то дело, вы можете говорить со мной.

Кой вспыхнул:

– Хватит, нечего антимонии разводить!

– Хорошо, я приглашу сюда хозяйку. Из нашей семьи здесь сейчас только трое…

Когда он вышел, все трое переглянулись и рассмеялись.

– Водяная тля вот-вот издохнет, а все испускает горечь, так и этот – видит, что происходит, а все еще хорохорится!

– У главных ворот стрельба прекратилась, наверное, там тоже все кончено.

На лестнице послышались шаги, и появилась хозяйка с перепуганной дочерью и зятем. Депутатша была в длинном платье, хотя волосы были причесаны кое-как – явно наспех. Хозяев сопровождали две служанки. В ярком свете бензиновой горелки лицо депутатши казалось заспанным, отекшим. Она окинула взглядом непрошеных гостей, их старенькую, ветхую одежду и вдруг улыбнулась.

– Надо же! Оказывается, это свои. Знакомый парнишка, Кой! И эти ребята мне тоже что-то очень знакомы.

– Мы вам не свои, – холодно отрезал Кой.

Депутатша презрительно улыбнулась:

– О, простите, я оговорилась. Садитесь, пожалуйста. Дао, пойди завари чаю и принеси сигареты.

– Не нужно нам никакого чаю. Мы, представители Вьетминя, пришли, чтобы, согласно приказу нашего руководства, конфисковать у вас склады с рисом и все имеющееся оружие. Вы совершили немало преступлений, ваш сын перешел на сторону японцев, благодаря ему было арестовано много наших людей. Мы получили приказ задержать вашего управляющего, Лыонга, а вас и вашу семью подвергнуть временно домашнему аресту. С сегодняшнего дня вы не имеете права покидать дом без разрешения. Наши люди будут нести здесь постоянную охрану.

Лицо депутатши стало серым, а ее зять спросил, запинаясь:

– Простите, а меня вы тоже задержите?

– Да.

– Но в Ханое я оказывал содействие Вьетминю. Я покупал облигации Центрального Комитета, я могу их предъявить. Ни теща, ни жена тоже не совершали никаких преступлений, а Тыонг пусть сам отвечает за свои поступки.

Депутатша повернулась к нему:

– Оставь, Нгуен, сойди лучше вниз, скажи, чтобы сдали все оружие этим людям. Что касается риса, то прошу вас оставить нам столько, чтобы мы могли содержать прислугу.

– Все ваши просьбы изложите Комитету, завтра он их рассмотрит.

Кой повернулся и вышел во двор. Он приказал доставить Лонга в уездный центр, его родственникам он сделал внушение и поместил их в домике по соседству с хлевом под домашним арестом. Начало уже светать, когда он, расставив в разных местах больше десятка часовых, вышел за ворота имения.