Текст книги "Вельяминовы. Век открытий. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Нелли Шульман
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 83 страниц) [доступный отрывок для чтения: 30 страниц]
Теплый ветер с Темзы шевелил разложенные по столу бумаги, официальный бланк с эмблемой «К и К», заполненный аккуратным почерком: «Согласно выданному мистеру Альфреду Нобелю патенту, компания «К и К» получает привилегии единственного в Соединенном Королевстве производителя новой взрывчатой смеси под названием «динамит».
Питер сидел, закинув ногу за ногу, отпивая кофе из фаянсовой чашки, затягиваясь египетской папиросой: «Заплатили мы немало, но, папа, динамит, это золотое дно. Как идет продажа эмпориумов? – он кивнул на картонную папку, лежавшую на коленях у отца.
В конторе стояла тишина, Сити в субботу вымирало. Питер, и Мартин оба были в легких, летних костюмах. Отец почесал одной рукой седые, тщательно постриженные волосы:
– Все расчеты по доходу от сбыта недвижимости, я подготовил. Можешь отправлять телеграммы парижскому партнеру Бромли и в Америку. Зданием на Риджент-стрит я сам займусь, когда мальчиков из Ньюкасла привезу, – Мартин ловко, привычно чиркнул спичкой и смешливо добавил:
– Ты этого не помнишь. Когда мы в Стоктон приехали, на первый рейс поезда, я деду твоему прототип этих спичек показывал, – Мартин повертел в руках коробку.
– Отчего это я не помню, – обиженно сказал Питер, роясь на столе, – все я помню, папа. Они длиной в фут были. Говоря о телеграфе, наземный проект, русско-американский, закрыли, как не оправдавший себя. Очень хорошо, что мы в него не стали ввязываться.
Мартин, полюбовавшись картой предприятий и шахт «К и К», буркнул: «Я в Россию никогда деньги не вкладывал, и ты этого не делай. Как бы ни заманчиво все это звучало, ничего хорошего связи с Россией не принесут».
– У меня пасынок русский, – вздохнул Питер:
– Но ты прав, папа. Нашел, – он вытащил кабель и торжествующе им помахал: «Сегодня получили, на рассвете».
В конторе «К и К» имелась своя телеграфная комната, где круглосуточно дежурили двое служащих. Линии отсюда, с Бишопсгейт, шли в Мейденхед, в загородное поместье Кроу, в Ньюкасл, на заводы, в Париж и Франкфурт, в западную Ирландию, на станцию восстановленного, трансатлантического кабеля.
– Девочка, – весело прочитал Питер, – шесть с половиной фунтов. В Шабат ее назвали Эстер, в честь прапрабабушки. С любовью к вам, Бет и Джошуа. Сообщите нам, когда Марта разрешится от бремени.
Питер присел на край стола: «Видишь, у них такая же разница между детьми. Ничего страшного. Бет, ожидая второго ребенка, в фургоне половину Америки проехала. Тем более, мне нового врача порекомендовали. Феннелл больше практиковать не будет».
Две недели назад доктор Феннелл, наблюдавший Марту, слег с ударом. Судя по всему, к работе он должен был вернуться еще не скоро. Питер, обедая в Брук-клубе, услышал от мистера Бромли, что он лично остался, очень доволен доктором Исааком Бейкером Брауном, известным хирургом, открывшим Лондонский Госпиталь для Женщин.
Бромли промокнул губы шелковой салфеткой и повертел пенсне в стальной оправе.
– Моя дочь в его лечебнице лежала, прошлой осенью, оправлялась от нервного потрясения, как вы знаете…, – Бромли кашлянул.
Питер знал, впрочем, знал и весь Лондон.
Младшая дочь Бромли, девятнадцатилетняя Кэтрин, сбежала за две недели до свадьбы в Дувр. Оттуда девушка собиралась отплыть в Кале со своим учителем музыки, женатым органистом из церкви Святого Георга. «Как Маргарита де ла Марк, – подумал Питер, – впрочем, она в день венчания пропала. И до сих пор никто не знает, что с ней».
Получив письмо от Виллема, Марта поехала в город, к Джону. Вернувшись, она устало вздохнула: «Его светлость разошлет приметы Маргариты, но вряд ли она в Британию подалась. Может быть, в Америку. Я Бет напишу, – пообещала Марта и склонилась над колыбелью. Люси лежала, восторженно размахивая ручками, улыбаясь. «Мама вернулась, – ласково сказала Марта, – папа и бабушка были молодцы. Справились с тобой».
– Мальчишки тоже помогали, – Питер нагнулся и поцеловал белое, виднеющееся из-под кружев плечо, – но Грегори переживает, из-за сестры. Он и Виллему теперь писать не может, если они в Мон-Сен-Мартене обосновались.
Марта погладила дочь по русой, прикрытой кружевным чепчиком голове. Люси сосредоточенно, серьезно припала к груди. «Маргариту мы найдем, – задумчиво сказала женщина, – а Джон сейчас Ирландией занят будет, и я тоже. Жаль, что здесь машину Бэббиджа не поставить, из соображений безопасности, но ничего, – Марта нашла руку мужа и пожала ее, – я буду в Лондон ездить».
Всю зиму Марта взламывала шифры ирландских радикалов. Джон отправился в Дублин весной. Восстание фениев было неудачным, английская контрразведка читала их переписку. Вернувшись, герцог хмуро сказал:
– Этим все не закончится. Несколько особо опасных людей, от нас ускользнуло. Американские ирландцы, с военным опытом. Мне кажется, здесь, – он оглянулся на цветущий сад, – мы их тоже увидим, скоро. В Лондоне, в Манчестере...»
Люси, в шелковом, светлом платьице, бойко подошла к матери и положила маленькую ладошку ей на живот. «Брат, – сказала девочка, картавя,– или сестра. Скоро». У нее были прозрачные, зеленые материнские глаза и темно-русые, немного вьющиеся волосы.
– Говорит, как хорошо, – удивился герцог, – ей чуть больше года…, – он охнул. Марта чувствительно толкнула его под ребра.
– Хорошо говорю, – надменно согласилась Люси и ушла к шали, расстеленной на траве. Девочка аккуратно присела и стала складывать деревянные кубики с буквами.
– Она той неделей «мама» и «папа» составила, – углом рта сообщила Марта, – она очень обижается, если ее успехов не замечают. А что она болтает бойко, она в девять месяцев начала. Посмотрим, кто в этот раз появится на свет, – Марта усмехнулась.
Бромли отпил вина:
– Доктор Браун порекомендовал маленькую операцию для Кэтрин, абсолютно безопасную. Для исцеления ее расстройства. Она совершенно излечилась, – весело сказал Бромли, – летом она венчается с моим деловым партнером, из Манчестера!
Питер, записывая в блокнот имя и адрес врача, хмыкнул: «Конечно, Бромли и его жена были рады сплавить дочь подальше, после такого скандала. Пусть за вдовца, в два раза ее старше, пусть в провинцию, но с глаз долой, как говорится».
Сегодня он вез Брауна на первый осмотр к Марте. Роды должны были начаться через две недели, по расчетам ее бывшего врача, но ребенок пока не перевернулся. Питер волновался, но Марта успокаивала его: «С Люси все было хорошо, и с маленьким тоже будет, обязательно».
Мартин взглянул на хронометр:
– Сидония мальчишкам, наверное, все пирожные заказала, что в меню были, в «Фортнуме и Мэйсоне». Пойду, к ним присоединюсь, – он наклонился и поцеловал каштановые, в седине волосы Питера:
– Ты тоже от стола не отходил, когда из школы на каникулы приезжал. Да и я сладости с кухни таскал. Не думай о плохих вещах, сыночек, – неслышно сказал Мартин, – все обойдется и у нас четверо внуков будет. Разве могли мы с мамой такого ожидать? – он потрепал сына по голове: «В Мейденхеде встретимся. Мы Марте и Люси что-нибудь вкусное привезем. Клубника свежая сейчас, спаржа, вишни…»
Проводив отца, Питер, взял свою папку для семейной корреспонденции. Он отыскал последнее письмо кузена Стивена:
– Конечно, пусть Петр приезжает к нам следующим летом. Я его встречу в Александрии, и все вместе отправимся на канал. Начнет он с подручного. Ты его предупреди, что работать придется много…, -Питер усмехнулся: «Двенадцать лет мальчику, а он с меня ростом. Он такой же, как его отец будет».
Он продолжил читать: «Мы с Мирьям решили, что, как только придем из Арктики, осядем в Лондоне. Она сдаст врачебные экзамены, я вернусь к гражданскому строительству. Каждое лето у нас гостит Моше, Петру будет с кем поиграть».
Пасынок, на пасхальных каникулах заявил, что летом хочет поехать на канал.
– Мне двенадцать лет, – весело сказал Петр, – я, мамочка, тебя выше, – он поцеловал Марту в щеку: «Хотя бы разрешите мне в Ньюкасле в шахту спуститься».
– Это, пожалуйста, дорогой мой, – смешливо отозвался Питер, держа на коленях дочь. Люси пристально, сосредоточенно рассматривала покрытую цифрами бумагу. Марта давала ей черновики своих вычислений. Он покачал девочку:
– Когда ребенок родится, бабушка и дедушка отвезут вас в Ньюкасл, до школы. Дедушка тебя в шахту возьмет, на заводе поработаешь. А дяде Стивену я напишу, – заключил Питер.
Они с Мартой предполагали послать Петра во Францию. Анри обещал встретить его в Дувре, и отвезти в Марсель. Там он собирался посадить мальчика на корабль до Александрии.
– Никаких сопровождающих, – строго велел Петр, почесав рыжие кудри, – я взрослый. Подручным наймусь, в машинное отделение.
– Непременно, – расхохоталась Марта и подмигнула Питеру.
Вечером, в спальне, положив ладонь на ее живот, Питер, задумчиво, сказал:
– Растут мальчишки. Петр, как отец его, будет ездить, строить. Грегори, может, еще в Бомбей отправится. Останемся мы вчетвером, – от Марты пахло жасмином. Она сидела, в короткой, кружевной рубашке, расчесывая волосы. Люси дремала в своей дубовой колыбельке. Лицо у дочери даже во сне было серьезное.
– Может, – лукаво заметила Марта, – и больше нас будет, мистер Кроу. Видишь, как быстро все получилось, – она потянула Питера за руку и отдала ему серебряный гребень.
Он убрал письмо от Стивена, часы пробили пять вечера. Питер взял свой цилиндр. Пора было ехать в лечебницу доктора Бейкера.
– Все будет хорошо, – напомнил себе Питер, запирая кабинет, отдавая ключи охраннику. Он сбежал вниз по широкой, мраморной лестнице, и вышел на пустынную, летнюю улицу Бишопсгейт.
Марта аккуратно отрезала серебряными ножницами полоску бумаги и написала своим четким почерком: «Сан-Франциско». Комод этот она помнила с тех времен, когда девчонкой приехала в Лондон, с дедушкой Тедди. Он был сделан в царствование королевы Анны, после гражданской войны. Бабушка Марта дала ей прочитать семейную хронику и усмехнулась:
– Говорят, что архив леди Констанцы, граф Ноттингем все-таки увез из Мейденхеда на континент. Отдал ее папки в библиотеку Ватикана. В тайное хранилище, – бабушка, со значением, подняла бровь: «Дядя Джованни, когда монахом был, работал с ее документами, но ничего оттуда не запомнил».
– Теперь и не найти их, – Марта потерла поясницу и пробежалась тонкими пальцами по ящичкам темного дуба.
– Париж, Амстердам, Иерусалим, Суэцкий канал, Вашингтон, Сан-Франциско, – пробормотала она, -наконец-то Бет и Джошуа на одном месте обосновались. Вторая девочка у них.
Марта, ласково улыбнулась:
– Интересно, кто у нас родится? Мальчишки брата хотят. Конечно, еще одна такая сестра, как Люси..., -женщина покрутила головой и услышала с порога строгий голос: «Мама! Ночь!»
– Вечер, – рассмеялась Марта. Люси сидела на руках у бабушки, в длинной, кружевной рубашечке. Темно-русые волосы были заплетены в короткие косички.
– Мартин отдыхать пошел, – Сидония поцеловала внучку в затылок, – мы ее к себе возьмем, вдруг..., -она скосила глаза на большой живот Марты. Женщина отмахнулась: «Не волнуйтесь, тетя Сидония. Еще две недели, а то и дольше».
– Может, там двойня? – с надеждой в голосе спросила свекровь.
– Феннелл говорил, что один, – вздохнула Марта, – просто большой, за восемь фунтов. Как дедушка мой. Отец мой тоже высокий был. Спокойной ночи, счастье мое, – она поцеловала Люси в мягкую щечку: «Люблю тебя». Марта посмотрела на привешенные к золотому браслету часики: «Скоро Питер должен этого Брауна привезти, восьмой час вечера. Гостевую спальню я ему подготовила».
После ужина мальчишки ушли в сад. Марта, вернувшись в свой кабинет, присела на подоконник. Старший сын уткнулся в какую-то книгу. Грегори лежал на траве, закинув руки за голову, рассматривая золотистое небо. С Темзы тянуло свежим ветерком, издалека слышались колокола церкви. Звонили к вечерне. Марта почувствовала, как ворочается ребенок: «Теперь и не поехать никуда. Прошлым годом, когда я Люси ждала, я в Лондон выбиралась, а сейчас запретили».
Месяц назад у нее начались схватки. Доктор Феннелл отправил ее на несколько дней в постель. Он строго сказал:
– Больше никаких путешествий. Ребенок лежит неправильно, мало ли что. Я не хочу, чтобы вы начали рожать на станции или в вагоне подземной железной дороги, – он усмехнулся в седую бороду.
Марте доставляли материалы из Лондона, от его светлости, с курьером. Всю прошлую зиму она раз в неделю занималась алгеброй и высшей математикой с Бэббиджем, а сейчас делала это в письмах. Наставник посылал ей задачи. Вся семья проводила лето в имениях. Марта, с тоской, подумала:
– Эми-сан в пяти милях выше по течению, но все равно, и туда нельзя. Хороший у них мальчик растет. Полина в замке. Дядя Аарон, у себя, в Кентербери. Еще и мальчишки после родов на север уедут. Питер опять отпуск берет, до осени, – она весело крикнула: «Вам не пора в постель?»
– Еще восьми не было! – возмутился Петр, оторвавшись от учебника математики: «Мы на каникулах!»
Грегори следил за соколом, парившим в прозрачном небе. Птица была высоко, так высоко, что он видел только темную точку.
– Маргарита, – одними губами сказал Грегори, – где же она?
В прошлом году пришло письмо от Виллема, и Грегори позвал дедушку. Он долго не прилетал. Грегори заметил его только поздней осенью, когда они со старшим братом вернулись в школу. Дедушка ничего ему не сказал. Лежа на теплой траве, мальчик горько подумал:
– Я не все умею. Я знаю, что у мамы Марты будет мальчик. Я могу говорить с цветами и птицами, могу лечить..., Но совсем не все. И где Маргарита? – он попросил:
– Пусть с моей сестрой все будет хорошо, пожалуйста. И с ней, и с братом. И с мамой Мартой и маленьким..., – Грегори ласково погладил свежую траву на лужайке: «Папа сегодня этого мистера Брауна привезет, врача. Я тоже стану врачом».
Он потянулся: «Маленький Джон осенью в школу идет. Будет в Итоне еще один наш родственник».
– Мы ему поможем, – весело сказал Петя и присвистнул: «Я следующим летом на канал еду. Ты здесь за старшего брата останешься, понял? Хватит мечтать». Наклонившись над Грегори, Петя потормошил его: «Побежали на реку, искупаемся перед сном».
Мальчишки выскользнули в кованую калитку, на дорожку, ведущую к реке. Марта проводила их взглядом: «Вытянулись оба. Браун здесь ночует. Пусть он их осмотрит, заодно. На всякий случай».
Марта вернулась к поставцу. На одном из ящиков был ярлычок: «Мон-Сен-Мартен». Она вздохнула:
– Виллем пишет мальчику, но так ничего и не известно. И Грегори ему ответить не может. Всю почту, господин барон, – женщина, издевательски усмехнулась, – читает.
Письма умерших родственников Марта складывала в архив. Она устроила в подвале особняка отдельную комнату. Свекор, одобрительно, сказал: «Давно пора. В библиотеке нечем дышать было, из-за бумаг. С Ганновер-сквер я все привезу, займусь этим».
– Очень надеюсь, – смешливо заметил Питер, – что у нас не случится еще одной гражданской войны. Было бы жаль опять потерять все семейные документы.
Марта взглянула на карту Европы: «Гражданской, конечно, не будет, но Германия не преминет попробовать вернуть себе Эльзас и Лотарингию. И в Южной Африке, с бурами, надо как-то договариваться».
Джон, после Ирландии, обедал у Марты на Ганновер-сквер. За кофе, он заметил: «Ирландцев нам не удержать. Если мы будем проводить такую же политику, как во времена сэра Кеннета Маккензи, наместника короны в Ольстере, то местные не остановятся перед взрывом бомб, захватом заложников..., – он помолчал: «Я семью в Банбери пока оставлю. Это безопасней, чем в городе жить».
– Джон! – удивилась Марта.
Он распахнул французские двери и вышел с папиросой на террасу.
– За мою голову, – не поворачиваясь, сообщил герцог, – фении назначили награду. Я не хочу подвергать Полину и детей риску. Банбери деревня, каждый человек на виду. Местный полицейский участок предупрежден.
Герцог и рассказал ей, что на реке Оранжевой, судя по всему, находятся крупные месторождения алмазов.
– Я много времени в Африке провел, – пожал плечами Джон: «Я знаю буров. Они просто так не сдаются. Наши горячие головы хотят, чтобы их тоже привели к покорности, как ирландцев. Только в Китае воевать закончили, только Индия успокоилась, – Джон поморщился, – зачем нам опять беспорядки. Зато у вас в Америке все тихо, – бодро добавил он.
– У нас индейцы, – коротко отозвалась Марта, – полковник Горовиц не остановится, пока их не загонит в резервации, согласно плану вице-президента Вулфа. Индейцы, – Марта вспомнила упрямые, серо-синие глаза Меневы, – они тоже гордые люди.
– Как он все-таки на дедушку Натана был похож, – подумала Марта: «Надо написать Джошуа. Они теперь в Сан-Франциско живут. Может быть, он узнает, где сейчас Менева с дочкой».
Марта подняла книгу со своего бюро и полюбовалась дарственной надписью: «Милой Марте, с искренней любовью».
– Элизабет Фримен. Возрожденный Юг, – прочла Марта:
– Все равно, она не удержалась, написала очерк о банде Джессе Джеймса. «В погоне за Гремучей Змей». Его в Illustrated London News перепечатали». Марта вспомнила гравюру, сопровождавшую выпуск. Девушка, в ковбойской шляпе, накидывала лассо на всадника, выбивая у него из руки кольт. «Черная Бет сражается с Гремучей Змеей, – Марта усмехнулась, – теперь она не только очерки о западе будет писать, но и роман».
Под книгой лежали свежие «Санкт-Петербургские ведомости». Марта еще их не читала. Увидев газету, женщина вспомнила о зяте. Он аккуратно, каждый месяц, посылал деньги на безопасный счет в парижском отделении Лионского Кредита. Оттуда их переводили на счет Марты в Банке Англии.
После венчания она предложила Питеру объединить капиталы. Муж расхохотался: «Если мне нужно будет попросить у тебя в долг, я это сделаю. На развитие заводов, на производство динамита..., – он изучал данные по химической лаборатории Нобеля. Питер отложил бумаги и поцеловал ее бронзовые волосы:
– Все равно, когда я умру, ты будешь моей наследницей. Ты и дети, – он ласково улыбнулся. Марта, сердито, заметила: «Не след о таком говорить. Дедушка твой ста лет достиг, и у тебя так же будет».
Она услышала в открытое окно скрип колес экипажа и веселый голос мужа: «Приехали, доктор Браун!»
Марта взяла тонкую, кашемировую шаль. Она поправила перед зеркалом тяжелый узел волос, сколотый золотыми шпильками с изумрудом. Женщина пошла вниз по дубовой, укрытой персидским ковром, лестнице.
Браун осматривал ее после завтрака. Марта, устраиваясь на кровати, искоса посмотрела на полуседую бороду, на строгое, хмурое лицо.
– Он хороший врач, – вспомнила Марта, – хирург отличный. Я читала статью в The Times, осенью, о его лечебнице. Он принимает бедняков бесплатно, оперирует их..., С другой стороны, – она удобнее легла на подушки, – хочется, чтобы больше женщин шло в медицину.
Когда Марта, во время осмотра, поинтересовалась мнением Феннела, своего бывшего врача о докторах-женщинах, он пожал плечами:
– Я всегда выступал за то, чтобы дать им возможность получать дипломы, миссис Кроу. В Америке так делают, во Франции женщины учатся частным образом, и у нас это случится, обещаю.
– Может быть, – Марта подняла рубашку, – Люси врачом станет. Мирьям вернется из экспедиции, сдаст экзамены..., К тому времени это разрешат, я уверена. Юджиния тоже Анри в кабинете помогает. Развод ей пока не пришел. Степушка мне рассказывал, что в Синоде, бюрократ на бюрократе, – Марта поймала взгляд мужа и улыбнулась.
После того, как Браун осмотрел мальчиков, Мартин и Сидония забрали их и Люси на целый день в усадьбу ди Амальфи. Вероника и Эми пригласили всех к обеду. Пьетро весной защитил докторат и преподавал в Кембридже языки. От назначения в Министерство Иностранных Дел он пока отговаривался, ссылаясь на то, что не хочет уезжать из Англии.
Наримуне-сан добрался домой. В Японии с февраля, правил сын умершего Комэя, молодой император Мэйдзи. Даймё Йошикуни переехал в Киото. Мэйдзи сделал его одним из приближенных советников. Марта покосилась на инструменты. Браун разложил их на шелковой салфетке: «Япония совершенно точно изменится. Мы ее при нашей жизни не узнаем».
Феннелл всегда окунал инструменты в теплую воду, усмехаясь: «Мне это ничего не стоит, а вам приятно».
– Жаль его, – подумала Марта, – хотя, может быть, он и оправится. Ему семидесяти не было. Этому тоже, – она вздрогнула и закусила губу, – за шестьдесят. Он мальчишек долго осматривал, больше часа. Хотя, что смотреть, они за год и не чихнули ни разу. Люси только после Пасхи простудилась, и все.
Осмотр был болезненным. Марта сильно сжала пальцы Питера.
Браун распрямился и вымыл руки в тазу.
– Я согласен с заключением моего уважаемого коллеги, – он покашлял, – ребенок лежит неправильно. Он вряд ли перевернется, учитывая его размеры. Как вы знаете..., – он зашагал по комнате. Марта, чувствуя, как дитя, недовольно двигается, охнула.
– Как вы знаете, – повторил Браун, – если плод мужского пола, то подобное положение для него опасно. В процессе родов могут пострадать важные части тела.
– Гениталии, – спокойно сказала Марта, оправляя рубашку и домашнее, свободное платье темно-зеленого шелка, поднимаясь с постели.
Браун побагровел. Марта вспомнила:
– Он мне сказал: «Раздвиньте конечности», а я его поправила: «Ноги». Вот же..., – она заметила, что муж, добродушно ей, подмигивая, одними губами говорит: «Оставь».
– Не буду, – неслышно уверила его Марта.
Браун помолчал: «Я предлагаю вызвать роды. Будет опасно, если ребенок еще вырастет. Он весом больше восьми фунтов, а у вас хрупкое телосложение».
– Узкий таз, – не удержалась Марта и добавила: «Мой старший сын родился весом в восемь с половиной фунтов, доктор».
– Вам тогда было двадцать лет, – отрезал Браун, – а сейчас тридцать два. Вы не первой молодости.
На лбу женщины он увидел упрямую морщину: «Американка, – понял Браун, – и не переговоришь ее».
– Вы очень неосторожно поступили, – недовольно сказал врач, – забеременев на следующий год после родов. Я предпочитаю, чтобы женщина воздерживалась от супружеской жизни в течение всей беременности и кормления, а это два года.
– Вообще? – бронзовая бровь изумленно поднялась вверх. Браун решил: «Во время родов можно сделать ей операцию. Она не заметит, она под эфиром будет. Ничего, кроме пользы, это не принесет. У нее очень нервный характер. И мужу об этом знать не обязательно. Он и не поймет, что произошло».
– Вообще, – сухо ответил Браун, незаметно взглянув на женщину. На белых щеках играл румянец, зеленые глаза блестели. «Все это из-за темперамента, – сказал себе врач, – ее муж будет мне только благодарен. Они все благодарны».
Браун давно практиковал эти операции на бедных женщинах. Их врач принимал бесплатно. Ему надо было набить руку, прежде чем демонстрировать результаты излечения на собраниях Лондонского Хирургического Общества. В прошлом году он выпустил большую статью об исцелении истерии и расстроенных нервов. Демонстрируя на заседании одну из своих пациенток, Браун получил заслуженную долю оваций. Он всегда говорил отцам и мужьям, что приводили к нему больных:
– Женский организм в этой части анатомии совершенно не нуждается. Ее присутствие ведет к развратным действиям, падению нравственности и физическому истощению. Операция почти безболезненна. На второй день дама может вернуться к своим домашним обязанностям.
– Опять же, мистер Бромли, – вспомнил Браун, – чуть ли не руку мне целовал, после того, как я его дочь прооперировал. Со своей второй свадьбы она не сбежит. Решено, – он взглянул на сжатые, тонкие губы миссис Кроу.
– Одну минуту, доктор, – любезно сказал Питер. Он отвел жену к окну:
– Этот Браун, конечно, косный человек, но врач отменный. Его все хвалят. Может быть, действительно, милая..., – он помолчал, – не стоит ждать, рисковать. Пригласим его, он приедет через неделю, проведет роды..., Он тоже считает, что там мальчик, – рука жены была теплой, от нее пахло жасмином. Марта кивнула: «Хорошо. А что там мальчик, – Питер услышал горячее дыхание у самого своего уха, – я с самого начала знала, любовь моя. Мартин».
Браун складывал инструменты в саквояж: «Я приеду через неделю, с травами. Воздерживайтесь от волнений и ведите размеренный образ жизни, миссис Кроу. Ваши сыновья здоровы, однако они оба..., – врач замялся, – физически развиты».
– Я бы беспокоилась, если бы было иначе, – сочно ответила Марта, садясь в кресло, – они растут, во всех отношениях.
– Мистер Кроу, – Браун указал глазами на дверь, – позвольте с вами пройти в библиотеку. Мы обсудим...
– Мы обсудим наших сыновей в моем присутствии, – резко прервала его Марта, – я мать, я имею право знать..., – Браун вздохнул и вытащил из саквояжа какую-то шкатулку.
– Это патентованное средство, предотвращающее физические эксцессы, которыми мальчики, к сожалению, могут увлекаться в таком возрасте. Достаточно надевать приспособление на ночь..., -Марта взглянула на гладкое, металлическое кольцо, окруженное вторым, зазубренным. Женщина почувствовала, что бледнеет.
– Все очень просто, – Браун разомкнул кольцо, – когда орган тела..., – Марта сжала зубы и увидела, как глаза мужа опасно похолодели, – начинает, как бы это сказать, увеличиваться в размерах, второе кольцо, – он указал на зазубрины, – его ограничивает, и заставляет вернуться к естественному положению вещей.
– Это приспособление имело бы успех у инквизиторов, – нарочито спокойно заметил Питер,– мы не позволим, чтобы наши сыновья подвергались таким пыткам. Уберите это, пожалуйста, – он брезгливо указал на шкатулку, – и ждем вас через неделю. Я пришлю экипаж в лечебницу. Пойдемте, доктор, -Питер кивнул на дверь, – я с вами рассчитаюсь.
– Вы рискуете, – предупредил его Браун, – ваши сыновья вырастут расслабленными, жаждущими наслаждений развратниками, с разрушенным умом, со слабым здоровьем....
Питер сбил с рукава домашнего пиджака невидимую пылинку:
– Я в десятке богатейших промышленников Англии, доктор Браун, но не буду скрывать, в детстве я занимался практиками, которые, как вы утверждаете, разрушают ум. Мне кажется, – он распахнул дверь перед врачом, – я вырос довольно успешным человеком.
Когда Питер вернулся в спальню, Марта сидела в кресле, склонившись над своим блокнотом. Он поцеловал белую шею и развел руками:
– Я слышал о таком, но не думал, что они существуют на самом деле. Врач он хороший, а остальное..., – Питер повел рукой: «Просто не будем обращать внимание на его идеи. С мальчишками я поговорю. Папа со мной говорил, в этом возрасте..., – Марта улыбнулась: «Правильно. Они тебя послушают».
Питер взглянул на схему, с датами и стрелками, что вели от одного имени к другому: «Что это?»
– Пытаюсь понять, что случилось с Маргаритой, – расстроено ответила Марта, – и ничего не получается. Но я выведу формулу и просчитаю все варианты того, что могло произойти, обещаю..., – Питер присел на ручку ее кресла: «Все будет хорошо, милая. Скоро увидим наше дитя. Теперь ты в надежных руках».
Марта вспомнила странный огонек в темных глазах Брауна и отчего-то поежилась.
В библиотеке Брук-клуба было тихо. Джентльмены листали газеты. К расписанному фресками потолку поднимался дым сигар. На резных столиках стояли серебряные подносы с чаем. Детей в клуб обычно не пускали, но Мартин Кроу был членом правления. Мальчики росли на Ганновер-сквер, рядом с клубом. Отец с дедом часто приводили их сюда.
Доктор Браун приехал в Мейденхед с акушерским саквояжем, рано утром. Сидония отвела мужа в сторону:
– Отвези детей в Лондон. В Британский музей их своди, в клубе чаю попейте..., – она оглянулась на спальню Марты и качнула до сих пор изящной, почти седой головой:
– Мало ли что..., – Сидония перекрестилась: «Питер здесь останется, а я с Люси погуляю, в церковь с ней сходим, на кладбище..., – Мартин увидел слезы в тонких морщинах под серо-зелеными, большими глазами жены.
Он вспомнил, как еще ребенком, отец и мать водили его на семейный участок, показывая могилу первой жены сэра Стивена Кроу, леди Мэри.
– Она умерла из-за операции, – подумал Мартин, – а ребенок выжил, леди Полина. Она потом за графа Ноттингема замуж вышла, и за лорда Кинтейла, вторым браком. Ребенок выжил, а она умерла. Ерунда, – разозлился Мартин, – это в царствование королевы Елизаветы случилось. Сейчас новое время. Никто из-за такого не умирает. Браун отменный акушер. Родится ребенок и все будет в порядке.
То же самое он сказал и жене. Сидония помолчала:
– Люси легко на свет появилась, сам помнишь. А здесь мальчик, наверное, крупный..., – от жены пахло привычно. Сидония, еще с юности, душилась вербеной.
– Я вам телеграмму пошлю, в клуб, – пообещала жена. Мартин прикоснулся губами к ее теплой щеке: «Я тебя люблю».
Когда мальчики зашли в спальню, Марта, на удивление, не лежала в постели. Еще не было восьми утра. Поднявшись, наклонившись над бюро, женщина рассматривала какую-то тетрадь. «Все будет хорошо, милые, – она поцеловала сыновей, – вернетесь вечером, и увидите нового брата, или сестричку».
– Брата, – уверенно сказал Грегори. Мальчик сразу получил добродушный щелчок по лбу от Пети: «Все-то ты знаешь».
– Я говорил, что будет сестра, – оскорблено заметил Грегори, – так оно и случилось.
– Идите сюда, оба, – Марта раскрыла руки. От мамы пахло жасмином, она вся была теплая, мягкая. Петя, внезапно, шепнул: «Мамочка, пусть все будет хорошо, пожалуйста...». Он искоса посмотрел на брата.
Петя знал, что иногда, у Грегори, бывают туманные, нездешние глаза. Цветы в их комнате никогда не засыхали. Грегори любил ухаживать за растениями. Брат сам сделал кормушку для птиц. Грегори, с разрешения наставника, повесил ее на окно. Утром, когда Петя просыпался, Грегори сидел на каменном подоконнике. Вокруг него щебетали воробьи и скворцы, клюя семена с его смуглой, изящной ладони. Петя вспоминал: «В Японии так было». В парке, у его светлости Ёсинобы, устроили каскад прудов. Грегори устраивался на берегу, улыбаясь, подперев кулаком подбородок. Он глядел на темную воду, на медленно плывущих уток.
В замке, в Банбери, Грегори всегда кормил птиц бабушки Евы, тропических, ярких попугаев, крохотных, разноцветных колибри, в отдельной клетке. В Саутенде, в оранжерее, мальчик возился с лилиями и кувшинками. Он склонял голову набок, будто прислушиваясь к чему-то.
В вагоне железной дороги, Петя, оглянулся на дедушку Мартина. Он что-то подсчитывал в блокноте. Мальчик шепотом потребовал у брата: «Скажи, что будет!»
Грегори толкнул Петю в плечо:
– Ты правильно сделал, что газету взял, русскую, – он указал на «Санкт-Петербургские ведомости». Петя сунул газету в карман, выходя из спальни матери.
Оба мальчика были в льняных, летних костюмах. Питер водил сыновей к тому же портному, у которого одевался сам. В Итоне Петя держал в гардеробе свои ковбойские брюки, замшевую куртку и шляпу. У него было даже настоящее лассо. Джошуа и Бет, добравшись до Сан-Франциско, прислали его в подарок мальчику.
