Текст книги "Вельяминовы. Век открытий. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Нелли Шульман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 89 страниц) [доступный отрывок для чтения: 32 страниц]

На террасе, по огромному, мягкому ковру, были раскиданы шелковые подушки. Вечер был тихим, солнце золотило листву деревьев. «Евнухов и не видно, – поняла Шуламит, – хорошо они вышколены. Принесли все, что надо, и пропали».

Женщина полулежала, куря папиросу, отпивая кофе из серебряной чашки. Темно-серая вуаль была откинута. Безм-и-Алем улыбнулась: «Расскажи мне о себе. Ты ведь из Иерусалима? Я тоже там родилась, но тридцать лет здесь живу, – она обвела рукой парк.

– Из какой ты семьи? – спросила валиде-султан. Шуламит вздохнув, затянулась кальяном: «Не знаю, вы, может быть, слышали о нас…Мой отец, раввин Исаак Судаков. Меня зовут Шуламит».

– Я и не знала, что можно так бледнеть, – Шуламит испугалась, глядя на мгновенно побелевшие губы женщины. Валиде-султан залпом допила кофе. Шуламит, робко, спросила: «Ваше величество…все в порядке?».

Она молчала. Ткнув папиросу в хрустальную, тяжелую пепельницу, валиде-султан взглянула на Шуламит: «У Исаака…, твоего отца, была сестра, младшая».

– Да, – недоуменно отозвалась девушка: «Она на Масличной горе похоронена. Рядом с матерью своей, на нашем участке семейном. Папа мне о ней говорил, о тете Ционе. Она в погроме погибла, арабском, в Цфате. Тогда же, когда ее родителей убили. Ваше величество…, – красивая рука валиде-султан чуть подрагивала. Над садом вились белые голуби, было тихо, журчала вода в фонтане.

Безм-и-Алем подняла голову. Под серыми глазами залегли темные, тяжелые тени.

– Прости меня, пожалуйста, – тихо попросила она: «Прости, Шуламит. Я не знала, не могла предположить…, – она сжала пальцы, костяшки захрустели. Шуламит, все еще не веря, прошептала: «Тетя Циона…, Но как, как?»

– Я тебе все расскажу, – голос женщины был сухим, ломким. Шуламит, внезапно, подумала: «Она постарела. Никогда такого не видела. Как будто сразу на два десятка лет». Тетя говорила, глядя куда-то вдаль, на темно-синее, клонящееся к закату небо. Шуламит, закутавшись в вуаль, сидела, не смея посмотреть на лицо женщины.

Без-и-Алем остановилась, как будто ее голос наткнулся на что-то. Пошарив по ковру, она чиркнула спичкой:

– Я просто хотела, чтобы у меня были еврейские внуки…, – выдохнула валиде-султан: «Я не хотела ничего плохого, Шуламит, пожалуйста, прости меня…, Хотя такое не прощают, конечно».

– Ей было четырнадцать, – горько подумала девушка: «Кто я такая, чтобы ее судить?»

– Тетя, – Шуламит подобралась к ней и осторожно обняла, – тетя, милая, не надо, пожалуйста…, Если так все получилось, то я здесь останусь, буду рядом с вами…, Папе с мамой можно весточку послать. Они тоже поймут, обещаю вам. Моя мама очень добрая. Она младшая дочь тети Рахели, той, что в Англию замуж вышла.

– Я знаю, мы с Диной дружили – валиде-султан улыбнулась, сквозь слезы.

– Я вам все расскажу, – пообещала Шуламит: «Тетя, милая, не плачьте, вы теперь не одна». Валиде-султан нашла ее руку и пожала. Когда девушка закончила, Безм-и-Алем вздохнула:

– Нет, Шуламит, я тебя домой отправлю, и не спорь со мной. Нечего тебе здесь делать. Моего сына ты все равно не любишь, – она усмехнулась: «Да и вы слишком близкие родственники. Незачем, -валиде-султан налила себе кофе, – тебе от нашего народа отрываться. Я-то уже туда не вернусь, здесь умру, – Циона взглянула на Шуламит и, деловито, добавила:

– Мой сын добром тебя не отпустит, милая, даже если я попрошу. Он к тебе привязался, я сразу это увидела. Придется, – Безм-и-Алем задумалась, – придется тебе во второй раз утонуть. Это мы устроим. Еще хорошо, – она посмотрела на Шуламит, – что пока ничего…, – она повела рукой в воздухе и девушка покраснела.

– Ты замуж выйдешь, – валиде-султан обняла ее, – за хорошего еврея, забудешь обо всем этом. Что ты не девственница уже, так сейчас новое время. В Европе или Америке на такое внимания не обращают. Хотя бы этот юноша, Джошуа, о ком ты говорила…, А я, – Безм-и-Алем улыбнулась, -подружусь с той невесткой, что из Европы привезли.

Шуламит сидела, глядя на закат, что играл на западе, там, где лежал Стамбул. «Я больше никогда его не увижу, – поняла девушка: «Не увижу Сулейман-ага. Я не могу, не могу. Хоть бы с ним поговорить…»

– Тетя, – Шуламит решительно тряхнула укрытой вуалью головой, – я никуда не уеду. Пока что, -девушка подняла ладонь: «Я вам говорила, что там, на Святой Земле, мне никто из юношей не нравился, и это так. А здесь понравился. Вы послушайте».

Она говорила, запинаясь, краснея. Девушка опустила голову и прошептала: «Это как наваждение, тетя. Я не знаю, не знаю, что со мной. У меня никогда такого не было, – Шуламит помолчала, и, зарделась: «Даже с вашим сыном…я все равно, думаю о нем, о капитане…»

– Так будет хорошо, – Безм-и-Алем погладила девушку по щеке: «Сулейман-ага останется здесь. Абдул-Меджид, как только она забеременеет, не станет ее к себе звать. Так не принято. Потом я их обоих отсюда отправлю, и ребенка тоже. Слава Богу, что так все вышло. Если бы это был мой внук, я бы не смогла с ним расстаться. Мы, конечно, рискуем, но все можно устроить так, что никто ничего не заподозрит».

– А вы его знаете, тетя? – Шуламит вскинула заплаканные, серые глаза. «Капитана Сулеймана?»

– Он англичанин, – валиде-султан привлекла ее к себе и что-то зашептала. Шуламит покачала головой: «Тетя, милая, я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности. Не надо. Что теперь делать, – горько сказала девушка, – наверное, судьба у меня такая. Я просто уеду, и все, как вы хотели».

– И буду всегда его вспоминать, – вздохнула Шуламит.

Валиде-султан поднялась. Женщина, решительно, заметила: «Знаешь, милая, я жизнь без любви прожила, хотя, конечно, евреям в империи легче стало, не могу не признать. Но не надо такому примеру следовать. Хотя бы повстречайся с ним».

– А если я ему не понравлюсь? – Шуламит отчаянно уцепилась за руку женщины. Та только рассмеялась и поцеловала высокий, белый лоб: «Вот и посмотришь, – она махнула в сторону виллы: «Пойдем, умоем тебя, переоденем. Он придет скоро, Сулейман-ага».

– Если все получится, – загадала Шуламит, оказавшись в огромной, отделанной хрусталем и мрамором, ванной валиде-султан, – если все получится, я за ним, хоть на край света пойду. Англичанин, – она закрыла глаза и почувствовала, как умелые руки служанки моют ей голову. «Он не еврей, – Шуламит сидела, выпрямив спину. Девушка разозлилась: «Все равно. Я хочу жить с любимым человеком, вот и все. До конца дней моих».

Тетя отослала служанок и сама вытерла ее. Набросив на нее вуаль цвета осенних листьев, Безм-и-Алем, испытующе поглядела на племянницу: «Если у тебя ребенок появится, мой сын, скорее всего, сюда тебя переселит, на острова. Так обычно делают».

– Тетя, – простонала Шуламит, – о чем вы говорите? Я еще и не виделась с ним, с капитаном…, -девушка зарделась.

– Это я на всякий случай, – Безм-и-Алем легко опустилась на колени и сама надела девушке туфли.

– Пора, – велела она. Шуламит, растерянно, остановилась: «А что я ему скажу, тетя?»

– Думаю, – протянула валиде-султан, – не растеряешься. Мы в кабинете встречаемся. Там должны были все подготовить, – она посмотрела на часы и вышла. Шуламит, опустившись на кушетку, пообещала себе: «Не растеряюсь».

Советником оказалась женщина. Огромную комнату, устланная коврами, перегораживала шелковая ширма, утканная рисунками цветов и птиц. Пахло розами, немного, табаком, на его половине, на мраморном столике, стоял кофейник и открытая шкатулка с папиросами.

– А вдруг это она? – отчего-то подумал капитан Кроу: «Та, рыжеволосая. Нет, зачем я ей нужен? Калека, урод…». Он вздохнул и услышал ее голос, низкий, уверенный, требовательный. Женщина говорила на хорошем английском языке, но с заметным акцентом.

– Валиде-султан, – понял Стивен: «Ходят слухи, что она тоже из Европы, как предыдущая». Потом ему стало интересно. Проект канала оказался хорошо подготовленным. Капитан принял бумаги, что подсунули под ширму: «Конечно, – он замялся, – ваше величество, я просмотрю все документы, и подготовлю мнение инженера».

Из-за ширмы раздался смешок: «Нам бы хотелось, Сулейман-ага, иметь в нашем распоряжении независимого человека. Сами понимаете, месье Лессепс представит нам расчеты по строительству канала, которые будут сделаны, как бы это сказать…»

– С некоторыми преувеличениями, – помог ей Стивен. Валиде-султан согласилась: «Именно так».

Окна кабинета были раскрыты, из сада пахло цветами, и он услышал шуршание волн, совсем рядом, руку протяни. Стивен поборол тоску, что, казалась, наполнила все тело. Справившись с собой, он добавил: «Я немедленно займусь этим, ваше величество, и постараюсь сделать все как можно быстрее…»

– Можете не торопиться, Сулейман-ага, – услышал он совет из-за ширмы. Зашелестел шелк, заскрипела дверь, раздался какой-то шепот. Валиде-султан сказала: «Я здесь оставила еще кое-что. Думаю, вы этим заинтересуетесь. Можете отодвинуть ширму, когда я уйду. А я уже ушла, – она отчего-то рассмеялась. Стивен понял, что она закрыла за собой дверь, на ключ.

Он поднялся. Стемнело, он увидел, через шелк, как дрожат огоньки свечей. Небо в окне было звездным, огромным, над морем, на западе, вставала низкая, яркая луна. Стивен прислушался и уловил чье-то робкое, взволнованное дыхание.

Капитан, решительно, раздвинул ширму и замер. Она стояла, сняв вуаль, опустив голову, сжав руки. Рыжие волосы играли медным, ярким огнем. «Я не верю, – подумал Стивен, – не верю, такого не может быть».

– Сулейман-ага, – у нее были серые, большие, блестящие глаза. «Она на султана похожа, – подумал Стивен, – может быть, это сестра его…, Да что это я, с ума сошел? – оборвал себя капитан.

– Меня зовут госпожа Сальма, – девушка сглотнула, – Сулейман-ага, я хотела с вами поговорить…

Он был совсем рядом, высокий, выше султана, широкоплечий. От него пахло гарью, порохом, крепким, соленым ветром с моря. Шуламит почувствовала, что у нее закружилась голова. Она ухватилась рукой за стол и шепнула: «Сулейман-ага, я все время, все время думаю о вас, еще с тех пор, как увидела, там... – ее голос угас.

– Госпожа Сальма, – он стоял совсем рядом, не глядя на нее, – госпожа Сальма, не смейтесь надо мной. Вы не можете…, – он быстро прикоснулся ладонью к своему лицу.

– Рассмотрите меня, как следует, и позвольте мне уйти, – он поклонился и отвел глаза. Было слишком больно видеть ее. В темноте, в сиянии свечей, ее лицо было бледным, глаза светились серебром. Она говорила по-английски. «У нее тот же акцент, что и у валиде-султан, – невольно подумал Стивен: «Не европейский, какой-то местный. Если я к ней прикоснусь, я умру, от счастья».

– Вы дурак, – она приподнялась на цыпочки и провела пальцами по его щеке: «Молчите, Сулейман-ага, и дайте мне сделать то, что я давно хотела».

Она сама поцеловала его, нежными, мягкими, прохладными губами.

– Сердце, – почувствовала Шуламит: «Господи, как бьется. И его тоже». Он обнял ее, и девушка еле сдержала стон, так это было хорошо. Он целовал ее, удерживая в своих руках. Не отпуская Шуламит, он провел губами по теплым волосам, точно таким же, как в его снах: «Меня зовут капитан Стивен Кроу, Сальма. Ты мне снилась, все это время».

Ее щеки побелели, и Шуламит отозвалась: «Кузен Стивен…, Но как? Вы мертвы, нам прислали письмо, из Лондона, еще той осенью…Вы погибли в Крыму. Я Шуламит Судакова, ваша кузина, со Святой Земли…»

– Я жив, – он взял ее лицо в ладони: «Жив, Шуламит, и буду жить дальше, потому что теперь, – Стивен наклонился и поцеловал ее, – мне совсем, совсем ничего не страшно. Теперь ты рядом со мной. Я тебе все расскажу, – он потянул ее за руку, опускаясь на ковер.

Он говорил, целуя ее, а Шуламит, положив голову ему на колени, шепнула: «Сейчас нельзя бежать, милый. Это опасно, султан может отомстить. Я не хочу, чтобы мои родители, или тетя страдали».

– Тридцать лет все думали, что она мертва, – вспомнил Стивен: «Господи, и со мной могло это случиться. Нет, у нас такого не будет, обещаю. Доберемся до Иерусалима…, – он вздохнул: «Хорошо. Ты права, конечно, незачем рисковать. Вот только…, – он не закончил и отвел глаза.

Шуламит приподнялась и стала целовать его, медленно, бережно. «Если у меня будет ребенок…, -девушка прижалась к Стивену, – он отправит меня сюда, на острова, и больше не тронет. Потом, когда маленький подрастет, тетя все устроит, и мы бежим отсюда. Милый, – она прижалась щекой к его щеке, – я бы хоть сейчас пошла за тобой, куда угодно, на край земли, но нельзя, нельзя…, Надо потерпеть».

– Сначала я за тобой пойду, – Стивен расстегнул цепочку и снял кольцо: «Сейчас ты не можешь его носить, но ведь оно твое, Шуламит. Всегда, пока мы живы».

Она почувствовала прикосновение металла и зачарованно спросила: «Из чего оно, Стивен?»

– Из метеорита, – он сомкнул ее пальцы вокруг кольца: «Оно одно такое на земле, как и ты, конечно. Оно родилось там, – Стивен указал на звезды в окне, – в глубинах пространства. Когда-нибудь, – он ощутил ее тепло рядом, и сдержал стон, – когда-нибудь человек достигнет их, любимая».

За окном раздался глухой, настойчивый крик ворона. Шуламит, наклонившись, обняла его: «Я к тебе скоро приду, милый. Ночью. Жди меня, пожалуйста».

– Буду, – он поднес ее руку к губам и поцеловал длинные пальцы, один, за одним.

– Тетя найдет способ сообщить в Лондон, что ты жив, – пообещала Шуламит. В последний раз, прижавшись к его губам, девушка быстро выскользнула из комнаты.

Он вдохнул запах роз. Глядя на кольцо в своей руке, Стивен блаженно закрыл глаза, все еще слыша ее ласковый голос.

Валиде-султан сидела на кушетке, в своей спальне, просматривая бумаги. Шуламит остановилась у косяка двери, чувствуя, как у нее стучит сердце. Она присела в ногах. Тетя, взглянув на нее, улыбнулась: «Кажется, ты не растерялась».

Шуламит взяла у нее из руки папиросу. Затянувшись, девушка тряхнула головой: «Тетя, это мой кузен. Дальний. Капитан Стивен Кроу, из Лондона. Надо отправить письмо, для семьи, что он жив…»

Валиде-султан вздохнула: «Ладно. В конце концов, они сюда не приедут, да и мальчик напишет, что пока живет в Стамбуле, а потом вернется. Говорила я Абдул-Меджиду, что не надо так делать, не надо обманывать человека. Хотя теперь он еще лучше работать будет, – валиде-султан, незаметно, улыбнулась и кивнула: «Отправим. Наш посол в Лондоне многим мне обязан, он закупает для меня модные новинки. Пусть твой Стивен, – она поцеловала племянницу в щеку, – напишет шифром. У«К и К», думаю, разберутся, что это не мои мерки, а совсем другое».

– Тетя, – Шуламит обняла ее, – вы такая умная!

– Пожила бы здесь, – ответила валиде-султан, – стала бы такая же. А что….? – она зорко взглянула на племянницу. Шуламит подобрала под себя ноги: «Я к нему обещала прийти, тетя, когда…, – она не закончила и покраснела.

– Мы с тобой скоро, – потянулась валиде-султан, – морское купание устроим, дорогая племянница. А сейчас, – она погладила Шуламит по щеке, – спать, крепко и сладко. Я твоему капитану Кроу завтра подарок пошлю, – валиде-султан указала на серебряную клетку с голубями, на террасе, – я их сама учила, этих птиц. Пригодятся вам, – она подмигнула девушке: «И тебе такого дам, как ты в Стамбул уезжать будешь».

Шуламит только кивнула. Оказавшись в своей большой, пахнущей морской свежестью, опочивальне, устроившись в мягком шелке простыней, она заснула, улыбаясь. Она видела во сне белых, голубей над черепичными крышами Иерусалима, цветущее, гранатовое дерево, и ребенка, толстенького, рыжеволосого. Он, смеясь, делал первые шаги по зеленой траве сада.

Стивен и сам не знал, как прожил эту неделю. Он работал над расчетами, а потом евнух принес ему пару белых, голубей в плетеной корзине. «Это подарок, – поклонился слуга, – для того, чтобы господин советник и вы, всегда могли знать, как продвигается проект».

Капитан Кроу выпустил одного из голубей тихим, солнечным вечером. Птица покружилась над верхушками деревьев, исчезая за каменной стеной. Она вернулась, когда капитан сидел на террасе, за чашкой кофе. Голубь, щебеча, сел ему на руку. Стивен вытащил из-за медного кольца на лапке птицы записку.

– Сегодня, в полночь, – прочел он. Стивен ощутил, как бьется его сердце, прерывисто, наполняя все тело сладкой, такой сладкой болью.

Он ждал ее у ворот, в темноте, под светом звезд. Когда створка заскрипела, когда Стивен вдохнул запах роз, он опустился на колени, прижавшись лицом к шелку ее одежды. Под ним она вся была горячей, жаркой, такой, точно такой, как снилась ему. Рыжие волосы были распущены. Стивен, поднял ее на руки: «Как ты прекрасна, возлюбленная моя, как ты прекрасна, очи твои, очи голубиные».

Ее губы были совсем рядом, и он услышал лихорадочный голос: «Знамя его надо мною, любовь. Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви. Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня…., – Шуламит уткнула лицо ему в плечо: «Сейчас…Прямо здесь, любимый мой, я не могу, не могу больше ждать…»

– Как в раю, – Шуламит, сдерживая крик, прижимала его к себе, глядя в огромное, сияющее небо: «Как в раю, когда больше нет никого, только я и он. Вот как это, когда любишь». Стивен опустил ее на низкую кровать, и она уже больше ничего не помнила, только его голос, его слезы на своем лице, и свой стон. Они заснули, на исходе ночи, обнимая друг друга, так, что девушка слышала биение его сердца, так, что не осталось ничего, что бы их разделяло.

Шуламит открыла глаза и увидела белых, голубей, что сидели на мраморном подоконнике. Было самое раннее, самое нежное, прохладное утро, и она привстала: «Надо уходить, тетя будет ждать меня у ворот».

– Еще немного, – попросил Стивен, целуя ее теплую, белую шею, нежные лопатки, спускаясь все ниже. «Я знаю, знаю, что я тебя увижу сегодня ночью, но я не могу тебя отпустить».

– Никогда не отпущу, – сказал он ей на ухо, слыша ее низкий, тихий стон: «Цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей, любовь моя. Твой голос, Шуламит».

Девушка скомкала, порвала шелк простыней, и, перевернувшись на спину, обняла его. Голубь, захлопав крыльями, влетел в комнату и закружился над ними.

В кабинете было солнечно. Абдул-Меджид, взглянул на капитана: «Совсем оправился. С лицом, конечно, ничего не сделаешь, но глаза сияют». Султан, незаметно, посмотрел на часы: «Что там этот кизляр-агаши? Хоть бы записку прислал».

Абдул-Меджид вернулся из Эдирне две недели назад и сразу велел привезти к нему Сальму. У девушки было спокойное, счастливое лицо. В постели, обнимая ее, султан сказал: «Я рад, что ты подружилась с матушкой. Кизляр-агаши мне доложил, что она тебе голубей подарила?»

Девушка кивнула и, лукаво, опустила глаза: «Впрочем, если все получится, ваше величество, – она поцеловала его руку, – то я вернусь, туда, – Сальма махнула в сторону моря, – ребенка лучше носить в тишине».

– Конечно, – прошептал султан, любуясь ее нежным, отливающим жемчугом телом: «Сейчас и займемся будущим наследником престола, милая Сальма».

Шуламит опасалась, что султан заметит перемены в ней, однако Абдул-Меджид, как всегда, только погладил ее по голове и сладко зевнул: «Иди, милая, скоро увидимся».

Вчерашним утром кизляр-агаши вошел к нему. Султан сидел, просматривая черновик фирмана о строительстве канала. Наклонившись над его ухом, евнух что-то зашептал.

– Я тебе говорил, – довольно заметил Абдул-Меджид, отложив перо, – что ей просто надо отдохнуть. Девочку везли сюда, Аллах знает, какие бандиты, в отвратительных условиях…

Евнух, оскорблено, вздернул бровь и развел руками: «Ваше величество, вы, конечно, правы. Я позову дворцовых врачей. Надеюсь, мы вам сообщим хорошие новости, скоро».

– Скоро, – недовольно пробормотал Абдул-Меджид, исподтишка посматривая на свой золотой, выложенный бриллиантами, хронометр, швейцарской работы.

Стивен стоял, выпрямившись, мимолетно, легко улыбаясь.

Она сказала ему все еще на островах. Она лежала, рассыпав волосы по его плечу, тяжело, счастливо дыша. Шуламит, взяв его руку, положила ладонь себе на живот: «Пять дней, как ничего нет, милый». Стивен целовал ее ноги, от маленьких, пахнущих морем и солнцем пальцев, поднимаясь к нежным коленям, туда, где все было влажным и горячим: «Ты знаешь, знаешь, Шуламит. Я весь твой. Ваш, -поправил он себя, прикасаясь губами к теплому животу.

– Мне надо будет вернуться в Стамбул, – Шуламит оказалась в его руках. Стивен, как всегда, потерял счет времени. Он слышал ее нежный, дрожащий, голос, голос горлицы, голос счастья.

– Ненадолго, – выдохнула девушка: «Знай, – она наклонилась над его лицом, купая его в своих теплых волосах, – я твоя жена и так будет всегда». Шуламит поцеловала кольцо, что висело у него на шее. «Валиде-султан меня будет вызывать на острова, – подумал Стивен, гладя ее по спине, держа за стройные плечи, чувствуя ее поцелуи: «Я увижу Шуламит…, Господи, за что мне такое счастье…»

– В Иерусалиме нам нельзя будет оставаться, – сказала она ему, сразу: «Мало ли что, мы Оттоманская империя. Уедем в Лондон…, – девушка улыбалась: «Можно пожениться, в Америке, например».

– Так и сделаем, – уверенно ответил Стивен: «Я хочу, чтобы все было, как надо. Но все равно, – он сомкнул руки у нее на животе, – наши дети будут евреями».

Он передал валиде-султан, вместе с расчетами, записку для дяди Мартина. Цифровой шифр был легким. Стивен надеялся, что у «К и К» его поймут. Шуламит покачала головой: «Нет, милый, моим родителям опасно что-то сообщать. Во-первых, тетя не доверяет евнухам, даже кизляр-агаши. Хоть он и еврей, но может нас предать. А во-вторых, я знаю своего папу, – девушка вздохнула, – получив такое, он приедет сюда, в Стамбул».

– И? – осторожно спросил Стивен, целуя ее.

– И ему отрубят голову, – мрачно ответила Шуламит: «Ты не забывай, – она приподнялась на локте, -это у вас, в Европе, в Америке, евреи пользуются полными гражданскими правами. Здесь мы до сих пор платим налог султану, джизья, как люди второго сорта. Нам нельзя служить в армии, носить оружие, быть чиновниками. Даже в суде наше свидетельство не принимается, – она замолчала, и Стивен уверил ее: «Все это когда-нибудь изменится, обязательно».

– Я очень рад, Сулейман-ага, – султан прошелся по кабинету, – что вы решили остаться в Стамбуле. Мой советник, – Абдул-Меджид усмехнулся, – сообщает, что вы очень ему помогли.

Лазоревые глаза капитана заблестели. «Ваше величество, – Стивен поклонился, – это большой проект, первый такого рода, во всем мире. Для меня честь участвовать в нем».

– Родится маленький, – нежно подумал Стивен, – и мы с Шуламит уедем, как он подрастет немного. Или она. Я инженер, придумаю что-нибудь. На воде часто бывают несчастные случаи. И валиде-султан нам поможет.

– Спасибо, – искренне сказал Абдул-Меджид, – спасибо вам, Сулейман-ага. Со своей стороны, я обещаю сделать ваше пребывание в Стамбуле еще более приятным, – султан задумался: «Может быть, действительно, последовать совету мамы и подобрать ему девушку? Не красавицу, конечно. Красавица на такое не согласится. Какую-нибудь простушку, юную…, – он покашлял: «Сулейман-ага, если вы хорошо себя чувствуете…»

Капитан поднял руку: «Спасибо вам, ваше величество, но у меня в семье, – он отчего-то улыбнулся, -принято дождаться любви. Такая у нас традиция, – Абдул-Меджид заметил лукавые огоньки в его глазах.

– В этом, – задумчиво сказал султан, – мы с вами схожи, Сулейман-ага.

Он принял записку, что внес евнух, на серебряном подносе. Султан извинился: «Я вынужден вас покинуть. Возвращайтесь к своей работе, Сулейман-ага».

Он ушел, а Стивен все стоял посреди кабинета, положив руку на кольцо у себя на шее, под халатом, глядя ему вслед, задорно вскинув голову. Капитан пошел вниз по хрустальной лестнице и поймал себя на том, что все еще улыбается.

Сальма сидела на расстеленном по террасе ковре. Абдул-Меджид замер. Она была в светлом, цвета слоновой кости, шелке. Белые голуби ворковали у маленьких, босых ног. Девушка обернулась, птицы вспорхнули. Султан, опустившись рядом, привлек ее к себе: «Я так рад, милая. Теперь тебе надо быть осторожной. Кизляр-агаши все устроит, с твоим переездом на острова. Будешь жить рядом с моей матушкой, а я тебя буду навещать».

– В мае, ваше величество, – шепнула она, – когда расцветут розы, когда вернутся перелетные птицы. Я так счастлива, так счастлива…

Он заметил слезы на серых глазах и решил: «Сделаю ей подарок. Мы поженимся, конечно, но ведь она его заслужила, любовь моя. Они все заслужили. Это будет правильно, хорошо для империи».

– Отдыхай, – Абдул-Меджид поцеловал ее куда-то за ухо: «Я с тобой отправлю личного врача, лежи на кушетке, читай книги. Следующим летом ты станешь моей единственной кадиной, дорогая гедзэ, – он погладил ее живот и поднялся. Когда терраса опустела, Шуламит открыла потайное отделение на своем золотом браслете. Его девушке подарила тетя.

Шуламит бросила зерен голубю. Сунув записку за медное колечко, подойдя к перилам террасы, она выпустила птицу в небо. «Лети, – шепнула девушка, – лети к моему любимому». Голубь закувыркался в воздухе. Расправив крылья, птица исчезла за мощной стеной, что отделяла женскую половину дворца.

Кизляр-агаши ждал его в коридоре.

– Начинай готовить переезд госпожи Сальмы, – серые глаза султана немного погрустнели, – отправь с ней врача, евнухов, служанок…Я буду ее навещать, часто, – султан провел рукой по непокрытым, темным волосам. «Будет сын, – внезапно подумал он: «Я знаю, я уверен, будет сын».

Евнух низко поклонился и замялся: «Кого бы вы хотели видеть, ваше величество…»

– Сальму, – чуть не сказал Абдул-Меджид: «Госпожу Амину, и еще двух-трех девственниц, на твой вкус, милый мой. Я давно понял, – он подмигнул евнуху, – что ему можно доверять».

Вернувшись в кабинет, он закрыл двери. Взяв блокнот и фаберовскую ручку, султан присел на подоконник. Черные стрелы минаретов уходили в яркое небо, пахло морем. По Босфору сновали лодки, красные, охряные, черепичные крыши взбирались на холмы.

– Весной, – услышал султан ее голос.

Он открыл блокнот: «Указ о предоставлении полных гражданских прав подданным Оттоманской империи, вне зависимости от их вероисповедания». Абдул-Меджид писал и улыбался. Он вспоминал белых, голубей, что вились вокруг ее рыжей, изящной головы, и видел перед собой большие, ласковые глаза Шуламит.