Текст книги "Вельяминовы. Век открытий. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Нелли Шульман
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 83 страниц) [доступный отрывок для чтения: 30 страниц]
На ореховом столике у большого зеркала лежал букет белых роз, перевитый светлой, атласной лентой. Окна спальни Элизы в отеле Монтреваль были распахнуты. Над крышами Ренна, в нежном, весеннем небе, ветер гнал легкие облака. Шелк платья на манекене чуть колыхался. Фата из брюссельских кружев спускалась вниз, на персидский ковер. Тонко, едва уловимо пахло ландышем.
Элиза сидела перед зеркалом, в одной рубашке, с распущенными, белокурыми волосами, вертя серебряный гребень. Они никому не сообщили о свадьбе. Знал только отец, и дядя Аарон.
– И тетя Марта, конечно, и мой брат, – весело сказал Элизе жених, – а отцу…, – Виллем немного помрачнел, – отцу я потом телеграмму отправлю.
Дядя Аарон приехал с подарками от семьи и подмигнул Элизе:
– Венчание скромное, но меня бы с пустыми руками не отправили. Тем более, дядя Питер и тетя Марта у нас тоже новобрачные.
Аарон венчал их, в феврале, в церкви Святого Георга, на Ганновер-сквер. Собралась вся семья. Полина и Ева приехали из Банбери, с детьми. Маленькая Джейн, ковыляя, разбрасывала из корзинки лепестки роз. У девочки были глаза матери, глубокие, синие. Аарон вздохнул, глядя на изящную спину Полины:
– Пусть будет счастлива. Впрочем, она счастлива.
Вдовствующая герцогиня не могла отойти от внуков. Ева, смеясь, призналась брату:
– Джейн я все время на руках ношу. Маленький Джон года через два в школу пойдет, а девочка при нас останется.
Мария была подружкой невесты. Свадьба оказалась быстрой, но Сидония успела сшить девочке атласное платьице. Мария устроила венок из роз у себя на голове, и зачарованно, вздохнула: «У меня тоже будет красивая свадьба, дедушка, да?»
– Обязательно, – каноник присел и поцеловал ее: «После Пасхи ты в Мейденхед отправишься, к бабушке Веронике, а я поеду во Францию и привезу тебе подарки».
Мартин вел будущую невестку к алтарю, а каноник думал:
– Можно было бы с Джоанной самому поговорить, добраться до Брюсселя…, Когда они в Англии гостили, я в Кентербери был. Но хочется быстрее домой вернуться, – он нашел глазами каштановую голову Марии. Девочка осторожно, едва дыша, несла обеими руками шелковый шлейф платья Марты.
– Напишу из Ренна, – решил каноник. Он подождал, пока причетник закончит поправлять на нем облачение, и шепнул настоятелю церкви: «Пойдемте, святой отец».
Шафером у Питера был его светлость. Аарон, посмотрев на первый ряд скамей, увидел, что Сидония всхлипывает. Мартин погладил жену по руке: «Все, все, милая. Не надо плакать. У нас двое внуков есть, и третий скоро появится».
– Никому не сказали, – Сидония вытерла глаза шелковым платком с монограммой: «Питер скрытный, весь в отца, в деда…, И Марта такая же. Господи, только бы с маленьким все хорошо было».
Семейный обед устроили на Ганновер-сквер, в особняке Кроу. Аарон сидел на мраморной скамейке в саду, Мария играла с маленькой Джейн. Весеннее солнце переливалось в золотистых волосах леди Холланд блестящими зайчиками. Девочка смеялась, хлопая в ладоши, Мария тоже хохотала. Она показывала Джейн животных, в зоологическом саду. Аарон вздохнул:
– Даже если отец Марии не найдется, или не признает ее, ничего страшного. Я ее растил, и дальше буду растить…, А если…, – он, внезапно, замер. Такое канонику в голову еще не приходило.
Аарон посоветовался со старшей сестрой, и с Мартой. Обе женщины сказали одно и то же. Ева погладила его по голове: «Милый, незачем волноваться. Не будет отец Марии девочку забирать. Он, может быть, погиб».
– Тетя Ева права, дядя Аарон, – Марта затянулась папироской.
– Или он жениться успел, – женщина, отчего-то, покраснела, – и тогда он Марию вряд ли признает. Марта подняла бровь: «Но если признает, то он обязан Марии помогать, деньгами».
– Еще чего не хватало, – пробурчал каноник. Марта отрезала: «Это его долг, до тех пор, пока девочка совершеннолетней не станет. Полина вам, то же самое скажет. Она в законах разбирается».
Аарон знал, что герцогиня, негласно, работает в юридической конторе «Бромли и сыновья», занимаясь подготовкой судебных процессов.
– Как она в Америке делала, – Ева вздохнула, – жаль, что мы, в наше время, женщин в суде не увидим. Да и не в наше время тоже, – Ева покачала на коленях внучку:
– Может быть, наша маленькая Джейн адвокатом станет, в университет поступит…, Или мы дождемся, когда женщины дипломы врачей получат.
– Дождемся, бабушка Ева, – рассеянно сказал Грегори. Мальчик сидел, уткнувшись в книгу. Вдовствующая герцогиня рассмеялась: «Все ты знаешь, милый мой».
– Не все, – признал Грегори, взглянув на женщину большими, серо-голубыми глазами.
– Но что родится девочка, – улыбнулся про себя ребенок, – это я знаю. Как рыбка в реке, – он вспомнил Кантон и маму Люси. Отложив латинский словарь, Грегори поднял голову. На кусте сирени сидела бабочка.
– Весна теплая, жаворонки прилетели, – одобрительно заметила Ева. Женщина поставила Джейн на ноги, слушая, как она лепечет.
Изящная, белая бабочка, вспорхнула, кружась, над зеленой травой. Грегори проводил ее глазами: «Не волнуйся, мамочка. Со мной все хорошо».
Элиза сидела, перебирая жемчужное ожерелье. Она ничего и не сказала жениху. Впрочем, и говорить было нечего. Перед Пасхой она сходила к новому врачу, приехавшему в Ренн, молодому выпускнику Сорбонны. Доктор успокоил ее:
– Мадемуазель де Монтреваль, у вас, насколько я вижу, все в порядке. Поверьте, бывают девушки, которые только после свадьбы, как это сказать…, – он повел рукой, – становятся готовы к супружеской жизни. Развитие у вас в норме. Нет никакой причины волноваться, – уверил ее врач.
– Все еще будет, – твердо сказала себе Элиза. Она посмотрела на золотой хронометр. Скоро должна была прийти горничная, помочь ей одеться к свадьбе.
– Виллем в соборе, – вздохнула девушка, – вместе с дядей Аароном. Мы с папой в экипаже поедем. Хоть и недалеко, через площадь, но ему тяжело будет идти, с костылем.
Элиза, внезапно, подумала, о телеграмме, что она получит из Амстердама: «Дорогие кузина Элиза и кузен Виллем, – видела она перед глазами строки, – искренне поздравляем со свадьбой и желаем вам счастья! Ваши родственники, Давид и Рахиль».
Девушка заставила себя не плакать, и подергала ожерелье. Она вспоминала его темные, большие глаза, его мягкий голос. Сглотнув, Элиза велела себе:
– Прекрати. Он женат, у него сын маленький…., Он еврей. Виллем хороший человек. Он меня любит, я с ним всю жизнь буду счастлива.
Жених, из-за свадьбы, досрочно получил диплом. Юноша весело сказал Элизе:
– Ничего, любовь моя. Если папа заупрямится, то я наймусь на шахты во Франции. Будем приезжать к твоему отцу, привозить внуков…, – Виллем улыбался. Элиза взяла его руку, большую, надежную, с твердыми пальцами: «Обязательно, милый».
После венчания они ехали в охотничий дом де Монтревалей, в долину Мерлина. Отец и дядя Аарон сначала отнекивались. Элиза, твердо, сказала:
– Папа, мне будет спокойней, если вы вместе с нами поживете. Ты инвалид, мало ли что. И дяде Аарону отдохнуть надо, – каноник тразвел руками: «Покатаю твоего отца на лодке, в шахматы с ним пограю. Вы с нами только в лесу сталкиваться будете, когда гулять пойдете. Вы нас и не заметите вовсе».
Элиза, придерживая шлейф, спустилась по мраморной лестнице особняка: «Папа мундир надел, как я и просила. И даже при шпаге. Он, хоть и в отставке, но все равно военный».
Жан любовался дочерью. Белокурые волосы были распущены по плечам. Платье на Элизе было снежно-белое, из лучшего итальянского шелка, со шлейфом и кружевной фатой. Звонили колокола собора. Он поцеловал девушку в мягкую щеку: «Ни о чем не волнуйся. Разрешение на венчание мы от самого папы Пия получили. Ты у меня красавица, – маркиз предложил дочери руку. Он пошел рядом, опираясь на костыль.
– Хорошо, что Аарон здесь, – Жан устроился в экипаже, напротив дочери.
– Письмо я ему написал. Оно у меня в саквояже, на видном месте. Он о детях позаботится, если что-то случится, – Жан скрыл тяжелый вздох. Маркиз вспомнил слова врача: «Мне не нравится, как сердце звучит, ваша светлость. Постарайтесь избегать волнений».
– У меня дочь замуж выходит, доктор Бриссар, – смешливо ответил Жан, расплачиваясь: «Без волнений не обойдется, хоть они и приятные».
Врач покачал головой.
– Виллем хороший мальчик, – экипаж подъезжал к собору, – он Элизу любит, и всегда будет рядом, -слуга помог Жану выйти на гранитные ступени. Элиза расправила шлейф. Отец с дочерью стали медленно подниматься к дверям собора.
Виллем стоял у алтаря, держа руку в кармане своего темного пиджака. Там лежало кольцо.
Юноша купил его сам. Весь прошлый год, в Гейдельберге, он откладывал деньги на ювелира, на поездку в Ренн, на цветы и подарки для невесты. Виллем просыпался в пять утра и бежал на кафедру химии. Его взяли лаборантом, он убирал классы и готовил препараты для опытов. Юноша засыпал после полуночи. Он брал на дом переводы и корректуру научных статей. Отец приехал к нему на Рождество и повел в хороший, дорогой ресторан. Барон, пожевав сигару, заказал оленину и куропаток:
– Тебе еще двадцати одного не исполнилось. Торопиться с браком незачем. Когда приедешь в Мон-Сен-Мартен, заведешь себе какую-нибудь девицу, для удобства. Потом заплатишь ей деньги, и выгонишь восвояси. Я тебе подберу кого-нибудь, – пообещал отец, – или, хочешь, – он взглянул на Виллема, – отдам тебе свою содержанку? Ей девятнадцать, за два года она мне, – отец попробовал вино и кивнул официанту, – наскучила.
Виллем сжал зубы и ничего не ответил. Отец много, с аппетитом ел, и рассуждал о венчании Маргариты. Свадьбу назначили на лето. Барон забирал дочь из монастыря перед церемонией. После обеда, в присутствии короля Леопольда, Маргарита и ее муж уезжали в замок де Торнако, в Люксембург.
Отец вытер губы салфеткой и откинулся на спинку кресла: «Очень надеюсь, что моя дочь быстро произведет наследника. Ее будущий муж был дважды женат, но детей у него не появилось. И ты после свадьбы должен будешь постараться, – Виллем заказал еще бутылку вина, – впрочем, я тебе найду невесту из плодовитой семьи».
Отец был в отменно сшитом, английской шерсти костюме, с золотым брегетом. Он приехал с личным камердинером, снял этаж в лучшей гостинице Гейдельберга и навестил профессоров Виллема.
– Все тебя хвалят, – недоверчиво, заметил барон, – я не ожидал, что ты вырастешь способным. В детстве ты особых надежд не подавал.
Он одобрительно взглянул на шрамы, на лице юноши: «Хорошо, что ты вращаешься среди местных аристократов, завязываешь знакомства…»
– Местные аристократы, – сочно сказал Виллем, – будут с нами воевать, папа. Они не оставят Францию в покое, а Бельгия лежит на пути в Париж.
– Нейтралитет Бельгии подтвержден Британией, по Лондонскому договору, – отмахнулся барон, -немцы не станут рисковать и ввязываться в драку с англичанами. Я отсюда еду в Рур, – он выпил кофе, – буду договариваться с отцом твоего приятеля, графом фон Рабе. Я открываю сталелитейный завод. Его шахты будут поставлять уголь, – отец привольно раскинулся в кресле, куря сигару. Виллем вспоминал годовой отчет, что привез барон. «Угольная компания де ла Марков» была третьей по обороту в стране.
– Правильно он делает, – Виллем искоса взглянул на отца, – что сталью хочет заняться. На нашем пласте уголь рано или поздно иссякнет. Неглубокие шахты надо закрывать. Незачем тратить деньги на прокладку новых забоев, это нерентабельно. Оставить только «Луизу» и еще две-три самые богатые шахты. Рурский уголь дешевле. Тем более, если немцы не станут с нами воевать. Надо вкладывать деньги в металл и транспорт, как это дядя Питер делает, – Виллем читал английские газеты. Брат аккуратно писал ему о «К и К».
Отцу о Грегори, и о своей приближающейся свадьбе, Виллем говорить не стал. Элиза, перед Рождеством, написал, что во всем призналась отцу. Виллем отправил дяде Жану покаянное письмо. Маркиз ответил: «Что ты, милый мой мальчик! Если вы с Элизой друг другу по душе, венчайтесь, конечно. Главное, чтобы моя дочь была счастлива».
– Будет, – твердо сказал себе юноша. Он закрыл глаза, так сладко было видеть ее, в белом, как на фотографии платье, со светлыми, кудрявыми, распущенными по плечам волосами: «Все, что угодно сделаю, а Элиза никогда не пожалеет, что вышла за меня замуж».
– Незачем его волновать, – Виллем взглянул на красивое, холеное лицо отца, – у него дела…, Грегори я пишу, он мне тоже…, – брат оказался отличным мальчишкой, рассказывал Виллему о Китае и Японии. Грегори утешал его: «Ничего страшного. Я вырасту, и приеду в Бельгию. Мы обязательно повидаемся с тобой и Маргаритой».
Маргарита о Грегори ничего не знала. Виллем до сих пор не разрешал сыну писать сестре. Юноша знал, что не стоит и пытаться обойти этот запрет. Маргарите бы просто не отдали конверт, и он рисковал гневом отца.
– Потом, – сказал себе младший Виллем, – сначала я обвенчаюсь с Элизой, поставлю его в известность…, – отец, внимательно, проверял счет. Он оставил десять процентов на чай и похлопал Виллема по плечу:
– Пошли, навестим одно местечко. Меня там знают. Я, когда к тебе приезжаю, всегда их посещаю. Пора и тебе, – он оценивающе посмотрел на сына, – я тебя научу, как правильно выбирать шлюх.
Барон достал из своего портмоне бумажный пакетик: «Теперь это безопасно. Почти, – рассмеялся отец, – изделия еще не совсем надежны».
Виллем отговорился утренними занятиями. Оказавшись у себя в комнате, он взял карточку Элизы и посмотрел в большие, доверчивые глаза невесты:
– Никогда такого не будет, любовь моя, – пообещал Виллем, – никогда я тебя не обижу. И хорошо, – он улыбнулся, – хорошо, что я тебя жду. Это правильно, – он вытащил из кармана пиджака тетрадь, что ему дал отец, с расчетами по расходам на новую колонию в Центральной Африке.
– Конго, – коротко сказал отец, – это проект короля Леопольда. Мы в нем будем участвовать. Это золотое дно, – он стал загибать пальцы, – каучук, драгоценные металлы, алмазы…, Ходят слухи, -барон понизил голос, – что англичане их нашли, у реки Оранжевой. Бельгии нужны земли в Африке. Мы должны быть наравне с другими европейскими державами.
Кольцо Элизы тоже украшал небольшой бриллиант. Виллем вздохнул:
– Надо обязательно ей подарить еще что-нибудь. Сразу, как я на шахты устроюсь. Или папа, все-таки, не будет сердиться и разрешит нам вернуться домой…, Если не разрешит, я Маргариту не увижу, – он ощутил пожатие руки каноника, услышал звук органа. Играли Генделя. Аарон шепнул: «Идут. Не волнуйся, милый мой, – он посмотрел на бледное лицо юноши, – все у вас хорошо будет».
– С другой стороны, – Виллем проводил священника глазами, – можно будет в Лондон съездить, с Элизой. Увидим Грегори, всю семью…, Дядя Питер на тете Марте женился, – юноша почувствовал, что улыбается, – хорошая она женщина. Добрая. Пусть будут счастливы. И мы будем…, – он обернулся и замер.
Виллем, приехав в Ренн, еще не видел Элизу. Он снял комнату в пансионе, обедал с каноником и дядей Жаном. Будущий тесть подмигивал ему: «Не положено жениху и невесте встречаться».
Она шла по проходу под руку с отцом, маленькая, в шелке и кружевах, с увенчанной фатой, белокурой головой. Виллем заметил, как играет солнце в ее светлых волосах.
– Господи, – беспомощно подумал юноша, – как я ее люблю. Господи, только бы оказаться достойным ее.
Маркиз поцеловал дочь: «Вот и все, милая моя. Иди, – Жан улыбнулся, – жених тебя ждет». Он сел в первый ряд, перекрестившись. Маркиз попросил, глядя на статую Мадонны: «Позаботься о них, пожалуйста…, – сердце забилось. Жан приказал себе успокоиться.
У нее была мягкая, нежная рука и пахло от нее ландышем. «Наконец-то, – одними губами сказал Виллем, – наконец-то, любовь моя. Мы больше никогда не расстанемся». На белой щеке, среди мелких веснушек, заиграл румянец. Элиза опустила темные ресницы: «Никогда». Виллем помог ей устроиться на коленях. Кружевной шлейф спускался по ступеням алтаря, белокурые волосы падали на спину. Элиза закрыла глаза: «Мы будем счастливы, обязательно».
Жан и Аарон склонились над шахматной доской. В гостиной охотничьего дома было тепло. В окнах, распахнутых на озеро, виднелось золотистое, закатное небо. На западе, повисла блестящая точка Венеры. В лесу перекликались птицы. Жан сделал ход:
– Мои родители здесь бродили, подростками, когда они у генерала де Шаретта в отряде воевали. Бабушка Марта мне много о восстании рассказывала. Не зря, – он махнул в сторону озера, – я молодых отправил лагерь посмотреть. Дорога туда хорошая, через гать. Не заблудятся, – Аарон передвинул своего коня и рассмеялся: «С утра они ушли, и не возвращаются. Но корзинку взяли, голодать не будут».
Обстановка здесь была старой, тех времен, когда Жан служил офицером в Северной Африке, до крушения поезда в Медоне. Они ходили по выцветшим, тканым коврам, ели с потускневшего серебра. Аарон листал книги, изданные три десятка лет назад. Они с Жаном говорили о войнах, и о детях. Маркиз де Монтреваль, ласково, заметил:
– Не волнуйся, Аарон. Что у тебя с Анитой случилось, – Жан вздохнул, – этого никто предугадать не мог. Вырастишь Марию, замуж ее выдашь, и правнуков дождешься, – он коснулся руки зятя: «Мэри десять лет назад погибла. И с тех пор ты не…»
Аарон молчал, глядя в окно, затягиваясь трубкой: «Она замужем, – коротко сказал священник, -счастлива, у нее дети. Она своего мужа любит, Жан. Как я могу…»
– Не можешь, – согласился маркиз. Он даже не стал спрашивать, кто это.
– Я, как ты понимаешь, – Жан развел руками, – инвалид. Я о таких вещах не думаю, с тех пор, как Дельфина умерла. Родами, – он помолчал, – вместе с мальчиком нашим. Я поздно женился, после крушения, сорока лет. Дельфина меня ненамного, младше была. Она из хорошей семьи, нашей, бретонской, только очень обедневшей. Жила с вдовым отцом, как Элиза со мной, – Жан улыбнулся, -мы с ней в церкви познакомились…, – он сделал ход: «Элизе четыре года исполнилось, когда она мать потеряла». Аарон налил им немного сидра. Священник, ободряюще, сказал: «Следующим годом у тебя внук появится, или внучка. Молодые, – он усмехнулся, – друг от друга не отходят».
Они действительно все время были вместе. Элиза и Виллем брали лошадей и на весь день отправлялись в лес. Когда они в воскресенье пошли к мессе, Элиза шепнула отцу: «Папа, милый, я счастлива. Спасибо тебе, спасибо…»
– Вовсе не за что, – Жан пожал ее теплую, маленькую руку, – дорогая моя баронесса де ла Марк. Муж у тебя замечательный, вы друг друга любите..., – зять помог ему взойти по ступеням церкви.
– Остались бы они здесь, – тоскливо подумал Жан, слушая знакомые, латинские слова мессы. «Мальчик бы имениями управлял. Он способный, у него с математикой хорошо…, Он инженер, он хочет работать, что ему здесь делать? И отец его ждет, что они в Бельгию вернутся…, Нельзя думать только о себе, – горько сказал маркиз, – у Виллема тоже отец есть. Он скучает по сыну…»
Младший Виллем отправил телеграмму в Мон-Сен-Мартен после венчания. Здесь он получил ответ. Барон де ла Марк поздравлял молодых с браком и надеялся вскоре увидеть их в Бельгии. Юношу ждало место инженера на семейных шахтах.
Виллем помолчал:
– Дядя Жан…, Отец много для меня сделал. Я не могу бросать компанию…, Я обещал ему приехать в Мон-Сен-Мартен. И вы видите, – он положил большую руку на телеграмму, – папа рад нашему браку…, Сестра моя замуж выходит, летом. Мы вас навестим осенью, дядя Жан, – торопливо добавил Виллем, – обязательно.
Маркиз вздохнул: «Я понимаю, милый мой. Отправляйтесь в Бельгию. Это твой дом, твоя работа…, Пишите мне, – он поманил Виллема к себе и поцеловал юношу в лоб: «Ты о моей дочери позаботишься, я знаю».
Виллем кивнул и пожал ему руку: «Спасибо вам». Он проводил тестя до его спальни. Маркиз велел:
– Беги к жене. Мы с Аароном люди пожилые. Ложимся поздно, читаем…, А вы устаете, должно быть, -маркиз подтолкнул юношу к деревянной, узкой лестнице, что вела на второй этаж дома.
Виллем не уставал. Как можно было устать, думал он, быстро идя по устланному старым ковром коридору, когда Элиза оказывалась рядом? Юноша просыпался утром и долго любовался ее спокойным, милым лицом, темными, длинными ресницами, белокурыми, заплетенными в косы волосами. Она была маленькая, нежная, мягкая, она улыбалась во сне. Виллем осторожно целовал розовые, сладкие губы. Элиза, не открывая глаз, шептала что-то, обнимала его, и он забывал обо всем. Хотелось никогда, никуда ее не отпускать. Он так и говорил, потом. Элиза смеялась: «Я сбегаю на кухню, и вернусь, с завтраком». Виллем все равно, и на кухню шел вместе с ней. Слуг здесь не держали. За домом присматривал старый егерь, ровесник маркиза, помнивший его подростком. Он приносил свежую рыбу и лесной мед, и ухаживал за лошадьми. Элиза разжигала очаги, надевая простой, холщовый фартук: «Здесь прабабушка Марта блины пекла. Ее отряд в этом доме стоял, во время восстания».
Она тоже пекла гречневые блины с медом, и варила кофе. Виллем, помогая жене, все не мог удержаться. Он касался маленькой руки, целовал завитки белокурых волос на шее. Дома Элиза не покрывала голову. Виллем обнимал ее, пахнущую выпечкой, такую близкую. Жена шептала: «Позавтракаем, и в лес отправимся, потерпи…»
Элиза хорошо знала окрестности. Иногда они брали лошадей, но чаще уходили пешком, с плетеной корзинкой, что нес Виллем. Жена показывала ему сказочный лес, Броселианд, могилу Мерлина, дерево, где Фея Озера удерживала волшебника. В Долине-без-Возврата, глядя на серые камни, что усеивали склоны холмов, на далекую, блестящую воду озера, Виллем обнял жену:
– Так же и я, Элиза, так же и я…, Ты меня околдовала, как Ланселота Озерного…, – он вдохнул запах ландыша и медленно провел губами по ее щеке.
– Пойдем, – попросил Виллем совсем тихо, – вернемся к тому ручью, помнишь?
Она помнила. Элиза только иногда, ночью, чувствуя сильную, надежную руку мужа, обнимавшую ее за плечи, думала:
– Интересно, а с Давидом…, Как бы с ним было? Не смей, – злилась на себя девушка, – не смей и говорить такого. Ты любишь Виллема, он тебя, появятся дети…, – она отгоняла от себя эти мысли и засыпала, устроившись под боком у мужа.
Аарон усмехнулся, глядя в окно:
– Идут, за руки держатся. Пора и поесть, девятый час вечера, – он взглянул на свой хронометр. Вернувшись к столу, священник ахнул: «Жан!». Зять поставил ему мат. Маркиз весело заметил, погладив бороду:
– В этой позиции тебе никак не выиграть, дорогой мой. Джоанна мне написала, – он помолчал, – они с Полем оставили распоряжение, чтобы их на Пер-Лашез похоронили, в семейном склепе.
– Джоанна всех нас переживет, – Аарон собрал старые фигуры черного дерева и слоновой кости, – ей семьдесят лет, а она до сих пор статьи пишет, переводит, печатается. Поль вообще молод, шестьдесят пять, – он потрепал зятя по плечу, – и ты еще юноша.
Элиза, еще с утра, приготовила паштет из рыбы, и пирог с овощами. За обедом они смеялись, шутили. Жан рассказывал об атаке войск генерала де Шаретта на Ренн, и смотрел на дочь. Он заметил, что Элиза и Виллем держатся за руки, под столом. Маркиз удовлетворенно улыбнулся: «Все у них будет хорошо».
Молодые рано ушли спать. Они с Аароном еще посидели в гостиной. Каноник писал письма, а Жан перелистывал Библию: «День, какой славный был. Хорошо, напоследок, что семья вместе собралась. Я исповедовался, вчера еще. Не забыть конверт для Аарона на стол положить. Он его сразу найдет».
Маркиз назначал зятя душеприказчиком, но завещание было простым. Все состояние де Монтревалей, кроме сумм, отходивших католической церкви, предназначалось Элизе. Жан просил похоронить его в соборе Ренна, рядом с отцом и матерью.
У себя в комнате Жан взял молитвенник: «А все остальные де Монтревали, кто, где лежит. Кто из крестовых походов не вернулся, кто на войне погиб…, Дедушке голову отрубили, и не найдешь, где его могила. Ничего, у Элизы дети родятся…, – он вспомнил ласковый поцелуй дочери, пожатие ее руки: «Спокойной ночи, милый папа!». Жан заснул, помолившись, удобно устроившись в постели.
Каноник рано утром пошел на почту. До деревни было пять миль, но Аарон, в Кентербери, привык к долгим прогулкам. Его дом стоял за городом, а от экипажа он отказывался. Все еще спали. Над озером висел легкий, белый туман, распевались птицы. Он шел через густую, в росе траву, под вековыми дубами и вспоминал старое дерево в Мейденхеде, на церковном кладбище.
– И меня там похоронят, наверное, – вздохнул Аарон, – хотя, что это я о таком думаю? Мне внучку надо вырастить. Счастливец Жан, повезло ему с зятем. Они будут приезжать, внуков ему привозить…, И Виллем сменил гнев на милость. Может быть, и семье напишет…, – Аарон оставил на почте конверты для родни. Он осторожно попросил Джоанну выяснить у синьора Гарибальди, что могла делать Анита на юге Италии, в Аспромонте.
– Может быть, – Аарон глядел, как служащий наклеивает марки, – может быть, и узнаю что-то…
Второе письмо было для Вероники, в Лондон, с отдельной запиской для внучки. Аарон писал ей печатными буквами. Священник пообещал: «Когда я вернусь в Лондон, я куплю книгу мистера Мэлори о легендах короля Артура. Мы с тобой ее почитаем, и я расскажу о здешних, волшебных лесах».
Когда он вернулся к охотничьему дому, ставни были захлопнуты.
– Принесу Жану кофе, – решил Аарон, – ему вставать тяжело, пусть в постели выпьет. И молодым поднос оставлю.
Он, насвистывая, приготовил завтрак и поднялся к спальне зятя. Дверь была приоткрыта. Священник нажал на медную ручку и остановился с чашкой в руках. Он знал, как выглядит смерть. Аарон видел ее в Крыму и в Южной Африке. Он опустил кофе на столик у кровати, и присел. Аарон ласково закрыл голубые, мертвые глаза. Зять улыбался.
Аарон потянулся за молитвенником: «Он счастливым умер». Он поцеловал высокий, уже холодный лоб и пригладил русые, в седине волосы: «Requiem æternam dona ei, Domine,et lux perpetua luceat ei». Аарон шептал такие знакомые слова, а потом заметил конверт, надписанный почерком Жана. Каноник прочел распоряжения. Все было просто и понятно. Он коснулся руки мертвого: «Я все сделаю. Ты не волнуйся, Жан, спи спокойно».
Он сложил руки зятя, оставив рядом молитвенник. Священник постоял немного, глядя на тело. Аарон перекрестился и вышел из спальни. Надо было посылать за врачом, кюре, и будить Элизу с мужем.
