Текст книги "Разгневанная река"

Автор книги: Нгуен Динь Тхи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

18

От поселка остались одни головешки. Но чайная Ты Гатя, стоявшая в стороне, не пострадала от огня, только крышу изрешетили осколки. Мост выбыл из строя, пешеходы и велосипедисты вынуждены были делать более километра до новой переправы, а машины и повозки приходилось перевозить на пароме. Поезда шли только ночью, и пассажиры, доехав до разбитого моста, делали пересадку на другой поезд.

Полустанок у моста Лыонг стал, таким образом, гораздо оживленнее, чем прежде, правда, народ появлялся здесь только по ночам. Когда прибывал поезд из Хайфона, пассажиры выходили из него, спускались под мост и на лодках переправлялись на другой берег, где их ждал поезд, идущий в Ханой. И наоборот, когда приходил поезд из Ханоя, тысячи пассажиров, переправившись на этот берег, бежали к полустанку и с боем занимали места в хайфонском поезде.

Не прошло и недели после пожара, а недалеко от пепелища на месте старого поселка уже выросли времянки со стенами, плетенными из расщепленного бамбука. Как только наступал вечер, в окнах харчевен, чайных, в лавках, торгующих всякой снедью для пассажиров, загорались тусклые огни керосиновых ламп. Все население бывшего станционного поселка теперь кормилось за счет обслуживания пассажиров. Днем район возле моста представлял собой печальную картину: воронки от бомб, груды обломков, кучи земли преграждали подходы к мосту. Но когда начинало смеркаться, здесь появлялись люди и берег оживал – отовсюду съезжались всевозможные лодки: и маленькие, и большие, и дощаники, и плетенки, как снятые подрядчиками, так и принадлежавшие местным жителям. Эти суденышки останавливались недалеко от моста, здесь их закрепляли за всаженный в дно шест, и, уткнувшись в песчаную отмель, они поджидали пассажиров. А вдоль железнодорожной линии, ближе к головному вагону, наготове сидело больше полусотни человек, поджидавших восьмичасовой вечерний поезд из Хайзыонга. Это были те, кто в результате последнего налета лишился крова, или подростки из окрестных сел. Как только поезд замедлял ход и останавливался у моста, они гурьбой бросались к вагонам, хватали из рук пассажиров чемоданы, плетенки, громоздкие корзины и тащили их вниз, к воде. Над отмелью, освещенной факелами, карманными фонариками, разносились крики, смех, брань. Возле лодок возня и суета становились еще сильнее. Лодочники чуть ли не дрались за каждого пассажира. Примерно через час шум стихал. Возле моста оставались лишь железнодорожные рабочие, которые таскали тяжелые тюки к большим лодкам. Весь шум, гам, огни перемещались на противоположный берег. А носильщики и лодочники устраивались на отмели, курили и переговаривались, дожидаясь поезда с другой стороны.

Ка весь день теперь проводил в хижине у Ты Гатя, а как только наступал вечер, спешил к мосту с ватагой таких же, как он, оборванцев. Всю ночь они таскали чемоданы и корзины пассажиров и зарабатывали за ночь по нескольку хао. Проводив очередной поезд, Ка коротал время, греясь у костра рядом с лодочниками, а иногда спал тут же, прямо на песке. Дождавшись рассвета, он брел к старику Ты Гатю, валился на кучу соломы и засыпал мертвым сном.

С каждым днем заметно холодало. Дожди лили не переставая. В это утро старик Ты Гать сидел у очага, варил рис, а рядом на соломе лежал Ка. С того дня, как мальчишка перешел жить к Ты Гатю, старику стало казаться, что его хижина преобразилась. Он, конечно, ничего не говорил ему, но, случись Ка уйти от него, старик, наверно, зачах бы с тоски! Видно, небу было угодно, чтобы Ка переселился к нему и у старого Ты Гатя словно бы появился сын! Ты Гать хорошо знал семью мальчика и жалел его, старался, чтобы Ка хотя бы ел досыта. Уж больно он был добрый, послушный паренек и так трогательно заботился о своей семье! Всю свою ночную выручку мальчик отдавал на сохранение старику, чтобы под Новый год вручить своим. Сейчас он крепко, спал. Голова была еще мокрая от ночного дождя, худые ноги, торчавшие из соломы, были облеплены грязью. Несчастный мальчишка!

Рис сварился. Старик снял его с тагана и поставил рядом с очагом, а на огонь поставил разогреть креветки.

– Вставай, Ка!..

Мальчик вскочил, протер сонные глаза и потянулся.

– Иди умойся, чтобы сон скорей прошел, и садись есть.

– Ой, дедушка, сейчас я во сне видел, что меня японский самолет догонял! Такой страшный сон!

Они сели за стол. Старик ел мало, все больше слушал, что ему рассказывает Ка. Вдруг Ка сунул руку за спину, достал кошелку и вынул оттуда что-то продолговатое, круглое и блестящее.

– Смотри-ка, дедушка!

– Что это? Гильза?

– У меня есть и целый патрон!

– У японцев стащил? Смотри, Ка, поймают – голову оторвут!

– Пусть сначала поймают!

Мальчик довольно рассмеялся, лукаво блестя глазами. После завтрака Ка собрал посуду, сходил на речку, вымыл ее и принес два ведра воды.

Посреди поселка, посигналив, остановился автобус из Хайфона. Из него с трудом выбрались женщина с ребенком на руках, а за нею парнишка в синих городских брюках и брезентовых туфлях, судя по всему, ее брат. В руках у него была плетеная кошелка. Автобус затарахтел и укатил.

– Зайдем, напоим Чунга и спросим дорогу, – сказала женщина, увидев чайную Ты Гатя. Они вошли. Старик, едва завидев их, разлил чай по чашкам и пригласил к столу. Женщина и паренек, как показалось Ты Гатю, были нездешние, во всяком случае, он никогда прежде их здесь не видел.

Паренек, чтобы быстрее остудить чай, начал переливать его из одной чашки в другую, а потом стал поить ребенка.

– Съешь банан, или ты пряник хочешь?

Малыш выпил чай, взобрался на скамейку и повис на шее у матери.

– Опять ты пристаешь к маме, – ласково выговаривал ему парнишка. – Иди-ка лучше сюда, съешь банан. Сейчас мы пойдем дальше, и тебе нужно идти своими ножками, ты уже большой, стыдно сидеть на руках у мамы!

– М-м-м! – Малыш покачал головой. – У мамы вон какие большие ноги, они ходят быстро. А лучше ты посади меня к себе на спину.

Женщина рассмеялась:

– Ну и хитрый же ты, Чунг! Не давай ему за это, Сон, больше пряников.

– Сколько ему? – спросил улыбаясь Ты Гать.

– Скоро четыре, дедушка, – ответила женщина. – Не скажете ли вы нам, как пройти в село Тям?

– Идите прямо по дамбе, а как кончатся сады, тут и будет село Тям. А вы к кому?

– К тетушке Май.

– К тетушке Май? Кем же вы им приходитесь?

Женщина замялась:

– Родственница…

– Разве вы не знаете, что тетушка Май умерла.

– Умерла? Когда?

– Еще в позапрошлом году. Теперь у них почти никого не осталось!

Женщина стояла в растерянности. Ты Гать пришел ей на помощь:

– А вы спросите тетушку Бэй, это сестра Май, они теперь живут вдвоем с внучкой. Вам любой покажет их дом.

Малыш уже взобрался на спину к парнишке и торопил:

– Ну, вези меня скорей, Сон! Пошли, мама!

– Пошли, пошли!

Парень первым поднялся со скамейки и вышел из чайной. Ты Гать долго, прищурясь, смотрел им вслед. Странно, кто же все-таки эта женщина? Говорит, родственница, а ни дороги толком не знает, ни того, что делается у родных…

19

На дамбе ветер валил с ног. Придерживая рукою нон на голове, а другой прижимая к себе плетеную кошелку, Ан торопливо шагала за братом, который тащил на спине маленького Чунга. Малыш без умолку лепетал о чем-то, а если Сон пускался вприпрыжку, Чунг заливался громким смехом.

В небе собирались тучи, река торопливо катила мутные белесые воды, мелкие неспокойные волны ходили по ней. Тревожно шумели и раскачивались деревья под порывами северного ветра.

Итак, Ан увидела наконец те края, где родился ее Кхак! Видишь, родной, сегодня мы с сыном приехали навестить твой дом. Ан с волнением смотрела на незнакомую реку, с этого момента она станет родной и близкой не только для нее, но и для сына.

Ан вспомнила тот предновогодний день в Ханое, когда ей так и не удалось добиться свидания с любимым в тюрьме, она вспомнила, как возвращалась в Хайфон, как проезжала через мост, как вдруг поняла в тот момент, что станет матерью. Поезд долго стоял на этом полустанке, и она смотрела, как рыбаки на озере по другую сторону от железной дороги вытаскивали из воды сеть… Она и не подозревала, что именно в тот день не стало ее любимого!

Неужели и вправду его нет? Все эти годы она была уверена, что Кхака куда-то сослали, что наступит день, и он вернется. Так она думала до самого последнего времени. Потом приехала Лен и сказала, что Кхака нет в живых. Что с ней тогда было! Но еще хуже стало Ан, когда Лен уехала и она осталась одна. Ей казалось, что вся жизнь ее распалась на куски, которые теперь уже ничто не в силах склеить. Не будь тогда с ней Чунга, она бы не выжила… И все-таки Ан продолжала цепляться за какую-то нелепую надежду. Она не хотела верить тому, что рассказала ей Лен, хотя та утверждала, что ее муж был в тюрьме вместе с Кхаком. Кто знает, думала она, может быть, он все-таки жив, может быть, решили нарочно распустить слух о его смерти, чтобы ему легче было скрываться и работать? Чего только не придумывала она тогда! Но часто, лежа ночью рядом с сыном, она вдруг отчетливо понимала, что Кхака действительно нет в живых, и тогда в голове у нее мутилось, все вокруг покрывалось черной пеленой. Сколько месяцев прожила она в таком состоянии, когда казалось, что из нее вынули душу, когда она переставала понимать, для чего она живет, для чего ест, ходит на работу… И только когда она обнимала сына, кормила его, купала, лечила, учила говорить, она ощущала в себе желание и потребность жить… И вот однажды, взглянув на Сона и Чунга, которые играли подле нее, а она сидела и шила, Ан вдруг подумала: нужно во что бы то ни стало разыскать семью Кхака, свозить туда сына…

Сейчас у нее уже не оставалось никаких сомнений в том, что Кхак погиб. Однажды ночью она услышала осторожный стук в дверь. Так обычно стучалась ее сестра Гай. Ан вздрогнула: ведь сестра была арестована четыре года назад! Но стук повторился – три осторожных удара. Гай! Ан вскочила с кровати, подбежала к двери и действительно услыхала голос сестры. Трясущимися руками она открыла засов и впустила Гай. Когда Ан зажгла лампу и взглянула на сестру, она подумала, что видит кошмарный сон: такая Гай была худая и страшная! А когда она сняла платок, оказалось, что ее еще и обрили наголо.

Они улеглись вдвоем на топчане и Гай рассказала, как сбежала из лагеря, как погиб в тюрьме Кхак, от нее же Ан впервые узнала и подробности о его семье…

Сон остановился, поджидая сестру.

– Кажется, пришли. Слезай, Чунг, подожди здесь с мамой, а я зайду в тот дом и разузнаю дорогу.

Ан взяла сына за руку и присела на обочину. Ну до чего же Чунг становится похож на отца! «Сынок, понимаешь, сейчас мы придем в дом отца!» Наверное, вот по этим тропинкам он мальчишкой бегал в школу… Но малыш ничего не ведал о ее переживаниях, он обнял мать за шею и прижался к ней. Потом, увидев, что Сон возвращается, бросился ему навстречу.

Ан и Сон, затаив дыхание, шли по тропинке среди банановых деревьев к дому.

Дом Кхака! Деревянный, погруженный в тишину дом с закрытыми ставнями казался нежилым. Старая, почерневшая от времени крыша пряталась среди ветвей старого няна. Двор был чисто подметен. Ан остановилась. В тишине отчетливо слышался стук дроздов где-то в ветвях няна и писк утят у пруда. Дверь в кухню была распахнута настежь, и там виднелись лейка у стены, несколько корзин и плетенок на земляном полу, а на кирпиче, рядом с остывшим таганком, стояла лампа с разбитым стеклом. Кхак, родной, вот мы и пришли…

Ан поднялась на приступок дома и села там, опершись спиной о столб. Она медленно сняла нон, и тут слезы сами собой брызнули из глаз.

Из сада во двор вбежала собака и залаяла на чужих. Подхватив Чунга на руки, Сон ласково позвал собаку. Пес тявкнул еще несколько раз, успокоился и лег, положив морду на лапы, будто ему и в самом деле не было до них никакого дела. «Кто там?» – раздался в соседнем дворе женский голос. «Мы к тетушке Бэй!» – крикнул Сон. «Сейчас приду».

Ан увидела, как в конце сада в проломе изгороди показалась женщина, она направлялась мимо грядок прямо к ним. Тетушка Бэй, не переставая жевать бетель, вошла во двор и с недоумением посмотрела на незнакомых людей.

– Извините, тетушка, вас зовут Бэй?

– Да.

– А это дом Кхака?

– Да, я его тетя. А вы откуда? По какому делу? – осведомилась тетушка, с некоторым недоверием разглядывая всех троих. Однако, увидев доброе лицо незнакомки и славного малыша, она успокоилась. – Проходите в дом!

Ан молча последовала за ней в дом, объятый странной тишиной. Сон вел за руку притихшего Чунга – малышу передалось волнение взрослых.

Бэй открыла не только главные, но и боковые двери, чтобы было светлее. Ан робко остановилась возле темной лоснящейся скамьи.

– Садитесь, выпейте чаю с дороги. Вы были знакомы с Кхаком? Это, должно быть, ваш братишка, а малыш, наверное, сынок!

– Да… – тихо ответила Ан и опустилась на скамью.

Сон прошел в угол комнаты и стал рассматривать фотографии в рамках, висевшие на стене. Вдруг он обернулся и взволнованно позвал сестру:

– Иди сюда. Смотри, это Кхак!

Ан вскочила и подошла к брату. Карточка была старая, бумага уже начала желтеть. Кхак был снят совсем молодым, лет двадцати, не больше. Лицо освещала обычная добрая улыбка, непокорная прядка упала на лоб, глаза весело прищурены. Под белой рубашкой угадывалось крепкое, мускулистое тело. Сколько лет должно было пройти, чтобы она снова смогла увидеть знакомый образ. Глаза Ан наполнились слезами, черты Кхака расплылись. Ан разрыдалась.

Тетушка Бэй переполошилась:

– Что с вами?

Чунг, которого оставили одного на скамье, увидел, что мать плачет, и в испуге стал сползать на землю. Тетушка внимательно посмотрела на мальчугана, и тут только ее осенило. Ну конечно! Те же брови, те же глаза, рот!.. Неужели…

Ан и ее брат вернулись к столу. Взяв Чунга на руки, Ан села на скамью и прижала сынишку к себе. Слезы безудержно лились у нее по лицу.

– Скажите, кем вы приходитесь Кхаку? – не выдержала Бэй.

Ан закрыла лицо руками.

– Жена, – ответил вместо нее Сон. – Тогда, когда Кхака арестовали, мы еще не знали, откуда он родом. Только недавно нам рассказали о вас, вот мы и решили все вместе поехать на его родину, отыскать его семью, породниться по-настоящему.

– О небо! Так значит, у Кхака есть еще и сын, а у Тху есть брат? О сестра, сестра, почему не дожила ты до этого дня, сейчас ты смогла бы обнять дочь и внука! – воскликнула тетушка Бэй. – Выходит, ты мне племянница?

Глаза старой Бэй покраснели и наполнились слезами.

– Доченька, милая, от всей нашей семьи только и остались я да внучка!

И вдруг она всплеснула руками:

– Что же это я, надо же Тху позвать!

Она засуетилась, выбежала в сад:

– Тху, где ты?

– Зде-е-есь! – донеслось откуда-то сверху.

– Я тебе дам «здесь», опять на дерево залезла. Иди сюда скорей, я тебе что-то скажу.

– Бегу!

Тетушка Бэй вернулась в дом. Она не сводила глаз с малыша.

– Тху – дочка Кхака от первой жены. Но до чего же дети похожи друг на друга! А ведь я до сих пор и имени твоего не знаю! Откуда ты родом? Где вы встретились с Кхаком? Чем братишка занимается?

Тетушка внимательно слушала Сона, который вместо сестры отвечал на ее расспросы, а сама все поглядывала во двор.

– Вот и Тху!

Ан обернулась и жадно разглядывала дочь Кхака, пока та шла через сад. Пес кинулся в ноги своей хозяйке и радостно завилял хвостом. Тху поднялась в дом. При виде незнакомых людей девочка застыла на пороге, удивленно тараща блестящие черные глаза. Длинные волосы рассыпались у нее по спине, на лбу блестели бисеринки пота. Ан не могла оторвать взгляда от этого лица. Тетушка Бэй была права. Лицо у девочки было более округлое, кожа светлее, нос и рот мельче, чем у Чунга, и все же дети очень походили друг на друга. И чем больше она смотрела на них, тем сильнее казалось ей это сходство. Черты отца как бы проступали на лицах обоих детей.

– Опять ты где-то гоняла, вспотела вся! – ворчала тетушка Бэй. – Поздоровайся и проходи, познакомься со своим братом.

Девочка, ничего не понимая, переступила порог и встала за спиной у бабушки. Еле слышно пролепетав приветствие, она уставилась широко открытыми глазами на малыша, потом перевела взгляд на женщину.

Тетушка Бэй улыбнулась, вытащила ее из-за спины и поставила перед собой.

– Что застеснялась? Это твой брат.

Глаза Ан снова застлало слезами. Как ей хотелось обнять эту девочку, как хотелось, чтобы дочь Кхака считала ее своей матерью! Да, да, она будет ей настоящей матерью! Не бойся, дочка, подойди к брату, я буду любить тебя, как родную. Ан спустила Чунга на пол.

Впервые за долгое время под крышей этого дома за обедом снова зазвучали оживленные голоса. «Вот бы всегда так было! А то обедаем вдвоем: только я да внучка. Дом какой-то пустой!» – подумала тетушка Бэй.

После обеда Сон и Тху отправились на пруд мыть посуду, а потом Тху повела Сона и Чунга погулять по селу. Ан осталась дома, ей хотелось поговорить с тетушкой Бэй о Кхаке. Тетушка рассказала все, что знала о нем: каким он был в детстве, как женился, как его сослали, как он вернулся из ссылки и через год снова должен был бежать, чтобы продолжать свое дело. Старушка рассказала Ан и о его родителях, о сестре Кхака – Куен. Потом она провела Ан в комнату Кхака, показала его книги и записи. Тетушка Бэй разыскала несколько семейных фотографий, которые они в свое время посылали Кхаку в тюрьму на Пуло-Кондор.

Ан жадно ловила каждое слово, внимательно рассматривала каждую мелочь. До сих пор она очень мало знала о Кхаке. А теперь она словно увидела любимого в повседневной жизни. Временами ей чудилось, что все это происходит не с ней, что все это лишь сон. Сейчас, когда она узнала о нем больше, она еще сильнее полюбила Кхака, полюбила все, что было связано с ним, полюбила его родных. Очень хотелось ей повидать Куен… а еще – хоть ненадолго – остаться одной в этом доме, где все хранило воспоминания о Кхаке, казалось, здесь еще звучали его шаги, его смех… Она снова и снова входила в его комнату, смотрела на его постель, на вещи, к которым он прикасался, и ей хотелось тоже потрогать их…

К вечеру небо чуть-чуть прояснилось и сквозь редкие облака выглянуло солнце.

– Когда я узнала, – рассказывала Ан, – что у Кхака остались старая мать и девочка-сирота, я решила во что бы то ни стало отыскать их, взять к себе и заботиться о них до конца жизни. Ну а сейчас, когда я побывала в тех местах, где родился Кхак, посмотрела, как вы живете, я прошу только одного: разрешите мне или Сону навещать вас время от времени.

Тетушка Бэй внимательно выслушала Ан и тихонько вздохнула:

– Жаль, что Куен нет дома, хорошо было бы вам встретиться и все обсудить. А мое дело девочку растить да за домом присматривать… Вот что я хотела предложить тебе: может, мальчонку лучше здесь оставить, я бы заодно и за ним присмотрела. Ведь сейчас в Хайфоне ужас что делается! Все стараются детей в деревню отправить.

– Он еще слишком мал. Но на новогодние праздники обязательно приедем к вам погостить.

– Да-да, на Новый год обязательно к нам! Может быть, и Куен подъедет… А насчет моего предложения подумай серьезно. Если в Хайфоне станет очень опасно, не стесняйся, привози сюда Чунга. Ты же должна сберечь эту кровинку Кхака. Во всем нашем роду это теперь единственный мужчина. Вот уж истинно, никто не ведает путей всевышнего, думали, что с Кхаком угас род старого Мая, а оказалось – нет, остался все же продолжатель! Жаль сестру! До самой смерти она все сокрушалась, что у Кхака нет сына.

Ан заметила, как вытянулись тени во дворе, и заторопилась.

– Нам пора идти, а то поздно будет. Хорошо еще, если у моста застанем автобус, а то придется на восьмичасовом поезде добираться.

– А я думала, вы погостите у нас!

– Мне же завтра на работу, да и Сону тоже. Мы только в воскресенье свободны. Да, вот еще что… не могли бы вы дать мне эти фотографии, я бы отдала переснять и увеличить их в Хайфоне для себя и для вас, а то они уж пожелтели, еще немного – и совсем выцветут.

– Это можно. Куда же наши ребята запропастились? Посиди, я пойду разыщу их.

Пришло время прощаться. Больше всех, пожалуй, переживали дети. Сколько лет мечтала Тху о малыше, с которым она могла бы нянчиться. У всех ее друзей и подруг есть братишки и сестренки, только она была совсем одна. И даже тогда, когда была еще жива родная бабушка и Куен не уезжала из дома, она, Тху, все равно была одна – самая маленькая в семье. Ей, чтобы поиграть с малышами, приходилось идти к соседям. Но это были не ее братья и сестры, и стоит ей рассориться с подругой, как та обязательно скажет: «Нечего с моим братом играть, надо было своего завести!» И вдруг оказалось, что у нее и в самом деле есть брат! Как она была счастлива! Когда бабушка сказала: «Знакомься с братом», она сначала ничего не поняла, но все равно обрадовалась – Чунг ей очень понравился, он был такой славный! А когда Сон рассказал ей по дороге, что Чунг действительно ее родной брат, только матери у них разные, Тху обрадовалась еще больше. Она всюду водила братика за руку, катала на спине, сплела для него бабочку из листьев бамбука и чего-чего только не придумывала, чтобы развлечь малыша. Чунг был тоже в восторге от сестры, и к вечеру они окончательно подружились. А сейчас братика увозили в далекий Хайфон, и Тху так расстроилась, что едва не плакала. Она молча смотрела на их сборы, в глазах у нее затаилась недетская грусть. Глядя в эти глаза, Ан догадывалась, сколько горя и страданий пришлось пережить родным Кхака, и еще больше жалела девочку.

– Ничего, Тху, через неделю-две я снова привезу Чунга, и тогда вы с ним наиграетесь.

Девочка подняла на нее свои черные глаза. Нежелание расставаться с Чунгом было, видимо, настолько сильным, что она преодолела робость и вежливо попросила:

– А вы не могли бы оставить его пока здесь, в следующий раз приедете и заберете…

Тетушка Бэй рассмеялась:

– Детские уста часто говорят истину!

Ан обняла Тху, прижала девочку к груди:

– Под Новый год я приеду к вам и привезу тебе Чунга на несколько дней. А сейчас нам надо возвращаться в Хайфон. Чунг ведь еще совсем маленький, он не может без мамы.

Тетушка Бэй и Тху проводили дорогих гостей до самой дамбы. И долго еще потом, оборачиваясь, Ан видела, как старушка и девочка стояли и смотрели им вслед. Сон спросил у Чунга:

– Ты будешь помнить свою сестренку Тху?

Несмотря на волнения недавней встречи, Ан ощущала необычайное умиротворение и покой, покоем дышала сейчас и река, мимо которой они шли. Какая хорошая девочка! У Ан было предчувствие, что рано или поздно Тху будет жить с ними.