Текст книги "Вельяминовы. Век открытий. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Нелли Шульман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 83 страниц) [доступный отрывок для чтения: 30 страниц]

Мон-Сен-Мартен.

Вагон третьего класса, из Льежа в Мон-Сен-Мартен, был забит людьми. К деревянному потолку поднимался табачный дым. Пассажиры, в простых, холщовых куртках, в суконных картузах, со старыми саквояжами, сидели прямо на заплеванных половицах. В открытые окна виднелись слабые, летние звезды над бесконечными полями. Вдалеке поднимались вверх терриконы шахт «Угольной компании де ла Марков».

– Говорят, в этом году пять сотен человек нанимают, – один из рабочих растоптал прохудившимся ботинком окурок, – на «Луизе» новые штольни пробили, и на других шахтах тоже. Главное, – он взглянул на вечернее небо, – первым в очереди оказаться, и понравиться главному штейгеру.

Его собеседник, высокий, молодой, белокурый мужчина, поскреб в бороде:

– Я слышал, они весной две тысячи человек уволили. С десяток шахт закрыли. А вы радуетесь, что пятьсот на работу возьмут, – он курил дешевую папиросу. Руки у него были большие, с крепкими, длинными пальцами, с несмываемыми пятнами угля и следами от ожогов.

– Надо добиваться, чтобы компании устанавливали справедливую оплату труда, – заключил мужчина, -в Германии, на заводах фон Рабе, после осенней забастовки, хозяева на это пошли. Хотя все равно, -он взглянул на двери тамбура, – капиталисты нас грабят.

– Закрыли шахты, где пласты истощились, – вмешался рабочий, сидевший на скамье напротив.

– Насчет забастовок, – мужчина вздохнул, – а жить на что? – он кивнул в сторону соседнего отделения, где худенькая женщина устало, качала ребенка в шали.

– Хорошо, – помолчал рабочий, – что Господь его брата к себе прибрал. Двоих мы бы не вытянули. И так жена их обоих на работу носила. Присмотреть-то некому за детьми.

– Я работал на заводах фон Рабе, – коротко заметил белокурый мужчина.

– В литейном цеху. Мы организовали кассу взаимопомощи, и во время забастовки никто не голодал. Нам посылали деньги товарищи со всей Германии. Франсуа Вильнев, – он пожал руки рабочим.

Ладонь у него была жесткая, сильная, глаза, пристальные, голубые. На лбу виднелась резкая, решительная морщина. И подбородок у него был упрямый, крепкий. Говорил Вильнев, как образованный человек. Вскоре в их отделение подтянулись другие мужчины. Завтра, в шесть утра, «Угольная компания де ла Марков», начинала нанимать персонал на следующий год. В вагоне говорили, что на пятьсот мест претендует, чуть ли не пять тысяч человек. Поселок наполняли приезжие, надеявшиеся получить место на шахтах.

Волк рассказывал рабочим о деятельности Интернационала в Германии и Франции, и спокойно думал: «Диверсия, на самой глубокой шахте компании, на «Луизе». Хватит полумер. Только актами террора можно добиться капитуляции хозяйчиков. Очень хорошо, что инженеры не видят рабочих, одни штейгеры. Но мы с ее братом никогда не встречались, он меня не узнает. И штейгеры понятия не имеют, кто она такая. Надо будет проследить, чтобы она не попадалась на глаза Виллему, вот и все. Она погибнет, при взрыве, а я уеду в Лозанну».

В Швейцарии, осенью, должен был состояться конгресс Интернационала. Волка пригласили выступить с докладом о работе среди пролетариата. Ему надо было добраться и до Женевы. Книга выходила в свет. Издатель был очень доволен рукописью. Он хотел заключить с Волком еще один контракт. «Идеи социализма сейчас очень популярны, – читал Макс письмо, полученное на его безопасный ящик, на женевском почтамте, – а вы, доктор де Лу, отлично владеете пером. Я предрекаю вашим книгам большой успех».

После Швейцарии он собирался навестить Париж, посетить адвокатов, и увидеть семью. К Рождеству Волка ждали в Дублине. Ирландские товарищи нуждались в обучении военному делу и подрывной технике, с ними занимались давние приятели Волка, из Америки. Он предполагал устроить где-нибудь в глуши подпольный лагерь.

– Потом опробуем ребят в деле, – решил Волк, – устроим дорогому дяде Джону веселую жизнь. Фении будут рады от него избавиться. Он у них в списке приговоренных к смертной казни.

Осенью на заводы в Эссен приехал молодой граф фон Рабе. Маргарита, через несколько недель работы у него в канцелярии, наотрез отказалась туда возвращаться. Волк был очень недоволен. Маргарита, разрыдавшись, призналась, что наследник фон Рабе предложил ей бросить работу и пойти к нему в содержанки.

Граф хотел поселить ее в хорошей квартире, в Кельне. Волк обрадовался: «Отлично. Мы получим безопасный адрес. Граф фон Рабе не станет там болтаться целыми днями. Устроим тайник, начнем передавать корреспонденцию, читать его документы...»

Он попытался объяснить Маргарите, что дело борьбы за новое общество требует жертв. Она, как коммунист, должна была подчиняться приказам Интернационала. Девушка мотала головой и плакала:

– Я не могу, не могу..., Не проси меня, Волк, я люблю тебя, я никогда тебя не оставлю..., – в постели, она прижалась к нему: «Я всегда, всегда буду с тобой, куда бы ты ни отправился...»

Девушка заснула. Волк лежал, затягиваясь папиросой, искоса глядя на ее русые, рассыпанные по подушке волосы. «Еще забеременеть вздумает, – недовольно вздохнул Макс, – хотя, она пьет снадобье. Я сам проверяю. За это можно быть спокойным».

Весной Маргарита сказала ему, что ждет ребенка. Она клялась, что принимала настойку, каждый день. Девушка, всхлипывая, говорила, что средство, наверное, оказалось недейственным. Однако Волк подозревал, что Маргарита подменила лекарство, втайне от него.

Она ушла из конторы и нанялась поденщицей. Девушка мыла полы в пивных и лавках в их рабочем квартале.

– Ты его полюбишь, Макс, – горячо говорила Маргарита,– полюбишь наше дитя. Мальчика, или девочку..., – она, ласково, брала его руку и клала на живот. Макс заставлял себя не морщиться. Она подурнела, на лице появились темные пятна, ее часто тошнило. Руки девушки растрескались и покраснели от холодной воды, ноги отекали. Она, все равно, шила приданое для младенца, улыбалась и говорила, как они с Максом и ребенком будут жить в Швейцарии, в Женеве, у озера. Ни в какую Женеву Макс ее возить не собирался. После удачно проведенной забастовки он уволился с заводов. Оставив Маргариту в Эссене, Волк уехал в Лейпциг. Они с Либкнехтом и Бебелем провели подпольное заседание будущей социалистической партии. Волк получил разрешение на диверсию в Бельгии и послал письмо в Варшаву, господину Воронцову-Вельяминову.

– Пан Вилкас получает корреспонденцию по этому адресу, – коротко написал Волк, оставив номер безопасного ящика в Женеве.

В Лейпциге он жил в отменной гостинице, с американскими документами. Волк успел переспать с хорошенькой, юной женой какого-то немецкого торговца. Муж ее приехал в Лейпциг по делам. Фрау Каролина отчаянно скучала. Макс весело улыбнулся, вспомнив ее.

Дверь в тамбур открылась, он увидел Маргариту. Девушка носила совсем простое, широкое шерстяное платье. Волк велел ей скрывать беременность. До родов оставалось два месяца, в откатчицы Маргариту бы никто не взял, а Максу она была нужна под землей. Русые волосы, заплетенные в косы, были стянуты в узел. На плечи она накинула старую, в дырках шаль. Макс увидел, что она вытирает рот и брезгливо подумал:

– Опять тошнило. Пиявку, хотя бы только в начале, рвало, а эту и сейчас. Хорошо, что я скоро с ней распрощаюсь.

В вагоне было накурено, у Маргариты закружилась голова. Она подышала, и напомнила себе:

– Все будет хорошо. Из Мон-Сен-Мартена мы уедем в Швейцарию. Дитя родится, в Женеве, у озера..., Макс его полюбит, обязательно. Я найду Виллема, объясню ему, что я ушла из дома ради революции, ради того, чтобы построить новое общество..., Он хороший человек, он поймет. Главное, – Маргарита села на скамью, – не попасться на глаза папе. Но я буду откатчицей. Волк говорил, на них никто внимания не обращает.

Ребенок задвигался, она улыбнулась. Женщина напротив, укачивала хнычущего, худого младенца, а потом горько сказала:

– Двойня была, но брат его отмучился, – она перекрестилась, – пусть призрят его Иисус и Дева Мария в садах райских. Тебе-то когда срок? – она зорко взглянула на Маргариту.

Девушка покраснела: «Через два месяца. Давайте, – Маргарита протянула руки, – давайте я с ним побуду. Отдохнете немного».

Ребенок даже не кричал. Он сипел, растерянно, жалобно, в гноящихся глазах виднелись слезы.

– Тише, тише, маленький, – заворковала Маргарита. Она зашептала:

Schlaf, Kindlein, schlaf!

Der Vater hüt' die Schaf,

Die Mutter schüttelt 's Bäumelein,

Da fällt herab ein Träumelein…

Она вспомнила мамочку, тоже певшую эту колыбельную, и приказала себе не плакать.

– Я все правильно сделала, – уверенно подумала Маргарита, – правильно. Подменила снадобье, ничего страшного. Макс не знает, какое это, счастье, когда ребенок рождается. Он изменится, он станет другим, он полюбит наше дитя..., – Маргарита подняла голову и услышала кислый голос женщины:

– Гладко он говорит. И собой красавец, вокруг него девчонки так и вьются. Одна только что в рот ему не смотрит, – женщина усмехнулась, – юбки прямо здесь поднять готова.

– Конечно, товарищ Розали, – уверенно заметил Макс, – женщина, такой же важный работник, как и мужчина. Оплата за женский труд не должна быть меньше мужской, – вагон зашумел. Маргарита украдкой посмотрела на миленькую, лет шестнадцати брюнетку, в юбке и блузе, устроившуюся рядом с Максом. Девушка, сглотнув, опустила глаза.

– Расскажите о забастовке, месье Франсуа, – потребовала Розали, – в Льеже я работала на фабрике, где делают проволоку. Мы хотели бороться за свои права, однако у нас не было организатора..., – она покраснела. Макс, ласково, заметил: «Теперь есть, товарищ Розали».

У нее были длинные, черные ресницы, румянец на щеках. Макс подумал:

– Конечно, она товарищ. Не след ее соблазнять. Но, если я ей нравлюсь, как говорила бабушка, можно просто встретиться, к обоюдному удовольствию. Она не девственница, наверняка. Хватит мне девственниц, – неожиданно зло решил Макс, – с ними одни хлопоты.

Поезд замедлил ход, они въезжали на станцию. На деревянном перроне горели газовые фонари. Волк поднялся:

– Те, кто хочет узнать больше о нашей деятельности, приходите в пивную, послезавтра. Проведем первую встречу, познакомимся поближе..., – он подмигнул Розали. Волк, с удовлетворением увидел, что девушка улыбается.

Макс даже не помог Маргарите спуститься на перрон. Пахло гарью, локомотив свистел. Волк, не оборачиваясь, велел: «Поторапливайся, надо комнату найти». Они вышли на площадь перед вокзалом. Толпа рассыпалась по узким улицам, застроенным типовыми домами. Маргарита, взяв их саквояж, поспешила за Максом к пивной на углу.

Маргарита оглядела крохотную, унылую комнатку на третьем этаже пивной, под самой крышей. Здесь, как и в Эссене, пахло гарью. Под узкую кровать был задвинут оловянный таз. Простыни были рваными, едва прикрытыми тонким, шерстяным одеялом. Маргарита никогда не навещала Мон-Сен-Мартен, никогда не видела семейного замка. Он возвышался на холме, над поселком. За серыми, мощными башнями виднелся сосновый лес. Хозяин пивной, принимая от Макса деньги, хмыкнул:

– На земли его светлости шахтерам хода нет. Месье барон охотится, рыбу ловит..., В лес и соваться не стоит. Его егеря без промаха стреляют. Они сейчас в Остенде, всей семьей, – добавил трактирщик, отдавая Волку ключи от комнаты, – и господин Виллем, и молодой барон и мадам баронесса. Хорошая женщина, – искренне заметил мужчина, – набожная. Церковь возвела, в память своего отца покойного, напрестольную пелену из самого Лурда привезла..., – Волк, незаметно, скривился. В каморке, устраивая тайник под половицами, он сочно сказал:

– Я знал, что твоя невестка поповского воспитания. Хотя бы ты, – он окинул Маргариту взглядом, – от него избавилась.

В тайнике было пять фунтов пороха, остальное Волк собирался достать на шахте, револьвер, его паспорта и деньги, в наличных и аккредитивах. Маргарите нельзя было на людях называть его по имени, или даже Волком. Это было опасно. На «Луизу» он нанялся, как Франсуа Вильнев.

Штейгер сразу выбрал его из толпы рабочих. Волк был ростом в шесть футов три дюйма, с мощной, прямой спиной. В бараке было жарко. Когда он сбросил куртку, Маргарита увидела, как заблестели глаза той девушки, Розали. У него были широкие, мускулистые плечи, и немного загорелые руки. Макс улыбнулся, когда штейгер, пролистав рекомендацию с заводов, фон Рабе, уважительно сказал:

– Хвалят тебя. Собирай бригаду, – он кивнул на рабочих, – пятеро забойщиков, двое, откатчиц.

Он взял Маргариту и Розали. Они шли под землю в первую смену, в пять утра. Девушка, приводя в порядок завтрак, напомнила себе:

– Розали товарищ. Она такая же рабочая, как и ты. Наоборот, – Маргарита сложила в холщовую тряпицу черный хлеб, намазанный толикой масла, – надо подружиться с ней. Она неграмотна. Надо ее учить, образовывать. Волк этим и занимается. Это его обязанность, как представителя Интернационала.

Девушка облегченно вздохнула, когда услышала, что отец и брат уехали в Остенде.

– Я бы хотела, конечно, увидеть Виллема, – она села на постель со своим мешочком для шитья, – с Элизой встретиться..., Виллем мне писал, давно еще, что она хорошая девушка. А что она верующая, -Маргарита стала аккуратно расставлять пояс на широких, из грубого холста, рабочих штанах, – это не страшно. Но Волк, конечно, по-другому думает. Он, наверное, не захочет крестить маленького..., -Маргарита почувствовала, как ворочается ребенок.

Каждая вагонетка с углем весила триста фунтов. Штейгер отправил бригаду Волка в новую, глубокую штольню. Они должны были спускаться на полторы тысячи футов под землю, и работать с пяти утра до двух часов дня. Говорили что внизу, всегда очень холодно, но все равно душно. Даже новые вентиляторы, поставленные в начале лета, не справлялись со спертым воздухом. Каждый работник бригады получил одежду от компании. Она выдавалась раз в год, за дополнительный комплект вычитали из заработка. Шахтерские лампы забирали по окончании смены.

Маргарита прикинула на себя штаны:

– Пока влезаю. Впрочем, мы здесь ненадолго. Волк проведет диверсию, и мы уедем в Женеву, – она, невольно положила руку на свой живот. Акушерка в Эссене сказала, что ребенок, судя по всему, большой, но лежит правильно. «Ты женщина молодая, двадцати лет, – ободрила ее акушерка, – все будет хорошо».

В Мон-Сен-Мартене, у компании был врач, но Волк запретил Маргарите ходить к нему. Женщин, ожидавших ребенка, под землю не пускали. Ей надо было пронести вниз пять фунтов пороха, в своей одежде. Откатчиц перед сменой не обыскивали. Это считалось неприличным. Об остальном порохе и запалах должен был позаботиться Волк. Он уверил Маргариту, что все предприятие безопасно.

– Тряхнет шахту, вот и все, – Волк затянулся папиросой, – твой отец потеряет прибыли. Никто из рабочих не пострадает. Мы все ночью сделаем, – он весело подмигнул Маргарите.

Снизу слышались звуки скрипок. Маргарита, кое-как причесавшись, накинула шаль:

– Собрание закончилось, наверное. Танцевать мне нельзя..., – она грустно посмотрела на свой живот, -но, может быть, Волк со мной погулять пойдет..., Мне сейчас надо быть на воздухе, хоть и на таком, -девушка распахнула окно и закашлялась. Над всем поселком висело облако тяжелого, серого дыма. Стоял тихий, летний вечер. Она услышала томный, девичий смех с заднего крыльца.

Она никогда не танцевала с Волком. Сначала она работала секретаршей в конторе. Тамошние девушки не ходили в пивные, и не заводили себе ухажеров среди рабочих. Маргарита скрывала, что живет с Волком. Остальные секретарши были помолвлены с техниками, штейгерами, мелкими торговцами или чиновниками. Они копили деньги, чтобы, после замужества, уйти из конторы и заниматься семей. Когда она уволилась и стала поденщицей, Маргарита забеременела. Ее так тошнило первые месяцы, что она еле стояла на ногах, таская тяжелые ведра с водой. О танцах не могло быть и речи.

Внизу сдвинули столы к стенам. Визжала расстроенная скрипка, кружились пары. Маргарита, окинув взглядом зал, робко спросила у хозяина: «Вы не видели месье Франсуа?»

– Там его ищи, – мужчина отчего-то усмехнулся, наливая пиво, кивнув в сторону задней двери. Им сказали, что ничего крепче пива и сидра в долине не продается. Отец Маргариты заботился о нравственности шахтеров. Женевер привозили из Льежа, и продавали втридорога, из-под полы. Маргарита вдохнула запах можжевеловой водки. Справившись с тошнотой, она толкнула дверь, ведущую во двор.

– Так хорошо..., – услышала она задыхающийся, счастливый голос. В сумерках Маргарита увидела белые ноги, спущенные чулки, откинутые назад юбки. Волк ее не заметил, он стоял спиной к Маргарите. Розали, рассмеялась, откинув назад черноволосую, растрепанную голову:

– Он занят, позже приходи. Хотя..., – девушка застонала, прикусив губу, – я тебе его не отдам, понятно!

Волк недовольно обернулся: «Нечего тебе здесь делать».

Маргарита почувствовала горячие слезы у себя на глазах. Девушка высоким, срывающимся голосом, крикнула: «Сучка! Пошла вон отсюда! Я тебя сейчас за волосы оттаскаю! Будешь знать, как воровать мужей!»

Розали отодвинула Волка. Встряхнув юбками, она соскочила на крыльцо:

– Франсуа тебе не муж, – подбоченилась девушка, – и брюхом ты его к себе не привяжешь! Он тебя не любит! Он любит меня, – Маргарита выставила вперед руки и бросилась на девушку.

Из открытых окон пивной донеслись добродушные крики:

– Ставлю на малышку, она верткая! Нет, высокая тоже молодец, сейчас всю рожу ей расцарапает! Франсуа, у тебя в штанах, видно, золото спрятано. Девки готовы друг другу волосы выдрать!

Волк усмехался, покуривая папироску.

Они скатились со ступеней крыльца. Трещали юбки, обе девушки ругались. Розали изловчилась и плюнула в лицо Маргарите. Та, схватив девушку за косы, ткнула ее лицом в навозную лужу. Маргарита даже не думала о ребенке. Она видела торжествующую улыбку на губах Розали. Маргарита, с наслаждением, ударила ее кулаком в лицо. Девушка почувствовала, как течет кровь у нее по шее. Розали расцарапала ей щеку.

Толпа хохотала, раскачивался газовый фонарь, их платья сбились. Маргарита услышала смешок: «Франсуа, если ты бросишь высокую, я ее подберу. Ноги у нее хороши!»

Маргариту грубо встряхнули за плечо. Волк наклонился над ними. «Хватит, – резко велел он, -отправляйся наверх!»

Розали оправила платье, и стерла кровь с разбитой губы: «Я с тобой в шахте еще поквитаюсь, стерва».

В каморке Маргарита кинулась на постель и горько разрыдалась. Тело болело, платье было испачкано навозом. Она ощутила, как недовольно двигается ребенок.

– Прости, – всхлипнула Маргарита, – прости, пожалуйста...

Она переоделась. Кое-как умывшись, постирав платье и чулки, девушка села на кровать. Внизу все еще визжали скрипки, совсем стемнело, а Волк все не появлялся. Заскрипели половицы в узком коридоре, до нее донесся знакомый голос:

– Сюда, сюда..., Я твоя соседка, – Розали хихикнула, – очень удобно.

Маргарита опустила голову в руки, стараясь не слышать ее смеха, стонов. В каморке рядом двигалась старая кровать. Почти на рассвете, не сомкнув глаз, она вздрогнула. Дверь открылась. Волк, коротко сказал: «Пора на смену».

Он скинул рубашку на пол и взял оловянный кувшин с водой. Маргарита, увидела в сером свете, утра царапины у него на спине, синяки на шее:

– Как же так, Макс? Ты говорил…, говорил, что меня любишь..., – она заставила себя не плакать.

Волк хмыкнул:

– Незачем устраивать сцены, Маргарита. Ревность, это наследие патриархата. Нельзя тащить ее в новый мир. Мы с Розали испытали взаимное влечение, – он взял свои холщовые, рабочие штаны, – и решили его удовлетворить. Если ты сделаешь так же, я не буду на тебя в обиде, – она медленно, неловко одевалась, пряча от Волка заплаканное лицо.

– Пошли, – велел он, – я не хочу, чтобы из-за твоего опоздания оштрафовали всю бригаду.

Маргарита покорно подхватила сверток с хлебом. На улице было людно, над Мон-Сен-Мартеном висела слабая, исчезающая луна. Били колокола шахт. Утро было зябким. Маргарита, подышав себе на руки, стараясь не отставать от Волка, пошла к высоким, деревянным воротам шахты «Луиза».

Волк сидел прямо под вентилятором, скинув грубую куртку, ежась от холода. В шахте было тихо. Вчера он перевел бригаду на вечернюю смену. Издалека доносились голоса рабочих. Люди позли по штольням к подъемникам, торопясь первыми втиснуться на платформы, идущие вверх. Было десять часов вечера. Вторая смена проводила в забое на два часа меньше. Из-за этого мало кто сам, добровольно соглашался потерять в заработке. Однако Волк сказал своим ребятам:

– Это всего лишь на один день. Не хочется, чтобы остальные товарищи недополучили свои деньги. Поменяемся с бригадой Пелетье, у нас все холостые, – он усмехнулся, – а там семейные.

После сегодняшней ночи, как предполагал Волк, в нижние пласты «Луизы» еще долго никто бы не спустился. Маргарита пронесла на себе в шахту порох. Остальную взрывчатку достать было легко. Она хранилась здесь же, внизу, в особо оборудованной комнате. У Макса имелись отличные, немецкой работы, отмычки. Он вскрыл замок и вынес оттуда еще, по меньшей мере, двадцать фунтов. Никто ничего не заметил. Волк сделал запалы, самые простые, из смоченной горючей смесью веревки. Рассматривая схему в своем блокноте, он присвистнул: «Зачем я стал философом? Из меня бы получился неплохой инженер».

Волк, потянулся, закинув руки за голову: « Но это технические бойцы революции».

Сам он хотел стать трибуном, и вести за собой народ на баррикады, так, как делали его отец, дед и прадед. Волк собирался дождаться, пока шахта окончательно опустеет, и поручить, Маргарите поджечь запалы. Он был уверен, что девушка не подведет.

После первого рабочего дня, он, мягко объяснил Маргарите, что ей не стоит ревновать. Он, Волк, принадлежал не женщине, а революции. Маргарита, как его подруга и соратник, должна была с этим смириться.

– Более того, – он наклонился и поцеловал русые волосы, – в новом обществе, милая, не останется ревности, собственников..., Это пережитки, от которых надо избавляться.

Маргарита прижала его руку к щеке и мелко закивала: «Хорошо..., Конечно, конечно, милый, я все понимаю».

Волк, вечером уложил ее в постель, и усмехнулся. Маргарита стонала особенно громко, будто хотела, чтобы ее услышала соседка за стеной. С Розали он с тех пор встречался в шахте. Девушка ему нравилась, но Волк не собирался таскать ее за собой. Они обе толкали вагонетки. Стоило одной замешкаться, как вторая пересыпала хороший уголь к себе, заменяя его кусками породы. Девушки огрызались друг на друга.

Они сидели с одним из шахтеров как раз здесь, под вентилятором, отдыхая свои четверть часа. Парень, весело, сказал Волку:

– Смотри, Франсуа, они друг другу головы могут проломить. А то хочешь, я Маргариту заберу? Она вроде девушка хорошая, хозяйственная..., – парень покраснел. Макс подумал: «Баронесса де ла Марк. Видел бы ее отец, на коленях, за вагонеткой, в одних штанах и рубашке».

Сзади послышался шорох, маленькие, жесткие ладони закрыли ему глаза. Огонек лампы заплясал. Шахтеры пользовались лампами Дэви. Они освещали пространство штольни, и указывали на высокую концентрацию рудничного газа. Если она становилась опасной, в огне появлялся голубоватый оттенок. Пламя колебалось, а потом и вовсе затухало. Лампа Волка была подвешена на крепление. Здесь, у вентилятора, они были новыми, свежими. В заминированной штольне крепления собирались менять на следующей неделе. Волк, с удовольствием понял:

– Никто концов не найдет. Крепления не выдержали, взрыв рудничного газа..., Такое бывает. Ее никто не будет искать. Впрочем, и меня тоже.

Волк не собирался оставаться в штольне. Он хотел дождаться, пока отправится наверх последний подъемник и уйти к вентиляционной шахте. Там стояли аварийные лестницы. Их было сорок, по двадцать ступеней в каждой. Он вынес из трактира свой саквояж с деньгами, документами и оружием, и спрятал его в надежном месте. Волк намеревался пешком дойти до одной из станций на ветке между Мон-Сен-Мартеном и Льежем, и сесть на поезд.

– Месье Вильнев погибнет, – весело подумал он, привлекая к себе Розали, – чтобы потом воскреснуть. Я никогда не умру, – он вдохнул запах свежей воды. Розали пришла из умывальной, Волк поцеловал ее в шею: «Только быстро».

– В конце концов, – Волк стянул с нее рабочие штаны и поставил на четвереньки, – если она опоздает на подъемник, ничего страшного. Туда взрыв не достанет. Когда на поверхности его услышат, они немедленно пошлют сюда людей.

Розали кричала,встряхивая черноволосой головой, уцепившись рукой за деревянную стойку крепления:

– Как хорошо, как хорошо, милый... Еще, еще...

Волк стоял на коленях, спиной к входу в каморку для вентилятора. Он не видел тень, проскользнувшую в кромешной тьме, у открытой двери.

– Он не виноват, – Маргарита сжала руки, до боли, – не виноват. Это как в Библии, Ева заставила Адама согрешить. Он говорил, что любит меня, он был таким нежным. Это все она, – разозлилась Маргарита, – Иезавель, блудница..., Она за все поплатится. Я выполню поручение Макса, и он будет мной доволен..., Мы всегда останемся вместе, – Маргарита услышала, как тяжело дышит Волк. Шахтерская лампа раскачивалась. Она спряталась за пустой вагонеткой.

– Беги к подъемнику, – раздался голос Волка, – а то опоздаешь.

Маргарита нашла пальцами кусок породы и крепко сжала его. Розали вышла из каморки, оправляя платок на голове, застегивая штаны. Все было очень быстро. Маргарита закрыла ладонью рот девушки, и ударила Розали камнем по затылку. Она была много ниже Маргариты. Девушка легко свалила потерявшую сознание откатчицу в вагонетку.

Маргарита едва успела выпрямиться. Она заметила огонек шахтерской лампы Волка.

– Розали ушла, – девушка прислонилась спиной к вагонетке, – ты не беспокойся, я все сделаю. Ты меня наверху будешь ждать? – он кивнул и мимолетно прикоснулся губами к ее щеке. От Волка пахло гарью костра, осенним лесом и, немного, мускусом. Маргарита увидела, как блестят, в свете пламени, его голубые глаза.

– Подорви здесь все, и поднимайся наверх, – велел Волк, – встречаемся в условленном месте.

Он ничем не рисковал. Маргарита не знала техники. Она бы никогда не поняла, как Волк расположил порох. Девушка не знала, что она никогда бы ни смогла выбраться из штольни.

Маргарита проводила глазами его широкую спину. Волк, что-то насвистывал. Она нащупала в кармане штанов коробок с фосфорными спичками. Из вагонетки раздался слабый стон.

– Сдохни, сучка, – сладко прошептала Маргарита. Напрягшись, подняв вагонетку, девушка поставила ее на рельсы: «Тебе отсюда не выйти».

Тоннель шел под уклон, вагонетка быстро набрала ход. Маргарита побежала сзади, потеряв косынку, чувствуя, как развеваются ее волосы. Девушка отчего-то вспомнила зеленую траву на лужайке их сада в Бомбее, и то, как она ныряла в объятия мамочки. Вагонетка уткнулась в крепления. Маргарита, чиркнув спичкой, подожгла веревку, ведущую к аккуратно уложенным мешочкам с порохом.

Взрыв застал Волка почти у самой поверхности. Даже здесь, в дальней, вентиляционной шахте, было слышно, как затряслись стены. Он, прижавшись к лестнице, переждал. Ступени прекратили качаться. Волк стал еще быстрее карабкаться вверх. Макс перевалился на землю и полежал, тяжело дыша. У главного подъемника горели факелы, слышался резкий голос старшего штейгера:

– Кто еще остался под землей? Немедленно давайте сюда списки смены!

Бил колокол. Волк, незаметно укрывшись между сараями, выдохнул: «Вот и все».

Он забрал свой саквояж из тайника, устроенного в разрушенной конюшне. К рассвету Макс прошел десять миль на северо-восток, к Льежу.

– Беги, Волк, – думал он удовлетворенно, – беги, не останавливайся, пока все это, – Макс обвел взглядом спящие терриконы, пустынную равнину, ряды типовых домов, – не превратится в прах и пепел. Пока не взойдет заря нового мира, – он вскинул глаза и полюбовался багровой полосой рассвета на востоке.

Волк увидел мощного, большого сокола. Птица развернула крылья и полетела к холмам Мон-Сен-Мартена. Макс поднял воротник куртки. Не оборачиваясь, он пошел дальше.