Текст книги "Вельяминовы. Век открытий. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Нелли Шульман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 89 страниц) [доступный отрывок для чтения: 32 страниц]

В Сингапуре товар перегружался с кораблей «Клюге и Кроу» на верткие, быстроходные джонки, и отправлялся дальше, в Кантон. Тамошние воды кишели пиратами. Хоть джонки и были оснащены пушками, и нанимали на них таких же пиратов, только получавших свое золото от «Клюге и Кроу», каждый фунт опиума, подумал сейчас Питер, проданный на закрытом аукционе в Кантоне, мог стоить фунта крови.

– Очень надеюсь, – он допил кофе, – что нынешняя война с Китаем закончится окончательной передачей Гонконга Британии. Мы устроим там военную базу и тогда, – Питер присвистнул, – пиратам придется несладко. Займемся, – он посмотрел на свой хронометр, – планами новых чайных плантаций, а завтра приступим к тканям.

«К и К» получали свои основные прибыли не от опиума. Чай, кофе, восточные товары, и английские ткани были главным источником дохода. Отправляя Питера на восток, Мартин сказал: «Когда мы одержим победу в Китае, то постепенно будем переводить производство на тамошние посадки мака. Это гораздо выгодней. Я не хочу совсем отказываться от опиумной торговли, мы ей двести лет занимаемся, но надо добиться, чтобы она приносила больше денег».

– Для этого надо выиграть войну, папа, – Питер сидел на подоконнике в конторе, дымя папиросой, глядя на пустой, летний Сити. «Впрочем, – он легко улыбнулся, – выиграем. Вы сегодня с мамой на воды?»

Мартин кивнул: «Могу я хотя бы две недели за год отдохнуть, дорогой мой? Тем более, сезон закончился, дамы заказали все наряды, что хотели. Мама тоже свободна. Она будет над осенней коллекцией работать. И ты приезжай, – он, внимательно, посмотрел на сына: «Там хорошее общество, девушки..., Тебе тридцать пять, милый, мама волнуется».

– Приеду, хотя бы на выходные, – пообещал Питер: «Не все же в клубе обедать. А что мне тридцать пять, это я помню, папа. Какая девушка согласится поехать со мной на два года в Бомбей и Кантон, а?»

– Та, что любит, – Мартин, ловко, одной рукой, собрал бумаги со стола. Подойдя к Питеру, отец поцеловал его в лоб.

Они закончили расчеты по новым плантациям ближе к полуночи. Виллем ушел спать, а Грегори подумал: «Слава Богу, что у них разные комнаты. Я бы не смог иначе. Знать, что Луиза..., – он поморщился и напомнил себе: «Завтра поговоришь. Мы в конторе будем, на складах..., Там легче».

Они виделись с Луизой каждый день, за обедом, в саду. Они вежливо раскланивались, и говорили о чем-то неважном. Только по вечерам, когда дом затихал, им удавалось встретиться где-нибудь в коридоре, или в его спальне, ненадолго, оглядываясь. Он обнимал ее, целуя, слыша, как бьется ее сердце. Луиза, держа его за руку, шептала: «Я не могу, милый..., Не могу больше притворяться, хватит. Тяжело, так тяжело без тебя».

– А еще дети, – мрачно напомнил себе Грегори, поднимаясь наверх: «Этот..., он никогда в жизни не позволит, чтобы какой-то цветной растил его сына и дочь. Да что говорить, когда мы родословное древо рассматривали, он только хмыкнул: «Питер, если тебе хочется верить в эти сказки о семействе Смоллов, то верь. Господи, хоть бы он согласился на развод. Хоть бы Маргариту оставил. Она девочка, она ему не нужна. Он с ней и не разговаривает даже, не замечает, – Грегори услышал шорох в дальнем конце коридора, запахло лавандой. Луиза едва слышно сказала: «Опасно. Он еще не спит, я видела свет у него в комнате. Я тебя люблю».

– Завтра, – Грегори поцеловал Луизу, – завтра я с ним поговорю. Хватит.

Женщина только кивнула, и перекрестила его, вытирая слезы со щеки. Грегори прикоснулся губами к ее влажной руке. Он бережно, нежно, прижал Луизу к себе, стоя в полутьме коридора, не в силах расстаться с ней, не в силах отпустить.

В дверь библиотеки постучали. Питер услышал девичий голос: «Хотите еще кофе?». Она внесла серебряный кофейник. Помахав рукой, Люси улыбнулась: «Накурили. Я кальян курю иногда. Он хотя бы пахнет приятно».

Люси была в медном, шелковом сари, на тонких, смуглых запястьях виднелись золотые браслеты. Маленькие ноги в легких сандалиях ступали осторожно, неслышно. Темные глаза блестели. Она, опустившись в кресло, налила Питеру кофе. Тяжелые, распущенные волосы падали на стройные плечи.

– А вы, почему не спите, кузина Люси, – он понял, что покраснел: «Поздно ведь».

– Читала, – она помолчала: «Я сегодня в книжную лавку ездила, заказала учебники..., В Майсоре, -девушка указала на юг, – ничего такого не найдешь. Буду сидеть в зенане, откуда там книги? Надо приехать с ними, кузен Питер, – она рассеянно помешала свой кофе: «Я вас отвлекаю, простите».

– Ни в коем случае, – он заставил себя отвести от нее глаза и взглянул в распахнутое окно. Стояла влажная жара. Питер вспомнил: «Потом муссоны начнутся, все лето. Бесконечные дожди. Ночью капли будут стучать по крыше. Я буду лежать в постели, подсчитывать что-то, стараться заснуть..., Она к тому времени уедет в Майсор. Там горы, там легче дышится».

Из сада тянуло тяжелым, сладким запахом магнолий. Питер почувствовал, как у него закружилась голова. Она была совсем рядом. Девушка сидела, поджав ноги, задумчиво глядя на шелковый ковер, что закрывал половицы красного дерева.

– Кузина Люси, – Питер откашлялся, – а вам..., вам обязательно ехать к этому, как его...

– Махарадже Водеяру, – темно-красные губы улыбнулись: «Не могу же я сидеть на шее у Грегори, кузен Питер. Он, наверное, женится скоро. В Бомбее, больше девушек-христианок. Тем более, я не зря диплом получала, – Люси, отчего-то вздохнула, – я хочу работать».

– Но вы ведь тоже, – Питер замялся, – тоже можете выйти замуж...

Она молчала.

– Британец никогда не женится на местной девушке, – неожиданно жестко ответила Люси, – а мужчин-христиан немного. Индийцев, я имею в виду. В Калькутте меня сватали, несколько раз, но я не хочу выходить замуж без любви.

– Никто не хочет, – хмуро отозвался Питер: «Кузина Люси, – он поднял глаза, – а если бы я предложил вам работу?»

– Но ведь женщины не работают в конторах, – удивилась Люси, – это неприлично.

– Не в конторе, – он встал и подошел к окну: «Мне нужен личный секретарь. У меня много переписки, вы знаете языки, и местные тоже..., Вы очень аккуратная, умная девушка, – Питер застонал про себя: «Что я за дурак такой? Почему нельзя просто сказать ей, что я ее люблю?»

Люси накрутила на тонкий палец прядь волос и, неуверенно, отозвалась: «Я, конечно, могу написать махарадже, что приеду через год..., Но вы потом в Кантон собираетесь, кузен».

– В Кантоне мне тоже будет нужен секретарь, – упрямо сказал Питер: «Вообще, – он повернулся, – я совсем не то говорю, что хотел, кузина Люси».

Она поднялась, браслеты зазвенели. Девушка оказалась близко, так близко, что Питер видел тени от длинных, густых ресниц на смуглых щеках.

– А что..., что вы хотели сказать, кузен Питер?– сглотнула Люси.

– Я хотел сказать, – он улыбнулся, – что я вас люблю. Окажите мне честь, пожалуйста, станьте моей женой. К Грегори я тоже схожу, завтра же, – торопливо добавил Питер.

В саду захлопала крыльями птица, зашуршал шелк ее сари. Она, отчаянно, покачала головой: «Питер..., Не принято, нельзя так, что скажут ваши родители...»

– Мои родители будут рады, что я женился по любви, Люси, – ее темные волосы блестели в огоньках свечей. «Конечно, – Питер помедлил, – если вы не хотите...»

– Я хочу, – шепнула Люси: «Очень хочу, Питер». Он целовал ее, она была вся в его руках, он говорил, что завтра пойдет в собор, и через три недели они обвенчаются. Люси, вдруг, усмехнулась, тихо, ему на ухо: «А как же должность личного секретаря?»

– Будет, – уверенно ответил Питер, не отрываясь от ее губ: «Она твоя, если ты хочешь ее занять, до конца наших дней».

– Хочу, – кивнула девушка. Питер опустился в кресло, устроив ее у себя на коленях: «Нет человека меня счастливей. Я не думал, что ты согласишься».

Тяжелые волосы упали на его плечо. Он услышал ласковый голос: «Я не думала, что ты предложишь, милый».

Люси вышла из библиотеки, и остановилась, приложив ладони к горящим щекам. «Кантон, -подумала девушка, – а потом Япония, потом Лондон..., Господи, поверить не могу. Питер сказал, что завтра надо в лавки поехать, к портнихе, платье шить, цветы заказывать..., Я всегда, всегда буду ему помогать..., – дверь скрипнула. Питер, озабоченно, сказал: «Давай я тебя провожу наверх, милая».

– Работай, – велела ему Люси. Быстро поцеловав его, девушка рассмеялась: «Здесь всего лишь на второй этаж подняться, Питер. Я и сама справлюсь. Увидимся за завтраком».

– Иди сюда, – попросил мужчина. Обняв ее, Питер поцеловал теплые губы: «И никогда больше не расстанемся».

В коридоре второго этажа пахло сандалом. Виллем уловил легкие шаги. Взяв свечу, он подошел к двери своей спальни: «Вот и она. Мисс Люси, далеко вы не уйдете. Я все подготовил, – Виллем бросил взгляд на бюро, где лежали письма, – увидев это, вы сами разденетесь, и сами ноги раздвинете. Иначе завтра ваш брат отправится в тюрьму, а оттуда на виселицу».

Он распахнул дверь, девушка остановилась. Виллем повел свечой: «Мисс Вадия, мне надо с вами поговорить. Не откажите в любезности, пожалуйста».

Люси растерянно оглянулась и ахнула, почувствовав его сильную руку. Серые глаза блеснули холодом. Виллем, толкнув ее в спальню, повернул ключ в замке.

Подделать письма было легко. У Виллема давно был прикормлен нужный человечек, одинаково ловко копировавший почерка и печати. Он-то и передал Виллему записки на хинди. Из бумаг следовало, что Грегори Вадия приехал в Бомбей по поручению мятежников, поднявших восстание на севере страны.

Виллем стоял, с подсвечником в руке, ожидая, пока она просмотрит конверты. «Они попали мне в руки случайно, – мужчина незаметно улыбнулся, глядя на ее темные, длинные ресницы, – ваш брат, мисс Вадия, неосторожно оставил их в своем столе, в конторе».

– Не может быть, – подумала Люси: «Грегори никогда бы не стал такого делать. Наша семья лояльна Британии..., Но ведь я заметила, заметила, что-то не так. Он изменился, с тех пор, как мы приехали сюда, в Бомбей. Что-то произошло».

Люси молчала. Положив стопку конвертов на бюро черного дерева, девушка повернулась к Виллему: «Бесчестно рыться в личных вещах своих работников, и читать чужую переписку, мистер де ла Марк, -ее голос зазвенел.

– Мисс Вадия, – почти ласково заметил Виллем, – сразу видно, что вы совершенно не разбираетесь в торговых делах. Впрочем, вы женщина, это выше вашего понимания. У нас регулярно обыскивают рабочие места и постоянно проверяют исходящую и входящую корреспонденцию. Мы большая компания, у нас есть коммерческие тайны..., Все так делают. Но в ваших силах, – он опустил подсвечник на бюро, – помочь вашему брату. Он отменный работник, «К и К» пострадает, потеряв его, а что он увлекается, – Виллем поискал слово, – радикальными идеями, это у него от молодости. Если вы будете благоразумны...

Люси сжала зубы: «И в чем должно проявиться мое благоразумие, мистер де ла Марк?»

Он, неожиданно, поднял руку и погладил ее по смуглой щеке.

– Она очень хороша, – Виллем полюбовался гневным румянцем: «И девственница, конечно. Можно даже не думать ни о чем таком. Все равно мы отплываем. Что она с ребенком станет делать, меня не волнует».

– Вот в этом, – он кивнул на большую, под кисейным пологом кровать: «Вам понравится, мисс Вадия, я обещаю. Я опытный мужчина, – он усмехнулся и отпрянул. Люси хлестнула его по щеке.

– Немедленно выпустите меня, – потребовала девушка: «Вы не смеете, не смеете такое предлагать, я...»

– Вы цветная, – лениво улыбнулся Виллем, – вы все через такое проходите, рано или поздно. Я щедрый человек, подарю вам драгоценности..., Смотрите, мисс Вадия, – он указал на конверты, – за одно такое письмо можно пойти на виселицу. Сами знаете, какое сейчас время. Власти не будут благосклонны к сестре бунтовщика. У вас конфискуют имущество, и вы все равно окажетесь в содержанках.

Девушка оттолкнула его и выплюнула: «Делайте, что хотите, мистер де ла Марк, но я верю, что Грегори ни в чем не виноват. Идите прочь, – она рванула медную ручку двери, резное дерево затрещало.

– Пеняйте на себя, – холодно ответил Виллем, поворачивая ключ, – завтра вашего брата арестуют.

Люси и не помнила, как сбежала вниз, в библиотеку. Питер еще сидел над бумагами. Он увидел ее на пороге, в смятом сари, с растрепавшимися волосами, тяжело дышащую. Питер поднялся: «Что такое? Иди ко мне. Что случилось?»

Он налил ей вина. Люси, выпив, заплакав, начала говорить. «Мерзавец – подумал Питер, – наверняка, он все это сфабриковал. Вадия ничего общего с повстанцами не имеет. Я бы сейчас его из дома выгнал. Он здесь больше не хозяин, он не работает на «К и К», но Луиза ждет ребенка...»

Питер потянулся и взял шелковую салфетку: «Сейчас я тебя поцелую. Потом вытру лицо и провожу наверх, до двери твоей спальни. Там еще раз поцелую, – Люси улыбнулась сквозь слезы: «Потом ты запрешься, и будешь отдыхать. Я сам, – Питер вздохнул, – поговорю с Грегори. И с ним, – мужчина кивнул на потолок и помрачнел, – тоже. Ни о чем не волнуйся».

– Грегори не мог..., – сказала Люси, уже выходя из библиотеки: «Питер, поверь мне, я его знаю..., -Люси, внезапно, прервалась: «Но ведь я видела, видела, с ним что-то происходит..., А если он, действительно...».

– Не мог, – уверенно повторила девушка. Стоя у ее двери, Питер ответил: «Конечно. А теперь, – он поцеловал и перекрестил ее, – теперь спать. Завтра с утра я буду со всем этим, – он повел рукой, -разбираться».

Он подождал, пока Люси запрется. Взглянув на свой золотой брегет, Питер пробормотал: «За полночь. Вместе того, чтобы заснуть, думая о любимой девушке, я должен разгребать, – Питер поморщился, – всю эту грязь. Если бы он не был родственником, отцом семейства, я бы его на дуэль вызвал, сразу. И убил бы. С Грегори он не станет драться, конечно. Посчитает ниже своего достоинства..., А со мной пришлось бы. Ничего, – он постучал к Вадии, – кузен Виллем пожалеет, что мне дорогу перешел».

Грегори тоже не спал. Питер посмотрел на расчеты, что лежали на столе, на карту Цейлона: «Мы говорили, что надо и там плантации закладывать. Я только заметил, что на юге климат лучше для чая, а он запомнил».

– Кузен Грегори, – Питер присел на подоконник и посмотрел на темную гладь Аравийского моря, на далекие огоньки кораблей в порту, – мне надо с вами, – Питер помолчал, – посоветоваться кое о чем.

Вадия, растерянно, слушал. Потом, достав из деревянной шкатулки папиросу, он чиркнул спичкой. «Я ничего такого не писал, – зло сказал Грегори,– и не мог. Я с вами буду откровенен, кузен Питер, мне хотелось бы видеть Индию независимой. Но я не поддерживаю путь восстания, не считаю, что...»

Питер повел рукой: «Я все это знаю, кузен Грегори. В любом случае, – он усмехнулся, – вы христианин. Индуисты вас считают предателем. Зачем вам присоединяться к их борьбе?»

Он решил не говорить кузену о том, чего Виллем пытался добиться от Люси этими письмами. «Грегори тогда, – устало, подумал Питер, – пойдет и убьет его. У Виллема, каким бы он мерзавцем ни был, двое детей и третий вот-вот появится. Пусть себе уезжает в Европу».

– Зачем это ему было нужно? – Грегори курил, вдыхая влажный ветер с моря: «Зачем он хотел меня опорочить? Разве что если..., – он похолодел. Собравшись с силами, Грегори начал: «Мне тоже надо с вами посоветоваться, кузен Питер».

– Давайте, – отозвался мужчина. Потянувшись, взяв кофейник, он налил себе остывшего кофе. «Кажется, это надолго, – понял Питер. Взглянув на лицо Грегори, он, незаметно, вздохнул: «Надолго».

Виллем спустился к завтраку первым, держа в руках связку конвертов. Еще не рассвело, дом был тихим, слуги спали. Он, заварил кофе и присел к столу. Виллем перечитал письмо, что он намеревался лично отвезти в канцелярию бомбейского губернатора. Он написал его после того, как Люси ушла. Когда ее шаги затихли в коридоре, Виллем, взял свою механическую ручку, и усмехнулся. Он писал и бормотал себе под нос: «Гордячка. Посмотрим, что она запоет, когда ее брата повесят. Будет продавать себя старикам, а потом закончит сифилисом и портовым борделем».

С порога запахло сандалом. Виллем поднял голову: «Питер! Ты тоже рано встал». Кузен был в отменном скроенном костюме табачного цвета, с шелковым, кремовым галстуком, при цилиндре. Виллем хмыкнул: «Ты на склады в таком виде хочешь поехать? Не советовал бы».

Питер положил смуглую, сильную руку на конверты: «Я отправлюсь в другое место, кузен».

Виллем зажмурился. Тяжелый, бриллиантовый перстень играл в раннем солнце.

– Но сначала, – Питер кивнул на Вадию, что спустился по лестнице, в светлом костюме, с непокрытой, темноволосой головой, – я и кузен Грегори хотели бы с тобой поговорить, Виллем.

– Какие у него глаза, – подумал Виллем, – будто лед. Неужели эта дрянь пожаловалась брату? Им веры нет, они индийцы. Они все спят и видят, как бы выгнать отсюда белых.

Вадия налил себе кофе. Не садясь, глядя прямо на Виллема, он сказал: «Мы с Луизой, мистер де ла Марк, любим друг друга. У нас скоро родится ребенок. Поэтому Луиза останется здесь, в Бомбее, и мы с ней поженимся».

В столовой было тихо, так тихо, что Питер услышал дальний шум прибоя и крик какой-то птицы, что кружилась над домом, низкий, настойчивый голос, где-то там, в утреннем, еще нежарком небе.

Виллем повертел хрустальный бокал, а потом тяжело поднялся: «Вон отсюда, мерзавец! Чтобы я больше не видел тебя ни в своем доме, ни в своей конторе. С ней, – он прошагал к двери, – я сам поговорю, как положено».

Питер встал у него на пути: «Хочу тебе напомнить, Виллем, что этот дом больше не твой. На «К и К» ты уже не работаешь. Сейчас сюда придет Луиза, и я вас оставлю втроем. Вы все взрослые люди, договоритесь как-нибудь. А мне – он посмотрел на брегет, – надо увидеться со священником».

– Это еще зачем? – поинтересовался Виллем.

– Я венчаюсь, – Питер взял свой цилиндр, – с мисс Люси, в соборе святого Фомы. Всего хорошего, – он взглянул на покрасневшее от ярости лицо кузена.

Ночью, разговаривая с Грегори, Питер вздохнул: «Будем надеяться, что он пришлет Луизе развод, из Европы. Хотя ты сам знаешь, ты юрист, женщина в таком случае, как ваш, да и в любом другом случае, – Питер горько усмехнулся, – не имеет права оставаться с детьми. Они всегда переходят к отцу».

– Дети, – гневно ответил Вадия, – не вещи. Они сами могут сказать, с кем хотят остаться.

– Никто их и слушать не будет, – Питер потрепал индийца по плечу: «А если Виллем не даст Луизе развода, то..., – он не закончил: «Какая разница? Я не собираюсь увольнять отличного работника из-за того, что он любит женщину, и она любит его. Не будут их в гости приглашать, ничего страшного. Дядя Дэвид, в Америке, только к цветным в гости ходит, или к аболиционистам, таким же, как он сам. Никто другой цветную женщину и на порог не пустит».

– От нас бы и так все отвернулись, – заметил Вадия, – даже если бы мы были женаты. Здесь не принято, белой женщине выходить замуж за индийца. Ничего, справимся.

– Говоря о том, что не принято, – Питер усмехнулся, – я попросил руки твоей сестры, и она оказала мне честь, согласилась.

Вадия молчал, глядя в окно: «Думаешь, – наконец, проговорил индиец, – в Англии ее примут в общество? Там не восток, там другие порядки».

Питер глубоко затянулся папиросой: «Моя семья в десятке богатейших промышленников империи, дорогой кузен. Мнение общества меня нисколько не интересует, поверь мне. Все будет хорошо, – он, неожиданно, улыбнулся.

– Все будет хорошо, – повторил себе Вадия, и услышал голос Питера. Кузен обернулся, в передней. Смерив Виллема взглядом, он заметил:

– Разумеется, Грегори и его жена останутся здесь. Я не буду выгонять брата своей невесты. А ты, – он оправил сюртук, – можешь подождать своего корабля в гостинице. И если я узнаю, – лазоревые глаза заледенели, – что ты хотя бы попытался поднять руку на Луизу, Виллем, то тебе несдобровать. В моем доме никто не смеет даже пальцем прикоснуться к женщине. Веди себя достойно, понятно?

Виллем ничего не ответил. Дверь захлопнулась, со двора донесся скрип колес экипажа. Они услышали легкие шаги по лестнице. Луиза спускалась вниз. «Господи, – испуганно подумала женщина, – кажется, Грегори ему все сказал. Только бы обошлось, только бы он не стал..., – она, даже не думая, подошла к Грегори и взяла его за руку.

Муж стоял, откинув голову. Наконец, Виллем дернул щекой: «Никакого развода ты не получишь. И он, – Виллем указал на Грегори, – выбросит тебя на улицу, не надейся. Через год будешь просить подаяние..., – он осекся, увидев темные глаза индийца.

– Мистер де ла Марк, – вежливо сказал Грегори, – я знаю о тех письмах, которые вы подделали, чтобы меня опорочить. Вы, конечно, можете их отправить в канцелярию губернатора, да хоть самой королеве Виктории. Но вы дворянин, вы должны быть человеком чести, вспомните об этом. Мы с Луизой не виноваты в том, что полюбили друг друга.

Виллем посмотрел в голубовато-серые, большие глаза жены. Он стиснул зубы: «Я с детьми отплыву на ближайшем корабле, что идет в Европу, а ты можешь..., – он заставил себя сдержаться и широкими шагами пошел наверх.

Он даже не сомневался в том, что ему надо делать. Дети уже поднялись. Виллем, зайдя к сыну, коротко велел: «Собирайся, мы уезжаем в Европу на следующей неделе, а пока поживем в гостинице».

– Что случилось, папа? – мальчик недоуменно поднял глаза. Он был в матросском костюме, светлые волосы потемнели от воды. Ребенок умывался. Виллем решил: «В Бельгии отдам его в хороший пансион, потом в университет..., Маргариту отправлю в монастырь, до замужества. Ничего, что мы лютеране, ее примут. Надеюсь, из нее не вырастет такая же шлюха, как ее мать. Луизу в детстве мало били, все от этого. Я со своей дочерью такой ошибки не сделаю».

– Твоя мать, – Виллем оглядел большую, прибранную детскую, с глобусом, с картой мира на стене, с разложенными по столу учебниками, – твоя мать шлюха. Ребенок, которого она носит, родится от цветного, – Виллем поморщился: «Поэтому я запрещаю тебе даже говорить с ней, ясно? Спускайся, я пришлю слуг из гостиницы за остальными вещами».

– Папа..., – пробормотал мальчик, – как же так..., Папа...

– Я сказал, – Виллем обернулся на пороге и посмотрел на сына, что стоял, опустив руки, посреди детской. Серые глаза мальчика блестели: «Чтобы через пять минут ты был во дворе. Не смей даже приближаться к своей матери. Она все равно, что умерла».

С дочерью оказалось сложнее. Маргарита отчаянно помотала русоволосой головой: «Я никуда не поеду! Я хочу остаться с мамочкой и ребеночком, и ты меня не заставишь! Я не брошу маму!»

Виллем, было, занес руку. Он обычно не бил детей. Луиза, еще, когда они были маленькими, просила его на коленях не делать этого. «Но сейчас, – сказал себе мужчина, – такого не избежать. Иначе она ничего не поймет».

– Оставьте Маргариту в покое, мистер де ла Марк, – услышал он голос сзади. Девочка проскользнула под его рукой, Виллем даже не успел схватить ее за платье, и бросилась к Вадии. Она всхлипывала, спрятав лицо. Грегори, ласково, сказал: «Мы пойдем к маме, милая, и все вместе позавтракаем. Потом она отдохнет, а ты с Люси можешь поехать в лавки, если хочешь. Наверное, хочешь, – Грегори присел, обнимая девочку, – ты ведь будешь подружкой невесты».

– Мисс Люси выходит замуж! – ахнула Маргарита: «А за кого, дядя Грегори?»

– За дядю Питера, – улыбнулся индиец.

– Я хочу, – страстно сказала девочка: «Хочу шелковое платьице с бархатным поясом, новые туфельки, и веночек! Дядя Грегори, а как мамочка себя чувствует?»

– Хорошо, милая, – он улыбнулся, и они ушли вниз по лестнице. Вадия держал девочку за руку. «Хорошо, – процедил Виллем, провожая их взглядом. Он, внезапно, усмехнулся: «Этот мерзавец рассказывал…, Его прадед нанял пиратов, чтобы расквитаться с мистером Кроу? У него не получилось, а у меня получится».

Виллем оставил сына в гостинице. Ребенок только спросил: «Папа, а почему Маргарита с нами не поехала?». У мальчика были грустные глаза. Виллем переоделся в скромный, невидный сюртук: «Поедет еще, дорогой. Ты сиди здесь, носа на улицу не высовывай. Еду я заказал».

Он остановился у закрытой двери номера и сверился с блокнотом: «Сначала в порт, а потом, -Виллем нехорошо улыбнулся, – встречусь кое с кем. Нельзя не признать, что это восстание очень мне на руку».

Он велел портье никого не пускать в номер. Выйдя на улицу, миновав европейские кварталы, Виллем скрылся в глубинах базара.

Питер вернулся домой под вечер. Луиза, Грегори и Маргарита сидели на мраморной скамейке в саду, мужчина и девочка играли в шахматы. Луиза, завидев его, поднялась, и вернулась на террасу: «Он увез младшего Виллема». Питер заметил, как припухли ее глаза. «Ничего, – ответил он ласково, – все устроится, кузина Луиза, я обещаю. Пусть Грегори немного с вами побудет. Я его уговорю не ездить в контору. Из дома можно работать».

– Он мне все рассказал, Грегори, – Луиза сглотнула: «Я даже не знаю, как нам тебя благодарить, Питер...»

– Я поступил так, как должен был поступить любой порядочный человек, – пожал он плечами. Извинившись, Питер снял сюртук.

– Очень жарко, – он стер пот со лба. Люси, неслышно выйдя на террасу, взяла его за руку: «Я так рада за них, милый. Что случилось? – она коснулась нежным пальцем морщины на его лбу.

– Весь город гудит. Виллем не преминул появиться в церкви и еще кое-где, – неохотно отозвался Питер: «Я договорился со священником, нас на следующей неделе обвенчают. Пришлось лицензию купить, – он поднес к губам ее тонкие пальцы: «Скажи портнихе, чтобы поторапливалась».

– Она все сделает, – кивнула Люси. Глядя в сад, девушка добавила: «Они такие счастливые. Даже светятся, посмотри. А почему, – Люси все держала его руку, – почему ты хочешь поторопиться, Питер?»

Сад был залит сиянием заката, от скамейки доносился веселый голос Маргариты: «Сейчас я буду играть белыми и разобью тебя, Грегори!». Луиза сидела, вышивая что-то. Питер, посмотрев на птицу, что парила над вершинами деревьев, вдохнул запах магнолий.

– Не знаю, милая – наконец, ответил он: «Просто мне кажется, что так надо. Поцелуй меня, – попросил Питер, – я тебя целый день не видел, соскучился. Они не заметят, – мужчина, невольно, усмехнулся.

Люси шепнула: «Сейчас я сварю кофе, такой, какой ты любишь. Пойдем в библиотеку, я тебя поцелую, и не один раз, и ты мне расскажешь, что сегодня делал в конторе. И я тебе расскажу, – она провела теплыми губами по его щеке.

– Конечно, – кивнул Питер, все еще слыша сухой голос священника в соборе святого Фомы:

– Мистер Кроу, прихожане не поймут, если я позволю этой, – он поискал слово, – женщине, появиться на службе, в ее, – преподобный отец покашлял, – состоянии. У меня был мистер де ла Марк. Я просто не могу, как бы это сказать, поощрять подобное поведение, я слуга церкви. Я вам советую, пусть ваше венчание с мисс Вадия, будет, – священник замялся, – негромким. Но даже в этом случае, я не впущу в церковь людей, откровенно презревших заповеди Библии и общепринятые моральные правила.

– Хорошо, – коротко поклонился Питер. Оказавшись в церковном саду, он хмыкнул: «Скоро вся Индия будет об этом знать. Охота людям трепать языками».

Он стоял, прижимая к себе Люси, слушая щебет птиц, глядя на белокурую, неприкрытую голову Луизы, на Грегори и Маргариту, что склонились над шахматной доской. «Черт с ним, – сказал себе Питер, – я знаю, кто окрестит малыша. Все будет хорошо».

– Пошли, – шепнул он Люси, – я сейчас сделаю так, чтобы ты светилась.

– Я уже, – девушка потянула его за руку. Она была в темно-красном сари, лучи заката упали на шелк и Питер вздрогнул: «Будто кровь».

Питер приехал на Махим рано утром. Остановившись у раскрытых дверей церкви, он прислушался. Еще шла месса. В зале все сидели вперемешку, индийцы и белые. Он вспомнил: «Пьетро говорил, здесь белых католиков мало, только моряки. А индийцы все с юга, из Гоа, из Кералы». Он перекрестился. Присев на скамью сзади, Питер закрыл глаза.

Платье было готово, шелковое, цвета слоновой кости. Вчера он купил кольцо, с жемчужиной, окруженной бриллиантами.

– К слезам, – отчего-то подумал Питер, расплачиваясь, и отогнал эти мысли: «Ерунда». Дома было тихо. Люси занималась с Маргаритой, Луиза готовила вещи для ребенка, он с Грегори каждый день работал в библиотеке.

– Как только Виллем уедет, все успокоится, – говорил себе Питер: «Через год забудут об этом». От кузена ничего не было слышно, он только прислал слуг из гостиницы со списком вещей и сундуками. Луиза махнула рукой: «Нам ничего не надо. Все равно, Питер, – она присела на бархатный диван в библиотеке, – мы выедем отсюда, как только Грегори найдет подходящий дом».

– Не придумывайте, – ворчливо отозвался мужчина: «Когда мы с Люси отплывем в Кантон, я этот особняк просто сдам вам, вот и все. Бессрочно, – Питер усмехнулся.

Луиза вздохнула и положила ладонь куда-то на грудь, прикрытую шелком домашнего платья. «Как же это так? – она помолчала: «Питер, Виллем, он ведь и мой сын тоже, почему он, – губы женщины задрожали, – запрещает мальчику со мной видеться? И с его сестрой...»

– Подождите, – посоветовал Питер: «Когда младший Виллем подрастет, напишете ему. Он ответит, уверяю тебя. Ты все-таки мать».

– Мать, – подумал мужчина, глядя на то, как прихожане подходят к причастию: «Тетя Вероника тоже мать Пьетро, и что? Отрезанный ломоть, как говорится. Написала она что-то, сгоряча, можно понять, она мужа потеряла. Иисус нам заповедовал прощать людей, и не таить на них зла, а эти...»

Пахло воском, солью, немного специями с ближнего базара. Настоятель собора святого Фомы сразу отказал Питеру: «Мистер Кроу, они не скрывают своего прелюбодеяния, жизни в грехе, а вы, как я слышал, – священник помолчал, – им потворствуете. Я никак не могу позволить окрестить этого..., – он осекся и Питер помог:

– Ребенка. Я сам разберусь, – мужчина поднялся, – преподобный отец, кого приглашать под мою крышу. Дитя ни в чем не виновато.

– Как и они, – добавил про себя мужчина.

Месса закончилась, люди выходили из церкви, рядом зашуршала сутана. Пьетро, опустившись на скамейку, улыбнулся: «До нас тоже слухи добрались. Епископ меня, и других священников вызвал. Он велел, под страхом запрещения в служении, не венчать их и ребенка не крестить. Весь город только об одном и говорит».

– Больше бы работали, – кисло сказал Питер, – меньше бы времени оставалось на всякие сплетни.

Он знал, что кузен Виллем успел появиться и в канцелярии губернатора, и у адвоката. Луизе пришло распоряжение из конторы стряпчего. Ей предписывалось немедленно передать дочь под опеку отца. Луиза тогда, в библиотеке, отложила письмо. Подышав, женщина продолжила читать: «Поведение миссис де ла Марк ставит под угрозу нравственное развитие моей дочери. Я, опасаясь за ребенка, требую водворить Маргариту по месту моего нынешнего проживания, в гостинице «Принц Альфред».